CC BY
38
АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ФОРУМ, 2019, №43
ОТ БИОЛОГИИ К ПОЛИТИКЕ И ОБРАТНО: ЕВГЕНИЙ ПАНОВ О ЧЕЛОВЕКЕ: Рец. на кн.: Е.Н. ПАНОВ. ЧЕЛОВЕК — СОЗИДАТЕЛЬ И РАЗРУШИТЕЛЬ: ЭВОЛЮЦИЯ ПОВЕДЕНИЯ И СОЦИАЛЬНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ. М.: Изд. дом «ЯСК», 2017. 634 с., ил. Александр Григорьевич Козинцев
Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН 3 Университетская наб., Санкт-Петербург, Россия Санкт-Петербургский государственный университет 7-9 Университетская наб., Санкт-Петербург, Россия agkozintsev@gmail.com
Аннотация: В своей книге E.H. Панов — крупнейший российский этолог, внесший огромный вклад в изучение поведения позвоночных и в сравнительный анализ коммуникации животных и человека, — поднимает множество вопросов, касающихся антропогенеза, культурогенеза, глоттогенеза и особенно качественного своеобразия человека в сравнении с животными. Панов — решительный противник социобиологии, этологии человека и градуалистской концепции возникновения языка. Он полемизирует со взглядами многих исследователей, повинных, как ему кажется, в биологизации поведения человека и антропоморфизации поведения животных. По мнению рецензента, в целом разделяющего взгляды автора, многое в этой критике справедливо, но многое вызвано преувеличением и предвзятостью. Например, этология человека не является частью социобиологии, и ее выводы иногда совпадают с выводами автора. В итоге Панов приходит к заключению, что у человека как родового существа нет биологической «природы» (и соответственно наследственной отягощенности), тогда как у каждого человека в отдельности «природа» есть, а отя-гощенность вполне возможна. По его мнению, это в значительной мере объясняет парадокс, сформулированный в названии книги. Рецензенту такой вывод представляется отступлением от принципов, отстаиваемых самим автором. Ключевые слова: этология, коммуникация, происхождение языка, вторая сигнальная система, социобиология, градуализм.
Для ссылок: Козинцев А. От биологии к политике и обратно: Евгений Панов о человеке: Рец. на кн.: E.H. Панов. Человек — созидатель и разрушитель: эволюция поведения и социальной организации. М.: Изд. дом «ЯСК», 2017. 634 с., ил. // Антропологический форум. 2019. № 43. С. 189-201. doi: 10.31250/1815-8870-2019-15-43-189-201
URL: http://anthropologie.kunstkamera.ru/files/pdf/043/kozintsev.pdf
ANTROPOLOGICHESKIJ FORUM, 2019, NO. 43
FROM BIOLOGY TO POLITICS AND VICE VERSA: EVGENY PANOV ABOUT MAN: A Review of E. N. PANOV, CHELOVEK — SOZIDATEL IRAZRUSHITEL: EVOLYUTSIYA POVEDENIYA ISOTSIALNOY ORGANIZATSII [MAN — CREATOR AND DESTROYER: EVOLUTION OF BEHAVIOR AND SOCIAL ORGANIZATION]. Moscow: Pub. House "YaSK", 2017, 634 pp., ill.
Alexander Kozintsev
Peter the Great Museum of Anthropology and Ethnography (Kunstkamera),
Russian Academy of Sciences 3 Universitetskaya Emb., St Petersburg, Russia St Petersburg State University 7-9 Universitetskaya Emb., St Petersburg, Russia agkozintsev@gmail.com
Abstract: Evgeny Panov, the prominent Russian ethologist, has greatly contributed to the study of the behavior of vertebrates and the comparative analysis of animal and human communication. In his book, he raises numerous questions relating to human evolution, cultural evolution, the origins of language, and especially the qualitative distinction of man compared to animals. Panov is a fierce opponent of sociobiology, human ethology, and the gradualist theory of the emergence of language. He refutes the views of many scholars, guilty, as he believes, of biological bias in the study of human behavior and of anthropomorphism in the approach to animal behavior. In the opinion of the reviewer, who is
generally sympathetic to the author's ideas, much of this criticism is warranted, but much stems from overstatements and somewhat biased attitudes. Human ethology, for one, is not part of sociobiology, and its conclusions sometimes agree with the author's views. Panov's general conclusion is that man as a generic being has no biological "nature" (and hence no hereditary burden to cope with) whereas each single person does have a "nature" and may be burdened with adverse predispositions. In his view, this largely accounts for the paradox formulated in the title of the book. The reviewer considers this conclusion a departure from the principles advocated by the author himself. Keywords: ethology, communication, language origins, second signal system, sociobiology, gradualism. To cite: Kozintsev A., 'From Biology to Politics and Vice Versa: Evgeny Panov about Man: A Review of E. N. Panov, Chelovek — sozidatel i razrushitel: evolyutsiya povedeniya i sotsialnoy organizatsii [Man — Creator and Destroyer: Evolution of Behavior and Social Organization]. Moscow: Pub. House "YaSK", 2017, 634 pp., ill.', Antropologicheskijforum, 2019, no. 43, pp. 189-201. doi: 10.31250/1815-8870-2019-15-43-189-201
URL: http://anthropologie.kunstkamera.ru/files/pdf/043/kozintsev.pdf
Рец. на кн.: Е.Н. Панов. Человек — созидатель
и разрушитель: эволюция поведения и социальной организации. М.: Изд. дом «яСК», 2017. 634 с., ил.
