CC BY
206
ЭКОНОМИКА, ПОЛИТИКА, ПРАВО И СМИ
УДК 070
А. П. Глухов
Томский государственный университет, Томск
ОСОБЕННОСТИ КУЛЬТУРЫ ВИРТУАЛЬНЫХ КОММУНИКАЦИЙ ПОКОЛЕНИЯ Z: МЕНЕДЖМЕНТ РЕЖИМОВ КОММУНИКАЦИИ
В статье рассматривается новая культура менеджмента коммуникаций цифрового поколения, анализируются тактики регулирования общения через социальные сети и мессенджеры в отношении настройки уровня приватности, уровня вовлеченности и уровня синхронии в виртуальной среде. Описывается парадигма «medium theory» Дж. Мееровица и «культуры участия» Г. Дженкинса как объяснительные модели трансформации культуры виртуальных отношений и идентичности.
Ключевые слова: сетевая коммуникативная культура, менеджмент режима коммуникаций, цифровое поколение, вовлеченность, синхронность, полупубличные коммуникации
Введение
Социально-сетевая коммуникация на платформе новых медиа, первоначально возникшая из потребностей и открывающихся технологических возможностей пространственно-временной оптимизации межличностного общения и тайм-менеджмента коммуникаций, достаточно быстро продемонстрировала интенцию к масштабированию и интервенции в сферы профессиональной коммуникации, совершив «цифровую инкультурацию» в области журналистики (блогинг), маркетинга и рекламы (SMM), науки и образования (краудсорсинг и MOOC-обучение) и другие сферы.
Подобные метаморфозы сферы межличностных и профессионально-деловых коммуникаций могут быть адекватно описаны на основе «теории среды-посредника» («medium theory») американского исследователя Дж. Мееровица, атрибутирующего медиа (в том числе, новым медиа в Интернет) не просто свойства ретранслятора информации, но контекстной среды, трансформирующей и влияющей на все элементы и характер процесса коммуникации. Иными словами устный, печатный и электронный способы коммуникации в качестве невидимого контекста изменяют баланс отношений и идентичностей участников данного процесса [10]. Когнитивный стиль и коммуникативный порядок виртуальных социально-сетевых коммуникаций провоцируют формирование новой сетевой субкультуры отношений, общения и совместной профессиональной активности как феномена полупубличной коммуникации. Термин полупубличной (semi-public) коммуникации, вошедший относительно недавно в исследовательское словоупотребление, указывает на стирание граней в виртуальном пространстве между публичным и частным общением: происходит «рождение более или менее новых типов коммуникации и комьюнити, оперирующих в промежутке между межличностными и массовыми коммуникациями»[15. P. 171]. Подобный феномен стирания граней между публичной и приватной коммуникацией также является одним из следствий трансформации медийной среды и контекстом, принудительно задаваемым социальными платформами.
Данная статья тематизирует промежуточные результаты исследовательского проекта аналитики сетевой коммуникативной культуры, исходящего из парадигмы medium theory (Дж. Мееровица), предполагающей смену контекстов и уровня публичности (тренд в направлении semi-public) коммуникации в результате перехода к новым медиа. Анализ в своей «полевой» эмпирической части основано на мониторинге молодежной культуры цифрового общенияс использованием социологического инструментария качественных исследований (глубинных и фокус-групповых интервью).
Аналитика виртуальных межличностных коммуникаций цифрового поколения (обзор подходов)
Проблема «пересборки» межличностных отношений в пространстве виртуальной коммуникации на микроуровне и уровне описания социокультурных изменений актуализируется
многими зарубежными исследователями. В рамках мировых исследований виртуальной коммуникации можно выделить достаточно широкое и разнообразное направление изучения виртуальных отношений и межличностных коммуникаций (virtual relationship).
Американский исследователь Дж. Мееровиц в «medium theory» акцентирует роль медиа определяющего контекста (виртуальной) коммуникации. Дж. Мееровиц утверждает, что «медиа, являются не просто каналами для передачи информации между двумя или более социальными средами, но сами выступают в качестве социальных контекстов, которые благоприятствуют определенным формам интеракции и социальной идентичности» [10. P. 59]. Он констатирует, что распространение печати, радио, телевидения, телефона, компьютерных сетей, и других технологий изменили характер социального взаимодействия способами, которые не могут быть сведены к содержанию их сообщений. Дж. Мееровицем выделяется два уровня анализа коммуникаций - микроуровень (изучение межличностного общения) и макроуровень (фиксация культурных изменений). На релевантном нашему исследованию микроуровне актуальны вопросы о том, насколько и каким образом предпочтение одного медиума коммуникации другому (например, e-mail - телефону) влияет на конкретную ситуацию отношений и интеракцию [10. P. 61]. Исследователь также подчеркивает, что одним из ключевых следствий технологического прогресса медиа-среды являются трансформации в отношениях незнакомцы (дальние)/знакомые (близкие) в направлении все большего перемешивания ролей и снятия границ изолированности [10. P. 69]. Основанные на устном общении, печатных и, наконец, электронных СМИ, социумы по-разному определяют незнакомцев/знакомых и постулируют режимы общения с ними. В данном контексте все большее внедрение в повседневность социально-сетевого общения, снимает антиномии частной и публичной, формальной и неформальной коммуникации, значимых близких и «дальних» незнакомцев.
