CC BY
130
6. Приложение к всеподданнейшему отчету вятского губернатора за 1897 г. [Текст]. Вятка, 1898. С. 76.
7. ГАКО. Ф. 574. Оп. 2. Д. 466. Л. 108.
8. ГАКО. Ф. 811. Оп. 1. Д. 672; Ф. 811. Оп. 1. Д. 669; Ф. 811. Оп. 1. Д. 428; Ф. 811. Оп. 1. Д. 515; Ф. 811. Оп. 1. Д. 513; Ф. 811. Оп. 1. Д. 667.
9. ГАКО. Ф. 811. Оп. 1. Д. 669. Л. 2об.-3.
10. ГАКО. Ф. 237. Оп. 15е. Д. 566. Л. 1.
11. Гагарин, Ю. В. Старообрядцы [Текст] / Ю. В. Гагарин. Сыктывкар, 1973. С. 31.
12. Там же.
13. ГАКО. Ф. 237. Оп. 15и. Д.345. Л.11.
14. Там же. Оп. 15е. Д. 723. Л. 1.
15. Там же. Оп. 15д. Д. 1003. Л. 1об.; ГАКО. Ф. 237. Оп. 15е. Д. 597. Л. 1.
16. Там же. Оп. 15е. Д. 430. Л. 1об.; ГАКО. Ф. 237. Оп. 15е. Д. 432. Л. 1об.
17. ГАКО. Ф. 237. Оп. 203. Д. 5424. Л. 9об.
18. ГАКО. Ф. 811. Оп. 1. Д. 668. Л. 4-4об.
19. Щапов, А. Русский раскол старообрядчества [Текст] / А. Щапов. Казань, 1859. С. 392.
20. ГАКО. Ф. 1125. Оп. 1. Д. 2. Л. 9об.-10.
21. ГАКО. Ф. 208. Оп. 1. Д. 787. Л. 16.
22. Там же. Л. 14.
23. ГАКО. Ф. 582. Оп. 26. Д. 1009. Л. 87.
24. ГАКО. Ф. 811. Оп. 1. Д. 515. Л. 24об.
25. Там же. Д. 672. Л. 9.
26. Шахов, М. О. Старообрядчество, общество, государство [Текст] / М. О. Шахов. М., 1998. С. 25.
27. Костомаров, Н. История раскола у раскольников [Текст] / Н. Костомаров // Вестник Европы. 1871. № 4. С. 469-470, 499.
28. Сельскохозяйственный и экономический быт старообрядцев (по данным анкеты 1909 г.) [Текст]. М., 1910. С. 201-202.
29. Мельников, Ф. Е. Краткая история древлепра-вославной (старообрядческой) церкви [Текст] / Ф. Е. Мельников. Барнаул, 1999. С. 373.
30. ГАКО. Ф. 270. Оп. 1. Д. 121. Л. 1об.
31. ГАКО. Ф. 1122. Оп. 1. Д. 3. Л. 46.
32. Российский государственный исторический архив (далее - РГИА). Ф. 797. Оп. 40. Д. 143. Л. 4об.
33. ГАКО. Ф. 270. Оп. 1. Д. 187. Л. 2об.
34. РГИА. Ф. 797. Оп. 40. Д. 143. Л. 6.
35. ГАКО. Ф. 811. Оп. 1. Д. 515. Л. 8.
36. РГИА. Ф. 811. Оп. 40. Д. 143. Л. 7.
37. ГАКО. Ф. 811. Оп. 1. Д. 382. Л. 19об.-20.
38. ГАКО. Ф. 582. Оп. 26. Д. 1009. Л. 40.
39. Там же. Л. 40об.
40. ГАКО. Ф. 1125. Оп. 1. Д. 2. Л. 43.
41. ГАКО. Ф. 811. Оп. 1. Д. 428. Л. 7об.
42. Там же. Д. 591. Л. 18.
43. ГАКО. Ф. 274. Оп. 1. Д. 4. Л. 2об.
44. Обзор Вятской губернии за 1905 г. Приложение к всеподданнейшему отчету вятского губернатора [Текст]. Вятка, 1906. С. 71.
45. РГИА. Ф. 803. Оп. 10. Д. 84. Л. 101об.-104; ГАКО. Ф. 811. Оп. 1. Д. 668. Л. 16; ГАКО. Ф. 811. Оп. 1. Д. 672. Л. 13; ГАКО. Ф. 811. Оп. 1. Д. 669. Л. 13об.-14; РГИА. Ф. 803. Оп. 10. Д. 84. Л. 12, 59об.-60; ГАКО. Ф. 208. Оп. 1. Д. 170. Л. 5об.
46. ГАКО. Ф. 237. Оп. 74. Д. 2246. Л. 3.
47. ГАКО. Ф. 273. Оп. 1. Д. 4. Л. 9.