В своей книге Е.Н. Панов — крупнейший российский этолог, внесший огромный вклад в изучение поведения позвоночных и в сравнительный анализ коммуникации животных и человека, — поднимает множество вопросов, касающихся антропогенеза, культурогенеза, глоттогенеза и особенно качественного своеобразия человека в сравнении с животными. Панов — решительный противник со-циобиологии, этологии человека и градуалистской концепции возникновения языка. Он полемизирует со взглядами многих исследователей, повинных, как ему кажется, в биологизации поведения человека и антропоморфизации поведения животных. По мнению рецензента, в целом разделяющего взгляды автора, многое в этой критике справедливо, но многое вызвано преувеличением и предвзятостью. Например, этология человека не является частью социо-биологии, и ее выводы иногда совпадают с выводами автора. В итоге Панов приходит к заключению, что у человека как родового существа нет биологической «природы» (и соответственно наследственной отягощенности), тогда как у каждого человека в отдельности «природа» есть, а отягощенность вполне возможна. По его мнению, это в значительной мере объясняет парадокс, сформулированный в названии книги. Рецензенту такой вывод представляется отступлением от принципов, отстаиваемых самим автором.
Ключевые слова: этология, коммуникация, происхождение языка, вторая сигнальная система, социобиология, градуализм.
Александр Григорьевич Козинцев
Музей антропологии и этнографии (Кунсткамера) РАН / Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург, Россия agkozintsev@gmail.com
От биологии к политике и обратно: Евгений Панов о человеке
Е.Н. Панов — патриарх российской зоологии и этологии, пользующийся громадным авторитетом, специалист по систематике и поведению птиц и рептилий, а также по общим проблемам коммуникации. Некоторые из его многочисленных монографий затрагивают поведение человека, особенно язык. Среди них «Знаки, символы, языки» (замечательная популярная книга по семиотике, вышедшая в 2011 г. уже 6-м изданием), «Эволюция диалога» (М., 2014), «Парадокс непрерывности» (М., 2012) и «Бегство от одиночества» (2-е изд. — М., 2011).
Именно усилиями Панова этология превратилась в СССР в полноправную дисциплину. Этому способствовали не только его собственные труды, но и его переводы книг К. Лоренца и Н. Тинбергена. Заслуга Панова еще и в том, что он взял на себя нелегкий труд знакомить русского читателя с важными
исследованиями, выводы которых вызывают у него активное неприятие. Такова опубликованная тем же издательством в его переводе книга У.Т. Фитча «Эволюция языка» (М., 2013).
И вот перед нами книга Панова, посвященная специально человеку. В отличие от прежних книг — только человеку, а не сравнению его с животными1. И если вышедшая годом раньше «Зоология и моя жизнь в ней» (М., 2016) подводила итоги его деятельности как зоолога, то эта — итог уже не только научной работы, но и всей жизни, сумма всего, к чему Панов пришел, размышляя о людях. Это, строго говоря, не научный труд, а глубоко личное произведение, менее всего академичное по тону и в высшей степени пристрастное. Судя по всему, оно напечатано в авторской редакции, без какой-либо посторонней правки. В этом и его сила, и его слабость.
Пристрастия и антипатии автора сильнее всего проявились во введении и в финальных разделах (11-й главе и эпилоге). Я начинаю с введения не только потому, что оно открывает книгу, но и потому, что оно, в отличие от остальных разделов, написано со строго профессиональных позиций. Пафос Панова — в отрицании любых биологических подходов к социальным явлениям. Объектами его яростных нападок оказываются со-циобиология, градуалисткая трактовка происхождения сознания и языка («когнитивная революция») и этология человека. Автор не усматривает между ними никакого различия. Его гнев обрушивается как на западных ученых, которые преуменьшают качественное своеобразие человека по сравнению с животными (К. Лоренца, У. Гамильтона, Р. Триверса, Р. Докинза и др.), так и на российских — А.В. Маркова, В.Р. Дольника, М.Л. Бутовскую, С.А. Бурлак, М.А. Кронгауза.
