CC BY
28
Benet-Martinez V., Hong Y-Y (2014). Oxford Handbook of Multicultural Identity. NY: Oxford Univ. Press.
Giddens A. (1991). Modernity and Self-Identity: Self and Society in the Late Modern Age. Stanford, 1991.
Fox M. (2007). A New Look at Personal Identity // Philosophy Now. Vol. 62. P. 10-11. Kehily M. (2009). What is identity? A Sociological perspective. ESRC Seminar. UK. Luckmann T. (2006). Personal Identity as a Sociological Category. Zagreb. Stryker S., Burke P.J. The past, present, and future of an Identity theory // Social Psychology Quarterly. Special Millenium Issue. 2000. Vol. 63. No. 4.
Stanford Encyclopedia of Philosophy, SEP. [el. source]: https://plato.stanford.edu/.
■ ■ ■ Problems of Formation of Civil Identity and Intercultural Communication in the Russian Federation
Anna V. Fedulova A.
Lomonosov Moscow State University (MSU), Moscow, Russia.
Abstract. Economic and demographic crises, the growth of nationalist movements and xenophobia predetermine the importance of preserving the unity and common values of the multi-ethnic and multi-religious population of the Russian Federation and of value-oriented approaches in managing social processes. The global and continuously occurring processes of social change in modern societies, when with the development of new communication technologies and the availability of information people has become open to various realities and cultural patterns instantly and independently of their geographic location, simultaneously lead to the erosion of tradition and historical memory. This actualizes the question of the living sense-points of a person, his self-determination in society.
One of the fundamental phenomena is identity as a worldview concept and a tool of construction, determining human behavior. Society categorizes and defines the identities of its members in a certain way and expects their respective behavior, but views on identity may be different. That is, in modern society there is a 'struggle for identity' in different spheres and institutions of society with communicative methods and tools. Civil identity as a form of group identity has an important practical purpose: a culturally diverse population of the country to unite, to unite on the Foundation of civic identity; the future of the country depends on that, it is important that the new generation, who grew up in the new Russia, will be taken as their identity, their citizenship, ownership and attitude to life, to events in the country. One of the fundamental phenomena is identity as a worldview concept and a tool of construction determining human behavior. The discourse on the content of the concept of identity has been conducted since antiquity, but remains relevant.
Keywords: identity, civil identity, consolidation of society, ethno-cultural diversity, cultural diversity, interethnic communication, globalization
For citation: Fedulova A.V. Problems of formation of civil identity and intercultural communication in the Russian Federation. Communicology (Russia). 2018. Vol. 6. No.6. P. 81-87. DOI 10.21453 / 2311-3065-2018-6-6-81-87.
Inf. about the author: Fedulova Alla Victorivna, Cand. Sc. (Soc.), associate professor at the Higher school of modern social sciences (faculty), MSU. Address: 119991, Russia, Moscow, Leninskie Gory 1, bld. 13A. E-mail: vshssn@gmail.com.
Received: 02.10.2018. Accepted: 03.12.2018.
References
Bauman Z. (2008). Fluid Modernity. SPb.: Peter (In Rus.) [Bauman, Zygmunt (2000) Liquid Modernity. Cambridge: Polity ISBN 0-7456-2409-X].
Benet-Martinez V., Hong Y-Y (2014). Oxford Handbook of Multicultural Identity. New York: Oxford University Press.
Ethnic and religious diversity of Russia (2018). 2nd ed. / Ed. Tishkov V.A., Stepanov V.V. Moscow: IEA RAN (In Rus.).
Fedulova A.V., Soloviev I.A. (2017). Formation of human capital of a University graduate in the conditions of reforming Russian education. Bulletin of the Udmurt University. Sociology. Political science. International relations. Vol.1. No. 4. P. 397-408 (In Rus.).
