CC BY
71
УДК 008(571.51) Л.А. Чурилова
ОСОБЕННОСТИ ФОРМИРОВАНИЯ КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКОГО НАСЛЕДИЯ НАРОДОВ СЕВЕРА КРАСНОЯРСКОГО КРАЯ В XIX - НАЧАЛЕ XX вв.
В статье раскрыты особенности формирования культурно -исторического наследия народов Севера Красноярского края в XIX - начале XX вв. Автор исследует процесс накопления этнографических источников, анализирует необходимость появления региональных музеев.
Современное социокультурное поле России насквозь пронизано всё более усиливающимся этническим фактором. Красноярский край - полиэтничная территория, уникальность которой определяется ещё и тем, что в этом регионе Российской Федерации и в границах территорий традиционного расселения предков проживают этносы, сохраняющие традиционный образ жизни, хозяйствования, промыслов, элементы архаичного миросозерцания.
Факт существования и развития в исторических координатах коренных малочисленных народов является также индикатором развития региона.
Таким образом, констатация процессов ассимиляции, утраты традиционных видов деятельности, трансформации и утраты языка свидетельствует о необходимости изменения экономической, политической, социальной, культурной сфер жизни коренных народов. Однако, рубеж середины XX - начала XXI столетий не выявил положительных тенденций в жизни народов Севера Красноярского края. Проблемы традиционного образа жизни не сопряжены с проблемами выживания коренных народов, о чём красноречиво свидетельствует отсутствие концепции развития Севера, которая бы учитывала, правильнее сказать, основывалась бы на национальных интересах малочисленных северных этносов.
Основа традиционного образа жизни - природа - в который раз становится объектом индустриального натиска со стороны государства, а в современный период лакомым куском, как частного российского, так и зарубежного капитала. Поднимающаяся волна индустриализации не может не вскрыть острые экологические проблемы региона, ухудшение и сужение среды обитания народов Севера, угрозы физического вырождения. В промышленных кругах не перестаёт будироваться в своё время развенчанный проект сооружения Туру-ханской ГЭС, осуществление которого несомненно приведёт к разрушению природного комплекса региона.
Следует подчеркнуть, что интерес ученых различных направлений к традиционной материальной и духовной культуре коренных народов Сибири не ослабевал в течение длительного исторического периода. Практически с XVIII века процессы изучения (освоения) северных территорий России протекали в рамках научно обоснованных (в соответствии с уровнем развития науки) исследований.
Выполняя научный и патриотический долг, часто сопряженный с риском для жизни, многочисленные представители российской науки сумели не только научно объяснить на уровне развития исторических знаний своего времени явления традиционной культуры и их взаимосвязи, но и сохранили, передали для дальнейшего изучения предметную основу своих исследований, составившую впоследствии уникальный фонд, отражающий неповторимые черты древних культур народов Сибири.
Благодаря усилиям ученых-энтузиастов, собирательству участников экспедиций и командировок в конце XVIII-XIX вв. - первой половине XX в. была заложена коллекционная основа российских музеев мирового значения - Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого Института этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая Академии наук СССР (МАЭ) и Государственного ордена Дружбы народов музея этнографии народов СССР (Российский этнографический музей).
Не претендуя на освещение проблемы комплектования и систематизации материалов в экспозициях центральных музеев России по народностям Севера в указанных хронологических рамках, рассмотрим существенный вопрос: каким образом накопление этнографических источников внесло вклад в процесс сохранения и изучения традиционной и современной культур народов Севера Средней Сибири.
В целом отметим, что это был процесс, с одной стороны, относительно последовательный в своем движении накопления этнографических источников, с другой, возникновения региональных крупных музеев и соответственно развертывания собирательской работы на местах. Эти «потоки» не были однородными по содержанию, степень их интенсивности также была различна.
Однако, процессы освоения Сибири, ее изучения известными методами исторической науки способствовали комплектованию, складыванию фонда источников, свидетельствующих о различных сторонах тра-
диционной культуры и быта, особенностях мировоззрения народностей Севера. В целом на протяжении почти двух столетий российская наука стала обладательницей уникального по своим характеристикам культурно-исторического наследия, отображающего все стороны жизни северных этносов.
