CC BY
66
УДК 9. 94
ПИСЬМЕННАЯ Татьяна Геннадьевна, филиал Кубанского государственного университета в г. Славянске-на-Кубани, г. Славянск-на-Кубани, Россия, Славянск-на-Кубани, Россия, [email protected]
РЯБИКОВ Александр Николаевич, филиал Кубанского государственного университета в г. Славянске-на-Кубани, г. Славянск-на-Кубани, Россия, [email protected]
МАНУЗИН Евгений Викторович, филиал Кубанского государственного университета в г. Славянске-на-Кубани, г. Славянск-на-Кубани, Россия, [email protected]
ШТЫМБАЛЮК Альбина Валентиновна, филиал Кубанский государственный университета в г. Славянске-на-Кубани, Славянск-на-Кубани, Россия, [email protected]
ОСОБЕННОСТИ МОДЕЛИ КОНФЕССИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ В ОТНОШЕНИИ ИСЛАМСКИХ ОБЪЕДИНЕНИЙ В 1917-1930-х гг.
В статье на основе опубликованных материалов, архивных документов, научно-исследовательской литературы рассмотрены особенности конфессиональной политики советского правительства в отношении исламских объединений Северного Кавказа. Теоретической основой данной работы избран метод моделирования, который позволил представить вероисповедный курс в форме двух различных по своим характеристикам моделей: структурной, состоящей из четырех взаимосвязанных элементов - ценностно-целевого, нормативного, институционального и функционального, а также системной, включающей идентификационный, сепарационный и кооперационный подвиды. На основе данной методологии проведен анализ политических мер, направленных на упразднение властями шариатского судопроизводства, развитие идеологической работы, преодоление межконфессиональной напряженности. Доказано, что по мере укрепления советской власти на Северном Кавказе ее интерес к органам, реализовывавшим исламское право, постепенно ослабевал. Шариат стал рассматриваться как вынужденная мера, порожденная оторванностью горского общества от народных судов, отсутствием национального представительства в официальной судебной системе, вследствие чего был взят курс на ее коренизацию. Причиной возникновения вероисповедных конфликтов в национальных областях стал широкий спектр нерешенных экономических и социальных проблем. Развитие атеистической пропаганды в регионе имело слабую результативность вследствие высокой степени религиозности населения. Таким образом, к концу 20-х гг. ХХ в. на Северном Кавказе существовала сепарационная модель конфессиональной политики, характерной чертой которой стало постепенное отстранение вероисповедных групп от участия в государственных делах. Рассмотрение религиозных проблем в данном контексте не позволило интегрировать органы исламского судопроизводства в судебную систему СССР. В то же время был сформулирован принцип избирательного взаимодействия с исламскими обществами, имеющими различный уровень экономического, культурного и политического развития.
Ключевые слова: Северный Кавказ, ислам, шариат, советская власть, конфессиональная политика, национальные области.
DOI: 10.17748/2075-9908-2015-7-8-56-62
PISMENNAYA Tatiana G., Slavyansk-on-Kuban Branch of Kuban State University, Slavyansk-on-Kuban, Russia, [email protected]
RIYBICOV Aleksandr N., Slavyansk-on-Kuban Branch of Kuban State University, Slavyansk-on-Kuban, Russia, [email protected]
MANUZIN Evgeniy V., Slavyansk-on-Kuban Branch of Kuban State University, Slavyansk-on-Kuban, Russia, [email protected]
SHTYMBALYUK Albina V ., Slavyansk-on-Kuban Branch of Kuban State University, Slavyansk-na-Kubani, Russia, [email protected]
NORTH CAUCASUS MODEL FEATURES OF RELIGIOUS POLICY CONSERNING THE ISLAMIC ASSOCIATIONS IN 1917-1930-ies
In the article the features of the Soviet government religious policy regarding the North Caucasus Islamic associations was based on the published materials, the archival documents, the scientific research literature. The theoretical basis of this work was the modeling method, which allowed presenting a religious course in the form of the two model which the different descriptions: the structural model, consisting of four interrelated elements (a value-oriented, regulatory, institutional and functional) and the system model including the identification, separation and cooperation subspecies. Basing on this methodology, the analysis of policy measures aiming at the governmental abolition of the Sharia justice, the development of atheistic propaganda, the sectarian tensions preventing. It is proved that with the strengthening of the Soviet government in the North Caucasus, their interests in the authorities to implement Islamic law gradually weaken. Sharia has been regarded as a necessary measure generated by the frankness of the mountain communities of people's courts, the lack of national representation in the formal judicial system, thus it's embarked on its strengthening. The cause of religious conflict in the national regions became a wide range of unresolved economic and social problems. The development of the atheist propaganda in the region has a weak performance due to the high degree of religiosity. Thus, by the end of the 20s of the twentieth century in the North Caucasus there was a separation model religious policy, a feature which has been the gradual exclusion of religious groups from participation in public affairs. The consideration of the religious issues in this context does not allow to integrate the Islamic justice's authorities in the judicial system of the USSR. At the same time, it formulated the principle of selective interaction with the Islamic societies, having different levels of economic, cultural and political development.
