CC BY
46
пример, Чалмаев В. А. Приглашение в весну // Есенин и современность: сборник. М.: Современник, 1975. С. 159), самая малочисленная, идет по пути, указанному Л. Д. Троцким, делая попытку объяснить есенинского героя психологическим приемом личностной защиты от мира. Большинство же исследователей, подобно В. Ходасевичу, А. Воронскому, склонны считать бунтарско-трагический пафос есенинской поэзии следствием революционного переживания действительности - мира, искусства - в момент кризиса. Это: Волков А. А. Художественные искания Есенина. М.: Сов. писатель, 1976. С. 254; Эвентов И. С. Сергей Есенин. М.: Просвещение, 1987. С. 163; Юдке-вич Л. Г. Певец и гражданин: Творчество С. Есенина в лит. процессе 1-й половины 20-х гг. Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1976. С. 172; Занковская Л. В. Новый Есенин: жизнь и творчество поэта без купюр и идеологии. М.: Флинта, 1997. С. 209; Прокушев Ю. Л. Сергей Есенин: Образ. Стихи. Эпоха. М.: Современник, 1985. С. 293; и др.
2. Само понятие «образное хулиганство» было введено Е. Ермиловой. См.: Ермилова Е. О лирическом герое Есенина // В мире Есенина: сб. статей. М.: Сов. писатель, 1986. С. 227-245.
3. На интерес Есенина к языческой древности указывают: Марченко А. М. Поэтический мир Есенина. М.: Сов. писатель, 1972. С. 50; Харчевников В. И. Черты народной Руси в стихах раннего Есенина // Рус. лит. 1975. № 3. С. 72; Прокофьев Н. Есенин и древнерусская литература // Сергей Есенин. Проблемы творчества: сб. статей. М.: Современник, 1978. С. 121; Пьяных М. «Узловая завязь природы с сущностью человека» // В мире Есенина: сб. статей. М.: Сов. писатель, 1986. С. 176; Кедров К. А. Космос Есенина // В мире Есенина: сб. статей. М.: Сов. писатель, 1986. С. 394; и др.
4. Есенин С. А. Полн. собр. соч. М.: РИПОЛ-КЛАС-СИК, 1997. С. 632. Далее цитаты приводятся по этому изданию с указанием страниц в круглых скобках.
5. Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра. М.: Лабиринт, 1997. С. 122.
6. Означаемое в структуре образа подчеркнуто, означающее выделено курсивом.
7. Лосев А. Ф. Античная мифология в ее историческом развитии. М., 1957. С. 35.
8. На тождество в первобытном сознании растения, животного, человека указывают: Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра. М.: Изд-во «Лабиринт», 1997. С. 63; Боас Ф. Ум первобытного человека. М.; Л.: Гос. изд-во, 1926. С. 110.
9. Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2 т. Т. 2 / гл. ред. С. А. Токарев. М.: НИ «Большая Российская энциклопедия», 2000. С. 207.
УДК 801.6; 82.085
А. А. Талицкая
ОСОБЕННОСТИ ИНТЕРПРЕТАЦИИ Н. А. ЗАБОЛОЦКИМ КОНЦЕПТА «ЖИЗНЬ» В РАННЕЙ ЛИРИКЕ
В статье рассматривается вопрос о специфике восприятия Н. Заболоцким концепта «жизнь» в стихотворениях 1926-1933 гг., проводится анализ произведений, содержащих лексему «жизнь» или семантически связанные с ней лексемы, делается вывод об особом философском осмыслении Н. Заболоцким концепта «жизнь», обусловленном особенностями мировосприятия поэта.
The problem of realization of the «life» concept in Zabolotsky's poems of 1926-1933 is discussed in this article. The works containing the lexeme «life» or lexemes semantically connected with it are analyzed here. The conclusion is made about special philosophic comprehension of the «life» concept by N. Zabolotsky, which is conditioned by the peculiarities of the poet's world perception.
Ключевые слова: концепт «жизнь», Н. А. Заболоцкий, философское осмысление.
Keywords: the «life» concept, N. A. Zabolotsky, philosophic comprehension.
Всякий текст, являясь специфически организованным способом коммуникации, нацелен на формирование в сознании адресата определенной ментальной модели, обеспечивающей понимание содержания данного текста. В ментальной модели художественного текста «действительность получает особое, образное отражение в виде одного из возможных миров, созданного волей автора» [1]. Проблема адекватного понимания художественного текста оказывается особенно актуальной при обращении к лирическим произведениям, так как лирика направлена прежде всего на чувственную, эмоциональную сторону человека, его внутренний мир, душевные переживания.
