От черного квадрата до навесной панели Текст научной статьи по специальности «Искусствоведение»

От черного квадрата до навесной панели

В.Д.Красильников

«Миросозерцание народное, как общая почва, на которой может единственно правильно возрастать великое индивидуал ьное развитие...» В.В.Розанов «О Достоевском»

В 1913 году уроженец Киева, поляк по происхождению, Казимир Малевич представил на выставке в Санкт-Петербурге свою новую картину «Черный квадрат». До этого ни он, ни его друзья-художники не делали и тем более не выставляли такой смелой работы. Но, как это часто бывает, в ходе художественного мышления радикальная идея реализуется сразу, а промежуточные решения остаются в голове художника. История с «Черным квадратом» - яркий тому пример. Если предыдущее творчество Малевича было основано на модном в предвоенные годы лубковом модерне и плакатном кубизме, то «Черный квадрат» породил новое, как тогда было принято называть, «революционное искусство» - супрематизм, которое станет весьма заметным художественным явлением в советской России в двадцатые годы. Супрематизм был легко воспринят декоративным искусством и серьезно повлиял на развитие архитектурного мышления в России, осваивавшего в те годы основы конструктивизма. Правда, сам Малевич довольно быстро охладел к своему изобретению и с конца двадцатых годов пытался встроиться в более или менее официальные направления изобразительного искусства. Между тем супрематические тенденции еще долго проявлялись в книжной графике и в архитектуре, особенно в творчестве Якова Чернихова. Это новое по тем временам в искусстве до сих пор, через сто лет, часто ассоциируется с революционными процессами в мире, начавшимися со свержения монархии в России и социально-политическими преобразованиями во многих европейских странах.

В нашей стране большевистские идеологи в борьбе с историей и культурой своей страны объявили новые тенденции революционным искусством. Тому способствовала интернациональность идеологии тех лет, нацеленная на всемирную пролетарскую революцию. И супрематизм, как всякое вненациональное искусство, как нельзя лучше соответствовал этим тотальным задачам. Если в политике и экономике интернационализации оказывается посильное сопротивление, то, по словам К.Малевича, «единая система мировой архитектуры» сегодня торжественно шагает по всей Земле. Уже забыты творческие индивидуальные поиски национальной архитектуры в Японии, Финляндии и во Франции. Не смог или не захотел этому процессу противостоять комму-

нистический Китай. Даже исламский мир с резко выраженной религиозной государственной идеологией с трудом противостоит внедрению международной архитектуры.

В полной мере это можно отнести и к России, где зачатки творческого освоения национальной архитектуры были сметены революционными вихрями начала двадцатого века и раздутыми у нас социальными преобразованиями на его исходе. Здесь уместно вспомнить Евгения Замятина, который еще в 1920 году в повести «Мы» предвещал, что в «едином государственном мире как воплощение великой марксовой идеи все будут жить в одинаковых стеклянных домах и на работу будут ходить строем».

Мне давно казалось, что современноеувлечение архитектурой русского авангарда двадцатых годов входит в резкое противоречие с отрицанием большевизма и коммунистических идей в современной российской политике. Однако с позиции всемирной экономической и идеологической глобализации, захватившей и нашу страну,такой процесс может найти свое достаточно логичное объяснение.

За художественной глобализацией в архитектуре, несомненно, стоит стремление создания единого мирового строительного рынка, на котором должны господствовать совершенно очевидные игроки.

Реализация такой глобальной задачи требует пересмотра и архитектурно-художественной концепции, чем активно занимается почти вся профессиональная общественность и средства массовой информации, в том числе и в России. В частности, это довольно четко проявляется на многочисленных архитектурных смотрах в Москве, где в первую очередь отмечается архитектура зданий, работающая в довольно узком секторе массовых западных эстетических взглядов.

Наглядный пример преподнес фестиваль «Зодчество» в октябре 2010 года, на котором была развернута экспозиция работ американских архитекторов последнихлет. Их проекты практически было невозможно отличить от наших работ.

Повышенный интерес к архитектурному наследию двадцатых годов, несомненно, связан сего интернациональным характером, позволяющим легко перебросить мост к современным поискам глобальной архитектуры с неизбежной потерей индивидуального лица, в том числе в странах с ярко выраженными национальными традициями в зодчестве, к которым несомненно относится и Россия. Попытки освоения национальных традиций и в первую очередь русского зодчества, как правило, остаются без внимания. Может быть, прав Виктор Астафьев, и причина в том, что мы очень долгое время жили в представлениях о необходимости «завоевания мира ради утверждения идеи ком-

2011

мунизма с помощью передовой марксистской науки,учение-то сие... завезено в качестве подарка в Россию оголтелой бандой самоэмигрантов, которым ничего, кроме себя, не жалко, и чувство Родины и России им совершенно чуждо» («Прокляты и забыты», Москва, «ЭКСМО», 2009, с. 388.).

