CC BY
21
Вестник международных организаций. 2021. Т. 16. № 4. С. 57-79 Научная статья УДК 327.7
ао1:10.17323/1996-7845-2021-04-03
От чего зависит амбициозность климатической политики разных стран?1, 2
И.А. Степанов, Н.Д. Агикян, Е.Э. Музыченко
Степанов Илья Александрович — к.э.н., заместитель заведующего Научно-учебной лабораторией экономики изменения климата Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» (НИУ ВШЭ); Российская Федерация, 119017, Москва, ул. Малая Ордынка, д. 17; 1а81ерапоу@ hse.ru
Агикян Натэлла Давидовна — стажер-исследователь Научно-учебной лаборатории экономики изменения климата Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» (НИУ ВШЭ); Российская Федерация, 119017, Москва, ул. Малая Ордынка, д. 17; nagikyan@hse.ru
Музыченко Евгения Эдуардовна — м.н.с. Научно-учебной лаборатории экономики изменения климата Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» (НИУ ВШЭ); Российская Федерация, 119017, Москва, ул. Малая Ордынка, д. 17; emuzychenko@hse.ru
Аннотация
Проблема глобального изменения климата признана одним из важнейших вызовов XXI в., требующих скоординированных действий правительств стран. Климатическая политика разных стран существенно различается как по готовности к сокращению выбросов парниковых газов, так и по используемому инструментарию и зависит от внутренних ограничений и дополнительных возможностей, с которыми сопряжены стратегии сокращения выбросов на национальном уровне. Цель статьи состоит в выявлении группы факторов, определяющих климатическую политику стран. На основе факторного и кластерного анализа систематизированы ключевые факторы, влияющие на амбициозность климатической политики. Результаты демонстрируют, что менее обеспеченные и энергоизбыточные страны ставят менее амбициозные цели по сокращению выбросов, в то время как богатые и энергодефицитные страны склонны к выстраиванию более активной климатической политики.
Ключевые слова: изменение климата, климатическая политика, сокращение выбросов парниковых газов, Парижское соглашение, национально определяемые вклады, экономическое развитие, энергетическая зависимость
Для цитирования: Степанов И.А., Агикян Н.Д., Музыченко Е.Э. От чего зависит амбициозность климатической политики разных стран // Вестник международных организаций. 2021. Т. 16. № 4. С. 57— 79 (на русском и английском языках). аок10.17323/1996-7845-2021-04-03
1 Исследование осуществлено в рамках Программы фундаментальных исследований НИУ ВШЭ, а также при грантовой поддержке факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ в 2021 г.
2 Статья поступила в редакцию 25.10.2021.
Введение
Проблема глобального изменения климата признана одним из важнейших вызовов XXI в., требующих скоординированных действий правительств стран. Парижское соглашение, вступившее в силу в 2016 г. и ратифицированное 189 странами мира, ставит цель удержать рост средней температуры в пределах 2 °С по сравнению с доиндустри-альным уровнем. В рамках Парижского соглашения страны устанавливают национально определяемые вклады (NDC) — цели по сокращению выбросов парниковых газов (ПГ), определяемые на добровольной основе3.
Так как определение этих целей носит национальный характер, оно зависит не только от внутренних ограничений, но и от дополнительных возможностей, с которыми сопряжены стратегии сокращения выбросов отдельных стран. В результате цели разных стран существенно различаются по своей амбициозности, так же как и меры климатической политики: одни страны ограничиваются административными мерами контроля выбросов (стандартами и нормативами эффективности, предписанием использования конкретных технологий и др.), другие — используют более продвинутые инструменты, такие как цена на углерод (в форме углеродного налога или системы торговли выбросами).
В академической литературе накопилось значительное количество отдельных свидетельств того, что амбициозность климатической политики определяется совокупностью климатических и социально-экономических факторов [Baker, Newell, Phillips, 2014; Dolata-Kreutzkamp, 2008; Ide, 2020; McMullen-Laird et al., 2015; Schmitz, 2017; T0rstad, S^len, B0yum, 2020]. Готовность страны принимать жесткие обязательства по сокращению или ограничению роста выбросов зависит не только от объективных факторов подверженности климатическим изменениям, но и от уровня ее экономического развития, обеспеченности ископаемым топливом, задач энергетической и технологической политики и других социально-экономических факторов. За некоторыми исключениями, исследование влияния этих факторов не носит систематического характера и ограничивается анализом отдельных стран или отдельных факторов [Ide, 2020; T0rstad, S^len, B0yum, 2020].
Цель данной статьи состоит в систематизации факторов, определяющих климатическую политику, посредством кластеризации стран в зависимости от влияния разных групп факторов. Наше исследование опирается на методы факторного и кластерного анализа. Факторный анализ используется для агрегирования совокупности исследуемых статистических показателей, отражающих уровень развития страны, подверженность изменению климата, обеспеченность энергоресурсами и внешнеторговую специализацию, в ряд главных компонент. На основе выделенных главных компонент проводится кластеризация стран в однородные группы и сопоставление показателей амбициозности климатической политики стран между кластерами.
Результаты исследования демонстрируют, что подверженность климатическим изменениям не является определяющим фактором климатической политики. Как правило, бедные и наиболее уязвимые страны ставят наименее амбициозные цели по сокращению выбросов. В то же время богатые и энергодефицитные страны чаще склонны к выстраиванию активной климатической политики и установлению более амбициоз-
3 Изменение климата представляет собой долгосрочное статистически значимое изменение климатических переменных, таких как приземная температура и количество осадков. Изменение климата также проявляется в росте «нервозности» климата — увеличении температурных амплитуд и учащении погодных аномалий, таких как засухи, экстремальные осадки, порывистый ветер и др.
ных целей по сокращению выбросов по сравнению с энергоизбыточными странами и странами, специализирующимися на экспорте углеродоемкой продукции. В качестве инструментов климатической политики в более развитых и энергодефицитных странах чаще используются продвинутые инструменты климатической политики, такие как углеродный налог или система торговли выбросами.
Статья состоит из четырех частей. В первой части рассматриваются основные факторы, влияющие на климатическую политику и национальные цели по сокращению выбросов парниковых газов (ПГ). Во второй части дается определение и формализуется понятие климатической амбициозности через описание различных подходов к ее количественному измерению. В третьей части описана методология исследования, а в четвертой представлены его результаты. Наконец, в заключительном разделе сформулированы основные выводы, в том числе в части необходимости переосмысления действующих международных подходов к определению климатической ответственности.
Факторы, влияющие на климатическую политику
Глобальное изменение климата оказывает непосредственное воздействие на жизнь и экономику стран мира. Ряд исследований демонстрирует, что в большей степени изменению климата подвержены развивающиеся страны, зависимые от сельского хозяйства [IPCC, 2018; Mendelsohn, 2009; Parry et al., 2007]. Последствия изменения климата имеют тенденцию усугубляться с течением времени, что представляет собой дополнительную угрозу возможности достижения устойчивого развития бедными аграрными странами (преимущественно африканскими и азиатскими).
Особую опасность изменение климата представляет для малых островных государств, которые могут столкнуться с риском затопления территорий в результате повышения уровня Мирового океана [IPCC, 2018]. Эти страны традиционно играют важную роль в международном переговорном процессе по климатической проблеме [Brun, 2016]. Многие из них воспринимают изменение климата не просто как долгосрочный риск, а как прямую угрозу своему существованию через несколько лет [Hassan, Cliff, 2019].
Уязвимость к глобальному изменению климата может рассматриваться как один из факторов, формирующих отношение стран к необходимости срочных мер сокращения выбросов, а значит, оказывающих влияние на амбициозность их климатической политики [Heggelund, 2007; T0rstad, S^len, B0yum, 2020]. С другой стороны, фактором, ограничивающим возможности проведения активной политики по сокращению выбросов, могут выступать задачи индустриализации и экономического роста.
В развивающихся странах цели развития часто вступают в конфликт с целями сокращения выбросов, поскольку более насущной задачей для этих стран является решение базовых социальных проблем, что невозможно без доступной и дешевой энергии ископаемого топлива [Григорьев и др., 2020]. Уровень социально-экономического развития в значительной мере определяет возможности, а следовательно, и стремление страны поддерживать меры по борьбе с изменением климата [Höhne et al., 2017]. Развивающиеся страны задачи адаптации к климатическим изменениям через ускоренное развитие часто воспринимают как привлекательную альтернативу дорогостоящим мерам по сокращению выбросов [Halsn^s, Trarup, 2009; Mertz et al., 2009].