Одним из эффективных способов изучения лирики, а значит, и реконструкции картины мира поэта, его мировосприятия является изучение базовых концептов и способов их языковой репрезентации.
В. П. Руднев, современный исследователь культуры, указывает, что мировосприятие любого человека от самых древних времен до современности организуется с помощью универсальных бинарных оппозиций, причем «левая часть оппозиции считается всегда маркированной положительно, а правая - отрицательно» [2]. К базовым оппозициям человеческого бытия относятся оппозиции жизнь-смерть, добро-зло, правый-левый, верх-низ.
© Талицкая А. А., 2009
Концептуальная диада «жизнь-смерть» организует пространственно-временной континуум человека, так как жизнь - это единственный способ бытия, а смерть - его неизбежный итог. Жизнь и смерть «являют собой семантически сопряженные пространства... образующие сакральное понятие круга» [3].
В поэтической системе Н. А. Заболоцкого концепты «жизнь» и «смерть» приобретают особый смысл, определяя взгляд поэта на окружающую действительность и ее художественную интерпретацию. Смерть в лирике Н. Заболоцкого часто трактуется как один из неизбежных и необходимых этапов жизни, переход к новому способу существования, новой форме организации материи. Именно поэтому особую актуальность при изучении творчества поэта имеет исследование концепта «жизнь».
Цель нашей статьи - рассмотреть особенности восприятия Н. Заболоцким концепта «жизнь» в произведениях 1926-1933 гг.
В сборнике «Столбцы» жизнь трактуется как пустая, нелепая, полная недоразумений и гротесков, «торжества грубой материи, отвратительной, самодовольной плоти» [4].
Основной мыслью при характеристике жизни в этом поэтическом сборнике является мысль о том, что жизнь подобна смерти и наделена признаками мертвенности, разложения. Живое и мертвое меняются местами:
И грянул на весь оглушительный зал:
«Покойник из царского дома бежал!»
Покойник по улицам гордо идет.
(«Офорт», 1927)
Лексема покойник содержит в своем значении ядерную сему смерти. Смерть всегда связана с прекращением любых видов деятельности, отсутствием движения, однако покойник наделяется способностью к совершению физических действий, выраженных глаголами движения бежал и идет, глаголом физического действия вздымает и глаголом речи поет. В то же время интеллектуальная, познавательная деятельность покойнику недоступна, так как она в рамках картины мира, создаваемой Н. Заболоцким, является принадлежностью настоящей, полноценной жизни, а покойник в стихотворении не обретает признака «живой», оставаясь носителем признаков «мертвый», «умерший», на что указывает сочетание подземной водой, которое, на наш взгляд, можно рассматривать как номинацию некой субстанции, наполняющей человека после его смерти.
Наделяя покойника способностью к совершению различных физических действий, Н. Заболоцкий показывает окружающих его живых лю-
дей как мертвецов. Как отмечает А. Юнггрен, «жители города, сопровождающие всадника-покойника в торжественном шествии и ведущие под уздцы его лошадь, названы "постояльцами". Такой лексический сдвиг, выделяющий значение "кратковременность местопребывания", отсылает к представлению о том, что человек - гость на земле» [5].
Гротески нэпмановского, мещанского быта с особой отчетливостью воплощаются в стихотворении «Свадьба» (1928), которое строится на последовательном уподоблении двух ситуаций: «Жизнь человека» и «Жизнь вещей».
Ситуация «Жизнь вещей» реализуется через перечисление различных предметов, наполняющих мир кухни:
Сегодня зреют там недаром Ковриги, бабы, пироги. Там кулебяка из кокетства Сияет сердцем бытия. Графину винному невмочь Расправить огненный затылок. Кольцо на пальце золотое Сверкает с видом удальца. Огромный дом, виляя задом, Летит в пространство бытия.
У перечисленных предметов формируется значение одушевленности посредством использования различных приемов: включение в однородный ряд слов со значением одушевленности и неодушевленности, благодаря чему вещи оказываются равными живому человеку (ковриги, бабы, пироги), метафора кулебяка из кокетства, олицетворяющая деталь (затылок графина, зад дома), лексическое сравнение кольцо... с видом удальца, в котором в качестве объекта сравнения выступает одушевленное существительное.
