CC BY
37ИСТОРИЯ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ
история русской православной церкви в годы революционных потрясений
А. Л. Беглов
От попыток обуздать «приходскую революцию» — к мобилизации прихожан. Приходский вопрос в Российской православной церкви в 1917-1918 годы
Статья посвящена рассмотрению вопроса о том, как и почему изменялось отношение церковного руководства к проблеме прав и обязанностей прихожан в период между весной 1917 г. и летом 1918 г. Автор показывает, что «приходская революция» весны — лета 1917 г., в ходе которой прихожане взяли в свои руки управление храмовым и приходским имуществом и назначение членов причта, первоначально воспринималась как разрушительный процесс. Церковные власти стремились ограничить ее последствия. Однако в условиях начавшихся на рубеже 1917-1918 гг. преследований духовенства и верующих со стороны советской власти именно миряне и их объединения стали восприниматься как сила, способная защитить церковь. В результате к лету 1918 г. произошла легализация «приходской революции» и ее последствий. Большевистское руководство невольно способствовало этому, поскольку декрет «Об отделении церкви от государства...» оставлял место для легальной деятельности низовых религиозных структур. Значимыми вехами в адаптации церковного сознания к новой реальности стали постановление патриарха и Синода от 28 февраля 1918 г. и дискуссия на Соборе 1917-1918 гг. о приходском имуществе, состоявшаяся в апреле 1918 г. Все эти события создали условия для бурного приходского возрождения 1920-х гг., частью которого был и расцвет братств, приходских союзов и других подобных организаций.
ключевые слова: революция 1917 г., Российская православная церковь, православный приход, «приходская революция», Собор 1917-1918 гг., декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», объединения мирян.
Эта статья будет посвящена рассмотрению вопроса о том, как и почему изменялось отношение церковного руководства к проблеме прав и обязанностей прихожан в период между весной 1917 г. и летом 1918 г. В этот сравнительно короткий промежуток времени кардинальные изменения происходили не только в политической и общественной, но и в церковной жизни страны. В том числе, по инициативе «снизу», во многом стихийно была перестроена система внутриприходских отношений, произошла «приходская революция». Именно в этот период были заложены условия для бурного приходского возрождения 1920-х гг., частью которого, в частности, был расцвет братств, приходских союзов и других подобных организаций. Вопрос о том, как церковное сознание адаптировалось к новой реальности и какое место в этом процессе сыграло постановление патриарха и Синода от 28 февраля 1918 г., также станет предметом исследования в этой статье. Мы рассмотрим изменения внутри церковного организма в контексте стремительно изменявшихся социальных и политических условий. Под церковным руководством мы понимаем не только собственно представителей высшего церковного управления, епископат, представителей белого духовенства, включенных в систему церковного управления, но и такой орган, как Священный Собор Православной Российской Церкви 1917-1918 гг., который как раз в этот период активно формировал свою позицию по приходскому вопросу. Источником нам послужат как официальные документы органов церковного управления, прежде всего, высшего, так и материалы периодической печати, а также документы Собора 1917-1918 гг., в том числе документы по приходскому вопросу, недавно введенные в научный оборот в рамках проекта по научному изданию соборных документов.
Напомним, что вопрос о преобразовании православного прихода обсуждался в Российской империи с 1860-х гг. Уже тогда было осознано кризисное состояние прихода, вызванное в особенности отстранением прихожан от участия в распоряжении приходским имуществом, лишением прихода прав юридического лица, возложением тяжелого фискального бремени на приходы. С 1905 г. речь шла уже о реформе прихода, которая расширила бы права прихожан в сфере самоуправления, допустила бы их к рекомендации своего кандидата в члены приходского причта и к распоряжению приходским имуществом. Планировалось издать приходский устав, который бы регламентировал все стороны
жизни прихода. Но эта реформа не состоялась до революционных событий 1917 г. [Беглов 2014а; Беглов 2014б; Беглов 2014в; Беглов 2016].
Весной — летом 1917 г. произошла «приходская революция». Прихожане взяли власть в приходах в свои руки, они стали «явочным порядком» распоряжаться храмовым и приходским имуществом, во многих случаях прекратили отчисления средств в епархии, начали изгонять неугодных священников и избирать на их место новых, причем епархиальные преосвященные должны были считаться с выбором прихожан [Фриз, 89-92]. Позиция центральных церковных властей — Святейшего синода, а затем Предсоборного совета — отличалась двойственностью. С одной стороны, «приходская революция» была настолько масштабным и повсеместным явлением, что не считаться с ее последствиями было невозможно. С другой стороны, церковные власти с самого начала пытались скорректировать ее последствия, поставить власть прихожан в определенные рамки. Прежде всего, это касалось практики удаления священников из приходов и избрания новых, а затем и вопроса о распоряжении церковно-приходским имуществом. Можно сказать, что церковные власти в течение года, с мая 1917 г. по апрель 1918 г., предприняли попытку осуществить «приходский термидор», ограничить «завоевания» приходской революции. Основные этапы этого процесса таковы.
