CC BY
213
ОСВОБОЖДЕНИЕ ОТ УГОЛОВНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА ЗАРАЖЕНИЕ ВИЧ-ИНФЕКЦИЕЙ: ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ И ПРИКЛАДНЫЕ АСПЕКТЫ
А.М. ПЛЕШАКОВ,
профессор кафедры уголовного права Московского университета МВД России,
доктор юридических наук, профессор
М.В. ПАНОВ,
адъюнкт кафедры уголовного права Московского Университета МВД России
Аннотация. Статья посвящена вопросу освобождения от уголовной ответственности за заражение ВИЧ-инфекцией. Авторами проведен анализ примечания к ст. 122 Уголовного кодекса РФ, действующего с декабря 2003 г. Данное примечание устанавливает обязанность правоприменителя освободить от уголовной ответственности лицо, совершившее действия, указанные в диспозиции ст. 122 УК РФ, в случае согласия потерпевшего на заражение ВИЧ-инфекцией. Также затрагивается теоретический аспект согласия потерпевшего на причинение вреда здоровью в уголовном праве России.
Ключевые слова: освобождение от уголовной ответственности за заражение ВИЧ-инфекцией, примечание к ст. 122 Уголовного кодекса РФ, согласие потерпевшего, причинение вреда здоровью.
LIBERATION FROM THE CRIMINAL RESPONSIBILITY FOR THE INFECTING HIV: THEORETICAL AND APPLIED ASPECTS
A.M. PLESHAKOV,
professor of the criminal law chair of Moscow University of the Ministry of Internal Affairs, doctor of science
M.V. PANOV,
criminal law chair of Moscow University of the Ministry of Internal Affairs Post-graduated
The summary. This article devoted to the problem of the liberation from the criminal responsibility for the infecting HIV. Authors analyzed the explanatory note to the article 122 of the Russian Penal Code. The article has been acting since the December of 2003. This explanatory note fixes a duty of the law machinery to liberate the criminal from the responsibility for the infecting HIV. Also the theoretical aspect of the victim agreement on the damaging of his health was touched upon.
Key words: liberation from the criminal responsibility for the infecting HIV, the explanatory note to the article 122 of the Russian Penal Code, the victim agreement, the damaging of the health.
В 2003 г. ст. 122 УК РФ, предусматривающая ответственность за заражение ВИЧ-инфекцией, была дополнена Примечанием1, в котором регламентируется порядок освобождения виновного от уголовной ответственности. В соответствии с законом, заведомое поставление другого лица в опасность заражения ВИЧ-инфекцией (ч. 1 ст. 122 УК РФ) или заражение другого лица ВИЧ-инфекцией лицом, знавшим о наличии у него этой болезни (ч. 2 ст. 122 УК РФ), влечет освобождение от уголовной ответственности при двух условиях: если другое лицо было своевременно предупреждено о наличии у первого этой болезни и если это другое лицо добровольно согласилось совершить действия, создавшие опасность заражения.
В судебно-следственной практике применения данного положения закона существуют определенные трудности, связанные как с оценкой уголовно-
правовых понятий, так и с уголовно-процессуальной формой их установления. Подобные сложности обусловлены, во-первых, значительным количеством определений, содержащихся в ст. 122 УК РФ (ВИЧ-инфекция, знание о болезни, заражение, заведомое поставление в опасность), и их неоднозначным толкованием, во-вторых, дополнением понятийного аппарата в этой сфере охраняемых общественных отношений новой терминологией. В уголовном законе фактически впервые появились такие сложные правовые словосочетания, имеющие социально-психологическую природу, как «своевременность предупреждения о болезни» и «добровольность согласия на заражение».
В этой связи можно говорить о самостоятельном характере либо даже об уникальности Примечания по сравнению с примечаниями к другим статьям Осо-
бенной части УК РФ, в которых также предусматривается возможность освобождения от уголовной ответственности. Следует отметить, что в УК РФ специальных видов освобождения достаточно много2. Однако ни в одном из них не предусмотрено хотя бы внешне похожих условий, необходимых для прекращения уголовного преследования. Вместе с тем рассматриваемое Примечание сближает с другими нормами-примечаниями то, что оно является обязательным для применения. Эта норма носит не факультативный (диспозитивный), а императивный характер3.
