CC BY
7УДК 323
В.И. Мусаев
доктор исторических наук, Санкт-Петербургский институт истории РАН, Санкт-Петербург
ОСОБЕННОСТИ СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ И ЭТНОКОНФЕССИОНАЛЬНОЙ СИТУАЦИИ В ЛИТВЕ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX - НАЧАЛЕ ХХ В.
VI Musaev
Doctor in Historical Sciences, St. Petersburg History Institute of the Russian Academy of Science, St. Petersburg
E-mail: vmusaev62@mail.ru
FEATURES OF THE SOCIO-POLITICAL AND ETHNO-CONFESSIONAL SITUATION IN LITHUANIA IN THE SECOND HALF OF THE XIX - EARLY XX CENTURY
Аннотация. Статья посвящена специфике этноконфессиональной ситуации и национального движения в литовских губерниях Российской империи. Социальные и этнические процессы в Литве развивались несколько отлично по сравнению с соседними Латвией и Эстонией. Губернии с литовским населением оставались преимущественно аграрными, крепостное право до 1861 г. здесь не было отменено. В Литве также имела место проблема иноязычного и инокультурного доминирования, в данном случае польского. В то же время, в отличие от латышей и эстонцев, у литовцев память о средневековой государственности оказывала заметное влияние на идентичность формировавшейся интеллигенции. Особенность литовской ситуации — это особая роль в развитии литовской культуры т. н. Малой Литвы — прусских территорий с литовским населением. В самой Литве своего рода центром национальной идентичности была Жемайтия, северо-западная часть страны, где шляхта была меньше затронута полонизацией и сохраняла литовскую самобытность. В целом литовское национальное движение, развивавшееся во второй половине XIX — начале ХХ в., при выработке собственной национальной повестки вынуждено было решать двоякую задачу: освобождение от польского культурного доминирования и, в то же время, сопротивление русификаторским тенденциям со стороны имперского центра.
Ключевые слова: Литва, этноконфессиональная ситуация, национальное движение, имперская политика.
Abstract. The article deals with the specifics of the ethno-confessional situation and the national movement in the Lithuanian provinces of the Russian empire. Processes of the social and ethnic development in Lithuania went on somewhat differently as compared to those in Latvia and Estonia. The provinces with the Lithuanian population preserved predominantly agrarian character, the serfdom there had not been abolished until 1861. Lithuania also faced the problem alien cultural and linguistic domination, in that case the Polish one. At the same time, the Lithuanians, unlike the Latvians and the Estonians, kept memory od their medieval statehood which influenced the identity of the forming Lithuanian intellectual strata. Another special feature of the Lithuanian situation was special part, played by so called Lithuania Minor — the Prussian regions inhabited by ethnic Lithuanians — in the development of the Lithuanian culture. In Lithuania proper local identity, different from the Polish one, centered in Zemaitija, the North-Western part of the country, where the local gentry was affected by Polonization to a lesser extent and kept better its ethnic uniqueness. In general, the Lithuanian national movement in the second half of the nineteenth and the early twentieth century in the process of its development faced the twofold task of overcoming the long-term Polish cultural domination and, at the same time, resisting the Russification trends in the policies of the imperial center.
Key words: Lithuania, ethno-confessional situation, national movement, imperial policy.
Развитие национального движения, ак- инах империи с середины XIX в., начало
тивизировавшееся на национальных окра- проявляться в те же годы и в Литве. Здесь
оно шло по сценарию, несколько отличному от латышского и эстонского. Исторически понятие «Литва» появилось значительно раньше, чем Латвия и Эстония. Однако административно в составе России территории, населенные литовцами, были раздроблены еще сильнее. В основном они были разделены между Виленской и Ковенской губерниями4, причем первая из них охватывала ряд территорий с преобладавшим белорусским населением. Кроме того, литовцы имелись среди населения Гродненской и Сувалкской губерний (на территории последней, составлявшей часть Царства Польского или Привислен-ского края, литовцы преобладали в ее северной части) и одного из уездов Курлянд-ской губернии (Гробинского). Наконец, литовцы проживали также за пределами Российской империи: в немецкой Пруссии (т.н. Малая Литва). Таким образом, литовское население было разделено между двумя государствами, а в России — между несколькими губерниями, и только в одной из них — Ковенской — оно составляло явное большинство (из уездов Виленской губернии литовцы составляли больше половины населения только в одном — Трокском). Среди литовцев, в качестве субэтноса, выделялись жемайты (жмудь), проживавшие в северо-западной части Ко-венской губернии.
