9ББК63.3(5Туц)5-4
А. М. Абидулин, Е. Н. Моисеева
ОСМАНСКОЕ ОБЩЕСТВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА ГЛАЗАМИ ФРАНЦУЗСКОГО ИНТЕЛЛЕКТУАЛА ПЬЕРА ЛОТИ
Творчество французского писателя последней трети XIX — начала ХХ в. Пьера Лоти (настоящее имя Жюльен Вио 1850— 1923 гг.) в России практически не изучено. Во Франции при жизни его высоко ценили литературные критики. Лоти является одним из основоположников «экзотизма». Известный литературный критик конца XIX в. Ж. Лемэтр восхищался романами П. Лоти и называл его «королем экзотизма»1. Р. Думи ставил П. Лоти в один ряд с Ги де Мопассаном и считал его крупным современным автором2. Французские исследователи в работах, посвященных П. Лоти, в большинстве случаев вместо термина «колониальный роман» употребляют термин «экзотический роман», «экзотизм» (французское слово «exotisme» переводится на русский как экзотика, экзотичность, пристрастие к экзотике). Термин «экзотизм» основан на идее связи литературы с географией и этнографией, а развитие экзотической литературы связано с путешествиями и исследованиями.
После смерти П. Лоти в 1923 г. появились первые биографии писателя. Его литературный талант оценивался в них достаточно высоко. Ф. Малле писал, что успех П. Лоти определялся экзотизмом его романов3. К годовщине смерти писателя Н. Сербан выпустил подробную биографию П. Лоти, снабженную
© Абидулин А. М., Моисеева Е. Н., 2017
Абидулин Алим Маратович — кандидат исторических наук, доцент кафедры восточных языков и лингвокультурологии Нижегородского государственного университета имени Н. И. Лобачевского. аЬ-idulinam@gmail.com
Моисеева Екатерина Николаевна — кандидат исторических наук, доцент кафедры истории, социологии политики и сервиса Саратовской государственной юридической академии. moiseevaen@rambler.ru
анализом его произведений4. Он писал, что П. Лоти «создал экзотизм, которого слегка коснулись Бернарден де Сан-Пьер и Ша-тобриан»5. В заслугу автору он поставил открытие современникам мира неведомых дальних стран. Р. Лебель в «Истории колониальной литературы во Франции» назвал П. Лоти «самым большим представителем французского экзотизма в конце XIX — начале XX в.»6.
Масштабы славы, которой добился при жизни П. Лоти, могут сравниться лишь с масштабами забвения, в котором оказались его произведения после смерти. О П. Лоти почти перестали писать. А. Бретон назвал его «глупцом»7, и эта оценка стала на некоторое время почти единственной. Миллуорд в середине 1950-х гг. попытался по-новому взглянуть на творчество П. Лоти8. По его мнению, романы П. Лоти необходимо рассматривать в контексте эпохи и тогда станет ясно, что они как нельзя лучше отвечали духу времени, удовлетворяли потребность в экзотике и бегстве от цивилизации. Интерес к колониальному миру вписывался в общий климат настроений, царивших во французском обществе в конце XIX в. Это и увлечение мистикой, восточными религиями, и философией Шопенгауэра, и музыкой Вагнера, и наконец экзотикой колониального мира.
В 1980—90-е гг. интерес к творчеству и личности П. Лоти заметно возрос. Исследователей, как литературоведов, так и историков волновали различные аспекты его жизни. В 1980-е гг. были опубликованы две крупные монографии, посвященные творчеству П. Лоти9. А. Бульсин в монографии «Могила Пьера Лоти»10 попытался понять, кто же такой был П. Лоти: морской офицер, колониалист, мечтавший о престиже французского флага в мире, расист, подчинявший своим желаниям туземных женщин, светский писатель, любимец женской публики? В рамках гендер-ного подхода и под влиянием идей Э. Саида выполнено исследование Ирэн Л. Зильовец «Пьер Лоти и восточная женщина»11. Она считает П. Лоти расистом, использовавшим женщин для своего удовольствия. Ее книга — это изучение стереотипных представлений о гендерных ролях путем анализа литературного наследия П. Лоти. А. Келла-Виллежер считает П. Лоти не только писателем, но и общественным деятелем, политически значимой личностью. Интерес, который возник в конце XX в. к П. Лоти, он
объясняет близостью переживаний, чувств Лоти — писателя «конца века», с переживаниями и чувствами наших современников. В статье «Два писателя-моряка в отношении к французскому морскому флоту: П. Лоти и К. Фаррер» А. Келла-Виллежер писал о службе П. Лоти в морском флоте, о его злободневных репортажах с мест похода и участия в боевых действиях его военного корабля12.
