CC BY
63
А.В. Селезнева, М.Г. Абрамова
ОТ БЕЗОПАСНОСТИ ЧЕЛОВЕКА К БЕЗОПАСНОСТИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА (К ВОПРОСУ О КОНСТРУИРОВАНИИ НОВОГО МИРОПОРЯДКА)
Аннотация
Распространившаяся в Канаде, США и Великобритании внешнеполитическая концепция, основанная на защите безопасности личности (human security), полностью поменяла парадигму международных отношений. Концепция выводится из предположения, что безопасность государства не обязательно коррелируется с безопасностью его граждан. По мнению сторонников концепции human security, могут возникать ситуации, когда государство не только не выполняет обязательства по отношению к собственному населению, но и в определенной степени представляет угрозу их существованию. В таких случаях идеологи «human security» допускают интервенционистские методы защиты, даже если это затрагивает суверенитет государства. Защищать предлагается уже не государства, а населенные территории. На этих территориях государственные институты структурированы не так, как представляется сторонникам безопасности отдельной личности, и поэтому защищаются не те ценности. Анализируя данные, полученные в ходе проведенного на факультете политологии МГУ им. М.В.Ломоносова исследования «Политические ценности и их восприятие в современном российском обществе», авторы статьи утверждают, что в российском варианте защиты безопасности личности мы имеем дело с государственно-
оринетированной моделью, в которой
A. Selezneva, M. Abramova
FROM THE SECURITY OF MAN TO THE SECURITY OF MANKIND (ON THE QUESTION OF BUILDING A NEW WORLD ORDER)
Abstract
The foreign political concept concerning "human security" that was adopted in Canada, USA and Great Britain, totally overturned the paradigm of international relations. The concept proceeds from the assumption that the security of the state does not necessary correlate with the security of its citizens. The "human security" ideologists believed there may arise such situations, in which the state not only fails to fulfill its commitments in respect to its own citizens, but which may also pose a threat to the very existence of these citizens. In such cases it was possible to resort the interventionist methods to achieve their purpose even if this affects the sovereignty of the state. It is suggested to safeguard populated territories rather than specific states. State institutions on these territories are allegedly structured not in the manner which ideologists of 'human security" considered they should be, and that is why the "wrong values" are being safeguarded. In this way, the 'human security" concept encourages wide-open inter-ventionism, the washing-out of state sovereignty, the emergence of a new paradigm of peculiar values. The case-study named "Political values and their perception in present day Russian society" was conducted at the Chair of Political Sociology and Psychology at Lomonosov Moscow State University. It made possible to conclude that peace is the most important value for the Russian citizens. The next important values are legitimacy and secu-
ценности мира, порядка и законности являются системообразующими. Безопасность личности в представлении российских граждан может быть обеспечена только своим государством, а не внешней силой. При этом речь идет об отсутствии военных действий в любом их проявлении. Таким образом, российская модель «безопасности личности» имеет цель обеспечение «безопасности человечества» как недопущение войны. Никакая защита прав человека, никакая ценность свободы не стоит человеческой жизни, ибо «военное вмешательство» в любом случае приводит к жертвам, чем и нарушается главное естественное право человека на жизнь. Защищая отдельную личность, идеологи безопасности личности, забыли о человечестве. Новый миропорядок должен выстраиваться на праве на жизнь всех без исключения людей.
rity. Security being a political value belongs to the category of universal values. Human security according to the Russian citizens can be provided only by the state, and not by the external force. At the same time, we are talking about the absence of any type of military actions. Thus, the Russian model of "human security" aims to ensure the security of mankind as a prevention of war. No protection of human rights, no value of freedom is worth a human life, because "military intervention" leads to victims in any case, and this violates the most important natural human right to life. Defending an individual, the ideologists of "human security" have forgotten about humanity. A new world order should be constructed on the right to life for all people without any exception.
Ключевые слова:
безопасность, личность, государство, интервенционизм, политические ценности, право на жизнь, мир, порядок, суверенитет.
Key words:
security, person, state, interventionism, political values, right to life, peace, order, sovereignty.
События в Сирии, связанные с бомбардировкой пригородов Дамаска и провинции Хомс в апреле 2018 г., вновь подняли важную теоретическую проблему о роли и месте безопасности в политическом процессе. Коалиция во главе с США нанесла ракетные удары по Сирии под известным предлогом: причиной бомбардировки называют ответ на применение армией Башара Асада химического оружия против мирного населения города Дума. Таким образом, вновь, как это уже было в 2003г. в Ираке, поводом к бомбардировке послужил не доказанный актами международного права факт использования химического оружия.
Мировая общественность, ряд государств и организаций осудили эту бомбардировку, впрочем, как делали это и после бомбардировок Югославии в 1999г. и Ливии в 2011г. Однако вновь и вновь, несмотря на многочисленные протесты и всеобщее осуждение, англо-американская группировка, не обращая внимания на такую реакцию, использует военную силу против суверенных государств.
Почему? Ответ, между тем, достаточно прост: господствующая в США и Великобритании внешнеполитическая концепция не только позволяет им делать это, а, более того, просто требует таких действий.
Концепция безопасности личности
В основе этой концепции лежит особая идея, а именно - human security, которую можно наиболее корректно перевести на русский язык как «безопасность личности», которая не тождественна «личной безопасности», поскольку последняя сосредоточена, по большей части, на состоянии защищенности жизни и здоровья человека от опасных физических воздействий.