Настало время мне обозначить собственную позицию. В отличие от автора книги, я занимался этологией человека профессионально, а кроме того, имею некоторое отношение и к гуманитарным дисциплинам. Должен сказать, что в целом взгляды Панова, особенно в том, что касается глубокого качественного своеобразия человека, мне очень близки. Мне, как и ему, симпатичен Э. Фромм, обильно цитируемый в книге. В чем автор, по-моему, неправ, так это в том, что он в запальчивости сваливает в кучу очень разные вещи. «Так называемая "этология человека", — пишет он, например, — <...> сконцентрировалась на инстинктивной составляющей поведения людей. Она вошла составной частью в концепции социобиологии,
1 Совсем недавно вышла в свет еще одна его книга о человеке [Панов 2019]. я признателен Е.Н. Панову за нее и за полезные соображения о данной рецензии.
в которых биологизация человека шла рука об руку с очеловечением животных» (С. 17).
На самом деле этология человека отнюдь не является частью социобиологии. Если бы автор отнесся к ней более внимательно, он увидел бы, что дисциплина эта (по крайней мере, в ее нынешнем виде) не только не идет вразрез с его собственными принципами, но и подтверждает их. Сошлюсь в качестве примера на наше исследование примирения в детских коллективах. В книге ничего не говорится не только об этом, но и о феномене примирения вообще, а между тем благодаря Ф. де Ваалю это одна из центральных тем современной этологии [Aureli, de Waal 2000]. Изучив постконфликтное поведение детей 6-7 лет, мы обнаружили, что они, подобно нашим ближайшим родственникам по отряду приматов, мирятся в течение нескольких минут после стычки. Но тяга к примирению в этом возрасте бессознательна. Опросы показали: дети искренне считают, будто откладывают примирение на несколько дней, а если чувствуют свою правоту, то якобы никогда не станут мириться по собственной инициативе. Они уже успели выучить правило, которое им внушили, — надо быть гордым и не терять лицо. А вот поступать по этому правилу они еще не научились. Врожденный импульс к миру у них вытеснен, его можно заметить только с помощью этологических методов [Butovskaya, Kozin-tsev 1999]. Мы уже не обнаружим его ни у детей старшего возраста, ни тем более у взрослых (в культурах, где миролюбие ценится выше гордости, дело может обстоять иначе). Так доказывается, пусть лишь на одном маленьком примере, неправота не только Фрейда, но и всех, кто утверждает, будто все врожденное антисоциально, а все деструктивное имеет зоологические корни. Разве это не подтверждение собственных мыслей Е.Н. Панова?
Между введением и финалом — десять глав, посвященных истории первобытного общества от его происхождения до возникновения государства. Здесь автор, сам того не замечая, дает своим оппонентам огромную фору. Допустим, те ошибаются почти во всем, но то немногое, в чем они все-таки правы, сказано профессионалами (хотя Е.Н. Панов с этим, конечно, не согласится). Допустим, он прав почти во всем, но как нам тогда отнестись к его книге? Мы можем соглашаться или не соглашаться, скажем, с Лоренцом, уподобляющим человека животным. Но даже если большая часть написанного им неверна, нельзя отрицать, что он по крайней мере пытается (удачно или нет — другой вопрос) судить о человеке с точки зрения зоолога и притом нобелевского лауреата. Да, эта точка зрения может совпадать с точкой зрения «среднего буржуа», как выразился Фромм, так ведь и Дарвина упрекали в перенесении капитали-
стических отношений в природу. Факты то и дело подталкивают биологов к антропоморфизму, и (нельзя не согласиться с автором) зачастую это изрядно раздражает1.
Положение, в которое себя поставил Е.Н. Панов, труднее, ибо любые попытки подходить к социальным явлениям с биологическими мерками он отвергает, делая исключение лишь для ранней стадии социогенеза. Опять же, с этим можно соглашаться или нет, но нужно быть последовательным. Ведь если позиция автора в самом деле такова, то он, в сущности, признает, что лишь введение его книги и отчасти глава 1 написаны биологом-эволюционистом, строго очерчивающим свою область. Автора же всех остальных разделов приходится в таком случае считать просто умным, талантливым и эрудированным человеком, который, однако, никогда этими вопросами профессионально не занимался. Исключение можно было бы сделать для глав 5 и 6, в которых речь идет о языке, ведь Панов — специалист в области коммуникации. Но и в этих главах он только мимоходом касается собственной области (коммуникации животных), и то лишь для того, чтобы присоединиться к взгляду Д. Бикертона: между языком и системами общения животных — пропасть. Быть может, мост через нее можно было бы построить с помощью общей теории знаков? Но семиотические проблемы затрагиваются в книге, в отличие от предыдущих книг автора, лишь вскользь, причем в связи с искусством, а не с языком (С. 179, 181).
