Научная статья на тему 'Особенности становления государственности и права на Северном Кавказе (на примере адыгских горских обществ в XVII-XX веках)'

Особенности становления государственности и права на Северном Кавказе (на примере адыгских горских обществ в XVII-XX веках) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
426
38
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Журнал
Научная мысль Кавказа
ВАК
Область наук
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Особенности становления государственности и права на Северном Кавказе (на примере адыгских горских обществ в XVII-XX веках)»

НАРОДЫ КАВКАЗА: ТРАДИЦИИ И СОВРЕМЕННОСТЬ

ОСОБЕННОСТИ СТАНОВЛЕНИЯ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ И ПРАВА НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ (на примере адыгских горских обществ в ХУН-ХХ веках)

И.Л. Бабич

Северный Кавказ в силу своего территориального положения давно стал объектом геополитического соперничества империй. Западные государства, Османская и Российская империи начиная с ХУ1-ХУШ веков оказывали значительное влияние на формирование принципов и путей государственного строительства внутри горских обществ Северного Кавказа, находящихся на разных ступенях общественно-государственного развития. Известный осетинский историк В.В. Дегоев делит все типы общественного развития народов Кавказа на три - государственные, полугосударственные и догосударственные [1].

Вопрос о начальном периоде становления государственности горских народов Северного Кавказа является спорным, поскольку в целом ряд горских обществ обладали определенными признаками, свидетельствовавшими о "наличии государственного строя", однако ни одно из них не имело полного набора элементов государственности. И в рамках этого контекста адыгские народы Северного Кавказа и их общественные структуры, формирующие их жизнь как некоего образования, испытали на себе влияние принципов государственности Османской империи, затем Российской, и наконец - СССР. В предлагаемой статье анализируется характер данного влияния и то, что оно дало для общественно-политического развития самих адыгских горцев, которые наряду с "внешними" моделями государственного развития имели свои планы

Бабич Ирина Леонидовна - доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник отдела Кавказа института этнологии и антропологии РАН (Москва).

на создание самостоятельных государственных образований.

Начиная с ХУ1-ХУ11 веков, когда Османская империя включила в свой состав многочисленные территории, в том числе и территорию Черкесии, ислам стал ключевым инструментом формирования нового идеолого-религиозного и государственно-правового пространства. Начался длительный период утверждения на территории Северного Кавказа ислама - вначале татарами Крымского ханства, а затем и турками Османской империи. Первыми среди адыгских племен ислам приняли кабардинцы, затем и другие субэтнические группы адыгов стали отправлять исламский религиозный культ. Адыгские народы, как и другие, например, балканские народы, испытали на себе весь комплекс мер по включению данного региона в состав Османской империи.

Между тем надо отметить, что ислами-зацию населения османские власти на своих окраинах проводили постепенно. Основными методами исламизации горских обществ адыгов стали: строительство мечетей, формирование религиозных общин путем привлечения в ислам молодежи, формирование мусульманского духовенства из среды местного населения, организация начального исламского образования, переоценка национальных (адыгских) традиций и внедрение элементов исламской культуры. Внедрение ислама турками Османской империи включало в себя также модернизацию права исламизированного населения и внедрение основ исламской государственности и мусульманского права. Однако Османская империя делала это крайне медленно и осторожно, предпочитая долгое время

сохранять адыгское обычное право и общественные институты, с помощью которых народы регулировали свою общинную жизнь.

Причины такой постепенности связаны как с внешними факторами (проблемами внутри самой Османской империи, которая приобрела многочисленные территории, но не имели возможности организовать управление ими), так и с внутренними - сопротивлением адыгских народов внедрению основ исламского государства и мусульманского права. Устойчивость социально-иерар-хичного горского сознания и стереотипов поведения не позволяла установить новый исламский порядок, в основе которого лежал принцип формального равенства. Большинство адыгских горских обществ представляли собой социально иерархичные общественно-политические структуры.