В последние годы значительный объем данных и аналитики новой цифровой культуры и сетевых коммуникаций был получен на основании исследований организации виртуального общения студентами в колледжах и университетах. Исследование, проведенное учёными Лампе, Эллисон и Штайнфельдом [4] среди студентов колледжей в университете Среднего Запада (США), показало, что студенты чаще всего используют социальные сети для достижения коммуникативных целей - поддержки связей со своими друзьями из средней школы, а также формирования отношений с теми людьми, с которыми они уже встречались в офлайне, например, в своих кампусах или в классах. Аналогичным образом было обнаружено, что студенты колледжа использовали сайты социальных сетей для поддержки или укрепления уже существующих, а не создания новых отношений.
В исследовании М. Бёрк и К. Марлоу [2] решается вопрос о том, как Facebook влияет на социальный капитал пользователя в зависимости от типа его деятельности, его психологических установок и ресурсов. Особый акцент в исследовании делается на анализ виртуальных коммуникаций студентов колледжей. Согласно позиции авторов, они сильно мотивированы поиском социально полезной информации, к примеру, дающей возможность больше узнать о людях, с которыми они встречались офлайн и готовы поглощать информацию, увеличивающую их социальных капитал за счет наведения мостов с нужными людьми.
В фокус внимания ученых, изучающих особенности использования социальных сетей студентами колледжей, попали и эффекты их влияния на межличностные отношения молодых людей. Д. Рид и Ф. Рид [13] искали ответ на вопрос о том, как виртуальная технология может положительно влиять на межличностное общение. В своём исследовании они указывают на то, что по сравнению с другими средствами связи, пользователи сайтов социальных сетейс большей вероятностью обсуждают свое «реальное Я» именно на данных коммуникатвиных площадках. Они отмечают, что есть что-то особенное в сайтах социальных сетей, что позволяет людям доверительно развивать свои межличностные отношения с другими. С другой стороны, некоторые опции сетей дезавуируют персональную природу общения, особенно когда виртуальный / электронный контакт, время от времени, заменяет контакт лицом к лицу. Хотя могут существовать различные мнения, хорошо это или плохо, по крайней мере, подтверждается тезис о том, что социальные сети меняют ландшафт межличностного общения. Так, исследования, проведенные К. Мацубой [9] показали, что отношения в реальной офлайн-жизни рассматриваются учащимися как более «реальные» в негативных и позитивных аспектах личных качеств, тогда как общение
через интернет-отношения воспринимается как менее экстремальное. Исследование показывает, что те, кто использует Интернет для создания и поддержания вторичных отношений в дополнение к реальной жизни, демонстрируют более высокие уровни реляционной уверенности и высокие ожидания от будущего взаимодействия со своими онлайн-партнерами. Учащиеся коммуницируют в социальных сетях непосредственно через постинг сообщений на публичной «стене» и написание личных сообщений в мессенджерах, а также косвенно, просматривая профили других пользователей. Социальные сети необходимы студентам для развития старых и новых отношений. Они также используются ими в межличностных взаимоотношениях для манифестации, мониторинга и проверки статуса, а также приверженности отношениям. Особенно, когда пользователи наполняют контентом свой профиль, выбирают свои фото для персональных страниц и публично пишут посты на «стенах». Все это показывает, насколько широко социальные сети используются для определения, совершенствования и поддержания межличностных отношений в реальной жизни.
В западной традиции исследований воздействия электронных социальных сетей на коммуникацию существует устойчивое консервативное направление критики технологии, интерпретирующее использование инструментов виртуальной коммуникации как отход от подлинной аутентичности отношений. Согласно Берлингеру (2000) [1], виртуальный жизненный опыт может лишить нас жизненной зоркости. Реальные человеческие контакты необходимы для нашего физического, психологического и социального благополучия. Однако сегодня становится почти невозможным обнаружить людей, прогуливающихся без мобильных устройств в руках. Социологи [3] отмечают, что пользователи социальных сетей, как правило, не выпускают из рук свои гаджеты и используют сетевые мобильные приложения, даже если они проводят встречи лицом к лицу со своими друзьями. Б. Уэлман и его коллеги описывают феномен «семьи после семьи», когда близкие люди взаимодействуют со своими устройствами больше, чем друг с другом [16]. Исследователи Р. Краут, М. Паттерсон и др. [8] указывают на то, что частое использование сайтов социальных сетей приводит к циклическим психологическим отклонениям. Чем больше времени пользователь проводит в Интернете, тем меньше времени он тратит на аутентичные отношения. Некоторые исследователи указывают на то, что чрезмерное использование Интернета и социальных сетей может ограничить надлежащее развитие межличностных навыков [17].