Keywords: North Caucasus, Islam, Sharia, Soviet regime, confessional policy, national area
Благодарность: Публикация осуществлена при финансовой поддержке РГНФ, проект № 14-31-01230 «Конфессиональная политика российского правительства в отношении религиозных объединений Северного Кавказа в XVIII - XX вв.»
Acknowledgement: The publication has been supported by the Russian Humanitarian Science Foundation, project № 14-31-01230 «Confessional policy of the Russian government in regard to North Caucasus religious communities in XVIII - XX centuries"
В настоящее время на Северном Кавказе наблюдается активный процесс развития исламских объединений различной идеологической направленности, сопровождающийся возникновением очагов этноконфессиональной напряженности. В этой связи весьма актуальным является вопрос изучения исторического опыта взаимоотношений государства и мусульманских общин в 1917-1930 гг., аспекты которого могут быть востребованы для построения современной модели конфессиональной политики в регионе.
В числе авторов, обращавшихся к настоящей проблеме, необходимо отметить труды З.К. Каширокова, затронувшего интересующий нас вопрос в контексте изучения правового аспекта государственно-национального строительства на Северном Кавказе, М.К. Теунова и З.Х. Ми-срокова, уделивших подробное внимание шариатскому судопроизводству в национальных областях и др. [см.: 1; 2; 3].
Теоретической основой данной работы выступает метод моделирования, который позволяет представить вероисповедный курс в форме двух различных по своим характеристикам моделей: структурной, состоящей из четырех взаимосвязанных элементов - ценностно-целевого, нормативного, институционального и функционального, а также системной, включающей идентификационный, сепарационный и кооперационный подвиды.
Идеологическая основа конфессиональной политики советского правительства в отношении Ислама на Северном Кавказе формировалась в рамках общегосударственного курса, предполагавшего наделение этнических групп широким спектром прав на культурное самоопределение. 20 ноября 1917 г. последовало обращение В.И. Ленина ко всем трудящимся мусульманам России и Востока, в котором верующие призывались стать хозяевами своей страны, а их религиозные убеждения и обычаи объявлялись неприкосновенными. 17 (30) января 1918 г. вышел Декрет Совета Народных Комиссаров РСФСР, ознаменовавший создание Комиссариата по делам мусульман [4, с. 10].
Однако официальное провозглашение вероисповедной свободы не привело к однозначному восприятию мусульманами нового режима: одна их часть заняла выжидательную позицию по отношению к советской власти, обещавшей наделить горцев казачьими землями, другая -была вовлечена в сепаратистское движение, боровшееся за построение на Северном Кавказе независимого исламского государства - Горской республики. Данное объединение, функционировавшее под покровительством Турции с ноября 1917 г. по март 1918 г., оказалось непрочным вследствие широкого спектра противоречий, в том числе и этноконфессиональных. Инцидентом, приведшим к открытой стадии конфликта, стал погром, допущенный руководством республики в г. Владикавказе, после которого правительство, объявленное «проингушским», бежало в Тифлис. «Республика горцев Северного Кавказа», созданная опальными лидерами на территории Дагестана в 1918 г., также не просуществовала долго, упразднившись в мае 1919 г. при наступлении частей генерала Деникина. Таким образом, исламская доминанта, наряду с земельными противоречиями, во многом предопределила провал первого поликонфессионального политического проекта, сделав его непопулярным среди христиан - казаков и осетин [5, с. 51].
