CC BY
73
УДК 94(430-470).08
Т. Н. Плохотнюк
ОСОБЕННОСТИ УСТАНОВЛЕНИЯ ПРАВОВОГО СТАТУСА ПОДДАННЫХ И ИНОСТРАНЦЕВ В РОССИИ И В ГЕРМАНИИ В XIX ВЕКЕ
В статье предпринята попытка выяснить сходство или различие в определении правового статуса подданного и иностранца в России и в Германии. Это сравнение необходимо для всестороннего анализа процесса перемещения населения через российско-германские границы. Правовой статус подданного и иностранца влияет на процессы международной миграции. Он может способствовать им или сдерживать их. По мне-
нию автора, статус подданного и иностранца предопределяется принципом государственно-территориального устройства, так как отношение к территориям и есть отношение к народу, их населяющих.
Ключевые слова: трансграничные перемещения, миграционная система, Россия, Германия, правовой статус, подданный, иностранец.
Т. N. РЬкЬю^уик
THE FEATURES OF THE LEGAL STATUS OF THE CITEZENS AND FOREIGNERS IN RUSSIA AND GERMANY IN 19th CENTURY
The article studies similarities or differences between the legal status of a citizen and a foreigner in Russia and Germany. The comparison is necessary for a comprehensive analysis of the process of Russian-German cross-border migration. The legal status of the citizen and the legal status of a foreigner can affect the process of cross-border migration. It can contribute to it or hold it back. According to
the author, the status of a citizen and the status of a foreigner are determined by the principle of state-territorial structure as the relation to territories is in its essence the relation to the people inhabiting them.
Key words: cross-border migration, migration system, Russia, Germany, legal status, citizen, foreigner.
Трансграничное перемещение предполагает перемещение подданного одного государства на территорию другого, где перемещающийся индивид, подданный государства-донора, сразу же превращается в иностранца для государства-реципиента. Как правило, отношение подданных и иностранцев к государству существенно различается, так же как и их положение в государстве. Нахождение иностранца в пределах государства остается только фактом и никогда не составляет для него права. Государство не обязано его терпеть на своей территории. Если его пребывание для государства будет сочтено по каким-то причинам неудобным, оно может удалить его в любое время, и с удалением его прекращаются всякие отношения с данным государством.
Отношение подданного к государству определяется наличием у него права находиться
в пределах государства и права государства оказывать ему защиту и в пределах других государств. Этим правам соответствуют обязанности: со стороны подданного - обязанность подданнической верности; со стороны государства - обязанность при всяких условиях терпеть подданного на своей территории и пускать его в свои пределы [10, с. 35].
Чтобы всесторонне проанализировать процесс перемещения населения через российско-германские границы небезынтересно и остро необходимо выяснить особенности правового статуса подданного и иностранца, как в России, так и в Германии. Сходство или различие в определении этих статусов должны влиять на процессы международной миграции: способствовать им или сдерживать их, а потому столь важно уточнить общее и особенное в их определении, объяснив их.
Несомненно, что статус подданного и иностранца будет предопределен принципом, который лежит в основе государственно-территориального устройства, так как отношение к территориям и есть отношение к народу, их населяющему.
Реформировав во второй половине XIX в. многие сферы, и продекларировав свой интерес к принципу конституционализма, и примерив его в очередной раз, Россия осталась неограниченной монархией и унитарной по форме территориально-государственного устройства. Присоединяя новые территории, Россия включала в свой состав одно за другим прежде самостоятельные государства или часть владений других держав. Она никогда не образовывала ни федерации, ни унии. Как правило, первое время после присоединения, Россия не занималась активно инкорпорированием новой территории, а в некоторых случаях сохраняла за присоединенными областями их местные законы и учреждения, предоставляя им более или менее широкую местную автономию. Это обстоятельство давало повод некоторым из исследователей видеть в этих присоединениях унию России с самостоятельными государствами [3, с. 188-189].
Так, Польшу второй половине XIX в. безоговорочно признавали инкорпорированной территорией Российской империи. Но сохранялось широко распространенное и, на первый взгляд, обоснованное мнение о существовании до 1830 г. реальной унии между Россией и Царством Польским. Следующие обстоятельства казались основательными аргументами положения о наличии унии. Во-первых, до присоединения к России Польша имела такое самостоятельное государственное образование, как герцогство Варшавское. Во-вторых, о предположении дать Польше особое управление (administration distincte), представительство и национальное учреждение упомянуто было в акте Венского конгресса. И, наконец, в-третьих, польской конституцией, дарованной Александром I, устанавливалось особое коронование польской короной. Однако ряд других обстоятельств убеждает в том, что унии не было [3, с. 190-191].
Начнем с того, что не все герцогство Варшавское было присоединено к России, а те польские области, которые образовали Цар-
ство Польское, перед присоединением их к России не составляли особого государства. Таким образом, Царство Польское не было уже раньше независимо от России существовавшим государством, а было созданием русской власти. В соответствии все с тем же актом Венского конгресса русский монарх наделялся правом определения границ царства. В акте упоминалось о том, что введение польского национального представительства и учреждений не носит обязательный характер и предоставлено свободному усмотрению заинтересованных государств [3, с. 191].
Итак, решающее значение имело то обстоятельство, что царство Польское не было самостоятельным государством, правителем которого Александр I стал бы только в силу своих наследственных прав или в силу избрания. Граница царства и его государственное устройство, и даже название - все это было созданием русской власти в подчиненной ей области. Поэтому следует согласиться с мнением венского профессора Еллинека, что в период времени с 1815 по 1832 г. положение Польши и позицию России в отношении этой территории можно было сравнить с положением Канады в составе королевства Великобритании и позицией последней, даровавшей Канаде конституцию. В 1832 г. Польше еще была сохранена значительная административная автономия. Но после восстания 1863 г. совершилось уже полное слияние польских губерний с остальными областями империи.