У истоков разработки концепции безопасности личности был министр иностранных дел Канады в 1996-2000 гг. Ллойд Эксуорзи. В своей монографии «Прокладывая курс в новом мире: глобальное будущее Канады» он так определил сущность своей идеи: это "философия, содержащая призыв к глобальному сообществу нести ответственность за соблюдение, в первую очередь, интересов индивидов, а не национальных государств или транснациональных корпораций" [37, с. 7]. Итоговый вариант концепции изложен в программном документе 2000г. «Свобода от страха: канадская внешняя политика за безопасность личности и общества» [38].
Концепция безопасности личности стала не только визитной карточкой канадской внешней политики, но и тем стержнем, вокруг которого начала формироваться новая идеология «коллективного Запада» и которая стала знаменем нового интервенционизма в 2000-е гг [15].
Появившись в 1990-е годы как необходимость ответа на новые вызовы (в Программе ООН по развитию, которая была принята в 1994 г., указаны борьба с голодом, новыми болезнями, экологическими проблемами, нищетой и др.), концепция безопасности личности обеспечила объективную на тот момент потребность перехода от традиционной парадигмы безопасности государства к защите индивида и общества в целом.
Действительно, после исчезновения СССР, символизировавшего государственность как политический концепт, всем казалось, что восторжествовала новая эра - эра личности с ее индивидуализмом, правами и свободами. Россия, вслед за «коллективным Западом», приняла этот принцип и начала свое конституционное строительство именно вокруг него. «В основу нынешнего конституционно-правового строя России положена презумпция признания человека, его прав и свобод высшей ценностью. Та-
кой подход демонстрирует явное дистанцирование от социалистического, для которого характерен приоритет интересов народа, строя над личностью. Однако если отбросить идеологический налет, то выясняется, что конституционно-правовой строй предполагает «развитые отношения между человеком, обществом и государством, в которых первый не может иметь абсолютного приоритета» [17, с. 54].
Важным событием было создание в 1999 г. организации Human Security Network, в состав которой вошли 14 государств, поддержавшие инициативы по продвижению идеи безопасности личности. Позднее, в 2003г. комиссия ООН опубликовала специальной доклад «Человеческая безопасность сегодня», в котором развивался тезис о необходимости защиты скорее людей, чем территорий, и не посредством оружия, а с помощью устойчивого развития через совершенствование сфер здравоохранения, образования и политической свободы в дополнение к экономическому благосостоянию. Доклады ООН по развитию стали ежегодными, в результате чего постепенно были сформулированы основные характеристики концепции безопасности личности: ее универсальный характер, взаимозависимость структурных компонентов, использование превентивных методов обеспечения безопасности, нацеленность на интересы конкретных людей.
Однако далее, в 2000-ые годы, возникли угрозы «нетрадиционной безопасности», а именно: массовые эпидемии, стихийные бедствия, распространение наркотиков, торговля людьми, преступления в сфере информационных технологий, терроризм и пр. Следует отметить, что атака башен «Близнецов» в США 11 сентября 2001г. сыграла в этом процессе не последнюю роль [30; 31]. Нельзя обойти вниманием и проявившуюся в это же время эскалацию этнических и межэтнических конфликтов. Такая "нетрадиционная безопасность" предопределила и появление новых инструментов ее обеспечения: начинает формироваться механизм «гуманитарных операций». Соединив в себе защиту прав человека, глобальную справедливость и противодействие новым угрозам безопасности личности, "гуманитарные операции" полностью поменяли мировой политический нарратив, предоставив субъектам мировой политики право вмешательства в дела другого государства и использования при этом военной силы. Имея высокогуманную цель защиты граждан от различных новых угроз или насилия, трактовка концепции безопасности личности допуска-
ет интервенционистские методы их устранения, даже если они затрагивают суверенитет государства. Концепция выводится из предположения, что безопасность государства не обязательно коррелирует с безопасностью его граждан, и могут возникать ситуации, когда государство не только не выполняет обязательства по отношению к собственному населению, но и в определенной степени представляет угрозу их существованию [3]. В данном случае любое использование военной силы преподносится как средство поддержания мира, защиты прав человека, обеспечения безопасности личности. Именно концепция безопасности личности апробировалась в ходе международного вмешательства в Боснию, Афганистан, Косово, Восточный Тимор в 2000-е годы.
На современном этапе сторонники этой концепции выдвигают положение о том, что безопасность личности сегодня не зависит от безопасности государства и становится всё менее гарантированной. В пользу интервенций даже приводится аргумент о меньших рисках угрозы миру и безопасности в результате вмешательства, чем в результате продолжения конфликта и/или преступной политики правительства. Таким образом, концепция безопасности личности привела к абсолютному пересмотру принципов международного права и допускает вооруженное вмешательство во внутренние дела суверенных государств.
Норвегия, Швеция, Япония, Канада включили положение о безопасности личности в свои внешнеполитические концепции. Противники данной концепции (Китай, Индия, Франция) считают, что подобный подход приведёт к появлению новых предлогов для неоправданных вмешательств, что, в свою очередь, повлияет на размывание государственного суверенитета. Аналогичных взглядов придерживаются латиноамериканские страны [25].
Даже сам автор-разработчик концепции Л. Эксуорзи, анализируя непростой опыт участия Канады в интервенциях в Косово и Афганистане, указывал на сложность проблемы согласования двух взаимоисключающих понятий - государственного суверенитета и иностранного вмешательства [9].
Однако созданная по инициативе Канады Международная комиссия по вопросам вмешательства и государственного суверенитета приняла решение вместо «права на вмешательство» применять термин «ответственность по защите» («Responsibility to Protect"», или «R2P») [9, с.44].
