CC BY
341
УДК 94(5) + 94(510.2) + 94(519)
ОСОБЕННОСТИ ИНТЕГРАЦИОННОЙ ПОЛИТИКИ ЯПОНСКОЙ ИМПЕРИИ В КОРЕЕ И НА ТАЙВАНЕ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XX В.
© К.В. Иванов1
Иркутский государственный университет, 664003, Россия, г. Иркутск, ул. Карла Маркса, 1.
После присоединения Тайваня (1895 г.) и Кореи (1910 г.) и нескольких лет «цивилизаторской» политики японское правительство изменило подход к развитию колоний. Если ранее Корея и Тайвань рассматривались исключительно как источники сырья и человеческих ресурсов, то после 1919 года был взят курс на превращение корейцев и тайваньцев в «граждан Японии». В данной статье сравниваются методы интеграционной политики Японии в обеих колониях и анализируются результаты этой политики. Библиогр. 13 назв.
Ключевые слова: Япония; Корея; Тайвань; колониализм; ассимиляция; интеграционная политика.
FEATURES OF JAPANESE EMPIRE INTEGRATION POLICY IN KOREA AND TAIWAN IN EARLY 20th CENTURY K.V. Ivanov
Irkutsk State University, 1 Carl Marx St., Irkutsk, 664003.
After the annexation of Taiwan (1895) and Korea (1910) and several years of "civilizing" policy, the Japanese government changed its approach to the development of colonies. If earlier Korea and Taiwan had been considered only as sources of raw materials and human resources, after 1919 the Empire began to pursue the policy of Koreans and Taiwanese transformation into the "citizens of Japan". The article compares the methods of the integration policy of Japan in both colonies and analyzes the results of this policy. 13 sources.
Key words: Japan; Korea; Taiwan; colonialism; assimilation; integration policy.
На рубеже XIX и XX веков мир с интересом наблюдал за невиданным ранее явлением - впервые в истории на арену вышла колониальная держава, не принадлежащая европейской цивилизации. Начав с 1860-х годов активно проводить политику модернизации, Япония вскоре перешла к захвату новых территорий. В 1879 году Япония подчинила себе королевство Рюкю, которое стало префектурой Окинава. В результате японо-китайской войны 1894-1895 гг. Китай передал Японии Тайвань и ряд близлежащих островов. Наконец, русско-японская война 1904-1905 гг. позволила Японии упрочить своё положение в Корее и установить там свой протекторат, а в 1910 г. - полностью аннексировать Корею.
Если Окинава сразу вошла в состав Японии в качестве префектуры, то Тайвань и Корея стали первыми японскими колониями и сохраняли свой колониальный статус вплоть до 1945 г., когда Япония капитулировала перед союзниками. Тайвань передали Китайской республике во главе с Чан Кайши, а Корея была поделена на оккупационные зоны - советскую на Севере и американскую на Юге. Несмотря на одинаковый колониальный статус Кореи и Тайваня, их развитие под властью Японии шло в разных направлениях.
Цель данного исследования - выявить общее и различное в интеграционной политике Японской империи в Корее и на Тайване, формировавшие её факторы и достигнутые результаты. Напомним, под интеграцией понимается сплочение, объединение полити-
ческих, экономических, социальных структур в рамках мира, региона или страны. В данной статье основное внимание уделено политической и социальной интеграции, т.к. при всей своей важности вопросы экономической интеграции Японии и её колоний уже достаточно хорошо раскрыты в научной литературе. Проблема политической интеграции жителей колоний была вкратце рассмотрена в статье Эдварда Чэнь И-тэ «Японский колониализм в Корее и на Формозе: сравнение систем политического контроля». Ряд вопросов, посвящённых политической и социальной интеграции как тайваньцев, так и корейцев, хорошо разобран в работе Марка Каприо «Японская ассимиляционная политика в колониальной Корее». Вопросы интеграции населения японских колоний в начале XX века довольно часто поднимались как в западной, так и в японской литературе. И если японские источники могут дать нам обильный статистический материал и японский взгляд на процесс колонизации, то западные - помогут взглянуть на этот процесс со стороны, пусть и не совсем объективно.
В первую очередь необходимо выделить главные особенности Кореи и Тайваня на момент их присоединения к Японской империи. Если Корея к 1905 году (момент установления протектората) являлась мононациональной страной, с незначительным количеством иностранцев (преимущественно китайцев и японцев), то на Тайване была иная ситуация. Если на западе и севере Тайваня большую часть населения составляли китайцы и так называемые равнинные
1 Иванов Константин Владимирович, аспирант, тел.: 89501006288, e-mail: [email protected] Ivanov Konstantin, Postgraduate, tel.: 89501006288, e-mail: [email protected]
аборигены Тайваня (которые были сильно китаизированы), то восточная и центральная часть острова во многом принадлежала горным племенам, контроль над которыми был затруднён.
