CC BY
36
УДК 340.12 ББК 67.0
ОСНОВНЫЕ СЕГМЕНТЫ В СТРУКТУРЕ ПРАВОВОЙ ИДЕОЛОГИИ НА НАЦИОНАЛЬНОМ И МЕЖДУНАРОДНОМ УРОВНЯХ
АЛЕКСЕЙ ИВАНОВИЧ КЛИМЕНКО,
профессор кафедры теории государства и права Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя, кандидат юридических наук, доцент E-mail: klimenko_law@mail.ru
Научная специальность 12.00.01 — теория и история права и государства; история учений о праве и государстве Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. Статья посвящена проблеме структуры правовой идеологии. Отмечается, что правовая идеология на национальном — государственном уровне включает два сегмента: юридическую идеологию государства и правовую идеологию гражданского общества, которые находятся в тесной дискурсивной взаимосвязи, что является источником развития правовой идеологии и формирования новых конвенционных смыслов и ценностей. На международном уровне можно говорить о структурировании правовой идеологии с учетом ее специфики. Так, следует различать глобальную и международные региональные правовые идеологии, и в рамках одной международной идеологической системы следует выделять нормативный (юридизированный) сегмент правовой идеологии, отраженный в международно-правовых документах, и дискурсивный (интерпретационный) уровень правовой идеологии (система мнений, интерпретаций, концепций, формирующаяся вокруг нормативного массива международного права).
Ключевые слова: правовая идеология, международное право, сегменты правовой идеологии, структура правовой идеологии, право гражданского общества, Европейский Союз, глобальная правовая идеология.
Abstract. The article deals with the structure of law ideology. It is noted that the law ideology at the national — state level, consists of two segments: the legal ideology of a state and the law ideology of civil society, which are in close discursive relationship, that is a source of development of law ideology and of the formation of new conventional meanings and values. At the international level, we can talk about the structuring of law ideology, taking into account its specificity. So, one should distinguish the global and international regional law ideologies. In the framework of one international ideological system we can define a normative segment of the law ideology which is reflected in the international legal documents, and the discursive (interpretative) level of legal ideology (a system of opinions, interpretations, concepts, which is forming around of the normative array of the international law).
Keywords: law ideology, international law, segments of law ideology, structure of law ideology, law of the civil society, the European Union, the global law ideology.
Для правовой идеологии характерным является то, что она выступает идеологией всего политически организованного общества и при этом она не монологична, как, например, идеология религиозная, и не транслируется каким-либо единственным носителем авторитета. Она включает в себя, во-первых, юридическую идеологию, которая сама имеет сложный состав: с одной стороны, — догматический уровень, где идеология представлена самим юри-
дическим правом государства, содержащим различные идеологические нормы (нормы-цели, нормы предписательного характера, ориентирующие на ценности) и стандарты иного рода (понятия, принципы и так далее), с другой — дискурсивный уровень, выраженный в системе идей, мнений, оценок, формируемый вокруг действующего юридического права государства, развивающий и легитимирующий его; и во-вторых, правовую идеологию граж-
данского общества как его идейную основу, которая представляет собой аксиоматику общественного правосознания.
Несмотря на то, что само юридическое право государства содержит идеологические положения и, как верно отмечает О.Э. Лейст, обращено в будущее и предписывает нечто как должное, и поэтому идеалы будущего-должного ассоциируются с правом как с помощью или помехой в их достижении1, справедливо утверждение о том, что «государственно-правовая идеология не должна отождествляться с теми ценностями, которые закреплены в нормах действующего законодательства»2. Действительно, юридическое право государства, несомненно, выражая определенные идеологические установки, само в существенной степени нуждается в легитимации (как общее право, не связанное непосредственно с интересами социальных акторов). Отсюда возникает потребность в дискурсивном уровне юридической идеологии как в дискурсе, направленном на легитимацию, объяснение и оправдание юридического права. Юридическая идеология государства, как и юридическое право государства, всегда имеет политический компонент и апеллирует к фикции публичного (всеобщего) политического интереса. Так называемый «публичный интерес» как интерес всех без исключения, безусловно, фикция, и, тем не менее, он может в лучшем случае быть интересом большинства или интересом политической элиты, представляемым как всеобщий интерес. Юридическая идеология государства как особый сегмент правовой идеологии имеет определенные каналы и механизмы (преимущественно юридические и политические) своей реализации. Она также является основой функционирования, деятельности и принципов организации работы как аппарата государства в целом, так и отдельных его органов (в том числе органов внутренних дел). В целом следует подчеркнуть, что право как система норм в узком смысле консервирует «нормальное», обычное. Когда же право начинает предписывать (предписания в узком смысле нельзя воспринимать как нормы) желательные, но отнюдь не естественные, не обычные модели «идеального» поведения, то оно превращается в идеологию. Тем не менее, феномен юридической идеологии вовсе не исчерпывается идеологическим компонентом самого права, он предполагает
и возникновение «вокруг» права целой системы его трактовок и объяснений.