1-5 мая 1917 г. было принято определение Синода «О привлечении духовенства и паствы к активному участию в церковном управлении», которое было разработано комиссией под председательством митр. Арсения (Стадницкого). Именно это определение призывало собирать епархиальные съезды, чтобы обсуждать не только церковные, «но и общие вопросы о положении православной Церкви в Русском государстве» [О привлечении духовенства и паствы, 3]. В той части, в какой оно касалось приходской жизни, определение пыталось ввести в канонические рамки «приходскую революцию», в том числе ограничить возможность удалять священника из прихода. В определении четко оговаривались случаи, когда место в приходском причте считалось свободным: за смертью занимавшего его члена причта, выходом за штат, перемещением или лишением места по суду. В этих случаях прихожанам предоставлялось право избирать на освободившиеся места «достойных кандидатов» при соблюдении следующих условий: 1) выборы производятся на приходском собрании под председательством благочинного
или специально уполномоченного епархиальным архиереем лица прихожанами, пользующимися общими выборными правами и «принимающими живое участие в делах и таинствах Православной Церкви»; 2) в случае недостаточного образовательного ценза избранного лица епархиальный архиерей подвергает его испытанию в особых, специально учрежденных комиссиях по программе, выработанной епархиальной властью; 3) за епископом остается право утвердить или отклонить предложенную кандидатуру, в последнем случае он объясняет прихожанам причину такого отказа; 4) в случае не утверждения их кандидата прихожане сохраняют за собой право избрания нового кандидата тем же порядком; 5) избранный священно-цер-ковнослужитель может быть уволен от своего места только по суду или по собственному желанию [О привлечении духовенства и паствы, 3; Савва, 271-274 и сл.].
1 мая 1917 г. Синодом была образована комиссия под председательством еп. Андрея (Ухтомского) для разработки вопроса о православном приходе. Комиссия еп. Андрея заседала в течение мая 1917 г. и в спешном порядке разработала «Общие положения об организации православного прихода» и «Временное положение о православном приходе». Первый документ предполагалось вынести на утверждение Временного правительства, а второй утвердить в порядке церковного законодательства. Оба документа фактически закрепляли сложившуюся ситуацию. Храмовое имущество объявлялось собственностью прихода. За прихожанами признавалось право избрания членов причта. Правда, за епископом сохранялось право вето, но свой отказ он должен был объяснить прихожанам. Авторы «Временного положения» пытались ограничить произвольное смещение прихожанами клириков со своих мест, оговорив, что это может происходить только по суду или по их желанию. При этом, согласно «Временному положению», приход фактически переставал считаться территориальной организацией: этот принцип не упоминался, прихожанами считались все, записанные в приходскую книгу. Епископ Андрей активно популяризировал идею добровольного прихода [Проект преосвященного Андрея 1917а, 3-4; Проект преосвященного Андрея 1917б, 4; Андрей, 1-2].
1-12 июня 1917 г. в Москве проходил Всероссийский съезд духовенства и мирян, который образовал особую секцию по приходскому вопросу. Ее председателем стал юрист и публицист А. А. Папков, один из самых известных авторов, писавших о при-
ходе [Беглов 2014а, 249-252]. Секция разработала свой проект «Основных положений о приходе», в котором приход признавался юридическим лицом и собственником всего имущества, в том числе храмового, причем это рассматривалось как мера, призванная защитить святыни и церковную землю от возможного отчуждения. Но 8 июня, когда проект секции был вынесен на рассмотрение общего заседания съезда, последний принял его с поправкой: храмовое имущество поступало в управление прихода, но не в его собственность [Всероссийский съезд, 1-2; Необходима ли передача, 2-4]. Предсоборный совет, работавший в Петрограде 12 июня — 31 июля 1917 г., разработавший Устав Собора и готовивший проекты ряда соборных документов, встал на точку зрения Всероссийского съезда, а не комиссии еп. Андрея [Документы Собора. Т. 1, 1027-1031]. Таким образом, весной и летом 1917 г. церковное руководство делало последовательные попытки ограничить последствия «приходской революции», прежде всего, в части смещения и назначения духовенства, а затем и в части распоряжения приходским имуществом. Оговоримся, что перечисленные постановления церковной власти в рассматриваемый период не имели никакого влияния на реальное положение дел в приходах, там по-прежнему хозяевами были прихожане.