Эта терминологическая трансформация чрезвычайно важна, так как ее правовой фундамент требует введения субъектно-объектных связей дефиниции «ответственность»: кто несет ее и за что? Ответ достаточно ясен: ответственность за страдающих в каком -то государстве личностей теперь правомочны нести другие государства (или союзы государств, или даже негосударственные образования, общественные организации). Для этого необходимо использовать термин «вмешательство» или «военное вмешательство в целях защиты гражданского населения». Таким образом, мировое сообщество по инициативе «коллективного Запада» легализовало военное вмешательство в дела других государств под предлогом защиты безопасности отдельной личности, навязывая другим свое видение международного права, свои ценности, в одностороннем порядке устанавливая новые нормы поведения. Об этом свидетельствует и распространяемая все шире точка зрения, основанная на концепции «естественного права». Аргументы ее сторонников состоят в следующем: нормы естественного права не создаются государствами и не зависят от их воли [19, с.51]. На первое место в таком правотворчестве выдвигаются человеческая совесть, нравственность, мораль.
Некоторые отечественные эксперты считают, что концепция личной безопасности может дополнять концепции национальной и международной безопасности, но не заменять их, а также обеспечение личностной безопасности не должно подрывать национальную и международную безопасность [2; 34]. Думается, что такие взгляды выглядят, по меньшей мере, наивными, что и доказывают недавние бомбардировки Сирии. То, к чему приводит реализация концепции личной безопасности на практике, иначе как разрушением системы международной безопасности назвать нельзя. Итогом этого применения становится не просто «всемирный хаос», о котором эксперты говорили несколько лет назад, а конструирование такого миропорядка, который приведет к самоуничтожению человечества. На повестку дня встают сначала вопросы размывания государственных границ, правовой концепции суверенитета, а позже - простой ликвидации неугодных государств, которые, по мнению сторонников защиты безопасности отдельной личности, в силу своей «слабости» или невозможности обеспечения прав граждан (в том числе в сфере благосостояния и качества жизни) попадают под удар «военного вмешательства».
Сторонники концепции безопасности личности договорились до того, что объектами такого вмешательства будут выступать не государства, а населенные территории [15, с.23]. На этих территориях государственные институты структурированы не так, как представляется сторонникам безопасности отдельной личности, и поэтому защищаются не те ценности.
В связи с этим центральной категорией, требующей самого серьезного научного анализа, становится «ценность». Какие из них могут быть названы универсальными и в этом смысле служить той идеологической базой, в целях защиты которой может быть организовано "военное вмешательство"?
Безопасность как универсальная политическая ценность
Категория «универсальные ценности» является устойчивой для современного международно-политического дискурса и обозначает «не столько реальность, сколько идеал гармоничного сосуществования людей» [33, с. 16]. Исследователи обращают внимание на то, что универсальные ценности являются предметом диалога и результатом компромисса, в связи с чем они имеют предметное выражение в различных международных документах. К категории универсальных исследователи чаще всего относят ценности, которые обусловлены «императивами сохранения окружающей среды, проблемой соблюдения прав человека, социальной справедливости, сокращения социального неравенства, демографической и иной проблемами» [26, с. 42]. Таковыми для ученых чаще всего являются либерально-демократические западные ценности, хотя это достаточно спорная позиция. Как справедливо отмечает Н.М. Ракитянский [27, с. 243] (и мы склонны поддержать его точку зрения), никто не может дать внятное объяснение причины их универсальности и обязательности для всех жителей планеты.
Безопасность является основополагающей универсальной ценностью: она "признается в качестве фундаментальной всеми людьми, вне зависимости от их расы, национальности, пола, возраста, социального положения" [33, с. 55].
В исторической ретроспективе ученые апеллируют к идеям многих мыслителей, например, к законам естественного права Т. Гоббса, согласно которым мир и безопасность провозглашаются «в качестве главных политических ценностей, укорененных в разуме» (первый закон), а им
подчинена такая ценность, как «свобода индивида» [13, с. 57]. На уровне конкретного человека она определяется как одна из «основополагающих ценностей», мотивирующих его деятельность [10, с. 21].
Универсальный характер ценности безопасности подчеркивается и исследователями международных отношений: «Внешнеполитические национальные интересы любого государства как системообразующий фактор международных отношений всегда были связаны с решением как минимум двух важнейших задач: обеспечением безопасности и развитием партнерских отношений с другими государствами» [33, с. 51].
Применительно к анализу государства ученые оперируют термином «национальная безопасность» [12] и акцентируют внимание на защите его территориальной целостности, суверенитета.
В последние годы изучение проблемы национальной безопасности в России приобрело характер поиска и идентификации угроз, рисков и вызовов, которые представляют опасность для государства, общества и человека [18; 21; 35]. Причем речь в данном случае идет не только об объективных угрозах внешнеполитического и экономического характера, но и о политико-культурных и социально-психологических проблемах, которые воспринимаются гражданами зачастую в искаженном виде и являются «мнимыми» опасностями, обладающими значительным деструктивным потенциалом, способными привести к социально-психологической дестабилизации общества и угрожающие в итоге целостности государства. Все это нашло отражение в концепции национальной безопасности, определившей стратегические приоритеты во всех сферах, включая социальные отношения, культуру, науку и образование [32].