Положение Финляндии в составе Российской империи тоже не определялось однозначно. Одни считали Финляндию суверенным государством, находящимся в реальной унии с Россией; другие - инкорпорированной провинцией, наделенной значительной степенью автономии; наконец, третьи видели в ней государство, но не суверенное, а присоединенное к России не на началах унии, а на началах подчинения.
Существование реальной унии между Финляндией и Россией признавали, главным образом, финские публицисты. Это мнение разделяли такие специалисты в области русского государственного права, как Энгельман и Романович-Славитинский. К сожалению, ни Энгельман, ни Романович не назвали основания, позволявшие им отрицать единство русского государства и считать Россию сложным
государством, составленным из находящихся между собой в реальной унии Империи и Великого княжества Финляндского [11, с. 98].
Западноевропейские юристы считали Финляндию не более как инкорпорированной провинцией России. Оппенгейм, опираясь на манифест Александра I 20 марта 1808 г., видел в присоединении шведской Финляндии к России инкорпорацию [17, с. 109]. Франц фон-Гольцендорф прямо признавал ошибочным считать соединение Финляндии с Россией унией. Финляндия находилась в таком же отношении к России, как например, Исландия к Дании [14, с. 103]. Точно так же Бич-Лауренс признавал русского Государя владеющим Финляндией «по праву завоевания» и не допускал возможности какого-либо вопроса о международном вмешательстве в отношениях между Россией и Финляндией [8, с. 119].
Особенно подробно эту проблему изучал профессор Венского университета Еллинек. По его мнению, Финляндия была самостоятельна так, как ни какая другая провинция России. Но, тем не менее, он называл ее только провинцией Российской империи, а не государством, стоящим в реальной или личной унии с Россией. Еллинек аргументировал свое мнение тем, что Россия, завоевав Финляндию как часть шведского государства, уничтожила здесь шведскую государственную власть. Таким образом, власть Швеции над Финляндией заменилась властью России, правитель которой решил каким образом будет управляема вновь приобретенная область, будут ли сохранены вполне или отчасти ее старые учреждения [17, с. 71].
Это мнение разделили работающие в области международного государственного права российские юристы Мартенс и Даневский, а также профессор русского государственного права Алексеев. Так как Филлимор, Кальво, Бульмеринк, выясняя юридический характер отношений, существовавших между бывшим Царством Польским и Россией, не проводили параллелей и даже не упоминали о Финляндии, то это обстоятельство дает косвенное основание считать и их в числе тех, кто разделял мнение об инкорпорации Финляндии. Из исследователей, занимающихся определением юридической природы отношений Империи с Финляндией, только Геффкен в редакти-
рованном им геффтеровском издании Международного права и Бри считал Финляндию находящейся в реальной унии с Россией [5, с. 34-35; с. 42; с. 56-57; с. 62].
Для многих других основанием считать Финляндию находящейся в реальной унии с Россией служил факт существования для Великого Княжества особого законодательства, особой администрации, особой судебной организации. Существование в Финляндии сейма, ограничивающего законодательную власть Государя, выставлялось как особое доказательство невозможности признать Финляндию инкорпорированной провинцией России. Обособленность местного устройства и даже существование особого законодательного собрания в случае с Финляндией нельзя признать отличительными признаками унии, так как Финляндия стала составной частью империи в результате завоевания её Россией. Россия решала, какой будет организация власти на этой территории. Таким образом, и здесь не было согласия двух независимых сторон, что является обязательным условием установление унии [3, с. 194-195].
Российская государственность демонстрировала свою стабильность и незыблемость. Государственно-территориальное устройство ее не подвергалось изменениям, а только расширялась за счет присоединения территорий. Для германской государственности XIX в. стал периодом значительных, эпохальных преобразований. В начале XIX в. Германия по-прежнему состояла из множества государственных образований, каждое из которых имело свою таможенную систему, органы управления, свое законодательство, различную систему мер и весов. Венский конгресс 1815 г. не устранил раздробленности Германии, но число самостоятельных немецких государств он уменьшил до 38 (34 монархии и 4 вольных города) Наиболее крупными из них были Австрия, Пруссия, Саксония, Бавария, Ганновер. Конгресс способствовал образованию рыхлой конфедерации германских государств [2, с. 23-24].
Кроме того, территории таких государств, как Австрия и Пруссия, были несоразмерно больше, чем территории мелких герцогств и княжеств, а также эти два главных государства имели обширные владения, не входившие в состав германской территории. В этом
случае отождествление интересов всех членов Союза не могло иметь место. Австрия и Пруссия являлись не только сильнейшими членами Германского союза, но первоклассными европейскими державами со своими интересами и традиционным политическим курсом, которые не могли быть принесены в жертву интересам Германского союза. Прусские и австрийские интересы уже имели определенность и конкретность, тогда как оформление национальных интересов Германии было делом будущего.
Таким образом, в этот период свои интересы Пруссия и Австрия противопоставляли интересам микроскопических государств (Zwergstaaten), а так называемая общая политика Германского союза могла быть результатом случайного или редкого соглашения. Созданный для сохранения внешней и внутренней безопасности Союз не мог взять на себя обеспечение общими средствами условий общего благосостояния, духовного и экономического развития всего германского народа. Эти цели осуществлялись помимо Союза по инициативе и добровольному соглашению отдельных государств. Ярким примером этого положения можно назвать создание (учреждение) Таможенного союза [2, с. 33].