Уголовный закон говорит о ВИЧ-инфекции как о болезни. В соответствии с медицинскими характеристиками вирус иммунодефицита человека входит в группу так называемых медленных вирусных инфекций и относится к семейству ретровирусов4. В свою очередь данная инфекция является предтечей другой болезни — синдрома приобретенного иммунодефицита. Инкубационный период СПИДа, как правило, длится до 10 лет, т.е. заражение ВИЧ-инфекцией не влечет смерти на «следующий день». Инфицированный может жить относительно долго, являясь потенциальным распространителем болезни.
СПИД к настоящему времени неизлечим. Суть его в том, что он ослабляет иммунную систему и в организм проникают вирусы, которые вызывают патологию и летальный исход в результате таких болезней как лимфоденопатия, поражение кожи, саркома Ка-поши, пневмония, поражение центральной нервной системы и др. Таким образом, диспозиция ст. 122 УК РФ фактически включает в себя всю «цепочку» СПИД-ассоциированных заболеваний, ведущих человека к гибели. Однако в уголовном законе о фатальной неизбежности смерти потерпевшего (другого лица) ничего не сказано5. В связи с этим в теории уголовного права данное преступное деяние традиционно относят к преступлениям против здоровья.
В России наиболее многочисленной группой инфицированных являются наркоманы (45%), далее идут проститутки (9%), половые партнеры наркоманов (8%) и лица, имеющие гомосексуальные контакты (5%)6. Таким образом, способы передачи болезни многовариантны: в первую очередь это так называемый инструментальный способ инфицирования, т.е. использование зараженных вирусом шприцев, игл, катетеров и других медицинских инструментов; во вторую очередь это естественные половые контакты и иные сексуальные сношения (в основном мужеложство). Возможны и другие способы, прежде всего при взаимодействии с кровью и ее компонентами, — трансплантационный, перинатальный, молочный, внутриутробный и др.
В соответствии с законом освободить от уголовной ответственности можно только специального субъекта преступления — вирусоносителя. В Примечании он имеет двойное название: «лицо, совершившее деяние» и «первый».
Однако в юридической литературе высказывалась точка зрения о том, что отвечать за общественно опасное деяние, предусмотренное ч. 1 ст. 122 УК РФ, может любое физическое лицо, достигшее 16-летнего возраста, т.е. общий субъект преступления7. Основным доводом в пользу этого утверждения было указание на то, что в диспозиции нормы нет оговорки о наличии болезни у виновного. Следовательно, отвечать за заведомое поставление другого лица в опасность заражения ВИЧ-инфекцией может и тот, кто не болен, например неинфицированный наркоман, который делает инъекцию другому лицу, заведомо зная, что шприц инфицирован.
По нашему мнению, подобная точка зрения неправильная. Дело в том, что в Примечании говорится только о больном. Другое лицо (потерпевший) должно быть предупреждено именно об этом — о наличии у первого лица ВИЧ-инфекции. Иных вариантов не предусмотрено.
Однако в этой ситуации, как мы понимаем, речь может идти только о заражении при физическом контакте с потерпевшим, т.е. болезнь может передаваться посредством естественного или неестественного полового сношения. Другие, так называемые атипичные способы поставления потерпевшего в опасность заражения, находятся вне сферы действия Примечания. Любой медицинский инструментарий, прибор или оборудование, через которые может передаваться инфекция, к «наличию» болезни в организме виновного отношения не имеют.
Таким образом, перед нами формальное противоречие между диспозицией ч. 1 ст. 122 УК РФ и Примечанием к этой норме. По нашему мнению, коллизия должна решаться в пользу Примечания. Во-первых, потому что виновный обозначен в нем точно (больной), а в диспозиции этого нет; во-вторых, потому что предполагаемый общий субъект преступления никак не может рассчитывать на облегчение своей участи, поскольку он не отвечает требованиям, изложенным в Примечании.
Вирусоноситель, безусловно, должен знать о своей болезни. Термин «заведомость» в ч. 1 ст. 122 УК РФ означает, что лицо достоверно знало о данном факте, было в этом абсолютно уверено и осознавало в полном объеме, какую угрозу для потерпевшего представляет тот или иной контакт с ним. Иначе говоря, невозможно заведомо поставить другое лицо в опасность заражения, если не знать точно, что ты болен.