В конце восьмидесятых годов в статье для журнала «Москва» я писал: «Наше поколение, мировоззрение которого формировалось в 50-60-е годы, видимо, помнит датский фильм «Чайки умирают в гавани», действие которого происходит среди великолепно сделанных машинным способом жилых домов, где гибнет человек как одинокая чайка на морских просторах. Откровенная современная архитектура, которую мы видели только в чертежах Корбюзье, многих из нас потрясла. Но, к сожалению, мы слишком поздно заметили, что эта архитектурная философия, охватившая весь послевоенный мир, бездуховна, мертва и не ищет контакта с человеком». И потому, вероятно, современную архитектуру в любой стране не любит народ, который привык ощущать от своего жилища и своих городов теплоту и зримую красоту, радующую душу. Конечно, это не практический рецепт для конкретной работы. Но если мы хотим создать архитектуру, приемлемую не только для узкого профессионального круга, то надо стремиться понимать чувства своего народа, для которого мы творим, и желательно это помнить.

«К сожалению, глобализация быстро унифицирует мир, делая его культурно неразличимым». Эта фраза взята из статьи М.Кудимовой, где речь идет о состоянии музыкального театра (ЛГ № 30 за 2010 г.). Но совершенно ясно, что «неразличимость» культур может, вернее, должна привести к трагическим последствиям, в том числе политическим. И очень бы не хотелось, чтобы архитектура участвовала в таком печальном процессе, ибо только проявление индивидуальности, проявлениеличности может развивать искусство. Для развития личности, творческой независимости необходима благоприятная среда, которую невозможно создать в условиях глобального единомыслия. Поиск индивидуальных черт, индивидуальных форм в архитектуре возможен скорее всего на пути более глубокого изучения и понимания национальных художественных истоков своего народа. Бесспорно, такую мысль очень легко высказать, но намного труднее реализовать в конкретном творческом процессе. Тем более в изобразительном искусстве и архитектуре. Мы находимся под тяжелейшим прессом сложившихся взглядов и предрассудков, многие истоки которых вытекают из идей супрематизма и кубизма, из идеологии всемирного искусства и тем более актуального искусства, полностью порвавшего связь с историческим художественным процессом.

Связь изобразительного искусства с архитектурой, в том числе и беспредметного, несомненна. Однако, как отмечал великий теоретик искусства А.Г.Габричевский в своей «Теории пространственного искусства», «разница между полезным строительством и художественной архитектурой чрезвычайно зыбка... В архитектуре строение художественного образа

гораздо сложнее, чем в живописи и скульптуре. В архитектуре мы всегда имеем сопоставление или противопоставление пространства и массы, пространственного ядра и материальной оболочки» («Морфология искусства», стр. 397).

История архитектуры - это в первую очередь история развития стены, конструкции, ограждающей человека от внешнего мира. Многие столетия стена совмещала в себе несущие и ограждающие функции. Но примерно сто лет назад основную несущую функцию стал на себя принимать каркас, который, как правило, выполнялся из железобетона. Новая эстетика супрематизма, воспринятая во многом и конструктивистами, повлекла за собой пересмотр конструкции ограждения здания, изменение ее тектонического смысла. Художественными и смысловыми источниками стали легкие сооружения кочевых племен и временные жилища переселенцев, особенно европейских переселенцев в северо-американские штаты.

В современной архитектуре эту идею сумели воплотить в художественное произведение Ле Карбюзье и Мис ван дер Роэ. Освобождение стены от несущих функций стало революционным актом в послевоенном строительстве и повлекло за собой пересмотр некоторых эстетических постулатов, которые строились во многом на выявлении особенностей тектоники стен, ранее детально разработанных в архитектуре итальянского Возрождения.

Разоренная разрушительной Второй мировой войной Европа быстро поняла спасительную роль новой архитектурно-строительной концепции, подхваченной строительными фирмами, быстро покрывавшими многие страны своей заводской продукцией. С особой энергией индустриальное домостроение внедрялось в России. Государственные и политические организации во второй половине XX века поняли целесообразность промышленного производства нетолько строительных деталей, но и целиком зданий. Облегчению веса стены при сохранении защитных свойств уделялось особое внимание. В итоге сегодня подавляющее большинство наружных стен представляют собой легкую мембрану, практически не позволяющую выполнить какую-либо пластику.

Естественно, что во внедрении этих дорогих конструкций заинтересованы фирмы-поставщики многих стран, где налажено их производство. И такой процесс проходит в рамках идеи всемирной глобализации. Проходит он тихо, но охватывает новые и новые сферы строительного комплекса, не вызывая, к сожалению, массовых сборищ и протестов профессионалов. Здесь просматривается и экономический смысл. Чем менее долговечна конструкция, тем быстрее износ здания и тем скорее идет оборот финансовых средств. При этом никто не хочет думать о том, что после нас останется потомкам.