Конфликт между задачами экологической политики и задачами роста хорошо иллюстрируется теоретической концепцией экологической кривой Кузнеца [Grossman, Krueger, 1995; Selden, Song, 1994; Shafik, Bandyopadhyay, 1992], согласно которой на начальных стадиях экономического развития наращивание производственных мощностей приводит к росту выбросов ПГ. После прохождения фазы активной индустриа-
лизации происходят изменения в отраслевой структуре (рост доли сектора услуг) и в общей эффективности производственных процессов (развитие более чистых и менее ресурсоемких технологий производства), а также усиливается тенденция переноса части промышленных мощностей в более привлекательные для производства развивающиеся страны [Makarov, 2018], что приводит к сокращению эмиссии по сравнению с предыдущими периодами [van Alstine, Neumayer, 2010]. В настоящее время страны мира в основном еще далеки от перехода к снижению эмиссии ПГ [Laika, Zervas, 2013a; 2013b]. Эмпирические оценки кривой Кузнеца для выбросов ПГ указывают, что для большинства стран точка перелома едва ли достижима на горизонте нескольких десятилетий [Stern, 2017; Uchiyama, 2016].
Тем не менее высокий уровень благосостояния может служить предпосылкой для относительно более активной экологической и климатической политики как по причине относительно больших финансовых возможностей развитых стран по сравнению с развивающимися, так и в связи с наличием ряда косвенных характеристик, как правило, свойственных развитым странам. К их числу можно отнести качество политических институтов, в большей мере учитывающих социальный запрос на решение экологических проблем [Bättig, Bernauer, 2009; T0rstad, S^len, B0yum, 2020].
Однако ряд работ свидетельствует, что уязвимость к изменению климата и уровень экономического развития являются далеко не единственным фактором, оказывающим влияние на климатическую политику и устанавливаемые цели по сокращению выбросов [Ide, 2020; T0rstad, S^len, B0yum, 2020]. Особенно в развитых странах политика, направленная на сокращение выбросов, давно тесно связана с решением задач энергетической политики.
Политика Европейского союза (ЕС) по повышению энергетической безопасности и конкурентоспособности одновременно направлена на реализацию потенциала возобновляемой энергетики и сокращение выбросов ПГ. К 2030 г. ЕС планирует сократить выбросы как минимум на 55% к уровню 1990 г., повысить долю возобновляемых источников энергии (ВИЭ) в совокупном потреблении энергии до 32% и увеличить энергоэффективность на 32,5% [EC, n. d.], на 2050 г. запланировано достижение углеродной нейтральности. В европейских условиях политика по сокращению выбросов во многом служит подспорьем для укрепления позиций национальных производителей ВИЭ и снижения зависимости от импорта ископаемого топлива.
Шмитц [Schmitz, 2017] объясняет климатическую политику Китая через призму его энергетической политики. В случае Китая быстрорастущий спрос на энергию привел к тому, что страна вынуждена импортировать большое количество энергоресурсов. В результате перед Китаем возникает проблема энергозависимости.
Помимо влияния энергетической политики на цели по сокращению выбросов, в ряде исследований отмечается, что на климатическую политику стран влияют и другие факторы, обусловленные спецификой страны [McMullen-Laird et al., 2015; Schmitz, 2017; Woodward et al., 2019]. Например, развитие ВИЭ в Китае решает проблему загрязнения воздуха, а также существенно стимулирует малый бизнес. Развитие этой отрасли не только способствует экономическому росту, но и создает рабочие места, повышает уровень доходов населения [Schmitz, 2017].
Наконец, на политику по сокращению выбросов может оказывать влияние специализация стран на добыче и экспорте ископаемого топлива [Ide, 2020; T0rstad, S^len, B0yum, 2020]. Во-первых, странам, обладающим большими запасами ископаемого топлива, служащими источником государственных и корпоративных доходов, как правило, сложнее проводить активную климатическую политику. Во-вторых, в странах, располагающих значительными запасами ископаемого топлива, реализация мер кли-
матической политики часто блокируется крупными лоббистскими группами компаний, работающих в сфере его добычи. Так, Леви и Иган [Levy, Egan, 2003] показывают, как коалиция индустрии ископаемого топлива успешно препятствовала принятию США амбициозных целей в рамках Киотского протокола.
Политика сокращения выбросов ПГ направлена не только на борьбу с глобальным изменением климата; она превратилась в инструмент решения целого спектра задач развития — от укрепления конкурентоспособности отдельных отраслей до решения проблем энергобезопасности. Готовность ставить амбициозные цели сокращения выбросов зависит от ряда факторов социально-экономического развития, анализ которых представлен ниже.
Сравнение амбициозности климатической политики стран: существующие подходы
Под амбициозностью климатической политики в данной статье подразумевается как готовность страны брать на себя обязательства по сокращению выбросов ПГ, так и желание проводить активную климатическую политику. Мы исходим из следующей логики: чем больше этих обязательств, тем выше амбициозность климатической политики.
Одним из возможных критериев оценки амбициозности могут служить определяемые на национальном уровне вклады (NDC) по сокращению выбросов ПГ, сформулированные в рамках Парижского соглашения. Данный показатель удобен в использовании, так как охватывает значительную выборку стран: свои первые NDC утвердили уже 186 стран. С другой стороны, сравнительный анализ стран затруднен по ряду причин.
Во-первых, разные страны используют разные базовые годы (например, 1990, 2005 и 2010), относительно которых рассчитывается цель по сокращению выбросов, а также разные целевые годы (2025, 2030, 2035), к которым планируется достичь указанного сокращения.
Во-вторых, существует несколько подходов к формулировке NDC: одни страны ставят перед собой цели по снижению непосредственно абсолютного количества выбросов ПГ, другие формулируют цель в терминах углеродоемкости ВВП и указывают относительные цели: планируемое снижение объема выбросов на единицу произведенной продукции. Наконец, еще одним подходом к формулировке NDC является установление целей по сокращению выбросов относительно сценария BAU (Business as usual), который используется такими странами, как, например, Индонезия и Мексика (табл. 1).
Для решения указанных проблем и сопоставления NDC между странами в качестве базового и целевого года были выбраны 2016 и 2030 гг. соответственно. Во многих странах климатические цели установлены уже до 2050 г., и наиболее активная стадия процесса замещения углеродоемких технологий на зеленые альтернативы, вероятно, начнется после 2030 г. Тем не менее данное исследование рассматривает климатические действия сран мира в среднесрочной перспективе — преимущественно в привязке к целям сторон Парижского соглашения, в связи с чем обязательства по сокращению выбросов ограничиваются 2030 г.
Для некоторых стран относительные цели по сокращению выбросов были пересчитаны в абсолютные и наоборот4. Угледородоемкость ВВП была вычислена как от-
4 Переход от абсолютных целей по сокращению выбросов, сформулированных в N00 большинства сторон Парижского соглашения, к относительным обусловлен необходимостью смягчения проблемы разницы в амбициозности климатической политики в странах с различающимся уровнем
ношение абсолютного объема выбросов (согласно заявляемым целям) к прогнозируемому ВВП в 2030 г. Для пересчета целей, сформулированных относительно BAU, были использованы абсолютные объемы выбросов в 2016 и 2030 гг., а также показатель изменения углеродоемкости ВВП к 2030 г.
Таблица 1. Пример пересчета NDC отдельных стран в сопоставимый показатель амбициозности климатической политики
Страна / базовый год NDC NDC: сокращение к целевому году (2030) по отношению к базовому, % Вид цели Выбросы в базовом году, млн т С02-экв. Выбросы в 2016 г., млн т С02-экв. Сопоставимая цель: абсолютное изменение выбросов 2030/2016, % Сопоставимая цель: изменение углеродоемкости ВВП 2030/2016, %
Бразилия / 2005 -43 Абсолютная 2015,5 1379,4 -17 -42
Чили / 2010 -26 Относительная 70,2 87,9 -41 -13
Мексика / 2013 -25 BAU 0 688,4 +10 -24
Дания/ 2010 -41 Абсолютная 62,2 46,7 -21 -39
Мальта / 2010 -35 Абсолютная 3,0 1,9 +2 -
Индия/ 2005 -33...- 35 Относительная 1803,3 3235,7 -64 -9
Китай / 2005 -60 Относительная 9280,0 11576,9 -20 -49
Источник: Составлено авторами на основе Climate Watch.