Религиозный аспект оказал значительное влияние и на процессы, происходившие в Терской советской республике, просуществовавшей на Северном Кавказе с марта 1918 г. по февраль 1919 г. Среди множества дезинтеграционных факторов, приведших к ее распаду, следует учитывать образование 25 сентября 1918 г. в Нальчикском округе нового органа народной власти, аналога которому не существовало на других национальных территориях, - Военно-шариатского революционного Совета. Данный институт наделил себя полномочиями и правами, не имевшими оснований в положениях конституции Терской республики [6, с. 11].
Учитывая опасность центробежных тенденций внутри государственного объединения, еще слабое советское руководство проводило гибкий конфессиональный курс, основывавшийся на уважении народных и религиозных традиций горских обществ, поддержке развития шариатского судопроизводства. Так, 26 марта 1918 г. Горский словесный суд в г. Нальчике было разрешено реорганизовать в окружной шариатский суд. Под его юрисдикцию отдавались все уголовные дела, участниками которых выступали мусульмане. В состав органа входили четыре
судьи, один из которых совместно с секретарем проводил и следственные мероприятия. Аналогичные суды создавались в сельских населенных пунктах, где преобладало исламское население. В их штат включались три представителя духовенства, знающие арабскую грамоту. Ведению местных мулл подлежали все уголовные преступления, гражданские дела, не превышавшие 2 тыс. руб., кражи до 1 тыс. руб., а также вопросы вступления граждан в наследство. Если в преступлении участвовали представители других конфессий, проблема решалась в светском институте правосудия [7, с. 21].
Особая практика сложилась в Кубано-Черноморской республике. Здесь были выделены «особые горские судебные районы», в которых действовали «особые горские народные суды».
В связи с усложнением политической ситуации в республике Военно-шариатский революционный Совет ликвидировал судебные отделения в сельских Советах и образовал избираемые населением суверенные шариатские суды. Их деятельность координировалась специально образованным Шариатским отделом.
После окончания Гражданской войны Народный Комиссариат юстиции РСФСР распорядился избирательно подходить к проблеме сохранения институтов, реализующих в обществе исламское право. В шести округах Горской АССР были учреждены специальные судебные подразделения, подчинявшиеся сначала Шариатскому отделу, а затем включенные в структуру Наркомата юстиции ГАССР.
Шариатские суды, как и народные, первоначально являлись казенными учреждениями и финансировались из государственного бюджета. Их количество и область юрисдикции в северокавказских республиках и автономных областях на последующих этапах национально-государственного строительства регулировались внутренними решениями властей отдельных административных единиц. Важным новшеством в системе шариатских судов, не имевшим ранее аналогов в исламском праве, стало появление кассационной инстанции - Совета шариатских судей, имевшего полномочия рассматривать жалобы на решения нижестоящих органов [8, с. 7].
Постановления, выносимые шариатскими судами, не должны были противоречить советскому законодательству. В противном случае они теряли юридическую силу. Однако на практике это условие часто нарушалось. Важные с точки зрения официального права дела о насильственных кражах невест, кровной мести, многоженстве прекращались без судебного следствия. Случаи вынесения приговоров, предусматривающих тяжелые наказания, как то: смертную казнь или нанесение увечий, - практически отсутствовали, поскольку такие меры были запрещены официальной властью.
Следует отметить, что на сельские судебные органы ложился достаточно широкий спектр дополнительных обязанностей: регистрация рождений и браков, борьба с распространением крепких напитков, распределение пожертвований среди неимущих.
По мере укрепления советской власти на Северном Кавказе, ее интерес к шариатскому судопроизводству постепенно ослабевал. Шариат стал рассматриваться как вынужденная мера, порожденная оторванностью горского общества от народных судов. Причиной данного явления считалось отсутствие национального представительства в судебной системе, вследствие чего был взят курс на ее коренизацию. Важной мерой по ограничению деятельности шарсудов стало изъятие в 1921 г. наиболее важных дел из-под их юрисдикции. Затем последовало лишение государственной материальной поддержки. Так, например, в 1922 г. содержание органов исламского правосудия в Кабардино-Балкарии было вменено в обязанность религиозным обществам. В 1923 г. полномочия по разбору незначительных имущественных споров и уголовных преступлений стали возлагаться на административные коллегии, замененные чуть позже, по требованию прокуратуры, третейскими судами с еще меньшими полномочиями.
Вопрос о судьбе шариатских судов оказался затянутым на несколько лет. Только в 1927 г. Комиссия Законодательных Предположений при СНК СССР окончательно признала нецелесообразность в СССР специального закона о мусульманских органах права [9, с. 30].