В деятельности музеев всегда находили отражение этапы развития исторической и этнографической наук. В соответствии с ними формировались методы и способы изучения локальных культур, представленные в программах, инструкциях, вопросниках и т.д. Так, при отправлении в сибирское путешествие Герарду Фридриху Миллеру была дана инструкция Академии наук, точно определявшая объекты отбора музейных собраний Петровской Кунсткамеры и способы научного описания собираемых материалов: «Вне всякого рода останки, древние монументы, сосуды древние и новые, идолы и знатнейших городов проспекты отчасти в точность описываемы, отчасти в Санкт-Петербург привозимы должны быть... Каждого народа и племени несколько человек обоего пола, которых свойства сего народа на глазах и на стане тела видны, вместе с употребительнейшею их одеждою тщательно списаны, также и несколько образцов одежды всякого в Санкт-Петербург привезены быть должны»1.
Выполнение требований инструкции в определенной степени способствовало упорядочению собирательства, позволяло комплексно изучить объект исследования. Инструкция по описанию сибирских народов использовалась в академических исследованиях И. Гмелиным. Проявляя огромный интерес к различным сторонам жизни сибирских народов, Гмелин посещал их жилища, празднества, шаманские камлания. Во время своих путешествий по Сибири учёный собрал «столько редкостей со всех азиатских стран и народностей, что в сравнении с ним не мог стать ни один кабинет в Европе»2.
Следует подчеркнуть, что в период экспедиционной работы Кастрена на севере Сибири (18451949гг.) не существовало музеев, которые являлись бы хранилищами местных достопримечательностей или, как писал Д.А. Клеменц, местными складами научных предметов3. Совершая путешествие в Сибирь на средства Академии наук, Маттиас Александр Кастрен творчески опирался на предложенную ему Академией наук инструкцию4 и собрал обширный материал о народах региона, который представляет собой своеобразный литературный, исторический, этнографический и лингвистический памятник.
Каждую посылку собранных коллекций для этнографического музея Академии наук Кастрен сопровождал детальными описаниями, с указанием места сбора предметов, этнической принадлежности, способов бытования. При этом прилагал, где считал необходимым, графическое изображение предмета5. Некоторые предметы коллекций МАЭ, полученные от Кастрена, описаны в указанном сочинении ученого6. Около 20 предметов, характеризующих материальную культуру и культ тунгусов, предоставленные Кастреном музею, располагались в шкафу № 17 экспозиции7.
Комплектование фондов участниками русских экспедиций, а также отток большей части привозимых коллекций в этнографический музей Российского географического общества (РГО), не способствовали равномерному росту фондов МАЭ8. Одновременно существование этнографического отделения музея Сибирского отдела РГО обосновывалась тем, что коренное население Сибири утрачивает свою этнографическую чистоту и, соответственно традиционное своеобразие одежды сибирских народов исчезает с нарастающей быстротой, «заменяясь общекрестьянской формою сибирского покроя - халата, который не в далеком будущем станет обычною одеждою для всех сибирских обитателей. Тогда у нас не останется и воспоминания о прежней костюмировке обоседлившихся племен». Наиболее полной среди коллекций одежды народов Восточной Сибири в этнографическом отделении музея была коллекция самоедской, долганской, юрац-кой и тунгусской одежды, доставленная из Туруханского края9.
Обогащение отдела сибирских инородцев МАЭ представлялось тогда относительно доступным. Отдел располагал 1223 предметами10 и давал фрагментарное представление о своеобразии культур коренных народов.
Это положение, изменялось к концу XIX в. - началу XX в. в результате активизации собирательской работы и мобилизации для этого научных сил музея, введения новых штатов, передачи значительной части коллекций по народам Сибири от рГо и создания Общества изучения Сибири и улучшения ее быта (1908). Для описания и регистрации коллекций по народам Сибири были приглашены известные специалисты-сибиреведы Д.А. Клеменц, В.Г. Богораз, В.И. Иохельсон. В сибирском отделе безвозмездно работал антрополог и этнограф, признанный на Западе и в Америке самым авторитетным тунгусоведом, С.М. Широкого-ров. В музее были образованы новые отделы - фотографический и фонограмм. В последнем хранились 152 валика с записями музыки и речи различных народов Сибири.
Наиболее значительными по результатам явились командировки для этнографических сборов в Енисейскую губернию П.Е. Островских и В.И. Анучина (1898, 1900 гг.). Последний работал в Туруханском крае в 1905-1908 гг. по поручению Русского комитета для изучения Средней и Восточной Азии, исследуя антрополо-
гию, этнографию и язык енисейцев11. За время экспедиции в Туруханском крае В.И. Анучин «...добыл сведения о верованиях и шаманстве енисейцев, дал атрибутивное описание шаманского костюма, который являлся частью коллекции, приобретенной для музея»12. Сборы В.И. Анучина представляли собой единственную по полноте коллекцию по енисейским остякам13.