В наш постмодернистский век, когда дисциплинарные рамки окончательно превращаются в чистую условность, всему этому можно было бы не придавать значения, если бы сам автор не приложил громадных усилий к тому, чтобы отгородить собственную область знания от той, которой он посвятил основную часть своей книги. Лично мне, впрочем, это вовсе не мешает читать его труд с огромным интересом и удовольствием, каким бы ни был его жанр.
К счастью, сам Е.Н. Панов не принимает свои декларации слишком уж буквально, о чем свидетельствует, например, такое сравнение: «Сегментарное общество по своему строению может быть уподоблено так называемым модулярным организмам. Они построены как бы на многократном "повторении" подобных друг другу частей, выполняющих аналогичные жизненные функции. Таковы, например, куртины тростника, связанные
Вот первые попавшиеся мне на глаза примеры из научных рассылок: «Невылупившиеся птенцы чаек, услышав крики тревоги взрослых птиц, сотрясают скорлупы яиц, чтобы [! — А.К.] предостеречь соседей по гнезду об опасности»; «Окружающие деревья не дают пню погибнуть, возможно, в обмен [! — А.К.] на доступ к его разветвленной корневой системе».
друг с другом в единое целое подземным корневищем, либо "членики" (метамеры) ленточного червя-солитера» (С. 330). Если самому автору это не кажется биологизацией социальных явлений, то мне — и подавно.
Но что еще важнее, в эпилоге Е.Н. Панов разрешает парадокс двойной природы человека, обращаясь к идее природной предопределенности психологических различий между людьми и тем самым в какой-то мере реабилитируя биологический подход к человеческому обществу. Не будем, однако, забегать вперед.
Глава 1 посвящена социогенезу. «Лучшее, что мы можем сделать <...>, — пишет Панов, — это выбросить из головы схоластику социобиологов и фантазии когнитивных психологов, а вместо этого попытаться узнать, что к сегодняшнему дню стало известно об истинной природе человека антропологам и представителям гуманитарных дисциплин» (С. 100). Да, но что такое «истинная природа человека» с точки зрения эволюциониста? Есть ли она вообще? Автор не согласен с Р. Рэнгемом (которого он именует «Реем») в том, что агрессивность и воинственность якобы у нас в крови. Да, эти черты присущи обыкновенным шимпанзе, зато карликовые шимпанзе (бонобо), родство которых с человеком в точности такое же, являют собой пример миролюбия. Столь же резкий контраст заметен в половом поведении этих видов: у бонобо, в отличие от обыкновенных шимпанзе, наблюдается самый настоящий матриархат, который многие этнографы до недавнего времени считали кабинетной выдумкой Бахофена и Энгельса (гони кабинетную науку в дверь — она влетит в окно). Говоря, что в природе человека как родового существа есть и то и другое, мы в сущности признаем, что там нет ни того ни другого. А это, в свою очередь, значит, что и природы как таковой у нас как у единого вида нет, а есть только культура. Редкость социальных инстинктов, обнаруживаемых этологией человека, и их вытеснение усвоенными программами поведения (см. выше) свидетельствуют именно об этом. Вся логика рассуждений Панова подводит к тому же выводу.
В главе 2 говорится об антропогенезе и о становлении материальной культуры. Е.Н. Панов использует большое количество источников, главным образом западных, в гораздо меньшей степени отечественных (это, кстати, относится и к другим главам)1. В целом реконструируемая картина соответствует
Подобная избирательность отразилась в терминах: некоторые из них неудачно переведены автором с английского и неупотребительны в нашей литературе, во всяком случае антропологической. Таков термин «триба» — калька с tribe (автор поясняет, что речь идет не о племени; судя
современному состоянию знаний, хотя кое-где и эта глава, и другие, где рассмотрены те же вопросы, все-таки отстают от жизни. Так, при обсуждении генетической систематики автор всюду говорит о митохондриальной ДНК, хотя и геномика современных популяций, и палеогеномика давно уже имеют дело с ядерными геномами (кстати, упоминаемая на с. 264 гаплогруппа М173 относится как раз к Y-хромосоме, а не к мтДНК). Дени-совцы (С. 138) никогда не жили в Западной Европе. Южноафриканские изображения людей с орудиями из просверленных каменных шаров (С. 143) не древнее III тыс. до н.э. и не имеют отношения к ранним стадиям культуры. Первые сапиенсы Европы были по своему физическому типу не архаичными (С. 166), а вполне современными. Время появления людей современного типа в Северной Африке — не 30 тыс. (С. 191), а 160 тыс. лет назад.