Хотя союзный акт признал, а заключительный акт подтвердил равенство всех германских государств, они одинаково независимы, все имеют право на участие в союзном управлении - но его не было и не могло быть. Степень участия в сейме не была одинакова для всех государств. Союз существовал как доказательство неосуществимости на этом этапе каких бы то ни было общих учреждений в Германии. Он не мог видоизмениться, а только пасть при развитии таких условий, как оформление сознания национального единства или определения центра единения [2, с. 57].
Это и произошло в результате европейских событий второй половины 1840-х - первой половины 1860-х гг. Германский союз в прежней форме прекратил свое существование. Очередная попытка реформирования этого Союза привела к войне, основными противниками в которой были Австрия и Пруссия. Перед началом войны германские государства сгруппировались около двух соперниц в соответствии со своими старыми симпатиями [2, с. 69].
В результате войны 1866 гг. Пруссия добилась исключения Австрии из Германии; инкорпорировала Шлезвиг-Гольштейн; округлила свои границы на севере Германии и значительно прирастила свою территорию; образовала новый Северо-Германский союз. Союзный трактат был подписан 18 августа 1866 гг. 24 июня 1867 г. была учреждена конституция этого Союза, а с 1 июля 1867 она вступила в силу [2, с. 215].
По условиям Никольсбургского предварительного мира (26 июля 1866) и Пражского мирного договора (23 августа 1866) река Майн была принята разделительной чертой между территорией Северо-Германского союза и южными германскими государствами, которым была предоставлена свобода в создании своего союза. Но предполагаемый или дозволенный южно-германский союз не смог бы стать значительным и самостоятельным в политическом отношении даже по причине малочисленности населения (8 млн) и ограниченности территории. Он составил бы серьезное «дополнение» к каждой державе, желавшей соперничать с Северо-Германским союзом. Он мог сделаться орудием в руках Австрии или Франции. Поэтому граф Отто Бисмарк (как творец Северо-Германского союза он получил должность союзного канцлера), зная о том, что органическое слияние двух частей Германии - это дело будущего, заботился об упрочении отношений международного характера с южно-германскими государствами [2, с. 244].
Так, например, с каждым из них были заключены оборонительные договоры (S^uz-und Truz- Bündnisse). В соответствии с их условиями каждая из договаривающихся сторон, во-первых, обещалась хранить целостность территории своего союзника, во-вторых, в случае войны предоставлять в его распоряжение все военные силы. Анализируя содержание этих договоров, следует отметить не только его значимость для укрепления межгосударственных отношений, но и оценить их вклад в подготовку объединения Северной и Южной Германии. С военной точки зрения единство Германии было фактически достигнуто, так как война отдала бы в распоряжение Пруссии все силы Германии [12].
Все южные государства - Баден, Гессен, Вюртемберг и даже Бавария - сознавали если не необходимость присоединения к
Северному союзу, то невозможность изолироваться от него. К этому времени существования «южного союза» стало ясно, что он не может быть условием обеспечения экономических и внешнеполитических интересов государств, не вошедших в состав Северогерманского союза, тогда как опыт объединения северных и южных государств Германии в виде Цолльферейна (Zollverein) демонстрировал и убеждал в значительных взаимных выгодах. Даже во время войны 1866 г. между странами прежнего Германского союза, разрушившей все договоры, на которых был основан Таможенный союз, ни одно государство не помышляло о ниспровержении таможенных учреждений. Их деятельность не прекращалась ни на минуту. В то время как войска бывших союзников сражались на полях, чиновники спокойно продолжали исполнение своих обязанностей [2, с. 81; с. 136-137].
Этот практический союз подготовил условия для политического объединения немецких государств. После окончания войны встал вопрос о юридическом оформлении статуса Таможенного совета в новых условиях: Германия по одну сторона Майна составила компактное государство, в котором таможенное управление передавалось в руки общесоюзной власти; по другую сторону она представляла совокупность независимых государств. Организовать общее таможенное управление для столь разнородных в политическом отношении частей Германии было чрезвычайно важно и столь же затруднительно. Если 4 южногерманских государства желали сохранить таможенный союз, то оно (управление) должно было сложиться по типу или нового союза или прежней конфедерации, т. е. оно могло быть шагом или вперед, или назад к германскому единству. Для прусского правительства подобная реформа была единственным поводом и средством перешагнуть за «Майнскую линию» и оно не упустило этой возможности [2, с. 247].
Договор о Таможенном союзе был окончательно подписан 8 июля 1867 г. Он вступил в силу 1 января 1868 г. и должен был сохранять свое действие до 1877 г. На этом историческом этапе учреждение органов правления Таможенного союза было высшим достижением в деле объединения всей Германии [12].
Образование южно-германского союза, в противовес северному, было невозможно
по ряду причин: отсутствие сильного объединительного центра; отсутствие шансов на сохранение самостоятельности в случае возникновения такого союза. Но во второй половине 1860-х гг. эти государственные образования еще могли сохранять независимость, обеспечивая свои экономические интересы в связях с северной Германией, и только новая война смогла пробудить единое национальное чувство и сплотить Германию. Германия, объединившись для ведения войны 1870-1871 гг., вышла из войны политически объединенной [2, с. 249; с. 260; с. 275].