Вещность, материальность мира, бытие вещей показаны также с помощью лексем пробиваясь и едва, реализующих сему затрудненности передвижения, вызванной наличием огромного количества вещей, и дважды повторенного предлога сквозь, содержащего сему преодоления препятствий:
Прямые лысые мужья. Едва вытягивая шеи Сквозь мяса жирные траншеи. И пробиваясь сквозь хрусталь. Парит на крылышках мораль.
Как и в стихотворении «Офорт», Н. Заболоцкий лишает людей способности к настоящей, полноценной жизни, подчеркивает их обращенность исключительно к плоти, отсутствие нравственных стремлений. Эта мысль подтверждает-
ся соединением лексем пробиваясь и сквозь с лексемой мораль в рамках одного предложения. Поэт показывает, что мораль, нравственность не могут пробиться к душе мещанина, так как его жизнь полна множества ненужных вещей, заполнена лишь бытовыми деталями.
Жизнь человека наделяется признаками неразумности, дикости, она строится на животных началах, на которые указывает метафора мясистых баб большая стая: лексема стая своим значением выражает один из способов объединения животных в группы. Человек полностью уподобляется вещи, на что указывает союзное сравнение поп... сидит, как башня, в котором объект сравнения обозначает созданный человеком предмет, т. е. неживую вещь. В то же время сама вещь наделяется признаком «живой». Рассмотрим лек-сико-семантический механизм этого явления. Основанием сравнения является физическое действие, обозначенное лексемой сидеть. Однако способностью к совершению этого действия наделены только лица, в стихотворении лицом является поп. Посредством сравнения, которое в данном случае движется как бы в обратную сторону (от субъекта к объекту), башня наделяется такой же способностью, что формирует представление об одушевленности вещи.
Итак, жизнь вещей и жизнь человека взаимоуподобляются. Обе текстовые ситуации разрешаются утверждением тождества жизнь=смерть. В ситуации «Жизнь вещей» это тождество выражается лексемами семантического класса «Смерть» (гробик, почил) и лексемами семантического класса «Религия» (поп, обедня, крестик), обозначающими отдельные, наиболее значимые детали обряда похорон. В ситуации «Жизнь человека» это тождество выражается эпитетом последний (подняв последний свой бокал) и поэтическим перифразом молчанья грозный сон.
Способы концептуализации понятия «жизнь» в художественном мире «Столбцов» наиболее четко и полно определяет метафора густое пекло бытия, которая появляется в стихотворении «Народный Дом» (1928). С одной стороны, Народный Дом - это конкретная географическая и социальная координата: ленинградский Дом печати, в котором Н. Заболоцкий выступал со своими стихами. С другой стороны, этот образ в тексте стихотворения вырастает до образа-символа, становясь обобщенным воплощением человеческой жизни.
Символическое значение образа Народного Дома создается однородным бессоюзным рядом, членами которого являются сравнения:
Народный Дом, курятник радости,
Амбар волшебного житья,
Корыто праздничное страсти,
Густое пекло бытия!
Все сравнения можно охарактеризовать как оксюморонные, так как они строятся на соединении слов абстрактной и конкретной, высокой и низкой семантики.
Слово курятник - это бытовизм, обозначающий конкретную, непоэтическую деталь окружающего мира. Однако курятник оказывается метонимическим вместилищем радости, являющейся принадлежностью духовной жизни человека.
Слово амбар также бытовизм, обозначающий повседневную деталь окружающего мира. Его значение усиливается за счет употребления лексемы житья, имеющей разговорную окраску. Так создается сниженный, прозаический образ жизни, однако она наделяется признаком «волшебный», создающим атмосферу таинственности, загадочности.
Наиболее сниженной и бытовой деталью, характеризующей жизнь, оказывается корыто. Ге-нитивное словосочетание корыто страсти становится обобщенным наименованием всех стремлений и жизненных ценностей мещанина: страсть, плоть, абсолютная бездуховность. Однако и корыто становится метонимическим вместилищем праздника, т. е. полноты бытия, признания важности различных сторон жизни.
Заключительное сравнение указывает на амбивалентность восприятия Н. Заболоцким жизни, наполненной разнообразными вещами (признак заполненности реализуется с помощью эпитета густое, имеющего значение «насыщенный, плотный»). Если лексемы радость, волшебный, праздничный задают позитивное восприятие жизни в духе гротесков Рабле, означают полное приятие жизни во всей ее предметности и конкретике, то лексема пекло, вызывающая ассоциативные представления об аде, адских мучениях, свидетельствует о неприятии поэтом ценностей такой жизни.