Правовая идеология гражданского общества — это основа, своего рода «ядро» гражданского сознания. Идеология гражданского общества сама есть идеологическая форма общественного права (право гражданского общества) и существует в форме априорно-легитимных аксиом правосознания, она обладает существенным легитимационным потенциалом. При несформированности данного сегмента правовой идеологии сама она в целом не может существовать как уникальный феномен организации идеологической сферы современного политического общества западного типа, как невозможно существование и самого феномена гражданского общества. Таким образом, по сути, правовая идеология гражданского общества и есть те самые «юридические верования», о которых пишет Г. Д. Гурвич3. Она представляет собой систему аксиом общественного правосознания, систему однозначно воспринимаемых ценностей, концептуализированных идей. Это система, в отношении которой сформирован общесоциальный консенсус, те ценности и принципы, которые разделяются практически всеми гражданами. Однако, поскольку сфера действительно общего интереса у гражданского общества чрезвычайно мала, то аксиомы правовой идеологии являются минимальными и охватывают незначительную сферу общественной жизни (именно правовую сферу). Они актуализируются лишь тогда, когда возникает угроза самым важным сферам жизни гражданского общества. Также они могут формироваться и актуализироваться как оппозиционные юридическому праву правовые представления (в том случае, когда государство неоправданно вторгается в частную сферу).
Структурные сегменты существуют не самостоятельно, они образуют единую систему. Такая система имеет потенциал для саморазвития. Она способна создавать новые смыслы. В.П. Малахов, рассматривая внутреннюю сущность любого процесса, справедливо отмечает: «Внутренним источником процесса всегда является некоторая противоположность. Она и определяет сущность процесса»4. Правовую идеологию также можно представить как процесс. Это процесс особого рода — процесс рождения новых смыслов, правовой дискурс. В
правовой идеологии со всей очевидностью проступает противоположность двух основных сегментов. Для правовой идеологии справедливо утверждение о том, что ее внутренняя противоречивость носит структурный характер. Действительно, «борьба потенциально присуща всем видам общественно связанных действий»5. При этом сама борьба может протекать в конвенциональных формах6. Однако структурная связь двух сегментов правовой идеологии не может характеризоваться лишь понятиями «борьба» или «противоречивость», скорее, здесь нужно говорить о диалоге или дискурсе. Действительно, можно сказать, что мышление представляет собой диалог с самим собой, как бы раздвоенным7. Сходное утверждение справедливо и для правовой идеологии в отношении современного политически организованного общества, то есть ее можно представить как «диалог» гражданского общества и государственного аппарата, рассматриваемый как внутренний диалог, своего рода «мышление» всего политически организованного общества. Мыслить, однако, способен лишь человек, и когда в таком «диалоге двух» участвует политическая структура в целом, то этот процесс нельзя назвать собственно мышлением — это идеологический процесс имитации мышления политическим организмом. Тем не менее, сегодня он необходим. Он может заменить гражданину его мышление, являясь своего рода «протезом» мысли, поставляя готовые суждения, смыслы и оценки. Это создает полезную фикцию договора и атмосферу «замиренной среды» в современном политически организованном обществе8.
Дискурсивность и диалогичность правовой идеологии дополняются такой важной характеристикой, без которой невозможно их понимание, как ориентированность дискурса (диалога) на договор, как закономерный его итог. Действительно, следует согласиться с тем, что «целью всякой правовой борьбы может быть только договор или соглашение. ... В достигнутом соглашении найденная сторонами правда и устанавливается в качестве общей нормы поведения»9.