Безопасность в системе ценностей российских граждан
Изучению политических ценностей в российском массовом сознании было посвящено политико-психологическое исследование «Политические ценности и их восприятие в современном российском обществе», которое проводилось на кафедре социологии и психологии политики факультета политологии МГУ имени М.В. Ломоносова в 2013-16 гг. и было направлено на выявление структуры и содержания политических ценностей граждан. Политические ценности рассматриваются как психологические конструкты в структуре индивидуального и массового политического сознания [29]. Особенность такого подхода заключается в том, что он позволяет не
только зафиксировать иерархию ценностных категорий, но и выявить субъективные (порой неосознаваемые) смыслы ценностных понятий и внутриличностные механизмы регулятивного воздействия ценностей на поведение и деятельность граждан.
Результаты исследования показывают, что для российских граждан самой значимой ценностью является мир - она устойчиво занимает первый ранг ценностной иерархии (см. Табл. 1). Следующими по приоритетности являются ценности законности и безопасности. Заметим, что безопасность для граждан становится важнее - наблюдается увеличение ее значимости за последние годы на 3,5%, да и в общем количественном выражении она выглядит более предпочтительной (73,4% против 67,4%).
Таблица № 1. Иерархия политических ценностей россиян в динамике
Ценность 2013,% 2015, %
Равенство 27,5 24,1
Демократия 24,4 20,8
Частная собственность 30,9 34,3
Национализм 10,0 5,1
Традиционность 18,5 15,4
Стабильность 51,6 48,1
Солидарность 20,7 17,9
Толерантность 24,1 18,7
Мир 71,5 74,6
Порядок 65,7 61,9
Свобода 58,0 59,4
Законность 67,1 67,4
Патриотизм 42,4 39,4
Безопасность 69,9 73,4
Справедливость 61,7 63,2
Коллективизм 14,1 9,8
Индивидуальная инициатива 24,8 16,9
Права человека 65,9 64,9
Схожие тенденции замечают и социологи. Эксперты ВЦИОМ фиксируют рост индекса безопасности за последние 10 лет (с 93 в 2007 году до 96 в 2017 г.) [11]. По данным межстрановых исследований у России высокие показатели ценностного индекса безопасности [20]. О своеобраз-
но
ном пути отечественной политической системы к утверждению в ней фундаментальных прав человека пишут и политологи [36].
Безопасность как политическая ценность имеет очень разнообразное символическое выражение. Данные, полученные с помощью проективной методики «Рисунок ценности», показывают, что российские граждане изображают ее в виде дома, стены, забора, оружия, зонта и других образов, которые ассоциируются с защитой от чего-либо. В большинстве случаев «безопасность» в качестве ценности коррелируется с «миром» как отсутствием военных действий и гармоничным сосуществованием людей и государств.
Ядро ценностных представлений граждан о безопасности составляют две категории - «стабильность» и «защищенность». В первом случае безопасность понимается как стабильность, определенность условий жизни, уверенность в завтрашнем дне:
«Это стабильность. Стабильность в жизни. Это, можно сказать, для молодых и образование, и успех в работе, и в дальнейшей жизни».
«Это уверенность в завтрашнем дне, спокойствие за свою жизнь, за жизнь своих близких и материальные ценности».
Категория «защищенность» охватывает спектр представлений граждан о спокойной жизни, отсутствии опасностей: «Безопасность - это когда ты спокойно живешь, ездишь отдыхать, ездишь в метро, ходишь по улице, не ожидаешь ничего от своих соседей, это наличие социальных гарантий».
Поведенческий вектор ценности безопасности носит экстернальный характер (ОНИ-ориентация) со слабо выраженной установкой к действию. Обобщенным субъектом реализации данной ценности является «государство», которое призвано обеспечить защиту граждан в физическом, экономическом, социальном плане. В этом контексте становится ясно, что безопасность личности в представлении российских граждан может быть обеспечена только своим государством, а не внешней силой. При этом речь идет об отсутствии военных действий в любом их проявлении. Таким образом, российская модель «безопасности личности» имеет цель обеспечение «безопасности человечества» как недопущение войны. Никакая защита прав человека, никакая ценность свободы не стоит человеческой жизни, ибо «военное вмешательство» в любом случае приводит к жертвам, чем и нарушается главное естественное право человека на жизнь.
Российская ценностная модель в контексте общемирового «ценностного сдвига»
Для того, чтобы понять, каким образом наша страна в ценностном отношении вписывается в общемировые практики, стоит обратиться к концепции Р. Инглхарта и его коллег [14], которые рассматривают политические ценности в связи с социально-экономическими трансформациями в обществе. Авторы утверждают, что произошел глобальный сдвиг ценностной системы человечества от материализма (важность физической и психологической безопасности и благополучия) к постматериализму (подчеркнутое значение принадлежности к группе, самовыражения и качества жизни).
В понимании Р. Инглхарта ценностный сдвиг к постматериализму (в сторону ценностей самовыражения и светско-рациональных ценностей) происходит в обществе с течением времени: от поколения к поколению в результате технологического развития и экономического роста. Если развивать эту идею, то можно утверждать, что каждое последующее поколение должно жить в более благополучных и безопасных социально-экономических условиях, чем предыдущее, а их жизнедеятельность должна быть связана преимущественно с реализацией потребностей высшего уровня - социальных и духовных.
Первоначально предполагалось, что концепция определяет и объясняет ценностный сдвиг в глобальном масштабе. Но это возможно лишь в случае поступательного общественного развития по восходящей линии. Однако реальные исторические и политические процессы в каждой стране носят циклический характер и по-своему влияют на социализацию их жителей, представляющих разные поколения, что отражается на соотношении материалистических и постматериалистических ценностных ориен-таций людей. И впоследствии авторам пришлось признать, что случай каждой страны является уникальным, необходимо обязательно учитывать их политико-культурную специфику. «Утверждение ценностей самовыражения не является результатом глобального распространения единой культурной модели; оно зависит от того, обладают ли представители конкретного общества высокой степенью жизненной защищенности и личной независимости или пережили коллапс социально-экономической системы, как это произошло во многих посткоммунистических государствах» [14, с. 147]. Россия как раз и является одним из таких случаев.