Губернии с литовским населением оставались преимущественно аграрными, крепостное право до 1861 г. здесь не было отменено. В Литве также имела место проблема иноязычного и инокультурного доминирования, в данном случае польского. Польское и полонизированное население было весьма значительным в Виленской губернии, тогда как в Ковенской его удельный вес был незначительным и польское культурное влияние ощущалось здесь заметно меньше. В условиях более длительного, по сравнению с Остзейским краем, сохранения крепостнических отношений в Виленской и Ковенской губерниях и преимущественно аграрного характера этих губерний процессы урбанизации здесь не имели активного характера. Соответственно формирование слоя национальной ин-
4 Ковенская губерния была образована в декабре 1842 г.
теллигенции и буржуазии продвигалось медленнее. С другой стороны, у постепенно зарождавшейся литовской интеллигенции имелся собственный стимул для развития национальных идей, отсутствовавший у соответствующего общественного слоя внутри латышского и эстонского этносов, — историческая память о собственной государственности и литовском великодержавии времен князей Ольгерда и Витовта («Литва от моря до моря»). В отличие от латышей и эстонцев, у литовцев память о средневековой государственности оказывала заметное влияние на идентичность формировавшейся интеллигенции.
Следует также учитывать особенности национальной и конфессиональной политики центра. К католичеству в Петербурге традиционно относились более жестко, чем к лютеранству. Между тем с разделами Речи Посполитой католическое население в империи получило существенное прибавление. После третьего раздела Польши под управление русского правительства поступили четыре римско-католические епархии: Виленская, Жмудская (Самогит-ская), Луцкая и Каменец-Подольская [4, ^ 135]. Две из этих епархий находились на территории исторической Литвы, которую, по принятой тогда терминологии, относили, вместе с белорусскими землями, к Северо-Западному краю. Екатерина II стремилась к тому, чтобы обособить католическую церковь в России в деле управления от заграничных властей и подчинить католиков русским учреждениям. По мнению Г.Я. Киприановича, ошибкой императрицы было то, что она оставила в Белоруссии орден иезуитов, ликвидированный папой Климентом XIV в других странах Европы. Она имела в виду сделать этот орден противником папских притязаний на католическую церковь в России, но этот расчет не оправдался. В царствование Александра I католическая религия и ее служители пользовались в России терпимостью и особым покровительством. При Николае I эта политика была пересмотрена, однако император счел возможным пойти на некоторые уступки папскому престолу, чтобы снизить в Риме негативный эффект, вызванный воссоединением униатов в 1839 г. 22 июля 1847 г. был под-
писан конкордат с Римом. По конкордату, вместо бывших в России шести римско-католических епархий учреждалось семь епархий, власть католических епископов была усилена, епископы могли быть назначаемы только после предварительного соглашения императора с папой [4, с. 135147]. В обзоре «По вопросу о римско-католическом духовенстве в Северо-Западном крае», подготовленном в конце 1890-х гг. Департаментом духовных дел иностранных исповеданий МВД, эти факты были прокомментированы так: «К сожалению, положение <...> весьма скоро изменилось, а именно со времени возобновления сношений нашего Правительства с Римской Курией. Как только стало об этом известно, ксендзы фанатики, толкуя это возобновление сношений в смысле заискивания правительства у Папы и рассчитывая на то, что Римская Курия постарается восстановить значение р[имско]-к[атолического] духовенства, подняли головы, начали выказывать менее уступчивости к требованиям правительственной власти и, понемногу, начали пробы по возобновлению своей антиправительственной деятельности» [4, с. 135-147].