В 1906 г. к работе в качестве коллектора и регистратора был привлечен В.Н. Васильев, перед этим успешно собиравший материалы для музея в Туруханском крае и Якутской области (1904-1908 гг.) среди долган, якутов, эвенков14. Находясь в командировке в Хатангской экспедиции РГО (1905 г.), В.Н. Васильев приобрел для МАЭ 390 предметов быта и шаманского культа. Исключительный интерес для науки представляют коллекционные предметы, символизирующие шаманские облака (былыт), обнаруженные на левом берегу р. Хатанги против урочища Кресты, и квалифицированное описание их, данное самим В.Н. Васильевым. Из района озера Ессей (территория современной Эвенкии) была доставлена гробница тунгусского шамана15, выставленная затем в вестибюле МАЭ и разобранная лишь летом 1964 г.
Фонды МАЭ пополнились также комплектами традиционной долганской, эвенкийской и якутской женской и мужской одеждой, инструментом для изготовления лука, кузнечно-слесарными, сверлильными, токарными инструментами, берестяными трафаретами для нанесения узора на коже, походной чумовой мебелью, детскими игрушками, предметом для исчисления времени - паскалом. Всего в отдел Сибири МАЭ поступило 399 предметов, собранных и атрибутированных В.Н. Васильевым.
Кроме специальных экспедиций, значительных по своим результатам, музей привлекал к собирательской работе широкий круг лиц на местах. От туруханского отдельного пристава Л.Ф. Булевского в фонды музея поступила модель нартенного чума, использовавшегося в поездках по тундре между с.Дудинским на Енисее и с. Хатангским на р.Хатанге16. От коренных жителей, отличных знатоков сибирской географии, проводников и непосредственных членов многих экспедиций, зависел исход предпринимаемых мероприятий. «Куда бы ни следовал европеец или русский человек на Севере, - справедливо отмечал Н.М. Ядринцев, - он обязан услугам, руководительству и указаниям инородца; без него он бы погиб... Кто спасал корабли на водах, кто спасал команды, кто в пургу и непогоду ведет торговцев, кто везет заседателя для сбора ясака и т.п.?»17.
В экспедиции Сибирского отдела РГО 1866-1867 гг. в Туруханский край принимал активное участие туруханский миссионер, священник Я.И. Доброхотов, награжденный бронзовой медалью РГО. Он помогал А.П. Щапову в исследованиях антропологического характера - розыске и раскопках черепов, а также в сборах этнографических сведений.
Сотрудники МАЭ, в особенности Л.Я. Штенберг, использовали все имеющиеся возможности для популяризации этнографических знаний в любой аудитории. При музее были организованы «систематические курсы по этнографии с демонстрацией музейного материала»18, разработаны инструкции для сбора предметов в определенных районах. Так, «Сборник инструкций и программ для участников экскурсий в Сибирь» был составлен в помощь студентам-сибирякам, проводящим летние экскурсии в Сибири в целях собирания материалов для изучения природы страны и быта ее населения19.
Авторы-составители сборника, ведущие ученые Л.Я. Штернберг, А.А. Макаренко, В.Ф. Миллер, А.А. Спицын в студенческих экскурсиях видели одно из звеньев цепи организации общественных сил для изучения Родины20.
Таким образом, на протяжении почти двух веков и к началу второго десятилетия XX в. центральные и региональные музеи сибирского региона обладали коллекциями почти по всем народам Севера. Наиболее ценную часть сибирских собраний представляли предметы культа, которые по полноте и научности описания справедливо признавались единственными в мире. Одних только шаманских облачений имелось до сорока экземпляров.
К этому же времени, особенно в конце 20-х гг. - 30-е гг., всем народам Севера предстояло преодолеть сложнейшие пути модернизации социальной жизни, включая советизацию, раскулачивание, коллективизацию, переход на осёдлый образ жизни, борьбу с шаманами, укрупнение хозяйств и посёлков. Эти исторические испытания не обесценили значения ни социального опыта, ни культурных достижений, ни в целом всего уникального культурно-исторического наследия северных этносов, которое требует осмысления и актуализации современниками.
Примечания
1. Миллер, Г.Ф. История Сибири / Г.Ф. Миллер. - М.-Л., 1937-1941. - С. 461.
2. См.: Белковец, Л.П. Сибирь в трудах И.Г. Гмелина: автореф. дис. ... канд. ист. наук / Л.П. Белковец. - Томск, 1972. - С. 7; 17; 19.