Fox M. (2007). A New Look at Personal Identity. Philosophy Now. Vol. 62. P. 10-11. Giddens A. (1991). Modernity and Self-Identity: Self and Society in the Late Modern Age. Stanford. Kehily M. (2009). What is identity? A Sociological perspective. ESRC Seminar. UK. Kuropyatnik A.I. (2016). Identity and culture in contexts of immigration. VestnikRUDN. Series: Sociology. Vol. 16. No. 3. P. 496-509 (In Rus.).
Luckmann T. (2006). Personal Identity as a Sociological Category. Zagreb. Mamedov A.K., Yakushina O.I. (2015) Theoretical approaches to Identity in contemporary social science. Moscow University Herald. Series 18: Sociology and political science. No. 1. P. 43-60 (In Rus.).
Marchak A.L. (2014). Cultural identity as a factor of strengthening the integrity of Russia. Humanities of the South of Russia. No. 4. P. 50-54 (In Rus.).
Nazarova E.A., Toria Z.N. (2017). Features of formation of civil identity in the student environment of the Karachay-Cherkess Republic: sociological analysis. Sociology of education. No. 1. P. 33-42. (In Rus.).
Russian Identity in the Sociological dimension (2007). Analytical Report. M.: INION RAS (In Rus.). Shabaev YP., Sadokhin A.P., Kuznetsov A.Y (2016). The Russian identity of Russian North: history and contemporaneity problem. Herald of St. Petersburg University. Ser. 12: Sociology. No. 1. P. 127-140 (In Rus.).
Sharkov F.I. (2015). Genesis of sociological schools and communication theories. Vol. 3. No.4. P. 5-30 (In Rus.).
Stanford Encyclopedia of Philosophy, SEP [el. source]: https://plato.stanford.edu/. Stryker S., Burke P.J. (2000).The past, present, and future of an Identity theory. Social Psychology Quarterly. Special Millenium Issue. Vol. 63. No. 4.
Vorontsov S.A., Pondelkov, A. V., Sharkov F.I. (2018). On the Value bases and Communicative factors of consolidation of modern Russian society. Communicology. Vol. 6. No. 3. P. 58-69 (In Rus.).
■ ■ ■ Особенности понимания свободы и справедливости в контексте социокультурной коммуникации
Матанцева М.С.
Рязанский государственный университет имени С.А. Есенина, Рязань, Российская Федерация.
Аннотация. Статья посвящена исследованию представлений о свободе и справедливости сквозь призму особенностей социокультурной коммуникации. Автор, исследуя объективные и субъективные аспекты понимания свободы и справедливости, приходит к выводу, что эти понятия невозможно рассматривать в качестве универсалий с неизменным содержанием. Представления о свободе и справедливости формируются в результате коммуникативной способности человека к эмпатии, т.е. способности ассоциировать себя с иными членами данного сообщества, ставить себя на их место. Благодаря эмпатической способности закрепление социальных ценностей в обществе осуществляется конвенциональным путем. Содержательное наполнение концептов свободы и справедливости обусловлено спецификой социокультурного пространства определенной социальной общности.
Ключевые слова: свобода, справедливость, эмпатия, социальная ценность, социокультурная коммуникация
Для цитирования: Матанцева М.С. Особенности понимания свободы и справедливости в контексте социокультурной коммуникации // Коммуникология. 2018. Том № 6. №6. С. 88-95. DOI 10.21453 / 2311-3065-2018-6-6-88-95.
Сведения об авторе: Матанцева Мария Станиславовна, аспирант кафедры культурологии Рязанского государственного университета имени С.А. Есенина. Адрес: 390000, Россия, г. Рязань, ул. Свободы, 46. E-mail: mariabiddl@gmail.com.
Статья поступила в редакцию: 04.11.2018. Принята к печати: 30.11.2018.