Договоры о протекторате (1905 г.) и аннексии (1910 г.) между Японией и Кореей были подписаны японцами вместе с корейскими министрами (императоры Кореи Коджон (в первом случае) и Суджон (во втором) не поставили свои личные печати). Таким образом, Япония взяла в свои руки контроль над Кореей, формально получив это право от корейского правительства. Присоединение Тайваня, в свою очередь, было результатом японо-китайской войны 1894-1895 гг., в ходе которой на остров высадились японские войска, а Симоносекский договор 17 апреля 1895 г. официально оформил передачу Тайваня и близлежащих Пескадорских островов Японии.
Несомненно, колонизация Кореи и Тайваня не могла не вызвать отрицательной реакции населения этих регионов. На этом этапе мы также можем заметить явные отличия. В Корее, где протекторат и аннексия оформлялись договорами с корейским правительством, сопротивление японцам было неорганизованным. Главной силой сопротивления в Корее были отряды Ыйбён (Армия справедливости), существовавшие ещё с конца XIX века. Основу их составляли крестьяне, городские бедняки и солдаты корейской армии, расформированной в 1907 г. по указанию японцев. Отряды Ыйбён боролись как с японцами, так и с сотрудничавшими с ними корейцами. При этом корейское правительство не оказывало им никакой помощи. Тем не менее, отряды Ыйбён активно действовали на территории Кореи, вплоть до 1910 г., когда они либо были вынуждены покинуть Корею и перейти в Манчжурию или Россию, либо были уничтожены японской армией и жандармерией.
В отличие от Кореи, на Тайване сопротивление было более организованным. Вскоре после подписания Симоносекского договора, в мае 1895 г. группа чиновников и шэньши объявила об отделении острова от империи Цин и провозглашении Тайваньской республики с бывшим губернатором острова Тан Цзинсу-ном в качестве её президента. Целью этой акции было сохранение Тайваня под китайской властью, так как под верховенством Тайваньской республики китайские войска на острове могли бы сопротивляться японцам без формального нарушения Симоносекского договора. Однако, к октябрю 1895 г. организованное сопротивление на острове было жестоко подавлено. Показательно, что представители стран Европы и США относились к подавлению сопротивления жителей Тайваня с завидным равнодушием, при этом подчёркивая жестокость китайской администрации, в период её владычества на Тайване [9, р. 222-225]. По-видимому, Япония казалась им вполне достойным «цивилизатором» этих земель, которого не следовало подвергать критике за действия, схожие с теми, которые западные державы регулярно проделывали в своих колониях.
Нередко способы управления колониями разделяют на «британский» и «французский». Первый предполагает установление системы непрямого
управления колониями с сохранением за метрополией контроля над местными правителями, а также отдельным колониальным законодательством. Второй же предусматривает включение колонии в состав империи на правах провинции/департамента, с распространением имперского законодательства на территорию колонии [2, р. 6-7]. Как утверждает Марк Каприо, японский подход к колонизации Тайваня и Кореи был гибридным, сочетающим в себе аспекты как британского, так и французского подходов. Автор склонен согласиться с этой точкой зрения и полагает, что она достаточно хорошо обоснована.
В чём именно заключался японский подход к управлению колониями? Япония взяла Корею и Тайвань под прямой контроль и назначала там своих генерал-губернаторов (в Корее в 1905-1910 гг. генерал-резидентов), подчинявшихся непосредственно императору. При этом, несмотря на то, что Тайвань вошёл в состав империи как генерал-губернаторство ещё в 1895 г., интеграционная политика там долгое время носила скорее «цивилизаторский» характер. Это объясняется несколькими факторами: географической удалённостью от Японии; значительными культурными различиями Японии и Тайваня; наличием большого количества аборигенов, не находившихся ранее под заметным влиянием китайской культуры. Во многом именно наличие «дикарей» на Тайване определило цивилизаторский подход к колониальной политике Японии на протяжении первых 10-15 лет. К тому же подобный подход позволял показать западным колониальным державам, что обладать и успешно управлять колониями могут не только они. Корея же, которую присоединили к империи заметно позже, гораздо активнее подвергалась воздействию интеграционной политики Японии. Здесь, напротив, имелась не только географическая и расовая, но и культурная близость, что неоднократно упоминалось японцами [2, р. 11]. Собственно, именно эти три фактора повлияли на то, что именно корейцы стали первыми кандидатами на то, чтобы «стать японцами», о чём далее будет рассказано более подробно.
