CC BY
59
УДК 94(571) О. В. БЛИНОВА
Омский государственный педагогический университет
ОСОБЕННОСТИ ОБЩЕСТВЕННОПОЛИТИЧЕСКОЙ АКТИВНОСТИ УЧИТЕЛЕЙ ЗАПАДНОЙ СИБИРИ В ГОДЫ ПЕРВОЙ РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ (1905 - 1907 гг.).
Работа посвящена выявлению особенностей поведения учителей Западной Сибири в годы первой русской революции по сравнению с Центральной Россией, их политической и общественной позиции. Характеристика поведения учителей дана на примере трех крупных городов Западной Сибири: Омска, Томска и Тобольска.
Ключевые слова: Западная Сибирь, история, учитель, общественная организация, профессиональное объединение, политическая активность.
Проблема участия учителей в общественной и политической жизни России рубежа столетий не раз становилась темой исследования как советских, так и современных специалистов. Считалось, что учителя как носители просвещения в малообразованном обществе начала ХХ в. могли дать представление о взглядах и настроениях интеллигенции на текущий момент. В то же время именно учителя имели доступ к широкой аудитории и как никто другой имели возможность влиять на политическую позицию населения [1]. Однако такие представления прошли своеобразную трансформацию за 1990 — 2000-е гг., когда исследователи стали уделять все больше внимания общественно-просветительским задачам педагогов в ущерб изучению их политической деятельности. Политическая составляющая социальной активности учителей дореволюционной России ушла на второй план. Обращение к источникам показывало пассивный характер политической позиции педагогов, и сибирское учительство в этом смысле не рассматривалось как исключение [2]. Ввиду этого цель нашего исследования заключается в выявлении специфических черт западносибирского учительства, отличавших его от педагогов Центральной России, на примере участия преподавателей крупных городов в событиях первой русской революции. Для этого нам необходимо уточнить общественную и политическую позицию педагогов великорусских губерний и выявить отличие от этой позиции сибирских учителей в целом и в каждом из трех крупных центров Западной Сибири.
Сами свидетели и участники событий 1905 — 1907 гг. оценивали свою деятельность в различных учительских союзах как проявление политической позиции. Н. В. Чехов, активный участник организовывавшихся в Центральной России Всероссийских съездов народных учителей и деятелей по народному образованию 1905— 1907 гг., а также учительских обществ взаимопомощи в 1902 — 1903 гг., рассматривая ситуацию в развитии, указывал на постепенное нарастание социальной активности в среде учителей, вызванной тесными рамками ранее существовавших уставов учительских обществ [3, с. 43]. Стремление выйти за эти рамки, получить большую свободу в преподава-
нии ставило учителей нередко вне закона: их объединения временно закрывались или вовсе запрещались властями как не соответствовавшие нормам благонадежности и характеру деятельности, прописанным в уставах. Особо преследовалась полицией «Лига образования», имевшая свои отделения в губерниях империи и проявлявшая наибольшую общественную активность. Участие педагогов Центральной России в общественной работе имело поступательный характер. К 1890-м гг. уже сложилось представление о необходимости создания профессиональных объединений, прежде всего в среде народных учителей. Съезды проходили в отдельных городах Центральной России, вплоть до 1902— 1903 гг., когда был созван Всероссийский съезд учительских обществ. Он положил начало регулярным собраниям народных учителей и деятелей по народному образованию. После 1907 г. целый ряд организаций был закрыт. Н.В.Чехов указывал на изменение тактики педагогов, вызванное разочарованием в своих идеалах. Начался возврат от профессионально-политической к сугубо профессиональной деятельности, собраниям учителей в рамках педагогических курсов и иных форм повышения квалификации учащих [4, с. 125].