Исламское духовенство, стремившееся сохранить привилегированное положение, пыталось представить власти обновленную религиозно-социальную доктрину, совпадающую по ключевым вопросам с советской идеологией. Так, в резолюции Съезда магометанского духовенства Карачаево-Черкесской автономной области говорилось, что пророк Мухаммед боролся против капитала, но исламские духовные лидеры впоследствии исказили содержание заповедей, став защитниками привилегированных классов. Революция 1917 г. устранила существовавшее 13 веков право на имущественное неравенство. Таким образом, ее идеи совпадают с ценностями исламской доктрины. В этой связи обязательные сборы, как-то: закят, ушур, фытир - предписывалось отдавать в специальный фонд взаимопомощи для распределения между малообеспеченными слоями населения.
Мусульманское священство признало полезным введение системы единой трудовой школы. Съезд обязывал эфенди нести в народ идею о пользе светского женского образования, а также ратовал за открытие духовных учебных заведений.
Основой Корана провозглашалась идея национального и религиозного единения. Конфессиональная рознь, по мнению участников мероприятия, являлась результатом царской политики и невежеством народных масс. Съезд признал правилом заключать брак только по взаимному согласию брачующихся, запретив родственникам оказывать давление на решение будущих мужа и жены. Размер калыма 2,5 руб. серебром, установленный Кораном, приравнивался к одной корове или 10 баранам. В то же время его выплата не должна была трактоваться как выкуп, демонстрирующий второстепенное значение женщины в семье. Классическое исламское многоженство запрещалось, но, если «женщина не соответствовала своему назначению, исключая случаи, носящие временный характер», можно было «иметь вторую жену с согласия первой, не разводясь с ней».
Духовные лидеры приветствовали декрет об отделении церкви от государства, упомянув, что при царской власти православные миссионеры нанесли мусульманам немало обид.
Традиционные адаты горских обществ: джашинган (запрет молодоженам попадаться на глаза пожилым людям и родителям), тиль-тутхан (воздержанность от разговора невестки со свекром, свекровью и деверями), ат-джашинган (запрет на произношение молодой женой имени мужа и его родителей), ау-адган (нахождение невестки под покрывалом до того времени, пока ее мать и отец не преподнесут родителям мужа в подарок новую одежду) - упразднялись, священнослужителям предписывалось проводить по этому поводу разъяснительные беседы [10, л. 42-42 об.].
Следует отметить, что инициаторами организации съездов становились не только исламские духовные лидеры, но и представители советской власти, преследовавшие материальную выгоду. В докладе начальника политического отдела ГПУ Адыгейско-Черкесской АО восточной секции ГПУ на Юго-Востоке России от 1922 г. сообщалось, что в Адыгейско-Черкесской области проживает глубоко религиозное население, авторитетом для которого являются представители духовенства и учителя школ. Большая часть жителей регулярно уплачивает денежный сбор (закят), предписанный нормами исламского права. Собранные средства советские чиновники предполагали изъять из дохода исламских религиозных лидеров и направить на развитие образовательных учреждений и больниц.
Для этого были созваны наиболее влиятельные и прогрессивные эфенди, которые пояснили, что не могут самовольно решить эту проблему, и предложили созвать съезд, состоявшийся в ауле Хатукай. Однако, не имея идейного руководителя от коммунистической партии, съезд, по словам чиновника, превратился из мероприятия культурно-просветительного характера в политическое заседание, совершенно невыгодное местному руководству [11, л. 42-42 об.].
К 1927 г. национальные территории Северного Кавказа, исходя из своей этноконфессио-нальной специфики, объединялись в три основные группы: Чеченская и Ингушская области, в которых наряду с нейтрально настроенными к советской власти официальной Мечетью, существовали и очаги радикальных религиозных объединений (мюридов); Кабардино-Балкарская и Адыгее-Черкесская, сосредоточивавшие наибольшее количество лояльного к официальному руководству духовенства, объединенного в так называемое «прогрессивное течение»; СевероОсетинская область, включавшая большое многообразие вероисповедных культов: язычество, православие, мусульманство и пр.