Следует подчеркнуть, что связь двух сформированных сегментов правовой идеологии в форме эффективного диалога не менее значима, чем сама сформированность этих сегментов. Они никогда полностью не совпадают, однако они никогда пол-
ностью и не противоречат друг другу. Целью всегда выступает конвенция, и здесь следует отметить, что ориентированность на ее достижение более важна для «участников» диалога, чем утверждение какого-либо сегмента правовой идеологии. Здесь мы всегда встречаем, во-первых, взаимное позитивное влияние, во-вторых, появление новых смыслов, в-третьих, взаимное дополнение. И это не может не оказывать влияния и на правотворчество, которое всегда сообразуется с аксиоматикой правосознания (иначе принятые нормативные установления не смогут быть легитимными и, соответственно, эффективными), и на правоприменение, которое зачастую предполагает интерпретацию содержания нормы юридического права государства правоприменителем, что происходит в контексте правовой идеологии.
Таким образом, через свои сегменты и их взаимосвязь именно правовая идеология выступает эффективным идеологическим механизмом связи государства (государственного аппарата) и гражданского общества. Не случайно именно образ «общественного договора» как модель восприятия политико-правовой действительности занимает почетное место в системе современных представлений о политическом устройстве10. Именно в условиях существования правовой идеологии, включающей в себя два взаимосвязанных сегмента: юридическую идеологию и идеологию гражданского общества (которая по определению правовая, так как гражданское общество не может быть консолидировано на основе иных типов идеологии, как мы показали выше), можно говорить о правовом государстве и гражданском обществе в целом, о диалоге общества и государства.
Соответственно, можно утверждать, что идеологической основой связи органов государственной власти и институтов гражданского общества выступает также правовая идеология. Вне ее контекста эту связь понять не представляется возможным. Мы уже говорили о том, что правотворчество и правоприменение испытывают самое непосредственное влияние правовой идеологии. Испытывает такое влияние и вся правовая практика в современном обществе. Органы государственной власти, в том числе и органы внутренних дел, находятся под более интенсивным воздействием юридической
идеологии государства, а институты гражданского общества выступают главным образом с позиций идеологии гражданского общества — аксиоматики правосознания. И здесь также крайне необходим перманентный диалог. Отсутствие каналов (причем разнонаправленных) такого диалога ведет к делиги-тимации не только государственной власти в целом, но и правопорядка и самого устройства политически организованного общества. Даже временное прекращение этого диалога чревато ростом социальной напряженности, негативными проявлениями оппозиции власти со стороны общества, опасными для всего политического устройства. В этом плане современные государства, стремятся стимулировать государственные структуры, активнее транслировать юридическую идеологию в сферу общественного правосознания.
Можно говорить о модели государственного правопорядка, основанного на законности, с одной стороны, и о модели гражданского правопорядка, основанного на аксиомах правосознания, — с другой. По сути, речь идет о различных «образах» правопорядка в сознании людей. Образ правопорядка, основанного на законности, характерен для этатистского правосознания, носителем которого закономерно выступают главным образом государственные служащие, а образ гражданского правопорядка характерен для гражданского правосознания, носителями которого являются по преимуществу представители гражданского общества. В идеальном состоянии эти правопорядки дополняют друг друга. В случае их конфликта (различных образов государственного и гражданского правопорядков) можно наблюдать разрушение современного государства, начинающееся с делигитимации законодательства, разрушения правопорядка и всей политической и социальной сферы. В случае незначительных несовпадений этих двух форм правопорядка и их образов в сознании людей их «симфония» достигается через социальный дискурс, через диалог государственных органов и институтов гражданского общества, который и рождает новые конвенциональные смыслы, развивая правовую идеологию, используя и укрепляя «общественный договор». Эта ситуация может быть охарактеризована как вполне нормальная. В качестве основы такого «договора» выступает, как правило, Конституция, имеющая
особый статус в правовой системе современных государств.
Действительно, необходимо согласиться со следующими наблюдениями: «Если мы посмотрим на происхождение современных конституций, то найдем, что все они практически без исключения составляются и принимаются по той причине, что люди хотят начать новую жизнь, изменив организацию системы правления. Желание или необходимость нового старта возникли либо из-за, как в Соединенных Штатах, того, что некоторые соседние сообщества желают объединиться под новым правительством; или потому, что как в Австрии или в Венгрии, или в Чехословакии после 1918 года, сообщества вышли из состава империи в результате войны и получили возможность свободного самоуправления; или потому, что, как во Франции в 1789 году или в СССР в 1917 году, революция порвала с прошлым и было необходимо создать новую форму государственности, основанную на новых принципах; или потому, что, как и в Германии после 1918 г. или во Франции в 1875 году или в 1946 году, поражение в войне нарушило преемственность власти и новый старт был необходим после войны. Обстоятельства, при которых происходит разрыв с прошлым и возникает необходимость для нового старта, варьируются от страны к стране, но почти в каждом случае в наше время страны имеют Конституцию по той простой причине, что они хотят по какой-либо причине начать все сначала, и поэтому они очертили в письменном виде по крайней мере основной контур их предполагаемой системы правления. Это практикуется с 1787 года, когда был составлен проект Американской Конституции, и с годами, несомненно, подражание и сила примера привели все страны к мысли о необходимости иметь Конституцию.