Современное общество гетерогенно по своей структуре и динамике развития. В нем наличествует многоуровневая и многоканальная система социальных связей, отличающихся по своим формальным, содержательным и смысловым характеристикам. В такой ситуации коммуникация выступает основным связующим звеном, поддерживающим целостность этого усложняющегося социального организма. При этом коммуникация, будучи процессом общения между различными субъектами, служит не только инструментом обмена информацией в утилитарных целях, а конституирует базовые ценности, воспроизводимые в коммуникативном пространстве [Uyanne: 235]. К числу базовых ценностей европейской культурной традиции относят свободу и справедливость. В настоящей статье попытаемся определить, как понимание этих ценностей трансформировалось в процессе исторического развития философской мысли, и какое значение эти ценности приобретают в современных условиях возрастание роли социокультурной коммуникации.
Развитие представлений о понятии «свобода» в истории философской мысли
Рассмотрение категории «свобода» в философском дискурсе возможно с позиции сознания и бытия, в аспекте свободы воли и свободы волеизъявления.
Необходимо отметить, что именно способности человека как существа разумного открывают возможности для свободы. Человеческий разум позволяет не только рефлекторно воспринимать окружающую действительность, но и преобразовывать ее, превращая человека из объекта в субъект деятельности. Фома Аквинский в этой связи рассматривал свободу как духовную побудительную способность. В его идеях мир человека отличается от животного мира наличием у людей способности познания и, на его основании, возможностью совершать свободный осознанный выбор: именно интеллект и свобода воли являются основаниями совершения подлинно человеческих действий (в отличие от действий, которые свойственны как человеку, так и животному). Во взаимоотношении двух наивысших способностей человека - разума и воли, преимущество принадлежит разуму, поскольку воля с необходимостью следует за разумом, представляющим для неё то или иное сущее, как благое [Гертых: 44].
Понимание свободы как самоопределяемой интенции воли человека нашло отражение и в немецкой классической философии. Как отмечал И. Кант, «с идеей... свободы неразрывно связано понятие автономии, а с этим понятием - всеобщий принцип нравственности, который в идее точно также лежит в основе всех действий разумных существ, как закон природы в основе всех явлений». В кан-товской системе воля непосредственно связана с разумом, который дает ей универсальное и объективное руководство к действию. «Воля, - пишет Кант, - мыслится как способность определять самое себя к совершению поступков сообразно с представлением о тех или иных законах» [Кант (2005): 266]. Без этого некоего ориентира поведения (по Канту, категорического императива), воля утрачивает свое нравственное содержание и перестает быть свободной, высвобождая место для чувственных склонностей, погружая человека в природно-животное состояние, несвободное по определению.
Георг Вильгельм Фридрих Гегель связывает разум и свободу, считая их потенциями, данными духом человеку. Он вносит новые идеи в формулу свободы как осознанной необходимости. Гегель рассуждает о познании высшего и основополагающего онтологического единства свободы и необходимости, а необходимость, в свою очередь, сопряжена с разумом, который есть творческое начало и сила в концепции Гегеля. В гегелевской концепции свобода выбора ограничивается необходимостью. Однако в результате разумного осмысления необходимости, познающему субъекту открывается свобода в собственном смысле. Как отмечает философ, «тот, кто распознал необходимость, тем самым, распознал разумность мироздания, его божественность. Тогда ему открывается за необходимостью свобода» [Гегель: 339].
Б.Н. Чичерин полагал, что свобода разумного существа состоит в возможности самому быть причиною своих действий [Чичерин: 139].
С позиции сознания свобода может пониматься как возможность и способность выбора в своих действиях. Однако способность человека к разуму и мышлению отнюдь не является проявлением свободы. Мышление - это способность разума, дающее, человеку помимо прочего, возможность свободы.
Свобода человека есть осознание (или ощущение) возможности выбора, которое формируется у людей, в том числе, под воздействием внешних факторов. Это понимание свободы, так же широко распространенное среди философов различного исторического периода, следует рассматривать с позиции бытия, свободы волеизъявления. Как писал Сенека, свобода состоит в том, чтобы «не быть рабом ни у обстоятельств, ни у неизбежности, ни у случая; низвести фортуну на одну ступень с собою...» [Сенека: 89].