В дополнение к оценке амбициозности с помощью NDC в данной статье учитывается оценка климатической политики Climate Action Network (CAN) — ведущей европейской коалиции общественных организаций, борющихся с изменением климата. Целью оценки является характеристика усилий стран, направленных на борьбу с климатическими изменениями, а также результатов климатической политики европейских стран. Методология измерения показателя основана на учете пяти основных составляющих:
1) выполнения целей, установленных странами к 2020 г. по развитию ВИЭ, технологий энергосбережения и объему выбросов;
2) ряда климатических и энергетических показателей (выбросы ПГ на душу населения; доля ВИЭ; процент европейского финансирования, выделяемого на низкоуглеродное развитие и др.);
экономического развития. Другими словами, сокращение абсолютного объема выбросов на 10% в развивающейся стране представляет собой гораздо менее амбициозную цель по сравнению с сокращением выбросов на 10% в развитой стране, где потенциал дешевого сокращения выбросов уже во многом исчерпан. Переход к относительным целям по сокращению выбросов частично позволяет решить эту проблему.
3) национальных целей, устанавливаемых параллельно с общеевропейскими (сокращение выбросов ПГ к 2030 г.; сокращение выбросов ПГ к 2050 г.; доля ВИЭ к 2030 г.; цели по отказу от угольной генерации электроэнергии);
4) усилий стран по развитию климатического и энергетического законодательства;
5) уровня поддержки более амбициозных климатических и энергетических целей ЕС к 2030 и 2050 гг.
В соответствии с данными критериями европейские страны разделены на пять категорий (рис. 1). На данный момент ни одна страна не входит в первую, наиболее амбициозную группу, и лишь в одной стране, Швеции, политика по сокращению выбросов оценивается на уровне высокой амбициозности. Для большинства европейских стран характерен низкий и очень низкий уровень амбициозности.
Главным недостатком европейской оценки CAN является немногочисленная выборка стран, которая не позволяет сравнивать европейский регион с другими регионами мира, так же как и не дает возможности рассматривать ряд стран Европы относительно других стран региона.
100-, 9080 -70 -6050 -40 -30 -20 -10 0
77
66 65
58
56
49
45
43 42 42 41 41
37 37 35 35 34 33 32 32
30 30
26
24
21
16
£ С
£ VO
а
е
Ч S
s
Ц
ж
S
й а
ж
й р.
t^ t^ t^ t^
н
Si
.
8 ¿3
ж
.
п
&
ж §
§ и
а
о С
п
Очень высокая
Высокая
Умеренная
Низкая Очень низкая
Рис. 1. Европейская оценка CAN
Источник: Составлено авторами на основе [Climate Action Network Europe, 2018].
Еще одним инструментом мониторинга деятельности стран по борьбе с изменением климата является Climate Change Performance Index, который охватывает 57 стран и ЕС в целом и позволяет сравнивать амбициозность стран и их прогресс в области климатической политики. Результаты рейтинга определяются совокупной эффективностью деятельности страны по 14 показателям в рамках четырех категорий: выбросы
ПГ (40% от общей оценки), возобновляемые источники энергии (20%), энергопользование (20%) и климатическая политика (20%).
Последняя категория индекса — климатическая политика (Climate Policy Component) — включает две составляющие: внутреннюю и международную. Данные для оценки климатической политики собираются в негосударственных учреждениях путем заполнения независимыми экспертами анкеты, содержащей оценки от 1 (слабая политика) до 5 (сильная политика) в отношении эффекта от принимаемых правительством страны мер по снижению выбросов ПГ.
Во «внутренней» части оценивается эффективность мер, связанных с развитием возобновляемых источников энергии, увеличением энергоэффективности в различных секторах (жилье, транспорт, промышленность и др.), а также рассматриваются меры по предотвращению вырубки лесов. Кроме того, рейтинг оценивает NDC и их достижение.
Как и по оценке CAN, в рейтинге CCPI до сих пор ни одна страна не достигла достаточно хороших результатов в проведении эффективной климатической политики, нацеленной на снижение выбросов ПГ.
Наконец, еще одним косвенным показателем амбициозности климатической политики может быть использование цены на углерод (углеродный налог или система торговли выбросами). Сейчас цена на углерод введена в 60 странах и регионах мира [WBG, 2020]. Растущая популярность цены на углерод обусловлена ее высокой эффективностью на фоне других инструментов климатической политики [Степанов, Галимо-ва, 2021]. Ее введение напрямую воздействует на экономические стимулы предприятий и может снизить конкурентоспособность наиболее углеродоемких производств. В этой связи готовность страны или региона ввести цену на углерод в том или ином виде демонстрирует лояльность большей части бизнеса и правительственных кругов к введению экономических ограничений углеродоемкой деятельности в виде дополнительной платы за выбросы, что может служить косвенным индикатором амбиций страны по сокращению выбросов ПГ [Meckling, Wagner, Sterner, 2017].
Факторный и кластерный анализ: входные данные и результаты
Для сопоставления амбициозности климатической политики в разных странах и оценки различий в факторах, способных оказать влияние на климатическую политику, в рамках исследования были проведены факторный и кластерный анализ. В выборку вошли 55 стран (табл. 4), анализ проводился для шести переменных (табл. 2).
Таблица 2. Переменные, включенные в анализ, и их предполагаемое влияние на климатическую политику
Фактор Гипотеза Переменная Источник
Уязвимость к изменению климата Повышение уязвимости ведет к более активной климатической политике Индекс подверженности климатическим изменениям (0; 1) University of Notre Dame
Уровень экономического развития Более развитые страны могут позволить себе дорогостоящую политику по сокращению выбросов ВВП на душу населения, 2010 г., долл. США World Bank
Фактор Гипотеза Переменная Источник
Локальное загрязнение воздуха Локальное загрязнение воздуха часто связано с работой углеродоемких производств. Политика снижения локального загрязнения и климатическая политика могут дополнять друг друга Концентрация РМ 2,5 мкг/м3 World Bank
Энергетическая зависимость Цели по снижению зависимости от импорта энергоносителей способствуют принятию мер по сокращению выбросов Отношение производства к объему потребляемой энергии IEA
Экспорт энергоресурсов Зависимость от экспорта ископаемых видов топлива оставляет меньше возможностей для проведения активной политики по сокращению выбросов Отношение чистого экспорта к объему потребляемой энергии IEA
Торговая специализация Торговая специализация страны на более углеродоемкой продукции снижает стимулы сокращения выбросов Углеродоемкость чистого экспорта (т С02 / долл. США) EORA
Источник: Составлено авторами.
На предварительном этапе был проведен факторный анализ в целях снижения размерности кластерного анализа. Методология факторного анализа заключалась в выделении нескольких главных компонент на основе приведенных переменных с помощью вращения «Варимакс», максимизирующего совокупную объясненную дисперсию, и нормализации Кайзера.
По результатам факторного анализа (табл. 3) переменные объединились в две главные компоненты, первая из них условно характеризует уровень социально-экономического развития, а вторая — уровень самообеспеченности энергетическими ресурсами.
Уровень социально-экономического развития
В первую главную компоненту с отрицательным знаком вошли показатели ВВП на душу населения и углеродоемкость чистого экспорта, а с положительным — уровень подверженности климатическим изменениям и уровень локального загрязнения воздуха. В целом объединение данных переменных в одну главную компоненту кажется вполне обоснованным. Высокий уровень экономического развития зачастую способствует защищенности от климатических рисков. В развитых странах, как правило, во многом решены основные проблемы с локальным загрязнением воздуха. Наконец, страны с высоким уровнем развития относительно больше специализируются на высокотехнологичном производстве и экспорте услуг по сравнению с развивающимися странами, где углеродоемкость экспорта, как правило, выше.
Самообеспеченность энергоресурсами
Во вторую главную компоненту с противоположными знаками вошли два показателя: самообеспеченность энергоресурсами и экспорт энергоресурсов. Они объясняют, насколько страна самодостаточна в удовлетворении собственных потребностей в энер-
горесурсах и насколько велика роль экспорта энергоресурсов относительно объемов собственного потребления энергии.
