CC BY
13
просто, как кажется, потому что он живет не только на кончике языка человека, но и внутри него, но и внутри воды, земли и камня. Я верю, что там, в земле убыхов, ветка с веткой, камень с камнем и ручей с ручьем и сейчас еще продолжают говорить на том языке, на котором говорю я» [4, с. 25]. Сходно рассуждает (по сути, а не по форме) и Асиат: «Не было ничего у меня, кроме родного моего языка. Только один он, как живая душа, был рядом, был при мне, родное наречие матери и отца, ты на этой чужой земле не раз спасало меня от бед, грело теплом отцовского очага, давало мне ночью приют, а днем кусок хлеба. Пока не помыкается сам человек на чужой стороне, все одно не сможет понять этого счастья - говорить на родном языке с хорошими, добрыми земляками» [5, с. 88].
Очень близки в «Горсти земли» и в «Последнем из ушедших» и рассуждения о человеке и его судьбе. Зауркан Золак свидетельствует: «Боже, каким беззащитным и слабым кажется человек среди сыпучего безмолвия бесплодных песков! Бродяга ветер - собрат стервятника - свистит, наметая сифы, напоминающие язык сабель» [4, с. 150].
Асиат о своей судьбе и о народе: «Судьба, судьба, сколько же у тебя неизведанного, сколько у тебя нечаянного! Правду говорила бабушка Аруджан: «Жизнь, дочка, не имеет ни дна, ни крыши... твое счастье, если научишься понимать, что к чему» [5, с. 92]. Функционально близки и приводимые Б. Шинкуба сказка о муравье и притча о счастье Б. Тхайцухова. Нафиса, главная героиня «Горсти земли», рассказывает маленькому Толистанчику сказку о счастье. Это история о маленьком мальчике, который капризничал, не хотел есть то, что предлагала ему мать. А когда вернулся с работы усталый отец, мальчик с ревом вырвал из его рук кусок чурека. Отца расстроило поведение сына, и он лег спать без ужина. Когда отец непослушного малыша, встав рано утром, увидел чьи-то глубокие следы на снегу во дворе, очень удивился и решил пойти по следам и увидеть того, кто так рано покинул их дом. Шел он долго, наконец, пришел к подножью горы, остановился и крикнул:
- Не вижу никого, но знаю, ты здесь. Кто ты ни есть, покажись! Ты вышел из моего дома!
- Я твой насып - твое счастье.
На просьбу хозяина вернуться, он категорически отказался и предложил на выбор землю, скот или одежду. Отец мальчика решил посоветоваться с семьей. Родные долго решали, спорили и не могли прийти к единому мнению. Тут кто-то решил обратиться к молодой снохе, которая все время молчала. Сноха посоветовала попросить у незнакомца оставить в доме намыс, а остальное пусть забирает. Вернулся хозяин дома к подножью горы:
«- Насып, - кричит, - послушай! Не надо мне никакого богатства, раз покинул мой дом. Одно прошу - оставь нашей семье намыс, исполни одно мое желание, как обещал.
- Вместе с намысом мне надо возвращаться к тебе, - ответил все тот же голос.
Библиографический список
- А почему? - удивился отец мальчика.
- А вот почему. Где намыс, там и счастье, они неразлучны. Придется мне возвращаться к тебе, как обещал» [5, с. 166].
Такую притчу рассказала Нафиса своему внуку. А в сказке о муравье, с которой мы сталкиваемся в романе «Последний из ушедших» рассказывается о человеке, который понимал языки всех животных. Однажды, идя по лесу, он случайно наступил на муравья. Муравей рассердился и обозвал человека дураком. «Услышав это, человек поймал муравья и, положив на ладонь, с удивлением стал рассматривать его:
- Какая у тебя большая голова!
- Это чтоб куда было прятать ум, - сказал муравей.
- А почему у тебя такая тонкая талия?
- А потому, что я живу не ради того, чтобы есть, а ем ради того, чтобы
жить.
- Сколько же ты съедаешь за целый год?
- На один год мне хватает одного пшеничного зерна, - сказал муравей.
- Хорошо. Посмотрим, хватит ли тебе на год одного зерна, - сказал человек и посадил муравья в коробочку, бросив ему зерно пшеницы.
Через год, вспомнив о муравье, он открыл коробочку и с удивлением увидел, что муравей съел за год только ползерна.
- Почему ты съел только ползерна? - спросил человек.
- Потому что тот глупый человек, который без всякой вины бросил меня в эту темницу, мог вспомнить обо мне не через год, а через два, и я на всякий случай оставил ползерна, - ответил муравей» [4, с. 23].