Тема главы 3 — происхождение искусства. Автор уделяет особое внимание гипотезе Э. Пьетта, считавшего, что первой стадией изобразительной деятельности была скульптура, а второй — плоскостное изображение. По мнению Е.Н. Панова, в пользу этой гипотезы в последние годы появились веские доказательства, а именно ашельская статуэтка из Берехат Рам и гораздо более поздняя мустьерская гравировка из Кунейтры. К доказательствам автор относит и то, что пещерная живопись эпохи верхнего палеолита, как он полагает, позже верхнепалеолитической скульптуры. Но, во-первых, известны и нижнепалеолитические гравировки, по качеству едва ли намного уступающие мустьер-ским. А во-вторых, древнейшая живопись Шове датируется, как сейчас установлено, временем 33-37 тыс. лет назад, т.е. предшествует ориньякским статуэткам. Пещерная живопись, обнаруженная на Борнео, еще древнее (39-40 тыс. лет назад). Правда, эти факты появились недавно и могли не попасть в поле зрение автора. Труднее понять, почему не учтен фундаментальный труд А.Д. Столяра «Происхождение изобразительного искусства» [Столяр 1985], в котором идея изначальности трехмерных форм (не ограничивающихся ориньякскими статуэтками) и производ-ности двумерных обрела черты солидной теории, с которой догадка Пьетта, конечно, ни в какое сравнение не идет.
В главе 4 автор пишет о рождении «виртуальной картины мира», а именно о ритуале и религии. Приводятся экспериментальные
по контексту, имеется в виду община). Термином horticulturalism в этнографии обозначается не садоводство, а бесплужное земледелие. Blades и bladelets — это пластины и пластинки, а не ножи и ножички. Skhul у нас транслитерируется как «Схул», а не «Скул», Qafzeh — как «Кафзех», а не «Кавзех». Иногда автора подводят «ложные друзья переводчика». Так, ornaments — это не орнаменты, а украшения, зато decoration — это как раз орнамент, а не декорация. Правильный перевод выражения from person to person — «от человека к человеку», а не «от персоны к персоне».
факты, касающиеся активности отдельных зон мозга, в частности языковых, при изготовлении каменных орудий разных стадий нижнего палеолита — олдувайских и ашельских (по Д. Стауту и Т. Шаминаду). Обсуждается рекапитуляционная схема развития интеллекта, предложенная эволюционными психологами Сью Паркер и Констанс Милбрат (автор считает их археологами и называет Томасом и Сьюзен соответственно). Подробно излагается структура ритуалов ндембу, изученная В. Тернером. Много говорится об обрядах перехода. Ван Геннеп не упомянут, зато обильно цитируется Леви-Брюль. Заключительный раздел этой главы назван «В начале было слово.». Е.Н. Панов правильно акцентирует роль слова и в трудовой деятельности, и в ритуальной, однако если рассматривать весь эволюционный (а скорее революционный) процесс становления человеческого качества, включая его начальную, доречевую стадию, правильнее было бы последовать примеру Фауста и назвать этот раздел иначе — «В начале было дело».
«Язык — древо познания» — так называется глава 5. В ней автор, отказываясь, подобно Д. Бикертону, от каких-либо зоологических параллелей, ведет речь лишь о символической (т.е. чисто человеческой) коммуникации. Он пишет о категоризации в разных языках, уделяя особое внимание теориям Сэпира-Уорфа, Тернера и Лакоффа. Говоря о минимально необходимых признаках языка, он указывает на один из индонезийских языков — риау, где нет ни морфологии, ни грамматических категорий (существительное и глагол не различаются). Е.Н. Панов полагает, что таким мог быть лексический протоязык на ранних стадиях его формирования. Действительно, подобный язык могут усвоить высшие обезьяны (если, конечно, заменить звуковые образы слов иными символами) и дети в возрасте около двух лет. Некоторые лингвисты, впрочем, усматривают в риау черты вторичного упрощения либо случайного отсутствия сразу нескольких признаков, которые лишь по традиции считаются необходимыми (ситуация с языком пираха такая же).
Подобные языки, а также факт наличия почти любого из «базовых критериев языка» в системах коммуникации тех или иных животных приводят нас к дилемме: либо встать на точку зрения градуалистов и допустить (вопреки здравому смыслу), что никакой грани между этими системами и языком нет, либо признать наконец правоту Павлова и Выготского: истинная минималистская программа включает один-единственный критерий. А именно — лишь систематическое использование символов (или, если употребить немодное нынче выражение, «вторая сигнальная система») определяет качественную грань между животными и человеком. Ту грань, преодолеть которую, согласно В. Гумбольдту и Е.Н. Панову, можно лишь с помощью
того, что раньше обозначалось еще одним вышедшим из моды выражением — диалектический скачок.
Разговор о языке и речи продолжается в главе 6. Е.Н. Панов утверждает, что речь всегда была звуковой (для меня это не очевидно, т.к. произвольный мозговой контроль голосового аппарата возник у наших предков гораздо позже, чем способность контролировать руки). Рассматриваются суррогатные языки типа музыкальных, свистовых и пр. Идея музыкального протоязыка (автор приписывает ее Дарвину, хотя до него о том же писал Гердер) отвергается. Панов спорит по этому поводу с У.Т. Фитчем, книгу которого «Эволюция языка» он перевел и снабдил критическими комментариями.