Амбивалентность восприятия жизни проявляется и в стихотворении «Цирк» (1928), которое выстроено как описание поочередного появления на сцене «душ» - участниц веселого праздника и реакции зрителей на их выступления. В стихотворении ощущается смешанная, сумбурная, как бы все время спотыкающаяся и скользящая интонация, единая в своей предельной разнородности, какофоничности. Такая интонация создается постоянными перебивами ритма, нарушениями размера, чередованиями длинных и коротких строк:
Цирк сияет, словно щит,
Цирк на пальцах верещит.
Толпа встает. Все дышат, как сапожники,
Во рту слюны навар кудрявый.
Тут опять всеобщее изумленье,
И похвала, и одобренье...
Ответная реакция зрителей изображается Н. Заболоцким в виде отдельных сценок-диалогов, которые еще более усиливают ощущение сумятицы, веселой суеты происходящего, на что указывает лексема праздник, содержащая в своем значении семы веселья, радости. Эти сценки задают равенство всех людей в пределах цирка, под воздействием цирковой атмосферы зрители тоже выстраивают свой спектакль:
Мальчишка, тихо хулиганя, Подружке на ухо шептал: «Какая тут сегодня баня!»... Один старик интеллигентный Сказал, другому говоря: «Этот праздник разноцветный посещаю
я не зря.»
В число «душ» цирка входят не только люди, обозначенные лексемами девочка, дитя, количественно-именным словосочетанием два мужика, но и животные и предметы, приобретающие признак одушевленности, отвечающей общему духу цирка. Формирование этого признака происходит за счет использования олицетворяющей детали (Лошадь белая выходит, Бледным личиком вертя) и союзного сравнения, в структуре которого в качестве объекта выступает одушевленное существительное (конь, как сапожник).
Особым образом в тексте стихотворения становится образ женщины-змеи, который создается контаминацией свойств человека и животного:
Вышла женщина-змея.
Она усердно ползала в соломе,
Ноги в кольца завия.
Этот образ создается объединением глаголов вышла и ползала, характеризующих соответственно действия человека и животного, а также стилистическим приемом метаморфозы (ноги в кольца). Растворение человека в животном, выраженное сочетанием лишилась тела (глагол содержит в своем лексическом значении сему утраты, а существительное - ядерную сему «человек». Это значение усилено лексемой совсем, указывающей на окончательность и завершенность действия) и являющееся итогом развития образа, становится показателем авторской оценки мира вещей и плоти: в человеке не остается никаких духовных начал, все поглощается животными, материальными началами.
Отрицательная авторская оценка поддерживается и созданным в конце стихотворения много-смысленным и многослойным образом-метафорой:
Над нами небо было рыто Веселой руганью двойной,
И жизнь трещала, как корыто, Летая книзу головой.
Образ жизни создается соединением ряда деталей, выраженных лексемой ругань, имеющей разговорную окраску и наделенной признаком «веселый», который увеличивается за счет употребления слова с количественной семантикой двойной; союзным сравнением как корыто, характеризующим жизнь как наполненную бытовыми вещами; лексемой книзу, задающей пространственную координату - перевернутость, следовательно, двусмысленность, возможность иных толкований.
Таким образом, в рамках поэтического сборника «Столбцы» жизнь оказывается равной смерти, на что указывают лексемы семантических классов «Смерть» и «Религия», обозначающие детали похоронного обряда, эпитет последний, указывающий на завершение жизни, перифраз молчанья грозный сон, обозначающий смерть.
В то же время в сборнике «Столбцы» есть стихотворение, в котором Н. Заболоцкий пытается обратиться к другой стороне человеческого бытия, т. е. к душе человека. Лексема душа появляется в стихотворении «Незрелость» (1928): Так он урок живой науки Душе несчастной преподал.
Душа характеризуется эпитетом несчастная. Приставка не- указывает на отсутствие счастья, следовательно, гармонии, удовлетворенности собственной жизнью. Такая душа принадлежит девочке, пытающейся соблазнить ребенка: Одна из них, снимая крестик, Тихонько падает в траву... Ребенок тихо отвечает: «... Красот твоих мне стыден вид, Закрой же ножки белой тканью, Смотри, как мой костер горит, И не готовься к поруганью». Ее отрицательная оценка связана с общехудожественной позицией Н. Заболоцкого - автора «Столбцов»: поэт не приемлет приземленные ценности мещанства, пытается противопоставить им душевную, внутреннюю жизнь. Эта мысль подчеркивается употреблением деепричастного оборота снимая крестик, лексическое наполнение которого {снимать - оставаться без чего-то, крестик - слово, принадлежащее тематической группе «Религия») указывает на незащищенность души девочки, на утрату ею Божественного покровительства. Душа остается с миром один на один, она беззащитна перед миром быта и пошлости, свидетельством чего является наделение девочки признаком «нагой», выраженным лексически: И девочка лежит нагою.
