CC BY
140
этому для укомплектования штатов для выполнения плана по гослову на предприятии была поставлена задача по строительству общежития на 30 бессемейных рабочих. На Братском рыбозаводе также возникла необходимость расширения плана гослова, здесь обозначилась потребность в дополнительной жилой площади для 10-15 семей [2].
Таким образом, анализ состава руководящих кадров и инженерно-технических работников в Иркутском тресте показывает, что многие директора и инженеры
рыбозаводов не имели необходимого соответствующего образования. Большинство инженерных должностей занимали практики даже без специального технического образования. В то же время действующий послевоенный состав руководящих и инженерно-технических кадров позволял рыбодобывающим коллективам справляться с государственными заданиями по промышленному улову в бассейне озера Байкал.
Статья поступила 23.03.2015 г.
Библиографический список
1. Государственный архив Иркутской области (ОГКУ ГАИО). Ф. р—2716. Оп. 1. Д. 48.
2. Кожов М.М., Спелит К.К. Динамика добычи рыбы в Байкале и его бассейне. Рыбы и рыбное хозяйство в бассейне озера Байкал. Иркутск: ОГИЗ, 1958. С. 504—525.
3. Кожов М.М. К вопросу о рыбных запасах водоемов Бурят-Монгольской АССР // Известия биолого-географического института при ИГУ. 1947. Т. 10. Вып. 2. С. 3—21.
4. Краснощеков С.И. О состоянии запасов байкальского омуля. Проблемы сырьевой базы рыбного хозяйства Восточной Сибири. Иркутск: ОГИЗ, 1966. С. 13—27.
5. Попов П.В. Материалы по неучитываемому официальной статистикой рыболовству в водоемах бассейна озера Байкал. Рыбы и рыбное хозяйство в бассейне озера Байкал. Иркутск: ОГИЗ, 1958. С. 526—559.
6. Прибыльский Ю.П., Федорченко В.И. Рыбное хозяйство Сибири в годы Великой Отечественной войны. Красноярск: Изд-во КрасГУ, 1988. 160 с.
7. Тюрин П.В. О причинах снижения запасов байкальского омуля и неотложных мерах по их восстановлению // Вопросы ихтиологии. 1969. Т. 9. Вып. 5 (58). С. 782—797.
8. Цыкунов Г.А. Ангаро-Енисейский ТПК: проблемы и опыт (исторический аспект). Иркутск: Изд-во ИГУ, 1991. 176 с.
УДК 351.75S.5 (571.531)
ОСОБЕННОСТИ АРХИТЕКТУРЫ БУДДИЙСКОГО ХРАМА В ПЕТЕРБУРГЕ (1S0S-1S15 гг.)
Л
© Е.В. Асалханова1
Иркутский национальный исследовательский технический университет, 664074, Россия, г. Иркутск, ул. Лермонтова, 0З.
Выявлены особенности архитектуры петербургского буддийского храма, возведенного в 1909-1915 гг. Показано, как последовательно выраженная программа монументально-декоративного решения его внешнего облика и интерьеров раскрывает эстетические и мировоззренческие представления традиционной культуры северного буддизма и ведущие тенденции эпохи модерн. Творческое осмысление традиций, рожденных модерном более 100 лет назад, остается одним из возможных направлений развития современного искусства. Ключевые слова: северный буддизм; традиционная культура; Бурятия; архитектура; буддийский храм в Петербурге.
FEATURES OF BUDDHIST TEMPLE ARCHITECTURE IN ST. PETERSBURG (1SGS - 1S15) E.V. Asalkhanova
Irkutsk National Research Technical University, 0З Lermontov St., Irkutsk, 664074, Russia.
The article identifies the architectural features of the Buddhist temple built in St. Petersburg in 1909-1915. It shows the way the consistent program of monumental and decorative solutions of its external appearance and interior reveals the aesthetic and worldview ideas of the traditional Northern Buddhist culture and the leading trends of Art Nouveau. Creative interpretation of traditions brought by Art Nouveau 100 years ago remains one of the possible directions of modern art development.
Keywords: Northern Buddhism; traditional culture; Buryatia; Buddhist temple in St. Petersburg.
Буддийский храм в Петербурге (дацан Гунзэчойнэй) — крупнейший центр буддизма в европейской части России — представляет собой редкий феномен памятника истории культуры, достаточно
хорошо сохранившегося в своей репрезентативной полноте (рис. 1). Храм был возведен в 1909—1915 годы. Инициатором и руководителем строительства был известный дипломат и религиозный деятель, советник
1Асалханова Екатерина Владимировна, старший преподаватель кафедры дизайна, тел.: 89041587629, e-mail: [email protected]
Asalkhanova Ekaterina, Senior Lecturer of the Design Department, tel.: 89041587629, e-mail: [email protected]
XIII-го Далай-ламы Тибета2 Агван Доржиев3. Архитектором храма является Г.В. Барановский4, автор многочисленных построек в Санкт-Петербурге, первоначальный проект был выполнен студентом Института гражданских инженеров Н.М. Березовским5, заключительным этапом строительства руководил гражданский инженер Р.И. Берзен6. 10 августа 1915 года храм был освящен цаннид-хамбо Агваном Доржиевым и получил название «Источник Святого Учения Всесо-страдающего Владыки-Отшельника» (тиб. kun la brtse mdzad thub dbang dam chos byung ba i gnas - сокращенно - «Гунзэчойнэй»).
Дацан в Петербурге представляет собой, по авто-
2 XIII Далай-лама Тибета Тубдан-Чжамцо (1876-1933). Выделил для строительства буддийского храма в Петербурге значительные средства.
