CC BY
105
ОТ БЛАГОДЕТЕЛЯ К ПРОГРЕССОРУ: МОДИФИКАЦИЯ ОБРАЗА СВЕРХЧЕЛОВЕКА В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ФАНТАСТИКЕ ХХ ВЕКА
Е.В. Борода
Ключевые слова: сверхчеловек, благодетель, прогрессор, личность, государство.
Keywords: Superman, Virtue-follower, Progress-maker, personality, state.
Приоритет отдельной личности с правом возведения ее воли в закон - проблема из области этики. В русской литературе, традиционно тяготеющей к нравственной проблематике, обращение к данной теме выглядит более чем закономерно. «Тема о столкновении личности и истории, личности и мировой гармонии есть очень русская тема, она с особенной остротой и глубиной пережита русской мыслью», - отмечает Н.А. Бердяев [Бердяев 2005, с. 82]. Со всей полнотой и отчетливостью, в масштабе «человек - государство», этот вопрос еще в XIX столетии был освещен Ф.М. Достоевским, подарившим литературе и общественной мысли образ Великого инквизитора.
Характерным примером осмысления названного образа в ХХ веке является роман Е. Замятина «Мы» (1921), где в роли сверхчеловека, Великого инквизитора, выступает Благодетель. В подобном ракурсе, с акцентом на проблеме личности, роман был исследован такими учеными, как Т.Т. Давыдова, Е.Н. Евсеев, Н.Ю. Желтова, Л.В. Полякова, И.М. Попова.
Итак, жизнь каждого персонажа в романе определяется существованием Благодетеля. Им пронизаны будни и праздники граждан Государства, его именем клянутся, его образу поклоняются, и фактически он становится на место Бога. Благодетель в романе - это практически победивший Инквизитор, убежденный в том, что «истинная, алгебраическая любовь к человечеству - непременно бесчеловечна, и непременный признак истины - ее жестокость» [Замятин 1989, с. 449-450].
Вот картина Распятия, какой ее рисует Благодетель: «Одни - вверху, обрызганные кровью, прибивают тело к кресту; другие - внизу, обрызганные слезами, смотрят. Не кажется ли вам, что роль тех, верхних, - самая трудная, самая важная. Да не будь их, разве была бы поставлена вся эта величественная трагедия? Они были освистаны темной толпой: но ведь за это автор трагедии - Бог - должен еще щедрее вознаградить их» [Замятин 1989, с. 449]. Подобный комментарий героя по поводу центрального евангельского события - не что иное, как самоопределение (и самооправдание) Благодетеля. Ошибка в том, что происходит подмена понятий: божественное величие мыслится как безграничная власть, а проявление свободы воли - как привилегия избранных.
Для подобного миросозерцания, несовместимого с верой в человека, допустима смена одного диктата другим. Можно провозгласить, что Бог умер, и приветствовать появление нового властителя.
Благодетель из замятинского произведения, как и образ Великого инквизитора, созданный Достоевским, в свою очередь способен стать ресурсным для литературы материалистического ХХ века, особенно для социальной фантастики, унаследовавшей проблематику начала эпохи. С этой точки зрения интересным представляется, в частности, творчество братьев Стругацких.
Однако, будучи представителями разных эпох, писатели не могли оценивать действительность одинаково. Замятин наблюдал становление советского Левиафана, Стругацкие стали свидетелями его агонии.
Разность в оценке тоталитарного общества отмечали сами Стругацкие, называя Замятина в числе художников-прорицателей, но констатируя иные последствия насилия над личностью: «Опыт гнусных тоталитарных режимов ХХ века обнаружил, что с человеком может происходить кое-что похуже, чем превращение в робота. Он остается человеком, но он делается ПЛОХИМ человеком. И чем жестче и беспощаднее режим, тем хуже и опаснее делается массовый человек. Он становится злобным, невежественным, трусливым, подлым, циничным и жестоким. Он становится рабом» [Стругацкие 2004б, с. 482]. Они подводят грустный итог: «Авторы антиутопий начала ХХ века ошибались прежде всего потому, что боялись главным образом потери свободы - свободы мысли, свободы выбора, свободы духа <...> Выяснилось, что массовый человек не боится потерять свободу - он боится ее обрести» [Стругацкие 2004б, с. 486].
Стругацкие осмысливают образ сверхчеловека в разных вариациях: от мнимого бога глазами аборигенов отсталой планеты («Трудно быть богом») и человека-машины («Далекая Радуга») до ипостаси Великого инквизитора ХХП века - Прогрессора. И наконец вообще выводят человека (собственно, уже и не человека) за пределы его природы, в соответствии с теорией вертикального прогресса («Волны гасят ветер»). И в то же время в будущее они отправляются с человеческими проблемами нынешнего века.