В обоих романах очень много пословиц, поговорок, примет, образных речений (многие из них совпадают буквально). Например: «В холодный год и ласточки не летают»; «Крепость духа важнее, чем крепость ребер»; «Когда терпение ушло, подошла могила»; «Хвост собаки хоть в колоду зажми - все равно прямой не станет»; «Одному срубили руку в бою, а ему все мерещилось, что пальцы её шевелятся и болят»; «Аллах избавил голого от того, чтобы стирать белье»; «Коронуют голову, а не ноги» и др.
Таким образом, романы Б. Тхайцухова «Горсть земли» и Б. Шинкуба «Последний из ушедших», синтезируя в своей композиции исторический, этнографический, фольклорный материал, отмечены неповторимой национальной образностью, и это делает их интересными и самобытными. Абхазская и абазинская проза достигли определенных успехов в развитии эпических жанров романа и повести, в чем немалую роль сыграло обращение писателей, в данном случае Б. Шинкуба и Б. Тхайцухова, к этно-художественным и философ-ско-нравственным традициям народа, способствовавшему углублению историзма художественного мышления и психологизма образов. Примером тому является произведения «Последний из ушедших» Б. Шинкуба и «Горсть земли» Б. Тхайцухова.
1. Бигуаа В.А. Абхазский исторический роман. История. Типология. Поэтика. Москва, 2003.
2. Авидзба В.Ш. Абхазский роман. Сухум, 1997.
3. Дзамыхова М.К. Философско-нравственные и жанровые искания Б. Тхайцухова в контексте развития абазинской литературы 60 - 80-х годов. Автореферат диссертации ... кандидата филологических наук. Черкесск, 1998. Available at: https://www.dissercat.com/content/filosofsko-nravstvennye-i-zhanrovye-iskaniya-b-tkhaitsukhova-v-kontekste-razvitiya-abazinsko
4. Шинкуба Б. Проза. Последний из ушедших. Москва, 1988.
5. Тхайцухов Б. Горсть земли. Черкесск: Карачаево-Черкесское книжное издательство, 1993.
References
1. Biguaa V.A. Abhazskij istoricheskijroman. Istoriya. Tipologiya. Po'etika. Moskva, 2003.
2. Avidzba V.Sh. Abhazskij roman. Suhum, 1997.
3. Dzamyhova M.K. Filosofsko-nravstvennye i zhanrovye iskaniya B. Thajcuhova v kontekste razvitiya abazinskoj literatury 60 - 80-h godov. Avtoreferat dissertacii ... kandidata filologicheskih nauk. Cherkessk, 1998. Available at: https://www.dissercat.com/content/filosofsko-nravstvennye-i-zhanrovye-iskaniya-b-tkhaitsukhova-v-kontekste-razvitiya-abazinsko
4. Shinkuba B. Proza. Poslednij iz ushedshih. Moskva, 1988.
5. Thajcuhov B. Gorst'zemli. Cherkessk: Karachaevo-Cherkesskoe knizhnoe izdatel'stvo, 1993.
Статья поступила в редакцию 03.05.21
УДК 812
Cheerchiev M.Ch., Doctor of Sciences (Philology), Professor, Department of General Linguistics, Dagestan State Pedagogical University (Makhachkala, Russia),
E-mail: [email protected]
FEATURES OF CORRELATION OF NOUNS WITH LEXICAL AND GRAMMATICAL CATEGORIES IN RUSSIAN AND DAGESTAN LANGUAGES. The article aims to illustrate the features of the correlation of nouns with lexical and grammatical categories in the Russian and Dagestan languages. The correlation of nouns with lexical and grammatical categories in the Russian and Dagestan languages has different motivations. In the Russian language, nouns are correlated with the lexical and grammatical category of animate - inanimate. In the Dagestani languages, nouns are correlated with the lexical and semantic category class of people - not people (or class of person - not a person). The author concludes that the correlation of nouns with lexical and grammatical categories in the Russian and Dagestan languages has not only a different semantic basis, but also a different grammatical nature. The semantic field for correlating nouns with a particular category in the Dagestani languages is the dichotomy "intelligent beings - non-intelligent beings", as well as "living and inanimate nature", or the dichotomy "man - not man". At the same time, the correlation of nouns with one or another category in the Dagestani languages does not affect the case inflection.
Key words: lexico-grammatical category, semantic basis, animate and inanimate, category of people and not people.