48. ГАКО. Ф. 811. Оп. 1. Д. 513. Л. 26.
Е. Г. Костина
ОСОБЕННОСТИ ПРОВЕДЕНИЯ ПЕРЕСЕЛЕНЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ В ВЯТСКОЙ ГУБЕРНИИ В ХОДЕ СТОЛЫПИНСКОЙ АГРАРНОЙ РЕФОРМЫ
В статье говорится об осуществлении одного из наиболее удачных направлений столыпинской аграрной реформы - переселении крестьян из Европейской России за Урал, в Сибирь. Основное внимание уделено анализу особенностей реализации переселенческой политики в Вятском регионе.
Одним из важнейших направлений в ходе реализации столыпинской аграрной реформы явилась переселенческая политика правительства. В период после отмены крепостного права правительство всячески тормозило процесс переселения из-за боязни массового ухода крестьян с насиженных мест, что, в свою очередь, скажется на вздорожании рабочих рук в европейской части России.
Кардинальный поворот в переселенческой политике правительства произошел во время революции 1905-1907 гг. Положением Совета министров от 10 марта 1906 г. льготное переселение с получением ссуд на переезд и обустройство было распространено практически на всех желающих. Были сняты почти все ограничения, кроме необходимости посылки ходоков для изучения местности и зачисления земли. В «Известиях земского отдела МВД» от имени Главного управления землеустройства и земледелия говорилось: «Главнейшее значение нового порядка заключается в том, что вместо искусственного подбора переселенцев правительством и крестьянскими учреждениями из известных районов и сообразно признанию действительной нужды в переселении по малоземелью - этот способ улучшения быта предоставляется всем желающим... Основным началом образования контингента переселенцев и распределения его по районам выхода и водворения признаётся в самом законе не что иное, как собственная инициатива и экономический расчёт каждого переселяющегося хозяина» [1].
Вслед за указом 10 марта 1906 г. было образовано 12 переселенческих районов, которые совпадали с административными границами губерний и областей Азиатской России. Во главе каждого района был поставлен заведующий, который руководил землеотводными, межевыми, гидротехническими, строительными и дорожными работами, водворением переселенцев и оказанием им помощи. Там, где переселенческих участков
КОСТИНА Елена Геннадьевна - кандидат исторических наук, доцент по кафедре отечественной истории ВятГГУ
© Костина Е. Г., 2008
было мало (как, например, в Вятской губернии), водворением новосёлов заведовали земские начальники.
19 сентября 1906 г. последовал указ о передаче под переселение части кабинетных земель на Алтае. А 4 марта 1911 г. переселение крестьян было объявлено свободным и нерегулируемым в любые районы по собственному выбору крестьян, опять же только после обязательного осмотра земель ходоками.
Основной причиной переселенческой политики правительства с экономической точки зрения большинство исследователей считали борьбу с малоземельем. Однако для Вятской губернии этой проблемы как таковой не существовало. Ещё в конце XIX в. один из старейших земских статистиков Н. Н. Романов указывал, что недостатка пахотной земли в местах выселений в Вятской губернии вообще нет, а скорее есть её излишек, который крестьяне не в состоянии засевать и обрабатывать [2]. Той же мысли придерживался экономист А. А. Кауфман: переселенцев выпускали такие губернии (в том числе и Вятская), где об избытке рабочих рук и малоземелье не может быть и речи; где, наоборот, значительная часть удобной площади остаётся ещё неразработанного, где количество земли далеко превышает потребности и рабочую способность наличного населения, и земледелие страдает скорее от недостатка в рабочих руках, чем от их избытка [3]. На деле выселения только увеличивали земельные наделы, но не изменяли их состава.
Правительство ассигновало немалые средства на устройство переселенцев на новом месте, медицинское обслуживание, общественные нужды, перевозку, прокладку дорог и прочее. Но денег на достойную реализацию задуманного мероприятия все-таки не хватало. Путевые ссуды и пособия отпускались только лицам, обеспечившим себя землёй и переселяющимся «в те трудные для водворения районы, скорейшее заселение коих является в государственных интересах особенно необходимым» [4]. Вятская губернская землеустроительная комиссия предоставляла бесплатный проезд в Сибирь только семьям, следующим на Дальний Восток или в Западную Сибирь и Степной край, если с выселением их связано хуторское расселение остающихся на родине однообщественников; а также участникам рус-ско-японской войны 1904-1905 гг. [5]
Стоимость проезда всех прочих переселенцев также оплачивалась за счёт кредитов Переселенческого управления, но уже не безвозвратным пособием, а в виде путевой ссуды. Согласно Правилам о переселении ссуды выдавались только нуждающимся и лишь в размере действительно выясненной потребности [6].