В главах 7-10 приведены многочисленные сведения о социальной организации охотников-собирателей, а затем и племенных групп с производящим хозяйством. Е.Н. Панов попутно затрагивает и многие другие аспекты этнографии первобытных обществ. Как и в случае с языком, он отвергает всякие параллели между внешне сходными явлениями у высших обезьян и людей. Это относится, в частности, к дележу и отношениям между полами. «Думать, что становление таких социальных структур, как семья в том или ином ее виде, предшествовало стадии развитого сознания и языкового общения, это равносильно тому, чтобы ставить телегу впереди лошади. Поэтому формуле Чапаи-са [имеется в виду Бернар Шапе. — А.К.] "Человеческое общество породили парные связи" я противопоставляю другую: "Язык создал человечество"» (С. 381). К этой точке зрения нельзя не присоединиться. Автор убедительно оспаривает концепцию полового отбора, во всяком случае ее расширительное толкование (подробнее см.: [Панов 2014]).
Далее Е.Н. Панов возвращается к вопросу об агрессии у охотников-собирателей. «Мне известно лишь одно полноценное исследование конфликтного поведения в коллективах охотников-собирателей, проведенное с использованием современных методов анализа количественных данных [Hess et al. 2010]», — пишет он (С. 392). На самом деле с тех пор вышло несколько важных публикаций, содержащих подобные данные [Pinker 2011: 55; Fry 2013: 158-160; Fry, Söderberg 2013; Allen, Jones 2014: 122-127; Allen et al. 2016], не говоря о целом ряде работ о межгрупповой агрессии у охотников-собирателей и важной статье о филогенетических корнях агрессии у человека [Gómez et al. 2016]. Впрочем, релевантность последней работы для исследуемой темы автор, скорее всего, будет отрицать. То же относится и к книгам М. Хаузера [Хаузер 2008] и Ф. де Вааля [де Вааль 2014] о происхождении морали, судя по их отсутствию в библиографическом списке.
В споре Б. Фергюсона с Н. Шаньоном о воинственности или, наоборот, миролюбии охотников-собирателей Е.Н. Панов становится на сторону первого в отрицании не только их агрессивности, но и какого-либо биологического компонента у рассматриваемых психологических качеств. «Все то очень многое, что известно из этнографической литературы, заставляет категорически отказаться от мысли, что отсутствие мира между общинами обусловлено некой пресловутой "агрессивностью" человека как биологического вида» (С. 484). И здесь мои симпатии, как и прежде, на стороне Панова. Правда, когда он соглашается с А.А. Любищевым в его споре с В.П. Эф-роимсоном о генетических истоках этики и эстетики, нельзя забывать, что Любищев отрицал не только социобиологию, но и дарвинизм.
Глава 11 «Неравенство, власть, государство» и эпилог касаются современности. Они написаны в откровенно публицистическом стиле, близком к риторике «Новой газеты», «Эха Москвы» или «Дождя». «Захват власти кастой бюрократов, которые под защитой полиции и внутренних войск получают возможность полностью игнорировать интересы основной массы населения, выливается в формирование одного из худших вариантов общественного устройства, именно полицейского государства, опирающегося на автократию <. > Только в Москве были арестованы таким образом более девятисот "подданных" президента-царя, вне зависимости от их пола и возраста. Трудно было смотреть без боли и гнева на этот наглый разгул произвола и почти садистское надругательство над Конституцией страны» (С. 548, речь идет об июньских событиях 2017 г.). Негодование автора заставляет его неожиданно выбрать форму прямого обращения, видимо, не столько к читателям, сколько к политическим оппонентам: «Почитайте в прессе о том, что происходит сегодня в Сирии, с участием, кстати сказать, ваших соотечественников» (С. 535).
Похоже, Е.Н. Панов высказал тут все, что накипело у него на сердце за долгие годы, но не находило выхода в публикациях. Дело, скорее всего, не во внешних обстоятельствах (подобные тирады давно уже стали стандартными в оппозиционных СМИ, и органы надзора не обращают на них никакого внимания), а в ригоризме, заставлявшем автора отделять свои политические взгляды от научных. Но вот приходит время раскрыть заглавие книги, связав ее начало с ее концом. Нужно подвести итог и сказать нечто о человеке вообще с его парадоксальной сущностью — созидательной и разрушительной. Кто же все-таки созидатель и кто разрушитель? Создаются ли эти роли культурой или же задаются от природы?
В поисках ответа автор, как ни удивительно, обращается к безнадежно, казалось, устаревшей теории гения и толпы. Оказывается, теория эта коренится в биологии и, сколько ни воюй с «биологизацией» и «антропоморфизацией», от очевидных параллелей никуда не деться. Выводы, которые из них следуют, глубоко пессимистичны и совсем не вяжутся с «демократическим» дискурсом предшествующих страниц. Автор разрешает парадокс человеческой двойственности так: у человека как родового существа нет природы, а вот у каждого человека в отдельности она есть. Да, но какая именно?