В то время как Декарт утверждает, что мы осознаем нашу свободу, когда мы действуем добровольно, Спиноза считает, что сознание добровольного действия не равнозначно сознанию нашей свободы, поскольку сами волевые действие имеют перед собой конкретную причину. В идее Спинозы человека влечет по жизни совершенная необходимость, но часто сам человек этого не сознает и у него появляется чувство страха, возникает стремление противоречить такой необходимости, и тогда его душой овладевают страсти, он творит зло. Единственный выход - человек должен осознать эту необходимость. Отсюда, его знаменитая «формула свободы»: свобода есть осознанная необходимость [Спиноза: 45].
Человек в своем сознании сам очерчивает границы своей свободы, определяет условия ее реализации. Потребности человека выступают в качестве ограничивающего фактора. В этой связи можно вспомнить знаменитый афоризм Руссо: «Человек рождается свободным, но повсюду он в оковах. Иной мнит себя повелителем других, что не мешает ему быть рабом в большей еще мере, чем они» [Руссо: 152].
Вольтер рассматривал свободу как свободу волеизъявления, как возможность свободного выбора собственных действий и поступков, а не только как духовную свободу или свободу воли. Таким образом, у Вольтера свобода вплетена в конкретно-исторический и социально-практический контекст [Москваленко: 26].
Дж. Локк, в свою очередь, представлял свободу как «естественное право человека» и был причастен к типичному для того времени сужению пространства свободы, рассматривая ее в историко-социальном контексте. Это дает возможность Локку выделить два модуса свободы — естественная свобода и гражданская (или социальная) свобода. Важно отметить, что в обоих случаях свобода выступает в качестве ограничителя. Так, в первом случае свобода ограничивает законы природы, а во втором, - законы общества.
Необходимо осознавать, что свобода, возведенная в абсолют, приобретает характер произвола, поэтому в социуме всегда существуют пределы, в которых эта свобода может существовать. Как отмечает Мильтон Фридман, «Сердцем (классической) либеральной философии является вера в достоинство личности, в его свободу максимально использовать свои возможности и способности в соответствии со своими собственными желаниями, при условии, что он не
вмешивается в свободу других людей, делая это» [Фридмен: 205]. Оговорка об условиях реализации свободы проистекает из кантовских идей построения человеческого поведения на основе нравственного императива. Сам Кант, говоря о правовых гарантиях свободы личности отмечал, что законы должны создаваться таким образом, чтобы «свобода каждого могла сосуществовать со свободой других» [Кант (2002): 137].
Можно отметить, что оба аспекта понимания свободы (и свобода воли, и свобода волеизъявления) содержат в себе коммуникативный код. Свобода воли является необходимым условием формирования и получения информации как значимости для субъекта. Свобода волеизъявления является необходимым условием совершения коммуникативного действия. В то же время свобода коммуникативного действия ограничена системой семиотических норм, ценностей. Среди последних можно выделить и представления о справедливости тех или иных действий, из которых слагается коммуникация.
Эмпатическая природа представлений о справедливости
Истоки представлений о справедливости многие мыслители находят в этическом учении Аристотеля. В Никомаховой этике упоминается о справедливости распределяющей (дистрибутивной), уравнивающей (ретрибутивной) и воздающей. В основе распределяющей справедливости лежит принцип воздаяния по заслугам, в основе уравнивающей - принцип арифметического равенства [Аристотель: 86-90]. Право традиционно рассматривается в качестве средства обеспечения справедливости благодаря своей универсальности, общеобязательности. Не случайно символом правосудия является образ древнегреческой богини Фемиды, которую всегда изображают с повязкой на глазах, с весами в одной руке и мечом в другой. Считалось, что именно слепая беспристрастность богини позволяла ей равно и справедливо вершить суд над смертными, когда тяжесть совершенных ими деяний измерялась тяжестью ее весов. Фемида и по сей день является атрибутом юридической профессии, выражая универсальность, равенство, объективность.