М.Ч. Чеерчиев, д-р филол. наук, проф., Дагестанский государственный педагогический университет, E-mail: [email protected]
ОСОБЕННОСТИ СООТНЕСЕННОСТИ ИМЕН СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫХ С ЛЕКСИКО-ГРАММАТИЧЕСКИМИ РАЗРЯДАМИ В РУССКОМ И ДАГЕСТАНСКИХ ЯЗЫКАХ
Данная статья имеет цель проиллюстрировать особенности соотнесенности имен существительных с лексико-грамматическими разрядами в русском и дагестанских языках, которая в русском и дагестанских языках имеет разную мотивацию. В русском языке имена существительные соотнесены с лек-сико-грамматическим разрядом одушевленности - неодушевленности, в дагестанских же языках - с лексико-семантическим разрядом класс людей - не людей (или класс человек - не человек). Автор делает вывод о том, что соотнесенность имен существительных с лексико-грамматическими разрядами в русском и дагестанских языках имеет не только различную семантическую основу, но и разную грамматическую природу Семантическим полем для соотнесения имен существительных с тем или иным разрядом в дагестанских языках является дихотомия «разумные существа - неразумные существа», а также «живая и неживая природа» (или дихотомия «человек - не человек»). При этом соотнесенность имен существительных с тем или другим разрядом в дагестанских языках на падежное словоизменение не влияет
Ключевые слова: лексико-грамматический разряд, семантическая основа, одушевленность и неодушевленность, разряд люди - не люди.
Будучи наиболее консервативной частью языка, морфология менее всего подвержена внешнему влиянию и наиболее устойчива. В силу этого специфика каждого языка проявляется, прежде всего, в его морфологическом строе. Как известно, на этом основании строится и морфологическая классификация языков.
Под морфологией понимаем характер словоизменения в языке или его отсутствие, наличие тех или иных морфологических категорий, характеризующих грамматическую природу языка, характер взаимоотношений между морфемами в пределах слова (агглютинация, фузия, инкорпорация); сюда же следует отнести также лексико-грамматическую соотнесенность лексики, поскольку она в известной степени определяет морфологическую природу слова, прежде всего в части падежного словоизменения [1 - 5].
В отношении лексико-грамматической соотнесенности слов различные языки обнаруживают порой значительные расхождения в части ее мотивации с тем или иным лексико-грамматическим разрядом. Такие расхождения обнаруживаются также между русским и отдельными дагестанскими языками, что во многом осложняет усвоение морфологии русского языка учащимися-дагестанцами. Так, например, дагестанским учащимся не совсем понятно, почему слова отец, брат, сестра, человек, с одной стороны, и корова, лошадь, овца, с другой, в русском языке отвечают на один и тот же вопрос - «кто?». В родном языке дагестанцев первая и вторая группа слов отвечают на разные вопросы, вернее, к этим словам ставятся разные вопросы.
В русском языке, как известно, имена существительные соотнесены с лек-сико-грамматическим разрядом одушевленности - неодушевленности. В дагестанских же языках имена существительные соотнесены с лексико-семантиче-ским разрядом класс людей - не людей (или класс человек - не человек).
В русском языке этот разряд следует охарактеризовать как лексико-грам-матический, так как такая соотнесенность определяет грамматическую природу слова, прежде всего в части падежного словоизменения. Кроме того, такое распределение имен существительных по лексико-грамматическим разрядам происходит на семантически ином основании, чем в дагестанских языках. Семантическим основанием для соотнесения имен существительных с тем или другим лексико-грамматическим разрядом в русском языке является противопоставление семантики «живые существа», с одной стороны, и «предметы, понятия, явления живой и неживой природы», с другой. Это и служит основанием для противопоставления одушевленных и неодушевленных имен существительных.
«В основе разделения существительных на одушевленные и неодушевленные лежит бытовое представление о живом и неживом, - отмечает И.П Ми-лославский, - не совпадающее, однако, с биологическими представлениями. Так, существительные, обозначающие растения, считаются неодушевленными, а существительные, обозначающие животных и человека, - одушевленными. Поскольку данное деление существительных проведено по принципу «наличие признака (одушевленность) - отсутствие признака (неодушевленность)», этот признак, конечно же, является обязательным. Однако поскольку одушевленность - неодушевленность является признаком номинативным, для признания его грамматическим необходима еще и регулярность» [3, с. 53 - 54].
