Особенности вариантных отношений в семантическом поле "нечистая сила" Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

СТАТЬИ

ОСОБЕННОСТИ ВАРИАНТНЫХ ОТНОШЕНИЙ В СЕМАНТИЧЕСКОМ ПОЛЕ «НЕЧИСТАЯ СИЛА»

И.В. Кирилова

Ключевые слова: демонологема, семантическое поле, фонетические, акцентологические, грамматические, словообразовательные, номинативные варианты.

Keywords: demonologema, semantic field, phonetic pattem, accent

pattem, grammar pattem, word-building pattem, nominative pattem.

Проблема вариантности языковых единиц актуальна в современной лингвистике в связи с исследованием форм языковой репрезентации представлений об окружающей действительности. Вслед за Н.И. Коноваловой, мы определяем вариантность как «различного рода модификации формы лексем, не меняющие их понятийной сущности» [Коновалова, 2001, с. 85].

В лингвистической науке существуют различные классификации вариантов слов с учетом формальных и семантических критериев. Так, А.И. Смирницкий предлагает классифицировать варианты следующим образом:

1. Лексико-семантические варианты слов («при внешне не выраженном лексико-семантическом различии»).

2. Фоно-морфологические варианты слов («при внешнем различии, не выражающем никакой лексико -семантической дифференциации»), которые в свою очередь можно подразделить на фонетические, грамматические или словообразовательные варианты [Смирницкий, 1998, с. 40].

Эта классификация учитывает особенности как формального, так и семантического варьирования языковых единиц. При таком подходе в разряд вариантов попадают омонимы и полисеманты, об-

ладающие тождеством плана выражения при различном соотношении компонентов планов содержания.

Вслед за А.И. Смирницким, О.С. Ахманова выделяет следующие типы вариантов:

1. Фонетические (предполагают «видоизменение звуковой оболочки слова без утраты семантического тождества»).

2. Морфологические (включают все однокоренные слова с тождественным значением) [Ахманова, 1957, с. 195].

Такой подход характеризуется особым вниманием к форме варьирующихся номинаций при константной семантике единиц, составляющих вариативные ряды.

К.С. Горбачевич выделяет четыре группы вариантов:

1. Акцентные варианты.

2. Фонетические варианты.

3. Фонематические варианты.

4. Морфологические варианты [Горбачевич, 2009, с. 15].

Данная классификация соотносится с предыдущей на том основании, что учитывает вид формального варьирования языковых единиц, при этом не рассматриваются другие случаи возможного варьирования, в частности, различные аспекты семантики лексических единиц.

Э.Д. Головина предлагает классификацию, в основе которой лежит широкое понимание вариантности языковых единиц:

1. Орфографические варианты.

2. Орфоэпические варианты.

3. Фонематические варианты.

4. Акцентологические варианты.

5. Категориально-грамматические варианты.

6. Аллоформы.

7 Семантические варианты.

8. Лексические варианты (включая словообразовательные параллели) [Головина, 1982, с. 23].

Интерес к диалектным демонологемам обусловлен тем, что диалектная лексика, на наш взгляд, в большей степени, чем литературный язык, выступает хранителем национального своеобразия и народной культуры, особенно применительно к сфере архаической народной культуры, отражающей симбиоз языческих и христианских верований.

В нашей статье мы опираемся на комплексную классификацию вариантов, предложенную Н.И. Коноваловой, и выделяем следующие типы:

1. Фонетические, у которых варьируется звуковой состав соотносительных единиц.

2. Акцентологические, характеризующиеся смещением ударения, его разноместностью при тождестве фонетической оболочки.

3. Грамматические, у которых варьируются категориально -грамматические показатели.

4. Словообразовательные, отличающиеся словообразовательными формантами.

5. Номинативные, у которых варьируются элементы номинативной техники: признак, положенный в основу номинации объекта, принцип номинации или способ номинации [Коновалова, 2001].

В семантическом поле «Нечистая сила» наблюдаются различные варианты демонологем:

Фонетические варианты: волхйтка - волохйтка 'колдунья' [СРГСУ, 1967, с. 90] - чередование сочетания -ол- и -оло- отражает типичный, особенно для русских говоров, процесс второго полногласия.

Крйкса - крЫкса 'существо, вызывающее плач ребенка' [СРНГ, 1979, с. 255] - чередование и//ы может рассматриваться как позиционные варианты фонемы <и>.