Ближайшее заведование переселенческим делом на местах выхода - формирование партий и
их отправка - находилось в руках уездных землеустроительных комиссий «под наблюдением и объединяющим руководством губернских комиссий и при содействии органов крестьянского управления» [7]. Именно в их обязанности входило рассмотрение ходатайств крестьян о предоставлении им свидетельств на бесплатный проезд и о разрешении путевых пособий. Также комиссии вели посредническую деятельность между переселенцами и местами их выдела по продаже наделов, взысканию долгов с переселенцев [8]. При назначении ссуд и пособий непременным условием было улучшение землепользования, а доказательством действительного намерения крестьян осуществить землеустройство признавалось перенесение усадеб и работа по устройству нового хозяйства. Средний размер ссуды на одного домохозяина с каждым годом возрастал, размер же безвозвратных пособий падал начиная с 1908 г., но общая сумма правительственной помощи оставалась на прежнем уровне, составляя в среднем около 80 р. на домохозяина [9].
При рассмотрении ходатайств об оказании содействия при переселении комиссии в первую очередь удовлетворяли просьбы малоземельных крестьян тех селений, которые перешли к единоличному владению, устанавливая, таким образом, тесную связь между переселением и внутрина-дельным землеустройством.
Переселенцы из Вятской губернии получали путевые ссуды также в переселенческих пунктах Амурской, Енисейской и других областей из кредита по параграфу 14 ст. 2 сметы Главного управления землеустройства и земледелия по ведению переселенческого дела от 2 до 10 р. Так, в 1913 г. 48 чел. получили путевую ссуду сроком на 1 год [10]. Одним из распространённых вопросов со стороны переселяющихся был: следует ли возвращать ссуду, если переселение не удалось и крестьянин вернулся на родину? По этому поводу давались циркулярные указания уездным съездам и земским начальникам, в которых разъяснялось, что условия возврата переселенческих ссуд должны сохранять свою силу независимо от того, остались ли переселенцы на местах нового водворения или возвратились обратно на родину в пределы Европейской России [11].
Взыскание ссуд с неудавшихся переселенцев было делом сложным и длительным. Приведём фрагмент акта, составленного пинюжанским волостным старшиной по поводу взыскания путевой ссуды в размере 2 р. 80 к. с крестьянина д. Хо-ричи Л. А. Ситникова: «...Ситников категорически отказывается, ссылаясь на неимение у него каких бы то ни было средств и имущества. По произведенному лично досмотру и дознанию оказалось, что Ситников... положительно никакого имущества не имеет, ниоткуда дохода не получа-
ет и в услужении нигде не находится, хозяйства не ведёт» [12]. Как указывалось, такой крестьянин был не единственным в губернии, продавшим всё на родине и бросившимся за призрачным сибирским счастьем. Бывали случаи, когда за неплатёж переселенческой ссуды власти производили оценку и конфискацию имущества крестьян. Так у жителя поч. Мишкина Труда Шараганской волости А. Я. Колбина в счёт выплаты пятирублёвой ссуды был отобран самовар [13].
С момента начала военных действий в ходе Первой мировой войны и мобилизации крестьянского населения Переселенческим управлением были предусмотрены также некоторые виды помощи при переселении тем семьям, члены которых призывались на военную службу (право получать ссуды на обзаведение хозяйством в первую очередь, причём сверх нормы и по истечение трёх лет по водворении; под бесплатное на общих основаниях заселение семьями мобилизованных было разрешено обратить до половины лучшего земельного фонда, заготовленного для продажи) [14].
На вопрос о социальной принадлежности переселяющихся за Урал и в Сибирь в исторической литературе нет однозначного ответа [15]. Из Вятской губернии, как показывают архивные материалы, переселялись в основном бедные крестьяне. В качестве характерного примера приведём цитату из прошения о переселении одного из крестьян Вятского уезда: «В нашем селении... совсем жить стало трудно, так как нет у нас ни лесу, ни покосу, почва на полях совсем высохла, хлебы родиться не стали, потому что землю удаб-ривать нечем. Солома у нас идёт для отопления печей... Строения наши совсем стали ветхие. Заработков вблизи нас нет. Заводы и фабрики от нас далеко...» [16]. В сведениях об имущественном положении переселенцев чаще всего фигурируют однолошадные, однокоровные, а то и вообще не имеющие никакого скота, в перечисление недвижимого имущества в основном входило самое необходимое: изба, клеть, хлев [17]. Зачастую при анализе семейно-имущественного положения крестьян землеустроительные комиссии Вятской губернии констатировали «действительно обедневшее состояние» того или иного желающего переселиться за Урал. В своё время совершенно справедливо отмечал земец Н. Н. Романов, исследовавший переселения вятских крестьян ещё в XIX в., что «степень благосостояния переселенцев находится в прямом отношении с давностью их водворения на новом месте и с размерами тех средств, какими они располагают, предпринимая переселение» [18]. Действительно, для устройства нового хозяйства любому переселенцу требуется некоторое время, причём тем больше времени, чем меньше его материальные средства.