Рассуждения о динамике политических ценностей россиян по шкале «материализм/постматериализм» мы можем вести только с начала 199 0-х гг., когда в стране стали происходить серьезные социально -экономические и политические трансформации. А.В. Андреенкова, анализируя состояние ценностного пласта массового сознания в России, пришла к выводу, что наша страна в начале 1990-х годов безоговорочно тяготела к материализму, но медленное и постепенное распространение постматериалистических ценностей происходило от более старших поколений к более молодым [1].
Е.И. Башкирова на основе анализа данных 1995-1999 годов выявила не только приверженность россиян традиционным ценностям, таким как семья, друзья, работа, религия, но и рост их значения, поскольку «именно в них люди ищут защиту от жизненных трудностей» [4, с. 64]. В условиях экономической и политической нестабильности россияне ориентировались на ценности выживания или материалистические ценности, среди которых наиболее значимыми являлись «поддержание порядка в стране» (55,4%), «борьба с ростом цен» (23,2%).
Социально-экономическая и политическая стабилизация в 2000 -2010-е годы, следуя логике концепции Р. Инглхарта, должна была привести к росту постматериалистических ценностей. Однако, по данным наших исследований, в сознании граждан все еще превалируют ценности материалистического типа, хотя выявляется и определенная значимость постматериалистических ценностей (см. Таблицу 2). В частности, в последних замерах один из шести ценностных индикаторов является постматериалистическим - «движение к обществу, в котором человек ценится больше денег, и господствует мир».
Таблица 2. Динамика политических ценностей россиян по шкале «материализм / постматериализм»
Индикаторы 2007, % | 2013, % | 2015, %
Первая группа у утверждений
Достижение высокого уровня экономического развития 42,8 43,2 45,2
Обеспечение надежной обороноспособности нашей страны 31,6 26,8 31,6
Создание условий, когда люди имеют больше возможностей решать 15,9 19,6 16,2
Пытаться сделать наши города и села более красивыми 6,4 8,4 6,0
Затрудняюсь ответить 3,3 2,0 1,0
Вторая группа у ггверждений
Сохранение порядка в стране 37,8 36,4 35,8
Предоставление народу возможности больше влиять на важные решения 22,6 23,8 19,7
Борьба с ростом цен 28,2 28,4 32,8
Защита свободы слова 7,4 10,6 9,9
Затрудняюсь ответить 4,0 0,9 1,8
Третья группа утверждений
Стабильная экономика 37,6 35,9 38,4
Движение от обезличенного к более гуманному обществу 15,4 12,6 11,8
Движение к обществу, в котором человек ценится больше денег 18,9 27,2 26,4
Борьба с преступностью 26,6 23,5 22,3
Затрудняюсь ответить 1,5 0,9 1,1
В целом, материалистические ценности (или ценности выживания) серьезно доминируют, средние значения выборов индикаторов материалистичности преобладают в 2-3 раза над выборами индикаторов постматериалистичности.
На данный момент нет определенных оснований относить молодые когорты к категории постматериалистических и противопоставлять их ма-териалистичски ориентированным старшим возрастным группам, поскольку даже для самого молодого «путинского» поколения россиян материалистические ценности являются преобладающими.
Чем объясняется такая российская специфика, и каким образом наша страна вписывается в международные тренды?
Материалистические ценности, согласно базовой трактовке Р. Ингл-харта, актуализированы неудовлетворенными потребностями низшего уровня (физиологическими и безопасности). Это означает, что гражданам в этом случае свойственно субъективное переживание неуверенности в завтрашнем дне, отсутствие ощущения полноценной личной (физической и экономической) и общественной безопасности. С одной стороны, по сравнению с 1990-ми годами во всех сферах жизни общества был наведен относительный порядок, повысился уровень жизни граждан. С другой стороны, эта внешняя формальная организованность не обусловливает психологического состояния внутреннего спокойствия людей. Граждане сегодня продолжают чувствовать себя недостаточно защищенными и не вполне уверенными в завтрашнем дне, не готовы участвовать в политике (даже в ситуации повышения гражданской интернет-активности [6]).
Эти эмоциональные переживания и связанные с ними представления фиксируются социологами: "в массовом сознании существует вполне реальное согласие по поводу самых острых и болезненных проблем российского общества, среди которых наиболее актуализированными являются такие острые социальные проблемы, как рост цен, бедность, резкое расслоение на богатых и бедных, безработица, кризис в экономике, коррупция" [24]. По данным ИС РАН, в российском обществе сегодня сохраняется относительный баланс между позитивным и негативным эмоционально-психологическим состоянием, причем с отрицательным знаком граждане воспринимают не только состояние экономики, но и моральный климат в обществе, характер межнациональных отношений, состояние дел в социальной сфере [28, с. 375]. В большинстве своем россияне оценивают экономическое положение в стране как среднее (55%) и плохое (25%), материальное положение своей семьи как среднее (61%) и плохое (22%), политическую обстановку в стране как среднюю (48%) и плохую (19%) [22].
