CC BY
66
ОТ ПРАКТИКИ К ИСТОРИИ И ТЕОРИИ
Отметим исследовательские координаты монографии Сергея Дмитриевича Черкасского «Мастерство актера. Станиславский. Болеславский. Страсберг» (СПб, РГИСИ, 2016): географическая широта, историческая глубина, научная основательность. Объем труда велик - почти 70 печатных листов, серьезные приложения в виде списков постановок и сочинений Болеславского и Страсберга, указателей имен и произведений литературы, театра, кино. Представлены сотни иллюстраций. Новая книга - расширенное и углубленное изложение диссертации «Режиссерско-педагогическая деятельность Р.В. Болеславского и Л.Страсберга 1920-х-1950-х годов как опыт развития системы Станиславского» (2012) - посвящена искусству актера, тому, как понимать и как воспитывать артистов. Отражение практики в теории.
Сергей Черкасс км й
МАСТЕРСТВО АКТЕРА
етлмпелАьетп
БОЛЕСЛАЬСКИП
етрлсБОТ"
шшшшшш,
Товстоногов сожалел, что у Станиславского не хватило времени поставить на научные ноги режиссуру, потому что все свои силы он посвятил изучению труда актера и формированию законов его существо-
вания на сцене. Монография Черкасского показывает, что и завершенное, казалось бы, учение на практике претерпевает значительные метаморфозы. И точка в нем не может быть поставлена.
Монография Черкасского носит объединительный характер. Театр - предполагает автор монографии - един, законы его развития едины, и искать нужно то, что создает цельную картину движения мирового театра.
Новые методики, старые, отодвинутые в сторону учения, реконструкции побочных ветвей системы Станиславского - проблемы для театроведения актуальные. Ученые, разумеется, не проходили мимо. Станиславский, Первая студия МХТ, Михаил Чехов, Ли Страсберг - наиболее популярные персонажи отечественных и иностранных книг по истории и теории театра. Но изучались эти темы локально, в границах определенной страны и временного отрезка. Кроме того, ХХ век интересовался режиссурой больше, чем актерским искусством. Актеры часто становились предметом научного внимания в связи с тем или иным театральным направлением.
В монографии вычерчена сквозная линия истории учения Станиславского и его последователей. На обложке книги три портрета - Станиславский, Болеславский, Страсберг. Их лица словно символизируют Россию, Европу, Соединенные Штаты. Важнейшим звеном истории, вернее, фигурой, связующей времена и пространства, становится Ричард Болеславский. Актер, режиссер, педагог, теоретик, экспериментатор, - именно он становится проводником в обширном мире (море!) монографии. Тут можно говорить именно об образе Боле-славского (хотя существенен научный подход - биография, анализ ролей и спектаклей, педагогики, оценка вклада в практику и теорию театра). Черкасский не преувеличивает масштаб этой личности, он объективен. Европейскую и американскую половины жизни Болеславского рассматривает как становление мастера в меняющихся условиях. Также и Ли Страсберг предстает на страницах монографии полноправным участником всемирного движения к театральной правде. Да и сам Станиславский, на котором, выражаясь фигурально, не осталось живого места, тоже предстает -благодаря новым данным о связи с учением йогов и психоанализом - в несколько ином свете. Может возникнуть вопрос: кто он, этот Станиславский? Тот человек, который обратился в последние годы к действию (породившему метод действенного анализа и метод физических действий), или тот, что работал этюдами? Черкасский склоняется к тому, что К.С. просто не успел соединить все части Системы в единое целое.
И все же именно она - своеобразная Библия театра (не случайно пишется с большой буквы) становится подлинным героем книги. Рассмотрены не только составляющие Системы, но также ее толкования и способы изложения, возникающие при этом идеологические искажения, периоды взлета и падения внимания к ней, особенности разных изданий и технические накладки редактуры, имеющиеся переводы.
Обложка книги «"Надежда" на Моховой -100лет спустя. Опыт реконструкции театральной педагогики Первой студии МХТ»
В изложении Черкасского бытование Системы - от замысла создателя до понимания учениками и последователями - предельно драматично.