Это не объясняет, тем не менее, то, почему многие страны считают необходимым придать Конституции более высокий статус в законодательстве, чем другим нормам права. Краткое объяснение этого феномена в том, что во многих странах Конституции понимаются как инструмент, позволяющий контролировать правительство. Конституции вырастают из веры в ограниченное правительство. ... (К.Ц. Веэр, Современные конституции (1966), с. 4—8)»11. Это наблюдение верно, однако должно быть скорректировано. Действительно, Конституция может рассма-
триваться как то, что дает начало новому политико-правовому устройству, что-то вроде учредительного договора. А договор — органичный способ учреждения современных государств, именно с этим связано положение Конституций в правовых системах (она провозглашается основой правовой системы). Эффект «подражания», полагаем, здесь не играет сколько-нибудь значимой роли. Возможность же контролировать правительство также обусловлена конвенциональной природой Конституций (какое бы название они не носили), ведь «договор» обязывает все стороны его «заключившие».
В России, например, также итогом такой конвенции — «общественного договора», является Конституция Российской Федерации. Так, В.Д. Зорькин справедливо отмечает, что Конституция России создавалась не для потакания чьим-то частным интересам, а для того, чтобы Россия состоялась и сохранилась как государство12. Следует особо подчеркнуть, что несмотря на то, что Конституция России является фундаментом ее правовой системы, основой ее юридического права, она принималась гражданским обществом, а не государственными органами и должностными лицами, поэтому она может рассматриваться и как формализация аксиоматики общественного правосознания, и как основание юридической идеологии государства. Таким образом, Конституция Российской Федерации выступает своего рода выражением общественного договора. Б.С. Эбзеев очень точно подчеркивает «примирительный», компромиссно-договорный характер Конституции Российской Федерации отмечая: «... именно это — преодоление противоположности между индивидуальным и коллективным и закрепление их баланса в организации взаимоотношений личности и общества — есть главное в характеристике действующего Основного закона, делающее честь современному практическому отечественному конституционализму»13. Результатом сбалансированности индивидуализма и коллективизма, по справедливому мнению российского ученого, выступает демократическое, социальное, правовое государство14.
Следует отметить, что государства, не имеющие Конституции как отдельного общего документа (например Великобритания), тем не менее выстраивают систему конституционных правил на различных
конституционных актах и судебных решениях и, кроме этого, на так называемых «конституционных конвенциях» — «конституционном обычае», то есть таких правилах конституционного поведения, которые приняты в конкретном обществе — конституционных нормах, которые называют «неписаными максимами» Конституции15. Действительно, следует согласиться с тем, что «. «конституционное право» как выражение используется в Англии как общественностью, так и исследователями в этой области и состоит из двух элементов. Один элемент, называемый здесь «право конституции», представлен несомненно законами; другой элемент, названный здесь «конвенции конституции» (правовые обычаи), состоит из максим практик, которые, хотя они и регулируют обычное функционирование Короны, Министров и других лиц в соответствии с Конституцией, не являются вообще законами в строгом понимании. (А.В. Дайси, Введение в изучение Права Конституции (10-е изд., 1985), с. 23—24)»16. Несомненно и то обстоятельство, что «Конвенции (конституционные обычаи) представляют собой важные правила политического поведения, которые необходимы для нормального функционирования конституции. Конвенции имеют важное значение не только в конституционном устройстве Соединенного Королевства; К.Ц. Веэр в работе «Современная Конституция» (1966), стр. 122, утверждает, что
«во всех странах обычай и конвенции важны и ....
во многих странах, которые имеют конституции, обычай и конвенции играют такую же важную роль, как в Англии». Конвенции облегчают развитие и изменения в пределах конституции, в то время как правовая форма остается неизменной»17. Таким образом, учет норм, которые «не являются в строгом смысле законом» и формально не определены, чрезвычайно важен для понимания как политического, так и правового устройства государства и характера компромисса между гражданским обществом и государством («правительством»). Эти нормы и стандарты имеют идеологическую природу и создаются не столько государством, сколько формируются аксиоматикой общественного правосознания.