После продолжительных переговоров Северо-Германский союз заключил договоры сначала с Баденом и Гессеном (15 ноября 1870 г.), затем с Баварией (23 ноября 1870 г.) и через два дня с Вюртембергом (25 ноября 1870 г.). Совокупность уступок, сделанных союзным правительством, можно разделить на две группы. Одни из них обеспечивали привилегированное положение Баварии, наделяли привилегиями Вюртемберг; другие меняли характер союзной конституции, т.е. усиливали федеративное начало, ограничивая гегемонию Пруссии [9].
Компетенция союзного правительства была расширена за счет наделения союзной законодательной власти правом регламентации печати, сходок, ассоциаций, т.д. Несмотря на уступки, соглашение между севером и югом состоялось не без труда. После ожесточенных дискуссий сначала были подписаны договоры с южно-германскими землями, затем после ревизии союзной конституции 16 апреля 1871 г. имперская конституция была принята [18].
Статья 3 и пункт 1 статьи 4 германской конституции вводили право общего гражданства. Они были сохранены как положения из предыдущей имперской (прусской) конституции в неизмененном виде. Так, статья 3 устанавливала «государственную принадлежность» или «общее туземство» (1^депа1), т. е. в соответствии с этой статьей член каждого отдельного государства, вошедшего в союз, мог пользоваться в другом государстве всеми правами природного подданного. На этом основании он имел повсеместное право оседлости, приобретения недвижимой собственности, право на занятие общественных должностей, на судебную защиту, и т. д. [18, Аг1 3].
Правами имперского гражданства могло пользоваться только лицо, уже имевшее право гражданства в одном из союзных немецких государств. Юристы справедливо считали имперское подданство не самостоятельным, а добавочным правом к праву гражданства в отдельном союзном государстве. И хотя юристы определяли имперское гражданство первым, но только наличие земельного гражданства давало право приобретения так называемого первого (имперского) гражданства; с потерей земельного терялось и первое. Это обстоятельство было особенно неудобно из-за значительных расхождений в законах о приобретении и утрате права гражданства в отдельных немецких государствах [18, Art 3].
По 1 пункту статьи 4, в которой была оговорена компетенция союзного уровня, надзору и законодательству союза подлежали постановления о праве передвижения, оседлости и т. д. На основании этого пункта 1 июня 1870, т. е. еще в рамках прежнего Северо-Германского союза, появился закон о приобретении и утрате союзного и местного (земельного) подданства. Закон 1870 г. был верен федеративному началу, т. е. право союзного подданства провозглашалось дополнением к праву местного подданства. Оно приобреталось и утрачивалось вместе с последним. Закон устанавливал только общие условия принадлежности к отдельным государствам. Право местного, а, следовательно, и имперского подданства приобреталось: 1) рождением; 2) узаконением; 3) браком; 4) принятием (Aufnahme) лица, уже принадлежавшего к одному из государств союза и 5) путем натурализации (для иностранцев) [18, Art 4].
В российской империи подданство устанавливалось или как следствие какого-либо факта, обусловившего связь лица с данным государством, или в силу прямого принятия лица в подданство, т. е. принятия иностранцем российского подданства. В первом же случае лицо приобретало право на принадлежность к данному государству независимо от его на то согласия. Государство было обязано признать своими подданными лиц, родившихся от его подданных; женщин, заключивших брак с его подданными. Кроме того, государство, приобретая новые территории, объявляло своими подданными тех, кто жил на этой территории [3, с. 265].
Рассмотрим внимательнее каждый способ установления подданства, как в Германии, так и в России. Такой компаратив помогает выяснить позиции государств в вопросах перемещения его подданных. Начнем с такого способа установления подданства как рождение. Без сомнения, из всех способов установления подданства он самый важный. Во всех государствах преобладающая масса подданных есть подданные именно по рождению. Какими же условиями определяется установление подданства рождением? Условия эти в законодательствах России и Германии определялись не одинаково.
Теория государства различает две основные системы установления подданства рождением: территориальную и национальную. При территориальной системе решающее значение имеет место рождения, так что каждый родившийся от кого бы то ни было на территории государства признается поданным этого государства. При национальной системе подданным государства признается каждый родившийся от его подданных, где бы то ни было, в пределах государства или за границей.
Германский рейх признавал всех законных детей, независимо от места их рождения, принадлежащих к государству, в котором числились гражданами их родители. Для незаконных детей открывалось несколько возможностей. Закон признавал общим правилом, что незаконные и так называемые неузаконенные дети следовали гражданству матери. Следовательно, незаконное дитя, родившееся от немецкой гражданки, получало ее гражданство. Но это право терялось для него в случае узаконения его отцом, принадлежащим к другой национальности. Точно так же немецкий гражданин, признавший себя отцом незаконно рожденного ребенка от иностранки, мог дать ему право немецкого гражданства [18, Art 3, 4].
Итак, германская имперская конституция содержала четкую формулировку статьи о приобретении подданства рождением. А в российском законодательстве положение о том, кто признается русским подданным по рождению, отсутствовало, и даже не было прямого указания на то, что вообще рождением можно приобрести подданство. Но, по мнению теоретиков русского права и госу-дарствоведов, это разумелось само собой,
и, кроме того, на это указывало постоянно употребляемое определение «природный» по отношению понятию «подданный» [3, с. 265].
То, что российское законодательство не определяло очевидным русское подданство лица, родившегося от русской подданной за границей, весьма красноречиво свидетельствует об отношении государства к проблеме перемещения своих подданных. Случай рождения российского подданного за границей вовсе не предусматривался российским законодательством. Только ст. 930 IX т. упоминала о том, что обязанности консулов по выдаче свидетельств о рождении российских подданных в иностранных державах уточнены в Уставе Консульском [8, с. 18]. Но в Консульском Уставе был предусмотрен только случай рождения ребенка от русской подданной на «российском судне» или «иностранном корабле» [8, с. 19].