3 Агван Лобсан Доржиев (1853/4-1938) - хоринский бурят, в девятнадцатилетнем возрасте отправившийся в Тибет, где получил высшее конфессиональное образование в Гоман-дацане, крупнейшем лхасском монастыре Дрепунг (1888). По окончании обучения был назначен одним из наставников юного XIII Далай-ламы; впоследствии его ближайший советник и фаворит, добивался политического сближения Тибета с Россией и установления русского протектората над Тибетом. В 1905 г. переселился в Россию. Ученый-богослов, дипломат, просветитель, видный деятель национально-освободительного движения тибетского и монгольского народов, реформатор буддийской конфессии в царской и советской России.
4 Барановский Гавриил Васильевич (родился в 1860 г. в Одессе - скончался в Петрограде от голода в 1920 г.). Окончил ИГИ (1885). Техник при ТСК МВД (с 1885), сотрудник канцелярии ВУИМ (с 1889). Преподаватель ИГИ (18971905). Член правления ОГИ. Редактор-издатель журналов «Наше жилище» (1894-1895), «Строитель» (1895-1905); составитель Юбилейного сборника сведений о деятельности бывших воспитанников института гражданских инженеров (Строительного училища) (1892-1893), Архитектурной энциклопедии второй половины XIX в. (1902-1908) и др. изданий. Член Совета по горнопромышленным делам при Министерстве земледелия и государственных имуществ (с 1904 г.). Сверхштатный (с 1902), штатный (с 1907 г.) член техни-ческо-строительного комитета МВД. Специалист по вопросам строительного законодательства и градостроительства. Автор сооружений в Москве, Нижнем Новгороде, Могилев-ской губ., строитель имения Елисеевых «Орро» (Тойла-Ору, Эстония). Построил собственную дачу в Келломяках, буддийский храм в Петербурге (Приморский пр., 91. 1909-1915; первоначальный проект Н.М. Березовского). См.: Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX - начала XX вв.: справочник. / Под общ. ред. Б.М. Кирикова. СПб., 1996.
5 Березовский Николай Матвеевич (1879-?) Окончил ИГИ (1916). Разработал первоначальный проект буддийского храма в Петербурге (Приморский пр., 91). Автор-строитель Г.В. Барановский. 1909- 1915. См.: Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX - начала XX вв.: справочник / Под общ. ред. Б.М. Кирикова. СПб., 1996.
6 Берзен Ричард Андреевич. (1868-1958). Окончил ИГИ
(1892). Служил при ТСК МВД (1892-1912). Преподаватель
ИГИ (1894-1926), ИИПС. Архитектор домов ВУиМ, Мариин-
ской больницы, Ксениинского инс-та. Построил буддийскую
молельню в Иркутской губ., завершил строительство Буд-
дийского храма в СПб. См.: Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX - начала XX вв.: справочник. / под
ритетному мнению Л.К. Минерта, своеобразное явление в бурятской архитектуре - «буддийский храм нового типа», в котором отразился отход от осуществления полисемантической символики принципа мандала в строительстве, воплощение которой было движущей силой развития бурятской архитектуры на протяжении всего периода существования, начиная со второй половины XVIII века. «Появление такого храма явилось отражением в архитектуре смятения и тревог бурятской буддийской церкви, поставленной лицом к лицу с бурными событиями начала XX века: ломкой старых устоев, войнами и революциями. Значительные социально-экономические изменения, характерные для всей России, коснулись населения Забайкалья, в том числе бурятского... В России авторитет церкви подвергался сомнению, открытой критике. Последнее волновало наиболее дальновидных глав бурятской буддийской церкви, которые вместе с группой из бурятских интеллигентов начали подумывать о реформе ламаизма, о его обновлении. Дело, видимо, не только в том, что А. Доржиев в качестве представителя Далай-ламы не захотел воспользоваться опытом бурятской школы зодчества, посчитав, что в столице Российской империи следует возвести храм по образцам легендарной Лхасы. С точки зрения А. Доржиева, в зыбком, меняющемся мире существовал единственный нерушимый утес - средоточие «желтой веры» (школу гелуг называли «желтошапочной» по цвету ритуальных шапок, в отличие от красных головных уборов ряда других школ северного буддизма, - Е.А.), возносивший к поднебесью золотые крыши Поталы, и если искать опоры там, то следовало воссоздать соответствующий образ здесь» [1, с. 173-174]. Идеологом и инициатором обновленческого движения был Агван Доржиев. Он выдвигал идею реформы буддийской церкви, использовании ее институтов для распространения научных знаний, синтеза буддийских духовных ценностей с достижениями западной культуры, превращения дацанов в центры просвещения. В июне 1908 года Доржиев приехал в Петербург и передал в Министерство иностранных дел послания Далай-ламы русскому правительству, среди них было ходатайство о постройке в столице молитвенного здания для местных буддистов. Ходатайство было одобрено Николаем II, который заверил А. Доржиева во время аудиенции в Царскосельском дворце 23 февраля 1909 года, что «буддисты в России могут чувствовать себя как под крылом могучего орла» [2, с. 35-36]. Менее чем через месяц после аудиенции, 16 марта 1909 года, Доржиевым был приобретен для строительства храма участок земли на окраине города, на северном берегу реки Большая Невка [2, с. 39]. Место соответствовало одному из основных требований древнего буддийского строительного канона, предписывавшему возводить храм в уединенном месте, вблизи водного источника.
В марте 1909 года А. Доржиев создал специальный комитет по постройке храма, в который лично пригласил известных ученых, приват-доцентов Санкт-
Рис. 1. Буддийский храм в Санкт-Петербурге (дацан Гунзэчойнэй). 1909-1915. Северо-восточный фасад. Фотография автора 2001 г.