В то же время попытки придать справедливости свойство универсальности, представить ее в качестве всеобщей социальной ценности, неизбежно вызывают противоречия. В реальной жизни мы можем наблюдать, что представления людей о справедливости тех или иных поступков могут кардинально отличаться. Ощущения справедливости могут трансформироваться, в зависимости от того, насколько человек сам вовлекается в определенную жизненную ситуацию. То, что кажется нам справедливым по отношению к другому, может не казаться таковым, если дело касается лично нас.
Для объяснения этой проблемы интерес представляют взгляды американского ученого Маркуса Даббера на чувство справедливости. По мнению Даббе-ра, учение о справедливости не зависит от конкретных моральных постулатов. Чувство справедливости является особой формой эмпатического ответа, т.е.
проявлением такого свойства нашего разума, как возможность ассоциировать себя с другими людьми, членами определенного сообщества, ставить себя на их место [Dubber: 45].
Говоря о чувстве справедливости, необходимо отличать его от иных эмпатиче-ских реакций. В социальных отношениях, построенных на лично-доверительной основе, эмпатия носит бессознательный, эмоциональный характер, тогда как чувство справедливости предполагает рациональное соотнесение своих ценностей и убеждений с ценностями и убеждениями другого человека. Когда такое соотнесение, в основе которого лежит мыслительная операция сравнения, приводит к положительному результату, формируется представление о справедливости. Наоборот, если сравнение ценностных ориентаций приводит к диссонансу, рождается чувство несправедливости.
Для реализации этой эмпатической способности первостепенное значение приобретает социальная коммуникация. Человек, по природе своей существо биологическое и социальное, зависим от пребывания в социуме и своих взаимодействий с ним. Мы с легкостью ассоциируем себя с близкими и знакомыми нам людьми, с членами нашей семьи, с коллегами, друзьями, соседями. Немаловажную роль будет иметь и территориальный, и этнический фактор. Мы больше расположены ассоциировать себя с человеком, который является нашим соседом, знакомым, согражданином, чем с иностранцем, отличающимся от нас по образу мышления, по языку, по поведенческим архетипам. Габриэль Тард справедливо отмечает, что чувство нравственного негодования может кардинально отличаться в зависимости от того, кто выступает в качестве преступника и потерпевшего - европеец или дикарь [Tarde].
Таким образом, мы может отметить, что справедливость является не какой-либо трансценденталией, лежащей за пределами эмпирической области человеческого существования, имеющей вневременной и внепространственный характер, а результатом коммуникативной практики в определенном социокультурном пространстве.
Роль свободы и справедливости в процессе социокультурной коммуникации
Коммуникация способствует установлению контакта, взаимосвязи и понимания между людьми. И эта функция взаимосвязана с закреплением ценностей. Чем лучше понимание между людьми, тем прочнее их взаимосвязь и тем устойчивее становятся социальные ценности.
Трансляция и закрепление ценностей посредством коммуникации может осуществляться в двух формах: посредством одностороннего, властного канала, и в результате диалога. Однако понимание в глубоком смысле слова как цель коммуникации может быть достигнуто только в результате второй формы коммуникации. В условиях первой формы взаимодействия информация от властного
субъекта передается подвластному субъекту в императивной форме по принципу приобретения «знания», но не «понимания». В такой ситуации достаточно, чтобы подвластный субъект воспринял полученную информацию как данность без достаточной рефлексии по ее поводу. Однако полагаем, что такой способ трансляции не является надежным, имеет во многом насильственный, и в силу этого неустойчивый характер. Диалоговая форма взаимодействия представляется более предпочтительной, поскольку именно в ее рамках в наибольшей мере проявляется эмпатическая способность и возможность понимания другого актора социального взаимодействия .
Сказанное является основой объяснения не только феномена справедливости, но и феномена свободы. В этой связи следует обратиться к идеям Гегеля. Философ говорит о том, что необходимо двигаться от свободы мысли к «живой свободе». Свобода достигается тогда, когда «человек отказывается от абстрактной свободы в мышлении и входит в мир с сознанием, что это «его собственный мир»; когда самосознающий субъект находит свою свободу в форме «Мы», а не в «Я» [Гегель: 323]. Однако следует иметь в виду, что концепт «мы», как уже отмечалось выше, имеет вполне конкретное социокультурное (территориальное, языковое, этническое и т.п.) наполнение [Ледовских: 7-17].