В Чечне и Ингушетии наблюдалось распространение суфийских групп, возглавляемых шейхами. Данные религиозные лидеры обладали сильным харизматическим влиянием на мусульман и, в отличие от традиций официальной Мечети, склоняли своих последователей к выраженному аскетизму и мистицизму. В народные массы ими активно проводилась идея о том, что познание Корана и сунны является лишь первой ступенью к обретению святости. Среди наиболее радикальных организаций в документах советского времени отмечались ордена Накшбанди, Кадыри и Бекташи, которые регулярно проводили агитацию против официальной власти. К концу 1925 г. общее число последователей радикальных направлений превышало 61 тыс. человек. Идеологический противовес им оказывали 189 деревенских партийных организаций, 6 тыс. коммунистов, 18 тыс. комсомольцев и около 5 тыс. представительниц прекрасного пола, имеющих активную гражданскую позицию. Официальная власть отмечала тенденцию исламских лидеров к совместному решению важнейших проблем, образованию единого управленческого центра, развитию системы религиозного образования [12, л. 38].
Самым крамольным высказыванием признавалось заявление духовных лиц о том, что коммунисты идут против Бога и их господство как противников Аллаха вскоре должно быть свергнуто неким грядущим спасителем. Таким образом, шейхи, по мнению властей, подстрека-
ли народ к антисоветским выступлениям. Их деятельность представляла реальную опасность режиму вследствие высокого процента вовлеченности взрослых мужчин - 70-80% в Чечне, от 30 до 35% в Ингушетии. Это обстоятельство позволило руководству сформулировать важный вывод о том, что решать вероисповедные проблемы в национальных областях нельзя по общему шаблону [13, л. 39].
Линия конфессиональной политики должна учитывать уровень этнокультурного и социально-политического развития горских народностей Северного Кавказа [14, л. 40-40 об.].
Чиновники признавали Чечню и Ингушетию территориями, где жесткие методы воздействия на религиозные группы являлись единственно правильными. В то же время в других областях было решено ограничиться политическим просвещением, укреплением партийной дисциплины, разъяснительной работой в школах.
Очаги религиозной напряженности отмечались в Балкарии и Карачае, где имелись две радикальные организации в количестве 200 человек каждая. В то же время основная часть исламского духовенства, духовно окормлявшего указанные территории, принадлежала к официальной Мечети, ее прогрессивному течению, которое лояльно относилось к существовавшему режиму. Общее число верующих здесь превышало 80%. Атеистическое воспитание партийных работников оставалось на крайне низком уровне. Чиновники отказывались от употребления свинины, хоронили родственников исключительно по религиозным обрядам [15, л. 43 об.].
В протоколе заседания бюро Адыгейского обкома ВКП(б) о состоянии антирелигиозной работы в Адыгейской автономной области 1929 г. указывалось, что деятельность Союза безбожников развивается крайне вяло, а в Псекупском районе прекращена вовсе. Отсутствует четко определенная структура ячеек, недостаточно активно ведется пропаганда среди женщин, сезонных работников и образовательных учреждений. В числе срочных мер предлагалось включение атеистических занятий в учебные планы всех школ, выпуск специальной литературы, проведение конференции [16, л. 207].
Распространению атеистических взглядов и, как следствие, советского образа жизни препятствовали знатоки исламского права - кади и эфенди, продолжавшие пользоваться высоким авторитетом в народной среде. Их деятельность в 1928 г. была запрещена Уголовным кодексом РСФСР. Согласно статье 203 главы 10 «О преступлениях, составляющих пережитки родового быта», граждане, осуществляющие шариатское судопроизводство, наказывались принудительными работами.
Ужесточение конфессиональной политики обострило религиозный вопрос. Так, в 1930 г. Баксанский, Нагорный и Балкарский округа оказались охваченными антисоветскими выступлениями. Поводом для возникновения конфликтной ситуации стало смещение с должности председателя Актопракского сельсовета гражданина Дажиева, обвиненного в нарушении принципов экономической политики партии. Устранение нарушений было возложено на функционеров Гольдина и Чапаева, которые 16 февраля неожиданно получили известие о появлении бандитской группы недалеко от Балкарского племенного хозяйства. Экс-председатель Дажиев предложил новым руководителям свою помощь в деле организации военного отряда для борьбы с налетчиками. Получив положительный ответ, он, при поддержке муллы Шаваева, принялся собирать не отряд, а банду, которая вскоре расправилась с приезжими партийными функционерами. Собравшимся к месту казни людям духовный лидер объяснил, что советская власть заставляет их против воли работать в колхозе и унижает веру отцов, в связи с чем необходимо сформировать шариатский полк. За короткий промежуток времени «бойцы» полка вызвали волнения в нескольких населенных пунктах. В селе Эйбютю, после проповеди муллы Кудаева Нуха произошли убийства чиновников русской национальности. Восстание было подавлено в 1930 г. отрядами активистов, виновные привлечены к ответственности [17, л. 148-157].