У Стругацких тема сверхчеловека выражается главным образом в мысли о Прогрессорстве. Она лейтмотивом проходит почти через все произведения, начиная, по словам Б.Н. Стругацкого, с повести
«Попытка к бегству» (1962). Случайно или нет, рабочее название повести было цитатой из Ф. Ницше «Возлюби дальнего». Именно в этой повести поставлен вопрос, «следует ли высокоразвитой цивилизации вмешиваться в дела цивилизации отсталой, - даже и с самыми благородными намерениями?» [Стругацкие 2004а, с. 679].
«Здесь было темное горе, тоска и совершенная безысходность, здесь ощущалось равнодушное отчаяние, когда никто ни на что не надеется, когда падающий знает, что его не поднимут, когда впереди нет абсолютно ничего, кроме смерти один на один с безучастной толпой» [Стругацкие 2004а, с. 56]. Это цитата из повести. С одной стороны, человек будущего, воспитанный в связи с утопическими надеждами писателей на принципах гуманизма, не может мириться с плачевным состоянием себе подобных. С другой стороны, благие намерения сверхчеловека не обязательно кажутся таковыми тем, в отношении кого он их имеет.
Впрочем, звание сверхчеловека по отношению к представителям отсталой цивилизации герои повести заслуживают исключительно как исторические потомки тех, кто веками строил их собственную культуру. Их глазами смотрит все человечество, прошедшее подобный путь и воспринимающее реалии планеты системы ЕН 7031 как историческую ретроспективу. «Таков человек <... > Как долго он еще остается скотом, после того как поднимается на задние лапы и берет в руки орудия труда <... > Они понятия не имеют о свободе, равенстве и братстве. Впрочем, это им еще предстоит. Они еще будут спасать цивилизацию газовыми камерами. Им еще предстоит стать мещанами и поставить свой мир на край гибели», - рассуждает герой повести Саул [Стругацкие 2004а, с. 95].
Есть расхожее выражение о том, что войны и революции не делаются в белых перчатках. По-видимому, то же самое можно сказать и о вмешательстве в историю другой цивилизации. Встать на место опекаемых бывает необходимо хотя бы для того, чтобы стать своим среди них. На этот счет подробнее писатели будут рассуждать в повести «Трудно быть богом».
Не случайно Прогрессоры в мире будущего окружены ореолом сомнительной тайны. В обществе радостного труда и всеобщего благоденствия они становятся изгоями. Главная причина настороженного отношения к Прогрессорам - инстинктивное желание человечества забыть о компрометирующих страницах собственной истории, своеобразное действие механизма вытеснения. Общество признает благую цель -будущее, в котором хотелось бы жить, - но средства оправдать не может. И грязную работу по достижению этой цели берут на себя именно Прогрессоры.
Вопрос о необходимости такого вмешательства остается спорным. Саул - человек из прошлого. Он не имеет уверенности людей будущего в безусловном могуществе человека, зато обладает солидным жизненным опытом. По сравнению с ним Антон и Вадим более уязвимы в мире, где царствует зло. На возражения молодых друзей о том, что они помогут цивилизации построить благое общество, Саул отвечает, что история должна проходить естественным путем. «Вы хотите нарушить законы общественного развития! Хотите изменить естественный ход истории! А знаете вы, что такое история? Это само человечество! И нельзя переломить хребет истории и не переломить хребет человечеству» [Стругацкие 2004а, с. 96].
Человек становится личностью, преодолевая определенные искушения и решая те или иные задачи, поставленные жизнью. То же самое можно сказать и о человечестве в целом. Культурные достижения и конечные точки исторического пути имеют значение только тогда, когда они являются результатами определенного опыта, как правило, тяжелого и длительного. В противном случае помощь со стороны сверхцивилизации рискует обернуться в лучшем случае историческим эпизодом.
В романе «Трудно быть богом» (1963) Стругацкие еще более детально осмысляют тему Прогрессорства, хотя само понятие еще не сформировалось. Наряду с центральным вопросом о праве на вмешательство в историю чужой цивилизации основной конфликт произведения раскрывается через противоречие между неспособностью мириться с уродливыми явлениями чужого мира и вынужденным бездействием.
От землянина-наблюдателя до деятельного Прогрессора еще целая вечность, но в Арканаре постепенно формируется стратегия Прогрессорства: от Бескровного Воздействия до провозглашенного Кондором «при чрезвычайных обстоятельствах действенны только чрезвычайные меры» [Стругацкие 2004а, с. 416]. Ни Антону-Румате, ни его друзьям еще не дано права вмешиваться в ход истории. Они только наблюдатели. Однако Антон постигает главное в деятельности будущих Прогрессоров - то, что сделает их изгоями и мучениками: «Если бог берется чистить нужник, пусть не думает, что у него будут чистые пальцы» [Стругацкие 2004а, с. 314]. Интересно, что взгляд навстречу богу, снизу вверх, со стороны жителей Арканара, отражает ту же картину: «Когда бог, спустившись с неба, вышел к народу из Питанских болот, ноги его были в грязи» [Стругацкие 2004а, с. 276].