3. Клеменц, Д.А. Местные музеи и их значение в провинциальной жизни / Д.А. Клеменц // Сибир. вестн. - 1893. - Вып.2. - С. 15.
4. Кастрен, М.А. Путешествие по Лапландии, Северной России и Сибири (1838-1844, 1845-1849) / М.А. Кастрен // Магазин землеведения и путешествий. - М., 1860. - Т.VI. - Ч.2. - С. 352; 364; 365; 413; 414.
5. Там же.
6. Там же. - С. 352; 364.
7. Путеводитель по Музею антропологии и этнографии. - СПб., 1904. - С. 48-51.
8. ЛОА РАН.-Ф.142.-Оп.I (до 1918).-Д.45.-Л.8.
9. Там же. - Л.11.
10. Там же. - Л.8,8 (об.).
11. МАЭ. Описи коллекций № 534; 556.
12. Анучин, В.И. Очерк шаманства у Енисейских остяков / В.И. Анучин // СМАЭ. - СПб., 1914. - Т. 11. -Вып.2. - С. 32-89.
13. Там же. - С.1.
14. Васильев, В.Н. Краткий очерк инородцев Туруханского края / В.Н. Васильев // Ежегодник Русского антропологического общества. - СПб., 1908. - Т.2. - С. 56-87.
15. МАЭ. Опись коллекции 1004 (№22 А-Е).
16. МАЭ. Описи коллекций № 534; 1053; 1089.
17. Ядринцев, Н.М. Сибирские инородцы, их быт и современное положение / Н.М. Ядринцев. - СПб., 1891. - С. 89.
18. ЛОА РАН.-Ф.142.-Оп.I (до 1918).Д.-45.-Л.10.
19. Там же. - Д.53. - Л.38.
20. Сборник инструкций и программ для участников экскурсий в Сибирь. - СПб., 1912.
УДК 947.084 К.Н. Морозов
САМАРСКИЙ КОМУЧ КАК «ТРЕТИЙ ПУТЬ» В ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЕ В ЗЕРКАЛЕ ПОКАЗАТЕЛЬНОГО ПРОЦЕССА СОЦИАЛИСТОВ-РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ 1922 г.*
Тема, заявленная в статье, в исторической науке практически не изучена. Автором рассмотрены вопросы выбора путей развития страны Советов, отношения разных политических партий и населения.
Проходивший с 8 июня по 7 августа 1922 г. в Колонном зале Дома Союзов в Москве судебный процесс социалистов-революционеров стал первым советским крупномасштабным показательным политическим процессом1, опыт которого широко использовался в последующей практике организации аналогичных акций.
* Актуальность темы достаточно очевидна в силу слабой исследованности того "третьего пути", который пытались реализовать социалисты в качестве альтернативы государственному строительству и практике "красного" и "белых" режимов. Не менее очевидна актуальность опыта государственного строительства и социально-экономической политики Самарского Комуча, пытавшего как защищать национальные интересы России, так и отстаивать классовые интересы крестьянства, рабочих, интеллигенции. Очень важно, что даже в условиях гражданской войны эсеры стремились к максимальной демократии в деятельности органов Самарского Комуча и к соблюдению политических свобод и прав.
1 См.: Свирская, М.Л. Из воспоминаний // Минувшее. - М., 1992. Вып. 7.; Jansen, M. The Trial of the Socialist Revolutionaries. - Moscow, 1922. Martinus Nijhoff Publishers, 1982; Янсен, М. Суд без суда. 1922 год. Показательный процесс социалистов-революционеров. - М., 1993; Янсен, М. Е.М. Тимофеев и другие члены ЦК ПСР после процесса 1922 г. // Минувшее. - М., 1992. - Вып. 7. - С. 193-214; Партия социалистов-революционеров после октябрьского переворота 1917 года: Документы из архива П.С.-Р. / ред.-сост. М. Янсен. - Амстердам, 1989; Дмитрий Дмитриевич Донской / сост. Я.А. Яковлева. - Томск, 2000; Литвин, А.Л. Азеф второй // Родина. - 1999. - № 9. - С. 80-84; Журавлев, С.В. Человек революционной эпохи: Судьба эсера-террориста Г.И. Семенова (1891-1937) // Отечественная история. - 2000. - № 3. -С. 87-105; Морозов, К.Н. Судебный процесс социалистов-революционеров и тюремное противостояние (1922-1926): этика и тактика противоборства. - М., 2005; Сын «вольного штурмана» и тринадцатый «смертник» судебного процесса