Еще во 2-й главе Е.Н. Панов приводил пример талантливого и изобретательного бонобо Канзи и его сестры — заурядной Панбаниши: «Это сравнение образа действий двух родственных друг другу животных полезно в том отношении, что позволяет представить себе появление в популяции ранних гоминид особей-"гениев", способных к прозрению» (С. 116). И не просто представить, а сделать это природное психологическое неравенство лейтмотивом всей истории человеческого общества и тем самым, в сущности, восстановить в правах биологическую трактовку истории. «Приходится признать, что основные завоевания человечества, которые удалось осуществить ему во благо, были делом гениальных одиночек» (С. 565). «Вообще говоря, косность "простого человека из народа" не имеет границ <...> В эгалитарных архаических обществах коллективное сознание было канализовано тысячелетиями господства мифологической картины мира. Инновации в сфере интеллекта веками ограничивались исключительно потребностями совершенствования средств выживания <...> Понятно, что ни о каком инакомыслии в этих условиях не могло быть и речи <...> Позитивное знание, выходящее за рамки сиюминутных потребностей выживания, испокон веков рассматривалось большинством как нечто, несущее угрозу обществу» (С. 566)1.
Таков итог. Такова крыша, которой наконец-то увенчана постройка, возводившаяся крупным ученым на протяжении всей его жизни. Но жить под такой кровлей не очень-то уютно. Читатель начинает лихорадочно размышлять, к какой же категории он относится. К гениям? Хорошо бы, да не похоже. Значит, к косной и агрессивной толпе? Мне кажется, автор напрасно подталкивает нас к таким раздумьям. Весь смысл его книги в том, что на роду ничего не написано ни у человека как вида, ни у каждого из нас. «Люди в своей реальной жизни руководствуются свободной волей и внешними обстоятельствами,
В обоснование последнего тезиса обильно цитируется книга «Греки и иррациональное» Э.Р. Доддса, которого автор, видимо из соображений конспирации, называет «анонимом» (С. 566-569).
меняющимися от региона к региону и от этноса к этносу» (С. 379). И, конечно же, от человека к человеку.
Е.Н. Панов написал чрезвычайно интересную книгу. Ее эмоциональность, пристрастность, непоследовательность, смешение жанров, шероховатость стиля, словом все, что присуще «авторской редакции», делает книгу еще интереснее. Круг ее читателей, несомненно, будет очень широк, и равнодушным она едва ли кого-нибудь оставит.
Библиография
де Вааль Ф. Истоки морали: в поисках человеческого у приматов. М.:
Альпина нон-фикшн, 2014. 376 с. Панов Е.Н. Половой отбор: теория или миф? Полевая зоология против
кабинетного знания. М.: Т-во науч. изд. КМК, 2014. 420 с. Панов Е.Н. Человек стреляющий: как мы научились этому. М.: Т-во науч.
изд. КМК, 2019. 440 с. Столяр А.Д. Происхождение изобразительного искусства. М.: Искусство, 1985. 298 с. Хаузер М. Мораль и разум: как природа создавала наше универсальное
чувство добра и зла. М.: Дрофа, 2008. 639 с. Allen M.W., Bettinger R.L., Codding B.F., Jones T.L., Schwitalla A.W. Resource Scarcity Drives Lethal Aggression among Prehistoric Hunter-Gatherers in Central California // Proceedings of the National Academy of Sciences of USA. 2016. Vol. 113. No. 43. P. 12120-12125. Allen M.W., Jones T.L. (eds.). Violence and Warfare among Hunter-Gatherers.
Walnut Creek: Left Coast Press, 2014. 391 p. Aureli F., de Waal F.B.M. (eds.). Natural Conflict Resolution. Berkeley, CA:
University of California Press, 2000. 424 p. Butovskaya M., Kozintsev A. Aggression, Friendship, and Reconciliation in Russian Primary Schoolchildren // Aggressive Behavior. 1999. Vol. 25. No. 2. P. 125-139.
Fry D.P. (ed.). War, Peace, and Human Nature: The Convergence of Evolutionary and Cultural Views. Oxford: Oxford University Press, 2013. 562 p.
Fry D.P., Söderberg P. Lethal Aggression in Mobile Forager Bands and Implications for the Origins of War // Science. 2013. Vol. 341. No. 6143. P. 270-273.
Gómez J.M., Verdú M., González-Megías A., Méndez M. The Phylogenetic Roots of Human Lethal Violence // Nature. 2016. Vol. 538. No. 7624. P. 233237.