Железнячка [СРНГ, 1972в, с. 106] - зелезнячка [СРНГ, 1976, с. 245] 'дух, обитающий в огороде' - чередование ж//з в начале слова обусловлено субституцией согласных по артикуляционным признакам; ср. также типичную субституцию б//м в примерах типа обменок

- омменок 'ребенок, подмененный чертом' [СРГСУ, 1981, с. 23].

Волкодлак - волколак - волкулак - 'оборотень' [СРНГ, 1970, с. 42] - чередование дл//л и о//у обусловлено упрощением групп согласных (ср.: гостья - госья 'лихорадка' [СРНГ, 1972а, с. 97]) и субституцией лабиализованных коррелятов, ср. также: кумоха - кумуха 'лихорадка' [СРНГ, 1980, с. 85].

Что касается вариантов типа батаманка - батаманко 'домовой, коневой хозяин' [СРНГ, 1966, с. 140]; дедка - дедко 'сверхъестественное существо, нечистый дух' [СРНГ, 1972а, с. 239] - чередование а//о, с одной стороны, объясняется спецификой вторичных говоров (акающих - окающих), а с другой стороны, - морфологическим варьированием, когда существительное общего рода может быть представлено по-разному. Пастен [СРНГ, 1989, с. 262] - постен [СРНГ, 1996, с. 225] 'домовой, нечистый дух, якобы давящий спящего человека', бахарь - бахорь 'знахарь' [СРНГ, 1966, с. 52] - чередование а//о также связано с функционированием вариантов в акающих

- окающих говорах.

Бабушка - баушка - бавушка 'лекарка, знахарка' [СРНГ, 1966, с. 30] - чередование отражает типичный для русских говоров процесс выпадения губных согласных из произношения (первый член ряда) и вставки протетического звука (последний компонент ряда).

Таким образом, фонетические варианты обусловлены следующими фонетическими особенностями: чередованием полногласных и неполногласных сочетаний, характером вокализма (оканье - аканье), упрощением групп согласных, ассимиляциями.

Акцентологические варианты: бедница - бедница 'лихорадка' [СРНГ, 1966, с. 175], болудница - болудница 'злой дух в образе женщины, живущий летом во ржи' [СРНГ, 1968, с. 84], вихор - вихор 'нечистая сила, якобы находящаяся в вихрях' [СРНГ, 1969, с. 305], водяница - водяница 'русалка' [СРНГ, 1969, с. 350], дворовой - дворовый 'дух, живущий во дворе' [СРНГ, 1972а, с. 300-301], дикий -дикой 'леший' [СРНГ, 1972б, с. 57], домовушко - домовушко 'домовой' [СРНГ, 1972б, с. 121], еретик - еретик 'колдун' [СРНГ, 1972в, с. 22], знатник - знатшк 'знахарь, колдун' [СРНГ, 1976, с. 310], зно-бея - знобеЯ 'лихорадка' [СРНГ, 1976, с. 317], лембой - лембой 'нечистая сила, злой дух' [СРНГ, 1980, с. 347], кумаха - кумаха 'лихорадка' [СРНГ, 1980, с. 80], лекарка - лекарка 'знахарка' [СРНГ, 1980, с. 342], лихоманник - лихоманник 'сверхъестественное существо, живущее в лесу; леший' [СРНГ, 1981, с. 80], мара - мара 'призрак, приведение; злое существо, воплощающее смерть' [СРНГ, 1981, с. 367], омутник -омутник 'дух, обитающий в речных и озерных омутах' [СРНГ, 1987, с. 206], перевертень - перевертень - перевертень 'оборотень' [СРНГ, 1991, с. 44], полуночница - полуночница 'нечистый дух, появляющийся в полночь и беспокоящий спящих детей' [СРНГ, 1995, с. 156]. Данная вариативность обусловлена подвижностью русского ударения как в литературном языке, так и в говорах, причем здесь можно говорить как о варьировании литературного и диалектного произнесения слова, так и о междиалектном варьировании.