Для нашей профессии - архитектуры - такая всемирная агрессия опасна прежде всего потерей самобытности, что мы наблюдаем со времени октябрьского переворота 1917 года, когда было силой остановлено возрождение интереса к национальной культуре, начатого в тридцатые годы XIX

2011

века. Уже тогда считалось, что русская цивилизация имеет исторически сложившуюся самобытную культуру, идеал которой - сосуществовать в мире со всем миром. Сейчас, по существу, подспудно идет возрождение интереса к нашей древней культуре, что, несомненно, должно стать толчком к творческому осмыслению достижений национального зодчества, не исключая народного, в первую очередь сельского искусства, православной в своей основе национальной культуры. Борьба за сохранение исторического наследия может явиться важным признаком такой тенденции. Особенно актуально это стало после распада советской России и возвращения нашей страны в основном на исторические земли, заселенные коренным населением.

К сожалению, под сохранением исторической городской среды, как правило, понимается защита старых строений и старой застройки, как минимум столетней давности. При этом общественность равнодушно наблюдает переделки и уничтожение зданий последних десятилетий. Яркий пример-гостиница «Москва».

Трудно, а вернее, невозможно предложить рецепты по созданию самобытной, национально ориентированной архитектуры. Однако с достаточной уверенностью можно сказать, что навесная стена, легкая панель, легковесный дом вряд л и позволят стать конструктивной основой для создания национальной эстетики, корнями уходящей в пластику несущей стены. Хотя поиски Фрэнки Гери, Захи Хадид и других представителей «необарокко» говорят о некоторых возможностях легкой стены. Но совершенно ясно, что для нашей страны на ближайшие десятилетия будет неприемлема уже упомянутая выше архитектурная философия фильма «Чайки умирают в гавани», философия минимализма и примитивизма, навязанная нам упрощенно понятым индустриальным домостроением в середине XX века и отвергнутая простым народом, даже несмотря на колоссальные социальные достижения, связанные с массовым жилищным строительством.

Если попытаться назвать некоторые пути поисков новой отечественной архитектуры, то мы неизбежно вынуждены будем внимательно всмотреться в истоки нашей православной архитектуры, достижениями которой мы удивляем туристов, не желая пытаться понять художественную суть, что за нас сделал Корбюзье в капелле Роншан. Неплохо бы понять и творческий смысл достижений деревянного зодчества Русского Севера, которое сумело внешне сильно отойти от византийских образов, впитав народное восприятие красоты. Думается, что всем понятен путь поисков в исторических аналогиях, которые мы должны помнить и сохранять. Несколько сложнее искать подсказку в прикладном и изобразительном искусстве, еще сложнее в музыке и поэзии, но это очень плодотворная почва для истинных находок.

Разумеется, что настоящий художник найдет свой путь, не следуя этим советам, но они будут плодотворными и останутся в народной памяти тогда, когда он сумеет передать дух родной земли. И это всегда и всеми высоко ценилось на нашей

планете. Итак, я не берусь судить о вреде и пользе всемирной экономической глобализации. Но совершенно ясно, что культурная глобализация антинациональна и губительна для всех народов и во все времена, в том числе для литературы и искусства, включая изобразительное искусство и архитектуру.

Если читатель данныхзаметок знаком с моими проектными работами, то сможет легко найти противоречие между призывами к поискам индивидуального почерка на базе изучения национальных черт и собственной практикой. И это во многом действительно так. Наше поколение архитекторов, начавшее свой творческий путь более пятидесяти лет назад, в период первой советской перестройки с восторгом приняли западные архитектурные веяния, подхваченные нашими прекрасными педагогами, еще хорошо помнившими конструктивистские идеи двадцатых и начала тридцатых годов. Многие годы моей довольно успешной проектной практики прошли под знаком освоения композиционных приемов современной архитектуры, итогом чего стало завершение строительства в 1970 году театра в Туле, где эти идеи реализовались в полной мере. Последующие годы прошли под знаком дальнейшей реализации и развития предыдущих замыслов. Однако при работе над проектом детского музыкального театра в Москве уже возникли некоторые сомнения в однозначности выбранного пути, что проявилось в появлении несущих стеновых ограждений. Надо сказать, что реализовать свои творческие взгляды также сложно, как и перестроить сознание заказчика, настраиваемое нашей сложнейшей системой согласования проектов. Все это не способствует желанию внедрять новые идеи, хотя при строительстве посольства России в Габоне и административных корпусов Российского культурного центра кое-что удалось сделать в этом ключе. Кроме того, современная строительная практика не способствует внедрению неосвоенных конструктивных решений. А если учесть повышение роли коллективного труда и возрастание роли коммерческих интересов, то совокупность всех этих факторов приводит к мысли пытаться излагать свои художественные взгляды на страницах профессиональной печати, что я и делаю в последнее десятилетие. Возможно, еще и потому, что незнаю, как воплотить в жизнь собственные советы.

From the Black Square to the Curtain-Wall. ByV.D.Krasilnikov

This article aims at manifesting possible negative repercussions of international macroeconomic globalization which affects culture, and architecture particularly, and the search for ethnic and personalized features in this area of creative activity.

Ключевые слова: макроэкономическая глобализация, эволюция, индивидуальная и национальная архитектура.

Keywords: macroeconomic globalization,evolution, personalized and ethnic architecture.

2011