Соотнесенность имен существительных с разрядом одушевленность в русском языке мотивирована лишь тем основанием, что эти слова обозначают живые существа независимо от их разумности или неразумности. Таким образом, наличие или отсутствие разума у обозначаемых этими словами существ на соотнесение этих слов с тем или иным лексико-грамматическим разрядом влияния не оказывает. Поэтому к разряду одушевленных относятся, с одной стороны, слова дедушка, брат, сестра, учительница, летчик и т.д., с другой стороны, к этому же разряду относятся слова, обозначающие неразумные существа: кошка, лиса, осел, синица, петух, соловей и т.д. Причем эти слова отвечают на один и тот же вопрос - «кто?».
В.В. Виноградов писал: «Не приходится смущаться «мифологичностью» терминов «одушевленный» предмет и «неодушевленный» предмет - «категория одушевленности и неодушевленности». Языковая техника, отражая предшествующие стадии мышления, не всегда отвечает требованиям современной научной идеологии. Например, различие органической, живой и неорганической природы
не находит отражения в грамматике современного языка (растение, дуб, клен, липа, тростник и т.п. оказываются для языка «предметами неодушевленными»). В английском языке даже названия животных не включаются в категорию одушевленности, суживающуюся, таким образом, до границ категории лица. В самом русском литературном языке категория одушевленности в ее нынешнем виде сложилась не ранее XVI - XVII вв.» [1, с. 80].
Таким образом, в основе соотнесенности имен существительных с разрядом одушевленности и неодушевленности в русском языке лежит не дифференциация окружающего мира на органический и неорганический, на живую или неживую природу. Соотнесенность имен существительных с разрядом одушевленности - неодушевленности в русском языке базируется на дифференциации окружающего мира, прежде всего на «живые существа», с одной стороны, и «понятия, предметы, явления живой и неживой природы», с другой. Следовательно, соотнесенность имен существительных с лексико-грамматическим разрядом одушевленности - неодушевленности в русском языке мотивировано противопоставлением понятия «живые существа» - «неживые существа», еще точнее -«существа» - «не существа».
В эту дихотомию «не вмещаются» слова ангел, сатана, черт, кикимора, домовой, которые говорящие осознают как обозначающие живые существа. Сюда же следует отнести также слова мертвец, с одной стороны, и труп, с другой.
Совершенно иным образом мотивирована соотнесенность имен существительных с лексико-семантическим разрядом в дагестанских языках. Прежде всего, данный разряд в дагестанских языках следует охарактеризовать как лекси-ко-семантический, поскольку дифференциация слов по разрядам в этих языках основана на семантике и не влечет за собой грамматических последствий, как это имеет место в русском языке.
Как было отмечено выше, в дагестанских языках, в отличие от русского языка, имена существительные соотносятся с лексико-семантическим разрядом класс людей - не людей. Имена существительные в дагестанских языках соотносятся с тем или иным разрядом на основе принципа восприятия обозначаемого данным существительным объекта как живого разумного существа или неразумного существа, а также понятий и предметов живой и неживой природы.
К разряду имен существительных класса людей в дагестанских языках относятся слова, обозначающие живые разумные существа, а также мифические существа, осознаваемые как разумные. При этом следует отметить, что разумными воспринимаются только те мифические существа, которые в сознании дагестанцев ассоциируются с добром, разумом, то есть с мелиоративной характеристикой. Так к именам существительным класса людей относятся: арчин. ушду, агул, чу, рут. шу, цахур. чодж, хиналуг. цсы, крыз. шид, удин, вичи, ахвах., карат. вацци, авар., чамал. вацц - «брат»; цез. жек1у, гинух. рек1ве, гунз. сук1у, багв. або, цез. обу, хварш. оба, лезг. буба, таб. аба, хиналуг. бый, крыз. баьй, авар. эмен, дарг. дудеш - «отец»; авар. нус, анд. нуса, арчин. нусттур, лезг свас, табас. сус, цахур. сос, будух. суз - «невеста, сноха»; карат. тинд, чамал. ила, бежт. ийо, авар. эбел, дарг. неш, лезг. диде - «мать» и т.д.
К разряду класса людей относятся также названия божеств и мифических существ, осознаваемых дагестанцами как разумные: авар. бечед, дарг. халабчав, лак. звал, лезг гъуцар, табас. умчар, хиналуг. гъцар, удин. бихаджух - «бог». К этому же разряду относится слово Аллагь - «Аллах» во всех дагестанских языках.