Священный Собор Православной Российской Церкви, начавший свою работу 15 августа 1917 г., также первоначально выступал в приходском вопросе как достаточно консервативный орган, стремившийся окончательно обуздать «приходскую революцию». Соборный отдел «О благоустроении прихода», созданный уже 31 августа 1917 г. и работавший до 16 апреля 1918 г., был вторым по числу записавшихся в него членов Собора, что говорит о том внимании, какое привлекал приходский вопрос. Главной задачей Отдела было создание соборного приходского устава. В его основу легли следующие положения. Приход должен был формироваться по территориальному принципу, хотя еще на рубеже веков обсуждался вопрос о добровольном принципе формирования прихода и этот принцип активно пропагандировал еп. Андрей (Ухтомский). В уставе был разработан порядок рекомендации прихожанами своего кандидата в члены приходского причта, причем епископ мог отклонить этого кандидата как на стадии отбора кандидатур, так и после выборов. Речь об удалении священника по воле прихожан, конечно, не шла. Храмовое и приходское имущества, по проекту устава, представляли собой две независимые категории, храмовое имущество не принадлежало приходу, но приход уча-
ствовал в распоряжении им под надзором епископа. Вместе с тем, проект предполагал наделить органы приходского самоуправления широкими правами, которые они могли реализовывать под наблюдением епископа [Беглов 2017, 54-59].
Примечательно, что общее собрание Собора склонялось к тому, чтобы ужесточить ключевые положения устава, разработанного Отделом. Особенно отчетливо это можно увидеть на примере правки, какой 9-14 марта 1918 г. подверглись статьи о процедуре выборов членов приходского причта. Если в проекте, как мы видели, прихожане могли рекомендовать своих кандидатов, то в окончательной версии, принятой Собором, говорилось, что «право избрания на священнослужительские места принадлежит епископу, который при избрании принимает во внимание и тех кандидатов, о коих приговором ходатайствует приход» [Обзор Деяний, 181-186; Деяния Собора. Т. 7, 210-214]. Тем самым Собор, фактически, предлагал вернуться к процедуре назначения членов причта. Однако, как ни парадоксально, эти планы по обузданию «приходской революции» были сорваны пришедшими к власти большевиками.
18 и 19 декабря 1917 г. были изданы декреты новой власти «О гражданском браке, о детях и о ведении книг актов состояния» и «О расторжении брака». Они закрепляли за институтом светского, нерелигиозного брака статус единственного признаваемого государством. Записи о совершении церковных таинств (крещения, брака) и молитвословий (отпевания) переставали быть записями об актах гражданского состояния населения страны [Белякова, 301-321]. Если мы посмотрим на эти декреты с точки зрения тех последствий, какие они имели для приходской жизни, то увидим, что эти законодательные акты закрепляли разрыв формальных связей между приходом и населением, жившим на его территории, произошедший уже после февральской революции. Нерелигиозные, равнодушные к церкви люди формально более не были связаны с приходами, они явочным порядком переставали участвовать в их жизни.
13-21 января 1918 г. в Петрограде развернулись события вокруг Александро-Невской лавры. Наркомат государственного призрения предпринял попытку изъять помещения Александро-Невской лавры для своих нужд. В результате произошли столкновения между матросами и красногвардейцами и верующими, был убит прот. Петр Скипетров. Эти события стали катализатором консолидации верующих для защиты святынь. 21 января в северной столице состоялся грандиозный крестный ход, который
имел черты мирной демонстрации протеста, а затем начали организовываться разнообразные союзы и братства из мирян для защиты церкви, в том числе, широко известное — Александро-Не-вское братство [Кашеваров, 105-109; Шкаровский, 9-12].
Тем временем 20 января (2 февраля) 1918 г. был принят «Декрет о свободе совести, церковных и религиозных обществах» («Об отделении церкви от государства и школы от церкви»). Он лишал религиозные организации прав юридического лица, объявлял о национализации их имущества, в том числе культового, что было воспринято духовенством и верующими как акт кощунства. Однако вместе с тем в одной из статей декрета говорилось, что «церковные и религиозные общества подчиняются общим положениям о частных обществах и союзах», что давало возможность для легального существования низовых религиозных структур, в отличие от структур центрального и епархиального уровня [РПЦ, 29-30]. В последующем они регистрировались местными органами власти и могли брать в свое пользование храмовое имущество (национализированное декретом). Таким образом, первые антицерковные акции советской власти вели к самоорганизации верующих для защиты святынь, а ее законодательство создавало юридическую базу для такой самоорганизации [Фриз, 91-92].