Угроза, т.е. возможность попадания вируса иммунодефицита в организм потерпевшего, должна быть наличной и реальной. Опасность заражения не должна быть мнимой или воображаемой, например заражение воздушно-капельным путем или «бытовым путем», допустим, через посуду. О наличности угрозы, т.е. о начальном моменте возможного заражения ВИЧ-инфекцией, может свидетельствовать информация медицинского характера. Эти сведения долж-
ны подтверждать высокую вероятность попадания вируса в организм жертвы в зависимости от формы того или иного контакта с инфицированным. В том случае, когда способы заражения не считаются в медицине достоверно установленными, например при поцелуе, через слезную жидкость или при ином контакте со слизистыми компонентами, то и указанного материального признака («заведомое поставление в опасность заражения») не существует.
В ч. 2 ст. 122 УК РФ прямо говорится о таком признаке субъективной стороны состава преступления, как знание о своей болезни. В процессуальном плане этот факт может быть подтвержден справкой о результатах анализов, полученной из лицензированной медицинской лаборатории. Данный документ должен быть датирован ранее, чем произошел какой-либо контакт, в результате которого лицо заразилось ВИЧ-инфекцией.
Выдаче результатов анализа крови с положительным заключением (что в клиническом плане означает обнаружение ВИЧ-инфекции) обычно сопутствует официальное предупреждение вирусоносителя об уголовной ответственности за действия, предусмотренные ст. 122 УК РФ. В медицинской практике фиксируется и факт ознакомления с правилами поведения (предохранения) лица с целью недопущения распространения болезни. Подобные документы, разумеется, имеют важное доказательственное значение как для установления оснований уголовной ответственности, так и для использования Примечания.
Своевременность предупреждения и добровольность согласия являются результатами взаимообусловленного поведения виновного (инфицированного) и потерпевшего (инфицируемого). Рассмотрим их более подробно.
Предупреждение — это предварительное извещение, предостережение8. Предупреждение инфицированного должно быть ясным (понятным), полным и недвусмысленным. Данное установление в какой-то мере определяет и формы предупреждения. По нашему мнению, их круг достаточно ограничен. Это, как правило, устное (словесное) сообщение. Письменное предостережение фактически не встречается. Конклюдентная форма предупреждения, т.е. использование жестов, мимики, других телодвижений либо использование языка жестов (например, немыми или глухонемыми), весьма сомнительна, поскольку может пониматься в противоположном значении. В этих случаях конклюдентная форма становится двусмысленной, неопределенной и практически недоказуемой.
Сам термин «предупреждение» предполагает действия, предшествующие чему-либо. В нашем случае это стремление известить, предостеречь, уведомить потерпевшего о нежелательности контакта и неблагоприятных последствиях. Предупреждение в соот-
ветствии с законом должно быть своевременным, т.е. сделанным заранее, в нужный момент. Оно обязательно должно опережать действия потерпевшего. В ином случае это не предупреждение, а констатация факта.
Своевременность — правовая категория объективно-субъективного характера. С объективной стороны, предупреждение должно высказываться в какой-то реальный промежуток времени, до того как потерпевший вступает в нежелательный контакт. Каков этот временной отрезок — один час, пять минут или тридцать секунд — зависит, разумеется, от фактических обстоятельств дела. Не менее важной является и субъективная составляющая своевременности предупреждения. Это тот срок, то время или даже те мгновения, которые необходимы потерпевшему для того, чтобы понять предупреждение, осознать реальность опасности и успеть принять соответствующее решение.
Материалы судебно-следственной практики показывают, что предупреждение потерпевшему в подавляющем большинстве случаев высказывает сам виновный, т.е. тот, кто инфицирован («первый»). Однако доктринальное и грамматическое толкование Примечания позволяет утверждать, что подобное предварительное извещение может осуществлять и любой третий человек. В законе указано: если другое лицо было «своевременно предупреждено». Ничего не говорится о том, кто же собственно должен предостерегать потерпевшего — сам виновный, другой инфицированный либо кто-то посторонний, в том числе не зараженный ВИЧ-инфекцией, но также знающий о болезни виновного. Подобные случаи предостережения со стороны третьих лиц на практике встречаются достаточно редко, но они вполне вероятны и могут иметь фактический и доказательственный характер.