В дагестанских языках в разряд класса людей относятся слова дарг. ма-лайк, ахвах. малеке, авар. малаик- «ангел». В аварском языке слова албаст1и, хъарт со значением «ведьма», хотя и обозначают существа с негативными, ней-оративными характеристиками, как и слово х1урулг1ин «добрая фея, райская дева», относятся к разряду класса людей. Такое соотнесение следует объяснить тем, что слова албаст1и, хъарт, х1урулг1ин, как и слово малаик, носителями языка ассоциируются больше с человеком, чем с другим животным миром. По этой причине, видимо, эти слова вводятся в семантическое поле «человек».
«С известным основанием логично сказать, - замечает С.М. Хайдаков, -что функционирование именных классов опосредовано функционированием семантических полей, то есть семантические поля являются тем фундаментом,
на котором базируются соответствующие именные классы, поскольку последние состоят из соответствующих семантических полей» [4, с. 19].
Следовательно, в основе соотнесения имен существительных с лекси-ко-семантическим разрядом в дагестанских языках лежит принцип семантического поля, в соответствии с которым происходит противопоставление понятий разумное существо и остальная неразумная природа, т.е. человек - не человек.
Отсюда становится очевидным, какие слова могут быть соотнесены с разрядом не людей: это слова, обозначающие денотат «не человек». И в самом деле, к разряду не людей относятся слова, обозначающие понятия, предметы и явления живой и неживой природы, а также живые неразумные существа и мифические существа, осознаваемые как неразумные. Ко всем существительным разряда класс не людей ставится один вопрос. Что касается существительных разряда класс людей, то постановка вопроса к ним зависит от категории грамматического класса этого существительного. Например, в аварском: вац - «брат», вопрос щив?, яц - «сестра», вопрос щий?
К разряду класса не людей в дагестанских языках относятся имена существительные, обозначающие предметы, понятия, явления живой и неживой природы: агул. йиз, табас., лезг йис, хинал. уьс, цах. сен, рут. сын, крыз. саьн, арчин. сан, лак. шин, авар. сон, анд. решин - «год»; авар. зоб, бежт. гъас, цез. ас, гунз. гьас, лак. ссав, лезг. ццав, агул., крыз. зав, хиналуг. дзо - «небо»; дарг урк1и, лак. дак1в, арчин. ик1в, лезг рик1, табас. йук1, цах. йик1, удин. ук, ава. рак1 - «сердце»; лезг. кул, цахур. кыль, хиналуг кул, крыз. кел, авар. квер - «рука». К этому же разряду относятся имена существительные, обозначающие живые неразумные существа: авар. цер, ахвах. шира, карат. саре, тинд. сари, багвал. сар, анд. сор, бежт. сара, цез. зиру, гинух. зеру, лак. цулч1а, лезг сик1, крыз. сакул- «лиса»; цахур. вуч1е, табас. лич1, агул. луч1, авар. бече, бежт. бише, цез. меши, ахвах. буша - «теленок»; дарг. синка, чамал. сегьин, ботл. син, годоб. сигьин, анд. сейи, бежт. си, цез. зей, гинух. зе, гунз. сы, авар. ци - «медведь»; авар. кето, ботл. гиду, анд. геду, бежт. гедо, гунз. геду, дарг. гата, лак. ччиту, лезг ккац, будух. кач - «кошка».
Как уже отмечалось, к разряду класса не людей также относятся имена существительные, обозначающие мифические существа с пейоративной, негативной характеристикой: шайт1ан- «черт», иблис- «сатана», аждагьа, азда-гьо - «дракон».
Относительно соотнесения имен существительных с семантическими разрядами в дагестанских языках З.М. Загиров замечает: «Здесь (в дагестанских языках - М.Ч.) существительные различаются по классу людей и не людей (вещей, животных, птиц, рыб, насекомых, явлений и т.д.)». Следовательно, категория класса людей в дагестанских языках не полностью соответствует категории одушевленности в русском языке, категория неодушевленности в русском языке также не соответствует категории класса не людей в дагестанских языках» [2, с. 19].
Следовательно, имена существительные в дагестанских языках соотносятся с лексико-семантическим разрядом класса людей и не людей, прежде всего, на основании их семантики, вернее, в зависимости от того, какой характеристикой наделяют называемые этими словами объекты носители языков. Так, мифические существа, которые в действительности существовать не могут, воспринимаются говорящими как реально существующие и наделяются позитивной или негативной характеристикой. И только на этом основании слова, обозначающие мифические существа, соотносятся с тем или иным лексико-семантическим разрядом.