Тем не менее многовековая исламизация способствовала постепеному формированию корпуса северокавказких исламских лидеров, стремящихся к самостоятельной модернизации горских обществ. Создание собственных государственных образований, по планам местных лидеров, должно было осуществляться на основе исламской концепции государства и мусульманского права. В Кабарде таким лидером стал князь Адиль-Гирей Атажукин, который в 1798 г. инициировал в регионе так называемое шариатское движение. Сторонники этого движения ставили перед собой цель внедрения шариатского (духовного) суда. Затем были такие известные кабардинские общественные деятели, как Хан-Гирей и Шора Ногмов. В частности, Хан-Гирей предлагал создать органы управления мусульманами аристократических и демократических адыгских групп в виде двух муфтиятов. В 1807 г. попытку модернизировать правовую систему кабардинцев предпринял Шора Ногмов, подготовив "Народное условие", которое провозгласило учреждение в Кабарде шариатского суда - мехкеме. Кабардинский шариатский суд должен был состоять: из валия (старшего судьи), 12 членов (два-три князя, остальные -простолюдины), в том числе кадия (главного эфенди), и секретаря.

В результате в первой половине XIX в. в адыгских горских обществах функционировали шариатские суды, которые имели ограниченную сферу применения, главным образом в сфере семейно-брачных отношений.

Следующим этапом модернизации жизни горцев Северного Кавказа было хорошо известное движение мюридизма. Возникшее в 1820-е годы на Северо-Восточном Кавказе, движение получило свое развитие и в других регионах Северного Каказа - Кабарде, Адыгее. В Кабарде религиозными реформаторами, поддержавшими это движение, стали Измаил-бей Атажукин и эфенди Исхак Абуков. Как известно, наиболее активный период мюридизма был связан с существованием так называемого Имамата Шамиля (Дагестан, 1834-1859 гг.). Шамиль довольно рано обратил свое внимание на Кабарду, искал поддержки от мусульман-суннитов, посылая к ним поочередно трех своих сторонников: Хаджи-Магомета (18421844 гг.), Сулеймана-эфенди (1845 г.), и Магомета-Амина (1848-1959 гг.) [2]. Последний -один из наиболее активных сторонников Шамиля, пытался расширить сферу ислама в адыгском обществе и создать на его основе государство.

Активизация деятельности Российской империи на Северном Кавказе, проведение военных действий в этом регионе, борьба как с Османской империей, так и с самими горскими народами, отказавшимися принять российское господство, массовые выселения горцев на Ближний Восток - все эти обстоятельства значительно изменили общественную жизнь адыгских народов. Это привело к возникновению специфического развития форм государственного единства и государственного строительства в конце XVIII - начале XX в. на Северном Кавказе. Кроме того, сам процесс включения народов и территорий Северного Кавказа в состав Российской империи характеризуется не только проведением ряда мероприятий по инкорпорированию в уже существующее государственное образование с постепенным распространением на регион основ российской государственности, но и с постепенной модернизацией этих основ, имевшей место на территории всей страны.

Правовое реформирование включало в себя постепенную замену адатных и шариатских судов российскими государственными органами. В 1822 г. российская администрация ввела в Кабарде государственный Временный суд, в котором работал и кадий, разбиравший горские дела о наследстве по мусульманскому праву. Семейное мусульманское право было сохранено в Горских словесных судах, введен-

ных Россией на Северном Кавказе в 1860-е годы. Кадии рассматривали дела о заключении и расторжении брака, о личном и имущественном правах, о разделе имущества и наследстве. Горский суд при рассмотрении брако-наследст-венных дел применял мусульманское право, имея для этих целей кадия. Применение горскими судами щариата вызывало проблемы из-за различий в толковании норм мусульманского права, что свидетельствовало об отсутствии в адыгских горских обществах крупных признанных знатоков ислама вообще и права в частности [3].

Создание советского государства и установление советской власти на Северном Кавказе вновь повлияло на общественную жизнь адыгов. В 1920-е годы - период переустройства страны - местные общественные лидеры попытались вновь внедрить основы мусульманского права.

Поскольку советские власти официально объявили о своей лояльности к шариату, чтобы ослабить сопротивление горцев, последние решили воспользоваться этой ситуацией. Советская власть на первых порах предпочитала поддерживать не адат, а шариат. Большевики объявили о замене в целом на Северном Кавказе адатных судов шариатскими. Пока советская власть в регионе была слаба, большевики пытались привлечь на свою сторону местные мусульманские народы, поддерживая шариат в ущерб адату.