Петербургского университета Ф.И. Щербатского5, В.Л. Котвича и А.Д. Руднева7. Позднее в состав строительного комитета также вошли: директор Музея антропологии и этнографии академик В.В. Радлов8 (председатель); академик С.Ф. Ольденбург9; камер-юнкер Высочайшего двора князь Э.Э. Ухтомский 0; гражданский инженер Г.В. Барановский; художники Н.К. Рерих и В.П. Шнейдер11.
5 Щербатской Федор Ипполитович (1866—1942) — востоковед, индолог и тибетолог, акад. АН СССР. Основной труд — «Теория познания и логика по учению позднейших буддистов».
6 Котвич Владимир Людвигович (1872—1944) — русский и польский востоковед, член-корреспондент РАН (1923). Автор трудов по монгольским, тюркским и тунгусо-маньчжурским языкам.
7 Руднев Андрей Дмитриевич — монголовед, преподаватель Санкт-Петербургского университета, автор ряда работ по монгольскому и бурятскому фольклору, лингвистике. В 1918 г. остался в Финляндии.
8 Радлов Василий Васильевич (1837—1918) — выдающийся исследователь Центральной Азии, директор Азиатского музея (1885—1890), директор Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого в Санкт-Петербурге (1894—1918).
9 Ольденбург Сергей Федорович (1863 —1934) — ученик И.П. Минаева, востоковед, акад. АН СССР. Автор более 300 научных работ в области исследования древней и средневековой культуры Индии. Вдохновитель и издатель знаменитой академической серии исследований и публикаций «ВМю^еса Buddhica» (1897).
10 Ухтомский Эспер Эсперович (1861—1921) — камер-юнкер высочайшего двора, ученый-востоковед, дипломат, поэт, коллекционер, автор книг «Философия Востока» (СПб., 1878), «Из путевых заметок и воспоминаний» (СПб., 1904) и
дР.
Шнейдер Варвара Петровна и Александра Петровна — племянницы крупнейшего русского индолога И.П. Минаева, художницы; их работы выставлялись на петербургских акварельных выставках. Заседания строительного комитета проходили в скромной гостиной сестер на Малой Мастер-ской^лице^^оме^З^дом^охранился^^^^^^^^^^
Набросанную Агваном Доржиевым общую архитектурно-конструктивную схему храма в тибетском стиле12 разрабатывал на первом этапе работы студент института гражданских инженеров (ИГИ) Н.М. Березовский, рекомендованный Доржиеву С.Ф. Оль-денбургом. 10 апреля 1909 года Доржиев подал прошение в строительный отдел при губернском правлении, в котором буквально говорилось: «Честь имею покорнейше просить о разрешении мне постройки жилого дома с буддийской молельней при нем согласно прилагаемым планам и чертежам на принадлежащем мне пустопорожнем участке земли». К своему заявлению он приложил заверенное нотариусом «удостоверение», свидетельствующее о наличии у него необходимых средств для строительства. Эти средства составляли 80 тысяч рублей, из которых 50 тысяч жертвовал лично Далай-лама, а 30 — он сам. Кроме того, Доржиев намеревался организовать сбор добровольных пожертвований калмыцких и бурятских буддистов в размере недостающей для постройки суммы в 10 тысяч рублей. 15 апреля 1909 года строительное отделение губернского правления утвердило проект Березовского (ЦГИА СПб) [2, с. 41—43].
Исследователи отмечали, что образцом для строительства послужил классический тибетский тип храма — дукан. При рассмотрении проекта южного фасада обращает на себя внимание трехчастная система, напоминающая образцы бурятского буддийского зодчества. Стены имеют характерный для образцов тибетской архитектуры наклон, четырехколонный портик на высоком гранитном цоколе венчает композиция дхармачакра, фризы украшены традиционными круглыми зеркалами — толи. Внутрь храма ведут три массивные двери. Капители колонн портика и центральный фриз здания декорированы накладными эмблемами намчувангдан, обозначенными на проекте контуром. На углах здания предполагалось установить
12 СПФ АРАН. Ф. 177. Оп. 3. Ед. хр. 44. Л.13 (набросок ка-
традиционные барабаны - чжалцаны. Башню гонкана венчает ганчжир.
В мае 1909 года в связи со сложившимися обстоятельствами13 было решено обратиться к гражданскому инженеру Г.В. Барановскому (1860-1920). В основу проекта Г.В. Барановский положил ранее «принятый к исполнению» проект Н.М. Березовского. При сравнении проектов мы не находим принципиальных различий. На проекте восточного фасада петербургского храма заметно архитектурное решение гонкана, характерное для тибетских образцов зодчества. Г.В. Барановский развил первоначальный проект, обогатил его декоративными деталями. Внесенные им коррективы касались, прежде всего, конфигурации северной башни, количества и расположения окон на главном (южном) фасаде (появились окна на первом и втором этажах), ордера портика (усложнилось декоративное решение фризов) и ряда более мелких деталей (базы колонн, оформление окон и проч.). Согласно проекту Барановского (ЦГИА СПб.), наружные стены храма предполагалось выложить плиткой. Вместо небольших комнат на втором этаже было предложено разместить вдоль западной и восточной стен и в башне гонкана второго яруса буддийские статуи. Составленный Г.В. Барановским проект молельни был рассмотрен и одобрен сначала комитетом по постройке во главе с В.В. Радловым (19 октября), затем (30 октября) техни-ческо-строительным комитетом МВД и окончательно «утвержден к исполнению» 1 ноября 1909 года [2, с. 56].