Перейдем теперь к анализу добровольного согласия лица на совершение действий, создавших опасность заражения. Согласие — это утвердительный ответ на просьбу или разрешение что-нибудь сделать9. В нашем случае согласие потерпевшего — это утвердительный ответ на вступление в физический контакт с инфицированным лицом.
Теория уголовного права уже достаточно давно выработала общие условия правомерности причинения вреда с согласия потерпевшего10. Во-первых, согласие на причинение вреда должно быть дано в отношении таких благ, которые находятся в свободном распоряжении потерпевшего. В нашем случае таким благом является его собственное здоровье. Во-вторых, согласие должно даваться и способом, который не создает опасности для причинения вреда третьим лицам.
Логико-юридический анализ этих условий позволяет, на наш взгляд, прийти к однозначному выводу о том, что согласие потерпевшего на причинение вреда собственному здоровью не является только
его личным делом. Заражение ВИЧ-инфекцией не является делом частного обвинения, поскольку не возбуждается по заявлению потерпевшего и не прекращается в связи с примирением сторон (ч. 2 ст. 20 УПК РФ). Таким образом, согласие потерпевшего на ущемление личного неимущественного права (права на собственное здоровье) имеет общественную суть, затрагивает публичные интересы всего человеческого сообщества.
В ч. 3 ст. 20 УПК РФ выделяются и уголовные дела частно-публичного обвинения (изнасилование без квалифицирующих признаков, нарушение неприкосновенности частной жизни, нарушение неприкосновенности жилища и т.п.). Подобные дела возбуждаются не иначе как по заявлению потерпевшего, но прекращению по воле заявителя не подлежат. Ст. 122 УК РФ не содержится в указанном перечне уголовно-процессуального закона и следовательно, заражение ВИЧ-инфекцией не является и делом частно-публичного обвинения.
В теории уголовного права существует точка зрения о том, что социальную природу согласия на заражение ВИЧ-инфекцией можно рассматривать как зеркально отраженную разновидность примирения с потерпевшим. «Жертва», зная о наличии ВИЧ-инфекции у виновного, сознательно идет на риск быть зараженным, расценивая это как некую «плату за удовольствие». В соответствии с этой условной «платой», подобный договор между сторонами в отношении ч. 1 ст. 122 УК РФ (поставление в опасность заражения) должен рассматриваться по правилам института примирения с потерпевшим, поскольку указанное деяние является преступлением небольшой тяжести11.
По нашему мнению, это весьма спорная точка зрения. Во-первых, представляется, что здесь нарушены правила формальной логики. Вряд ли правильно говорить о примирении с потерпевшим в отношении только ч. 1 ст. 122 УК РФ и исключать такую возможность в отношении части второй данной уголовно-правовой нормы. Ведь непосредственное заражение другого лица ВИЧ-инфекцией лицом, знавшим о наличии у него этой болезни, является преступлением средней тяжести и, следовательно, также может подпадать под действие ст. 76 УК РФ.
Во-вторых, неясно для чего на теоретическом уровне приравнивать один из общих институтов освобождения от уголовной ответственности (ст. 76 УК РФ) к одному из специальных видов такого освобождения (Примечание). При подобном «равном» подходе становится излишним либо то, либо другое. Ведь законодателю было бы указать, что освобождение от уголовной ответственности по ч. 1 ст. 122 УК РФ может происходить по правилам ст. 76 УК РФ. Однако этого, как мы видим, в законе нет, и тем самым, на наш взгляд, установлены принципиальные различия между указанными правоположениями.
В-третьих, фактическое «размывание» юридической природы этих видов освобождения приводит к парадоксальным правовым и социально-психологическим ситуациям. Примирение с потерпевшим всегда характеризует посткриминальное поведение виновного, в то время как своевременное предупреждение всегда осуществляется до постав-ления в опасность заражения. Иначе говоря, нельзя заранее примириться с потерпевшим, еще ничего не совершив.
В-четвертых, в ст. 76 УК РФ есть указание о том, что виновный обязан загладить причиненный вред. При заведомом поставлении в опасность заражения, т.е. при абсолютном знании, стопроцентной уверенности инфицированного в наступлении неблагоприятных последствий для здоровья и жизни, он уже ничем не может помочь потерпевшему. Загладить причиненный вред физически невозможно.