Несмотря на то, что советских партийных лидеров шариат "отпугивал" именно в качестве судебной системы и они указывали, что "ученье о шариате на месте выявлялось главным образом в судопроизводстве" [4], в начале 1920-х годов советская администрация на Северном Кавказе объявила о своей готовности сохранить шариатное судопроизводство. В 1921 г. на Учредительном съезде Горской ССР С.М. Киров говорил горским депутатам, что "если вы желаете судиться по шариату -судитесь по шариату, это дело ваше в том смысле, что очевидно, только такая форма суда в данном случае понятна народу" [5].

Ключевым вопросом при описании бытовавших в 1920-е годы на Северном Кавказе шариатских судов стал вопрос об определении состава данного органа. С.М. Киров, разрешая деятельность этих судов, подчеркнул, что духовные лица не имеют права участвовать в его заседаниях, потому что "знатоки шариата

среди горцев по своему умственному укладу и социально-экономическому положению далеки от идеалов трудящихся масс и их деятельность носит ярко реакционный характер"[5]. Это, по сути, противоречило основам шариатского судопроизводства, осуществляемого исключительно духовными лицами.

Советские власти сохранили дореволюционные горские медиаторские суды, которые рассматривали мелкие уголовные и гражданские дела согласно нормам обычного права (адата) на Северном Кавказе, сохранявшиеся до 1925 г. [6].

Анализируя реальную судебную практику сельских шариатских судов в Кабарде, можно видеть, что они в основном рассматривали дела о нанесении хозяйственного ущерба, правильности соблюдения опекунства, ранении животных, краже или продаже скота, покупке дома, наследстве, разделе имущества между родственниками, супругами, разводе [7].

В процессе создания на Северном Кавказе шариатских судов в опубликованных судебных документах система наказания, которую имели право принять новообразованные шариатские суды, не была четко сформулирована. В 1920-е годы в Кабардино-Балкарской и Адыгейской областях, как свидетельствуют собранные мною архивные материалы, не было случаев применения шариатских уголовных норм. В инструкциях по работе шариатских судов на Северном Кавказе были введены правила, запрещавшие приговаривать виновных к лишению жизни, телесным и членовредительским наказаниям [8].

Местные мусульманские горцы Кабар-ды (Н. Катханов, З. Мидов, К.-Г. Максидов и др.) стали инициаторами нового общественно-религиозного движения, называемого шариатским. Шариатистами стали многие кабардинские партийные и военные руководители [9]. Например, Н. Катханов командовал войсками Нальчикского округа. В первые годы установления советской власти в Кабардино-Балкарской автономной области шариатисты выдвинули лозунг о ее поддержке: "Да здравствует советская власть, шариат и объединение народа", вступив в политический союз со сторонниками советской власти. Н. Катханов убеждал своих соратников, что "коммунизм и шариатизм - одно и то же, за исключением одного тезиса о религии". На имевшуюся в 1920-1921 годах связь между шариатистами и большевиками указывалось и в секретном

докладе председателя областной администрации Кабарды, направленном в Народный Комитет по юстиции: "Шариатисты поддерживают большевиков, увязывая ученье о шариате с коммунистическим ученьем. Эта связь глубоко укоренилась в массах" [9].

Тем не менее, как показала история, советская власть отказалась внедрять основы шариата на Северном Кавказе. Не получив ожидаемой поддержки от органов советской власти, сторонники расширения роли шариата в горских мусульманских обществах примкнули к антисоветски настроенным слоям населения - лицам из привилегированных сословий, рядовым горцам, а также мусульманским лидерам - и создали несколько крупных военных формирований, которые вели борьбу с распространением советской власти на Северо-Западном Кавказе. К наиболее известным группировкам следует отнести отряд бывшего князя Кургоко Шипшева из кабардинского сел. Кахун численностью в 100 человек. В отряд входили многие бывшие кабардинские князья и уздени, например, Xапцев, Шарданов, Xавжоков, Тугуров. Были и другие отряды, к примеру, отряд Темиркана Шипшева, Xызыра Кацева и т. д. [10].