К концу 1911 года обнаружилось превышение сметы на 14 тысяч рублей, что привело к серьезному конфликту между строительным комитетом и архитектором. Барановского обвинили в неоправданных расходах и потребовали от него письменных объяснений. В апреле 1912 года комитет постановил освободить Г.В. Барановского от обязанностей «производителя работ» и пригласил на его место другого архитектора, преподавателя ИГИ Р.А. Берзена. Берзену пришлось столкнуться во многом с теми же трудностями, что и его предшественнику. Главная из них - недостаток средств у Доржиева для окончания постройки. «Пожертвованные» на Петербургский храм Далай-ламой 50 тысяч Доржиев получил лишь во время последнего свидания с первосвященником в тибетском монастыре Самдинг осенью 1912 года. Поэтому возведение храма в 1910-1912 годах фактически велось на деньги самого Доржиева и добровольные пожертвования бурят и калмыков. Согласно монгольским дипломатическим источникам, в конце ноября 1913 г. во время визита в Петербург делегации Внешней Монголии Дор-жиев обратился через нее к 8-му Джебзун Дамба Хутухте с просьбой о выделении средств для завершения строительства храма. В результате «Богдохан положительно отнесся к данной просьбе, и солидные средства были переправлены Агвану Доржиеву через Бурятию»14 [2, с. 60-62].
13 См. подробно: Андреев А.И. [2, с. 47-51].
14Записка «Буддийский храм, находящийся в г. Ленинграде»;
составлена монгольским фондом культуры. Передана А.И.
Ко времени сотрудничества Доржиева и Берзена относится возведение в 1912-1917 гг. в Верхоленском уезде Иркутской губернии по инициативе А. Доржиева деревянного Кырменского дацана15, отдаленно напоминающего по своей архитектуре буддийский храм в Петербурге. Автором архитектурной композиции зданий, несомненно, был А. Доржиев. Копия проекта Кырменского дацана, выполненная инженером Р.И. Берзеном, сохранилась (ЦГИА) и опубликована Л.К. Минертом [1, с. 175]. Многие элементы этого дацана напоминают нам архитектурное решение петербургского буддийского храма, но, конечно, в более скромном варианте. Буддийский храм в Верхоленском уезде был двухэтажным, в храм вела одна дверь. В архитектуре обоих дацанов отсутствуют элементы китайского происхождения, характерные для бурятского зодчества более раннего времени. Главной особенностью этих сооружений является ориентация на классический тибетский тип храма - дукан.
Здание буддийского храма издали привлекает внимание своим необычным видом, напоминающим неприступную крепость. Мощный пирамидальный объем в три этажа с башней, возвышающейся на северной стороне, слегка наклоненные от фундамента к кровле гранитные16 стены, плоская крыша, узкие окна, напоминающие бойницы, сообщают ему таинственный характер (рис. 1). Архитектура строга и монументальна, в ней присутствует скрытый динамизм. Обращает внимание монолитная простота сооружения: толстые стены из темного камня завершены фризом с парапетом. Облик дацана укладывается в описание зданий этого времени, данное В.С. Горюновым в исследовании «Архитектура эпохи модерна. Концепции, направления, мастера», изданном в 1992 году: «Характерными чертами северного модерна считались. применение грубо околотой каменной облицовки цоколей и стен, упрощенные объемы, тяжеловесные пропорции зданий» [3, с. 79].
Влияние бурятской традиции прослеживается в архитектурном решении главного (южного) фасада дацана Гунзэчойнэй (со стороны р. Большой Невки). Внутрь храма ведут ступени стилобата, на котором величественно возвышается изящно орнаментированный четырехколонный портик, что явно напоминает оформление входов в бурятских храмах (рис. 2). Но в данном случае изменилось пропорциональное соотношение: колонны буддийского храма в Петербурге приобрели значительную высоту и стройность, в то время как колонны портиков бурятских храмов отличает некоторая приземистость. Капитель буддийского храма в Петербурге восходит к тибетскому прототипу.
Андрееву в 1990 году.
15 Материалы ГАИО и УО ГАИО, связанные с деятельностью А. Доржиева по распространению буддизма и строительству храмов в Иркутской губернии, введены нами в научный оборот, опубликованы в статьях.
16 СПФ АРАН. Ф. 761. Оп. 2. Д. 3 (1909-1914 гг.). Мат-лы комитета по сооружению буддийской молельни. Л. 12, об.: «Гранитный цоколь в три ряда, вышиною 36 вершков из красного пютерлахтского гранита, грубо околотого в ленту, из мерных камней».
В Бурятии тибетская капитель - архитектурно обработанная подбалка - «не прижилась, такие колонны употреблялись редко» [4, с. 68]. Тубтен Еше Гьяцо указывает в своем исследовании «Gateway to the temple. Manual of Tibetan customs, art, building and celebrations»: В Тибете на блок-абаку (bre) и подбалку-«малый лук» (gzhu chung) устанавливается капитель «большой лук», которая, как правило, украшается росписью, символизирующей «семь драгоценностей чакравартина» (царь, царица, министр и т.д.). Выше располагается основная балка, которая украшается внизу резьбой, образуя тонкую полоску под названием «основание балки». Внутренняя часть поверхности балки украшается симметричным узором «разбитый угол», выемки которого окрашены золотом. Сверху балки расположена планка, называемая «линия-нага» (змеиная), и поверх этого расположены два уровня деревянной резьбы: «лотос» и «соты Дхармы» [10, p. 52. Перевод Е.А.]. Капители колонн портика и центрального зала буддийского храма в Петербурге состоят из абаки, на которой расположено рельефное полихромно расписанное изображение лотоса; фасадная поверхность подбалки украшена традиционным декоративным мотивом упругих растительных завитков, выполненных в данном случае в виде цветного рельефа. В центре подбалки - монограмма Кала-чакры, и справа и слева от нее в кругах - золотистые буквы алфавита «ланджа». Ниже капители ствол колонны декорирует полоса из пяти белых рельефных кружков на темно-красном фоне (бур. «тобируу»). Цвет орнамента - белый на красном - является основой всего живого, олицетворением мужского и женско-
и фриза. На фризе установлены диски-толи, его окаймляют два ряда белых кружков-«тобируу» (четки) на темно-синем фоне, набранном из цветных керамических плиток; ниже идет элемент «птичье гнездо» (бур. «шубун хоног», тиб. «соты Дхармы»).