Первая реакция церковных институтов на декрет, как известно, была сугубо отрицательной. 27 января (9 февраля) 1918 г. Священный собор в связи с принятым декретом составил воззвание к верующим, в котором содержался призыв к гражданскому неповиновению новой власти с целью понудить ее к изменению его наиболее болезненных для церкви положений [Следственное дело, 817-818]. В связи с этим особенно большое значение имело постановление патриарха и Синода от 28 февраля 1918 г. «О деятельности церковно-административного аппарата в условиях новой государственной власти». Постановление было призвано регламентировать формы гражданского неповиновения новой власти и главной формой такого неповиновения называло объединения (коллективы) мирян. Первая треть этого документа была посвящена регламентации их деятельности:
2. Пастыри должны идти навстречу добрым начинаниям верующих, направленным к защите Церкви.
3. При приходских и бесприходских церквах надлежит организовывать из прихожан союзы (коллективы), которые и должны защищать святыни и церковное достояние от посягательства.
4. Союзы эти должны иметь просветительские и благотворительные задачи и именования, они могут быть под председательством мирянина или священника, но не должны называться церковными или религиозными, так как всякие церковные и религиозные общества лишены новым декретом прав юридического лица.
5. В крайних случаях союзы эти могут заявлять себя собственниками церковного имущества, чтобы спасти его от отобрания в руки неправославных или даже иноверцев. Пусть храм и церковное достояние останутся в руках людей Православных, верующих в Бога и преданных Церкви [РПЦ, 31].
Аналогичные союзы предлагалось создавать при монастырях и учебных заведениях, причем в последнем случае активную роль в них — по мысли авторов постановления — должны были играть родители учащихся [РПЦ, 31-32]. Высшая церковная власть напрямую апеллировала к мирянам, ожидая, что именно они станут главной силой, способной защитить церковь в условиях гонений, и призывала епископат и духовенство поддерживать направленные на это инициативы мирян.
Тем временем на Соборе продолжалось обсуждение приходского устава. Наиболее острый момент пришелся на дни 10-17 апреля 1918 г. В это время развернулась дискуссия о 121-й статье соборного проекта, которая определяла конфигурацию имущественных отношений в приходе. Как мы помним, речь в ней шла о том, что в приходе существуют две категории имущества (храмовое и приходское) и два юридических лица (храм и приход), при этом приход участвует в управлении храмовым имуществом. В общем собрании Собора позиции выступавших радикализировались, крайности выявлялись все резче. Те, кто в заседаниях Отделов 1 высказывался за компромиссную позицию (именно так воспринимался предложенный проект), теперь призывали признать только одного собственника церковно-приходского имущества — либо храм, либо приход. Наиболее показательным было в связи с этим выступление архиеп. Серафима (Чичагова). Если в соединенном заседании V и XVI Отделов он выступал за учреждение двух юридических лиц в приходе, то теперь, используя ту же самую аргументацию о епископе как единственно возможном собственнике церковного имущества, он настаивал на учрежде-
1. Положения проекта приходского устава об имуществе были выработаны в двух совместных заседаниях V соборного Отдела о благоустроении
прихода и XVI Отдела о церковном имуществе и хозяйстве 18 и 20 февраля 1918 г. См.: [Документы Собора. Т. 14, 490-500].
нии единственного юридического лица — храма. С другой стороны, раздавались голоса за то, чтобы признать таким единственным лицом приход. Складывается впечатление, что сторонники противоположных точек зрения, ранее в заседаниях Отделов пытавшиеся найти компромисс, теперь решили дать последний бой своим оппонентам и настоять на своем. Так, Н. Д. Кузнецов в своем заключительном слове докладчика, все больше указывая на текущую политическую ситуацию, стал говорить о необходимости признания прихода, действующего под управлением епископа, собственником всего имущества, в том числе храмового, и единственным юридическим лицом. Это вызвало удивление ведущего заседание митр. Арсения (Стадницкого). Он усмотрел в этом нарушение Устава Собора, поскольку докладчик должен был представлять точку зрения Отдела, а не свою собственную. В этот момент председатель приходского Отдела В. А. Потулов также заявил, что он не согласен с формулой, принятой Отделом, и попросил освободить его от роли докладчика. Митрополит Арсений предложил Отделу избрать новых докладчиков по этому вопросу, которые представляли бы его точку зрения. Собор поддержал это предложение [Обзор Деяний, 367-371; Деяния Собора. Т. 8, 222-243]. Поэтому на следующий день состоялось экстренное заседание Отдела, в котором докладчиком по 121-й статье был избран член Собора П. И. Астров [Документы Собора. Т. 14, 479].