В теории уголовного права была высказана и точка зрения о том, что основанием освобождения от уголовной ответственности за заражение ВИЧ-инфекцией является утрата лицом своей общественной опасности, поскольку инфицированный предупреждает потерпевшего о своей болезни12.
По нашему мнению, это также весьма спорное суждение. Во-первых, неясно, почему поведение одного (потерпевшего) обусловливает оценку общественной опасности личности второго (виновного), коль скоро у последнего всегда есть возможность выбора. Получается, что такая оценка зависит только от решения потерпевшего. Логичнее, на наш взгляд, в этой ситуации говорить об утрате общественной опасности самого деяния в связи с изменением обстановки, поскольку перед нами взаимообусловленные поступки, как минимум, двух людей. Во-вторых, в уголовном законе лишь в двух случаях в общем виде регулируются условия утраты лицом своей общественной опасности. Это ст. 75 УК РФ (деятельное раскаяние) и ст. 80.1 УК РФ (освобождение от наказания в связи с изменением обстановки). Ни одно из этих положений материального права не подходит к рассматриваемой ситуации.
В соответствии с Примечанием согласие потерпевшего на собственное заражение должно быть добровольным. Добровольность поступка означает его совершение по собственному желанию, т.е. это всегда акт свободной воли. В свою очередь, свободу воли традиционно определяют как способность лица принимать то или иное решение со знанием дела, т.е. возможность определять свое поведение с учетом объективной действительности, оценивать его с точки зрения морали и права, подчинять импульсивную деятельность целенаправленному регулированию и т.п.13
Добровольное согласие на заражение ВИЧ-инфекцией есть результат самостоятельного выбора поведения, разумеется, в условиях, когда такой выбор допустим. В том случае, когда у потерпевшего в силу объективных и/или субъективных причин не было та-
кой возможности, нельзя говорить и о волевом акте, т.е. о добровольности. Потерпевший лишается свободы выбора, когда действует под физическим или психическим принуждением или когда его обманывают. Это может быть: насилие или угроза насилием; угроза уничтожения имущества; шантаж, т.е. та же угроза, связанная с разглашением позорящих или компрометирующих сведений; угроза потери каких-либо благ в силу материальной или иной зависимости от виновного. Фактически нет вариантов выбора и в тех случаях, когда виновный умалчивает об истинном положении дел (пассивный обман) либо вводит потерпевшего в заблуждение, предоставляя ложную информацию (активный обман). В этих случаях вопрос об использовании Примечания не встает и виновный подлежит уголовной ответственности на общих основаниях.
В то же время следует различать такие важные психологические приемы воздействия на психику человека, как принуждение и понуждение. Принуждать — значит заставлять, т.е ломать волю к сопротивлению и тем самым однозначно лишать поведение потерпевшего добровольности. В свою очередь, понуждение означает склонение, возбуждение желания, подчинение потерпевшего своему влиянию. Иными словами, также происходит воздействие на психику лица, но в гораздо более «мягких», менее существенных фор-мах14. Это могут быть уговоры, просьбы, обещания, советы, предложения, разъяснения или их сочетания. По нашему мнению, подобные формы воздействия, подталкивающие к принятию решения, хотя и влияют на волю потерпевшего, но в конечном итоге не лишают понятие «согласие» такого признака, как добровольность — собственная добрая воля.
Взаимообусловленное поведение двух субъектов права — виновного и потерпевшего — требует определения их юридических признаков. В отношении виновного (инфицированного) действуют общие правила — это должно быть вменяемое лицо (в том числе и то, которое указано в ст. 22 УК РФ), достигшее 16 лет к моменту предупреждения другого лица о своей болезни.
В отношении потерпевшего дело обстоит несколько иначе. В юридической литературе было высказано мнение о том, что инфицируемый должен быть вменяемым. Более того, предлагалось установить уголовную ответственность за заражение ВИЧ-инфекцией «заведомо невменяемого»15. По нашему мнению, это ошибочное мнение.
Дело в том, что вопрос о вменяемости и уголовной ответственности может ставиться и решаться только в связи и по поводу совершения общественно опасного деяния и только субъектом преступления. Рассуждения о вменяемости и невменяемости вообще, вне преступного деяния и вне времени его совершения, безотносительно к лицу его совершившему, в принципе беспредметны. Утверждать, что есть вменяемость потерпевшего, — значит неправильно ис-
пользовать понятийный аппарат уголовного закона. По сути, такого рода утверждение представляет собой произвольное, расширительное толкование понятия вменяемости. Тем самым нивелируется уголовно-правовая специфика этого определения и соответственно института невменяемости.