Таблица 3. Повернутая матрица компонентов
Компонента 1 Компонента 2
Уровень подверженности климатическим изменениям 0,800 -0,042
ВВП на душу населения -0,808 0,177
Уровень локального загрязнения воздуха 0,833 0,034
Энергетическая зависимость -0,070 0,994
Экспорт энергоресурсов -0,056 -0,994
Углеродоемкость чистого экспорта -0,517 -0,026
Источник: Расчеты авторов.
Проведя кластерный анализ методом связи Уорда, мы сформировали четыре кластера. Некоторые страны из выборки в них не вошли5. Ниже приведены основные характеристики кластеров и примеры вошедших в них стран (табл. 4).
1. Кластер «Очень богатые и энергодефицитные» (например, Австрия, Германия, Дания, Ирландия).
В первый кластер вошли страны с высоким уровнем ВВП на душу населения (медиана по кластеру 51 281 долл.), средним уровнем энергетической зависимости (43,5%) и средним уровнем показателя экспорта энергоресурсов (55%).
Для стран этого кластера также характерен очень низкий уровень углеродоемко-сти чистого экспорта (—61,5 т на долл.), относительно низкий уровень показателя подверженности климатическим изменениям (0,27) и очень низкий уровень загрязнения воздуха (10 мкг на м3).
В данный кластер вошли страны с наивысшими целями абсолютного и относительного сокращения выбросов (—32 и —49% соответственно), наивысшим показателем рейтинга CAN (42%) и Climate Policy Component индекса климатической результативности (67). Все страны, вошедшие в данный кластер (15 из 15), используют цену на углерод.
2. Кластер «Обеспеченные и крайне энергодефицитные» (например, Греция, Испания, Италия, Кипр, Литва).
Во второй кластер вошли страны со среднем уровнем ВВП на душу населения (23 318 долл.), очень высоким уровнем энергетической зависимости (71,67%) и крайне низким уровнем экспорта энергоресурсов (27%).
Для стран этого кластера характерен очень низкий уровень углеродоемкости чистого экспорта (—50,7 т на долл.), а также средний уровень показателя подверженности климатическим изменениям (0,31) и средний уровень загрязнения воздуха (16 мкг на м3).
5 Не вошедшие в кластеры Камерун, Индия, Замбия — страны с очень низким уровнем богатства и высокой подверженностью климатическим изменениям.
Таблица 4. Результаты кластерного анализа
Кластеры Страны Уровень подверженности климатическим изменениям,от 0 до 1 ВВП на душу населения, долл. США, 2010 г. Уровень локального загрязнения воздуха, микрограмм на м куб Энергозависимость, отношение импорта к объему потребления энергии,% Экспорт энергоресурсов, отношение чистого экспорта энергии к объему потребления,% Углеродоемкость чистого экспорта, тонн на долл. Медиана абсолютного NDC 2016/2030,% Медиана относительного NDC 2016/2030,% Медиана рейтинга CAN, % СС Performance Index (Climate Policy Component) Количество стран, где используется цена на углерод
1. Очень богатые и энергодефицитные Австрия, Дания, Финляндия, Франция, Германия, Исландия, Ирландия, Люксембург, Новая Зеландия, Швеция, Швейцария, Великобритания, США, Нидерланды, Испания Очень низкий (0,27) Очень высокий (51281) Очень низкий (10) Средний (43,5) Средний (55) Очень низкий (-61,5) -32 -49 42 67 15 из 15
2. Обеспеченные и крайне энергодефицитные Чили, Коста-Рика, Хорватия, Венгрия, Латвия Польша, Республика Корея, Бельгия, Кипр, Греция, Италия, Япония, Литва, Мальта, Португалия, Сингапур, Словения Средний (0,31) Средний (23381) Средний (16) Очень высокий (71,7) Очень низкий (27) Очень низкий (-50,7) -21 -34 35 54 16 из 17
3. Среднеобеспеченные и энергоизбыточные Азербайджан, Казахстан, Индонезия, Россия, Австралия, Канада Средний (0,31) Низкий (11298) Средний (15) Очень низкий (-110) Очень высокий (204) Очень высокий (51,4) -12 39 Зиз 6
4. Бедные и энергообеспеченные Белоруссия, Доминиканская Республика, Ботсвана, Гватемала, Таджикистан, Китай, Албания, Бразилия, Болгария, Эстония, Мексика, Румыния, Украина, Узбекистан Очень высокий (0,36) Очень низкий (7512) Очень высокий (20) Низкий (22) Высокий (72) Средний (10,6) +4 26 34 6 из 14
<
о
X
о
> J=
Источник: Расчеты авторов, CCPI, Climate Watch, Climate Action Network, The World Bank.
CT)
-vi
В данный кластер вошли страны с высокими целями абсолютного и относительного сокращения выбросов (-21 и -34% соответственно), высоким показателем рейтинга CAN (35%) и Climate Policy Component индекса климатической результативности (54). Из 17 стран, вошедших в данный кластер, 16 используют цену на углерод.
3. Кластер «Среднеобеспеченные и энергоизбыточные» (например, Азербайджан, Россия, Индонезия, Казахстан).
В третий кластер вошли страны с низким уровнем ВВП на душу населения (11 298 долл.), очень низким уровнем энергетической зависимости (-110%) и очень высоким уровнем экспорта энергоресурсов (204%).
Для данных стран характерен очень высокий уровень углеродоемкости чистого экспорта (51,4 т на долл.), а также средний уровень показателя подверженности климатическим изменениям (0,31) и средний уровень загрязнения воздуха (15 мкг на м3).
В данный кластер вошли страны с низкими целями абсолютного сокращения выбросов (-12%), низким показателем Climate Policy Component индекса климатической результативности (39). Из шести стран, вошедших в данный кластер, три используют цену на углерод.
Россия ввиду высокой обеспеченности энергоресурсами и зависимости от экспорта углеводородов также вошла в данный кластер.
4. Кластер «Бедные и энергообеспеченные» (например, Ботсвана, Гватемала, Белоруссия, Узбекистан).
В четвертый кластер вошли страны с очень низким уровнем ВВП на душу населения (7512 долл.), низким уровнем энергетической зависимости (22%) и высоким уровнем экспорта энергоресурсов (72%).
Для стран этого кластера характерен средний уровень углеродоемкости чистого экспорта (10,6 т на долл.), а также очень высокий (относительно других стран) уровень показателя подверженности климатическим изменениям (0,36) и очень высокий уровень загрязнения воздуха (20 мкг на м3).
В данный кластер вошли страны с крайне низкими значениями абсолютного сокращения выбросов (де-факто - увеличения выбросов к целевому году, медиана по кластеру +4%), низким показателем рейтинга CAN (26%) и Climate Policy Component индекса климатической результативности (34). Всего 6 из 14 стран, вошедших в данный кластер, используют цену на углерод.
Выводы и дискуссия
Результаты кластерного анализа свидетельствуют о том, что наиболее амбициозные цели по сокращению выбросов, как правило, устанавливаются развитыми странами. Страны первого и второго кластера имеют наивысшие значения медианы целей абсолютного и относительного сокращения выбросов, рейтинга CAN и Qimate Policy Component индекса климатической результативности. Практически все страны из первого и второго кластера используют цену на углерод в виде углеродного налога или системы торговли выбросами.
Наименее развитые страны — страны четвертого кластера, наоборот, имеют довольно скромные показатели амбициозности климатической политики; лишь некоторые из них используют цену на углерод. Вместе с тем именно в странах четвертого кластера наблюдаются крайне высокие значения показателей локального загрязнения воздуха и подверженности климатическим изменениям, что, вероятно, объясняется их высокой отрицательной корреляцией с уровнем экономического развития.
Для многих бедных стран решение базовых социальных задач за счет индустриализации, сопряженной с большими выбросами ПГ и локальных загрязнителей, представляет собой более приоритетную задачу, нежели снижение выбросов ПГ. Более того, именно в экономическом росте и неизбежном наращивании выбросов многие из них видят основные возможности смягчения последствий и адаптации к климатическим изменениям в будущем.
Результаты также указывают на то, что энергоизбыточные страны, как правило, проводят климатическую политику менее активно и устанавливают менее амбициозные цели по сокращению выбросов по сравнению с энергодефицитными странами. Эти различия заметны при сравнении стран из третьего кластера и первых двух кластеров, для которых характерна относительно большая доля импорта энергии в ее потреблении. Для стран третьего кластера, напротив, характерна ориентация на экспорт энергоресурсов и продукции с высокой углеродоемкостью, что потенциально снижает стимулы к проведению активной климатической политики.