Как можно корректировать историю? Герои выбирают путь весьма гуманный - спасение отдельных личностей, самых прогрессивных для их времени, потенциальных творцов будущего. Весьма разумно, если учесть, что большего земляне не должны и не могут сделать. Земная цивилизация, пережившая период войн и забывшая вражду, оказывается подготовлена к ней разве что теоретически. Самая глубокая пропасть между представителями разных цивилизаций - чуждая друг другу мораль тех и других. Это то, о чем шла речь еще в «Попытке к бегству». «Мы бесконечно сильнее Араты в нашем царстве добра и бесконечно слабее Араты в его царстве зла», - подводит итог Румата [Стругацкие 2004а, с. 412].
Ключевым эпизодом для понимания идейного конфликта романа становится наполовину воображаемый разговор человека с богом - доктора Будаха и Руматы. Подобно разговору Д-503 с Великим Благодетелем, эта беседа становится размышлением о природе и счастье человека. Даже пути к этому счастью предлагаются похожие: дать людям вволю хлеба, победить голод и нужду, вразумить жестоких, переделать саму природу человека вплоть до механической «позитивной реморализации». Только, замечает Румата, все это не пойдет людям на пользу, ибо когда они получат все даром, без труда, то «потеряют вкус к жизни и обратятся в моих домашних животных, которых я вынужден буду впредь кормить и одевать вечно» [Стругацкие 2004а, с. 407].
С другой стороны, мы видим Арату Горбатого. Постановка проблемы о праве на воздействие в романе заостряется посредством того, что волю богов оценивают те, в чью жизнь эта воля вмешивается. Это антиподы: доктор Будах и бунтовщик Арата. Один - смиренный созерцатель, сторонник мировой гармонии, философ платоновского типа. Другой - «мститель божьей милостью». Оба предлагают свои пути взаимодействия с человеком: один - образумить, другой - покарать. В сущности, перед этим выбором в лице Руматы стоит все будущее Прогрессорство. Характерно, что и Будах, и Арата, выслушав многомудрого небожителя, просят предоставить им право собственного пути. Однако главный выбор Руматой и человечеством Земли уже сделан: «Сердце мое полно жалости... Я не могу этого сделать» [Стругацкие 2004а, с. 407].
Человеческие чувства и сомнения Руматы (в роли человека уместнее называть его Антоном) делают героя привлекательнее и интереснее. При обращении к внутреннему миру героя мы можем оценить, насколько необычен конфликт произведения. Антиномия: идея вселенского просвещения - или запрет на вмешательство в развитие другой цивилизации. Еще антиномия: позиция бесстрастных богов - человеческая реакция на насилие и подлость. В романе внедрение человека Земли в другую культуру уже произошло, однако существует запрет на активное вмешательство. Но такое вмешательство наполовину - еще более преступно. Если уж вмешиваться, то до конца.
Именно так и поступает Антон. Он не может смириться с творимыми на его глазах преступлениями против человека, против будущего, против всего самого святого для него. «Одна только мысль о том, что тысячи других, пусть менее талантливых, но тоже честных, по-настоящему благородных людей фатально обречены, вызывала в груди ледяной холод и ощущение собственной подлости» [Стругацкие 2004а, с. 306]. Когда страдают самые близкие и наиболее беззащитные, герой вступает в настоящую, не метафорическую битву. «Гуманизм действия побеждает гуманизм бездействия» [Стругацкие 2004 а, с. 670], - так один из критиков, Р. Кологривов, определяет разрешение личностного психологического конфликта героя.
Именно любовь к ближнему препятствует Антону обрести божественный статус. Но это и к лучшему, потому что человек должен быть вместе с Богом, а не вместо Него. Безбожной гордыне сверхчеловека противостоит божественная природа истинного человека. В данном случае она побеждает.
Итак, тема Прогрессорства в творчестве братьев Стругацких продолжает замятинскую тему Благодетеля. В художественном мировоззрении Замятина эта идея - одна из составляющих. У А.Н. и Б.Н. Стругацких ее можно назвать константой всего творчества. От Благодетеля к Прогрессору модифицируется знаковый образ эпохи - сверхчеловек. Признаком, по которому данные образы могут
соотноситься между собой, является воля к власти в ницшевском понимании - как неизменное свойство
сильной личности.
Разумеется, Замятин и братья Стругацкие по-своему осмысляют этот масштабный характер. Образ Благодетеля представляет собой персонификацию власти, воплощенную идею всеобщего равенства и благоденствия, хотя бы и насильственным путем. Тип рефлексирующего Прогрессора привлекает внимание к мотивации его деятельности. И выходит, что руководят им не стремление к власти и принятие третьего искушения, а невозможность пройти равнодушно мимо страданий человека.
Литература
Бердяев Н.А. Самопознание. - М. ; Харьков, 2005.
Замятин Е.И. Избранное. - М., 1989.
Стругацкий А.Н., Стругацкий Б.Н. Собр. соч.: в 11 т. - Донецк, 2004 а. - Т. 3.
Стругацкий А.Н., Стругацкий Б.Н. Собр. соч.: в 11 т. - Донецк, 2004 б. - Т. 11.