В то же время потерпевший, по нашему мнению, должен быть дееспособным. Дееспособность и вменяемость, несмотря на внешнее сходство, принципиально разные правоположения. Данное гражданско-правовое установление означает, что лицо должно быть совершеннолетним, т.е. достичь 18 лет (ст. 21 ГК РФ). В том случае, когда законом допускается вступление в брак до достижения этого возраста, лицо приобретает дееспособность в полном объеме с момента вступления в брак. Следовательно, возможны варианты, когда потерпевший по ч.1 и 2 ст. 122 УК РФ может быть и несовершеннолетним.
Это важный общеправовой момент, даже несмотря на то, что уголовное право не оперирует понятием «дееспособность». Дело в том, что потерпевшим от заражения ВИЧ-инфекцией согласно ч. 3 ст. 122 УК РФ может быть и заведомо несовершеннолетний. Однако в отношении дееспособного несовершеннолетнего данное уголовно-правовое установление (заведомое знание о его возрасте) значения не имеет. Таким образом, в отношении потерпевшего, не достигшего 18 лет, но вступившего в брак, возможно использование Примечания к виновному, а применительно к другим потерпевшим-несовершеннолетним это недопустимо.
В тех случаях, когда лицо вследствие психического расстройства не может понимать значения своих действий или руководить ими и признается недееспособным (ст. 29 ГК РФ), он не может быть и субъектом уголовно-правовых отношений. Однако в отличие от понятия невменяемости, недееспособность не связана с категориями психических расстройств (хронические либо временные) или с формами болезненного состояния психики, т.е. при недееспособности они могут быть любыми. Недееспособность не связана и с осознанием лицом своих действий как общественно-опасных. В практическом плане это означает, что потерпевший вообще не понимает, что делает, и не может контролировать свои поступки.
Важное теоретическое и практическое значение имеет форма добровольного согласия. Как и «своевременное предупреждение», круг таких форм весьма ограничен. Это, как правило, согласие, которое высказывается устно, в словесной форме, письменная форма согласия фактически не встречается. Возможна и конклюдентная форма, а также так называемое молчаливое согласие16.
В Гражданском кодексе РФ (ст. 158) под молчанием, в широком смысле этого слова, понимается выражение воли сторон, когда способность одной из них принимать решение со знанием дела вытекает (яв-
ствует) из предшествующего поведения другой стороны. Подобная оценка поведения позволяет виновному сделать вывод о том, что молчание — это либо «да», или, наоборот, это «нет».
Молчание как форма согласия всегда труднодоказуемо. Однако в анализируемой ситуации требуется устанавливать только молчание-«да», поскольку перед нами строгая последовательность действий: сначала предупреждение, а потом согласие. В ином случае, при молчании-«нет», не возникает и оснований для использования Примечания.
Предполагаемое согласие может определять неправильное представление виновного о намерениях потерпевшего. В ситуациях фактической ошибки, при так называемом мнимом (несуществующем) согласии, ответственность наступает на общих основаниях. Это объясняется тем, что при мнимом согласии инфицируемый действует самоуверенно, т.е. он убежден в собственной непогрешимости относительно утвердительного ответа потерпевшего. Однако на самом деле чрезмерная уверенность виновного основана на неправильной интерпретации согласия, что предопределяет его заблуждения и последующий ошибочный вывод о добровольности поведения потерпевшего.