В целом результаты проведенного исследования позволяют утверждать, что готовность к сокращению выбросов и амбициозность целей определяются не только уровнем экономического развития, но и другими факторами, такими, например, как показатели энергообеспеченности и торговая специализация. Как правило, бедные и наиболее уязвимые страны ставят наименее амбициозные цели по сокращению выбросов. В то же время богатые и энергодефицитные страны чаще склонны к выстраиванию активной климатической политики и установлению более амбициозных целей по сокращению выбросов.
Россия относится к кластеру среднеобеспеченных и энергоизбыточных стран, так как обладает значительными энергоресурсами и находится в высокой зависимости от экспорта углеводородов и углеродоемкой продукции. Несмотря на активное развитие нормативно-правовой базы российской климатической политики в последние годы, сформулированные цели по сокращению выбросов (без учета естественной способности лесных экосистем) пока относительно менее амбициозны, чем у стран первого и второго кластера. В стране отсутствует система регулирования выбросов, способная создать экономические стимулы к их сокращению на уровне отдельных отраслей и компаний.
Понятно и то, что в России сохраняется ряд чувствительных социально-экономических проблем (включая падение реальных доходов населения и усугубление проблемы бедности), требующих существенных финансовых затрат со стороны правительства, что усложняет проведение активной политики по сокращению выбросов и требует балансирования приоритетов между климатическими целями и целями развития. Возможность разрешить это противоречие в ближайшие годы будет во многом зависеть от проработки конкретных решений по сокращению выбросов, сопровождающихся позитивными эффектами для экономического развития: диверсификацией национальной экономики, укреплением конкурентоспособности российской продукции на зарубежных рынках, привлечением инвестиций и созданием новых рабочих мест в низкоуглеродных отраслях экономики.
Несмотря на первостепенную важность выстраивания взвешенной внутренней климатической политики, эти усилия могут эффективно дополняться работой на внешнеполитическом треке.
Результаты данного исследования позволяет несколько по-новому взглянуть на принципы определения климатической ответственности разных стран. Рамочная конвенция ООН об изменении климата [ООН, 1992], принятая в 1992 г. и лежащая в основе Парижского соглашения, закладывает принцип общей, но дифференцированной ответственности сторон. В соответствии с ним при согласовании целей по сокращению
выбросов косвенно учитывается уровень экономического развития стран. Другими словами, действующий подход к климатической ответственности признает разницу в возможностях сокращения выбросов, существующую между развитыми и развивающимися странами. Первые традиционно готовы брать на себя более амбициозные цели по сокращению выбросов по сравнению с последними.
Настоящее исследование позволяет сделать следующий вывод: оценка и сопоставление успешности и амбициозности климатической политики различных стран изначально должны исходить из того, что экономические возможности и альтернативная стоимость сокращения выбросов в разных странах разные и зависят не только от уровня, но и от типа экономического развития стран. В частности, альтернативная стоимость сокращения выбросов в условной стране — импортере энергоресурсов, стремящейся к снижению импортной зависимости, относительно ниже, чем в стране, богатой ископаемым топливом и специализирующейся на его экспорте и экспорте углеродоемкой продукции. Экспортируемое ископаемое топливо и углеродоемкая продукция, в свою очередь, потребляются в энергодефицитных странах, что никак не учитывается при оценке распределения глобальной климатической ответственности.
Учитывая разницу в системах стимулов к сокращению выбросов парниковых газов в странах-импортерах и странах — экспортерах энергоресурсов и углеродоемкой продукции, сложно ожидать от последних столь же амбициозных целей и активных мер климатической политики. В рамках существующей системы международных климатических институтов возрастает важность усиленной координации действий между двумя группами стран — экспортерами и импортерами выбросов, направленной на учет взаимных интересов и реальных возможностей сокращения выбросов. Без выработки новых механизмов сотрудничества данных групп стран достижение цели Парижского соглашения может быть затруднено.
Учет различий в альтернативной стоимости сокращения выбросов может лечь в основу российской климатической дипломатии, в том числе стать ключевым звеном российско-европейского климатического сотрудничества. Страны ЕС традиционно являются импортерами российских энергоресурсов (природного газа и нефти) и углеродоемкой продукции (металлов, химической продукции, цемента и др.). В то же время ужесточение европейского углеродного регулирования (в том числе в виде роста цены на выбросы в рамках Европейской системы торговли выбросами и планов введения пограничного углеродного корректирующего механизма) создает прямые риски для российских экспортеров энергоресурсов и углеродоемкой продукции. Причем, учитывая ограниченный потенциал сокращения выбросов внутри ЕС (большинство дешевых возможностей сокращения выбросов уже исчерпано), их дальнейшее сокращение будет все более дорогостоящим.
Компромиссным и взаимовыгодным решением может стать создание нового формата сотрудничества России и Европы: «Российско-европейской зеленой сделки». Ряд оценок косвенно и напрямую свидетельствует, что сокращать выбросы в России гораздо дешевле, чем в ЕС [Böhringer et al., 2020; Chepeliev, Osorio-Rodarte, van der Mensbrugghe, 2021]. В данный момент в России ведется активная работа над созданием механизмов учета и регулирования выбросов ПГ. Эти механизмы могли бы стыковаться с системой торговли выбросами или системой пограничного углеродного регулирования ЕС. В результате в России возникнет возможность реализации низкоуглеродных проектов, в том числе с участием европейского капитала, в то время как европейские страны получат дополнительные возможности дешевого сокращения выбросов, что, в свою очередь, приблизит человечество к решению проблемы глобального изменения климата.
Проработка и реализация данного формата сотрудничества может создать мировой прецедент интеграции национальных систем углеродного регулирования и заложить основу формирования глобальной системы взаимного признания единиц сокращения выбросов. Без подобной системы, в которой равноправно могли бы участвовать и развитые (преимущественно нетто-импортеры выбросов), и развивающиеся (преимущественно нетто-экспортеры выбросов) страны, в особенности страны БРИКС, где существует огромный потенциал дешевого сокращения выбросов, приблизить решение климатической проблемы вряд ли возможно.
Список источников
Григорьев Л.М., Макаров И.А., Соколова А.К., Павлюшина В.А., Степанов И.А. (2020). Изменение климата и неравенство: потенциал для совместного решения проблем // Вестник международных организаций: образование, наука, новая экономика. № 1. С. 7-30. doi.org/10.17323/1996-7845-2020-01-01
ООН (1992). Рамочная конвенция Организации Объединенных Наций об изменении климата. Режим доступа: https://www.un.org/ru/documents/decl_conv/conventions/climate_framework_conv.shtml (дата обращения: 11.11.2021).
Степанов И.А., Галимова К.З. (2021). Цена на углерод: теория и практика регулирования выбросов парниковых газов // Вестник Московского университета. Сер. 6. Экономика. № 4. С. 5-116. https:// doi.org/10.38050/01300105202145
Baker L., Newell P., Phillips J. (2014). The Political Economy of Energy Transitions: The Case of South Africa // New Political Economy. Vol. 19. Iss. 6. P. 791-818. https://doi.org/10.1080/13563467.2013.849674
Battig M.B., Bernauer T. (2009). National Institutions and Global Public Goods: Are Democracies More Cooperative in Climate Change Policy? // International Organization. Vol. 63. P. 281-308. https://doi. org/10.1017/S0020818309090092
Bohringer C., Peterson S., Schneider J., Winkler M. (2020). Carbon Pricing After Paris: Overview of Results From EMF 36. Paper presented at the 23rd Annual Conference on Global Economic Analysis (Virtual). Режим доступа: https://www.gtap.agecon.purdue.edu/resources/res_display.asp?RecordID=6067 (дата обращения: 10.11.2021).
Brun A. (2016). Conference Diplomacy: The Making of the Paris Agreement // Politics and Governance. Vol. 4. No. 3. P. 115-23. https://doi.org/10.17645/pag.v4i3.649
Chepeliev M., Osorio-Rodarte I., van der Mensbrugghe D. (2021). Distributional Impacts of Carbon Pricing Policies Under the Paris Agreement: Inter and Intra-Regional Perspectives // Energy Economics. Vol. 102. https://doi.org/10.1016/j.eneco.2021.105530
Climate Action Network Europe (2018). Off target. Ranking of EU countries' ambition and progress in fighting climate change // Climate Action Network. Режим доступа: https://caneurope.org/content/up-loads/2018/06/CAN_Off-target_report_FIN.pdf (дата обращения: 10.10.2021).