Грамматические варианты: наиболее частотным является варьирование м.р. и ж.р. демонологемы: байник - байниха 'нечистые духи, живущие в бане' [СРНГ, 1966, с. 56], болотник - болотница 'духи болота' [СРНГ, 1968, с. 79], бушн - бушрка 'сказочные страшилища, которыми пугают детей' [СРНГ, 1968, с. 263], водяник -водяниха 'духи, живущие в воде' [СРНГ, 1969, с. 350], домовик - до-мовиха 'духи, живущие в доме' [СРНГ, 1972б, с. 120], еретик - ере-тица 'колдуны' [СРНГ, 1972в, с. 22-23], колотун - колотуха 'озноб, лихорадка' [СРНГ, 1978, с. 184], лекарь - лекарица - лекарка 'знахари' [СРНГ, 1980, с. 342], озев - озева 'болезнь, вызванная порчей,

сглазом' [СРНГ, 1987, с. 87], поктун - поктуха - поктунья 'знахари, лечащие шептанием' [СРНГ, 1995, с. 19], сам - сама 'домовой и его жена' [СРНГ, 1992, с. 72].

Реже встречается варьирование форм ед. и мн. ч.: анчут (м.р.) -анчутка (ж.р.) - анчутки (мн.ч.) 'черт, чертовка, черти' [СРНГ, 1965, с. 262], он - она - они 'табуистическое название нечистых духов' [СРНГ, 1987, с. 213].

Кроме того, выделяются морфологические варианты, связанные с оформлением существительных общего рода: буканка - буканко гнетка - гнетко 'существо, которое по ночам гнетет, давит человека, вызывает кошмары, может быть представлено равно и в мужском, и в женском обличье' [СРНГ, 1970, с. 241].

Словообразовательные варианты: буканай - буканайко - бу-канушко 'домовой' [СРГСУ, 1964, с. 60]; соседко - соседушко 'домовой' [СРГСУ, 1987, с. 44] - выбор уменьшительно-ласкательных суффиксов -к- и -ушк- подчинен строго определенной прагматической цели номинации нечистой силы: задобрить домового, показать свое уважительное отношение к нему.

Водянйха - водяница 'русалка' [СРГСУ, 1964, с. 86], банниха -банница 'дух, живущий в бане' [СРНГ, 1966, с. 95], домовйха - домо-вйца 'жена доброго или злого духа, живущего в доме' [СРНГ, 1972б, с. 120], колдунйха - колдунйца 'колдунья, жена колдуна' [СРНГ, 1978, с. 117] - используются одинаково продуктивные суффиксы -их-, -иц-для образований номинаций существ женского пола от номинаций существ мужского пола.

Лешачиха - лешачка - лешовка - лешуха 'лесной дух в образе женщины, жена лешего' [СРНГ, 1981, с. 31]. Знобея - знобйха 'лихорадка' [СРНГ, 1976, с. 317]. Бесйха - бесовка 'колдунья, ведьма' [СРНГ, 1966, с. 267]. Веснуха - весновка 'лихорадка' [СРНГ, 1969, с. 186]. Краснуха - краснушка 'крапивная лихорадка' [СРНГ, 1979, с. 187]. Колдовница - колдовочка - колдовщица - колдовка 'колдунья' [СРНГ, 1978, с. 117] - в данных вариантах находит отражение широкий спектр словообразовательных формантов со значением «женскости» и «проявление в производном признака, названного мотивир у-ющим словом».

Обмененок - обмежныш 'ребенок, подмененный чертом' [СРГСУ, 1981, с. 23] - суффиксы -енок-, -еныш- имеют одинаковое словообразовательное значение - «невзрослое существо, детеныш». Оба суффикса одинаково продуктивны в среднеуральских говорах.

Соседушка-буканушка 'домовой' [СРГСУ, 1987, с. 44] - контаминация двух разных лексем для усиления значения уважительности.

Номинативные варианты:

1. В основе наименования одного и того же мифологического персонажа могут лежать разные принципы номинации.

Например, огородница - огородная бабушка [СРГСУ, 1981, с. 39] - секуниха 'сверхъестественное существо, охраняющее огород' [СРГСУ, 1984, с. 128] - в первом случае мифологический персонаж получил название по месту обитания (огородница ^ огород); во втором случае в основе наименования лежат два принципа номинации: по месту обитания и по возрасту (или по характеру родственных отношений), поэтому данная демонологема представлена атрибутивным словосочетанием; третье наименование имеет затемненную внутреннюю форму. Из-за неинформативного контекста можно по -разному интерпретировать мотив номинации: с одной стороны, это может быть характер действия, совершаемого нечистой силой: секуниха может высечь тех людей, которые наносят вред огороду; с другой стороны - она оберегает огород, чтобы его не испортили (= высекли).