Следует признать, что правовая идеология на национальном уровне со своей дуалистической структурой, включающей два сегмента, предполагающая дискурсивный механизм их взаимосвязи, может
рассматриваться как наиболее фундаментальный фактор укрепления всеобщего конвенционального правопорядка конкретного государственно-организованного общества.
Выше шла речь о структурном дуализме как о характеристике правовой идеологии государственно организованного общества. И это оправдано. Действительно, в наиболее завершенном виде мы можем рассматривать правовую идеологию именно на уровне современного государственно-организованного общества западного типа. Однако правовую идеологию можно наблюдать и на международном глобальном, и на межгосударственном региональном уровнях. Действительно, такое возможно в условиях создания межгосударственных союзов и даже на глобальном уровне. Подробнее об этом речь пойдет позже, однако здесь возникают некоторые сложные вопросы, которые следует прояснить. Во-первых, существуют юридические формы международного права, однако не существует глобального или международного регионального государства — носителя и транслятора юридической идеологии. Надгосударственные структуры, например, структуры Организации Объединенных Наций или структуры Европейского Союза, могут рассматриваться как «суррогаты» такого государства, однако аналогия здесь явно не точная (несмотря на то, что многие специалисты уже начинают говорить о ЕС как о некоем подобии федеративного государства или, по крайней мере, говорят о том, что Европейский Союз движется в данном направлении)18. В действительности действие надгосударственных юрисдикционных органов в идеологической сфере не может быть столь интенсивным, как действие государства. Во-вторых, возникает вопрос о развитии глобального или международного регионального гражданского общества, о том, возможно ли такое общество вообще.
Полагаем, что здесь следует учитывать определенную специфику организации правовой идеологии. Она заключается в том, что международное право, основанное прежде всего на договорах, имеет межгосударственный характер и свою юридическую идеологическую «надстройку», однако зачастую действие договоров ограничено только несколькими государствами. Тем не менее, полагаем, можно говорить о формировании аксиоматики
гражданского правосознания как на глобальном, так и на международном региональном уровне. Можно, соответственно, ставить вопрос о глобальном гражданском обществе, как это уже делают многие авторы. М.Н. Марченко в этой связи справедливо отмечает: «Наряду с национальным «гражданским обществом» и «правовым государством» в системе современных политико-правовых и социальных теорий все большее место занимает концепция глобального («мирового») гражданского общества. С точки зрения сложившегося в научной литературе традиционного представления о концепции как о системе понятий и идей, касающихся того или иного предмета, это, строго говоря, даже не концепция, а лишь эскиз, общий набросок, состоящий из ряда довольно разрозненных идей, имеющих прямое или косвенное отношение к рассматриваемому предме-ту»19. Можно также ставить вопрос и о различных международных региональных формах гражданского общества, к каковым, например, можно отнести гражданское общество Евросоюза. К тому же, полагаем, объединение культурно различных народов в единое общество, как на международном региональном, так и на глобальном уровне возможно только в форме гражданского общества и только на основе культурно-индифферентной и минимальной (в ценностном отношении), конвенциональной и конвенциональной правовой идеологии.
Рассматривая правовую идеологию как механизм идеологической сферы современного политически организованного общества, следует учитывать тот факт, что на глобальном уровне мы все-таки не можем утверждать, что уже сформировано всеобщее политически организованное общество, и, соответственно, не можем говорить о его полностью сформированной идеологической сфере, которая также находится на этапе становления. Можно также присоединится к вышеприведенной позиции М.Н. Марченко в отношении «глобального гражданского общества».
Напротив, на международном региональном уровне на примере Европейского Союза мы видим сформированное современное политически организованное общество с полноценной политической и, самое важное, правовой системой. В ЕС присутствует и правовая идеология, созданная на уровне формализованного (юридического) права Евросо-
юза, и правовая идеология на уровне аксиоматики гражданского общества. Сложность здесь состоит в том, что достаточно проблематично, если использовать аналогию с государственно организованным обществом, описать дуализм правовой идеологии в случае с международными региональными союзами. Это связано с тем, что право этих союзов выражает, безусловно, юридическую идеологию, а вот легитимационный дискурс вокруг этого права формируют сразу несколько государств, надгосудар-ственные юрисдикционные органы, лоббистские структуры, представленные, например, в ЕС в над-государственных органах. Гражданское общество в этом случае, не имея в лице конкретного государства «партнера» для диалога, также недостаточно сплочено (ввиду того, что такая сплоченность не востребована). Соответственно, мы наблюдаем ситуацию фактического размывания границы между дискурсивным уровнем правовой идеологии и правовой идеологией гражданского общества — аксиоматикой правосознания, как основой гражданского общества.