Одной из причин проведения цивилизаторской политики в Корее и на Тайване был вопрос международного престижа. Япония стремилась показать Западу, что на Востоке теперь есть своя держава, которая может составить им конкуренцию в борьбе за Азию. Для пропаганды своей цивилизаторской деятельности в Азии Япония начала выпускать брошюры и журналы на английском языке, посвящённые проблемам колонизации Кореи и Тайваня. Сложно сказать, насколько сильно подобные издания влияли на общественное мнение в США и европейских державах, но в формировании образа великой державы Японии сильно помогла русско-японская война 1904-1905 гг. Особенно возросло влияние Японии в Британской империи и США. Общественное мнение этих стран признало Японию как державу по факту ведения более или менее успешной войны с Россией и было готово принять тот факт, что новоявленная держава обзавелась собственными колониями.
Подобные настроения очень хорошо показал Ан-
дре Шмид, приводя заголовки американских научных статей начала XX века: «Корейцы: продукт прогнившей цивилизации», «Нравственные цели Японии» и т.п. [10, р. 7-23]. Он же, сравнивая двух американцев -хорошо знавшего Корею миссионера и журналиста Гомера Халберта и Джорджа Трамбулла Лэдда, который приехал в Корею по приглашению японского генерал-резидента Ито Хиробуми, - приходит к выводу, что, несмотря на диаметрально противоположные мнения касательно японского присутствия на полуострове, их взгляды на Корею как на колонию были довольно близки [10, р. 8]. В целом, голоса людей, не понаслышке знакомых с ситуацией в Корее и на Тайване, заглушались теми, кто называл корейцев и тай-ваньцев (аборигенов) [4, р. 560-562] дикарями.
Подводя итоги, можно с уверенностью утверждать, что в первые два десятилетия западный мир согласился с правом Японии «цивилизовывать» Тайвань и Корею. До 1919 года во властных кругах Японии был более популярен британский колониальный подход, который предусматривал установление отдельной системы управления колониями, использование особого законодательства и установление особого административного деления. Уже на этом этапе можно выделить ряд отличий между Кореей и Тайванем. Во-первых, Корея изначально была поделена на 13 провинций (то;), а дальнейшие реформы ограничивались изменением числа уездов в составе провинций. Административное деление Тайваня, в свою очередь, на протяжении почти трёх десятилетий (1895-1926 гг.) постоянно подвергалось изменениям и, в конце концов, установилось в виде 8 префектур, 5 из которых назывались термином сю:, а 3 - тё:. Термином тё: обозначали малонаселённые или слаборазвитые регионы, такие как Пескадорские острова и горные районы восточного Тайваня. В отличие от сю:, в тё: деревни и поселения управлялись напрямую администрацией префектуры, а система уездов отсутствовала [3, р. 141-142]. Среди особенностей управления Тайванем необходимо упомянуть о сохранении японцами системы круговой поруки - хоко: (кит.: баоцзя), которая до этого применялась китайскими чиновниками на протяжении нескольких сотен лет. Сохранение данной системы дало хорошие результаты - к 1930-м годам инциденты, регулируемые системой круговой поруки, практически исчезли [3, р. 144-145]. Однако, в отличие от Кореи, Тайвань ещё долго беспокоил Японию периодически возникающими «инцидентами». Самыми крупными были так называемый «инцидент Та-па-ни» (совместное восстание китайцев и аборигенов Тайваня в 1915 году) и «инцидент У-шэ» 1930 года, когда конфликт между японским патрулём и племенем атаялов разросся до масштабов локальной войны, продлившейся два месяца.
Переломным для Кореи и Тайваня оказался 1919 год. Первомартовское восстание в Корее вынудило японское правительство изменить подход к развитию колоний. Если ранее Корея и Тайвань рассматривались почти исключительно как сырьевые придатки и источники человеческих ресурсов, то теперь был взят курс на превращение корейцев и жителей Тайваня
(как китайцев, так и аборигенов) в «граждан Японии». Однако предоставлять неяпонцам равные с японцами права правительство не спешило. Как на Тайване, так и в Корее чётко проводили линию между коренными жителями колоний и проживающими в колониях японцами.
Как уже упоминалось, ввиду географической, культурной и расовой близости, в первую очередь непосредственно в состав Японии было решено интегрировать Корею. После провала политики «сабельного режима» 1910-1919 гг. в дело вступила политика «культурного управления» (1919-1936 гг.), целью которой было обеспечение постепенной интеграции корейцев в японскую культуру и японское общество (как в Корее, так и в Японии). В тогдашних научных изданиях японцы развивали мысль о том, что только полная ассимиляция корейцев сможет обеспечить им политическое и социальное равенство [7, p. 130-134]. Здесь нужно отметить очень интересный факт - если в первые годы «культурной политики» чаще говорили о необходимости «гармонизации отношений корейцев и японцев» и «слиянии» (amalgamation), то постепенно всё чаще используется термин «ассимиляция» и ставится задача «влить корейцев в Японскую империю» [11, p. 8-12].