В монографии с подлинно научной дотошностью рассмотрены разные элементы актерской психотехники.
В том числе - этюд. Начиная с середины ХХ века, он поставлен практиками в центр внимания, хотя суждения о нем кардинально расходятся. Как один из элементов работы актера над ролью, как полноценный элемент системы этюд появился у К.С. В первостепенный инструмент действенного анализа его выдвинула М.О. Кнебель. Н.В. Демидов разработал на его основе технику воспитания актеров, которая подхвачена разными театральными школами и нередко противопоставляется Системе. З.Я. Корогодский и В.М. Фильштинский
■ Pro книги
весь процесс режиссирования строили и строят с помощью этюда. Считается, что так работал А.В. Эфрос, что на этюдный метод опирается и Л.А. Додин, ученик Б.В. Зона, приверженца Системы. Он, как и Г.А. Товстоногов, был уверен, что этюд - только вспомогательное средство, применимое в отдельных случаях. Черкасский в своей книге рассказывает об этом методе в театральной истории ХХ века, собирая и обобщая аргументы, как «за», так и «против».
Черкасский - исследователь, вникающий в ход процесса - разбирает творческие конфликты между Вахтанговым и Болес-лавским; между Стеллой Адлер и Страсбер-гом, между двумя ветвями американского репертуарного театра ХХ века Гилд и Груп (Guild Theatre и Group Theatre); а также противоречия режиссерских и педагогических установок. Черкасский не выказывает личных предпочтений. Кажется, что его цель -примирить то, что кажется непримиримым. Исследование Черкасского обращено на сто лет назад, но, следуя за рассказчиком, мы входим в обстоятельства прошлого как в современность.
Автор постигает Систему не только по многочисленным источникам, но также через собственную педагогическую деятельность. Как практик он пользуется плодами своего интеллектуального труда - организует процесс обучения в петербургской Академии (РГИСИ) по заветам Первой студии и включает в репертуар «Гибель "Надежды"», «Месяц в деревне», «Сверчок на печи». Спектакли показывают почти одновременно с выходом монографии.
Такого в театральной педагогике еще не было. Проверить, в какой мере реконструированная версия соответствует источнику, зрители не могут, но важен сам факт подобных «уроков истории» в мастерской Черкасского.
Труднее и интереснее всего было поставить «Гибель "Надежды"». Эпическое по сути «полотно» игралось на Малой сцене Академии. Сценография из мелко- и
крупноячеистых сетей и морских канатов живописно «драпировала» вечный «черный кабинет» малой сцены, ее колонн и камина словно и в помине не было (в этом преображении участвовали студенты Академии художеств. О подобном сотрудничестве начинающих театральных специалистов мечтал Товстоногов).
Молодые актеры играли по жизненной правде. Они вживались и переживали. Каждая роль этого спектакля заслуживает упоминания - все проработаны и в пластике, и в интонациях. И в памяти, знании.
Значим ансамбль и в «Сверчке на печи» Чарльза Диккенса. В свое время поэтический опус Первой студии в режиссуре Леопольда Сулержицкого и Бориса Сушкевича, с легендарными ролями Михаила Чехова (Калеб) и Евгения Вахтангова (Текльтон), своей целительной простотой должен был утишить мир 1914 года, потрясенный ужасом мировой войны. Современным студентам более всего удалась вольная гротескная игра. Что до уте-шительства, оно совершенно не в чести у нашего времени. Поэтому сентиментальность студентами Черкасского изображалась снисходительно и иронично.
«Месяц в деревне» Тургенева (еще одно послание от Первой студии) они увидели в совершенно неожиданном жанре - водевиля. Оказалось, что пьеса прекрасно себя в нем чувствует. Строгий психологический рисунок уступил место озорному представлению.
Сейчас Черкасский - профессор, доктор искусствоведения, активный пользователь истории театра, им самим прочитанной, -набрал новый курс. И принципы обучения, максимально сближенного с историей, наверняка перейдут к его новым ученикам.
Елена Горфункель