Американская исследовательница Шерри Тёркл в ее книге «Одиночество совместно» [14. P. 15] подчеркивает компульсивно-навязчивый характер сетевого поведения современной молодежи и подростков. В целом, способ квазисинхронной континуальной коммуникации с помощью смартфонов, постепенно становится, как отмечает Ш. Тёркл, санкционированной социальной нормой, хотя, еще в прошлом веке, это выглядело бы как патология.
Еще одним серьезно разработанным направлением исследований, которое релевантно тематике трансформации отношений и идентичности под воздействием медиа-изменений, является аналитика особенностей коммуникативного поведения цифрового поколения. Концепт Generation Z применяется в исследовательской литературе в отношении поколения людей, родившихся примерно с 2000 года. Поколение Z «связаны» между собой благодаря таким инструментам, как Интернет в целом, YouTube, мобильные телефоны, SMS и MP-3-плееры [5].
Американский исследователь-практик сетевого образования Марк Пренски [11] в своей наиболее известной работе предложил новую интерпретацию конфликта «отцов и детей» как разрыва в используемых типах и инструментах коммуникации. Ученый противопоставил «сетевых иммигрантов» старшего поколения, слабо владеющих цифровыми технологиями, и «цифровых аборигенов» нового сетевого поколения, проходящих начальную социализацию и приобретающих коммуникативные компетенции «внутри» виртуального цифрового мира. В работе 2004 года, опубликованной на сайте MarcPrensky.com, Пренски попытался сформулировать эти различия между «цифровыми аборигенами» и «цифровыми иммигрантами». Так, он приводит список из 18 позиций: «цифровые аборигены» иначе коммуницируют, делятся с другими, продают и покупают, обмениваются, занимаются творчеством, проводят встречи, коллекционируют, координируются, оценивают других людей, играют, учатся, ищут информацию, анализируют, сообщают, программируют, социализируются, вовлекаются в деятельность, растут [12].
Агентство Sparks&Honey, занимающееся маркетинговыми прогнозами, опубликовало презентацию о поколении Z - детях, родившихся после 1995 года [6]. Как отмечают исследователи,
они за день успевают посмотреть во множество экранов: телефона, телевизора, ноутбука, музыкального плеера, планшета, электронной книги, игровой приставки. Вследствие этого у подростков растёт скорость восприятия информации, однако возникает трудность с тем, чтобы удерживать внимание на одном предмете дольше восьми секунд. Представители поколения Z по-другому воспринимают пространство: они выросли в мире высокого разрешения, объёмного звучания, 3D и 4D графики. Для многих из них google-карты с функцией приближения существовали всегда. По этой же причине многие подростки зачастую плохо ориентируются в собственном городе, лишённые мобильных устройств с GPS. В то же время подростки не хотят, чтобы за ними следили: кто-то ограничивается тем, что выключает определение геолокации в социальных сетях, а кто-то полностью переходит на мобильные приложения, сохраняющие анонимность. Вкупе с активным использованием смайликов и стикеров, визуальный язык заменяет поколению Z традиционный текст.
Тектонические изменения в характере и организации как межличностных, так и профессионально-деловых коммуникаций, происходящие, во многом, в результате их переноса в среду новых медиа (прежде всего, социальных сетей и мессенджеров) можно тематизировать не только в терминах социальной психологии цифрового поколения, но и в терминах новой культуры общения, принудительно или добровольно распространяемой и навязываемой виртуальными комьюнити и обусловленной требованиями самой новомедийной среды. Генри Дженкинс (исследователь из Массачусетского технологического института) предлагает для ее характеристики термин «культура участия» [7. P. 3]. Подобная культура виртуально-сетевого участия характеризуется низкими «входными барьерами» для художественного самовыражения и экспрессии пользователя, возможностями гражданской вовлеченности, сильной поддержкой и мотивацией в создании и обмене (шеринге) созданными артефактами участниками виртуальных комьюнити, а также неформальным характером наставничества, когда опыт компетентных «старожилов» передается новичкам сообщества [7. P. 3]. Культура виртуально-сетевого участия основана на вере, что вклад каждого из юзеров имеет значение, и между ними наличествует определенная социальная связь.