В 1993 г. во Франции прошел коллоквиум, посвященный П. Лоти, на нем были освещены самые разные вопросы, касающиеся творчества и жизненного пути П. Лоти13. В 1997 г. коллектив французских исследователей обработал и опубликовал дневник П. Лоти, в котором содержатся письма, размышления писателя14. По нему можно проследить жизненный путь и творческое становление автора. А. Келла-Виллежер в начале 2000-х гг. выпустил несколько монографий, исследующих творчество Ло-ти15. Премия Пьера Лоти, утвержденная с 2007 г. во Франции, выдается лучшему автору, написавшему рассказ о путешествии.
В России произведения Лоти стали переводиться и издаваться с 1883 г. Русская критика приветствовала романы Лоти. В меньшей степени, чем романы, но, тем не менее, его публицистические работы не остались без внимания. За свои статьи, собранные под названием «Умирающая Турция», Лоти подвергся резкой критике со стороны Л. Слонимского. Русский публицист упрекал Лоти за его непонимание национальных проблем славян, «больше всего Лоти беспокоится о судьбе Стамбула с точки зрения эстетики»16. Похожий упрек Лоти получил во время Первой мировой войны, хотя он стоял на стороне Франции. Лоти «всюду подходит к войне извне встревоженным любопытством гостя, самолюбиво любуясь пережитыми опасностями»17, — так о нем писали в связи с его статьями из сборника «Взбесившаяся гиена».
В советский период резкая критика Лоти была неудивительна. Лоти считали «представителем колониального романа на раннем этапе его развития»18, «первым и наиболее значительным представителем»19. Тот, кто произносил слово «колониальное», подразумевал «империалистическое», поэтому судьбу романов Лоти можно было считать решенной. Лоти обвиняли в том, что он скрадывал «полную картину грабежа и истребления цветных народов»20. Несмотря на то что Лоти был автором запрещенных
цензурой статей против колониальных войн и автором статей, опубликованных по просьбе Жана Жореса в «Юманитэ» в защиту Турции в войне 1912 г., тем не менее, это не позволило военному офицеру и автору экзотических романов избежать осуждения.
С 1926 по 1992 г. Лоти не публиковался в России. Экзотические романы стали переиздаваться в 90-е гг. в сериях «Романы наших бабушек», «Архив французской беллетристики», «Избранные романы о любви». Нами уже были исследованы некоторые аспекты творчества П. Лоти21. Произведения Лоти являются ценным источником для изучения имперской идеологии. Стоит обратить внимание, что Эдвард Саид разработал свою концепцию ориентализма, опираясь, в том числе, на художественные произ-ведения22. Э. Саид считал огромной роль художественных произведений в становлении и развитии имперской культуры, познании «чужой» культуры.
Различные взгляды на творчество Пьера Лоти, зачастую критические и резко негативные, вместе с тем нисколько не принижают значение его произведений для исследователей, и в первую очередь занимающихся историей и культурой восточных обществ. Поэтому особый интерес представляет то, как на страницах романа «Азиаде» представлена общественно-политическая жизнь Османской империи. Это произведение автобиографично в своей основе, оно вобрало в себя элементы реального опыта писателя. Мы хотим выяснить, какие события привлекли внимание автора и как он описывает их на страницах своего романа, каким он увидел жителей Османской империи, каким предстает перед читателями столица империи — Стамбул.
«Азиаде» — это первый роман Пьера Лоти, появившийся анонимно сначала в Стамбуле в 1876—1877 гг., а затем в Париже в издательском доме Кальман-Леви (Calman-Levi). Издатель опубликовал в газете «Le Temps» довольно лестный отклик: «...только что вышел. роман, достойный внимания утонченной публики, к которой он обращается. Автор, решивший сохранить анонимность, переносит нас на Восток. Его книга — это восхитительная идиллия, в которой среди романтических событий читатель найдет теплые и яркие описания, картины, полные неожиданности и оригинальности, трогательные сцены любви, пылкость, зажигающую чувства, полноту жизни, которые притягивают и покоряют»23.