Попытки осуществления русификации в Северо-Западном крае начались раньше, чем в трех Остзейских или Прибалтийских губерниях. Это было связано со стремлением сломить польский сепаратизм, особенно после подавления восстаний 18301831 и 1863-1864 гг. в Царстве Польском. В частности, уже в 1832 г. был закрыт Ви-ленский университет, ликвидирован Ви-ленский учебный округ и в сфере образования был введен русский язык. Во время последнего польского восстания 1863 г., затронувшего также и Литву, католическое духовенство активно поддерживало восставших. После подавления восстания репрессии, преследовавшие цель парализовать польское влияние в Литве, достигли высшей точки. Их составной частью стало запрещение виленским генерал-губернатором М.Н. Муравьевым издания литовских книг латинским шрифтом [7, р. 121, 159]. Национально ориентированным литовцам, таким образом, приходилось противостоять как полонизации, так и русификации, которая здесь с самого начала
имела более агрессивный характер. Инициированное властями в 1864 г. печатание литовских книг русским шрифтом как альтернатива себя не оправдало: литовское население отказывалось принимать такие книги даже даром. Причины этого явления обер-прокурор Святейшего Синода видел «в поддерживаемых ксендзами опасениях католическо-жмудского населения, несравненно более фанатичного, чем даже поляки, как бы с переходом к русскому шрифту не было соединено посягательства на неприкосновенность его религиозных верований». В то же время и Императорская Академия Наук признала неудобство печатания некоторых звуков литовской речи русскими буквами5.
Следующая особенность литовской ситуации — эта особая роль в развитии литовской культуры т.н. Малой Литвы — прусских территорий с литовским населением. Литовская письменность развивалась здесь еще с середины XVI в., а в начале XVIII в. в Кенигсбергском университете была учреждена кафедра литовского языка. Высшее образование здесь было доступнее, чем в России, а условия для выпуска книг и периодических изданий и деятельности обществ — более либеральные. После запрета печатания литовских книг на латинице в России резко выросло значение прусской Литвы как литовского издательского центра. Печатные издания оттуда в массовом масштабе стали переправляться через границу [3, с. 108110]. Эта печатная продукция порой имела весьма нежелательный для российских властей характер. В отчете о состоянии Ковенской губернии за 1891 г. отмечалось: «В печатаемых в Пруссии и проникающих чрез границу запрещенных изданиях с особенной настойчивостью ведется пропаганда против русских школ и также под тем предлогом, что путем обучения русскому языку правительство желает достигнуть обращения католиков в православие»6. Кроме того, по данным виленского, ковен-ского и гродненского генерал-губернатора, половина всех литовских изданий достав-
5 РГИА. Ф. 1282. Оп. 3. Д. 437. Л. 52 об. —
57.
6 РГИА. Ф. 1284. Оп. 223. 1892 г. Д. 145.
Л. 8б — 8б об.
лялась из Америки, где существовали многочисленные литовские союзы и сообщества. «Следовательно, если бы даже нам удалось добиться прекращения печатания литовских книг во всей Германии, то занимающиеся этим фирмы или отдельные издатели несомненно найдут полную возможность перенести свою деятельность в Голландию или Бельгию, или же усилить издание литовских книг в Америке»7. Запрет на использование латинского шрифта в литовском языке был снят в 1904 г., при этом литовская письменность была реформирована. Первое периодическое издание на литовском языке на территории Российской империи — журнал Laikrasis" — начал выходить в Петербурге также с конца 1904 г. [6, с. 63-64, 70].
В самой Литве в первой половине XIX в. особую роль в развитии литовской культуры играла Жемайтия, где шляхта была меньше затронута полонизацией и сохраняла литовскую самобытность. Уроженцем этой области был, в частности, Симонас Даукантас, автор первой книги по истории Литвы. Становлению Жемай-тии как центра литовского национального движения препятствовали социально-экономическая отсталость области и заметное отличие местного диалекта от других литовских говоров. В дальнейшем центр литовской активности переместился в северную литовскую часть Сувалкской губернии (ставшей частью Российской империи лишь в 1815 г. и включенной в состав Царства Польского). Здесь крепостничество было ликвидировано еще в начале XIX в. Местное крестьянство как более зажиточное, по сравнению с жителями Виленской и Ковенской губерний, обладало большей социальной мобильностью. Сказывалась и близость прусской границы [6, с. 64-67].