Dolata-Kreutzkamp P. (2008). Canada-Germany-EU: Energy Security and Climate Change // International Journal. Vol. 63. No 3. P. 665-681. Режим доступа: https://www.jstor.org/stable/40204404.
European Commission (EC) (n. d.). Climate Strategies & Targets. Режим доступа: https://ec.europa.eu/ clima/policies/strategies_en (дата обращения: 20.12.2020).
Grossman G.M., Krueger A.B. (1995). Economic Growth and the Environment // The Quarterly Journal of Economics. Vol. 110. Iss. 2. P. 353-377. https://doi.org/10.2307/2118443
Halsnss K., Trarup S. (2009). Development and Climate Change: A Mainstreaming Approach for Assessing Economic, Social, and Environmental Impacts of Adaptation Measures // Environmental Management. Vol. 43. P. 765-778. https://doi.org/10.1007/s00267-009-9273-0
Hassan H.R., Cliff V. (2019). For Small Island Nations, Climate Change Is Not a Threat. It's Already Here. World Economic Forum. 24 September. Режим доступа: https://www.weforum.org/agenda/2019/09/island-nations-maldives-climate-change/ (дата обращения: 20.12.2020).
Heggelund G. (2007). China's Climate Change Policy: Domestic and International Developments // Asian Perspective. Vol. 31. No. 2. P. 155-191. Режим доступа: https://www.jstor.org/stable/42704593.
Höhne N., Kuramochi T., Warnecke C., Röser F., Fekete H., Hagemann M., Day T., Tewari R., Kurdziel M., Sterl S., Gonzales S. (2017). The Paris Agreement: Resolving the Inconsistency Between Global Goals and National Contributions // Climate Policy. Vol. 17. Iss. 1. P. 16-32. https://doi.org/10.1080/14693062.2016.12 18320
Ide T. (2020). Recession and Fossil Fuel Dependence Undermine Climate Policy Commitments // Environmental Research Communications. Vol. 2. No. 10. https://doi.org/10.1088/2515-7620/abbb27
Intergovernmental Panel on Climate Change (IPCC) (2018). Summary for Policymakers. Global Warming of 1.5°C. An IPCC Special Report on the Impacts of Global Warming of 1.5°C Above Pre-Industrial Levels and Related Global Greenhouse Gas Emission Pathways, in the Context of Strengthening the Global Response to the Threat of Climate Change, Sustainable Development, and Efforts to Eradicate Poverty / V. Masson-Del-motte et al. (eds). Режим доступа: https://www.ipcc.ch/site/assets/uploads/sites/2/2019/05/SR15_SPM_ version_report_LR.pdf (дата обращения: 20.12.2020).
Kaika D., Zervas E. (2013a). The Environmental Kuznets Curve (EKC) Theory. Part A: Concept, Causes and the CO2 Emissions Case // Energy Policy. Vol. 62. P. 1392-1402. https://doi.org/10.1016/j.enpol.2013.07.131
Kaika D., Zervas E. (2013b). The Environmental Kuznets Curve (EKC) Theory. Part B: Critical Issues // Energy Policy. Vol. 62. P. 1403-1441. https://doi.org/10.1016/j.enpol.2013.07.130
Levy D., Egan D. (2003). A Neo-Gramscian Approach to Corporate Political Strategy: Conflict and Accommodation in the Climate Change Negotiations // Journal of Management Studies. Vol. 40. No. 4. P. 803-829. https://doi.org/10.1111/1467-6486.00361
Makarov I.A. (2018). Discrepancies Between Environmental Kuznets Curves for Production- and Consumption-based CO2 Emissions. Higher School of Economics Research Paper No WP BRP 199/EC/2018. Режим доступа: https://papers.ssrn.com/sol3/papers.cfm?abstract_id=3259100 (дата обращения: 20.12.2020).
McMullen-Laird L., Zhao X., Gong M., McMullen S.J. (2015). Air Pollution Governance as a Driver of Recent Climate Policies in China // Carbon & Climate Law Review. Vol. 9. Iss. 3. P. 243-255.
Meckling J., Wagner G., Sterner T. (2017). Policy Sequencing Toward Decarbonization // Nature Energy. Vol. 2. No. 12. https://doi.org/10.1038/s41560-017-0025-8
Mendelsohn R. (2009). The Impact of Climate Change on Agriculture in Developing Countries // Journal of Natural Resources Policy Research. Vol. 1. Iss. 1. P. 5-19. https://doi.org/10.1080/19390450802495882
Mertz O., Halsnas K., Olesen J.E., Rasmussen K. (2009). Adaptation to Climate Change in Developing Countries // Environmental Management. Vol. 43. No. 5. P. 743-52 https://doi.org/10.1007/s00267-008-9259-3
Parry M.L., Canziani O.F., Palutikof J.P., van der Linden P., Hanson C.E. (eds) (2007). Climate Change 2007: Impacts, Adaptation, and Vulnerability. Cambridge: Cambridge University Press.
Schmitz H. (2017). Who Drives Climate-Relevant Policies in the Rising Powers? // New Political Economy. Vol. 22. Iss. 5. P. 521-540. https://doi.org/10.1080/13563467.2017.1257597
Selden T.M., Song D. (1994). Environmental Quality and Development: Is There a Kuznets Curve for Air Pollution Emissions? // Journal of Environmental Economics and Management. Vol. 27. Iss. 2. P. 147-162. https://doi.org/10.1006/JEEM.1994.1031
Shafik N., Bandyopadhyay S. (1992). Economic Growth and Environmental Quality: Time-Series and CrossCountry Evidence. Working Paper WPS 904, The World Bank. Режим доступа: https://documents1.world-bank.org/curated/en/833431468739515725/pdf/multi-page.pdf (дата обращения: 10.11.2021).
Stern D.I. (2017). The Environmental Kuznets Curve After 25 Years // Journal of Bioeconomics. Vol. 19. No. 1. P. 7-28. https://doi.org/10.1007/s10818-017-9243-1
Torstad V., Salen H., Boyum L.S. (2020). The Domestic Politics of International Climate Commitments: Which Factors Explain Cross-Country Variation in NDC Ambition? // Environmental Research Letter. Vol. 15. No. 2. https://doi.org/10.1088/1748-9326/ab63e0
Uchiyama K. (2016). Environmental Kuznets Curve Hypothesis and Carbon Dioxide Emissions. Tokyo: Springer.
van Alstine J., Neumayer E. (2010). The Environmental Kuznets Curve // Handbook on Trade and the Environment / K.P. Gallagher (ed.). Cheltenham, UK. P. 49-59.
Woodward A., Baumgartner J., Ebi K.L., Gao J., Kinney P.L., Liu Q. (2019). Population Health Impacts of China's Climate Change Policies // Environmental Research. Vol. 175. P. 178-85. https://doi.org/10.1016/j. envres.2019.05.020
World Bank Group (WBG) (2020). State and Trends of Carbon Pricing 2020. Режим доступа: https://open-knowledge.worldbank.org/bitstream/handle/10986/33809/9781464815867.pdf?sequence=4&isAllowed=y (дата обращения: 10.11.2021).