Таким образом, к концу 20-х гг. ХХ в. на Северном Кавказе реализовывался сепарацион-ный вид модели конфессиональной политики, выражавшийся в последовательном отстранении вероисповедных групп от участия в государственных делах. Рассмотрение религиозных проблем в данном контексте не позволило интегрировать органы исламского судопроизводства в государственный аппарат советской власти, что на фоне экономических трудностей и территориальных противоречий привело к этноконфессиональным конфликтам. В то же время был сформулирован важный принцип вероисповедной политики, требовавший применения гибких, избирательных мер при взаимодействии с исламскими обществами различных национальных областей Северо-Кавказского региона.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ССЫЛКИ
1. Кашироков З.К. Национально-государственное строительство на Северном Кавказе: политико-правовой аспект /
З.К. Кашироков // Автореф. дис... канд. юрид. наук. - СПб., 1998. - 19 с.
2. Теунов М.К. Шариатские суды в советской Кабардино-Балкарии (1918-1928 гг.) / М.К. Теунов // Автореф. дис... канд. ист. наук. - Нальчик, 2007. - 31 с.
3. Мисроков З.Х. Адатские и шариатские суды в автономиях Северного Кавказа / З.Х. Мисроков // Автореф. дис... канд. юрид. наук. - М.: МГУ, 1979. - 15 с.
4. Кашироков З.К. Указ. соч.
5. Цуциев А.А. Атлас этнополитической истории Кавказа (1774-2004) / А.А. Цуциев. - М.: Европа, 2007. - 128 с.
6. Кашироков З.К. Указ. соч.
7. Теунов М.К. Указ. соч.
8. Мисроков З.Х. Указ. соч.
9. Теунов М.К. Указ. соч.
10. Государственный архив Карачаево-Черкесской республики (ГА КЧР) Ф. Р-66. Оп. 1. Д. 2.
11. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 84. Д. 537.
12. Центр документации новейшей истории Ростовской области (ЦДНИРО) Ф. 7. Оп. 1. Д. 605.
13. ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 605.
14. ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 605.
15. ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 605.
16. Центр документации новейшей истории национального архива республики Адыгея (ЦДНИ НАРА). Ф. П-1. Оп. 1. Д. 238.
17. Центральный государственный архив Кабардино-Балкарской республики (ЦГА КБР). Ф. 183. Оп. 1. Д. 298.
REFERENCES
1. Kashirokov Z.K. Nation-building in the North Caucasus: the political and legal aspect. [Natsional'no-gosudarstvennoe stroitel'stvo na Severnom Kavkaze: politico-pravovoy aspect]. Z. K. Kashirokov, Author. dis ... cand. jurid. sciences, St. Petersburg, 1998, 19 p. (in Russ).
2. Teunov M.K. Sharia courts in Soviet Kabardino-Balkaria (1918-1928 years). [Shariatskie sudy v sovetskoy Kabardino-Balkarii (918-1928 gg.)]. M. K. Teunov, Author. dis ... cand. east. Sciences, Nalchik, 2007, 31 p. (in Russ).
3. Misrokov Z.Kh. Adatskie and sharia courts in the autonomous regions of the North Caucasus. [Adatskie i shariatskie sudy v avtonomiyah Severnogo Kavkaza]. Z.Kh. Misrokov, Author. dis ... cand. jurid. sciences, Moscow: Moscow State University, 1979, 15 p. (in Russ).
4. Kashirokov Z.K. Ibid.
5. Tsutsiev A.A. Atlas of ethno-political history of the Caucasus (1774-2004). [Atlas etnopoliticheskoy istorii Kavkaza (1774-2004)]. A.A. Tsutsiev, Moscow: «Europe», 2007, 128 p. (in Russ).
6. Kashirokov Z.K. Ibid.
7. Teunov M.K. Ibid.
8. Misrokov Z.Kh. Ibid.
9. Teunov M.K. Ibid.
10. State Archive of the Karachay-Cherkess Republic (SA KCR). [Gosudarstvenniy arkhiv Karachaevo-Cherkesskoy respu-bliki], F. P-66, Inv. 1, Doc. 2. (in Russ.)