Вторая волна шариатского движения началась в 1926-1927 годах, когда в ряде регионов Северного Кавказа партийные и советские органы власти вновь попытались учредить шариатские суды. Бывшие сторонники расширения шариата в Кабарде - ша-риатисты в партийных архивных документах конца 1920-х годов стали называться панисламистами. В группу панисламистов вошли некоторые бывшие шариатисты, например, З. Мидов и Н. Катханов, а также новые шариатисты -Шогенцуков, А. Абуков, Xуранов, Шекихачев, Урусбиев, Абаев, Искендеров и др. Они вновь попытались утвердить нормы шариата в Кабардино-Балкарской автономной области [11]. Однако областные партийные власти, как и ранее, не поддержали их, считая, что в конце 1920-х годов в КБАО "не существовало оснований для возрождения шариатского судопроизводства" [12].

Период становления советской власти закончился: режим был введен полностью и на Северном Кавказе начался следующий этап общественно-политического развития региона.

Концепция формирования нового кавказского государства в 1930-1940-е годы стала

развиваться уже за пределами Кавказа и СССР, в Европе силами кавказской эмиграции. Важно отметить, что в ее основу были положены не религиозные, а национальные идеи. Было введено такое понятие как "демократический национализм" (Али Султан). Согласно данной концепции на территории Кавказа планировалось создать единое государство, в которое должны были войти Армения, Грузия, Азербайджан и Северный Кавказ в границах 1914 г., на федеративных принципах управления и устройства. В 1934 г. лидеры кавказской эмиграции подписали Пакт Кавказской конфедерации, в которой строго определялись принципы построения федеративного государства и права и обязанности территорий, в него входящих. От Северного Кавказа Пакт подписали М. Гирей Сунш, Ибрагим Чулик, Тау-султан Шакман [13].

В 1990-е годы, в период новой перестройки российского общества вопрос о шариате и исламском государстве вновь встал на повестку дня. В начале 1990-х годов, когда ислам еще только делал свои первые шаги на Северном Кавказе и исламские лидеры не представляли собой крупных политических фигур, имеющих значительную финансовую основу, на первый план выдвинулись национальные движения и их лидеры, для которых вопрос о государственности, судя по их политическим программам, стал едва ли не ключевым. Национальные лидеры предпочитали опираться на обычное право адыгских горских народов. Тем не менее примерно с середины 1990-х годов на Северном Кавказе местные лидеры стали искать новые формы политической борьбы, и, как нам представляется, ислам и исламское возрождение оказались одной из ключевых форм в первую очередь политической борьбы с местными властными элитами. И в этом историческом контексте шариат как альтернатива российскому судопроизводству стал одним из инструментов исламской политической деятельности.

Начиная со второй половины 1990-х годов, на Северо-Западном Кавказе, например в Кабардино-Балкарской Республике, распространением идеи формирования исламского государства занялись молодежные исламские организации, в частности Молодежный исламский центр, конечная цель деятельности которого состояла в "исламизации народа и исла-мизации власти". Руководители молодежного

исламского центра в своей деятельности преследовали (и не скрывали этого) политические цели, связанные на первом этапе с получением властных полномочий в Духовном управлении мусульман КБР, а на втором этапе -с установлением определенного влияния на политику республиканских властей [14]. Одним из методов стало распространение идей исламского государства и ислама как государственной религии среди горской молодежи во время проведения проповедей (хутб), образовательного процесса на различных молодежных курсах, воскресных школах и т.д. В результате у части молодых горцев сложилось представление о жесткой связи между развитием ислама в КБР и созданием исламского государства и мусульманского права.

На Северном Кавказе наибольший интерес действительно вызывает гражданское мусульманское право, главным образом семейное и наследственное право. Ближе всего к его применению подошли республики СевероВосточного Кавказа [15].

В республиках Северо-Западного Кавказа, в Адыгее, Кабардино-Балкарии, имеет место неофициальное обращение к мусульманскому праву, осуществляемое в основном молодыми мусульманами, склонными к более радикальным взглядам [16].