Г. Дженкинс с коллегами выделяютряд ключевыхизмерений «культуры участия»: 1) аффилиации (формальное и неформальное членство в онлайн-комьюнити); 2) экспрессии (создание новых творческих форм - римейков, мемов, гифок, анимаций и т. д.); 3) коллаборации (совместная работа в командах, формальных и неформальных, для выполнения задач и получения новых знаний, например, посредством Википедии); 4) трансляции (формирование потока исходящих сообщений, например, подкастинг, блогинг, ютуб-канал). Культура виртуально-сетевого участия включает в себя возможности для обучения на равных (peer-to-peer), изменившееся отношение к интеллектуальной собственности, широкую диверсификацию культурного самовыражения, развитие технологических навыков, ценных на новых рабочих местах, а также более широкую концепцию гражданства [7. P. 3]. Дженкинс утверждает ценность и необходимость подобной культуры в современном цифровом обществе, отмечая, что доступ к ней функционирует как новая форма скрытой учебной программы, формирующей навыки цифровой молодежи. Он видит ключевую педагогическую задачу в том, чтобы не только описать, что включает в себя и каким образом транслируется «цифровая грамотность» (digital literacy), но и эксплицировать и включить подобные цифровые компетенции в учебно-образовательный процесс. Дженкинс указывает на следующие проблемы, требующие политического и педагогического вмешательства: 1) разрыв в участии (неравный доступ к возможностям, опыту, навыкам и знаниям, которые необходимы молодежи для полноценного решения завтрашних проблем); 2)нетранспарентность (отсутствие понимания среди молодежи какими способами медиа формируют и даже манипулируют восприятием мира); 3)этический вызов (ломка традиционных форм профессиональной подготовки и социализации, которые могли бы подготовить молодежь к публичным ролям медиамейкеров и участников различных сетевых комьюнити) [7. P. 3].
Менеджмент режимов коммуникации в социальных сетях
Цель затрагиваемого в статье исследовательского проекта являлось описание и концептуализация когнитивного стиля и коммуникативного порядка сетевой полупубличной коммуникации как основы виртуальной коммуникативной культуры и коммуникативной компетентности современного цифрового поколения. Из всего объема исследовательских
проблем, связанных с описанием виртуально-сетевой культуры и цифровой грамотности мы в данной статье останавливаемся только на небольшом ее фрагменте, связанном с компетенциями цифрового поколения в области управления режимами коммуникации и сетевыми протоколами и регламентами, регулирующими синхронность и время ответа в Сети.
Объектами наших исследовательских усилий выступили межличностные Интернет-коммуникации типичных представителей сетевого поколения - студентов сибирских вузов с высоким уровнем цифровой компетенции («цифровых аборигенов» или поколения Y); в проекте использовались, преимущественно, качественные методы исследования - полуформализованные интервью и фокус-группы, как в офлайн-, так и в онлайн-формате (ссылка на материалы исследовательской онлайн фокус-группы «Менеджмент режимов коммуникации»: https:// vk.com/event163852830). В исследовании приняли участие студенты нескольких вузов г. Томска различных направлений подготовки, в основном, магистранты (НИ ТГУ, ТГПУ, ТГАСУ); рекрутинг участников осуществлялся на основе принципа доступности, способности к саморефлексии и высокой цифровой компетентности.
В данной статье мы анализируем один из ключевых аспектов новой культуры коммуникаций -управление режимами межличностных коммуникаций в виртуальном пространстве социальных сетей и мессенджеров.
Перенос на социальные платформы близких межличностных отношений, не меняя ни структуры, ни последовательного алгоритма «входа»/»выхода» из отношений, привносит в их организацию совершенно новые возможности менеджмента отношений, большей управляемости и транспарентности. Возможности по перманентному обмену сообщениями с помощью мессенджеров и социальных платформ позволяют достичь интерактивности и квазисинхронности близкого межличностного контакта, отсутствие необходимости пространственно-временной координации и ресурсоемких off-line-встреч, позволяет контролировать приемлемый уровень вовлеченности и сохранять психо-эмоциональный символический обмен «знаками внимания».
Управление вовлеченностью в Сети
Уровень вовлеченности в Сети оказывается под контролем у пользователя за счет регулирования выбора форматов общения, каждый из которых означает определенную градуировку эмоциональности и степени вовлеченности. Исходя из возрастающей степени вовлеченности, мы можем выделить следующие форматы: эмоционально-символический (обмен эмотиконами), текстовый (обмен сообщениями в л/с или мессенджерах), аудиальный (обмен звонками) и аудио-визуальный (видео в мессенджерах или Skype). Off-line-встреча, голосовое общение по телефону, обмен сообщениями в мессенджерах, асинхронное общение в социальных сетях, обмен эмотиконами - каждый из приведенных форматов общения, по убывающей, гарантирует меньшую вовлеченность и выбирается человеком исходя из сознательного решения о своем эмоциональном участии в общении. В случае нежелания проявлять глубокую вовлеченность в коммуникацию представители цифрового поколения предпочитают телефонному звонку или видеозвонку в Skype или мессенджере, использование текстовых сообщений на социальных платформах или в мессенджерах.
Одна из участниц фокус-группы на вопрос об эмоциональной «затратности» разных форматов коммуникации ответила следующим образом: «Самые затратные — аудиосообщения. Когда я пишу письма и sms-ки, то у меня минимум поводов для беспокойства: запятые да падежи. Когда записываешь аудио, то начинает казаться, что голос не так звучит, что человеку будет неудобно слушать, что я часто 'экаю' и так далее. Это раздражает и нервирует» [П.С. - здесь и далее, инициалы респондента. - А. Т.].