Подобные рецензии появились также в «Journal des Debats» (28.01.1879), «Le Galois» (2.02.1879), «Le XIX siecle» (6.02.1879).
Однако за любовной историей и экзотикой Востока читаются реальные события, имевшие место в Османской империи в последней трети XIX в. Стоит отметить, что о каких бы странах ни писал Лоти, Турция оставалась для него «второй родиной», а Стамбул самым загадочным городом. Лоти не только описывал, но и фотографировал Стамбул24.
В первых строчках своего романа он говорит о событиях мая 1876 г., когда на глазах народа были повешены 6 человек. Об этой казни Лоти подробно не рассказывает. Но он позволяет себе покритиковать турецкое правительство, которое «плохо позаботилось о ведомстве, отвечающем за казни. Виселица такая низкая, что ноги осужденного касаются земли, а ногтями он скребет пе-сок»25. Прологом «Событий в Салониках» (под таким названием они стали известны в народе) была любовь между османскими «Ромео» и «Джульеттой», искусно превратившаяся в «разменную монету» в руках европейской дипломатии, а эпилогом стало низложение султана Абдул Азиза и развязывание русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Как развивались эти события? Вот что сообщает нам в своем труде Ахмед Митхат, османский журналист черкесского происхождения, писатель, переводчик и издатель периода Танзимата. Ахмед Митхат, приводя текст официальной телеграммы губернатора Салоник Байтара Мехмеда Рефет-паши, сообщает следующее: Елена, девушка 18 лет из Килкиса, влюбилась в чиновника налогового управления Эмина эфенди. Однажды она пришла в дом его родителей и заявила, что приняла ислам, однако семья возлюбленного не вняла ее доводам, поскольку официальных документов от властей девушка представить не могла. Для решения этого вопроса она в сопровождении сельского имама, женщины арабского происхождения и своей матери 5 мая 1876 г. на поезде прибыла в Салоники. Каким-то образом узнавшие об этом христианские жители Салоник заранее направили телеграмму в американское консульство. Группа из двух представителей американского консульства и 150 человек, большинство из которых были болгары и греки, смогли отбить девушку у жандармов, которые хотели доставить ее османским властям. С нее была сорвана чадра и паранджа, и представители
болгарской и греческой общин спрятали ее в доме, принадлежавшем американскому посольству. Мусульманская община Салоник немедленно потребовала выдать девушку. После заминки губернатор Салоник обратился в американское консульство с просьбой о выдаче, однако ему сообщили, что девушка давно покинула консульство и ее местонахождение неизвестно. Все это только подогрело толпу, приведя ситуацию 6 мая 1876 г. фактически к народному восстанию, когда 5000 человек вышли на городские улицы и собрались в мечети Селим паша, готовя нападение на американское консульство. Для того чтобы успокоить восставших, в мечеть направились французский консул Моулин и немецкий консул Аббот. Однако вскоре они были зверски убиты восставшими.
Видя всю серьезность народного волнения, власти стали стягивать военные силы, в том числе и кавалерию, и восстание было подавлено26. 6 зачинщиков казнили через повешение, а 12 осудили по требованию европейских держав. Участники похищения девушки наказаны не были. Данное восстание широко описывалось в европейской прессе. Так, парижский «Le Journal des Débats» 10 мая 1876 г. сообщал, что урок из кровавого события в Салониках можно извлечь следующий: в Османской империи бездеятельность властей достигла наивысшего уровня. Через пять дней после событий в Салониках, 11 мая 1876 г., в Стамбуле восстание софтов принудило султана Абдул-Азиза сменить великого визиря Махмуда Недим пашу и шейх-уль-ислама Хасана Фехми эфенди. 30 мая 1876 г. султан Абдул-Азиз, симпатизировавший России в мирном решении Балканского вопроса, был низложен в ходе восстания слушателей военных училищ и регулярных войск, окруживших дворец Долмабахче. За организацией восстания стояли участник секретной организации националистически настроенной османской интеллигенции «Новые османы» Мидхат-паша (в будущем апологет войны с Россией), военный министр Хюсейн Авни паша, глава военного совета Редиф паша, директор военного училища Сулейман паша и шейх-уль-ислам Хасан Хайруллах, подписавший фетву о низложении султана.