Ребенок, воплощенный в образе младенца, оказывается носителем высшей мудрости, способным к передаче ее другим, на что указывает появление слов тематической группы «Процесс
обучения»: урок, преподать, а также лексемы наука, являющейся гиперонимом одноименной тематической группы. Наука наделяется признаком «живой», задающим ее особую роль в жизни человека: именно с помощью науки душа девочки также обретает этот признак. Эта мысль реализуется путем насыщения валентностей глагола преподал: объект действия выражен винительным падежом - урок живой науки, адресат действия выражен дательным падежом - душе несчастной.
Важным средством выявления мудрости ребенка оказывается индивидуально-авторское словосочетание, в котором мы наблюдаем окказиональную лексическую сочетаемость: Он мудро кашу помешал. «Помешать» - это глагол физического действия, имеющий значение «переворачивать, взбалтывать круговым движением с помощью чего-нибудь». Лексическое значение наречия мудро соотносит его с глаголами интеллектуального действия, речи. Соединение этих лексем в рамках одного словосочетания придает глаголу новый смысл: на наш взгляд, он обретает контекстуальное значение глагола познавательной деятельности, субъектом которой является ребенок.
На наш взгляд, признак «несчастный», задающий восприятие образа души, можно признать тождественным признаку «мертвый». Однако в художественном пространстве стихотворения происходит наполнение души жизнью и мудростью. Важно отметить, что мудрость воплощается именно в образе младенца, традиционно связанном с такими понятиями, как «чистота» и «невинность». Только младенец, еще не знакомый с пошлостью и грубостью окружающего мира, с господством в нем материальных вещей, способен, по мысли поэта, избавить человеческую душу от страданий.
В поэтическом сборнике «Смешанные столбцы» представлено другое осмысление концепта «жизнь». В картине мира Н. Заболоцкого начинает формироваться концепция бесконечных метаморфоз, которая затем станет определяющей при интерпретации этого концепта. Понимание Н. Заболоцким жизни как цепи бесконечных превращений формируется в стихотворении «Меркнут знаки Зодиака» (1929):
Полузвери, полубоги -
Засыпаем на пороге
Новой жизни молодой.
Полу- указывает на некое промежуточное состояние, переходный этап в процессе метаморфоз, на соединение в одном существе высокого и низкого, биологического и интеллектуально-духовного начал.
Эпитеты новой и молодой оказываются ассоциативно связанными, причем в поэтической строке они находятся в пре- и постпозиции по отношению к лексеме жизнь, так что создается впечатление объемной, универсальной характеристики жизни.
Во фразе засыпаем на пороге задаются временные границы перехода к новому способу существования. На наш взгляд, лексему засыпать можно трактовать как обозначение состояния смерти, которое поддерживается словом порог, употребленным в одном из своих переносных значений: «преддверие, начало чего-нибудь, рубеж». Н. Заболоцкий утверждает мысль о том, что смерть необходима для перехода к «новой жизни».
«Жизнь - прекраснейшая из выдумок природы. Смерть - художественный прием для создания новых жизней. Цепь веселых превращений, воскрешений, смешений обрушивается на читателя: все смешалось в общем танце, и летят во все концы гамадрилы и британцы, ведьмы, блохи, мертвецы. Границ нет - они очень зыбки между сном и явью, жизнью и смертью» [6].
Образ «новой жизни» становится актуальным и развивается в стихотворении «Венчание плодами» (1932): ...мы породили вас Для новой жизни и для высших правил. В этом стихотворении появляется важная в творчестве Н. Заболоцкого мысль о необходимости разумного воздействия человека на природу, реализуемая путем приведения в действие приема анафоры, создаваемой повтором союза когда:
Когда землей невежественно правил Животному подобный человек, Напоминали вы уродцев и калек Среди природы дикой и могучей. .когда, соперничая с тучей, Плоды, мы вызвали вас к жизни наилучшей.