Отдельно, в контексте интеграционной политики, необходимо разобрать вопрос колониального законодательства. На Тайване в большинстве областей права использовалось японское законодательство (за исключением уголовного права). В Корее же почти всё уголовное и гражданское законодательство (за исключением того, что касалось армии) базировалось на особых законах, изданных исключительно для Кореи, обобщённых термином сэйрэй. Это позволяло генерал-губернаторству Кореи решать дела, подпадающие под эти законы, в особом порядке [3, p. 136-105]. В рамках развития политической интеграции Кореи с октября 1920 г. в Корее появилось местное самоуправление, были учреждены советы в провинциях, городах, приравненных к провинциям, и районах. Здесь же стоит добавить, что в 1931 г. городские советы, которые были до этого лишь совещательными органами при мэре города, получили полномочия местной исполнительной власти.
Некоторая либерализация жизни в 1920-е гг. проявилась как в Корее, так и на Тайване - были отменены телесные наказания, реформирована школьная система, началось создание органов местного самоуправления. В Корее подобные реформы набрали большие обороты, чем на Тайване, и этому есть своё объяснение. В отличие от Тайваня, который являлся до 1895 г. отдалённой провинцией империи Цин, в Корее к началу XX века уже начало формироваться национальное самосознание, в том современном виде, как мы сейчас его понимаем. Поэтому при наличии некой общей цели - интеграции этих двух колоний в империю - задачи перед колонизаторами стояли разные. На Тайване было необходимо активно воздействовать на три основные группы населения - китайцев, «окитаившихся» аборигенов и «горных» аборигенов. Причём в течение двух лет после 1895 г. японцы
сохраняли за жителями Тайваня возможность уехать в Китай, чем несколько уменьшили число китайцев на острове. Аборигенов Тайваня же рассматривали как, своего рода, разновидность tabula rasa, что роднит японцев с западными колонизаторами. При этом в начале XX века на Тайване проживали более 2,7 млн человек, в число которых входили лишь около 40 тыс. японцев (в данные переписи не вошли аборигены из горных районов Тайваня) [4, p. 598]. В Корее никаких «аборигенов» не было и население страны можно считать мононациональным. В 1910 году из более чем 13 миллионов жителей Кореи лишь 1,4% были не корейцами. Большинство из этих 1,4% составляли японцы, но около 0,2% составляли китайцы и представители других национальностей [5, p. 72-76]. Как мы видим, при одинаково низком проценте японского населения в обеих колониях, в Корее задача ассимиляции была куда сложнее.
Проблема ассимиляционной политики в Корее -большая тема, поэтому здесь мы разберём лишь наиболее важные и заметные её элементы. Во-первых, можно выделить основные группы, на которых была нацелена ассимиляционная политика Японии: бывшее корейское дворянство, интеллигенция, бизнесмены, горожане (в т.ч. рабочие и ремесленники) и крестьяне. Начиная с 1920 года, пропаганда развития Кореи как составной части Японии велась с учётом влияния на каждую из этих групп. Бывшие корейские дворяне были, по сути, «подкуплены» ещё в 1910 г., когда их приравняли к японскому дворянству и присвоили соответствующие ранги.
Представители корейского бизнеса, в первую очередь крупного, вели дела с Японией ещё с конца XIX в. Именно они во многом способствовали экономической интеграции Кореи в Японскую империю. Кроме того, они зачастую помогали удержать корейских рабочих от забастовок и иных актов саботажа производства, заверяя их в своей поддержке и намекая, что на смену им могут прийти японские управляющие, которые уже не будут с таким вниманием относиться к проблемам рабочих, для которых жизнь станет ещё тяжелее.
К настоящему моменту уже существует немало работ, посвящённых экономическим взаимоотношениям Японии, как метрополии, и колониальной Кореи (зачастую используется термин «ограбление», что, по нашему мнению, не совсем верно). Несомненно, можно считать Корею сырьевым придатком Японской империи, но экономические отношения Японии и Кореи не ограничивались только этим. Хотя заметная часть экономики Кореи принадлежала японцам, собственно корейский бизнес всё же имел определённый вес. Не стоит отрицать, что большая часть корейского крупного бизнеса была сконцентрирована в сырьевом секторе - горнорудная отрасль, выращивание риса, сбор женьшеня и т.п. Но были среди корейцев и своего рода магнаты, например Пак Хынсик. Ему принадлежали контрольные пакеты акций в компаниях по производству масел и бумаги, нефтяных и машиностроительных предприятиях. Также он был владельцем нескольких банков и являлся президентом совместной
японо-корейской авиационной компании. Несмотря на такой яркий пример диверсификации бизнеса, Пак Хынсик был ярким представителем той среды крупных корейских предпринимателей, для которых сотрудничество с японцами было жизненно необходимым залогом успешного ведения бизнеса. Многие корейцы, ведущие свои дела с Японией, долгие годы проживали именно в Японии, а не в Корее и имели японское гражданство. Крупный бизнес на Тайване развивался в схожей ситуации.