Крупнейший специалист в области российского государственного права Н. Корку-нов предлагал путем аналогии определять, что российское государство все же признает детей, рожденных от российской подданной заграницей, своими подданными. Так как, ст. 850 т. IX Основания гражданского права определяла детей иностранцев, родившихся в России, иностранцами, то профессор Коркунов, по аналогии, заключал, что и дети русских подданных, рожденные за границей, тоже должны признаваться российскими подданными. Судя по всему, в российском законодательстве еще не были до конца и корректно оформлены ни национальная, ни территориальная система. Вполне возможно, что здесь имела место трансформация, которая могла привести к закреплению варианта, свойственного только российскому государству [3, с. 266].
Жена по общему правилу следовала состоянию мужа, т. е., выходя замуж, женщина приобретала подданство мужа [18, Аг1 3-4; 7, № 4674]. И российское, и германское законодательства закрепляли это положение [15, с. 123]. А вот право приобретения подданства усыновлением российское законодательство, в отличие от германского, существенно ограничивало. Не запрещая усыновлять иностранцев, российский закон не наделял усыновляемого новыми правами состояния, подданства прежде всего [7, № 4286]. Усыновляемый сохранял первоначальные
права состояния, следовательно, и подданство. Единственное исключение составляло усыновление дворянами и потомственными почетными гражданами: в этом случае усыновляемый, если он принадлежал к низшему состоянию, получал право личного почетного гражданства. Но личным почетным гражданином в России мог быть и иностранец [7, № 4287].
Российский закон не предусматривал случая узаконения детей, рожденных до принятия их родителями русского подданства. Но как только отец-иностранец принимал русское подданство, он приобретал все права без всякого различия от коренных подданных. Теперь ему как русскому подданному нельзя было отказать в праве узаконения детей, прижитых с женой до брака [1, с. 233; 3, с. 115].
Своеобразие территориально-государственного устройства российской империи обусловили закрепление в законодательстве такого способа, как устанавливая подданство для населения присоединенной области. Факт завоевания государства и присоединения его к российской территории был основанием для обращения в подданства завоеванного населения. Российское государство, не желая иметь в новых своих владениях враждебно настроенных против него жителей, предоставляло желающим сохранять прежнее подданство, но только при условии выселения и продажи недвижимости в течение определенного срока.
Устанавливая этот срок, российское законодательство руководствовалось положениями Венского конгресса 1815 г., который определял его в 10 лет. Так, например, в мирном трактате, заключенном между Россией и Турцией 27.01.1874 г., ст. 7 определяла: «... жители местностей, уступленных России, которые пожелали бы поселиться вне сих территорий, могут свободно удаляться из страны и не продавшие своих недвижимых имуществ, остаются русскими подданными». Юристы того времени уточняли, что эта статья должна быть толкуема ограничительно, заключающееся в ней постановление следовало относить только к тем жителям, которые были прежде турецкими подданными. Если на присоединенной территории находились на момент завоевания иностранцы, то они не принимали россий-
ское подданство. Подданных государства, присоединенного к территории российского государства, не считали иностранцами.
И российское, и германское законодательства признавали такой способ установления подданства, как натурализация, или укоренение [7, № 4674; 18, Art 3-4]. Укоренение было применимо к иностранцам, то есть к тем лицам, которые не имели права на принадлежность к государству. Поэтому, укореняя иностранца, государство осуществляло акт свободного усмотрения. Так как государства не признавали себя обязанными принимать в подданство каждого просящего о том иностранца, то укоренение обставлялось известными условиями.
Прежде чем проанализировать и сравнить их, рассмотрим положение переместившегося на территорию другого государства, пока сохраняется его статус иностранца. Факт пребывания подданного одного государства на территории другого служило основание для начала его отношений с государством-реципиентом. Именно оно и определяло содержание этих отношений, наделяя иностранца определенными правами или предоставляя ему некоторые возможности. Обыкновенно иностранцам не предоставлялось политических прав, а только гражданские, но и гражданские права предоставлялись им с некоторыми ограничениями.
Для России участие иностранцев во всех сферах жизни общества было реальностью. Так как результативность этого участия была достаточно высокой, то государство даже закрепило законодательно право государственной службы и сословные права иностранцев в России. Так, иностранец мог поступить на военную и государственную службу по учебному ведомству. Иностранные ученые, художники, предприниматели, добившиеся значительных успехов, могли получить права личного почетного гражданства, но не иначе как в силу особого о том Высочайшего указа, объявляемого Сенату. Кроме того, они могли просить после десятилетнего пребывания в почетном гражданстве, о предоставлении их детям, вступившим в русское подданство, потомственного почетного гражданства. С разрешения казенных палат иностранцы могли записываться в цехи и тогда пользоваться всеми правами цеховых. Для иностранных дворян было установлено изъ-
ятие от телесного наказания. Это изъятие, очевидно, должно быть отнесено к изъятиям по правам состояния и, следовательно, иностранные дворяне в случае уголовного суда над ними должны быть отнесены к категории лиц, изъятых от телесного наказания по правам состояния [6, № 14327].