Таким образом, основания логико-юридического характера, анализ норм уголовного, уголовно-процессуального и гражданского законодательства, а также практика их применения свидетельствуют о том, что на эту проблему пора обратить внимание высшему судебному органу страны. Актуальность решения многих практических вопросов обусловлена, на наш взгляд, рядом обстоятельств. Во-первых, Верховный Суд РФ за все время действия УК РФ ни разу не давал разъяснений по поводу ответственности за заражение ВИЧ-инфекцией. Во-вторых, о согласии потерпевшего как обстоятельстве, имеющем уголовно-правовое значение, было сказано достаточно давно (более 35 лет назад) в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 8.10.1973 г. «О судебной практике по делам о заражении венерической болезнью»17. В-третьих, в указанном постановлении разъяснялось, что согласие потерпевшего на постав-ление его в опасность заражения венерической болезнью не является основанием для освобождения от уголовной ответственности виновного. Следовательно, положение о согласии потерпевшего в настоящее время может применяться в прямо противоположных ситуациях, что вряд ли правильно. В-четвертых, ВИЧ-инфекция, конечно, не венерическая болезнь. Однако фактически одинаковая социально-правовая обусловленность уголовно-правового запрета в соответствующих статьях УК РФ, похожая криминологическая характеристика деяний и в значительной мере совпадающие способы заражения сближают эти два преступления. По нашему мнению, вопрос о согласии потерпевшего на причинение вреда собственному здоровью, в принципе, должен решаться одинако-
во, даже несмотря на то что в ст. 121 УК РФ нет такого Примечания, как в ст. 122 УК РФ.
1 В дальнейшем — Примечание. Введено в действие Федеральным законом № 162-ФЗ от 08.12.2003 г.
2 Примечания к ст. 126, 127.1, 204, 205, 205.1, 206, 206.1, 208, 210, 222, 223, 228, 275, 276, 278, 282.1, 282.2, 291, 307, 337, 338 УК РФ.
3 См.: Ендольцева А.В. Институт освобождения от уголовной ответственности: проблемы и пути их решения. — М., 2004. С. 177.
4 См. подробнее: Змушко Е.И., Белозеров Е.С. ВИЧ-инфекция. — СПб., 2000. С. 74, 79—80 и др.
5 В дальнейшем под потерпевшим мы будем понимать только физическое лицо, которому причинен вред здоровью. Этот термин используется нами в уголовно-правовом значении без учета его уголовно-процессуального содержания.
6 Данные приведены согласно Отчету за 2007 г., опубликованному на сайте Объединенной программы ООН по ВИЧ/СПИДу (англ. Joint United Nations Programme on HIV/AIDS, сокр. UNAIDS).
7 См.: Полный курс уголовного права: В 5 т. / Под ред. А.И. Коробеева. — СПб., 2008. Т. 2. С. 378.
8 См.: Толковый словарь русского языка: В 4 т. / Под ред. Д.Н. Ушакова. — М., 2007. Т 3. С. 731.
9 Там же. Т 4. С. 219.
10 См. например: Слуцкий И.И. Обстоятельства, исключающие уголовную ответственность. — Л., 1956. С. 12; Ненов М. Уголовное право Народной Республики Болгария. Общая часть: Пер. с болгар. София, 1972. С. 314; Кадни-ков Н.Г. Обстоятельства, исключающие преступность деяния. М., 1998. С. 39—41 и др.
11 См., Полный курс уголовного права: В 5 т. / Под ред. Коробеева А.И. — СПб. 2008 г. Т. 2, С. 367—368, 375.
12 См.: Ендольцева А.В. Освобождение от уголовной ответственности в случае, предусмотренном законодателем в примечании к ст. 122 УК РФ // Российский следователь. 2004. № 4. С. 20.
13 См.: Волков Б.С. Проблема воли и уголовная ответственность. — Казань, 1965. С. 134; Санталов А.И. Уголовная ответственность и «свобода воли» // Вестник ЛГУ. № 5. 1968. С. 123; Яковлев А.М. Детерминизм и «свобода воли» (перспективы изучения личности преступника) // Правоведение. № 6. 1978. С. 67 и др.
14 См. также: Расторопов С.В. Уголовно-правовое значение согласия лица на причинение вреда своему здоровью // Уголовное право. № 10. 2003. С. 46—49.
15 См.: Анощенкова С.В. Согласие лица на причинение ему вреда в примечании к ст. 122 УК РФ // Уголовное право. № 3. 2005. С. 6.
16 О молчаливом согласии говорится в ст. 302 УК РФ. Сам же термин «согласие» или «без согласия» и его производные в уголовном законе употребляются еще в шести случаях. Это ст. 137, 147, 183, 201, 230 и 304 УК РФ.
17 См.: Сборник действующих постановлений Пленумов Верховных Судов СССР, РСФСР и Российской Федерации // Отв. ред. В.И. Радченко. М., 2000. С. 191—192.