На Тайване до начала Второй мировой войны японцы получили со временем значительную поддержку как от китайского, так и от аборигенного населения. Относительно спокойная ситуация на острове не шла ни в какое сравнение с разрастающейся гражданской войной в материковом Китае. Система хоко: позволила значительно снизить уровень преступности. После «урегулирования» «инцидента Та-па-ни» в 1915 г. вооружённое сопротивление японцам практически прекратилось. Таким образом, реформы 1919 года были проведены при отсутствии волнений среди населения Тайваня (хоть и под влиянием корейского Первомартовского движения). Всё это привело к значительному снижению протестных настроений среди тайваньцев и, следовательно, открытию для генерал-губернаторства больших перспектив в области интеграционной политики.
В Корее, как и на Тайване, локомотивом интеграции, на наш взгляд, можно считать представителей интеллигенции, которые входили в число грамотных людей, что подразумевает, в первую очередь, владение иероглификой. В начале 1920-х годов представители этой прослойки образованных жителей Кореи разделились на два основных лагеря, спорящих о том, как должна развиваться Корея: стоит ли им «самоуси-ляться» в качестве корейцев, используя помощь Японии, или лучше будет интегрироваться в японское общество в качестве японцев, в рамках процесса ассимиляции [2, p. 18]. Надо сказать, что японские власти скорее поддерживали второй вариант, однако 1920-е гг. были периодом максимальной либерализации жизни (по сравнению со всем периодом 1905-1945 гг.) для сторонников первого варианта.
Говоря о колониальной интеллигенции, необходимо подробнее раскрыть проблему, непосредственно связанную с ней, а именно - проблему колониальной системы образования. История уже неоднократно показывала, что умело реформированная система образования значительно повышает скорость интеграции в принимающее общество. Подобное утверждение применимо и к рассматриваемой здесь проблеме.
Нельзя не признать, что генерал-губернаторства Кореи и Тайваня достигли определённых успехов в развитии образования. В течение первых десятилетий японского управления Тайванем и Кореей заметно увеличился охват корейского населения начальным образованием. Однако, при внимательном изучении, можно заметить, что приводимые официальными японскими источниками данные не указывают этнический состав учащихся ни в Корее, ни на Тайване. Однако, на наш взгляд, уже убедительно доказано, что
распространение массового образования - начального, среднего и высшего - в Корее наблюдалось в основном в статистических документах. По японским официальным данным в период с 1912 по 1919 гг. количество корейских детей, посещающих начальную школу, выросло вдвое (японских детей - также примерно вдвое). Однако, несмотря на увеличение количества учреждений начального и профессионального образования, к началу 1920-х гг. из достигших школьного возраста корейских детей школу посещали лишь 18% [8, р. 78]. В дальнейшем ситуация с начальным и средним образованием в Корее практически не изменилась. На Тайване, напротив, в области образования, особенно начального, были достигнуты заметные успехи. К 1944 году начальные школы посещали почти 99% японских и около 71% тайваньских детей [2, р. 77]. Как мы видим, по сравнению с Тайванем, в Корее интеграционная политика в области образования, мягко говоря, не блистала успехами. Возможно, такая задача и не стояла перед японскими властями, которым не нужно было слишком образованное население Кореи. А «Новый закон об образовании («Сингёюннён») 1922 г., разрешающий корейцам и японцам учиться вместе, можно охарактеризовать как декларативный, и он мало повлиял на суть японской системы образования в Корее. Ярким событием в системе образования Кореи и Тайваня стало открытие императорских университетов. В 1924 году в Кэйдзё (ныне Сеул) был открыт первый императорский университет за пределами Японии и первый университет в Корее. В дальнейшем на его базе в 1946 г. был создан Сеульский национальный университет - ныне крупнейший вуз Республики Корея. В 1928 году императорский университет был открыт и в Тайхоку (ныне Тайбэй). К числу плюсов реформ систем образования можно отнести и то, что для молодых корейцев и тайваньцев расширились возможности для учёбы в собственно Японии.
Одним из основных препятствий при проведении ассимиляционной политики как части интеграционной, было незнание большинством жителей колоний японского языка. Например, если в 1913 г. корейцев, понимающих японский, насчитывалось 92 тыс. человек (0,6% от всего населения Кореи), то в 1939 г. - 3 069 тыс. человек (13,9% населения). Хотя рост заметен в абсолютном исчислении, в относительном сравнении он очень мал. Впрочем, если взять одних мужчин, то окажется, что среди них японский понимает почти четверть. Из этого можно сделать вывод, что корейские женщины, в основном проводящие своё время дома, обычно не обладали даже минимальными знаниями японского языка, следовательно, в корейских домах говорили исключительно на корейском языке, а дети воспитывались под влиянием корейской культуры [5, р. 269].