Лоти, будучи европейцем, вполне разделяет политические взгляды европейцев того времени относительно Востока. Интересным представляется то, что его политические взгляды могут
причудливо переплетаться с настроениями османского общества. Лоти, оказавшись на месте событий, в первую очередь взглянул на окружающее глазами местных жителей, почувствовал ту ненависть, с которой они смотрели на иностранцев: «Население Сало-ник сохраняет к нам враждебное отношение»27. Таким образом, Лоти, впервые ступив на османскую землю, узнал, что может представлять народный гнев, каким может быть отношение к европейцам у восточных жителей. Лоти становится непосредственным участником важных политических событий, в том числе Константинопольской конференции, состоявшейся буквально перед началом русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Константинопольская конференция проходила 28 февраля 1876 — 20 января 1877 г., когда под нажимом России и других европейских держав Высокая Порта наконец согласилась обсуждать вопросы о получении независимости Сербии и Болгарии. Но, отвергнув предложенное мирное решение Восточного вопроса, Высокая Порта лишилась политической и военной поддержки Запада в русско-турецкой войне 1877—1878 гг.
По сюжету романа Лоти участвует в этой войне, скрывая свое французское подданство. Он представляется английским офицером и принимает участие в обороне крепости Карс. По сообщению османской газеты «Джериде-и Хавадис», он обнаружен в числе погибших участников обороны, роман оканчивается этим сообщением из газеты. Таким образом, литературное произведение знакомит нас как с чувствами героя, так и с реальными историческими событиями, участниками которых он являлся и погиб за родину полюбившейся Азиаде.
Европеец в прежних романах о Востоке прежде всего наблюдатель. Он не принимает участия в событиях, его положение в романе и отношение к действительности остается неизменным. Но европеец в романе Лоти совершенно другой. Как, впрочем, и в реальности отношение Лоти к Востоку совсем отличается от традиционного европейского восприятия. Из-за любви к девушке (предположим, что это Азиаде — Хатидже) он учит турецкий язык, арендует дом в районе Эйюп, одевается как турок, представляется как Ариф эфенди. Это стамбульское приключение европейца окажется очень долгим, начавшись в 1876 г., оно продолжится до 1921 г.
Лоти преследовал одну цель, используя турецкие сказки и реальные события османской истории, восточную повседневность и мудрость, он формирует общее впечатление, выраженное в уважении к полюбившемуся городу28. Тем не менее, чувство европейского превосходства пронизывает весь роман Лоти. Особенно это проявляется в межличностных отношениях. Дервиш Хасан-Эффанди признавался герою романа: «Ты необыкновенный юноша, и все, что ты делаешь — странно! Ты уже побывал во всех уголках пяти частей света, ты обладаешь большими знаниями, чем наши улемы: ты знаешь все, и ты видел все. Тебе 20 лет, может быть 22, но человеческая жизнь не вместилась бы в
Я 29
рад, что ты решил жить среди нас» . С восхищением смотрели на Лоти и местные женщины, по словам автора, и друг главного героя Самуэль, который был «счастлив и горд», когда Лоти позвал его за стол обедать вместе. Превосходство, конечно, не столь очевидное, как в «Романе одного спаги», где главный герой оказался в тропической Африке, тем не менее, Лоти постоянно подчеркивал пропасть между европейскими и неевропейскими народами, иногда вкладывая эти мысли в уста самих туземцев.