Согласно переселенческим правилам, переселению крестьянской семьи или группы семей должна была предшествовать посылка ходоков, то есть их представителей, которые на месте выясняли возможность переселения, знакомились с местными условиями и, главное, закрепляли землю за желающими переселиться. Ходоки ехали по льготному тарифу за свой счёт. Правда, в Вятской губернии по решению губернского земского собрания осуществлялось финансирование посылки партий ходоков на Дальний Восток из средств, отпущенных Переселенческим управлением (300 р. в год). Каждому из ходоков оплачивался проезд по железной дороге туда и обратно. Расходы же по содержанию в пути, а также передвижение их на местах осмотра участков осуществлялись за счёт самих ходоков [19].
Уже в 1907 г. вятские крестьяне активно включились в дело переселения. Согласно ведомостям земских начальников, за этот год ходачес-ких свидетельств в губернии было выдано более 9,5 тыс. [20] Но уже к 1911 г. вятские крестьяне были информированы Переселенческим управлением, что в степных частях Тобольской и Томской губерний, а также в областях Семипалатинской, Акмолинской, Тургайской, Уральской и Семиреченской (то есть земли, лежащие вблизи железной дороги) свободных участков для зачисления почти нет. За 1906-1911 гг. в эти районы пришло столько переселенцев, что весь заготовленный запас был разобран, и множество народа уже на месте ожидало новой нарезки.
Такая система организованного переселения и ходачества показала свою ущербность и была подвергнута критике на самом высоком уровне. В частности, после знаменитой поездки П. А. Столыпина и А. В. Кривошеина в Сибирь и Поволжье в 1910 г. они опубликовали в своей «Записке...» следующие замечания и соображения: «...Система организованного переселения на заранее назначенные доли, имевшая сначала столько горячих сторонников и на местах, и в Государственной Думе, и в печати, принесла многие разочарования... Самая идея ходачества - поиски подходящей земли - оказалась искажённой: ходок был связан заранее назначенной ему землёй...» Вывод у высоких чиновников напрашивался такой: «Система организованного ходачества должна быть отменена, и переселение должно сохранить своё драгоценное свойство естественного процесса в русской народной жизни» [21].
Подавляющее большинство советских и современных историков организацию процесса переселения на восток властями оценивало неудовлетворительно, критикуя систему перевозки пассажиров в так называемых «столыпинских вагонах», продовольственное и санитарно-медицин-ское обслуживание. На этом негативном фоне
резко выделяется точка зрения В. Г. Тюкавки-на, по словам которого организация переезда и транспортировки переселенцев была тщательно продумана с учётом недостатков предыдущего периода [22].
Рассмотрение же фактов говорит о следующем. В 1906 г. стали вводиться специальные переселенческие поезда из вагонов IV класса. Эти поезда часто опаздывали, так как в отличие от пассажирских не были обеспечены паровозами в достаточном количестве. Поэтому их часто загоняли в тупик, пока не подвернётся свободный паровоз. Такие вынужденные остановки могли длиться от нескольких часов до нескольких суток. Об этих недостатках Переселенческое управление хорошо было осведомлено и констатировало, что «при условии одновременного наплыва переселенцев является неизбежным переполнение станций и поездов, а от недостатка последних - скопление людей и задержки их в пути, отчего так страдают переселенцы в течение многотрудного переезда на далёкую окраину» [23].
Но с 1908 г. началось массовое строительство вагонов новой конструкции, довольно удобных, с водяным отоплением, с туалетами, с титанами с кипятком для переселенцев. По словам А. В. Кривошеина, переселенец никогда дома не имел таких удобств, как в этих вагонах, и не будет иметь их в Сибири. В 1913 г. таких поездов курсировало уже 3,4 тысячи [24]. Но необходимо учитывать количество желающих и огромный поток переселенцев, которые стремились на казённые земли за Урал и в Сибирь. Перевезти их всех в вагонах I—II—III классов было нереально.
В статье «Переселенческая тяга» современник реформы Д. Игнатьев приводил следующие сведения, касающиеся судьбы переселенцев: «От 20 до 30% вымирает в пути и на местах в первый же год, около 20%, а иногда и более уходит обратно в Россию вполне разорёнными, пришибленными и несчастными, остальные 45—60% остаются на местах и терпят огромные лишения: цингу, тиф, голод и холод; часть из них продолжает вымирать, часть рассыпается по краю в поисках хлеба, заработка, и вообще спасаясь от крайних пределов нищеты и нужды; только небольшая часть более сильных и энергичных семейств остаются на местах водворения и устроились более или менее сносно» [25]. Такие страшные картины доносили до центральной России обратные переселенцы.