Первый союз когда вводит описание жизни на земле. Эта жизнь оценивается отрицательно, на что указывает лексема невежественно, содержащая в своем значении сему «отсутствие знаний», а также лексическое сравнение, выраженное словом подобный и отождествляющее человека с миром неодухотворенной природы, не подчиняющейся никаким законам и правилам и наделенной признаком «дикий» (природы дикой). Но именно правила, охарактеризованные эпитетом высших, который имеет значение «самая высокая ступень в развитии», становятся обязательным условием перехода к «новой жизни», что подтверждается соединением лексем жизни и правил в однородном ряду. Негативное восприятие жизни, основанной на диких, неразумных началах, задается и оценочными лексемами
уродцев и калек, которые в своем значении содержат семы дисгармонии, уродства, неполноценности.
На начало «новой жизни» указывают второй союз когда и наречие теперь, обозначающее новое время, а следовательно, и новое жизненное состояние, оцениваемое поэтом чрезвычайно высоко. Положительная оценка заложена в лексическом значении эпитета, характеризующего жизнь (жизни наилучшей). Семантическую нагрузку обретает и морфологическая форма эпитета: форма превосходной степени, задающая самую высокую степень проявления признака и усиленная присоединением приставки наи-.
Итак, человек и природа в процессе превращений обретают разумное начало, одухотворенность. Эти новые способности Н. Заболоцкий показывает путем введения обращения плоды, направленного к объектам, традиционно осознаваемым как не обладающие разумом.
Обобщенный образ человека - преобразователя природы воплощается в рассматриваемом стихотворении в образе Мичурина, который становится субъектом природных метаморфоз, на что указывает лексема создавать, имеющая семы созидания, творческой деятельности, в результате которой и возникает новая форма существования. Высокий смысл роли Мичурина подчеркивается появлением архетипического образа Адама-отца: Он был Адам, который сознавал Себя отцом грядущих поколений. На возможность бесконечных метаморфоз, постоянного обретения новых форм существования указывает словосочетание грядущих поколений, компоненты которого употреблены в форме множественного числа, а лексема грядущий содержит в своем значении ядерную сему «будущий». Высокая, торжественная окраска указанной лексемы усиливает значение образа Мичурина в стихотворении, подчеркивает особый смысл его миссии.
В то же время и сам Мичурин обретает в ходе метаморфоз новый облик, перетекает в созданные им плоды. Эта мысль выражена с помощью двух причастных оборотов, характеризующих «прах» садовода: разрушенный годами (указывает на разрушение старой формы, необходимое для начала метаморфоз) и увенчанный плодами
(являет собой новую форму материи, которую человек обрел после своей смерти). Возможность такого перехода реализует заветную мечту Н. Заболоцкого о личном «материальном» бессмертии.
Таким образом, в произведениях Н. Заболоцкого 1926-1933 гг. концепт «жизнь» получает многостороннее воплощение. Во-первых, жизнь плоти, материи, мира, наполненного множеством вещей, осознается Н. Заболоцким амбивалентно. Отрицательная оценка такой жизни создается лексемами, обозначающими прозаические детали окружающего мира, лексемой пекло, создающей представление об аде, образом-метафорой жизнь-корыто. Положительная оценка «густоты» бытия, плоти мира формируется лексемами тематической группы «Праздник». Основным языковым средством выражения амбивалентности является образ женщины-змеи, который создается глаголами физического действия и стилистическим приемом метаморфозы. Во-вторых, поэту важно подчеркнуть чистоту и невинность детской души. Образ ребенка-учителя создается словами тематической группы «Процесс обучения» и лексемой наука, охарактеризованной признаком «живой». В-третьих, в рамках этого периода творчества поэта начинается формирование концепции вечных метаморфоз, которая воплощается в образах садовода Мичурина и «новой жизни» и передается с помощью эпитетов, словообразовательных элементов, приема анафоры.
Примечания
1. Алтабаеба Е. В. Национально-культурные концепты в концептосфере художественного текста: к вопросу о методологии исследования // Культурные концепты в языке и тексте: сб. науч. трудов. Вып. 2. Белгород, 2007. С. 103-106.
2. Руднеб В. П. Словарь культуры XX в. М., 1997.
3. Антропологическая лингвистика: Концепты. Категории / под ред. Ю. М. Малиновича. М., 2003. С. 27.
4. Семеноба С. Г. Человек, природа, бессмертие в поэзии Николая Заболоцкого // Семенова С. Г. Преодоление трагедии: «Вечные вопросы» в литературе. М., 1989. С. 299-317.
5. Цит. по: Аощилоб И. Феномен Николая Заболоцкого. Helsinki, 1997. С. 221-222.
6. Ростобцеба И. И. Мир Заболоцкого. М., 1999. С. 50.