Колонны и пилястры портика буддийского храма в Петербурге выполнены из «цельных кусков пютер-лахтского гранита (по смете Восточного Финляндского гранитного общества)»17; капители колонн, полукапители пилястр, базы колонн, полубазы пилястр изготовлены из «алюминиевой бронзы»18. Своеобразно решена база колонны портика — в виде стилизованных лепестков лотоса и бусин-четок (бур. эрхи). Ее решение восходит, по нашему мнению, к бурятским образцам оформления нижней части капители (Агинский, Цугольский дацаны), которая состоит из двух обращенных друг к другу квадратных в плане вырезанных из дерева обломов, стилизаций лепестков лотоса. В Петербургском храме лепестки лотоса стали более удлиненными.
Колонны портика, наличники окон тщательно отполированы, но стены храма выложены из необработанного камня, что вызывает определенный контраст, игру фактур (см. рис. 1, 2). «Если в эклектике ценилось мастерство обработки камня, вернее, степень его об-работанности, доведенная до полировки, то модерн пробуждал его природную красоту, даже утрировал экспрессию тесаного и рваного гранита, обыгрывая пластику скальной и кованой фактур, эффект живой, свободной кладки. Облицовку ряда построек «северного модерна» выполнило Финляндское акционерное общество разработки горшечного камня» [6, с. 115].
Рис. 2. Буддийский храм в Санкт-Петербурге (дацан Гунзэчойнэй). Южный фасад. Фотография автора
го начала. Как правило, с этого мотива начинаются орнаментальные ряды антаблемента бурятских храмов (например, Агинского цогчина); мы видели его на наружных фризах дацана Гунзэчойнэй, но на синем фоне. Ниже следует рельефное изображение полихромно расписанных стилизованных растительных мотивов, идентичных по стилистике растительным узорам в виде рельефа на фасадной поверхности подбалки. Антаблемент портика состоит из архитрава
Портик дацана венчает «дхармачакра» (санскр. dharmacakra, тиб. оИоэ-ку! к1"юг1о — «колесо Учения») — обязательный символический элемент храмов северного буддизма. Он представляет собой скульптурную композицию: в центре — восьмирадиусное колесо Учения (собственно «дхармачакра»), по обеим сторонам
СПФ АРАН. Ф. 761. Оп. 2. Д. 3. Л. 14.
' СПФ АРАН. Ф. 761. Оп. 2. Д. 3. Л. 15.
от него симметрично лежащие две лани (или в некоторых примерах лань и олень) - напоминают о первой проповеди Будды в Оленьем парке в Варанаси (Бенаресе). Восемь спиц колеса символизируют «благородный Восьмеричный путь» (правильный взгляд, правильное намерение, правильная речь, правильное поведение, правильная жизнь, правильное усилие, правильная память, правильное сосредоточение). Дхармачакра, бронзовые диски-толи для фризов, чжалцаны, ганчжир были заказаны Доржиевым в мастерских Пекина и Долоннора [2, с. 62].
Храмовая декорация дацана в Петербурге связана с Калачакрой (санскр. ка!аоакга, тиб. с1и$'к1"юг/с1и$ куГкИог !о/ка-!а^$а-кга - «колесо времени»), одной из религиозно-философских систем буддийского тантризма, появившейся в Индии во второй половине X века. Символические монограммы Калачакры играют важную роль в декоре храма. На его наружных стенах установлены медные щиты с рельефным изображением «намчувангдан» (тиб.: гпат-Ьои с1Ьапд-1с1ап -«десять могущественных форм»). Монограмма образуется из сплетенных в единое целое вертикальных слогов мантры Калачакры (Ха Кша Ма Ла Ва Ра Я), написанных письмом ланджа, над которыми расположены стилизованные изображения пламени мудрости, диска солнца и луны. Эти слоги состоят из переплетенных вертикальных «ног» (тиб. гкапд ра) и горизонтальных «рук» (тиб. !ад ра) [6, с. 136]. Существуют полная версия всесильных десяти форм с семью «ногами» и семью «руками» и сокращенная - с тремя «ногами» и «тремя руками». На капителях колонн портика и главного зала мы видим сокращенную форму «намчувангдан». По обе стороны от десяти слогов расположены слоги алфавита ланджа «э» слева, символизирующий Калачакру, и «вам» справа, представляющий его супругу Вишвамату, которые, объединяясь, производят семенной слог (биджа) «Эвам». Монограмма «намчувангдан», украшенная узором из витых драгоценностей, покоится на лотосовом троне, и ее окружает золотое сияние (прабхамандала) божества.