В Адыгее и Кабардино-Балкарии исламские лидеры и правоведы практикуют применение семейного мусульманского права; в частности, в мечетях имамы проводят мусульманское бракосочетание и выдают свидетельство о его совершении. В Адыгее с 2000 г. имам соборной мечети г. Майкопа сделал некях для 200 пар, жителей Адыгеи и Краснодара. Мусульманский брак особенно важен в том случае, когда невеста несовершеннолетняя. Совершение некяха позволяет молодоженам жить вместе до совершеннолетия жены, а потом регистрировать брак в российском ЗАГСе [17].

В 1990-е годы не только брак, но и развод и связанные с ним нормы мусульманского права стали привлекать мусульман Северного Кавказа, особенно мусульманок. В некоторых республиках региона имамы осуществляют процедуру исламского развода и соответствующего раздела имущества. Это происходит в Дагестане, Ингушетии, отчасти в Кабардино-Балкарии. В Ингушетии составлялись письменные решения о разводах, принятые ша-

риатским судом в период его официальной судебной практики [18].

Наследственное мусульманское право применяется главным образом в Дагестане. В Адыгее его пытаются применять поселившиеся там ныне адыги из Косово, где исламская жизнь осуществлялась в полном объеме, без ограничений. До сих пор косовские адыги составляют мусульманские духовные завещания [19]. В Кабардино-Балкарии, как отмечал один из молодых исламских лидеров Анзор Астемиров, мусульмане также стали интересоваться, а некоторые из них и практиковать отдельные нормы наследственного мусульманского права, в частности, они также начали составлять духовные завещания в соответствии с требованиями шариата [16].

На Северо-Западном Кавказе примечет-ские земли (вакуфы) не получили широкого распространения и в прежние века - XVII-XIX. Тем не менее в настоящее время и здесь встал вопрос об установлении вакуфной мечетской собственности. Так, в Адыгее еще в 2003 г. Правительство республики предложило выделить местным мусульманским общинам сельхозугодия. Поступившее от Правительства предложение обсуждалось на одном из апрельских заседаний Совета Духовного управления мусульман Республики Адыгея и Краснодарского края. Муфтий республики Нурби Емиж обратился к "желающим заняться обработкой сельхозугодий для покрытия расходов на содержание мечетей в своих районах и подать заявки с указанием количества и месторасположения земли". Однако адыгейские мусульмане не изъявили желание начать внедрять систему вакуфного землевладения и мечетской собственности.

Объясняется это несколькими причинами: во-первых, как указывалось выше, в Адыгее не было исторического опыта использования вакуфов для нужд мечетей; во-вторых, колхозная администрация, несмотря на то, что передача земель мечетям была решена на уровне Правительства, в ряде населенных пунктов отказывалась предоставлять земельные участки местным мечетям. И наконец, в нынешних социально-экономических условиях сельское хозяйство на Северном Кавказе не является прибыльным делом, поэтому мусульмане предпочитают искать и получать финансирование из-за рубежа. Примечательно, что даже косовские адыги, имевшие в Косово зем-

ли, сдававшиеся в аренду, доходы от которой шли на содержание мечети, в Адыгее также отказались внедрять вакуфы [20].

Другие нормы мусульманского вещного права внедряются лучше. Например, мечети Северного Кавказа содержатся за счет закята (адыг. - закат, зэк!ат). Безусловно, за годы советской власти среди северокавказских мусульман практика целенаправленного сбора и распределения средств закята среди тех категорий населения, ради которых он собирается, была совершенно утеряна.

Важно подчеркнуть, что при обсуждении и продвижении идеи исламского государства "линия невидимого фронта" прошла главным образом не между российской властью и мусульманами, а внутри мусульманского сообщества. Официальное духовенство, и в первую очередь руководители исламских организаций, республиканских Духовных управлений мусульман, абсолютно лояльны к российской Конституции, российской власти и Российскому государству и полностью поддерживают курс и деятельность местных властных структур, активно сотрудничая с ними.