11. Russian State Archive of Socio-Political History (RGASPH). [Rossiyskiy gosudarstvenniy arkhiv cotsial'no-politicheskoy istorii] F. 17. Inv. 84. Doc. 537. (in Russ).
12. Documentation Centre of the Modern History of the Rostov Region (DCMH RR). [Tsentr dokumentatsii noveyshey istorii Rostovskoy oblasti], F. 7, Inv. 1, Doc. 605. (in Russ.)
13. DCMH RR, F. 7, Inv. 1, Doc. 605. (in Russ.)
14. DCMH RR, F. 7, Inv. 1, Doc. 605. (in Russ.)
15. DCMH RR, F. 7, Inv. 1, Doc. 605. (in Russ.)
16. Documentation Centre of the Modern History of the National Archives of the Republic of Adygea (DCMHAR RA). [Tsentr dokumentatsii noveyshey istorii natsionalnogo arkhiva respubliki Adigeya], F. P-1, Inv. 1, Doc. 238. (in Russ.)
17. Central State Archives of the Kabardino-Balkar Republic (CSA KBR). [Tsentralniy gosudarstvenniy arkhiv Kabardino-Balkarskoy respubliki], F. 183, Inv. 1, Doc. 298. (in Russ.)
Information about the author
Письменная Татьяна Геннадьевна, кандидат исторических наук, старший преподаватель кафедры истории и методики ее преподавания филиала Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Кубанский государственный университет» в г. Славянске-на-Кубани Славянск-на-Кубани, Россия, [email protected]
Рябиков Александр Николаевич, кандидат ис-
Информация об авторе
Pismennaya Tatiana G., Candidate of Historical Sciences, Senior Lecturer in History and Teaching Methods of the branch of Federal State Budgetary Educational Institution of Higher Professional Education «Kuban State University» in Slavyansk-on-Kuban, Slavyansk-na-Kubani, Russia,
Riybicov Aleksandr N., Candidate of Historical Sciences, Professor, Head of the History and Methodology of Teaching branch of Federal
торических наук, доцент, заведующий кафедрой истории и методики ее преподавания филиала Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Кубанский государственный университет» в г. Сла-вянске-на-Кубани Славянск-на-Кубани, Россия [email protected]
Манузин Евгений Викторович, кандидат исторических наук, доцент кафедры истории и методики ее преподавания филиала Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Кубанский государственный университет» в г. Славянске-на-Кубани
Славянск-на-Кубани, Россия [email protected]
Штымбалюк Альбина Валентиновна, студентка 4 курса филиала Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Кубанский государственный университет» в г. Славянске-на-Кубани, Славянск-на-Кубани, Россия, [email protected]
Получена: 02.12.2015
Для цитирования статьи: Письменная Т. Г., Рябиков А. Н., Манузин Е. В. Штымбалюк А. В. Особенности модели конфессиональной политики на Северном Кавказе в отношении исламских объединений в 1917-1930-х гг. Краснодар: Историческая и социально-образовательная мысль. 2015. Том 7. № 8. с. 56-62.
Сок 10.17748/2075-9908-2015-7-8-56-62
State Budgetary Educational institution of Higher Professional Education «Kuban State University» in Slavyansk-on-Kuban, Slavyansk-na-Kubani, Russia,
Manuzin Evgeniy V., Candidate of Historical Sciences, Associate Professor of History and the Teaching Methods of the branch of Federal State Budgetary Educational Institution of Higher Professional Education «Kuban State Universi-ty» in Slavyansk-on-Kuban, Slavyansk-na-Kubani, Russia
Shtymbalyuk Albina V, the 4th year student of branch of the Federal State Budgetary Educational Institution of Higher Professional Education "Kuban state University" in Slavyansk-on-Kuban,
Slavyansk-na-Kubani, Russia [email protected] Received: 02.12.2015
For article citation: Pismennaya T. G., Ri-
ybicov A. N., Manuzin E. V. Shtymbalyuk A. V The features of the religious policy model in the North Caucasus regarding the Islamic associations in 1917-1930-ies. [Osobennosti modeli konfessional'noy politiki v otnoshenii islamskih ob'edineniiy v 11917 - 1930 gg.]. Krasnodar. Istoricheskaya I sjtsialno-obrazovatelnaya mysl = Historical and Social Educational Ideas. 2015. Tom 7. No 8. Pp. 56-62. doi: 10.17748/2075-9908-2015-7-8-56-62