Здесь, с учетом того, что мы говорим об особом специфическом случае, когда правовая идеология как сложная структура и ее основные сегменты либо еще в полной мере не сформированы, либо сформированы, но не в классическом виде, можно предложить в методологических целях рассматривать структурный дуализм правовой идеологии по-иному: выделять, с одной стороны, юридический уровень правовой идеологии, понимаемый как система идеологических стандартов, нашедших формально-юридическое закрепление в праве (формализованный уровень правовой идеологии), и дискурсивный уровень правовой идеологии, с другой стороны.
Поскольку ряд норм, формализованных в сфере международного права, имеет чисто идеологическое значение, грань между данными сегментами (уровнями) идеологии не может рассматриваться в контексте соотношения права — с одной стороны и правовой идеологии — с другой, а рассматривается именно как соотношение различных уровней идеологии.
Все вышесказанное справедливо в наиболее общем виде не только для Евросоюза. На примере ЕС более удобно продемонстрировать рассматрива-
емую ситуацию ввиду того, что Европейский Союза сегодня является наиболее удачным примером правовой интеграции государств. Вместе с тем следует подчеркнуть, что и на евразийском пространстве создаются перспективные международные региональные структуры с высокой степенью правовой институционализации, примером чему служит в частности Евразийский эконмический союз (в отношении ЕАЭС можно говорить уже сегодня об основах его правовой идеологии). Развитие Евразийского экономического союза с необходимостью повлечет и формирование полноценной правовой идеологии ЕАЭС как международной региональной правовой идеологии.
На глобальном уровне, полагаем, возможно формирование глобального гражданского общества и, соответственно, — глобальной правовой идеологии гражданского общества, и этот процесс уже начался, однако он далеко не завершен. Когда говорят о международном праве как о единой правовой системе, то имеют в виду именно эту идеологию (юридического глобального международного права не существует в действительности, все право носит межгосударственный и, в той или иной степени, локализованный характер), то есть международное право как глобальное право — есть идеологическая форма права. Когда же мы говорим о «фундаментальных принципах», «общих ценностях», «общепризнанных стандартах», то, по сути, речь идет о стандартах идеологического плана (даже в том случае, если они нашли юридическое закрепление в той или иной форме на межгосударственном уровне).
Таким образом, на межгосударственном уровне существенен дуализм двух уровней (сегментов правовой идеологии): формализованного (юридического) уровня правовой идеологии, который можно назвать юридической идеологией, с одной стороны, и дискурсивного уровня правовой идеологии — с другой.
Исходя из вышеизложенного, следует сделать ряд выводов и обобщений.
1. Правовая идеология на национальном уровне включает в себя два сегмента: во-первых, юридическую идеологию государства (сегмент правовой идеологии, представленный идеологическими положениями, выраженными в идеологическом компоненте юридического права государства, а также
в легитимационном дискурсе вокруг юридического права государства); во-вторых, идеологию гражданского общества (представляет собой аксиоматику общественного правосознания). Оба сегмента правовой идеологии тесно взаимосвязаны и оказывают друг на друга взаимное влияние. В идеальном варианте они органично дополняют друг друга. В случае их частичного несовпадения противоречия преодолеваются через механизм перманентного диалога (дискурса), который в качестве результата формирует новые конвенциональные смыслы и ценности. Так, правовая идеология развивается и обеспечивает свою адекватность наличным общественным отношениям.
2. На основе юридической идеологии формируется представление о правопорядке, основанном на законности; на основании идеологии гражданского общества формируется представление о гражданском правопорядке. Эти представления должны дополнять друг друга, синтезируясь в общий конвенциональный правопорядок (который, например, включает в себя как представление о ценности прав человека, так и представление о ценности законодательных предписаний). Нарушение дискурсивной взаимосвязи между сегментами правовой идеологии приводит к разрушению правовой идеологии и идеологической сферы общества в целом. Правовая идеология, предполагая режим диалога между государственными органами и институтами гражданского общества, должна рассматриваться как важное идейное основание взаимодействия гражданского общества и государственного аппарата, без которого, в свою очередь, невозможно существование современного политически организованного общества.