В целом, цели системы образования в Корее были вполне чётко сформулированы генерал-губернаторством в сборнике, посвящённом 25-летию японской администрации в Корее: «Важнейшее в обучении корейцев - это приобретение знания национального языка, внедрение в сознание учащихся истинной любви к честному труду для укрепления трудолюбия и бе-
режливости» [12, р. 90-92]. Действительно, «трудолюбие» корейцев играло важную роль в экономике Японии. В течение всего колониального периода множество корейцев было вынуждено уехать на заработки в Японию. Одной из первых причин для массовой трудовой миграции была грабительская земельная реформа 1910-х гг., в результате которой тысячи корейских крестьян остались без земельных участков. В дальнейшем активное развитие промышленности Японии и последующая милитаризация требовали всё больше и больше рабочих рук. Среди всех японских колоний одним из главных поставщиков рабочей силы была Корея. Если в 1920 г. количество корейских мигрантов в Японии едва превышало 40 тысяч, то к 1930 г. оно достигло 420 тысяч, а в 1940 году составляло 1 241 тысячу человек [6].
В 1939 году действие принятого годом ранее в Японии закона о национальной мобилизации распространилось на Корею, что означало начало кампании по «добровольной» мобилизации трудовых ресурсов. По спискам, составленным зачастую корейскими же чиновниками, из корейцев формировали строительные и рабочие отряды и отправляли их строить военные объекты (в т.ч. на островах Тихого океана), работать в шахтах, на заводах и т.д. Разумеется, подобные меры не вызывали никакого одобрения среди корейцев.
Начиная с середины 1930-х годов, относительно мягкая политика «культурного правления» в Корее и политика интеграции на Тайване уступили место политике радикальной ассимиляции корейцев и тай-ваньцев, как подданных японского императора. В Корее с 1937 года политика ассимиляции проводилась под лозунгом «Найсэн иттай», что можно перевести как «внутренние земли (собственно Япония) и Корея -едины». На Тайване аналогичная политика называлась «движением Кооминка», что можно перевести как «движение за японизацию».
В рамках лозунга «Найсэн иттай» в 1937 г. Ли Как-джоном, чиновником из администрации генерал-губернатора Кореи, была составлена «Клятва подданного страны императора», которую предполагалось декламировать в школах и на общественных собраниях. Разумеется, «Клятва» была составлена на японском языке. Таким образом, та небольшая часть корейских детей, которая регулярно посещала школу, воспитывалась в духе верноподданства Японии. Впрочем, с 1938 г. всех жителей Кореи обязали произносить клятву императору на японском языке, а также кланяться в сторону его дворца («поклон на Восток»).
Другой мерой по ассимиляции населения Кореи, о которой чаще всего упоминают, была кампания по смене имён 1939-1940 гг. В 1939 г. был отменён запрет для корейцев брать себе японские фамилии (который ранее был установлен в 1910 г.), а в 1940 г. указ был дополнен разрешением брать японские имена. Формально закон не был принуждающим, однако, несмотря на открытые протесты японских и недовольство корейских националистов, используя «патриотические группы» недавно созданного «Корейского союза мобилизации всех сил нации» в течение двух лет
новые фамилии и имена взяли 65-85% корейских семей. Впрочем, учитывая то, что с корейским именем нельзя было поступить в школу, получать пайки и официальные документы, сложно назвать кампанию по смене имён иначе как принудительной [1, с.496]. На Тайване аналогичный закон о принятии японских имён был принят в 1940 году.
Помимо смены имён, в колониях была развёрнута кампания «говорим по-японски, носим японскую одежду, живём в японских домах». Кроме того, с 1935 года в Корее и с 1937 года на Тайване японская администрация начала способствовать активному продвижению в религии синто. В колониях были построены новые синтоистские святилища, и всем учащимся предписывалось посещать синтоистские церемонии. Учитывая то, что подобную политику активно осуждали японские националисты, и то, что до 1930-х годов синтоизм не носил явного прозелитического компонента, можно утверждать, что распространение синто на корейцев и тайваньцев было частью политики интеграции их в японское общество как подданных императора Японии. Однако, по официальным данным генерал-губернаторства Кореи, синто не было популярно среди корейцев - его исповедовало лишь 21 тыс. человек, вероятнее всего, по карьерным мотивам [5, р. 273].