Рассмотрев в целом историю попыток внедрения принципов государственного построения и создания системы правового регулирования в адыгских горских обществах, можно отметить, что горские мусульмане по-прежнему достаточно далеки как от принципов построения Российского государства, так и от российского судопроизводства. Далеки им и европейские демократические ценности. Их идеологическая ориентация на Восток, на Ближний Восток во многом не случайна и обусловливается историческим развитием и национальными особенностями их общественной жизни и структуры. Особенности горского менталитета, способного скорее подчиниться "диктату шариата", а не "демократии российского закона", следует не только учитывать при создании нового правового поля на Северном Кавказе, но и "использовать" для установления и де-факто, и де-юре правового порядка в этом регионе, в отличие от правового беспредела, который, отчасти, имел место в советское время и во многом расцвел в 1990-е годы в период политической и экономической анархии в регионе. Может быть, решение многих социально-экономических, политических и национально-культурных проблем

российскими мусульманами по шариату действительно могло бы иметь крайне позитивные последствия.

Между тем история ислама на Северном Кавказе показывает, как сложно, с одной стороны, ислам проникал и модернизировал жизнь горцев, а с другой - как часто российские властные структуры безуспешно пытались создавать в регионе иные государственно-правовые механизмы, способные устанавливать порядок и развивать горские общества. По сути, до сих пор еще никому не удавалось создать на Северо-Западном и Центральном Кавказе такое государственное образование, которое бы отвечало потребностям населения данной территории.

ЛИТЕРАТУРА

1. Дегоев В.В. Кавказ в составе России: формирование имперской идентичности // Кавказский сборник. М., 2004. Т. 1 (33). С. 29.

2. Гаммер М. Шамиль. М., 2004. С. 232, 337-338.

3. Подробнее об этом: Бабич И.Л. Правовая культура адыгов. М., 1999.

4. Центр документации Новейшей истории. Протоколы 1924 г. Заседания. Оп. 1. Д. 18. Л. 48-49.

5. Киров С.М. Избранные статьи и речи. М., 1957. С. 128.

6. Центральный Государственный архив Кабардино-Балкарской Республики (далее ЦГА КБР). Ф. Р.-104. Оп. 1. Д. 17. Л. 58-59; Д. 25. Л. 5, 12-14, 18-19; Ф. Р.-104. Оп. 1. Д. 17. Л. 64; Ф. Р.-3. Оп. 1. Д 2а. Л. 178; Ф. Р.-201. Оп. 1. Д. 25. Л. 131, 134/об.; Д. 1. Л. 5-7; Ф. Р.-126. Оп. 1. Д. 6. Л. 291; Д. 3. Л. 97, 102; Ф. Р.-157. Оп. 1. Д. 7. Л. 1-10; Ф. Р.-183. Оп. 1. Д. 17, 18. Л. 1-38.

7. ЦГА КБР. Ф. Р.-3. Оп. 1. Д. 2а. Л. 14; Ф. Р.-120. Оп. 1. Д. 8. Л. 115; Ф. Р.-159. Оп. 1. Д. 98, 233, 247, 249; Ф. Р.-97. Оп. 1. Д. 19, 20, 30.

8. ЦГА КБР. Ф. Р.-97. Оп. 1. Д. 133.

9. ЦГА КБР. Ф. Р.-3. Оп. 3. Д.1 7. Т. 1. Л. 47.

10. Газ. "Карахалк". 1925. № 650, 654.

11. ЦГА КБР. Ф. Р.-2. Оп. 1. Д. 456. Л. 21; Ф. Р.-3. Оп. 3. Д. 35. Т. 2. Л. 367.

12. ЦГА КБР. Ф.Р.-8. Оп. 1. Д. 130. Л. 72, 75, 77-81.

13. Горцы Кавказа. 1928-1934. № 1-50. Орган Народной партии горцев Кавказа, Париж; Северный Кавказ. Орган Народной партии Кавказа. № 1-62, 1934-1939 гг.; Независимый Кавказ. Орган Кавказской конфедеративной мысли. 1929. № 1-3.

14. Материалы бесед с директором Исламского Исследовательского Института Мусой Мукоже-вым, июль 2002 г.