Приложение
Таблица П1. Пересчет N00 выбранных стран в сопоставимый показатель амбициозности климатической политики
Страна/ базовый год N00 NDC: сокращение к целевому году (2030) по отношению к базовому, % Вид цели Выбросы в базовом году, млн т С02-экв. Выбросы в 2016 г., млн т С02-экв. Сопоставимая цель: абсолютное изменение выбросов 2030/2016, % Сопоставимая цель: изменение углеродоем-кости ВВП 2030/2016, %
Австралия / 2005 26-28 Абсолютная 622,46 519,09 -11 -39
Австрия / 2010 25 Абсолютная 78,38 71,85 -18 -35
Азербайджан / 1990 35 Абсолютная 75,56 73,98 -34 -
Албания / 2016 12 Абсолютная 4,4 4,4 -12 -
Ангола / 2005 35 BAU 191,8 180,12 -30 -
Белоруссия / 1990 28 Абсолютная 126,04 80,7 12 -
Бельгия / 2010 31 Абсолютная 121,56 107,35 -22 -38
Бразилия / 2005 43 Абсолютная 2015,48 1379,38 -17 -42
Великобритания / 2010 30 Абсолютная 581,78 461,54 -12 -30
Венгрия / 2010 12 Абсолютная 62,94 61,28 -10 -37
Гватемала / 2005 23 BAU 43,82 43,79 9 -
Германия / 2017 38 Абсолютная 808,73 -38 -49
Греция / 2010 25 Абсолютная 107,44 86,36 -7 -29
Дания / 2010 41 Абсолютная 62,23 46,66 -21 -39
Доминиканская Республика / 2010 25 Абсолютная 24,28 28,9 -37
Замбия / 2010 47 BAU 459,88 493,99 -88 -
Индия / 2005 33-35 Относительная 1803,32 3235,66 -64 -9
Индонезия/ 2015 29 BAU - 2229 -9 -51
Ирландия / 2010 21 Абсолютная 58,34 65,58 -30 -54
Исландия / 2010 56 Абсолютная 3,18 3,19 -56 -69
Испания / 2010 22 Абсолютная 316,47 283,8 -13 -30
Страна/ базовый год NDC NDC: сокращение к целевому году (2030) по отношению к базовому, % Вид цели Выбросы в базовом году, млн т COj-экв. Выбросы в 2016 г., млн т COj-экв. Сопоставимая цель: абсолютное изменение выбросов 2030/2016, % Сопоставимая цель: изменение углеродоем-кости ВВП 2030/2016, %
Италия / 2010 31 Абсолютная 437,79 369,63 -18 -27
Казахстан / 1990 25 Абсолютная 309,08 289,02 -20 -
Камерун / 2010 32 Абсолютная 201,39 208,38 -34 -
Канада / 2005 30 Абсолютная 971,7 779,27 -13 -32
Кипр / 2005 26 Абсолютная 8,84 8,26 -21 -
Китай / 2005 60 Относительная 9280 11576,87 -20 -49
Коста-Рика / 2012 25 Абсолютная 2,97 4,36 -49 -68
Латвия / 1990 40 Абсолютная 26,3 11 43 3
Литва / 2010 67 Абсолютная 19,28 17,71 -64 -72
Люксембург / 2010 30 Абсолютная 11,91 9,77 -15 -44
Мальта / 2010 35 Абсолютная 3,01 1,92 2 -
Мексика / 2013 25 BAU - 688,38 10 -24
Нидерланды / 2010 37 Абсолютная 200,66 186,98 -32 -49
Новая Зеландия / 2005 30 Абсолютная 67,62 63,13 -25 -49
Норвегия / 2010 83 Абсолютная 26,53 23,81 -81 -85
Польша / 2010 26 Абсолютная 282,52 349,76 -40 -58
Португалия / 2010 15 Абсолютная 68,18 69,39 -16 -34
Россия / 1990 33 Абсолютная 3559,4 2391,38 0 -
Румыния / 2010 11 Абсолютная 110,23 91 8 -
Сингапур / 2005 36 Относительная 50,8 63,25 -26 27
Словения / 2010 63 Абсолютная 11,26 10,99 -62 -70
США / 2005 26-28 Абсолютная 6477,6 5833,49 -32 -48
Таджикистан / 1990 25-35 Абсолютная 11,09 5,35 55 -
Узбекистан / 2010 10 Относительная 215,04 194,67 14 49
Страна/ базовый год N00 NDC: сокращение к целевому году (2030) по отношению к базовому, % Вид цели Выбросы в базовом году, млн т С02-экв. Выбросы в 2016 г., млн т С02-экв. Сопоставимая цель: абсолютное изменение выбросов 2030/2016, % Сопоставимая цель: изменение углеродоем-кости ВВП 2030/2016, %
Украина /1990 40 Абсолютная 874,78 283,72 85 -
Финляндия /1990 47 Абсолютная 54,75 63,16 -54 -63
Франция / 1990 85 Абсолютная 466,55 329,6 -79 -83
Хорватия / 2010 5 Абсолютная 16,54 18,94 -17 -
Чили / 2010 26 Относительная 70,2 87,9 -41 -13
Швейцария / 2005 51 Абсолютная 53,11 46,72 -44 -56
Швеция / 2010 58 Абсолютная 55,23 46,23 -50 -64
Эстония / 1990 70 Абсолютная 35,16 20,38 -48 -64
Корея / 2017 20 BAU - 657,4 -18 -
Япония / 2013 26 Абсолютная 1335,18 1263,87 -22 -32
Источник: Составлено авторами на основе данных Climate Watch.
International Organisations Research Journal, 2021, vol. 16, no 4, pp. 57-79 Original article
doi:10.17323/1996-7845-2021-04-03
What Determines the Ambitiousness of Climate Policy in Different Сountries?1
I. Stepanov, N. Agikyan, E. Muzychenko
Ilya Stepanov - PhD, Deputy Head, Laboratory for Climate Change Economics, National Research University Higher School of Economics (HSE University); 17 Malaya Ordynka, Moscow, 119017, Russian Federation; iaste-panov@hse.ru
Natella Agikyan - Research Assistant, Laboratory for Climate Change Economics, National Research University Higher School of Economics (HSE University); 17 Malaya Ordynka, Moscow, 119017, Russian Federation; nagikyan@hse.ru
Evgeniya Muzychenko — Junior Research Fellow, Laboratory for Climate Change Economics, National Research University Higher School of Economics (HSE University); 17 Malaya Ordynka, Moscow, 119017, Russian Federation; emuzychenko@hse.ru
Abstract
Climate change is considered one of the most challenging problems of the 21st century and requires coordinated action by governments across the globe. The Paris Agreement, ratified by most countries of the world, sets the goal of keeping the average temperature rise within 2°C compared to pre-industrial levels. As part of the Agreement, countries set nationally determined contributions (NDCs) — targets for reducing greenhouse gas emissions — which are determined voluntarily. Because these targets are nationally determined, they depend on domestic constraints and the additional opportunities that individual countries' emission reduction strategies present.
As a result, climate policies vary widely among countries, both in terms of the emission reduction targets and the policy instruments used. The purpose of this study is to systematize the factors influencing climate policy using factor and cluster analysis methods. Factor analysis is used to aggregate a set of investigated statistical indicators, reflecting a country's development level, exposure to climate risks, energy endowment, and foreign trade specialization, into a series of principal components. Based on the selected principal components, the countries are clustered into homogeneous groups, and the indicators of climate policy ambition are compared among the clusters.
The results of the study demonstrate that climate change vulnerability is not a determinant of climate policy. As a rule, the poorest and most vulnerable countries set the least ambitious emission reduction targets. At the same time, rich and energy-abundant countries are more likely to implement active climate policies and set more ambitious emissions reduction targets compared to energy-intensive countries and countries that specialize in exporting carbon-intensive products. Advanced climate policy instruments, such as a carbon tax or emissions trading system, are used with greater frequency in more advanced and energy-deficient countries.
Keywords: climate change, climate policy, GHG emissions reductions, Paris Agreement, nationally determined contributions (NDCs), economic development; energy dependency
For citation: Stepanov I., Agikyan N., Muzychenko E. (2021). What Determines the Ambitiousness of Climate Policy in Different Countries. International Organisations Research Journal, vol. 16, no 4, pp. 57—79 (in English). doi:10.17323/1996-7845-2021-04-03
References
Baker L., Newell P., Phillips J. (2014). The Political Economy of Energy Transitions: The Case of South Africa. New Political Economy, vol. 19, iss. 6, pp. 791—818. https://doi.org/10.1080/13563467.2013.849674
1 This article was submitted 25.10.2021.
Bättig M.B., Bernauer T. (2009). National Institutions and Global Public Goods: Are Democracies More Cooperative in Climate Change Policy? International Organization, vol. 63, pp. 281—308. https://doi.org/10.1017/ S0020818309090092
Böhringer C., Peterson S., Schneider J., Winkler M. (2020). Carbon Pricing After Paris: Overview of Results From EMF 36. Paper presented at the 23rd Annual Conference on Global Economic Analysis (Virtual). Available at: https://www.gtap.agecon.purdue.edu/resources/res_display.asp?RecordID=6067 (accessed 10 November 2021).