Правительство рассчитывало, что в Сибири и Средней Азии много свободных земель. Земель действительно было много, но они были неподготовленными. К тому же местные природно-климатические условия значительно отличались от тех, что характерны для европейской части России. Представим крестьянина, пустившегося в далёкое
путешествие с насиженного места в Центральной России, продавшего свой надел и своё имущество, приехавшего на желанную сибирскую землицу, и что же за картина предстаёт перед ним: «...Пашен нет, еланей нет, почва более чем ненадёжная, сенокосы плохие, болот масса, речки промерзают до дна, климат для сельскохозяйственной культуры весьма и весьма сомнительный, путей сообщения не имеется, а над всем этим царит глухая мёртвая тайга, где ни одна пядь земли не может быть отвоёвана без выкорчёвки» [26].
Ещё хуже обстояли дела у так называемых «самовольных переселенцев». Под этим термином понималась категория переселенцев, которые отправлялись в Сибирь и Среднюю Азию без установленных законом документов, без предварительной посылки ходоков и зачисления за ними земли. На самовольных переселенцев в отличие от легальных не распространялись льготы по отбыванию воинской повинности и списанию накопившихся по старому месту жительства недоимок в казённых сборах, они лишались права на получение путевых ссуд и льготного тарифа для проезда по железной дороге [27].
Очень часто «самовольцы» становились батраками, наёмными рабочими в сибирских селениях. Даже привыкший к многочисленным недостаткам в переселенческом деле чиновник лесного ведомства А. И. Комаров описывал долю нелегальных переселенцев следующим образом: «Приходится изумляться, до чего доходит изощрение старожилов в эксплуатации самовольцев. Старожилы закабаляют целые семьи самовольцев в работники на самых тяжёлых условиях» [28]. Примеры участи самовольных переселенцев можно найти и среди вятских крестьян. Вот выдержка из прошения крестьянина д. Костяевской Вятской губернии, прожившего в Тюменском уезде около года: «Нет возможности куда-либо на участок прописаться, всё время приходиться шататься по деревням Тугулымской волости, по-расходовал все средства... Просим вас, вышлите мне ходаческое свидетельство, т. к. меня Переселенческое Управление и Местный Крестьянский Начальник по участку Тюменского уезда требуют его и без него не прописывают на этот участок, который вырешился. А у меня домой ехать средствов нету» [29].
Несмотря на все ограничения, отсутствие льгот и лишения в Сибири, число самовольных переселенцев, по подсчётам Переселенческого управления, превышало число льготных [30]. Вятская губерния в этом плане не была исключением. Только за один 1911 г., когда наблюдался самый большой процент обратного движения по России, Вятскую губернию покинуло 8605 чел. [31] Если же проанализировать процентное соотношение самовольного переселения из Вятской гу-
бернии за весь период осуществления реформы в сравнении со средними данными по России, то увидим, что процент вятских нелегальных переселенцев намного превышал общероссийские показатели. И это несмотря на то, что Переселенческим управлением выпускалось немало различного рода переселенческой литературы, разъясняющей условия переселения, регламентирующей порядок движения на восток и определяющей основные переселенческие документы. В справочных книжках для ходоков и переселенцев отсутствовали безоглядные призывы к переселению в Сибирь, описывалось реальное положение дел, говорилось и о большом проценте возвращающихся. Для большинства крестьян правительство считало переселение крайней мерой: «Всем землепашцам, прежде чем решиться на переселение за Урал, надо хорошо обдумать - нельзя ли как иначе улучшить своё хозяйство на родине» [32].
Несомненно, здесь большая часть вины лежит на местных земских начальниках, которые своевременно не доводили эту информацию до населения. Ещё один парадоксальный факт: в отчётах земских начальников в Вятской губернии о ходе переселенческого дела часто присутствует формулировка: «самовольного движения в участке не наблюдается». Напрашивается закономерный вопрос, на который архивные материалы не дают ответа: откуда же тогда такой огромный процент самовольцев по официальным данным? Вероятнее всего, в данном случае имела место фальсификация реального хода переселенческого дела земскими начальниками.
Основными источниками, по которым мы можем судить о количестве переселенцев, служат, во-первых, данные регистрации переселенцев в Челябинске и Сызрани, опубликованные известными статистиками и учёными Н. Турчаниновым и А. Домрачевым; во-вторых, официально опубликованные отчёты Переселенческого управления о зачислении и водворении переселенцев. Эти источники содержат, что очень важно, сведения и об обратном движении переселенцев, тех, кто не смог прижиться и найти своё место в Сибири. Как справедливо отметил историк И. Д. Шулей-кин, данные об обратном движении характеризуют в значительной мере и всё мероприятие. Чем больше возвращающихся на родину, тем хуже поставлено дело, тем труднее приживаются переселенцы на новых местах [33].