Литовская народная культура не создала национального героического эпоса, подобного «Калевале», «Калевипоэгу» или «Лачплесису», что было более свойственно для т.н. «неисторических» народов (у поляков, к примеру, такого рода эпической поэмы также не было). Потребность опереться на героическое прошлое находила удовлетворение в реальных исторических событи-
7 РГИА. Ф. 1282. Оп. 3. Д. 437. Л. 53 об.
ях и фигурах, что нашло выражение в подготовке трудов по истории Литвы. Картины героического прошлого Литвы, созданные польскими романтиками, видевшими в Литве своеобразную, но неотъемлемую часть Польши, в сознании литовских националистов приобретали новое и антипольское значение. Причины упадка литовской государственности они видели в подверженности польскому влиянию. В Литве также в известной степени проявились противоречия между более умеренным и более радикальным течением, в чем можно усмотреть некоторые параллели с эстонской ситуацией. К первому можно отнести клерикальные круги, которые негативно относились к попыткам идеализации дохристианского периода истории Литвы.
Сколько-нибудь серьезных нападок на католическую церковь и случаев отхода от нее в Литве все же не было. С другой стороны, к началу ХХ в. стало набирать силу движение за придание церковным институтам в Литве национального характера и их освобождение от польского влияния, что не могло не восприниматься позитивно центральными властями. Настороженное отношение последних к учреждениям римско-католической церкви было связано в первую очередь с недоверием к ним как к орудию польских национальных интересов. В частности, в обзоре «По вопросу о римско-католическом духовенстве в Северо-Западном крае» говорилось: «Несмотря на столь незначительный польский элемент в Северо-Западном крае, р[имско]-к[атолическое] духовенство, преследующие цели, не имеющие ничего общего с религией, отправляет дополнительное богослужение и произносит проповеди на польском языке, равно требует от населения знания всех молитв тоже на польском языке»8. Некоторые ксендзы, из числа «наиболее ярых ополячивателей», даже начали служить литургию на польском языке вместо латинского, что явно противоречило канонам римско-католической церкви. Когда известие об этом дошло до Рима, курия наложила на это запрет. Тогда поляки, чтобы обойти папское запрещение, «ополячили» дополнительное ка-
8 РГИА. Ф. 821. Оп. 125. Д. 312. Л. 135 об.
толическое богослужение и увеличили его за счет главной латинской части [2, с. 57].
Виленский губернатор Д.Н. Любимов в отчете о состоянии губернии за 1907 г. писал: «Преобладающая, если не по количеству, то по захваченному положению, польская национальность отличается изумительной настойчивостью и силой сопротивления всякой попытке денационализации. Поляки не только не отказались, но едва ли когда и откажутся видеть в Литве и Белоруссии область, входящую исключительно в сферу польского влияния и польских культурно-экономических завоеваний, где интересы польской национальности должны быть предпочтены интересам общегосударственным»9. Сам Д.Н. Любимов, кстати говоря, за время своего пребывания на посту виленского губернатора (1906-1912 гг.) приобрел репутацию последовательного защитника русских государственных начал, всячески старавшегося не допускать сепаратистских поползновений. Его перевод из Виленской губернии (в апреле 1912 г. он был назначен директором Департамента государственных имуществ Главного управления землеустройства и земледелия) был встречен местным русским обществом с большим сожалением10.
А.П. Владимиров, автор ряда брошюр, посвященных рассмотрению религиозной ситуации в Северо-Западном крае, писал, что «в Вильне католичество играет более политическую роль, чем религиозную, и католическое духовенство более занимается политикой, чем религией» [2, с. 10]. В другой своей работе он утверждал: «Польские костелы, стоящие среди русского населения Западной России, являются польскими крепостями, в которых засела громадная польская сила, ведущая из них непрестанные наступления на окружающую их русскую народность. Командующие этой силой суть польские ксендзы; их воинства суть костельные братчики, "им же имя — легион"; их оружие — польский язык богослужения, польские молитвы и гимны, польская проповедь и вся
9 РГИА. Ф. 1284. Оп. Оп. 194. 1908 г. Д. 66. Л. 3 об.
10 См.: Окраины России. 1912. 14 апреля.
№ 15. С. 224.