Несколько иным путем шло развитие общественной жизни преподавателей сибирских учебных заведений. Отсутствие широкого слоя образованных людей в крае обусловило важную роль чиновников в организации первых общественных организаций. Военные и гражданское чиновничество составили руководство большинства объединений, контролируя их деятельность, направляя ее в нужном государству русле и позволяя в этой сфере проявиться социальной активности граждан [5, л. 53]. Степень участия военных и чиновников в общественной жизни зависела от социокультурных особенностей города. Так, Г. Н. Потанин, приводя формулу известного исследователя С. В. Максимова, разделял города на буржуазные и бюрократические по специфике деятельности основного населения [6, с. 235]. Омск и Тобольск выделялись им как города бюрократического типа, в которых большинство образованного населения представлено присланными в край гражданскими
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №1 (95) 2011 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №1 (95) 2011
и военными чинами. В этом случае именно чиновничество оказывало решающее влияние на поведение общественных организаций. В. В. Мезенцева сообщает о 9% интеллигенции от общего числа населения в Тобольске и 12% в Омске, в то время как Томск насчитывал уже 19% [7]. Томск, население которого на 60% состояло из купечества и мещанства, оказался менее зависимым от властей в своей общественной жизни [8, с. XVI]. Организаторами различных просветительских и благотворительных организаций там выступили представители местного самоуправления П. И. Макушин, А. И. Макушин и В. В. Смитрович, собравшие вокруг себя представителей местного общества, заинтересованных в развитии города. Несмотря на это, жесткий контроль за проявлениями общественной деятельности на местах привел к тому, что вплоть до начала ХХ в. сибирское учительство не воспринимало себя единой корпорацией и четко разделялось по стратам в зависимости от своего нахождения в иерархии дореволюционного школьного образования, ведшего за собой круг общения и интересов, определявшего основные ценности их носителей. Редкое участие в рамках одних организаций учителей средней и низшей школы было постоянной проблемой организаторов учительских сообществ рубежа веков. Проблемы и нужды народных учителей не трогали школьную элиту — учителей средней школы, в большинстве своем представленную выходцами из Центральной России и сделавшими в Сибири карьеру. Льготные условия службы в Сибири, позволявшие быстро сделать блестящую карьеру, стать чиновником (инспектором или директором школы), получить высокое жалование и сократить срок выслуги лет для получения пенсии, влекли в этот регион особую категорию лиц, в круг интересов которых редко входило внимание к заботам края и широких слоев чуждого им населения. Участие в общественных организациях и выступление в защиту народных учителей могло подорвать степень доверия к ним властей и привести к краху служебного роста. Безусловно, далеко не все учителя средней школы были противниками общественной деятельности, но последних оказывалось не много и они не оказывали решающего воздействия на ситуацию, остававшуюся неизменной вплоть до 1910-х гг. Между тем учителя низшей школы к середине 1900-х гг. все чаще стали набираться из местных учебных заведений, и прежде всего из омской учительской семинарии [9]. Они стали основными участниками учительских обществ Т омска, Омска, Барнаула и т.д.
Попытки объединения по профессиональному признаку были сделаны томским преподавателями мужской гимназии еще в 1892 г. Однако педагогическое общество не было разрешено властями как несвоевременное. В итоге, вновь вернуться к этому вопросу удалось только в 1900 г., когда по инициативе губернатора вопрос был еще раз подан на рассмотрение МНП и на этот раз был рассмотрен положительно. Открытие состоялось только в 1904 г. [10]. Отчасти искусственное, отчасти естественное торможение общественных процессов в Сибири привело к тому, что профессиональные объединения стали складываться в крае в ходе революционных событий 1905— 1907 гг., не получив поддержки у населения, будучи в значительной степени отрезаны от него, учителя обратились к формированию и отстаиванию корпоративных интересов. Аполитичность, свойственная сибирякам, выразилось в том, что все сибирские отделения Всероссийского союза учителей высказались за профессиональный, а не политический
характер их работы и согласились принять устав только в случае исключения из него первого пункта о партийной принадлежности участников [11, с. 17]. Помимо объединения всех учителей в рамках Томской областной организации для защиты профессиональных интересов, первоначально в 1905 г., была выдвинута задача защиты интересов педагогов в борьбе со школьной администрацией, объявление бойкота учителями в случае увольнения их коллег из учебного заведения, оказание материальной и моральной помощи пострадавшим в ходе революции учителям, сосланным за политическую деятельность в Нарымский край, агитация среди местного населения и т.д. Большая часть этих идей осталась на бумаге, ряд из них не соответствовал политической и общественной ситуации в Сибири при почти полной аполитичности населения, подозрительности крестьян к учителям, отсутствии у самих учителей, особенно у сельских педагогов, четкого представления об их задачах. Решающими в повороте учительства в сторону профессиональной деятельности стали события октября 1905 г. и последовавшие за ними преследования любой социальной активности. Современники, разбиравшие поведение учителей и стадии их активности по мере разворачивания политических событий, указывали два периода: 1905 — начало 1906 г. и 1906 — 1907 гг. в первый период шло формирование учительских объединений, рост контактов с центральным союзом, создание уставов по общероссийской формулировке, набор членов. После событий октября 1905 г. в Томске, Омске, Барнауле произошел спад интереса к общественной деятельности, выход большей части учителей из объединений, отказ от новаторских форм преподавания, выдвижения оппозиционных идей и т.д. [11, с. 16—17]. Ряд организаций перестал функционировать, остальные влачили жалкое существование. Оживление в них произошло уже после революции 1905 — 1907 гг. и в ряде случаев это было связано с политикой губернской администрации по отношению к общественной деятельности интеллигенции. Степень влияния администрации на общественную жизнь сибирских городов, значительно сказывавшаяся в 1880 — 1890-е гг., проявилась в форме военного террора и полицейского надзора в годы первой русской революции.