11 апреля 1918 г. в 119-м заседании Собора П. И. Астров сделал новый доклад по этой статье. Он говорил, что целью учреждения двух юридических лиц в приходе — храма и прихода — является защита неприкосновенной церковной, храмовой собственности (получалось, что главная угроза для нее исходила от прихожан). К статье был предложен ряд поправок, в том числе архиеп. Серафима (Чичагова), согласно которой юридическим лицом является храм, принадлежащее ему имущество является церковным имуществом, распоряжается которым епископ при участии клира. Фактически Собору предлагалось закрепить то положение, которое существовало в сфере управления приходским имуществом в XIX — начале XX вв. и которое вызывало многочисленные протесты как публицистов, так и рядовых прихожан. Но в ходе голосования собрание приняло именно редакцию архиеп. Серафима большинством в 48 против 47 голосов. Сразу же раздались протесты: в связи с низкой явкой и перевесом всего в один голос соборяне просили проверить голосование. При повторном голосовании поправка архиеп. Серафима снова была принята
большинством в 57 голосов против 55. При этом председательствовавший в заседании митр. Арсений не поставил на голосование вопрос, может ли и приход быть юридическим лицом, на что позднее указывали соборяне, а сразу перешел к обсуждению 122-й статьи. Однако в свете принятого решения обсуждать последующие статьи главы о храмовом и приходском имуществе было бессмысленно: они нуждались в коренной переработке. Поэтому Собор целиком вернул главу в Отдел, дав ему два дня на разработку ее новой редакции [Деяния Собора. Т. 9, 35-41].
Но дискуссия о храмовом и приходском имуществе еще не была закончена. 16 апреля в общем собрании были оглашены два заявления, поданные в Соборный Совет еще 12 апреля [Обзор Деяний, 426-427; Деяния Собора. Т. 9, 97]. Авторы первого, свящ. Александр Масальский и еще 33 члена Собора, просили повторно поставить на голосование 121-ю статью проекта, которая предполагала введение двух юридических лиц в приходе. Аргументы авторов были очень весомыми. Они указывали, что столь важное решение принято только 57 голосами, то есть 1/9 частью полного состава Собора при отсутствии кворума, что председатель митр. Арсений (Стадницкий) не закончил голосования разбираемого вопроса, так как не поставил на голосование возможности признания и другого юридического лица — прихода, что не противоречило бы уже принятому постановлению. Если же повторное голосование не было бы назначено, заявители просили разъяснить, как им следует в свете принятого Собором решения относиться к постановлению патриарха и Синода от 28 февраля 1918 г. «О деятельности церковно-административного аппарата в условиях новой государственной власти»:
Просим Совет Собора для успокоения нашей совести вновь поставить в спешном порядке на соборное решение вопрос об окончательном установлении числа юридических лиц в приходской жизни. Если же Соборный Совет отнесется к сему предложению отрицательно и Собор (таким образом) признает одно юридическое лицо—храм, то мы просим выяснить соборным разумом вопрос о том, как относиться нам на местах к постановлениям... Святейшего Патриарха, Священного Синода и Высшего Церковного Совета о перечислении имений при храмах на имя приходских общин, так как после такого соборного признания мы, члены Собора, не можем использовать в случае крайней необходимости постановлений Святейшего Патриарха, Свящ[енного] Синода и В[ысшего] Ц[ерковного] Совета, хотя они и направ-
лены для пользы Прав[ославной] Русской Церкви против захвата церковных имений насильниками [Документы Собора. Т. 14, 488-489].
Второе заявление было подписано Н. Д. Кузнецовым и еще 60 членами Собора. Они также указывали на ситуацию, в какой церковь оказалась после издания декрета Совета народных комиссаров об отделении церкви от государства, который лишал любые религиозные учреждения права собственности на имущество, и предлагали сопроводить новую редакцию статьи 121-й примечанием о том, что в случае невозможности зарегистрировать храм как учреждение это право предоставляется приходу [Документы Собора. Т. 14, 485-490].
На следующий день Собор принял решение пересмотреть указанную статью и вернуться к обсуждению вопроса [Обзор Деяний, 435-437]. Решающий момент наступил 17 апреля 1918 г. на вечернем 125-м заседании Собора. Основной спор теперь развернулся вокруг того, следует ли Собору соотноситься с обстоятельствами политического момента или быть выше этого. Архимандрит Матфей (Померанцев) говорил, что не стоит спешить приспосабливать соборные документы к новым законам и «считаться с декретами этой непостоянной, колеблющейся власти». «Быть выше декретов» призывал и П. И. Астров, выступивший в поддержку принятой редакции, хотя как докладчик должен был бы защищать прежнюю редакцию Отдела. Н. Д. Кузнецов, напротив, призывал «различать тенденции времени». Он предполагал, что, «может быть, уже скоро существование Церкви в государстве будет допустимо лишь под формой частных религиозных обществ. <.. .> Под форму же частного религиозного общества всего более может подходить именно приход как известное церковное общество, а никак не храм как учреждение». Он напоминал, что многие епархиальные архиереи и сам Собор уже не раз обращались к народу, «стараясь пробудить в нем сознание своих обязанностей и ответственности перед Церковью в наше тяжелое смутное время». Неужели, спрашивал докладчик, «одной рукой мы будем писать воззвания к народу, а другой составлять не соответствующие потребностям времени законы только потому, что мы ни в чем не доверяем народу?» [Обзор Деяний, 440-441]. Он напоминал, что число подписавших предложение о пересмотре принятой редакции превышало число голосов, которыми она была принята.