Одним из важнейших элементов сплочения населения Кореи и Тайваня была идеология паназиатизма. И Тайвань в XVII вв., и Корея в конце XIX в. частично ощутили на себе угрозу колонизации европейскими державами. Кроме того, в соседнем Китае они видели пример того, к чему может привести серия неравноправных договоров с последующей колонизацией. Но при всём этом многие корейские и тайваньские сторонники паназиатизма не могли признать, что методы, которые использовала Япония, едва ли отличались от европейских. Именно разногласия по этому вопросу привели к расколу среди паназиатов Кореи и Тайваня на сторонников сотрудничества с Японией и сторонников «самоусиления». Со временем, видимое число представителей первой группы всё увеличивалось, поскольку проявление активного несогласия с официальной точкой зрения японского правительства грозило различными санкциями - от штрафов до тюремного заключения.
Одним из важнейших обществ паназиатской направленности в Корее 1920-30-х годов было «Ёджонхве» («Общество по изучению политики»), которое пропагандировало идею объединения восточной Азии под властью Японии, а Корея виделась им как автономный регион в составе Японской империи. Для пропаганды своих идей члены общества выпускали ежегодные сборники и публиковали статьи в газете «Тона ильбо», которая выходила на корейском языке. Среди авторов «Тона ильбо» был Чхве Намсон - один из авторов «Декларации независимости» Первомар-товского движения 1919 года. Основными направлениями его публицистической деятельности стала антисоветская и антияпонская пропаганда. Подобной политики придерживалась другая крупная независимая корейская газета «Чосон ильбо», которая также
придерживалась правых взглядов. Другой организацией, целью которой также были образованные слои Кореи, стал «Комитет по составлению истории Кореи», созданный в 1925 году. В этом обществе состояли как корейские, так и японские учёные, и основной их задачей было составление сборников исторических источников с комментариями и издание монографий, которые должны были продвигать идею исторической близости Японии и Кореи и главенствующей роли Японии. Нужно отметить, что председатель комитета назначался генерал-губернаторством, и большая часть назначенных была японцами. Большинство же исследователей и составителей были корейцами. В их число входил Ли Пёндо, который впоследствии стал известным историком Республики Корея и сторонником благотворного влияния Японии на Корею. Близкой, но более сдержанной точки зрения придерживался его ученик Ли Ги Бэк в своих работах. По словам Ли Ги Бэка, «во многом благодаря учащимся за границей, в том числе в Японии, корейцы смогли развить современную мысль и науку». Можно понять его слова, учитывая то, что в начале 1940-х годов он учился в университете Васэда в Японии.
По мере того, как положение Японии на фронтах Второй мировой войны всё более ухудшалось, корейцев и тайваньцев стали рассматривать не только как рабочую силу, но и как возможный источник мобилизационных ресурсов для армии. Службу в армии можно также рассматривать как одну из форм интеграции. Для корейцев служба в армии стала доступна лишь в 1937 г., однако для тех корейцев, которые проживали в Японии, ограничений не было и до этого. Поначалу корейцам было разрешено добровольно поступать на службу в японскую армию, но лишь во вспомогательные подразделения. Вскоре после начала войны с США, в начале 1942 г., в Корее было введено обязательное военное обучение с последующей возможностью обучаться в японских военных академиях. В том же 1942 году японские военные в Корее получили около 250 тысяч заявлений от корейцев с просьбой принять их в ряды японской армии [2, p. 213]. В конце 1944 года призыв стал обязательным. Возможностью стать офицером воспользовалось немало корейцев, но отправлять их на фронт против Китая или США японцы не спешили. Основным занятием новоиспечённых офицеров-корейцев была контрпартизанская борьба в Маньчжурии. Одним из наиболее известных людей, прошедших такой путь, был будущий диктатор Пак Чон Хи, который после освобождения Кореи был принят в новую армию как опытный военный, затем был уволен, но снова вернулся в строй в связи с началом Корейской войны, а впоследствии в 19611979 гг. возглавлял Республику Корея. Для тайваньцев возможность добровольной службы в армии открылась в 1942 году, а в 1945 году был введён обязательный призыв. К началу 1945 года свыше 200 тысяч тайваньцев служили в японской армии. Правда, лишь около 80 тысяч из них были комбатантами - солдатами и моряками. В их число входили и 5 тысяч аборигенов Тайваня, которые, по имеющимся свидетельствам, отличались особенно высоким боевым духом.