Согласно «карте страхов» россиян, которую определяет ВЦИОМ, наибольшее беспокойство у граждан в середине 2017 г. вызывали проблемы международной напряженности и экономического развития страны (в частности, рост цен) [16]. По данным Левада-центра за 2017 год, россияне больше всего боятся болезни (своей и близких), войны, бедности и стихийных бедствий [23, с. 22].
По данным Европейского социального исследования по уровню удовлетворенностью жизнью Россия занимает 24-е место из 26-ти [5, с. 189-190]. Срединные позиции там же занимают бывшие страны социалистического лагеря (Польша, Чехия, Словакия, Эстония): «пройдя сходный путь и по многим показателям будучи близкими к России, эти страны являются, тем не менее, более комфортной средой обитания для своих граждан» [8, с. 175]. То есть уровень неудовлетворенности жизнью и актуализированные материалистические ценности являются, во многом, реакцией людей на еще не «зажившие раны» от травматических постсоветских трансформаций.
Безопасность является основополагающей универсальной ценностью, обладающей высокой значимостью для отдельного человека и человечества в целом. Приоритет этой ценности признается государствами и всем мировым сообществом. Однако в последние десятилетия произош-
ла трансформация ее трактовки в контексте международных отношений, что привело к появлению концепции «безопасности личности».
Эта концепция, активно распространяемая придерживающимися ее странами, представляет собой идеологию объяснения и оправдания военного вмешательства одних государств во внутренние дела других. Подобная логика поведения политических акторов, выстраивающих новую парадигму межгосударственных отношений, может иметь негативные последствия для всей системы международных отношений в будущем - от ее дестабилизации до полного разрушения. Не принимать во внимание существование этой концепции и актов ее практической реализации сегодня уже невозможно. Требуется консолидация усилий мирового сообщества по регулированию такого военного вмешательства, направленная на обновление соответствующих норм международного права и формирование комплекса инструментов для реагирования на подобные действия отдельных государств.
В современном российском обществе безопасность является важнейшей политической ценностью. С психологической точки зрения ее актуализация обусловлена неудовлетворенными потребностями граждан в физической и экономической стабильности. При этом субъектами удовлетворения этих потребностей и реализации ценности в целом в представлении граждан являются не они сами, а государство. Люди ждут от него защиты, обеспечения стабильных и упорядоченных условий жизни. Поэтому в российском варианте защиты безопасности личности мы имеем дело с государственно-оринетированной моделью, в которой ценности мира, порядка и законности являются системообразующими, и здесь не может быть и речи об умалении государственного суверенитета и военном вмешательстве для защиты отдельной личности под предлогом обеспечения ее безопасности.
Российская ценностная модель существенно отличается от западной: в ней до сих пор наблюдается значительное преобладание материалистического нарратива над постматериалистическим. В этих условиях в краткосрочной и среднесрочной перспективе мы не сможем ждать ускорения процесса включенности гражданского общества в процесс обсуждения и принятия решений или мобилизации общественного мнения. Между тем, по мнению сторонников концепции безопасности личности, именно гражданское общество (как внутринациональное, так и междуна-
родное) должно выступать центральным элементом обеспечения такой безопасности [39, с. 195]. Таким образом, мы можем заключить, что только отказ от военного вмешательства и приоритет права на жизнь в концепции безопасности личности может хотя бы в какой-то мере оправдать ее использование.
Литература
1. Андреенкова А.В. Постматериалистические / материалистические ценности в России // Социологические исследования. 1994. №11.
2. Балуев Д.Г. Концепция Human Security в современной политологии // Международные процессы. 2015. Том 13. № 1 (40).
3.Балуев Д.Г. Личностная и государственная безопасность: совре-мен ное международно-политическое измерение: Дис. ... д-ра полит. наук. Н. Новгород, 2004.
4. Башкирова Е.И. Трансформация ценностей российского общества // Политические исследования. 2000. №6.
5. Бедность и бедные в современной России / Под ред. М.К. Горшкова, Н.Е. Тихоновой. М.: Весь Мир, 2014.
6. Бронников И.А. Гражданский интернет-активизм: тенденции и перспективы // Вестник Поволжского института управления. 2017. № 4.
7. Вернадский В.И. Размышления натуралиста. Книга вторая. М.: Наука, 1977.
8. Горшков М.К. Двадцать лет, которые потрясли Россию. Реформы в оценках общественного мнения / Четверть века после СССР: люди, общество, реформы / Под ред. Е.Б. Шестопал, А.Ю. Шутова, В.И. Якунина. М.: Издательство Московского университета, 2015.
9. Евтихевич Н.С., Исраелян Е.В. Концепция «безопасности личности и общества»: канадский подход. URL: https://www.imemo.ru/files/File/magazines/puty_miru/2013/13008_02.pdf (дата обращения 16.04. 2018).
10. Егоров В., Гибизов Д. Внутренняя безопасность населения России // Научно-аналитический журнал Обозреватель - Observer. 2013. № 8.
11. Жизненные приоритеты россиян: семья, деньги или творчество? Пресс-выпуск ВЦИОМ №3391 от 07 июня 2017г. URL: https://wciom.ru/index.php?id=236&uid = 1618 (дата обращения 27.04.2018)
12. Задохин А.Г. Национальная безопасность: идеология или национальное сознание // Геополитический журнал. 2015. №3.
13. Зотова Л.В. Безопасность народа и государства как главная политическая ценность в учении Томаса Гоббса // Вестник РУДН. Серия «Политология». 2003. №4.
14. Инглхарт Р., Вельцель К. Модернизация, культурные изменения и демократия: Последовательность человеческого развития. М.: Новое издательство. 2011.