Символизм монограммы Калачакры невероятно сложен. В ней закодированы три аспекта Калачакра-тантры - внешний, внутренний и иной. Внешний аспект имеет дело с космологией, астрономией и астрологией; внутренний аспект касается тонких энергетических систем взаимоотношений тела и ума человека; иной - непосредственно медитативной практики божества Калачакры. Каждый из знаков-слогов имеет два значения - на космическом уровне и применительно к человеческому телу, что подразумевает глубинную связь макро- и микрокосма, Вселенной и человека. Поскольку «Намчувангдан» охватывает все аспекты учения Калачакра, он выступает его универсальным символом. По преданию, монограмма Калачакры была изображена на воротах знаменитого буддийского монастыря Наланда в Древней Индии. «Намчувангдан» является одним из самых популярных буддийских охранных символов, который используется не только в декоре храмов, но и в быту для защиты здоровья, имущества и т.д.
Параллельно колоннам портика находятся пи-
лястры, фланкирующие три массивные дубовые19 двери, ведущие в храм. Проемы дверей украшают ряды орнаментов: деревянная полихромно расписанная резьба в виде узора «шубун хоног», стилизованные растительные мотивы «бадма сэсэг». Орнаменты включают «кованые медные украшения», представляющие собой ваджры и стилизованные половинки цветов лотоса. На сегодняшний день они сохранились на двери внутри храма, ведущей в главный зал, но утрачены на наружных дверях. Необычные круглые окна второго этажа, расположенные над дверями, перекликаются с накладными дисками-«толи» на фризах. На фотографии 1920-х годов видно, что на эти окна были нанесены крупные изображения колеса Учения. На этой же фотографии мы видим наддверные щиты с мантрами трех главных бодхисаттв. Мантры начертаны по синему фону золотыми буквами на трех языках - санскрите, тибетском и старомонгольском: Ом арапачана дхи (мантра Манджушри - бод-хисаттвы мудрости); Ом мани падме хум (мантра Ава-локитешвары - бодхисаттвы сострадания); Ом ваджрапани хум пхат (мантра Ваджрапани - бодхисаттвы уничтожения заблуждений). Эти три бодхисаттвы пользуются особым почитанием в ваджра-яне [2, с. 76-77]. Из архивных документов узнаем, что надписи над входными дверями предполагалось выполнить из бронзы20. Надписи восстановлены в последние годы, нанесены на пластик. В храмах северного буддизма широко использовались каллиграфические орнаменты в виде священных надписей-мантр, выразительных по своему пластическому рисунку и ритму, выполняющих защитную функцию. Их наносили на специальные декоративные щиты над входом в храм. Так, например, над входной дверью в храм монгольского монастыря Чойжин-ламы надписи на старомонгольском, китайском, маньчжурском и тибетском языках гласят: «Храм, взращивающий милосердие».
Крышу буддийского храма в Петербурге традиционно венчает ганчжир (тиб. 'дап-^-га - «полный сокровищ») - символ победы Учения, который представляет собой позолоченный медный сосуд, напоминающий по форме вазу с высоким, суживающимся кверху, закругленным и закрытым горлом21. По углам крыши с южной стороны установлены чжалцаны (тиб. гдуа! т^Иап - «знак победителя»), по форме представляющие собой закрытые медные цилиндры, украшенные гравировкой. При освящении храма ганчжир и чжалцаны заполняются священными текстами.
Верхнюю часть здания, башню гонкана и портик опоясывают цветные ленты фризов, набранные из облицовочных плиток22: широкая темно-красная, окаймляющие ее тонкие синие с четким ритмом белых
19 СПФ АРАН. Ф. 761. Оп. 2. Д. 3. Л. 27: «Дверь из вестибюля в храм дубовая. Сделать двери дубовыя с железными или медными поковками».
20 СПФ АРАН. Ф. 761. Оп. 2. Д. 3. Л. 15.
21 Ганчжир был вновь установлен в 2006 году.
22 СПФ АРАН. Ф. 761. Оп. 2. Д. 3. Л. 14, об.: «.сделать майоликовую многоцветную облицовку над порталом, фриз,
рельефных кружков «тобируу». Происхождение этого мотива функциональное, но со временем, в связи с изменением строительных технологий, сохранилось лишь декоративное значение, и возникла защитная семантика. В Бурятии этот мотив называют также «эрхи» (буддийские четки). Ниже мы видим оригинальную стилизацию мотива «шубун хоног» (бур. «птичье гнездо», тиб. «соты дхармы»): в виде нависающих зубцов, выложенных из белых керамических плиток. Этот популярный мотив, ведущий свое происхождение из тибетской архитектуры, символизирует
ка — долговечные и прочные, не нуждавшиеся в ремонтах и покраске, довершали колористическую гамму фасадов. В одних случаях она решалась сдержанно, почти монохромно, в других — приобретала интенсивное звучание двух или нескольких ярких тонов — теплых, мажорных или холодных, мерцающих» [6, с. 115]. Поставщиком облицовочной плитки для буддийского храма был торговый дом «С.М. Линднер», о чем свидетельствуют архивные документы (счет комитету по постройке Буддийской молельни в С.-Петербурге от 31 августа 1911 г.).
Рис. 3. Буддийский храм в Санкт-Петербурге (дацан Гунзэчойнэй). Верхняя часть ограды. Фотография автора
изменение, переход от одного состояния к другому, постепенное поступательное движение, совершенствование, в конечном счете приближение к Просветлению. Ниже по фризу идут цветные ленты, выложенные из облицовочных плиток: широкая желтая и узкие белая и синие. Верхние части наличников окон 3 дацана также представляют собой стилизацию мотива «шубун хоног», выполнены из дерева в виде нависающих кубиков, окрашенных в темно-красный цвет. На широкой красной полосе фриза, облицованной кирпичом, по всему периметру здания и портика были закреплены симметрично расположенные медные накладные детали: щиты с изображением монограммы «намчувангдан» и диски-«толи» (монг. Ь-Н, тиб. те-1опд — «зеркало»), имеющие защитную функцию. В Тибете такой фриз с большими блестящими дисками из золоченой меди был художественной обработкой выходивших на фасад частей специфической конструкции плоской крыши. Диски-зеркала имели магически-охранный смысл. В бурятской архитектуре фриз конструктивного значения не имел, превратившись в излюбленный элемент архитектурного декора.