Голод 1911 г. двинул переселенцев за Урал и из восточных губерний. В этот голодный год Вятская губерния стала абсолютным лидером по числу покинувших её пределы среди всех регионов Европейской России [34]. Чуть позже, в 1914 г. вновь Вятский край входит в десятку тех губерний (в основном южных, малоземельных), которые отличились количеством переселенцев [35].
За всё время проведения столыпинской аграрной реформы, по данным Челябинского и Сыз-ранского регистрационных пунктов, в Сибирь прошло переселенцев и ходоков из Вятской губернии 127,3 тыс. чел. (что составило около 4% всего сельского населения губернии обоего пола). Основная масса традиционно направлялась, как и полвека назад [36], в Томскую, Тобольскую, Енисейскую, Иркутскую губернии. Кроме того, из переселявшихся в Сибирь часть оседала на уральской земле - в Пермской, Казанской, Уфимской губерниях, где для этой цели были выделены переселенческие участки.
Переселение за Урал и в Сибирь продолжалось и в годы Первой мировой войны. Правда, его масштабы в военное время резко сократились, но даже в труднейшем 1915 г. были смельчаки, решавшиеся на это рискованное мероприятие: в этом году Вятскую губернию покинуло 1307 переселенцев и ходоков, из них больше четверти вернулось обратно [37]. Всего же за 1906-1914 гг. в губернию вернулось 35,2 тыс. чел. В целом процент обратного движения в среднем по империи и по Вятской губернии достаточно велик и приблизительно схож. Но если в масштабах государства можно говорить всего лишь о некоторых негативных результатах одной из реформ, задуманных властями, то для конкретной семьи, конкретного хозяйства неудавшееся переселение являлось страшной трагедией, когда со своей семьёй переселенец, голодный и озлобленный, возвращался обратно на родину, а своей земли уже не было. Здесь во многом пророческими стали слова очевидца событий А. И. Комарова: «...Возвращается элемент такого пошиба, которому в будущей революции, если таковая будет, предстоит сыграть страшную роль. Возвращается не тот, что всю свою жизнь был батраком и уже отвык от того, что ему, как сказочному Антею давало невероятную гигантскую силу. Возвращается недавний хозяин, тот, кто никогда и помыслить не мог о том, что он и земля могут существовать раздельно, и этот человек, справедливо объятый кровной обидой, за то, что его не сумели устроить, а сумели лишь разорить и из бывшего хозяина и хлебороба превратить не только его, но и всех домашних, в никчемных людей - этот человек ужасен для всякого государственного строя, каков бы он ни был» [38].
Конечно, власти пытались доступными средствами оказывать поддержку переселенцам. Бывало, что для этой цели устраивались благотворительные акции и привлекались общественные деньги. Так, в течение 5 лет осуществлялся сбор средств на строительство церквей, молитвенных домов и церковных школ для переселенцев Сибири. В Вятской губернии в 1911 г. при помощи землеустроительных чинов было собрано прихо-
жанами различных храмов около 138 р. на упомянутые нужды [39].
Вятская губерния была не только местом выхода большого числа переселенцев, но и сама располагала огромным колонизационным фондом государственных и удельных земель. Процесс расселения здесь осуществлялся под руководством Воло-годско-Пермской переселенческой партии, предназначенной для ведения работ в северных и северо-восточных губерниях. Работа партии по созданию колонизационного фонда в этих губерниях была довольно продуктивной, несмотря на некоторые факторы, замедлявшие переселение, как-то: отсутствие сети дорог, остановочных и врачебных пунктов, а также религиозных, просветительских и торговых учреждений [40]. В 1914 г. Вологод-ско-Пермской партией было отведено в Орловском уезде Вятской губернии 687 участков общей площадью 14207 дес., в 1915 г. планировалось отвести около 1100 новых хуторских участков. Всего же партия намеревалась создать в уезде 2,5 тыс. свободных хуторских участков [41].
В планах отвода переселенческих участков партией был намечен крупный Слободской район в Кобрско-Федоровской даче и Кайском крае, где было уже найдено на 1915 г. удобных для заселения земель около 120 дес., всего же ожидалось отвести 300-500 дес. Не были закончены работы и в Орловском уезде [42]. Всё это осталось в планах Вологодско-Пермской партии, так как в условиях Первой мировой войны работы были приостановлены.
При заселении участков в Вятской губернии должностными лицами и самими переселенцами допускались многочисленные нарушения [43]. Не были редкостью в Орловском уезде случаи фиктивного переселения. Согласно отчётным материалам Вологодско-Пермской переселенческой партии, большинство переселенцев в этом уезде вышли из смежных старожильческих деревень. Многие из них заняли землю и пользовались ею в большей или меньшей степени, не намереваясь переселяться фактически [44].