После завершения прений на голосование была поставлена поправка еп. Серафима (Александрова), только уточнявшая принятую ранее формулировку; она была отклонена. Затем наступил черед примечания, предложенного Н. Д. Кузнецовым. Дважды проведенное голосование (сначала прямое, когда вставали те, кто высказывался «против», затем обратное) дало перевес сторонникам его принятия в один голос (90 против 89). Тогда председатель для проверки результатов решил прибегнуть к поименному голосованию. Такой способ проверки предусматривался соборным Уставом (ст. 177) [Документы Собора. Т. 1, 1203], но это был единственный случай на Соборе, когда поименное голосование было использовано. Проводилось оно в устной форме: митр. Арсений (Стадницкий) зачитывал список членов Собора, а каждый из названных вставал и давал свой ответ. Подсчитывали голоса председатель и два члена Собора. В результате поправка Н. Д. Кузнецова была отклонена большинством в 112 голосов против 97 [Обзор Деяний, 439-442; Деяния Собора. Т. 9, 104-105; Документы Собора. Т. 3, 516-519] 2. Затем в соответствии с просьбой первой группы заявителей (свящ. Александра Масальского и др.) на голосование снова была поставлена 121-я статья проекта в редакции Отдела. На этот раз она была принята. Собор вернулся к компромиссному варианту с разделением имущества на храмовое и приходское и с учреждением двух юридических лиц [Обзор Деяний, 442].
С точки зрения текста приходского устава дискуссия 10-17 апреля 1918 г. не дала ничего. В конце дискуссии Собор вернулся к той же конфигурации имущественных отношений в приходе, какая была предложена проектом приходского Отдела. Забегая вперед скажем, что статьи о храмовом и приходском имуществе в советской России не действовали ни часа, да и в эмигрантских приходах были приспособлены к другой правовой реальности, в которой храм не мог быть юридическим лицом. Однако с точки зрения выработки соборной позиции по отношению к активности прихожан дискуссия была исключительно значима. В ходе нее Собор отошел от установки на сдерживание «приходской революции» и ограничение ее последствий. На первый план вышли задачи защиты церкви от начинавшихся преследований и церковного достояния от расхищения, и в этом контексте роль прихожан и значение
2. О социальном аспекте этого голосования см.: [Плетнева, 339-343].
их активности выглядели совсем по-другому. По сути, особенно в своей финальной фазе, споры 10-17 апреля шли об отношении к постановлению 28 февраля 1918 г. Это ярко показывает цитировавшееся выше заявление 34-х членов Собора во главе со свящ. Александром Масальским. Собор своим итоговым голосованием фактически одобрил постановление патриарха и Синода и содержавшийся в нем призыв к организации мирянских союзов.
Летом 1918 г. новоизбранный российский патриарх еще раз подтвердил свою приверженность этой позиции. Сам он исключительно благосклонно смотрел на активную деятельность мирян и их объединений. В июле 1918 г. в ходе своего визита в Петроград патриарх Тихон, в частности, говорил:
Я очень сочувствую участию мирян в церковной жизни и делу объединения приходских советов, ибо по опыту своему знаю, какую силу и мощь в церковном делании представляет собой мирской элемент, правильно направляемый. Миряне — живая сила. <...> Задача Братства не в том только, чтобы воодушевлять на мучения и смерть, но и наставлять, как надо жить, указывать, чем должны руководствоваться миряне, чтобы Церковь Божия возрастала и крепла. Наше упование — это жизнь, а не смерть и могила. Меня утешает, что Приходские Советы объединяются, что все вы живете общим соборным разумом. И я уверен, что рано или поздно это будет везде, что в конце концов в каждой епархии будут такие Братства, объединяющие приходские общины [Современники, 301-302].
Другие иерархи Российской церкви также оказывали значимую поддержку мирянским объединениям. Особенно последовательно в этом направлении действовал митр. Петроградский Вениамин (Казанский) [Беглов 2012, 98-99].
Таким образом, позиция руководства Российской православной церкви по отношению к деятельности мирян и к их правам в приходе менее чем за год, с мая 1917 г. по апрель 1918 г., изменилась практически на противоположную. Сначала его усилия были направлены на ограничение последствий «приходской революции», которая воспринималась как разрушительная сила. Речь шла о стремлении ограничить практику удаления прихожанами неугодных священников, в целом ограничить или ввести в жесткие рамки «выборное начало», а также о стремлении ограничить права прихожан в распоряжении церковно-приходским, прежде всего, храмовым имуществом. Причем усилия в этом направлении предпринимали не только Синод и Предсоборный совет,
но и епархиальные съезды духовенства и такой «демократический» орган как Всероссийский съезд духовенства и мирян, а затем — и Священный собор 1917-1918 гг.