Коровница [СРНГ, 1978, с. 354]- лягушка-коровница [СРНГ,

1981, с. 258] 'существо в образе лягушки, выдаивающее коров' - в первом случае отражен принцип номинации по объекту вредоносного действия, совершаемого нечистой силой (коровница ^ корова); во втором случае в основе наименования два принципа: по внешнему виду (зооморфное существо) и по объекту, на который направлено действие.

Дворовой [СРНГ, 1972а, с. 300] - большак [СРНГ, 1968, с. 87] -лизун [СРНГ, 1981, с. 44] - мохнач [СРНГ, 1982, с. 310] - милак [СРНГ,

1982, с. 159] 'домовой' - в первом названии мифического персонажа используется принцип номинации по месту обитания (дворовой ^ двор); в основе второго наименования проекция родственных, семейных отношений на демонологического персонажа (большак -'глава семьи, старший в доме; хозяин' [МАС, 1985 с. 106]); третье наименование отражает принцип номинации по действию, совершаемому нечистой силой (лизун ^ лизать, так как зализывает по ночам волосы людей, шерсть скота; в четвертом случае используется принцип номинации по внешнему виду (мохнач ^ мохнатый); пятое наименование является эвфемистическим обращением с целью задабривания домового (милак ^ милый).

2. В основе наименования демонологических персонажей могут лежать разные номинативные признаки при одинаковом принципе номинации.

Например, колдунья [СРГСУ, 1971, с. 37] - лекарка [СРГСУ, 1971, с. 90] 'знахарка' - в основе обоих наименований лежит один и тот же

принцип номинации: действие, совершаемое нечистой силой, но в первом случае мотиватором является 'колдовать', а во втором - 'лечить', имеющее узкое значение: приносить пользу, исцеление. В отличие от данного мотиватора 'колдовать' подразумевает более широкий спектр действий, которые могут как помогать, так и вредить.

Колдовка [СРГСУ, 1971, с. 37] - присуха [СРГСУ, 1984, с. 13] -волхйтка [СРГСУ, 1964, с. 90] 'колдунья'- данные демонологемы также имеют в основе один принцип номинации - действие, совершаемое нечистой силой, но разные номинативные признаки. В первом случае используется мотиватор 'колдовать', имеющий широкое значение, во втором - 'присушить', то есть актуализируется одна из форм колдовства, связанная с конкретным видом магических действий, которые направлены на достижение строго определенного результата (присушить, вызвать ответную любовь), а в третьем случае - мотиватор 'вол-ховать', то есть производить колдовство с помощью тайного знания.

Дрожуха [СРНГ, 1972б, с. 197], колелая [СРНГ, 1978, с. 123], ле-дея [СРНГ, 1980, с. 322], ознобйха [СРНГ, 1987, с. 96], потрясуха [СРНГ, 1996, с. 312] 'лихорадка, сопровождающаяся ознобом' - демо-нологемы также отражают один принцип номинации - по симптому болезни, но номинативные признаки используются разные: дрожуха ^ дрожь, колелая ^ околеть 'сильно замерзнуть', ознобйха ^ озноб, потрясуха ^ трясти (от холода) - данные названия образованы прямым способом; ледея ^ лед - номинация, образованная метафорическим способом, через образ льда. Ср. Ледея, как лед студеный, знобит род человеческий [СРНГ, 1980, с. 322].

3. Эвфемистические названия демонологических персонажей. Под эвфемизмами мы понимаем «лексические единицы или выражения, используемые для замены такого прямого наименования, употребление которого представляется говорящим неуместным (то есть табуи-руемым) в данной конкретной ситуации» [Москвин, 2001, с. 6]. Возникновение эвфемизмов первоначально было связано с явлением языкового табу. Табу определяется как запрет на употребление тех или иных слов, выражений или имен собственных. Явление табу связано с магической функцией языка. Считалось, что слова могут воздействовать не только на человека, но и на окружающий мир. Запрету (табуи-рованию) подлежали обозначения смерти, названия болезней, имена богов и духов. В качестве замены запретных слов создавались новые наименования, служащие для того, чтобы не разгневать богов, обмануть нечистую силу, чтобы задобрить их.