Помимо упомянутых общих тенденций в деятельности западносибирского учительства во время первой русской революции, можно выделить специфику поведения учителей в каждом из губернских городов. Томский губернатор К. С. Нолькен, назначенный на свой пост осенью 1905 г., в короткий срок уничтожил ростки общественной жизни и рост гражданского самосознания, используя по большей части внутренние противоречия городского общества. Погромы в Томске и Барнауле 20 и 23 октября 1905 г. прошли скорее под контролем казачьих частей, чем при решающем их участии, как это было в Омске. Используя черносотенские настроения широких масс Томска, а затем и Барнаула, губернатор руками разъяренной толпы расправился с сильной и, вероятно, раздражавшей его степенью своего общественного влияния и широтой действий, общественностью в лице местной интеллигенции. П. И. Макушин, А. И. Макушин, В. К. Штильке были не только значительными общественными фигурами, но и представителями либерального крыла в городском самоуправлении, владельцами магазинов, народных читален. Покушения на них и связанных с ними людей, занятых в просветительской деятельности (устройстве научных лекций, народных чтений, воскресных
школ), имели целью сведение политических счетов, уничтожение опасной для режима «крамолы», олицетворяемой гимназистами и студентами, а не борьбу с идеей просвещения как таковой, мало интересовавшей погромщиков. Вероятно, неслучайно была выбрана мишень для удара — Томск — самый крупный в Западной Сибири на тот момент общественный центр.
События расправы в Томске заставили немедленно свернуть свою деятельность едва возникших учительских организаций в Барнауле [12, с. 23], паника охватила образованное население Омска. В последующее время организации работали скорее номинально, учредители отмечали в значительной степени формальное отношение рядовых членов из числа городских учителей низшей и средней школы к делу профессионального и политического объединения, поддержки народных учителей в деревнях [12, с. 23]. Оживление общественной деятельности в Томской губернии связано с именем Н. Л. Гондатти, возглавлявшим губернию в 1908 — 1910 гг., его высоко ценили и отличали как либерально мыслящего человека, сторонника идей просвещения.
Тобольск, оказавшись еще к 1880-м гг. вытесненным из числа ведущих городов Западной Сибири, не испытал общественного подъема, пережитого Омском и Томском. Социальная активность региона в 1880 — 1900 г. несоотносима с нарастающей деятельностью интеллигенции Томской губернии и Акмолинской области. Учителя Тобольска не участвовали в крупных объединениях, охвативших в революционные годы всю страну. Общество вспомоществования учащим и учившим не шло дальше оказания благотворительной помощи его членам. Число членов общества росло, составив 350 человек в 1897 г. [13] и 581 в 1907 г. [14]. Однако, в отличие от других сибирских центров, Тобольск не был сосредоточием интеллигенции губернии. В городе находилось только 11,1% от всего количества людей, занятых в сфере интеллектуального труда (для сравнения: в Томске насчитывалось 28,7% от этой категории населения, а в Омске 58,1%) [7, с. 53]. Раскиданные по огромной территории Тобольской губернии, оказавшиеся в различных условиях службы народные учителя школ ведомства МНП и церковных школ, низших училищ уездных городов и гимназий Тобольска не могли проводить совместных собраний, согласовать свою деятельность. Ощущался «индеферентизм» членов общества к своему делу, собрания проходили нерегулярно и были нелегитимны из-за нехватки кворума [15]. События октября 1905 г. прошли спокойно для тобо-ляков, не вызвав народных выступлений и репрессий со стороны администрации.