Brun A. (2016). Conference Diplomacy: The Making of the Paris Agreement. Politics and Governance, vol. 4, no 3, pp. 115-23. https://doi.org/10.17645/pag.v4i3.649
Chepeliev M., Osorio-Rodarte I., van der Mensbrugghe D. (2021). Distributional Impacts of Carbon Pricing Policies Under the Paris Agreement: Inter and Intra-Regional Perspectives. Energy Economics, vol. 102. https://doi.org/10.1016/j.eneco.2021.105530
Climate Action Network Europe (2018). Off target. Ranking of EU countries' ambition and progress in fighting climate change // Climate Action Network. Available at: https://caneurope.org/content/uploads/2018/06/ CAN_Off-target_report_FIN.pdf (accessed 10 October 2021).
Dolata-Kreutzkamp P. (2008). Canada-Germany-EU: Energy Security and Climate Change. International Journal, vol. 63, no 3, pp. 665-81. Available at: https://www.jstor.org/stable/40204404.
European Commission (EC) (n. d.). Climate Strategies & Targets. Available at: https://ec.europa.eu/clima/ policies/strategies_en (accessed 29 December 2020).
Grigoryev L., Makarov I., Sokolova A., Pavlyushina V., Stepanov I. (2020). Climate Change and Inequality: How to Solve These Problems Jointly? International Organisations Research Journal, vol. 15, no 1, pp. 7-30. (In English). doi.org/10.17323/1996-7845-2020-01-01
Grossman G.M., Krueger A.B. (1995). Economic Growth and the Environment. The Quarterly Journal of Economics, vol. 110, iss. 2, pp. 353-77. https://doi.org/10.2307/2118443
Halsnas K., Trarup S. (2009). Development and Climate Change: A Mainstreaming Approach for Assessing Economic, Social, and Environmental Impacts of Adaptation Measures. Environmental Management, vol. 43, pp. 765-78. https://doi.org/10.1007/s00267-009-9273-0
Hassan H.R., Cliff V. (2019). For Small Island Nations, Climate Change Is Not a Threat. It's Already Here. World Economic Forum, 24 September. Available at: https://www.weforum.org/agenda/2019/09/island-na-tions-maldives-climate-change/ (accessed 29 December 2020).
Heggelund G. (2007). China's Climate Change Policy: Domestic and International Developments. Asian Perspective, vol. 31, no 2, pp. 155-91. Available at: https://www.jstor.org/stable/42704593.
Höhne N., Kuramochi T., Warnecke C., Röser F., Fekete H., Hagemann M., Day T., Tewari R., Kurdziel M., Sterl S., Gonzales S. (2017). The Paris Agreement: Resolving the Inconsistency Between Global Goals and National Contributions. Climate Policy, vol. 17, iss. 1, pp. 16-32. https://doi.org/10.1080/14693062.2016.1218320
Ide T. (2020). Recession and Fossil Fuel Dependence Undermine Climate Policy Commitments. Environmental Research Communications, vol. 2, no 10. https://doi.org/10.1088/2515-7620/abbb27
Intergovernmental Panel on Climate Change (IPCC) (2018). Summary for Policymakers. Global Warming of 1.5°C. An IPCC Special Report on the Impacts of Global Warming of 1.5°C Above Pre-Industrial Levels and Related Global Greenhouse Gas Emission Pathways, in the Context of Strengthening the Global Response to the Threat of Climate Change, Sustainable Development, and Efforts to Eradicate Poverty (V. Masson-Delmotte et al. (eds). Available at: https://www.ipcc.ch/site/assets/uploads/sites/2/2019/05/SR15_SPM_version_report_LR.pdf (accessed 29 December 2020).
Kaika D., Zervas E. (2013a). The Environmental Kuznets Curve (EKC) Theory. Part A: Concept, Causes and the CO2 Emissions Case. Energy Policy, vol. 62, pp. 1392-402. https://doi.org/10.1016/j.enpol.2013.07.131
Kaika D., Zervas E. (2013b). The Environmental Kuznets Curve (EKC) Theory. Part B: Critical Issues. Energy Policy, vol. 62, pp. 1403-11. https://doi.org/10.1016/j.enpol.2013.07.130
Levy D., Egan D. (2003). A Neo-Gramscian Approach to Corporate Political Strategy: Conflict and Accommodation in the Climate Change Negotiations. Journal of Management Studies, vol. 40, no 4, pp. 803-29. https://doi.org/10.1111/1467-6486.00361
Makarov I.A. (2018). Discrepancies Between Environmental Kuznets Curves for Production- and Consumption-based CO2 Emissions. Higher School of Economics Research Paper No WP BRP 199/EC/2018. Available at: https://papers.ssrn.com/sol3/papers.cfm?abstract_id=3259100 (accessed 29 December 2020).
McMullen-Laird L., Zhao X., Gong M., McMullen S.J. (2015). Air Pollution Governance as a Driver of Recent Climate Policies in China. Carbon & Climate Law Review, vol. 9, iss. 3, pp. 243—55.
Meckling J., Wagner G., Sterner T. (2017). Policy Sequencing Toward Decarbonization. Nature Energy, vol. 2, no 12. https://doi.org/10.1038/s41560-017-0025-8
Mendelsohn R. (2009). The Impact of Climate Change on Agriculture in Developing Countries. Journal of Natural Resources Policy Research, vol. 1, iss. 1, pp. 5-19. https://doi.org/10.1080/19390450802495882
Mertz O., Halsn^s K., Olesen J.E., Rasmussen K. (2009). Adaptation to Climate Change in Developing Countries. Environmental Management, vol. 43, no 5, pp. 743-52. https://doi.org/10.1007/s00267-008-9259-3
Parry M.L., Canziani O.F., Palutikof J.P., van der Linden P., Hanson C.E. (eds) (2007). Climate Change 2007: Impacts, Adaptation, and Vulnerability. Cambridge: Cambridge University Press.
Schmitz H. (2017). Who Drives Climate-Relevant Policies in the Rising Powers? New Political Economy, vol. 22, iss. 5, pp. 521-40. https://doi.org/10.1080/13563467.2017.1257597
Selden T.M., Song D. (1994). Environmental Quality and Development: Is There a Kuznets Curve for Air Pollution Emissions? Journal of Environmental Economics and Management, vol. 27, iss. 2, pp. 147-62. https://doi. org/10.1006/JEEM.1994.1031
Shafik N., Bandyopadhyay S. (1992). Economic Growth and Environmental Quality: Time-Series and CrossCountry Evidence. Working Paper WPS 904, The World Bank. Available at: https://documents1.worldbank. org/curated/en/833431468739515725/pdf/multi-page.pdf (accessed 10 November 2021).
Stepanov I.A., Galimova K.Z. (2021). Carbon price: theory and practice of greenhouse gas emissions regulation. Moscow University Economics Bulletin. 4, pp. 95-116. (In Russian.) https://doi.org/10.38050/01300105202145
Stern D.I. (2017). The Environmental Kuznets Curve After 25 Years. Journal of Bioeconomics, vol. 19, no 1, pp. 7-28. https://doi.org/10.1007/s10818-017-9243-1
Torstad V., Sffilen H., Boyum L.S. (2020). The Domestic Politics of International Climate Commitments: Which Factors Explain Cross-Country Variation in NDC Ambition? Environmental Research Letter, vol. 15, no 2. https://doi.org/10.1088/1748-9326/ab63e0
Uchiyama K. (2016). Environmental Kuznets Curve Hypothesis and Carbon Dioxide Emissions. Tokyo: Springer.
United Nations (UN) (1992). Ramochnaja konvencija Organizacii Ob'edinennyh Nacij ob izmenenii klimata [UN Framework Convention on Climate Change]. Available at: https://www.un.org/ru/documents/decl_ conv/conventions/climate_framework_conv.shtml (accessed 11 November 2021). (In Russian)
van Alstine J., Neumayer E. (2010). The Environmental Kuznets Curve. Handbook on Trade and the Environ -ment (K.P. Gallagher (ed.)). Cheltenham, UK, pp. 49-59.
Woodward A., Baumgartner J., Ebi K.L., Gao J., Kinney P.L., Liu Q. (2019). Population Health Impacts of China's Climate Change Policies. Environmental Research, vol. 175, pp. 178-85. https://doi.org/10.1016Zj. envres.2019.05.020
World Bank Group (WBG) (2020). State and Trends of Carbon Pricing 2020. Available at: https://openknowl-edge.worldbank.org/bitstream/handle/10986/33809/9781464815867.pdf?sequence=4&isAllowed=y (accessed 10 November 2021).