По общему правилу, гражданскими правами иностранцы пользовались наравне с русскими подданными. Лишь в последней четверти XIX в. во время правления Александра III, известного своими антииностранными настроениями, были установлены некоторые специальные ограничения прав иностранцев. Так, в некоторых местностях ограничены их права по приобретению недвижимого имущества. В 1886 г. установлено запрещение иностранцам приобретать недвижимое имущество в Туркестанском крае. Указом от 14 марта 1887 г. в десяти губерниях Царства Польского и в губерниях Лифляндской, Кур-ляндской, Ковенской, Виленской, Витебской, Минской, Гродненской, Киевской, Волынской, Подольской и Бессарабской иностранцам было отказано в праве приобретать или арендовать сельскохозяйственные угодья. Здесь им было предоставлено только право найма домов и квартир для личного жительства. Указом от 7 августа 1887 г. этот запрет был распространен и на иностранные общества, компании и товарищества, действовавшие на этих территориях, т.е. иностранцам не разрешалось участвовать в них своим капиталом [7, № 4021].
В губерниях Царства Польского иностранцы не могли быть управляющими недвижимыми имуществами. В 21 губернии, расположенных близко к границе, наследование недвижимости иностранцами допускалось только по закону прямой нисходящей линии и между супругами и только в том случае, если наследник поселился в России до издания этого закона, т.е. до 14 марта 1887 г. Во всех других случаях наследования закон обязывал наследника-иностранца в течение трех лет продать унаследованную недвижимость русскому подданному. Если это условие не выполнялось, недвижимость определялось в опеку, а затем следовала его продажа с публичного торга [7, № 4021]. Итак, почти все ограничения были в основном закреплены за определенными территориями, что позволяет заключить, что опасения проник-
новения сюда иностранного элемента и его внедрение здесь станет угрозой унитарной форме устройства империи, подталкивало государство к таким ограничениям. Кроме того, это, несомненно, было последствием усложнения отношений с Германией, так как с началом 1880-х эти отношения резко ухудшились.
Оформление новой формы территориально-государственных отношений между землями Германии тоже послужило импульсом для изменения статуса как поданных Германии, так и иностранцев. Кроме развития политической свободы, немецкое общество надеялось найти в своем единстве освобождение от многих полицейских стеснений, которым в прежнее время были подвергнуты личная свобода, свобода слова и совести. Конституция дала имперской власти возможность удовлетворить некоторые существенные требования общества - это были требования свободы передвижения, оседлости и более четкая регламентация паспортной системы.
Прежде всего имперское законодательство закрепляло свободу оседлости и передвижения как одно из существенных условий экономической свободы. Так как возможность избрания места жительства и беспрепятственного передвижения давала свободу промыслов и торговли, то союзное государство пошло на значительные уступки, предоставляя обществу право свободного передвижения. Причем иностранцев во многих случаях закон уравнивал в правах с подданными (конституция, положения о едином гражданстве и закон от 1 июля 1870 г. об общих условиях приобретения местного и союзного гражданства были обеспечены рядом законов, принятых еще в 1867, 1869 г.) Так, в положениях Закона от 1 ноября 1867 г. (über die Freizügigkeit) был реализован следующий принцип: каждый имперский обыватель (Reichsangehörige) может находиться и водворяться в каждой части империи, где он может добыть себе собственное жилище или пропитание. Этот закон отменил все ограничения, имевшие предупредительно-полицейский характер [13, с. 25].
Ограничения права свободного избрания места жительства теперь являлись дополнительной мерой к наказанию за совершенные преступления или проступки. Иными
словами, местная полиция могла запретить отлучку из данной местности лицу, подвергшемуся уголовному наказанию, или же правительство могло не допустить в свои пределы лицо, наказанное в другом государстве в течение последних 12 месяцев, а также за повторявшееся прошение милостыни или за бродяжничество. После образования Германского союза здесь были отменены ограничения в передвижении по конфессиональному признаку [11, с. 12].
В целом же образование единого национального германского государства ликвидировало разнообразие частных земельных законодательств; регламентировало право общин не допускать к себе новых обывателей в случае сомнения в экономической самостоятельности; устранило часть ограничений по религиозным мотивам; лишало полицию права ограничения заключения брака; а также отменило двойное обложение прямыми налогами [14, с. 32].
Но переселение из одной земли Германии в другую совершался одним из высших учреждений последнего. Закон сам определял причины, по которым просителю могло быть отказано. Иностранец мог просить о натурализации, если он: а) дееспособен, по законам прежнего своего отечества; б) благонадежен; в) может на месте своей оседлости, добыть себе пропитание и собственное жилище. Натурализация иностранца следовала не иначе как с учетом мнения общинного управления и местного союза для бедных. Принятие лиц на службу одного из немецких государств заменяло для него акт натурализации. Натурализованный немедленно наделялся всеми правами и обязанностями немецкого гражданина [2, с. 46]. Правом перехода в российское подданство наделялись все иностранцы, за исключением: 1) замужних иностранок отдельно от мужей (ст. 840), 2) евреев (ст. 819 и 3) дервишей (ст. 821). Принятие в подданство зависело от министра внутренних дел, который пользовался в этом отношении вполне дискреционной властью. Он мог отказать в принятии и иностранцев, удовлетворивших всем условиям, требуемым законом (ст. 845) [3, с. 89].