Можно отметить, что свобода и справедливость, будучи ценностями дея-тельностной, а не созерцательной стороны человеческой жизни, являются не только предметом коммуникации и трансляции. Коммуникация служит областью их смыслового наполнения. Кроме того, конституирование самой коммуникации на основе этих ценностей позволяет последней достигнуть целей своего осуществления. Наиболее показательно это может быть продемонстрировано на примере договорной коммуникации участников гражданского оборота. Сама договорная коммуникация приобретает юридически значимые качества только в тех случаях, если осуществляется на условиях свободного волеизъявления обеих сторон договора. В свою очередь, реализации свободы позволяет легитимировать заложенные в договоре условия, считать их справедливыми для участников. В философской литературе отмечалось, что справедливость служит разумным ограничением свободы. Кант писал: «Право (или справедливость) - это совокупность условий, которые необходимы для свободного выбора каждого, чтобы сосуществовать со всеми остальными, в соответствии с общим законом свободы» [Кант (2005): 285]. Как отмечает Н.Н. Вопленко, «справедливость для свободы есть инструмент оценки ее разумности и правомерности и, вместе с тем, идеал, на который ориентируется свобода в своем самовыражении. Свобода должна быть справедливой, а справедливость есть результат осуществления свободной человеческой деятельности и средство ее легитимации» [Вопленко: 9]. Однако из обозначенных выше рассуждений о специфике договорной коммуникации следует, что не только справедливость легитимизирует свободу, очерчивая ее социально оправданные пределы, сама реализации свободы может постулировать справедливость.
Выводы
В заключении необходимо отметить, что философская мысль на протяжении длительного времени пыталась придать категориям свободы и справедливости свойства универсалий, непреложных социальных ценностей. Однако необходимо осознавать, что представления о свободе и справедливости наполняются своим специфическим смыслом, в зависимости от особенностей социокультурной коммуникации. При этом в процессе коммуникации проявляется диалектическая взаимосвязь между свободой и справедливостью. Справедливость служит ограничением свободы, средством ее легитимации. С другой стороны, реализации свободы способствует приданию коммуникации свойства справедливости. В основе представлений о справедливости лежит важная компонента коммуникации - эмпатическая способность (способность ассоциировать себя с другими людьми, ставить мысленно себя на их место), которая проявляется в конкретной социокультурной системе координат.
Источники
Аристотель (2012). Никомахова этика. М.: Директ-Медиа.
Вопленко Н.Н. (2012). Свобода и справедливость: закономерности их взаимодействия // Вестник Волгоградского государственного университета. Сер. 5. Юриспруденция. № 1.
Гегель Г.В. (2006). Философия религии: В 2-х т. Т.2. СПб.
Гертых В. (1994). Свобода и моральный закон у Фомы Аквинского // Вопросы философии. № 1.
Кант И. (2002). Религия в пределах только разума / И. Кант; пер. А.А. Столяров. М.: Директ-Медиа.
Кант И. (2005). Критика практического разума. СПб.: Наука.
Ледовских Н.П. (2016). Смыслополагание в современной культуре / Н.П. Ледовских // Культурологическая топология современности: монография. Рязань: Ряз. гос. ун-т имени С.А. Есенина. С. 7-17.
Москаленко Д.Н. (2014). Феномен свободы в социокультурном пространстве трансформирующегося общества: дис. ... канд. филос. наук. Ставрополь.
Руссо Ж.Ж. (1969). Об общественном договоре, или Принципы политического права // Трактаты / Ж. Ж. Руссо. М.: Наука.
Сенека (2002). Письма Луцилию. Марк Аврелий. Наедине с собой. Симферополь: Реноме.
Спиноза Б. (2012). Этика. М.: Азбука.