15. Макаров Д.В. Официальный и неофициальный ислам в Дагестане. М., 2000, С. 14, 74.

16. Астемиров А.Э. Современная практика применения мусульманского права в Кабардино-

Балкарской Республике // Ислам и право в России: Мат-лы науч.-прак. семинара "Мусульманское право в мире и России (Северный Кавказ, Поволжье)". Вып. 2 / Сост. и ред. И.Л. Бабич, Л.Т. Соловьева. М., 2004. С. 183-184.

17. Бабич И.Л., Ярлыкапов A.A. Исламское возрождение в Кабардино-Балкарии: перспективы и последствия. М., 2003. С. 90.

18. Архив Кадията Республики Ингушетия. Дела 1999-2001 гг.

19. Ислам и право в России (Поволжье, Северный Кавказ). Вып. 3. Правовой статус ислама на Северном Кавказе / Сост. И.Л. Бабич. М., 2004. С. 35.

20. Архив Соборной мечети г. Майкопа. Протокол заседания Совета ДУМ РА и КК от 9. 04. 2003.

30 июля 2007 г.

КРЕСТЬЯНСКАЯ РЕФОРМА В СЕВЕРНОЙ ОСЕТИИ В ТРУДАХ Г.А. КОКИЕВА

И. В. Кошева

Вопрос об освобождения крепостных крестьян в Терской области, и, в частности в Северной Осетии, достаточно сложный, требующий особого внимания. С сожалением приходится констатировать тот факт, что количество исследований, посвященных этой проблеме, невелико. В связи с этим становится наиболее значимым то небольшое количество исследований, которое посвящено указанной проблеме.

Одним из первых исследователей, основательно изучившим крестьянскую реформу в Северной Осетии, стал Георгий Александрович Кокиев. Ему не просто удалось раскрыть поставленную перед собой задачу, но и успешно ее решить.

Не боясь показаться нескромным, совершенно справедливо, Г.А. Кокиев во введении к работе, посвященной крестьянской реформе в Кабарде, писал: "И, тем не менее, если не считать единственной моей работы, посвященной освобождению зависимых сословий у осетин, то мы и сейчас с сожалением должны сказать, что вопрос об освобождении зависимых сословий у горских народов Северного Кавказа все еще продолжает оставаться в том же запущенном состоянии, в каком он и находился 60 и 40 лет тому назад" [1].

Здесь же, во введении к своей работе, Г.А. Кокиев отмечал одного из первых дореволюционных исследователей истории горских народов Северного Кавказа Е. Мак-

Кокаева Ирина Валерьевна - аспирант кафедры новейшей истории и политики России Северо-Осетин-ского государственного университета.

симова, который в своей статье "25-летие освобождения зависимых сословий Терской области", писал в 1892 г.: "В первых числах июля настоящего года оканчивается 25 лет со времени освобождения зависимых сословий у туземцев Терской области. Событие это, еще не отмеченное нашей периодической печатью, заслуживает особого внимания, как по тем полным чрезвычайной важности последствиям, которые принесло оно в экономическую жизнь туземного населения, так и по связи своей с неразрешенным еще здесь основным вопросом. Освобождение крестьян от крепостной зависимости в России до сих пор продолжает вызывать не только ученые исследования, но и популярные очерки. Аналогичный же факт на Кавказе, к сожалению, почти не привлекает внимания ни органов периодической прессы, ни ученых деятелей" [1].

Далее Г.А. Кокиев отмечает, что после того, как были написаны приведенные строки, в 1914 г. другой исследователь С.А. Авалпани в своей работе "Зависимые сословия на Северном Кавказе" также вынужден был констатировать, что "вопрос о положении зависимых сословий на Северном Кавказе мало привлекал внимание ученых исследователей" [1].

Это, однако, не означает, что в дореволюционной историографии не появились отдельные очерки и статьи, посвященные интересующему нас вопросу. Однако ни одна из этих работ ни по своей полноте, ни по широте использованного материала не может быть признана сколько-нибудь удовлетворительной. Среди этих статей и очерков имеются также и такие, которые, изобилуя ошибками фактического характера, искажают социально-эко-

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.