3. Конституция Российской Федерации, являясь документом, принятым обществом, с одной стороны, и основным юридическим документом, на котором базируется юридическое право, — с другой, может рассматриваться как юридический образ общественного договора и формализованное основание правовой идеологии. Конституция содержит наиболее существенные идеи и ценности, релевантные как аксиоматике гражданского правосознания, так и основным положениям юридической идеологии.
4. На международном глобальном уровне сегодня начинает формироваться глобальное граж-
данское общество и его идеология (аксиоматика глобального правосознания). Однако глобальная идеологическая сфера на сегодняшний день так и не сформирована, и здесь не следует говорить о структуре правовой идеологии в рассматриваемом контексте.
5. На уровне некоторых международных региональных объединений, таких как ЕС, можно наблюдать как сформированную правовую и политическую системы, так и сформированную идеологическую сферу. Однако здесь, ввиду отсутствия государства (государственного аппарата) как носителя юридической идеологии и особого характера сформированного гражданского общества, следует говорить о структурном дуализме в смысле разделения правовой идеологии на два уровня (сегмента): юридическую идеологию (формально определенную), закрепленную в международных правовых актах, и дискурсивную идеологию (ту, которая в документах не закреплена, но содержится в общественном правовом сознании в виде ценностей, идей, неписаных принципов, убеждений и теорий).
Литература
1. Арендт Х. Ответственность и суждение. / Пер. с англ. Д. Аронсона, С. Бардиной, Р. Гуляева. М.: Изд. Института Гайдара, 2013.
2. Вебер М. О некоторых категориях «понимающей» социологии. // Избранное: Протестантская этика и дух капитализма. 3-е изд., доп. и испр. М. СПБ., 2013.
3. Взаимодополняемость ЕС и его государств-членов в области внешних действий и ОВПБ и ее влияние на отношения ЕС и Российской федерации (Материалы международной конференции, проведенной в МГИМО (У) МИД России и МГЮА 28— 29 сентября 2007 г.) СПб., 2008.
4. Гурвич ГД.Социология права. // Философия и социология права: Избранные сочинения. СПб.: Издательский Дом С.-Петерб. гос. ун-та, Издательство юридического факультета С.-Петерб. гос. ун-та, 2004.
5. Зорькин В.Д. Доклад на научно-практической конференции в Кремле 12 декабря 2008 г. // Конституция Российской Федерации: К 15-летию принятию Основного закона: Текст. Комментарии. М.: Статут, 2009.
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
6. Кашкин С.Ю., Четвериков А.О., Калиничен-ко П.А., СлепакВ.Ю., Жбанков В.А. Интеграционное право в современном мире: сравнительно-правовое исследование. Монография. / Отв. ред. С.Ю. Кашкин. М.: Проспект, 2015.
7. Лейст О.Э. Сущность права. Проблемы теории и философии права. М.: ИКД «Зерцало-М», 2002.
8. Лейст О.Э. Сущность права. Проблемы теории и философии права. М.: ИКД «Зерцало-М», 2002.
9. Малахов В.П. Общая теория права и государства. К проблеме правопонимания. М.: ЮНИ-ТИ-ДАНА: Закон и право, 2013.
10. Марченко М.Н. Правовое государство и гражданское общество (теоретико-правовое исследование): учебное пособие. М.: Проспект, 2015.
11. Овчинников А.И. Правовое мышление в герменевтической парадигме. Ростов-на-Дону: Изд-во Ростовского университета, 2002.
12. Рейснер М.А. Государство. Часть вторая. Государство и общество. М.: Типография Товарищества И.Д. Сытина, 1912. С. 56—57. (Данные издания приводятся в соответствии с современными стандартами русского языка А.К.).
13. Эбзеев Б.С. Конституция Российской Федерации — 20 лет: государство, демократия, личность сквозь призму практического конституционализма // Современный конституционализм: вызовы и перспективы: материалы международной научно-практической конференции, посвященной 20-летию Конституции Российской Федерации (Санкт-Петербург, 14—15 ноября 2013 г.) / отв. ред. В.Д. Зорькин. М.: Норма, 2014.
14. Allen M.J., Thompson B. Cases and Materials on Constitutional and Administrative Law. Eighth edition. Oxford University Press Inc., New York, 2005.