Надо заметить, что в архитектуре модерна к излюбленным средствам полихромии относилось использование цветных глазурованных плиток. «Металл и стекло, облицовочный кирпич и глазурованная плит-
23 СПФ АРАН. Ф. 761. Оп. 2. Д. 3. Л. 14, об.: «...облицевать темно-серым гранитом откосы и наличники окон, с подоконниками и архитравами».
Дацан окружает выложенная из кирпича и оштукатуренная высокая ограда, рис. 3. По ее верхнему краю выполнена стилизованная металлическая решетка с повторяющимся элементом «тришула» (скр. Мэй^ — «трезубец», тиб. |1$е-д$ит — «три точки»), который символизирует победу над тремя главными пороками — неведением, желанием и гневом. Изображение трезубца впервые появляется на глиняных изделиях Месопотамии и на ранних шиваистских изделиях, найденных на раскопках древней цивилизации Харап-па в долине Инда. Трезубец Шивы символизирует контроль над тремя сферами — небес, земли и подземного мира; его победу над тремя временами — прошлым, настоящим и будущим. В раннем индийском буддизме трезубец был одним из неантропоморфных представлений образа Будды [6, с. 313]. Тройственный символизм объясняется здесь как «три драгоценности» (скр. Шга^) — Будды, Дхармы (буддийского учения) и Сан-гхи (буддийской общины); а также как «три корзины» (скр. tripitaka) — свод поучений Будды. В буддизм ваджраяны трезубец вошел как грозное оружие, атрибут полугневных божеств-идамов и гневных защитников учения. Элемент «тришула» чередуется здесь с элементом, который мы определяем как «тройную драгоценность» (тиб. пог-Ьи mig-gsum-pa). «Тройная драгоценность» входит в группу «семь драгоценностей» (тиб. пог-Ьи сЬш^ип), которая имеет китайское происхождение и является символом благой судьбы [6, с. 92].
На южной стороне ограды установлены главные ворота с ажурными металлическими решетками с мотивом «вишваваджра» (санскр. visvavajra, тиб. Бпа-tshogs гс1о-г|е - «вселенская ваджра»). Вишваваджра представляет собой две наложенные друг на друга ваджры, образующие крестовидную фигуру; символизирует десять направлений мироздания, в которых развивается деятельность бодхисаттв. Двенадцать спиц вишваваджры символизируют различные аспекты буддийской философии и различные наборы из двенадцати атрибутов. Представляет собой символ «абсолютной стабильности элемента земли» [6, с. 262]. Вишваваджра находится в основании объемной мандалы - скульптурного изображения дворца божества. При медитации под сиденьем визуализируют вишваваджру. Также изображение вишваваджры наносится на металлическую основу, запечатывающую днища статуй после совершения ритуала их освящения. В символике этого мотива заключена также защитная функция.
Декор верхней части главных ворот напоминает ленты фризов, опоясывающих здание дацана: широкая темно-красная лента, выложенная из облицовочного кирпича; по низу проходит синяя узкая лента из облицовочной плитки; верхняя часть оформлена узором «бадма сэсэг» - ряд стилизованных лепестков лотоса. По обеим сторонам от главных ворот имеются небольшие калитки с металлическим узором решетки
ческие мотивы «шриватса».
«Проходов за ограду буддийских монастырей всегда устраивается несколько, и главнейшим из них почитаются широкие створчатые ворота, устраиваемые на южной стороне монастыря. .Для прохода же монастырских лам, поклонников и посетителей монастыря помимо этих ворот устраиваются особые калитки» [8, с. 28]. На территории Петербургского дацана находится дополнительный вход с западной стороны, оформленный совсем скромно, в виде «особой калитки». «От главных ворот до дверей храма обычно устраивается с некоторым возвышением против общего уровня двора широкая дорога, выстилаемая плитами тесаного белого камня и иногда огораживаемая перилами, так называемый «высокий путь» [9, с. 30]. Так же и во дворе дацана: от центральных ворот к храму вела дорожка, выложенная гранитными плитами. На территории двора расположены молитвенные барабаны-хурдэ. Развеваются привязанные к ветвям деревьев разноцветные флажки «хий-морин», призванные отвращать негативное воздействие.
В 1910 году по заказу А. Доржиева по соседству с храмом Г.В. Барановским был возведен четырехэтажный каменный дом, архитектура которого также напоминает тибетский образец24. В нижнем этаже дома А. Доржиев собирался устроить магазин, а в трех верхних - разместить монахов-священнослужителей, (рис. 4), [2, с. 59-60].
Рис. 4. Жилой дом. Приморский пр., 93. Санкт-Петербург. Архитектор Г.В. Барановский. 1910.
Фотография автора
«шриватса» (санскр. sпvatsa, тиб. с1ра1-Ье'и - «благой зародыш») - одна из «восьми благих эмблем», в ваджраяне изображается как бесконечный узел - символ счастья. Кованые решетки были чрезвычайно распространены в эпоху модерна, наряду с растительными мотивами пользовались популярностью абстрактные геометризованные орнаменты. На решетках буддийского храма присутствуют и гнутые криволинейные узоры, плавные и мягкие, напоминающие кружево в мотиве «вишваваджра», и четкие геометри-
Подводя итоги, можно сказать, что А. Доржиевым были предприняты действия по созданию полноценного ансамбля буддийского монастыря: кроме здания храма, были возведены рядом еще два дома25. Храм был построен в основном по тибетскому образцу. В основе планировочной схемы лежит традиционная
24 В настоящее время - жилой дом по адресу: Приморский
пр., 93.