Важной особенностью цифрового поколения является то, что оно оптимизирует общение с различными целевыми аудиториями по различным цифровым каналам, одна из участниц фокус-группы следующим образом описывает данный процесс: «С друзьями, одногруппниками, знакомыми общаюсь во ВКонтакте через ЛС (личные сообщения. - А. Г.), очень популярны стали беседы, состою в более чем 20, наверное, где постоянно протекает общение. Для родителей WhatsApp - оперативно, быстро. E-mail в последнее время практически не пользуюсь, только изредка с преподавателями» [К. Ч.]
Свою психо-эмоциональную вовлеченность в отношения в онлайне пользователь социальной сети всегда может гибко регулировать, а его партнер/партнерша на другом конце коммуникации не
может так же легко увериться в искренности и силе сопереживания, как это можно было сделать офлайн. Эта же тенденция на экономию психо-эмоциональных ресурсов и снижение степени вовлеченности в коммуникацию проявляется в распространенном тренде на замену телефонного голосового общения постингом сообщений через мессенджеры. Оборотной стороной простоты передачи эмоционального импульса на платформах социальных сетей и мессенджерах выступает редукция сложных эмоций и девальвация эмоциональной поддержки партнеров до использования смайликов/эмодзи. Этот тренд был замечен Ш. Тёркл: «Подростки бегут от общения с помощью телефонных звонков, но, что, возможно, еще более удивительно, взрослые - тоже. Они заявляют об истощении и нехватке времени; всегда находясь в состоянии подключения, многозадачности, они избегают голосовой связи за пределами небольшого личного круга, потому что она требует их полной вовлеченности и внимания, которое они не хотят отдавать» [14. P. 155].
Отметим, что постинг текстовых сообщений с помощью мессенджеров дает коммуникативные преимущества застенчивым людям, испытывающим тревожность при общении «лицом к лицу». Он предоставляет ресурс времени для лучшего обдумывания месседжа и позволяет брать стратегические паузы, отвечая не сразу на обращение партнера, что было бы невозможно при общении off-line или с помощью телефонного звонка.
Управление синхронностью в Сети
Facebook, Google+, ВКонтакте, Одноклассники, Viber, What'sApp и другие сети открывают новые возможности асинхронной (или, как можно еще выразиться, квазисинхронной) коммуникации в рамках межличностных отношений, что позволяет пользователю осуществлять тайм-менеджмент своих коммуникаций и отвечать, или инициировать коммуникацию, когда это ему наиболее удобно. Подобного рода квазисинхронность межличностных отношений порождает множество новых коллизий и проблем, когда например, партнер по отношениям ждет немедленного ответа/отклика, но не получает его, или, напротив, вынужден поддерживать непрерывную коммуникацию, когда это ему не совсем удобно. Наше полевое исследование показало, что в плане синхронизации сетевых коммуникаций у респондентов есть полярные установки. Кто-то чрезвычайно требователен в отношении оперативности к себе и другим: «Если нужно обсудить какую-либо тему, то пишу сразу. Если просто поговорить и узнать: «Как дела?», то пишу в тот момент времени, когда удобно мне, не смотрю, есть онлайн друг или нет... Отвечаю всегда сразу всем, как только захожу в соцсеть, считаю, что обратная связь должна быть оперативной (в ближайшие несколько часов 1-3). На сообщения в мессенджерах отвечаю быстрее (в течение нескольких минут), т.к. на смартфоне стоят оповещения. Если человек онлайн и не отвечает - это неприемлемо, если не заходил в сеть, то логично, что и ответа нет. Необходимо отвечать на сообщения в первые несколько часов, как сообщение поступило, а не растягивать на несколько дней» [А. К.] Есть респонденты, которые регулируют скорость своего ответа степенью своей заинтересованности, а не этикетными требованиями: «Все зависит от того, с какой целью мне нужно обратиться. Появится интерес или дело, я напишу. Отвечаю от степени важности и интереса к собеседнику. Время неответа - один день. За день можно прочитать, и выделить время на ответ» [Р. Х.]
Тем не менее, независимо от уровня требовательности к оперативности ответа в Сети к себе и другим, значительное количество респондентов держит в сознании или соблюдает подсознательно определенный ранжированный регламент приемлемой оперативности ответа различным целевым аудиториям: «Открываю Сообщения по порядку, но если что-то срочное и решаются какие-то рабочие вопросы, то открываю сначала самое актуальное. Для родителей -молчание приемлемо не более часа. Для друзей - не более 30 минут. Для знакомых - не более суток. Гендерный партнёр - не более 30 минут. Работодателя - не более двух часов» [И. У.]