Hess N., Helfrecht C., Hagen E., Sell A., Hewlett B. Interpersonal Aggression among Aka Hunter-Gatherers of the Central African Republic // Human Nature. 2010. Vol. 21. No. 3. P. 330-354. Pinker S. The Better Angels of Our Nature: Why Violence Has Declined. N.Y.: Viking, 2011. 803 p.
Александр Козинцев
AHTPOnO^OrMHECKMM OOPYM 2019 № 43
200
From Biology to Politics and Vice Versa: Evgeny Panov about Man: A Review of E. N. Panov, Chelovek — sozidatel i razrushitel: evolyutsiya povedeniya i sotsialnoy organizatsii [Man — Creator and Destroyer: Evolution of Behavior and Social Organization]. Moscow: Pub. House "YaSK", 2017, 634 pp., ill.
Alexander Kozintsev
Peter the Great Museum of Anthropology and Ethnography (Kunstkamera),
Russian Academy of Sciences
3 Universitetskaya Emb., St Petersburg, Russia
St Petersburg State University
7—9 Universitetskaya Emb., St Petersburg, Russia
agkozintsev@gmail.com
Evgeny Panov, the prominent Russian ethologist, has greatly contributed to the study of the behavior of vertebrates and the comparative analysis of animal and human communication. In his book, he raises numerous questions relating to human evolution, cultural evolution, the origins of language, and especially the qualitative distinction of man compared to animals. Panov is a fierce opponent of sociobiology, human ethology, and the gradualist theory of the emergence of language. He refutes the views of many scholars, guilty, as he believes, of biological bias in the study of human behavior and of anthropomorphism in the approach to animal behavior. In the opinion of the reviewer, who is generally sympathetic to the author's ideas, much of this criticism is warranted, but much stems from overstatements and somewhat biased attitudes. Human ethology, for one, is not part of sociobiology, and its conclusions sometimes agree with the author's views. Panov's general conclusion is that man as a generic being has no biological "nature" (and hence no hereditary burden to cope with) whereas each single person does have a "nature" and may be burdened with adverse predispositions. In his view, this largely accounts for the paradox formulated in the title of the book. The reviewer considers this conclusion a departure from the principles advocated by the author himself.
Keywords: ethology, communication, language origins, second signal system, sociobiology, gradualism.
References
Allen M. W., Bettinger R. L., Codding B. F., Jones T. L., Schwitalla A. W., 'Resource Scarcity Drives Lethal Aggression among Prehistoric Hunter-
Gatherers in Central California', Proceedings of the National Academy of Sciences of USA, 2016, vol. 113, no. 43, pp. 12120-12125.
Allen M. W., Jones T. L. (eds.), Violence and Warfare among Hunter-Gatherers. Walnut Creek: Left Coast Press, 2014, 391 pp.
Aureli F., de Waal F. B. M. (eds.), Natural Conflict Resolution. Berkeley, CA: University of California Press, 2000, 424 pp.
Butovskaya M., Kozintsev A., 'Aggression, Friendship, and Reconciliation in Russian Primary Schoolchildren', Aggressive Behavior, 1999, vol. 25, no. 2, pp. 125-139.
Fry D. P. (ed.), War, Peace, and Human Nature: The Convergence of Evolutionary and Cultural Views. Oxford: Oxford University Press, 2013, 562 pp.
Fry D. P., Soderberg P., 'Lethal Aggression in Mobile Forager Bands and Implications for the Origins of War', Science, 2013, vol. 341, no. 6143, pp. 270-273.
Gómez J. M., Verdú M., González-Megías A., Méndez M., 'The Phylogenetic Roots of Human Lethal Violence', Nature, 2016, vol. 538, no. 7624, pp. 233-237.
Hauser M. D., Moral Minds: How Nature Designed Our Universal Sense of Right and Wrong. New York: Harper Collins, 2006, 512 pp.
Hess N., Helfrecht C., Hagen E., Sell A., Hewlett B., 'Interpersonal Aggression among Aka Hunter-Gatherers of the Central African Republic', Human Nature, 2010, vol. 21, no. 3, pp. 330-354.
Panov E. N., Polovoy otbor: teoriya ili mif? Polevaya zoologiya protiv kabinetnogo znaniya [Gender Selection: Theory or Myth? Field Zoology vs. Cabinet Knowledge]. Moscow: KMK Scientific Press, 2014, 420 pp.
Panov E. N., Chelovek strelyayushchiy: kak my nauchilis etomu [The Shooting Man: How We Learned This]. Moscow: KMK Scientific Press, 2019, 440 pp.
Pinker S., The Better Angels of Our Nature: Why Violence Has Declined. New York: Viking, 2011, 803 pp.
Stolyar A. D., Proiskhozhdenie izobrazitelnogo iskusstva [The Origin of Art]. Moscow: Iskusstvo, 1985, 298 pp.
de Waal F., The Bonobo and the Atheist: In Search of Humanism among the Primates. New York: W. W. Norton & Co., 2013, 320 pp.