Российское право вводило ограничение -предварительное пятилетие водворение иностранца в пределы империи (ст. 836). Причем оно не определялось общим сроком
пребывания иностранца в пределах России, а начиналось только с момента подачи прошения (ст. 837). Пятилетний срок предварительного водворения мог быть сокращен властью министра внутренних дел. Это делалось в исключительных случаях при наличии заслуг (ст. 848). Принятие в подданство совершалось принесением присяги в присутствии губернского правления, или с особого разрешения губернатора в присутствии местного полицейского управления, или по особо уважительным причинам и по ходатайству российских диппредставительств в присутствии российских миссий (ст. 847). Иностранцы, состоявшие на государственной службе, допускались к присяге на подданство в любое время и без всяких сроков (ст. 852). Укоренённые в русском подданстве приобретали тем все права и подвергались всем обязанностям того состояния, к какому причислялись (ст. 857), но им предоставлялась двухлетняя льгота от податей [3, с. 70-71].
Итак, в ситуации симметрии форм государственного правления - а Россия и Германия были империями - легко обнаруживаются существенные расхождения, обусловленные различиями в формах государственно-территориального устройства. Российская империя являла собой классический вариант имперской формы правления: прежде самостоятельные государства были включены в ее состав в основном в результате завоевания, а затем инкорпорированы. Это обстоятель-
ство обеспечило унитарность российского государства. Германия явила миру уникальную союзную форму империи. Союзная форма государства не была совершенно новым явлением. В форме союза были закреплены отношения субъектов в составе США и Швейцарии. В этих случаях субъектами выступали республики, тогда как Германия объединила 34 монархии и 3 вольных города.
Так как унитарная и союзная системы отношений территорий внутри государства строятся каждая в соответствии со своей природой, то принципы определения отношений государственной власти и населения в каждой из систем тоже не совпадают. Например, следствием союзного характера германской империи стало двойное под-даннство населения Германии, и земельное подданство объявлялось преимущественным, основным. Законодательство России не зафиксировало основного способа приобретения подданства - рождением, но оговорило обращение в подданство населения вновь присоединенной территории.
Так как в Германии главенствующим было земельное право, то в каждой из земель прибывающего из соседней провинции определяли как иностранца. Это обстоятельство значительно смягчило условия проникновения выходцев из других стран. В России же отношение к иностранцам оставалось импульсивным, пожалование привилегий и их изъятие зависело от монаршей воли.
Источники и литература
1. Бернгефт Ф. Гражданское право Германии / пер. с нем.; под ред. В. М. Нечаева. СПб.: Сенатская типография, 1910. 430 с.
2. Градовский А. Германская конституция: ч. 1: Исторический очерк германских союзных учреждений в XIX веке - 1875 г.; ч. 2: Обзор действующей конституции - 1876 г.. СПб.: Типография В. С. Балашева, 1876. 479 с.
3. Коркунов Н. М. Русское государственное право: в 2 т. Т. 1. Введение и общее право. СПб: Типография М. М. Ста-сюлевича, 1908. 623 с.
4. Мартенс Ф. Ф. Современное международное право цивилизованных народов: в 2 т. Т. 1. СПб: Типография министерства путей сообщения (А. Бенке), 1882. 418 с.
5. Мартенс Ф. Ф. Современное международное право цивилизованных народов: в 2 т. Т 2. СПб: Типография министерства путей сообщения (А. Бенке), 1883. 563 с.
6. Полное собрание законов Российской империи. Собрание первое: 1649-1825. СПб: Типография 2 Отделения с. е. и. в. Канцелярии, 1828.
7. Полное собрание законов Российской империи. Собрание третье: 1881-1913. СПб: Типография 2 Отделения с. е. и. в. Канцелярии, 1916.
8. Россия. Министерство иностранных дел. Очерк истории Министерства иностранных дел. 1802-1902. СПб.: Товарищество Р. Голике и А. Вильборг, 1902. 206 с.
9. Beschluss zur Einführung der Bezeichnungen «Deutsches Reich» und «Deutscher Kaiser» (09.12.1870). http:// www.documentarchiv.de/ksr/dtrdtk.html
10. Dohse, Knuth. Ausländlicher Arbeiter und bürgerlicher Staat: Genese u. Funktion von staatlicher Ausländerpolitik. Ausländerrect. Vom Kaiserreich bis zur BRD. Königstein / Ts: Hain, 1981, 460 s.
11. Eingliederung und Ausgrenzug / Beiträge aus Historischen Migrationsforschung / IMIS Beiträge, Heft 12/1999, Herausgegeben von Vorstand des Instituts für Migrationsforschung und Interkultureiie Studien; der Universität Osnabrück, 151 s.
12. Gesetz,betreffend die Einführung des Reichsgesetzes über die Freizügigkeit vom I.November 1867 und des Reichgesetzes über die Erwerbung und den Verlust der Bundes- und Staatsangehörigkeit vom I.Juni 1870 [in ElsassLothringen] (08.01.1873) URL: http://www.documentarchiv.de/ksr/1873/ freizuegigkeit-staatsangehoerigkeit_elsass-lotharingen_ges.html.
13. Heffter-Geffcken G. Voelkerrecht. Berlin, 1881, 215 s.
14. Holtzendorff F. Handbuch des Voelkerrechts, II. Berlin, 1887, 228 s.
15. Ischchanian B. Die auslaendischen Elemente in der russischen Volkswirtschaft. Berlin, 1913, 432 s.
16. Jellinek H. Die Lehre von den Staatenverbindungen, Berlin, 1882, 312 s.
17. Oppenheim K. System des Voelkerrechts, Berlin, 1845, 352 s.
18. Verfassung des Deutschen Reichs vom 16. April 1871 // Texte zur deutschen Verfassungsgeschichte vornehmlich für den Studiengebrauch herausgegeben von Dr. Günter Düng o. Professor der Rechte an der Universität Tübingen Mitglied des Verwaltungsgerichtshofs Baden-Württemberg und Dr. Walter Rudolf o. Professor der Rechte an der Universität Bochum. Muenchen- Berlin, 1967.