костельная литература. Цель всей этой польско-костельной силы — истребление русской народности в Западной России» [1, с. 45]. В лексиконе официальных лиц и проправительственных публицистов появился такой термин, как «"располячи-вание" или "располячение" западно-русского костела». Тот же А.П. Владимиров отмечал: «Располячение западно-русского костела есть единственное средство поправить дело православия в северо-западном крае. Пока же будет оставаться здесь, среди русского и православного народа, польский костел, с польским ксендзом и польским языком в молитвах, гимнах, проповеди и всем костельном быте, дотоле все наши усилия поддержать в крае православие будут тщетны» [2, с. 89]. Ковенский губернатор С.П. Суходольский в отчете о состоянии губернии за 1896 г. развивал мысли о том, что «для более успешного обрусения литовцев необходимо прежде всего не допускать ополячивания Литвы и достигать того, чтобы литовец сознавал себя таковым; чтобы он, получив известное образование, не причислял себя, по крайней мере, во втором поколении, к польской народности, потому только, что он католик»11.
Едва ли власти в этой связи намеренно пытались «вбить клин» между поляками и представителями других групп населения Северо-Западного края, прежде всего литовцами, однако проявления подобного рода противоречий вызывали у них не особо скрываемое удовлетворение. А.П. Ро-гович, преемник С.П. Суходольского на посту ковенского губернатора, в отчете о состоянии губернии за 1899 г. отмечал: «Весьма важным признаком того, насколько, в ущерб польскому культурному влиянию, усилилось литовское движение, является состав нынешнего сельского духовенства Ковенской губернии. Во время мятежа (1863 г. — В.М.) духовенство было польское и явилось деятельным участником мятежного движения. В настоящее время ксендзы из поляков по происхождению составляют незначительное, вымирающее меньшинство, все же сельское духовенство, управляющее совестью на-
11 РГИА. Ф. 1282. Оп. 3. Д. 240. Л. 69.
рода, дети литовских крестьян. Они все, конечно, говорят по-польски, но крепко держатся за свою национальность, и где в одном приходе служат вместе ксендз поляк и ксендз литвин, они чаще всего плохо уживаются между собою главным образом из-за вопроса о языке <...> Если ныне обсуждать меры для сближения местного крестьянского населения с русской государственностью, то надо считаться в Ко-венской губернии вовсе не столько со старым, не имеющим будущности вопросом ополячения массы, сколько с более новым, но живучим и имеющим будущность вопросом литовского движения, то есть самостоятельного племенного и духовного обособления этой массы, которая, по мере своего развития, все с большей сознательностью будет стремиться к развитию родного языка и своей письменности»12.
Небезынтересны также суждения губернатора А.П. Роговича о национальном вопросе во вверенной его управлению губернии в отчете за 1900 и 1901 гг.: «Литовцы, составляющие все коренное крестьянское население губернии, представляются сплоченной массой, сохранившей в чистоте свой язык и самобытность и только в своих верхах (горожане, духовенство) ополяченную; масса же населения к русской народности не враждебна, но совершенно равнодушна и название "русский" для нее равносильно пока понятию "чужой". Поляки, т.е. все поземельное дворянство, горожане и мелкая земельная шляхта, Россию и все русское не любят, но привыкли подчиняться русской власти и сознают, что под русским владычеством им живется лучше, чем соплеменным им германским подданным; за исключением мелкой шляхты, местные поляки хорошо говорят по-русски, но в своем домашнем быту ревниво оберегают свой язык и склад жизни. Верить в возможность русско-польского сближения, которое иногда в русской печати выставляется возможным и даже будто бы начавшимся, мне кажется, не следует; русская и польская народности, разобщенные на почве вековой вероисповедной розни, едва ли соединимы. Отдельные проявления таких попыток со стороны поляков
12 РГИА. Д. 376. Л. 6 об. — 7.
должны быть оцениваемы по достоинству, как доказательство их благоразумия и правильного сознания собственной пользы, но я думаю, что русская правительственная власть не может пока еще соразмерить свои действия и мероприятия с мыслью о возможности такого сближения»13.