Дедушка [СРНГ, 1972а, с. 331] - братанушко [СРГСУ, 1964, с. 27] - соседко - соседушко [СРГСУ, 1987, с. 44] 'домовой'- эвфеми-

стические наименования, в которых основанием для метафорического переноса служит корреляция родственных отношений и нечистой силы. Разница определяется лишь степенью родства: дедушка - обращение к мифологическому персонажу как к старшему, особо почитаемому члену семьи, братанушко - как к родственнику, а соседко - как к близкому, но все же живущему по соседству.

4. Использование разных способов номинации мифологического персонажа.

Например, леший - лесной херувим 'дух леса' [СРНГ, 1980, с. 373]. В первой демонологеме используется прямой способ номинации: леший ^ лес, во втором случае - номинация опосредованная: метафорический образ ангела проецируется на персонажа нечистой силы с целью задабривания.

Таким образом, можно сделать вывод о вариативности демонологической лексики в русских народных говорах: данный тип системных отношений является очень распространенным в семантическом поле «Нечистая сила». Широкая вариативность демонологической лексики обусловлена тем, что субъект номинации отражает множественность представлений о вымышленном предмете, и поэтому один и тот же объект (демонологический персонаж) может быть назван с помощью разных принципов номинации. Отметим также, что в разных микросистемах варьирование происходит по-разному. Так, в макросистеме в большей степени представлены фонетические варианты, что связано с варьированием одних и тех же фонем в разных говорах. В частных же микросистемах приоритетными являются номинативные и словообразовательные варианты.

Литература

Ахманова О.С. Очерки по общей и русской лексикологии. М., 1957.

Горбачевич К.С. Вариантность слова и языковая норма. На материале современного русского языка. М., 2009.

Головина Э.В.. К комплексной оценке вариантов слова: (На материале катойко-нимов Кировской области) // Системные отношения в лексике севернорусских говоров. Вологда, 1982.

Москвин В.П. Эвфемизмы: системные связи, функции и способы образования // Вопросы языкознания. 2001. № 3.

Коновалова Н.И. Народная фитонимия как фрагмент языковой картины мира. Екатеринбург, 2001.

Смирницкий А.И. Лексикология английского языка. М., 1998.

Словарь русских говоров Среднего Урала. Свердловск, 1964-1987. Т.1-3, 5,6.

Словарь русских народных говоров. Л., 1965-1991. Вып. 1-9, 11, 14-18, 23, 24, 26; СПб., 1995-2002. Вып. 29, 30, 36.

Словарь русского языка в четырех томах. М., 1985. Т. 1.

Список сокращений

МАС - Словарь русского языка в 4-х томах. СРГСУ - Словарь русских говоров Среднего Урала. СРНГ - Словарь русских народных говоров

АНАЛИЗ И СПОСОБЫ ПЕРЕВОДА ГРАММАТИЧЕСКИХ КОНСТРУКЦИЙ, ВЫРАЖАЮЩИХ СТРАТЕГИИ ОБВИНЕНИЯ И ОПРАВДАНИЯ В ПОЛИТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ

Е.А. Сидельникова, Д.А. Стаценко, Ф.Р. Мутыгуллина

Ключевые слова: текст, дискурс, конфликт, стратегии обвинения и оправдания, грамматические конструкции. Keywords: text, discourse, conflict, strategies of accusation and justification, grammatical structures.

«Текст представляет собой конечную, логически завершенную совокупность единиц всех уровней речеязыковой иерархии, тематически и стилистически цельнооформленную и семантически организованную», - так утверждает Л.Л. Нелюбин в «Толковом переводческом словаре» [Нелюбин, 2003, с. 218-220]. Задача современной лингвистики, по мнению ван Дейка, - «изучение текста как системы высшего ранга» [ван Дейк, 1989, с. 118]. Но это не только текст в своем первоначальном значении «ткани», объединенной смысловой связью последовательности знаковых единиц, основным свойством которой является целостность, но и текст как «дискурс».

Разграничение понятий текста и дискурса заключается в том, что текст является формой письменной коммуникации, дискурс -устная форма речи. Наиболее ярко различия между данными понятиями описывает Т.В. Матвеева: «текст как результат речевой деятельности противостоит дискурсу как процессу связной речи, собственно речевому общению в контексте обстоятельств общения. Причем текст как результат вбирает в себя характеристики процесса и служит способом объективации, материализации, то есть средством выражения дискурса» [Матвеева, 1994, с. 32]. Делаем вывод, что разумнее исследовать не текст, а дискурс как речь, реализованную в определенной ситуации, поскольку именно при таких условиях она становится наиболее объективной.