15. Иноземцев В. Гуманитарные интервенции. Понятие, задачи, методы осуществления // Космополис. 2005. №1(11).
16. Карта страхов россиян: итоги лета. Пресс-выпуск ВЦИОМ № 3477 от 27 сентября 2017 г. URL: https://wciom.ru/index.php?id=236&uid=3593 (дата обращения 27.04.2018).
17. Колюшин Е.И. Конституционное (государственное) право России: курс лекций. М.: МГУ, 1999.
18. Кордонский С. Классификация и ранжирование угроз // Отечественные записки. 2013. №2.
19. Костин А.И. Безопасность человека в глобальной политике // Вестник Московского Университета. Серия 12. Политические науки. 2010. № 4.
20. Магун В., Руднев М. Жизненные ценности российского населения: сходства и различия в сравнении с другими европейскими странами // Вестник общественного мнения. 2008. №1.
21. Михайленко А., Груздов С. Понятия угрозы и вызова национальной безопасности // Научно-аналитический журнал Обозреватель - Observer. 2011. №2.
22. Мониторинг мнений (ВЦИОМ): июль - август 2017 // Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. 2017. №4.
23. Общественное мнение - 2017. М.: Левада-центр, 2018.
24. Пантин В.И. Массовое сознание в современной России: размежевания, противоречия, сопряжения // Вестник Института социологии. 2015. №1.
25. Пятаков А. Латиноамериканские подходы к проблеме глобализации: взгляд сквозь XXI век // Мировая экономика и международные отношения. 2018. № 1. Т. 62.
26. Радиков И.В. Ценностный подход в процессе формирования общей повестки дня международной безопасности // Вестник Московского университета. Сер. 12. Политические науки. 2012. №3.
27. Ракитянский Н.М. Феномен и концепт сверхсознания в политической психологии // Мир и политика. 2013. №11(84).
28. Российское общество и вызовы времени. Книга пятая / под ред. М.К. Горшкова, В.В. Петухова. М.: Весь мир, 2017.
29. Селезнева А.В. Политико-психологический подход к исследованию политических ценностей // Вестник Томского государственного университета. 2011. №345.
30. Стратегии национальной безопасности США / Сост. Д.В. Кузнецов. Б.м.: Б. изд., 2018.
31. Террористический акт в США 11 сентября 2001г. URL: https://ria.ru/spravka/20170911/1502029718.html (дата обращения 17.04.2018).
32. Указ Президента РФ от 31.12.2015 N 683 «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года».
33. Универсальные ценности в мировой и внешней политике / под ред. П.А. Цыганкова. М.: Издательство Московского университета, 2012.
34. Хайдакулова А.В. «Безопасность личности»: концепция, политический дискурс и возможности практического применения // Вестник МГИМО-Университета. 2010. № 6.
35. Шестопал Е.Б., Селезнева А.В. Социокультурные угрозы и риски в современной России // Социологические исследования. 2018. № 10.
36. Abramova M. Los derechos humanos en el sistema juridico de Rusia: Tradición y modernizacion (analisis comparativo) // Boletin Mexicano de Derecho Comparado. 2017. №. 149.
37. Axworthy L. Navigating a New World: Canada's Global Future. Toronto: Knopf, 2004.
38. Freedom from Fear: Canada's Foreign Policy for Human Security (2000) / Department of Foreign Affairs and International Trade Canada. Ottawa, 2000. URL: http://www.dfait-maeci.gc.ca. (дата обращения 20.03.2018).
39. Kaldor M. Human Security. Reflections on Globalization and Intervention. Cambridge: Polity Press, 2007.
References
1. Andreenkova A.V. Postmaterialisticheskie / materialisticheskie cennosti v Rossii // Sociologicheskie issledovaniya. 1994. №11.
2. Baluev D.G. Koncepciya Human Security v sovremennoj politologii // Mezhdunarodnye processy. 2015. Tom 13. № 1 (40).
3.Baluev D.G. Lichnostnaya i gosudarstvennaya bezopasnost': sovre-men noe mezhdunarodno-politicheskoe izmerenie: Dis. ... d-ra polit. nauk. N. Novgorod, 2004.
4. Bashkirova E.I. Transformaciya cennostej rossijskogo obshchestva // Politicheskie issledovaniya. 2000. №6.
5. Bednost' i bednye v sovremennoj Rossii / Pod red. M.K. Gorshkova, N.E. Tihonovoj. M.: Ves' Mir, 2014.
6. Bronnikov I.A. Grazhdanskij internet-aktivizm: tendencii i per-spektivy // Vestnik Povolzhskogo instituta upravleniya. 2017. № 4.
7. Vernadskij V.I. Razmyshleniya naturalista. Kniga vtoraya. M.: Nau-ka,
1977.
8. Gorshkov M.K. Dvadcat' let, kotorye potryasli Rossiyu. Reformy v ocenkah obshchestvennogo mneniya / CHetvert' veka posle SSSR: lyudi, obshchestvo, reformy / Pod red. E.B. SHestopal, A.YU. SHutova, V.I. YAkunina. M.: Izdatel'stvo Moskovskogo universiteta, 2015.
9. Evtihevich N.S., Israelyan E.V. Koncepciya «bezopasnosti lichnosti i obshchestva»: kanadskij podhod. URL: https://www.imemo.ru/files/File/magazines/ puty_miru/2013/13008_02.pdf (data obrashcheniya 16.04. 2018).
10. Egorov V., Gibizov D. Vnutrennyaya bezopasnost' naseleniya Rossii // Nauchno-analiticheskij zhurnal Obozrevatel' - Observer. 2013. № 8.