Фридмен М. (2010). Капитализм и свобода / М. Фридмен; пер. В. Козловский. М.: Директ-Медиа.
Чичерин Б.Н. (1995). Наука и религия. М.: Республика.
Dubber M.D. (2006). The sense of justice: empathy in law and punishment. New York: NY Press.
Tarde G. (2001). Penal Philosophy. Introduction Beirne P. Transaction Publishers.
Uyanne M.C. (2012) The Influence of socio-cultural domains on communication // African research review. No. 6 (4): 234-247.
■ ■ ■ The Peculiarities of Understanding Freedom and Justice in the Context of Sociocultural Communication
Maria S. Matantseva
Ryazan State University named for S.A. Yesenin, Ryazan, Russia.
Abstract. The article is devoted to the study of ideas about freedom and justice through the prism of the features of socio-cultural communication. The author is examining the objective and subjective aspects of the understanding of freedom and justice and comes to the conclusion that these concepts cannot be regarded as universals with invariable content. The ideas of freedom and justice are formed as a result of the person's communicative ability to empathy, i.e. the ability to associate with other members of the community, ability to walk in their shoes. Thanks to the empathic ability, the consolidation of social values in society is carried out in a conventional way. The meaningful filling of the concepts of freedom and justice is conditioned by the specific nature of the sociocultural space of a certain social community.
Keywords: freedom, justice, empathy, social value, sociocultural communication
For citation: Matantseva M.S. The peculiarities of understanding freedom and justice in the context of sociocultural communication. Communicology(Russia). 2018. Vol. 6. No. 6. P. 88-95. DOI 10.21453 / 2311-3065-2018-6-6-88-95.
Inf. about the author: Matantseva Maria Stanislavovna, postgraduate student at the department of cultural studies, Ryazan State University named for S.A. Yesenin. Address: 390000, Russia, Ryazan, Svobody st. 46. E-mail: mariabiddl@gmail.com.
Received: 04.11.2018. Accepted: 30.11.2018.
References
Aristotle (2012). The Nicomachean Ethics. Moscow: Direct Media (in Rus.). Chicherin B.N. (1995). Science and religion. M.: Republic (in Rus.).
Dubber M.D. (2006). The sense of justice: empathy in law and punishment. New York: NY Press. Friedman M. (2010). Capitalism and freedom / M. Friedman; transl. V. Kozlovsky. M.: Direct Media (in Rus.).
Gertyh V. (1994). Freedom and moral law by Thomas Aquinas. Questions of Philosophy. No. 1 (in Rus.). Hegel G.V. (2006). Lectures on the Philosophy of Religion: in 2 vols. Vol.2. SPb (in Rus.). Kant I. (2002). Religion Within Reason / transl. A.A. Stolyarov. M.: Direct Media (in Rus.). Kant I. (2005). Critique of Practical Reason. SPb.: Science (in Rus.).
Ledovskikh N.P. (2016). Meaning in modern culture / NP. Ledovskikh // Cultural topology of modernity: monograph. Ryazan: Ryaz. state University of S.A. Yesenin. P. 7-17 (in Rus.).
Moskalenko D.N. (2014). The phenomenon of freedom in the sociocultural space of a transforming society: dis. ... Cand. Philosophy sciences. Stavropol (in Rus.).
Rousseau J.-J. (1969). On the Social Contract; or, Principles of Political Rights. In: the treatises by Jean-Jacques Rousseau. M.: Science (in Rus.).
Seneca (2002). Moral Letters to Lucius. Alone with myself. Simferopol: Renome (in Rus.). Spinoza B. (2012). Ethics. M.: ABC (in Rus.).
Tarde G. (2001). Penal Philosophy. Introduction Beirne P. Transaction Publishers. Uyanne M.C. (2012) The Influence of socio-cultural domains on communication. African research review. No. 6 (4): 234-247.
Voplenko N.N. (2012). Freedom and justice: patterns of their interaction. Bulletin of the Volgograd State University. Ser. 5. Jurisprudence. No. 1 (in Rus.).