Всего по трем губерниям Северо-Западного края насчитывалось 1 709 198 католиков, из них в Ковенской губернии — 828 678 человек, в Виленской — 607 459 и в Гродненской — 273 12114. Православных в этих же губерниях, составлявших Литовскую православную епархию (до 1900 г., когда территория Гродненской губернии была выделена в отдельную епархию), числилось 1 291 798 человек: 41 696 человек в Ковенской губернии, 384 651 в Вилен-ской и 865 451 в Гродненской [4, с. 98]. Старообрядцев в Литве на тот момент было более 50 000 человек (примерно поровну в Виленской и Ковенской губерниях). Одними из самых высоких по империи в Северо-Западном крае, входившем в т.н. черту оседлости, были численность и удельный вес последователей иудейского исповедания. Общее число евреев (этот термин применялся тогда не в этническом, а в конфессиональном значении) здесь составляло около 820 000 человек. Численность протестантов была равна примерно 75 000 человек, значительное большинство которых — почти 60 000 — проживали в Ковенской губернии [5, с. 229].
Таким образом, национальный и конфессиональный состав населения Северо-Западного края был весьма пестрым. Православные при этом преобладали только в Гродненской губернии, находившейся за пределами той территории, которая, согласно современной классификации, относится к Прибалтике или Балтии. Сравнительно высокая абсолютная и относительная численность православных в Виленской губернии достигалась за счет ее восточных уездов с преобладавшим белорусским населением (Вилейского, Дис-ненского, Лидского, Ошмянского, отчасти Свенцянского). В Виленском и Трокском уездах преобладали католики, еще более явным их доминирование было в Ковен-
13 РГИА. Д. 545. Л. 163 об. — 164.
14 РГИА. Ф. 821. Оп. 125. Д. 312. Л. 33.
ской губернии. Впрочем, в Ковенской губернии, несмотря на неблагоприятные условия, позиции православия постепенно укреплялись. Если в 1882 г., по данным губернской статистики, в губернии числилось 30 630 православных, в 1892 г. их насчитывалось уже 40 250 человек15. Литовская православная епархия, образованная в 1839 г. — раньше, чем Рижская и Финляндская, — находилась в положении, во многом схожем с двумя последними: ее паства составляла на территории своего проживания конфессиональное меньшинство. Отличия состояли в том, что в Литовской епархии православное население в целом было значительно более многочисленным, имелось больше местностей с преобладанием православных жителей, но здесь речь идет опять же о епархии в целом. На территории собственно Литвы общая численность и удельный вес православных были едва ли выше, чем в Латвии, и определенно ниже, чем в Эстонии. При этом конфессиональное размежевание здесь более явно совпадало с этническим.
В целом литовское национальное движение, развивавшееся во второй половине XIX — начале ХХ в., при выработке собственной национальной повестки вынуждено было решать двоякую задачу: освобождение от польского культурного доминирования и, в то же время, сопро-
15 РГИА. Ф. 1284. Оп. 223. 1893 г. Д. 165. Л. 11 об. — 12.
тивление русификаторским тенденциям со стороны имперского центра. Это приходилось делать в сложных условиях территориально-административной раздробленности литовского этноса и пестроты этноконфессионального состава населения северо-западных губерний и уездов.
Список литературы
1. Владимиров А.П. История располячивания западно-русского костела. — М.: Унив. тип., 1896. — 168 с.
2. Владимиров А.П. О положении православия в Северо-Западном крае. — М.: Рус. обозрение, 1893. — 92 с.
3. Дякин В.С. Национальный вопрос во внутренней политике царизма (XIX — начало ХХ вв.). — СПб.: ЛИСС, 1998. — 1039 с.
4. Извеков НД. Исторический очерк состояния православной церкви в Литовской епархии за время с 1839-1889 г. — М.: печ. А.И. Снегиревой, 1899. — 552 с.
5. Киприанович ГЯ. Исторический очерк православия, католичества и унии в Белоруссии и Литве с древнейшего до настоящего времени. — Вильна: тип. И. Блюмовича, 1895. — 236 с.
6. Швец Л. От крестьянских этносов к современным нациям // Страны Балтии и Россия: общества и государства. — М.: Референдум, 2002. — 555 с.
7. Thaden E., ed. Russia's Western Borderlands. 1710-1870. — Princeton: Princeton univ. press, 1984. — 682 p.