References
1. Berngeft F. Grazhdanskoe pravo Germanii (The Civil Law in Germany) / ed by V. M. Nechaev. St. Petersburg: Senate printing office, 1910. 430 p. Reprint copy. (In Russian).
2. Gradovskii A. Germanskaya konstitutsiya: Ch. 1: Istoricheskii ocherk germanskikh soyuznykh uchrezhdenii v XIX veke (The German constitution: Part 1: The Historical Essay of the German Alliance Authorities of in the 19th Century) -1875; Ch. 2: Obzor deistvuyushchei konstitutsii (Part 2: The Overview of the Modern Constitution) - 1876. St. Petersburg: V.S. Balashev's printing office, 1876. 479 p. Reprint copy. (In Russian).
3. Korkunom N. M. Russkoe gosudarstvennoe parvo. (The Russian State Law) In 2 Vols. Vol. 1. Vvedenie i obshchee parvo (Introduction and general law). St. Petersburg: M.M. Stasyulevich's printing office, 1908. 623 p. (In Russian).
4. Martens F. F. Sovremennoe mezhdunarodnoe pravo tsivilizovannykh narodov. (The Modern International Law of the Civilized Nations). In 2 Vols. Vol. 1. St. Petersburg: Printing of the Ministry of Railways (A. Behnke), 1882. 418 p. (In Russian).
5. Martens F. F. Sovremennoe mezhdunarodnoe pravo tsivilizovannykh narodov. (The Modern International Law of the Civilized Nations) In 2 Vols. Vol. 2. St. Petersburg: Printing of the Ministry of Railways (A. Behnke), 1883. 563 p. (In Russian).
6. Polnoe sobranie zakonov Rossiiskoi imperii (The Complete Collection of the Laws of the Russian Empire). Collection 1: 1649-1825. St. Petersburg, 1828. (In Russian).
7. Polnoe sobranie zakonov Rossiiskoi imperii (The Complete Collection of the Laws of the Russian Empire). Collection 1: 1881-1913. St. Petersburg, 1916. (In Russian).
8. Rossiya. Ministerstvo inostrannykh del. Ocherki istorii Ministerstva inostrannykh del. 1802-1902. (Russia. Ministry of Foreign Affairs. The Essay on the History of the Ministry of Foreign Affairs. 1802-1902). St. Petersburg: Partnership Golike R. and A. Vilborg, 1902. 206 p. (In Russian).
9. Beschluss zur Einführung der Bezeichnungen „Deutsches Reich" und „Deutscher Kaiser" (Decision to impose the terms «Empire» and «German Emperor») (09.12.1870). URL: http:// www.documentarchiv.de/ksr/dtrdtk.html (In German).
10. Dohse, Knuth. Ausländlicher Arbeiter und bürgerlicher Staat: Genese u. Funktion von staatlicher Ausländerpolitik. Ausländerrect. Vom Kaiserreich bis zur BRD (Foreign workers and bourgeois state: genesis and function of state policy on foreigners. Ausländerrect. From Empire to FRG). Königstein / Ts: Hain, 1981, 460 p. (In German).
11. Eingliederung und Ausgrenzug / Beiträge aus Historischen Migrationsforschung (Inclusion and Ausgrenzug / Contributions from historical migration research) / IMIS Beiträge, Heft 12/1999, Herausgegeben von Vorstand des Instituts für Migrationsforschung und Interkultureiie Studien; der Universität Osnabrück, 151 p. (In German).
12. Gesetz, betreffend die Einführung des Reichsgesetzes über die Freizügigkeit vom 1. November 1867 und des Reichgesetzes über die Erwerbung und den Verlust der Bundes- und Staatsangehörigkeit vom 1.Juni 1870 [in ElsassLothringen] (08.01.1873) (Law, concerning the introduction of the National Law on the free movement of 1 November 1867 and the imperial law on the acquisition and loss of federal and nationality from 1st June 1870 [in Alsace-Lorraine] (08/01/1873). URL: http://www.documentarchiv.de/ksr/1873/ freizuegigkeit-staatsangehoerigkeit_elsass-lotharingen_ ges.html (In German).
13. Heffter-Geffcken G. Voelkerrecht (International law). Berlin, 1881, 215 p. (In German).
14. Holtzendorff F. Handbuch des Voelkerrechts, II (Handbook of international law, II). Berlin, 1887, 228 p. (In German).
15. Ischchanian B. Die auslaendischen Elemente in der russischen Volkswirtschaft (The foreign elements in the Russian economy). Berlin, 1913, 432 p. (In German).
16. Jellinek H. Die Lehre von den Staatenverbindungen (The doctrine of the States connections). Berlin, 1882, 312 p. (In German).
17. Oppenheim K. System des Voelkerrechts (System of international law). Berlin, 1845, 352 p. (In German).
18. Verfassung des Deutschen Reichs vom 16. April 1871 (Constitution of the German Empire from April 16, 1871) // Texte zur deutschen Verfassungsgeschichte vornehmlich für den Studiengebrauch herausgegeben (Texts on German constitutional history primarily for the study use) / ed by Dr. Günter Düng o. Professor der Rechte an der Universität Tübingen Mitglied des Verwaltungsgerichtshofs Baden-Württemberg und Dr. Walter Rudolf o. Professor der Rechte an der Universität Bochum. Muenchen-Berlin, 1967. (In German).