Однако именно на Соборе произошел перелом в отношении к активности мирян. Ведущим фактором, способствовавшим этому, были первые антицерковные акции советской власти и ее законодательство, прежде всего, декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви». Последний был воспринят духовенством и верующими отрицательно, как кощунственный акт. Антицерковные акции власти, попытки захвата храмов и монастырей, аресты священнослужителей подтолкнули верующих к самоорганизации, к объединению в союзы, братства и другие подобные организации. При этом декрет, признавая религиозные организации как частные общества, создавал условия для легального существования низовых религиозных структур. На этот раз священноначалие поддержало мирянскую активность. Особое значение с этой точки зрения имело постановление патриарха и Синода от 28 февраля 1918 г. Последовавшая в первой половине апреля 1918 г. в общем собрании Собора дискуссия о приходском имуществе также знаменовала собой переориентацию соборян с попыток сдержать «приходскую революцию» — на мобилизацию прихожан на защиту церкви и ее святынь.
Весной 1918 г. стало очевидно, что усилия, направленные на обуздание «приходской революции» потерпели неудачу, «приходский термидор» не состоялся, напротив, произошла легализация «приходской революции» и ее последствий: прихожане продолжали распоряжаться приходским имуществом и выбирать священнослужителей. Новые власти невольно способствовали этому — гонениями на церковь и своим законодательством. Тем самым легализация «приходской революции» стала возможна именно в условиях гонений; в ситуации мирного существования церкви ее последствия были бы сильно ограничены, как это видно из проектов Священного собора 1917-1918 гг. Власти осознали свой невольный просчет к концу 1920-х гг., и в годы «великого перелома» нанесли удар по приходскому возрождению.
Литература
1. Андрей = Андрей (Ухтомский), еп. Об организации приходской жизни // Всероссийский церковно-общественный вестник. 1917. 19 июля.
№ 72. С. 1-2.
2. Беглов 2012 = Беглов А. Л. Объединения православных верующих в СССР в 1920-1930-е гг.: причины возникновения, типология и направления развития // Российская история. 2012. № 3. С. 91-104.
3. Беглов 2014а = Беглов А. Л. «Община, учреждение, братство.» : Поиск идентичности православного прихода в проектах и дискуссиях конца XIX — начала ХХ в. // Диалог со временем. 2014. № 48. С. 241-264.
4. Беглов 2014б = Беглов А. Л. Земские проекты переустройства православного прихода в 1860-1890-е гг. // Государство, религия, Церковь в России и за рубежом. 2014. № 1(32). С. 172-200.
5. Беглов 2014в = Беглов А. Л. Православный приход Российской империи как объект фискальной политики светских и церковных властей в конце XIX — начале ХХ вв. // Вестник ПСТГУ. Серия II : История. История Русской Православной Церкви. 2014. № 2(57). С. 56-81.
6. Беглов 2016 = Беглов А. Л. Государственная дума и проект организации православного прихода в 1911 г. // Российская история. 2016. № 5.
С. 87-92.
7. Беглов 2017 = Беглов А. Л. Приходский вопрос в истории и в трудах Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг. // Документы Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 годов. Т. 14 : Протоколы заседаний и материалы Отдела о бла-гоустроении прихода / Отв. ред. А. Л. Беглов. М. : Изд-во Новоспасского м-ря, 2017. С. 5-81.
8. Белякова = Белякова Е. В. Церковный суд и проблемы церковной жизни. М. : Духовная библиотека, 2004. 664 с.
9. Всероссийский съезд = Всероссийский съезд духовенства и мирян в Москве. Вечернее заседание 8 июня // Всероссийский церковно-обще-ственный вестник. 1917. 16 июня. № 49. С. 1-2.
10. Деяния Собора. Т. 7 = Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг. : В 11 т. Т. 7 : Деяния 83-101. М. : Государственный архив РФ; Новоспасский м-рь, 1999. 262 с.
11. Деяния Собора. Т. 8 = Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг. : В 11 т. Т. 8 : Деяния 102-117. М. : Государственный архив РФ; Новоспасский м-рь, 1999. 260 с.
12. Деяния Собора. Т. 9 = Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг. : В 11 т. Т. 9 : Деяния 118-136. М. : Государственный архив РФ; Новоспасский м-рь, 2000. 264 с.
13. Документы Собора. Т. 1 = Документы Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 годов. Т. 1 : Предсоборная работа 1917 года. Акты, определявшие порядок созыва и проведения Собора. М. : Изд-во Новоспасского м-ря, 2012. 1376 с.