11. ZHiznennye prioritety rossiyan: sem'ya, den'gi ili tvorchestvo? Press-vypusk VCIOM №3391 ot 07 iyunya 2017g. URL: https://wciom.ru/index.php?id=236&uid=1618 (data obrashcheniya 27.04.2018)
12. Zadohin A.G. Nacional'naya bezopasnost': ideologiya ili nacio-nal'noe soznanie // Geopoliticheskij zhurnal. 2015. №3.
13. Zotova L.V. Bezopasnost' naroda i gosudarstva kak glavnaya poli-ticheskaya cennost' v uchenii Tomasa Gobbsa // Vestnik RUDN. Seriya «Politologiya». 2003. №4.
14. Inglhart R., Vel'cel' K. Modernizaciya, kul'turnye izmeneniya i demokratiya: Posledovatel'nost' chelovecheskogo razvitiya. M.: Novoe izda-tel'stvo. 2011.
15. Inozemcev V. Gumanitarnye intervencii. Ponyatie, zadachi, meto-dy osushchestvleniya // Kosmopolis. 2005. №1(11).
16. Karta strahov rossiyan: itogi leta. Press-vypusk VCIOM № 3477 ot 27 sentyabrya 2017 g. URL: https://wciom.ru/index.php?id=236&uid=3593 (data obrashcheniya 27.04.2018).
17. Kolyushin E.I. Konstitucionnoe (gosudarstvennoe) pravo Rossii: kurs lekcij. M.: MGU, 1999.
18. Kordonskij S. Klassifikaciya i ranzhirovanie ugroz // Otechest-vennye zapiski. 2013. №2.
19. Kostin A.I. Bezopasnost' cheloveka v global'noj politike // Vestnik Moskovskogo Universiteta. Seriya 12. Politicheskie nauki. 2010. № 4.
20. Magun V., Rudnev M. ZHiznennye cennosti rossijskogo naseleniya: skhodstva i razlichiya v sravnenii s drugimi evropejskimi stranami // Vestnik obshchestvennogo mneniya. 2008. №1.
21. Mihajlenko A., Gruzdov S. Ponyatiya ugrozy i vyzova nacio-nal'noj bezopasnosti // Nauchno-analiticheskij zhurnal Obozrevatel' - Observer. 2011. №2.
22. Monitoring mnenij (VCIOM): iyul' - avgust 2017 // Monitoring obshchestvennogo mneniya: EHkonomicheskie i social'nye peremeny. 2017. №4.
23. Obshchestvennoe mnenie - 2017. M.: Levada-centr, 2018.
24. Pantin V.I. Massovoe soznanie v sovremennoj Rossii: razmezhevaniya, protivorechiya, sopryazheniya // Vestnik Instituta sociologii. 2015. №1.
25. Pyatakov A. Latinoamerikanskie podhody k probleme globaliza-cii: vzglyad skvoz' XXI vek // Mirovaya ehkonomika i mezhdunarodnye otnosheniya. 2018. № 1. T. 62.
26. Radikov I.V. Cennostnyj podhod v processe formirovaniya obshchej povestki dnya mezhdunarodnoj bezopasnosti // Vestnik Moskovskogo universiteta. Ser. 12. Politicheskie nauki. 2012. №3.
27. Rakityanskij N.M. Fenomen i koncept sverhsoznaniya v politiche-skoj psihologii // Mir i politika. 2013. №11(84).
28. Rossijskoe obshchestvo i vyzovy vremeni. Kniga pyataya / pod red. M.K. Gorshkova, V.V. Petuhova. M.: Ves' mir, 2017.
29. Selezneva A.V. Politiko-psihologicheskij podhod k issledo-vaniyu politicheskih cennostej // Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. 2011. №345.
30. Strategii nacional'noj bezopasnosti SSHA / Sost. D.V. Kuznecov. B.m.: B. izd., 2018.
31. Terroristicheskij akt v SSHA 11 sentyabrya 2001g. URL: https://ria.ru/spravka/20170911/1502029718.html (data obrashcheniya 17.04.2018).
32. Ukaz Prezidenta RF ot 31.12.2015 N 683 «O Strategii nacional'-noj bezopasnosti Rossijskoj Federacii do 2020 goda».
33. Universal'nye cennosti v mirovoj i vneshnej politike / pod red. P.A. Cygankova. M.: Izdatel'stvo Moskovskogo universiteta, 2012.
34. Hajdakulova A.V. «Bezopasnost' lichnosti»: koncepciya, politicheskij diskurs i vozmozhnosti prakticheskogo primeneniya // Vestnik MGIMO-Universiteta. 2010. № 6.
35. SHestopal E.B., Selezneva A.V. Sociokul'turnye ugrozy i riski v sovremennoj Rossii // Sociologicheskie issledovaniya. 2018. № 10.
36. Abramova M. Los derechos humanos en el sistema juridico de Rusia: Tradicion y modernizacion (analisis comparativo) // Boletin Mexicano de Derecho Comparado. 2017. №. 149.
37. Axworthy L. Navigating a New World: Canada's Global Future. Toron-to: Knopf, 2004.
38. Freedom from Fear: Canada's Foreign Policy for Human Security (2000) / Department of Foreign Affairs and International Trade Canada. Ottawa, 2000. URL: http://www.dfait-maeci.gc.ca. (data obrashcheniya 20.03.2018).
39. Kaldor M. Human Security. Reflections on Globalization and Intervention. Cambridge: Polity Press, 2007.