Пополнение рядов японской армии было как результатом пропаганды, так и просто желанием лучшей жизни. Но можно однозначно сказать, что многие из тысяч корейцев, которые служили в японской армии, вступали в неё, ведомые идеей войны за единую Японскую империю, включающую в себя Корею и Тайвань. Показательны данные о 16 погибших корейских камикадзе в возрасте от 17 до 27 лет. Сложно сказать, сколько ещё корейцев готовилось стать камикадзе, но явно немало. Хотя 16 человек из почти четырёх тысяч погибших камикадзе практически незаметны, но привлекает внимание сам факт существования камикадзе-корейцев, добровольно идущих на смерть ради Японии, поющих перед вылетом национальную корейскую песню «Ариран» (которая стала позднее символом антияпонского сопротивления), и то, что их героической смерти посвящали стихи корейские поэты [13]. Полагаем, можно согласиться с мнением японских и корейских исследователей, что важную роль сыграла молодость корейских камикадзе и умелая пропагандистская политика Японии. Можно привести слова корейца Касаямы Ёсикити (корейское имя неизвестно): «Мы вместе разделяли волнение и восхищение. Если ты носил японскую звезду на фуражке, это было действительно нечто выдающееся» [2, р. 201].
Подводя итоги интеграционной политики Японской империи в Корее и на Тайване в первой половине XX века, можно выделить ряд сходных черт. Во-первых,
большую роль играла идеология паназиатизма, которая привлекала образованное население колоний. Во-вторых, распространение японского языка и в Корее, и на Тайване было одним из ключевых факторов, обеспечивающих успех ассимиляционной политики. В-третьих, метод ассимиляции через службу в армии, хоть и был вынужденной мерой, но показал себя достаточно эффективно. Однако можно согласиться с утверждением Эдварда Чень И-тэ, что Корея и Тайвань были «империями в империи» [3, р. 156-157]. Жизнь в колониях и метрополии к 1945 г. всё ещё сильно отличалась. Так же отличались друг от друга живущие в колониях японцы от корейцев и тайвань-цев. Генерал-губернаторы колоний не контролировались парламентом Японии и были подотчётны лишь императору и кабинету министров. Лишь в 1945 году начали рассматривать возможность выборов в парламент Японии представителей от Кореи и Тайваня. Тем не менее, ряд корейцев и тайваньцев, проживавших в Японии и имевших японское гражданство, неоднократно избирались в имперский парламент. Можно резюмировать, что для Тайваня, который ранее был отсталой китайской провинцией, интеграционная политика Японии несла в себе мощный модернизационный компонент. Для Кореи же, которая большую часть своей истории была независимой, интеграционную политику Японии следует рассматривать скорее в колониальном, нежели в модернизационном контексте.
Библиографический список
1. Хан Ёнъу. История Кореи: новый взгляд. М.: Восточная литература, 2010. 758 с.
2. Caprio Mark E. Japanese Assimilation Policies in Colonial Korea, 1910-1945. Seattle: Univ. of Washington Press, 2009. 320 p.
3. Chen Edward I-te. Japanese Colonialism in Korea and Formosa: A Comparison of The Systems of Political Control // Harvard Journal of Asiatic Studies. 1970. Vol. 30. P. 126-158.
4. Davidson James Wheeler. The Island of Formosa, past and present: History, people, resources, and commercial prospects. London and New-York: Macmillan & co., 1903. 692 p.
5. Grajdanzev Andrew. Modern Korea. New York: Institute of Pacific Relations, 1944. 330 p.
6. Korean Permanent Residents in Japan [Электронный ресурс] // Living Together: Minority People and Disadvantaged Groups in Japan. Center for US-Japan Comparative Social Studies. URL:
http://www.usjp.org/livingtogether_en/ltKoreans_en.html (дата изменения 1.06.2005)
7. Miura C. The Problem of Korean Assimilation // The Japan
Magazine. Tokyo, 1921. Vol. 12, №2-3. P. 130-134.
8. Oh Seong-Cheol, Kim Ki-Seok. Japanese Colonial Education as a Contested Terrain: What Did Koreans Do in the Expansion of Elementary Schooling? // Asia Pacific Review. Seoul, 2000. Vol. 1. No. 1. P. 75-89.
9. Rutter Owen. Through Formosa: an account of Japan's island colony. London: T. Fisher Unwin LTD, 1923. 140 p.
10. Schmid Andre. Two Americans in Seoul: Evaluating an Oriental Empire, 1905-1910 [Электронный ресурс] // Korean Histories. URL:
http://http//www.koreanhistories.org/files/Volume_2_2/KH2_2_Sc hmid_Two_Americans.pdf (дата изменения 12.07.2011).
11. The New Administration in Chosen / Government-General of Chosen. Seoul, 1921. 111 p.
12. Thriving Chosen: a Survey of Twenty-Five years' Administration. Seoul: Government-General of Chosen, 1935. 93 p.
13. Ким Хвангюн. Сакхураро чида (Отцвести словно сакура) [Электронный ресурс] / Ким Хвангюн. URL: http://koreada.com/jboard/?p=detail&code=supil&id=162&page= 8 (дата изменения 9.10.2004).