Управление доступом и приватностью в Сети
Кроме того, социальные сети также характеризуются тем, что пользователь имеет техническую возможность, заложенную в функционале различных сетей, регулировать уровни своей доступности и доступа к персональной информации для различных типов пользователей (вплоть до полной для них недоступности) даже без их явного сетевого уведомления об этом. В отношении политики приватности наше полевое исследование показало наличие двух крайних позиций: одни пользователи воспринимают социальные сети как публичное пространство и исповедуют политику персональной открытости, другие - воспринимают аккаунт и
пространство сети как возможное место уединения, приватности и общения только с близкими. Одна из респонденток описывает свою установку на ограничение доступа к виртуальному «я» следующим образом: «Ограничиваю доступ к личной информации, т.к. группы, музыка, фото и т. д. - это мое личное, то, что необходимо и нравится только мне, остальным об этом знать не обязательно. Не подписываюсь на паблики (добавляю их в закладки), потому что не нравится их отображение на моей странице. Так как аккаунт используется в рабочих целях, стараюсь выкладывать минимум личной информации. Считаю, что этим нужно делиться только с друзьями, а не рассказывать "по секрету всему свету"... Ограничения для всех, и близких друзей, семьи, и просто знакомых. Для меня соцсети - это скорее площадка для общения, получения новостей, обмена новостями и т. д., а не для публикации собственных данных и информации». [Н. А.]. Но есть и радикально открытые пользователи с установкой на отсутствие онлайн-тайн: «Нет, доступ не ограничиваю, все материалы, которые публикую открытые и доступны для просмотра абсолютно всем. Не ввожу ограничения, т. к. думаю, что на своих страницах могу писать и публиковать то, что считаю нужным. И ограничивать доступ к записям не собираюсь... Почему я именно за открытость? Мы выходим в соцсети, а соцсети - это массовые коммуникации все-таки, где по идее вся информация должна быть открыта. Для личного общения - есть сообщения» [А. К.]. Некоторые наши респонденты «дирижируют» своими коммуникациями в Сети, градуируя доступ для различных целевых аудиторий и на различные платформы, исходя из необходимости выстраивания различных цифровых имиджей под ожидания каждого сегмента (родителей, друзей, работодателей и преподавателей): «Хм, могу назвать себя человеком публичным и очень многие деловые коммуникации я осуществляю через сети, поэтому в принципе не допускаю информации, утечка которой меня бы расстроила или напугала. Такой принцип переняла со временем от наставников). В Instagram от некоторых лиц истории (имеется в виду функция Instagram Stories. - А. Г.) скрываю. Но это скорее имиджевый момент. Если я знаю, что сейчас я сниму историю, которая прикольная, но слегка или сильно не соответствует моему имиджу в представление какого-то серьезного человека, подписанного на меня, то мне проще оградить его от этого и все. А, ну и доступ к моему плейлисту у меня ограничен, просто потому, что это только мое дело» [М. К.].
Заключение
Завершая аналитическое описание возможностей и инструментов управления режимами коммуникации на виртуально-сетевых платформах со стороны цифрового поколения, следует отметить невероятное расширение масштаба возможностей и гратификации форм регулирования вовлеченности, синхронизации и доступа к аккаунту в процессе виртуальной коммуникации, невозможное в рамках off-line контакта. Ключевым следствием подобных открывшихся возможностей и навыка управления режимами коммуникации как элемента «цифровой грамотности» является смещение сетевого дискурса в сторону полупубличного характера любых виртуальных межличностных коммуникаций: во-первых, сам пользователь всегда подключен (connected) и «мониторит» дискурс в своих виртуальных комьюнити и мессенджерах, но, в то же время, сам решает и выбирает момент, когда проявить себя публично, написав пост или коммент, тем самым как бы находясь одновременно и в зоне приватного бездействия, и в пространстве публичного виртуального дискурса; во-вторых, пользователь всегда имеет возможность регуляции свидетелей и участников собственного публичного виртуального дискурса, часто ограничивая его близкими или хорошо знакомыми людьми, что роднит подобную коммуникацию с приватным общением в кругу «значимых других» (но может и расширять публичность высказывания, выбирая в настройках опцию доступности «для всех»).
В качестве еще одного важного последствия следует отметить открывающиеся благодаря оптимизации коммуникаций новые возможности и тренировка навыка многозадачности, свойственные цифровому поколению: если в рамках on-line контактов беседа или взаимодействие «лицом-к-лицу» отнимали, обычно, все внимание и силы в определенный момент времени, то, регулирование уровня вовлеченности в сетевом общении и участия и коллаборациях, предоставляет возможность продвинутому пользователю одновременно вовлекаться в несколько виртуальных диалогов и решать несколько задач. Подобный «мультитаскинг» позволяет цифровому поколению более эффективно манипулировать временем и оптимизировать выполнение различных задач за счет их синхронного сочетания.
Перспектива дальнейших исследований в направлении изучения менеджмента режимов коммуникации видится в 1) дескрипции механизмов трансляции подобных навыков как элемента «цифровой грамотности» в процессе цифровой социализации поколения Z, 2) выявлении латентных, но относительно общепринятых протоколов и регламентов уровня вовлеченности, синхронности ответа и допустимой приватности/публичности в виртуально-сетевых коммуникациях цифрового поколения, и 3) анализе комплексного влияния данного элемента виртуально-сетевой коммуникативной культуры на другие важные составляющие, такие как формат общения, коммуникативная идентичность и самопрезентация, нормы и этикет виртуальных отношений.