Примечательно, что позитивная и негативная характеристика объектов, обозначаемых словами с семантикой «человек», на их соотнесенность с лек-сико-семантическим разрядом никак не влияет. Например, в аварском: гьудул -«друг», вехь - «чабан», мадугьал - «сосед» с позитивной характеристикой и ц1огьор - «вор», х1алихьат - «негодяй», г1абдал - «дурак» с негативной характеристикой одинаково относятся к разряду класса людей.
Соотнесенность с тем или другим разрядом различным образом влияет на падежное словоизменение имен существительных в русском и дагестанских языках. В русском языке, как известно, у некоторых существительных мужского рода одушевленные и неодушевленные формы винительного падежа различаются, например:
И. п. отец, волк, стол, дом Р п. отца, волка, стола, дома Д. п. отцу, волку, столу, дому В. п. отца, волка, стол, дом.
В дагестанских же языках соотнесенность с лексико-грамматическим разрядом на падежное словоизменение имени существительного никак не влияет. Например, в аварском:
И. п. эмен - «отец» вас - «сын» х1ама - «осел» рак1 - «сердце» Эрг п. инсуца васас х1амица рак1алъ
Род. п. инсул васасул х1амил рек1ел
Дат. п. инсусе васасе х1амие рек1ее
Таким образом, соотнесенность имен существительных с лексико-грамма-тическим разрядом в дагестанских языках осуществляется на разных основаниях: семантическим полем для такой соотнесенности в русском языке служит дихотомия живые существа - живая и неживая природа, вернее, существа - не существа. Причем, соотнесенность с тем или иным разрядом отражается на падежном словоизменении в русском языке.
Семантическим же полем для соотнесения имен существительных с тем или иным разрядом в дагестанских языках является дихотомия разумные существа - неразумные существа, а также живая и неживая природа, вернее дихотомия человек - не человек. При этом соотнесенность имен существительных с тем или другим разрядом в дагестанских языках на падежное словоизменение не влияет.
Библиографический список
1. Виноградов В.В. Русский язык (грамматическое учение о слове). Москва, 1972.
2. Загиров З.М. Сопоставительная грамматика русского и дагестанских языков. Махачкала, 2002.
3. Милославский И.Г. Морфологические категории современного русского языка. Москва, 1981.
4. Хайдаков С.М. Принципы именной классификации в дагестанских языках. Москва, 1980.
5. Чеерчиев М.Ч. Семантическая структура пословиц и поговорок закатальского диалекта аварского языка. Мир науки, культуры, образования. 2020; № 5 (84): 319 - 321.
References
1. Vinogradov V.V. Russkijyazyk (grammaticheskoe uchenie o slove). Moskva, 1972.
2. Zagirov Z.M. Sopostavitel'naya grammatika russkogo idagestanskih yazykov. Mahachkala, 2002.
3. Miloslavskij I.G. Morfologicheskiekategoriisovremennogorusskogoyazyka. Moskva, 1981.
4. Hajdakov S.M. Principy imennojklassfikacii v dagestanskih yazykah. Moskva, 1980.
5. Cheerchiev M.Ch. Semanticheskaya struktura poslovic i pogovorok zakatal'skogo dialekta avarskogo yazyka. Mir nauki, kultury, obrazovaniya. 2020; № 5 (84): 319 -
321.
Статья поступила в редакцию 15.04.21
УДК 070.133
Sagitov G.M., MA student, Dagestan State University (Makhachkala, Russia), E-mail: [email protected]
Ibragimova P.A., Cand. of Sciences (History), senior lecturer, Dagestan State University (Makhachkala, Russia), E-mail: [email protected]
JOURNALIST AND SOURCE OF INFORMATION: LEGAL ASPECT. The article deals with claims related to the protection of honor, dignity and business reputation of the information spread by a journalist about a citizen or organization is true. The researchers are talking about duties of a journalist to preserve the confidentiality of information and its source, which are spelled out in all ethical codes and are not questioned by the professional community. A number of laws are considered that imply that information about personal data, family relations, health status, property status is private and inviolable. Special attention is paid to the Law of the Russian Federation "On Mass Media", which stipulates that failure to comply with their duties as a journalist entails criminal, administrative and disciplinary liability.
Key words: journalist, mass media, ethics, lawsuit, code, rights, obligations, charter, editorial board.
Г.М. Сагитов, магистрант, ФГБОУ ВО «Дагестанский государственный университет», г. Махачкала, E-mail: [email protected]
П.А. Ибрагимова, канд. ист. наук, доц., ФГБОУ ВО «Дагестанский государственный университет», г. Махачкала,
E-mail: [email protected]