концепция мандала и отождествление храма с мифологической горой Сумеру. Портик храма имеет прототипы в бурятском зодчестве. В архитектурно-художественном решении дацана отражено все многообразие и вся сложность символики декоративных элементов и мотивов, характерных для орнаментации храмов северного буддизма (Тибета, Монголии и Бурятии). Причем многие традиционные элементы и мотивы обрели новое звучание в стилистике «северного модерна», благодаря участию в строительстве столичных архитекторов и художников, использовавших современные строительные материалы: гранит, облицовочную и керамическую плитки, витражные стекла, металл для создания решеток и оград и т.д. Мотивы декора можно разделить на: строительно-конструктивные (некоторые ряды антамблемента, капители колонн); символико-буддийские (своеобразный каллиграфический орнамент в виде священных надписей над входными дверями и в главном зале вокруг дверных проемов; чжалцаны, ганджир, скульптурная группа дхармачакра «колесо Учения с двумя ланями»); и традиционные с элементами русского и европейского зодчества (некоторые ряды антаблемента, декоративные приемы в решении колонн, интерпретация элементов ордерной системы, оформление окон металлическими решетками). В Петербург-
ском дацане преобладают геометрический и растительный орнаменты. Некоторые мотивы не претерпели стилистических изменений (ганчжир, чжалцан, дхармачакра, толи), так как они были заказаны А. Доржиевым в Долонноре (Внутренняя Монголия). Новации коснулись оформления колонн, выполненных в граните; своеобразно решены: база (с переработанными мотивами лепестков лотоса и четок), капитель (бур. хобто) и подбалка с рельефным полихромным изображением цветка лотоса (бур. бадма сэсэг).
В архитектурно-художественном решении дацана, активном использовании основных декоративных элементов, характерных для храмов Тибета, Монголии, Бурятии, в интерпретации их символических мотивов соединились традиция и эстетические искания эпохи конца XIX - начала ХХ-го вв., сказались романтическая настроенность модерна, его направленность на соблюдение принципа декоративности, на интегрированную целостность. Выразительные черты модерна прослеживаются в применении новых отделочных материалов (облицовочная глазурованная плитка, гранит и проч.) и виртуозном владении фактурами, создании витражей, мозаик, полихромных рельефов, металлических оград с соблюдением семантики традиционного буддийского орнамента.
Статья поступила 12.02.2015 г.
Библиографический список
1. Минерт Л.К. Памятники архитектуры Бурятии. Новосибирск: Наука, 1983. 190 с.
2. Андреев А.И. Храм Будды в северной столице. СПб.: Нартанг, 2004. 221 с.
3. Горюнов В.С., Тубли М.П. Архитектура эпохи модерна. Концепции, направления, мастера. СПб.: Стройиздат, С.-Петербургское отделение, 1992. 360 с.
4. Минерт Л.К. О происхождении и развитии ордерных форм в культовом зодчестве Бурятии // Известия вузов. Строительство и архитектура. 1977. № 9. С. 67-74.
5. Кириков Б.М. Петербургский модерн. Заметки об архитектуре и монументально-декоративном искусстве. М.: Советский художник, 1987. С. 99-148.
6. Бир Р. Энциклопедия тибетских символов и орнаментов. М.: Ориенталия, 2011. 428 с.
7. Дагьяб Лодэн Шераб Ринпоче. Секреты буддийских символов. Толкование девяти наиболее известных групп символов. Улан-Удэ: Изд-во БурГУ, 2012. 128 с.
8. Потанин Г.Н. Тангутско-тибетская окраина Китая и Центральная Монголия. СПб., 1893. Т. 1-2.
9. Позднеев А.М. Монголия и монголы. Дневник и маршрут 1892 года. Спб., 1896. Т. 1. 696 с.
10. Thubten Legshay Gyatso. Gateway to the temple. Manual of Tibetan customs, art, building and celebrations. Bhandar -Kathmandu, 1970.
УДК 811.11-112
ЭТИМОЛОГИЯ ФРАЗЕОЛОГИЗМОВ, ВЕРБАЛИЗУЮЩИХ ПРОТОТИПИЧЕСКИЙ КОМПОНЕНТ BAD HABITS DENIAL КАТЕГОРИИ HEALTHY LIFESTYLE
© В.С. Бацуева1
Иркутский государственный аграрный университет имени А.А. Ежевского, 664038, Россия, Иркутская обл., Иркутский р-он, п. Молодежный
Исследуется этимология фразеологизмов, вербализующих прототипический компонент Bad Habits Denial категории HEALTHY LIFESTYLE в американском варианте современного английского языка, а также рассматривается их употребление в сетевых текстах. Представленные результаты базируются на анализе 61 фразеологической единицы поведенческого типа, категоризующей образ жизни с точки зрения наличия или отсутствия вредных привычек; 7 фразеологических единиц вербализуют отказ от вредных привычек и обладают положительным аксиологическим зарядом, 54 фразеологические единицы вербализуют наличие вредных привычек и несут отрицательную оценку.
Ключевые слова: здоровый образ жизни, категоризация, фразеологическая единица; прототипический компонент, вредные привычки.
1 Бацуева Вера Сергеевна, преподаватель кафедры иностранных языков, тел.: 89526187567, e-mail: [email protected] Batsueva Vera, Lecturer of the Department of Foreign Languages, tel.: 89526187567, e-mail: [email protected]