Омск не входил в состав сибирских групп, подконтрольных Томской областной организации союза учителей и деятелей по народному образованию. Военно-бюрократический характер города обусловил отсутствие поддержки оппозиционных идей у населения. Влияние этих же кадров в составе большинства общественных организаций на проводимый тем или иным объединением курс оставлял мало шансов на появление оппозиционных политических проявлений деятельности (в частности, правлением Общества вспомоществования учащим и учившим Акмолинской области без согласования с общим отделом было отказано уполномоченному неблагонадежной с точки зрения властей «Лиги образования» в объединении деятельности двух вышеозначенных обществ) [16, л. 70]. Помимо этого, необходимо учитывать специфику расположения города в наиболее
благоприятной в Западной Сибири местности. Сравнительно мягкий климат, положение города в качестве центра генерал-губернаторства, очага культурной жизни заставляло задумываться относительно своих поступков не только приезжих добровольно или сосланных, но и местных, боявшихся потерять хорошее место службы и оказаться далеко от родных в тяжелых природных и социальных условиях [17, л. 89 — 89 об.]. В крае по распоряжению генерал-губернатора Н. Н. Сухотина велся постоянный надзор полиции и жандармерии за политически неблагонадежными. События октября 1905 г. в Омске связаны с разгоном митинговавшей толпы казаками (в данном случае мы можем говорить о специфике города: отсутствие мощного черносотенного элемента, ставшего опорой К. С. Нолькена, было восполнено подчиненными Н. Н. Сухотину казачьими частями). По данным полиции, Омск и Акмолинская область в основном испытывали на себе влияние социал-демократов, получивших поддержку у железнодорожных рабочих и приказчиков. В учительской среде у администрации вызвало подозрения Общество попечения о начальном образовании, которое временно закрыли как несоответствовавшее в своей деятельности положениям устава в 1908 г. В целом поведение учителей (особенно городских, не связанных с железнодорожными рабочими округов) оценивали как благонадежное. На педагогов городских низших и средних учебных заведений возлагалась задача воспитания молодого поколения в духе преданности государю и империи. В сферу их обязанностей, как чиновников, входило донесение вышестоящему начальству о поведении своем, своих коллег и учащихся в дни революционных волнений в Омске в октябре 1905 г. [18]. В подобных условиях, учитывая специфику отношений в коллективе, построенную на подсиживании, предательствах и кляузах друг на друга учителей для получения следующей должности и чина — сущего бедствия средней и низшей школ — можно понять причины столь слабого участия учителей в общественной и тем более политической жизни сибирских городов периода первой русской революции.
Особое поведение сибирских учителей, оказавшихся более аполитичными, более благонадежными, чем их европейские коллеги, становилось не раз предметом обсуждений и споров на учительских съездах в начале ХХ в. Педагогов упрекали в меркантильности, карьеризме, не свойственных учителям центральных губерний. Сибирские участники общероссийских съездов этих претензий не принимали, говоря, что «можно быть прекрасным человеком и гражданином под мундирною оболочкою, можно иметь отзывчивое, горячо бьющееся сердце и человеку-чиновнику, как, с другой стороны, — никакая косоворотка и смазанные сапоги не спасают от презрительного отношения к трудящемуся простому народу» [19]. Вероятно, следует говорить о своеобразном запаздывании в общественной жизни Сибири в сравнении с Европейской Россией примерно на двадцать лет. Местная интеллигенция, неразрывно связанная с развитием общественной жизни Сибири, имела свою специфику, связанную с историей складывания, отношениями с администрацией и формами социальной активности. Подобно тому, как первые общественные организации Западной Сибири появились в 1880-е гг., на двадцать лет позднее, чем в центральных губерниях, так и профессиональное самосознание сибирских учителей сформировалось лишь в годы первой русской революции, когда объединения
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №1 (95) 2011 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №1 (95) 2011
людей в силу не сложившихся еще политических и партийных интересов группировались по профессиональной принадлежности. Тяжелые условия службы в Сибири, отсутствие постоянных связей с Центральной Россией и восприятие в силу этого в качестве мерила ценностей схему, заложенную в местной чиновной среде, к которой учителя формально относились по службе, привело к росту значимости для сибирских педагогов стабильного места службы и карьерного роста, гарантировавшего рост жалования, общественный статус и престиж, чины и награды. При этом, безусловно, в каждом городе поведение учителей выстраивалось в рамках сложившихся общественных отношений и имело свою специфику.
Библиографический список
1. Ерман, Л. К. Интеллигенция в первой русской революции / Л. К. Ерман. — М. : Наука, 1966. — 374 с.