14. Документы Собора. Т. 3 = Документы Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 годов. Т. 3 : Протоколы Священного Собора. М. : Изд-во Новоспасского м-ря, 2014. 800 с.
15. Документы Собора. Т. 14 = Документы Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 годов. Т. 14 : Протоколы заседаний и материалы Отдела о благоустроении прихода / Отв. ред. А. Л. Беглов. М. : Изд-во Новоспасского монастыря, 2017. 904 с.
16. Кашеваров = Кашеваров А. Н. Православная Российская Церковь и советское государство, (1917-1922). М. : Крутицкое патриаршее подворье ; Общество любителей церковной истории, 2005. 440 с.
17. Необходима ли передача = Необходима ли передача храмов и храмового имущества в собственность приходов : Речь представителя от мирян
г. Москвы присяжного поверенного К. А. Минятова в пленарном заседании Всероссийского съезда духовенства и мирян 8 июня 1917 г. // Всероссийский церковно-общественный вестник. 1917. 25 июня. № 56. С. 2-4.
18. О привлечении духовенства и паствы = О привлечении духовенства и паствы к активному участию в церковном управлении // Всероссийский церковно-общественный вестник. 1917. 6 мая. № 21. С. 3.
19. Обзор Деяний = Священный Собор Православной Российской Церкви : Обзор Деяний : Вторая сессия / Сост. А. А. Плетнева и Г. Шульц. М. : Крутицкое патриаршее подворье ; Общество любителей церковной истории, 2001. 542, [3] с.
20. Плетнева = Плетнева А. А. Социологические проблемы анализа источников по истории Русской Церкви в начале XX века // Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского Богословского Института. Материалы 2000 г. М. : Изд-во ПСТБИ, 2001. С. 339-343.
21. Проект преосвященного Андрея 1917а = Проект приходского Устава, выработанный комиссией под председательством преосвященного Уфимского Андрея // Всероссийский церковно-общественный вестник. 1917. 6 июня. № 42. С. 3-4
22. Проект преосвященного Андрея 1917б = Проект приходского Устава, выработанный комиссией под председательством преосвященного Уфимского Андрея // Всероссийский церковно-общественный вестник. 1917. 9 июня. № 44. С. 4.
23. РПЦ = Русская Православная Церковь и коммунистическое государство, 1917-1941 : Документы и фотоматериалы. М. : Изд-во Библейско-Бого-словского Института св. ап. Андрея, 1996. 352 с.
24. Савва = Савва (Тутунов), игум. Епархиальные реформы. М. : Духовная библиотека, 2011. 496 с.
25. Следственное дело = Следственное дело патриарха Тихона : Сборник документов по материалам Центрального архива ФСБ РФ. М. : Памятники исторической мысли, 2000. 1016 с.
26. Современники = Современники о Патриархе Тихоне : В 2 т. Т. 1 / Сост. и автор коммент. М. Е. Губонин. М. : Изд-во ПСТГУ, 2007. 720 с.
27. Фриз = Фриз Г. Л. «Вся власть приходам»: возрождение православия в 1920-е гг. // Государство, религия, Церковь в России и за рубежом. 2012. № 3/4 (30). С. 86-105.
28. Шкаровский = Шкаровский М. В. Александро-Невское братство : 1918-1932 годы. СПб. : Православный летописец Санкт-Петербурга, 2003. 269 с.
A. L. Beglov
From Attempts to Restrain the "parish revolution" — to the Mobilization of Parishioners. Parish Issue in the Russian Orthodox Church in 1917-1918
The article is devoted to the question of origins of the change of attitude of the church leadership to the problem of the rights and duties of parishioners, which took place between the spring of 1917 and the summer of 1918. The author shows that the "parish revolution" of spring — summer 1917, during which the parishioners took control over the church and parish property and aquired the right to appoint members of the clergy, was initially perceived as a destructive process. The church authorities sought to limit its consequences. However, in the situation of the turn of 1917-1918, with the burst of the mass persecution of clergy and believers by the Soviet regime, it was the laity and their associates that were perceived as a force capable of defending the Church. As a result, by the summer of 1918, the "parish revolution" and its consequences had been legalized. The Bolshevik leadership involuntarily contributed to this, since the Decree on the separation of the Church from the State left room for the legal activities of grassroots religious structures. Significant milestone in the adaptation of the church consciousness to a new reality were the decree of the Patriarch and the Synod of February 28, 1918, and a discussion at the Council of 1917-1918 about the parish property, held in April 1918. All these events created the conditions for the exuberant parish revival of the 1920s, part of which was the flourishing of fraternities, parish unions and other similar organizations.
keywords: Revolution of 1917, Russian Orthodox Church, Orthodox parish, parish revolution, Church Council of 1917-1918, Decree on the separation of church from state and school from church, lay associations.