15. Bradley A.W., Ewing K.D. Constitutional and Administrative Law. Fourteenth edition. Pearson Education Limited, London-New York-Boston-San Francisco-Toronto-Sidney-Tokyo-Singapore-Hong Kong-Seoul-Taipei-New Delhi-Cape Town-Madrid-Mexico City-Amsterdam-Munich-Paris-Milan, 2007.
16. Rawls J. A Theory of Justice. Revised edition. Cambridge, Massachusetts: The
Belknap Press Of Harvard University Press. 1999.
1 Лейст О.Э. Сущность права. Проблемы теории и философии права. М.: ИКД «Зерцало-М», 2002. С. 13.
2 Овчинников А.И. Правовое мышление в герменевтической парадигме. Ростов-на-Дону: Изд-во Ростовского университета, 2002. С. 209.
3 См.: Гурвич Г.Д. Социология права. // Философия и социология права: Избранные сочинения. СПб.: Издательский Дом С.-Петерб. гос. ун-та, Издательство юридического факультета С.-Петерб. гос. ун-та, 2004. С. 770.
4 Малахов В.П. Общая теория права и государства. К проблеме правопонимания. М.: ЮНИТИ-ДАНА: Закон и право, 2013. С. 45.
5 Вебер М. О некоторых категориях «понимающей» социологии. // Избранное: Протестантская этика и дух капитализма. 3-е изд., доп. и испр. М. СПБ., 2013. С. 405.
6 Вебер М. О некоторых категориях «понимающей» социологии. // Избранное: Протестантская этика и дух капитализма. 3-е изд., доп. и испр. М. СПБ., 2013. С. 405—406.
7 См.: Арендт Х. Ответственность и суждение. / Пер. с англ. Д. Аронсона, С. Бардиной, Р. Гуляева. М.: Изд. Института Гайдара, 2013.
8 См.: Лейст О.Э. Сущность права. Проблемы теории и философии права. М.: ИКД «Зерцало-М», 2002.
9 Рейснер М.А. Государство. Часть вторая. Государство и общество. М.: Типография Товарищества И.Д. Сытина, 1912. С. 56—57. (Данные издания и цитата приводятся в соответствии с современными стандартами русского языка А.К.).
10 См. Rawls J. A Theory of Justice. Revised edition. Cambridge, Massachusetts: THE BELKNAP PRESS OF HARVARD UNIVERSITY PRESS, 1999.
11 Allen M.J., Thompson B. Cases and Materials on Constitutional and Administrative Law. Eighth edition. Oxford University Press Inc., New York, 2005. P.9. (Переведено мной А.К.).
12 Зорькин В.Д. Доклад на научно-практической конференции в Кремле 12 декабря 2008 г. // Конституция Российской Федерации: К 15-летию принятию Основного закона: Текст. Комментарии. М.: Статут, 2009. С. 93.
13 Эбзеев Б.С. Конституция Российской Федерации — 20 лет: государство, демократия, личность сквозь призму практического конституционализма // Современный конституционализм: вызовы и перспективы: материалы международной научно-практической конференции, посвященной 20-летию Конституции Российской Федерации (Санкт-Петербург, 14—15 ноября 2013 г.) / отв. ред. В.Д. Зорькин. М.: Норма, 2014. С. 399.
14 Там же. С. 339.
15 Bradley A.W., Ewing K.D. Constitutional and Administrative Law. Fourteenth edition. Pearson Education Limited, London-New York-Boston-San Francisco-Toronto-Sidney-Tokyo-Singapore-Hong Kong-Seoul-Taipei-New Delhi-Cape Town-Madrid-Mexico City-Amsterdam-Munich-Paris-Milan, 2007. P. 20. (Переведено мной А.К.).
16 Allen M.J., Thompson B. Cases and Materials on Constitutional and Administrative Law. Eighth edition. Oxford University Press Inc., New York, 2005. P. 222. (Переведено мной А.К.).
17 Allen M.J., Thompson B. Cases and Materials on Constitutional and Administrative Law. Eighth edition. Oxford University Press Inc., New York, 2005. P. 224. (Переведено мной А.К.).
18 См.: Взаимодополняемость ЕС и его государств-членов в области внешних действий и ОВПБ и ее влияние на отношения ЕС и Российской федерации (Материалы международной конференции, проведенной в МГИМО (У) МИД России и МГЮА 28—29 сентября 2007 г.) СПб., 2008. С. 69.
19 Марченко М.Н. Правовое государство и гражданское общество (теоретико-правовое исследование): учебное пособие. М.: Проспект, 2015. С. 575.