2. Попов, Д. И. Общества взаимного существования учащим и учившим в России в начале XX в.: правовое положение и особенности функционирования / Д. И. Попов // История народного образования Западной Сибири : сб. науч. ст. и материалов 5-й областной науч.-практ. конф., посвященной 60-летию Победы в Великой Отечественной войне. — Омск : б.и., 2005. — С. 175—180.
3. Чехов, Н. В. К предстоящему съезду представителей учительских обществ взаимопомощи / Н. В. Чехов // Русская школа. - 1908. - № 9. - С. 42-48.
4. Чехов, Н. В. Народное образование в России с 60-х годов XIX века / Н. В. Чехов. - М. : б.и., 1912. - 224 с.
5. ГАОО. Ф. 270. Оп. 1. Д. 23. - 143 л.
6. Потанин, Г. Н. Города Сибири / Г. Н. Потанин // Сибирь: ее современное состояние и нужды : сб. статей ; под ред. Мельникова. - СПб., 1908. - С. 234-259.
7. Мезенцева, В. В. Профессиональная и общественная деятельность интеллигенции Западной Сибири в 1907 - 1914 гг. : дис. ... канд. ист. наук : 07.00.02 : защищена 26.12.00 : утв. 18.03.01 / Валентина Владимировна Мезенцева. - Омск, 2000. - 251 с. -Приложение 14.
8. Первая Всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. В 89 т. / под ред. Н. А. Тройницкого. - СПб : Издание Центрального статистического комитета Министерства внутренних дел , 1899. Т. LXXIX : Томская губерния. - СПб, 1904. - 246 с.
9. Памятная книжка Западно-Сибирского учебного округа на 1909 год, заключающая в себе список учебных заведений с указанием времени открытия, источников содержания, размера платы за учение, числа учащихся и личного состава служащих. -Томск : б.и., 1909. - 408 с.
10. ГАТО. Ф. 126. Оп. 1. Д. 1697. - 56 л.
11. А - в Учительские организации в Сибири // Сибирские вопросы, 1907.- № 3. - С. 9-22.
12. А - в Учительские организации в Сибири // Сибирские вопросы, 1907.- № 4. - С. 22-28.
13. Общество вспомоществования учащим и учившим Тобольской губернии // Сибирский листок. - 1897. - 13 июля (№ 54). -С. 3.
14. Отчет о деятельности Общества взаимного вспомоществования учащим и учившим в учебных заведениях Тобольской губернии. - Тобольск, 1908. - 28 с.
15. Городская хроника: деятельность Тобольского общества вспомоществования учащим и учившим // Сибирский листок. -1908. - 20 января (№ 9). - С. 3.
16. ГАОО. Ф. 270. Оп. 1. Д. 23. - 143 л.
17. ГАТО. Ф. 125. Оп. 1. Д. 786. - 372 л.
18. Бюрократическая опека над педагогами // Сибирская жизнь. - 1905. - 9 ноября (№ 225). - С. 2.
19. Милютин, А. Письмо в редакцию. Комментарии к «Любопытной странице» / А. Милютин // Сибирская жизнь. - 1903. -5 октября (№ 216). - С. 2.
БЛИНОВА Ольга Валерьевна, аспирантка кафедры отечественной истории.
Адрес для переписки: е-шаД: blinova_olya@list.ru
Статья поступила в редакцию 11.03.2010 г.
© О. В. Блинова
Книжная полка
Бородкин, Л. Советское наследство. Отражение прошлого в социальных и экономических практиках современной России / Л. Бородкин. - М. : Росспэн , 2010. - 351. - ISBN 978-5-8243-1459-5.
Коллективная монография посвящена проблеме преемственности между советской и постсоветской эпохами, показаны судьба и роль «советских социальных, экономических и культурных практик в меняющейся институциональной среде перестроечного и «переходного» периодов. В книге затрагиваются такие сюжеты, как механизмы и формы объединения граждан; формальная и неформальная экономическая активность; стройотряды и «шабашничество», правозащитная деятельность религиозных меньшинств; челночная торговля; трудовые отношения на старых и новых предприятиях; способы решения проблем детства и материнства; домашнее производство и потребление в условиях дефицита и рынка. В книге показано, что социальные рутины и поведенческие практики, унаследованные от советского прошлого, оказались ценным ресурсом в сложных условиях переходного периода, но в то же время воспроизводство поведенческих стратегий могло выступать и существенной преградой на пути реформ, особенно в сходных институциональных условиях. Книга предназначена для специалистов социальных, исторических и экономических наук, а также для всех интересующихся вопросами общественной трансформации.