Повышения доходности своего хозяйства в начале XX в. крестьяне могли добиться несколькими путями. Во-первых, интенсифицировать хозяйство на старом месте жительства; во-вто-рых, переселиться в Сибирь и за Урал и, в-треть-их, переселиться на свободные участки казённой земли в пределах собственной или в соседние губернии. Именно последний выбор казался местным крестьянам наиболее лёгким и безболезненным, что обусловило огромное количество ходатайств о предоставлении им возможности переселиться со своих выпаханных земель на новые казённые [45].
Большой поток переселенцев из Вятской губернии следовал также в Никольский уезд Воло-
годской губернии. Для вятских крестьян, желающих переехать сюда, в 1913 г. было предоставлено 50 хуторских участков на 130 душевых долей, а в 1915 г. - уже 350 хуторов на 945 душевых долей [46].
В самой Вятской губернии на 1 января 1916 г. на зачисленных переселенческих участках общее число душ составило 1484 чел. [47], причём переселенческое ведомство здесь неоправданно сделало ставку на образование хуторов, но эта затея в общинной Вятской губернии себя не оправдала: лишь мизерный процент хуторских участков (37 из 1890 образованных) был зачислен за переселенцами. Кроме всего прочего, в рамках переселенческого дела было начато строительство в крае двух дорог протяжённостью 26 вёрст и составлено три проекта новых дорог в 59 вёрст. Росли и размеры ссудной помощи переселенцам в Вятской губернии: если в 1913 г. ссуды вообще не выдавались, в 1914 г. эта помощь составила 5707 р., то в 1915 г. - уже 8921 р. [48].
Несмотря на условия военного времени, в Вятской губернии, достаточно удалённой от театра военных действий, переселенческая политика продолжала активно реализовываться. За первое полугодие 1916 г. здесь было отведено 42 участка общей площадью 26842,52 дес. (из расчёта на 3483 души мужского пола) [49].
Подводя итоги реализации переселенческой политики правительства, можно отметить несколько факторов, осложнявших этот процесс тысячам крестьян и приведших к значительному проценту обратного движения:
1) тяжёлый и изнурительный путь до места водворения;
2) недостаточная финансовая поддержка государства;
3) отсутствие инфраструктуры за Уралом и в Сибири;
4) плохая адаптация к новым природно-климатическим условиям;
5) недостаточное количество опытных технических сил в районах отведения переселенческих участков;
6) сложность процесса нахождения земельных участков, удобных для немедленного заселении;
7) не всегда удовлетворительная деятельность местных чиновников, отвечавших за реализацию переселенческой политики.
Итак, правительство в переселенческом вопросе меняло свою политику в конце Х1Х-ХХ вв. от запретительной к разрешительной и затем поощрительной (но ни в коем случае не форсированной). В рассматриваемый период в деятельности российских властей уже преобладали не юридические и административные, а экономические меры поощрения.
Если оценивать количественные результаты политики переселения, то из Вятской губернии за Урал и в Сибирь в 1906-1914 гг. переселилось 127,3 тыс. чел. (или около 4% всего сельского населения губернии), а обратно вернулось 11,1% от их числа. По подсчётам П. Н. Зырянова, переселение в Вятской губернии составило 55,7% всех укреплений за 1907-1914 гг. [50], причём губернию в основном покидали малообеспеченные крестьяне.
Однако многими исследователями (даже политическими противниками П. А. Столыпина) [51] признаётся успешность именно этого направления аграрной реформы: во-первых, переселение поглотило значительную часть избыточного населения и тем самым была несколько разряжена земельная теснота в центральных губерниях России; во-вторых, переселенческая политика сыграла огромную роль в развитии неосвоенных территорий за Уралом и в Сибири. Вятская губерния оказалась в числе тех регионов, которые приняли наиболее активное участие в переселенческой политике правительства.
Примечания
1. Переселенческое дело за время заведования им ГУЗЗ // Известия земского отдела МВД. 1907. № 9. С. 369.
2. Романов, Н. Н. Переселения крестьян Вятской губернии [Текст] / Н. Н. Романов. Вятка: Издание Вятского губернского земства, 1880. Вятка, 1880. С. 242.
3. Кауфман, А. А. Община. Переселение. Статистика [Текст] / А. А. Кауфман. М.: Издание Г. А. Ле-мана и Б. Д. Плетнёва, 1915. С. 174.
4. ГАКО. Ф. 1254. Оп. 2. Д. 1069. Л. 33.
5. ГАКО. Ф. 1254. Оп. 2. Д. 9. Л. 29.
6. Сборник законов и распоряжений по переселенческому делу и по поземельному устройству в губерниях и областях Азиатской России (по 1 августа 1909 г.). СПб., 1909. С. 9.
7. ГАКО. Ф. 693. Оп. 1. Д. 103. Л. 58.
8. Обзор деятельности землеустроительных комиссий. 1907-1911 гг. [Текст]. СПб., 1912. С. 14-15.