В рамках классификации элементов «культуры участия» Г. Дженкинса [7. P. 3] навыки эффективного менеджмента виртуально-сетевых коммуникаций в плане вовлеченности, синхронизации и доступа способствуют большей аффилиации (участию и вовлечению в большее количество сообществ), таргетированной экспрессии (возможностям различного самовыражения для различных целевых аудиторий через регулировку доступа к информации аккаунта и «стены»), эффективной коллаборации (возможности синхронизировать участие в нескольких проектах) и континуальной трансляции (когда пользователь всегда находит время для фиксации «цифровых следов» своих активностей в социальных сетях, таргетируя исходящие потоки информации о себе).
Заключая наш анализ менеджмента межличностных отношений в сети, следует отметить, что трансфер близких отношений и приватных межличностных коммуникаций на новую коммуникационную платформу, не подрывая основ дружбы, любви, родства, все же изменяет их проявления, делая, возможно, близкие отношения более рассудочными, контролируемыми и управляемыми, хотя и менее рискованными и непрозрачными.
Благодарности.
Автор выражает благодарность Российскому фонду фундаментальных исследований (РФФИ) за финансовую поддержку исследовательского проекта «Культура сетевых полупубличных коммуникаций цифрового поколения» (№ 18-011-00225, 2018), на основании материалов которого была подготовлена данная статья.
Список литературы
1. Berlinger, M. R. Internet and alienation [Electronic resource] / M. R. Berlinger // The New York Times. - URL : http://www.nytimes.com/2000/02/23/opinion/l-internet-andalienation-946346. html?scp=1&sq=internet%20and%20alienation&st=cse (дата обращения: 27.08.2018).
2. Burke, M. Social capital on Facebook: Differentiating uses and users [Text] / M. Burke, R. Kraut, C. Marlow // ACM CHI 2011: Conference on Human Factors in Computing Systems. Vancouver, BC, Canada, 2011.
3. Busko, M. Cell phone crazy: anxiety linked with increased cell-phone dependence, abuse [Electronic resource] / M. Busko. - URL: http://cellphonecrazytech.blogspot.com/2009/08/anxiety-linkedwithincreased-cell.html (дата обращения: 27.08.2018).
4. Ellison, Nicole B. The Benefits of Facebook 'Friends': Social Capital and College Students' Use of Online Social Network Sites [Text] / N. Ellison, C. Steinfield, C. Lampe // Journal of ComputerMediated Communication. - 2007. - № 12 (4). - P. 1143-1168.
5. Geck, C. The generation Z connection: teaching information literacy to the newest net generation [Text] / C. Geck // Teacher Librarian. - 2006. - № 33 (3). - P. 19-23.
6. Generation Z - 2025: The Final Generation [Electronic resource]. - URL: https://reports. sparksandhoney.com/campaign/generation-z-2025-the-final-generation (дата обращения: 27.08.2018).
7. Jenkins, H. Confronting the Challenges of Participatory Culture: Media Education for the 21st Century [Text] / H. Jenkins, K. Clinton, R. Purushotma etc. // An occasional paper on digital media and learning. The MacArthur Foundation, 2006.
8. Kraut, R. Internet paradox: a social technology that reduces social involvement and psychological wellbeing? [Text] / R. Kraut, M. Patterson, V. Lundmark, S. Kiesler, T. Mukophadhyay, W. Scherlis // American Psychologist. - 1998. - № 53 (9). - P. 1017-1031.
9. Matsuba, K. Searching for Self and Relationships Online [Text] / K. Matsuba // CyberPsychology & Behavior. - 2006. - № 9 (3). - P. 275-284.
10. Meyrowitz, J. Shifting worlds of strangers: medium theory and changes in "Them" versus "Us" [Text] / J. Meyrowitz // Sociological Inquiry. - 1997. - № 67 (1). - P. 59-71.
11. Prensky, M. Digital Natives Digital Immigrants [Text] / M. Prensky // On the Horizon. - Vol. 9. - № 5. - October 2001.
12. Prensky, M. The emerging online life of the digital native: What they do differently because of technology, and how they do it [Electronic resource] / M. Prensky. - URL: http://www.marcprensky. com/writing/Prensky The_Emerging_0nline_Life_of_the_Digital_Native-03.pdf (дата обращения: 27.08.2018).
13. Reid, D. Insights into the Social and Psychological Effects of SMS Text Messaging [Text] / D. Reid, F. Reid // Text 2005. - February (2004). - P. 1-11.
14. Turkle, Sherry. Alone together: why we expect more from technology and less from each other [Text] / S. Turkle. - Published by Basic Books, 2011.
15. van Dijk, Jan. The Network Society. Social Aspects of New Media [Text] / J. van Dijk. - London: SAGE Publications Ltd, 2006.
16. Wellman, B. Connected Lives: The Project [Text] / B. Wellman, B. Hogan, P. Purcell (Ed.) // Networked Neighbourhoods. - London: Springer-Verlag, 2006.
17. Wolak, J. Escaping or connecting? Characteristics of youth who form close online relationships [Text] / J. Wolak, K. Mitchell, D. Finkelhor // Journal of Adolescence. - 2003. - № 26 (1). - Pp. 105-119.
FEATURES OF CULTURE OF VIRTUAL COMMUNICATIONS OF GENERATION Z: MANAGEMENT OF COMMUNICATION REGIMES
Glukhov A. P., Tomsk State University, Tomsk, [email protected]
The article considers a new culture ofcommunication management of the digital generation, analyzes the tactics of regulating communication through social networks and instant messengers with respect to adjusting the privacy level, the level of involvement and the level of synchronization in a virtual environment. Describes the paradigm of the "medium theory" of J. Meyrowitz and the " participatory culture" of H. Jenkins as explanatory models for transforming the culture of virtual relationships and identity through the assimilation of digital literacy skills by the generation Z. In the article the author emphasizes that the level of involvement in the Network is controlled by the user due to the regulation of the choice of communication formats, each of which means a certain graduation of emotionality and degree of involvement. Author demonstrates how social networks open up new opportunities for asynchronous communication within the framework of interpersonal relationships, which allows the user to implement time management of their communications and respond, or initiate communication when it is most convenient for him. Conclusions are drawn that the transfer to the social platforms of close interpersonal relations, without changing their structure, brings to their organization completely new opportunities for management of relations, greater controllability and transparency.
Keywords: network communication culture, communication mode management, digital generation, involvement, synchronization, semi-public communications.
References
1. Berlinger, M. R. (2000, February 23) Internet and alienation, in: The New York Times, available at: http://www.nytimes.com/2000/02/23/opinion/l-internet-andalienation-946346. html?scp=1&sq=internet%20and%20alienation&st=cse, accessed 27.08.2018.
2. Burke, M., Kraut, R. and Marlow, C. (2011) Social capital on Facebook: Differentiating uses and users, in: ACM CHI 2011: Conference on Human Factors in Computing Systems. Vancouver, BC, Canada, May 7-12.
3. Busko, M. (2009) Cell phone crazy: anxiety linked with increased cell-phone dependence, abuse, available at: http://cellphonecrazytech.blogspot.com/2009/08/anxiety-linkedwithincreased-cell.html, accessed 27.08.2018.
4. Ellison Nicole B., Steinfield, Charles W., and Lampe, Cliff. (2007) The Benefits of Facebook 'Friends': Social Capital and College Students' Use of Online Social Network Sites, in: Journal of Computer-Mediated Communication, no. 12/4, pp. 1143-1168.
5. Geck, C. (2006) The generation Z connection: teaching information literacy to the newest net generation, in: Teacher Librarian (February, 2006), no. 33(3), pp. 19-23.
6. Generation Z - 2025: The Final Generation, available at: https://reports.sparksandhoney.com/ campaign/generation-z-2025-the-final-generation, accessed 27.08.2018.
7. Jenkins, H., Clinton, K., Purushotma, R. etc. (2006) Confronting the Challenges of Participatory Culture: Media Education for the 21st Century, in: An occasional paper on digital media and learning. The MacArthur Foundation.
8. Kraut, R., Patterson, M., Lundmark, V., Kiesler, S., Mukophadhyay, T. and Scherlis, W. (1998) Internet paradox: a social technology that reduces social involvement and psychological wellbeing?, in: American Psychologist, no. 53 (9), pp. 1017-1031.
9. Matsuba, K. (2006) Searching for Self and Relationships Online, in: CyberPsychology & Behavior, no. 9 (3), pp. 275-284.
10. Meyrowitz, J. (1997) Shifting worlds of strangers: medium theory and changes in "Them" versus "Us", in: Sociological Inquiry, no. 67 (1), pp. 59-71.
11. Prensky, M. (2001) Digital Natives Digital Immigrants, in: On the Horizon, MCB University Press, Vol. 9, No. 5, October 2001.
12. Prensky, M. (2004) The emerging online life of the digital native: What they do differently because of technology, and how they do it, available at: http://www.marcprensky.com/writing/Prensky The_Emerging_0nline_Life_of_the_Digital_Native-03.pdf, accessed 27.08.2018.
13. Reid, Donna and Reid, Fraser (2005) Insights into the Social and Psychological Effects of SMS Text Messaging, in: Text 2005. February (2004), pp. 1-11.
14. Turkle, Sherry (2011) Alone together: why we expect more from technology and less from each other. Published by Basic Books.
15. van Dijk, Jan (2006) The Network Society. Social Aspects of New Media. London: SAGE Publications Ltd.
16. Wellman, B. and Hogan, B. (2006) Connected Lives: The Project, in: P. Purcell (Ed.), Networked Neighbourhoods. London: Springer-Verlag.
17. Wolak, J., Mitchell, K., & Finkelhor, D. (2003) Escaping or connecting? Characteristics of youth who form close online relationships, in: Journal of Adolescence, no. 26 (1), pp. 105-119.
Глухов Андрей Петрович - кандидат философских наук, доцент кафедры социальных коммуникаций факультета психологии, Томский государственный университет, Томск.