9. Там же. С. 16.
10. ГАКО. Ф. 584. Оп. 23. Д. 997. Л. 17
11. ГАКО. Ф. 626. Оп. 1. Д. 572. Л. 3.
12. ГАКО. Ф. 584. Оп. 23. Д. 997. Л. 19.
13. Там же.
14. Итоги работ Переселенческого управления за 1914 г. // Известия земского отдела МВД. 1915. № 12. С. 431.
15. Анфимов, А. М. П. А. Столыпин и российское крестьянство [Текст] / А. М. Анфимов. М., 2002. С. 175; Дубровский, С. М. Столыпинская земельная реформа: Из истории сельского хозяйства и крестьянства России в начале XX века [Текст] / С. М. Дубровский. М.: Изд-во АН СССР, 1963. С. 398; Зырянов, П. Н. Крестьянская община европейской России. 1907-1914 гг. [Текст] / П. Н. Зырянов. М.: Наука, 1992. С. 119; Си-дельников, С. М. Аграрная политика самодержавия в
период империализма [Текст] / С. М. Сидельников. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1980. С. 225; Тюкавкин, В. Г. Великорусское крестьянство и Столыпинская аграрная реформа [Текст] / В. Г. Тюкавкин. М.: Памятники исторической мысли, 2001. С. 272.
16. ГАКО. Ф. 584. Оп. 19. Д. 988. Л. 199.
17. См., напр.: ГАКО. Ф. 1254. Оп. 2. Д. 9. Л. 95; Д. 786. Л. 38.
18. Романов, Н. Н. Указ соч. С. 282.
19. ГАКО. Ф. 618. Оп. 1. Д. 870. Л. 1-Зоб.
20. ГАКО. Ф. 584. Оп. 18. Д. 174. Л. 58-730.
21. Записка Председателя Совета министров и главноуправляющего землеустройством и земледелием о поездке в Сибирь и Поволжье в 1910 г. [Текст]. СПБ., 1910. С. 9.
22. Тюкавкин, В. Г. Указ. соч. С. 242.
23. ГАКО. Ф. 625. Оп. 1. Д. 1015. Л. 23.
24. Тюкавкин, В. Г. Указ. соч. С. 242.
25. Игнатьев, Д. Переселенческая тяга [Текст] / Д. Игнатьев // Крестьянское земледелие. 1908. № 16. С. 457-458.
26. Комаров, А. И. Правда о переселенческом деле [Текст] / А. И. Комаров. СПб., 1913. С. 45.
27. ГАКО. Ф. 626. Оп. 1. Д. 470. Л. 38об-39.
28. Комаров, А. И. Указ. соч. С. 77.
29. ГАКО. Ф. 626. Оп. 1. Д. 500. Л. 16, 21об.
30. Свободное переселение и «самовольные» переселенцы [Текст] // Крестьянское землевладение. 1909. № 17. С. 496.
31. ГАКО. Ф. 616. Оп. 3. Д. 248. Л. ЗЗоб.
32. ГАКО. Ф. 1254. Оп. 2. Д. 1126. Л. 107об.
33. Шулейкин, И. Д. История земельных отношений и землеустройства [Текст]. Ч. 1 / И. Д. Шулейкин. М.; Л., 1933. С. 433.
34. Дубровский, С. М. Указ соч. С. 397.
35. Статистический ежегодник России. 1915 год. [Текст]. Пг„ 1916. С. 23 (II отд.).
36. Романов, Н. Н. Указ. соч. С. 122.
37. Статистический ежегодник России. 1915 год. С. 9 (II отд.).
38. Комаров, А. И. Указ. соч. С. 73.
39. ГАКО. Ф. 584. Оп. 21. Д. 900. Л. 338-343.
40. ГАКО. Ф. 1254. Оп. 2. Д. 2156. Л. боб.
41. Там же. Л. 11об.-12.
42. Там же. Л. 47об.
43. ГАКО. Ф. 773. Оп. 1. Д. 1716. Л. 27-28об.; Ф. 693. Оп. 1. Д. 103. Л. 61.
44. ГАКО. Ф. 1254. Оп. 2. Д. 2156. Л. 18.
45. ГАКО. Ф. 584. Оп. 19. Д. 990. Л. 1-348.
46. ГАКО. Ф. 624. Оп. 1. Д. 1466. Л. 344; Д. 1717. Л. 5.
47. РГИА. Ф. 396. Оп. 7. Д. 604 (1916 г.). Л. 55-55об.
48. Там же. Л. 58.
49. Там же. Л. 17.
50. Зырянов, П. Н. Указ соч. С. 119.
51. См. напр.: Огановский, Н. Закономерность аграрной эволюции. [Текст] / Н. Огановский. Т. 3, вып. 1: Население. Переселенческий вопрос. Саратов, 1914. С. 62, 108.