Лоти рад тому, что здесь, в Османской империи, воплощаются все его самые смелые фантазии. Прибыв на военном корабле в находившиеся под османским владычеством Салоники, молодой офицер постоянно вел дневник, который и проложил Лоти дорогу в литературу. Период становления его как писателя и знакомства с Востоком приходится на время правления султана Абдул-Хамида II. Сам Восток для Лоти — это наиболее подходящее место для проживания экзота — место маргинальное и экзотическое. Он полюбил сумасшедшей любовью Стамбул — город, где за жестокими законами на поверку прячется беззаконие. Во многом он стал для Лоти возможностью самопознания. Как известно, в годы юности жизнь Лоти была построена на чувствах познания самого себя и окружающего мира, что во многом и стало причиной его плаваний по всем морям и континентам. Моряк в XIX веке — это человек без родины с представлениями космополита, его жизнь постоянно наполнена опасностями. Насколько рискованно сорвать цветок, растущий над пропастью? Наверное, это во многом равно опасности полюбить жену богатого восточного
торговца молодую Азиаде — как возможность пережить опасность и волнение. Все эти чувства можно было ощутить в Стамбуле, поэтому Лоти и влюбился в него. Почему цветок? Лоти сам взял себе прозвище от названия экзотического цветка.
Лоти в своем романе называет «Константинополем» ту часть города, где живут европейцы, «Стамбулом» — место проживания мусульман. Во время праздников европейцы наблюдают за мусульманским обществом. Так же Лоти отмечает страх европейцев перебираться в Стамбул через залив, поскольку они живут вдали от беспорядков, а политика для них не имеет значения. Вместе с этим Стамбул для жителей Бейоглу — константинопольских христиан — связан с сильной тревогой, они переходят мост, дрожа от страха30.
Поначалу Лоти находит страну небезопасной, фанатичной и отличающейся нелюбовью к гостям. Он прячется за прочными дверями своего жилища в Эйюпе и находит внутреннее пространство своего жилища безопасным. Лоти сравнивает Стамбул со старым Парижем. Это место, по его мнению, является наиболее подходящим для запретной любви к мусульманской женщине. Лоти отмечает, что турчанки, особенно дамы из высшего света, нисколько не считаются с тем, что обязаны сохранять верность своим супругам. Свирепый надзор стражей и страх наказания не способны их удержать. Праздные, снедаемые скукой в оторванных от мира гаремах, они готовы отдаться первому встречному — слуге, который попался им под руку, или лодочнику, вывозящему их на прогулку, если он хорош собой и им нравится. Все они с большим любопытством заглядываются на молодых европейцев, а те были бы не прочь воспользоваться этим, если б понимали ситуацию, если бы у них хватало смелости или просто если бы условия для этого оказались благоприятными. Он рад воплощению своего «сумасшедшего воображения»: «Я построил невообразимую фантазию. На Востоке, в любом месте, в неизвестном уголке сидеть с ней рядом. Я медленно осуществил невозможное воображение, со всех сторон неосуществимое, не соответствующее мусульманским суждениям. Константинополь является единственным местом, где можно осуществить такое. Это место, как старый Париж, похоже на человеческую пустыню. Оно сформировано из больших городов,
живущих бесконтрольно в душе людей, человек может здесь пережить разные личности»31.
Роман Лоти больше напоминает дневник. Стамбул в его глазах — идеальное место для счастливой ссыльной жизни32.
Стамбул в глазах Лоти всегда насыщен яркими цветами. Так, он красочно описывает церемонию подпоясывания саблей султана Абдул-Хамида II. Во многом, безусловно, это описание восторженного человека, ранее не видевшего подобной церемонии. Интерес автора представляет, в первую очередь, сам султан и его окружение: Лоти считает, что Абдул-Хамид, по всей видимости, спешит восстановить авторитет халифов в мире; быть может, его восшествие на престол станет для ислама началом новой эры, принесет Турции еще немного славы, обеспечит ее последний взлет.
В святой мечети Эюпа Абдул-Хамид торжественно препоясал себя саблей Османов. Затем султан, направляясь в старый дворец султанов в сопровождении великолепного кортежа, пересек Стамбул. В мечетях и в траурных павильонах, встречавшихся на пути, он, согласно обычаю, произносил молитвы, сопровождая их ритуальными жестами.
Шествие открывали воины с алебардами, украшенные зелеными плюмажами в два метра высотой, в роскошных нарядах, шитых золотом. Абдул-Хамид двигался между ними верхом на массивной белой лошади, выступавшей медленно и торжественно. Ее попона была расшита золотом и драгоценными камнями.
Шейх-уль-ислам в зеленой накидке, эмиры в тюрбанах из кашемира, улемы в белых тюрбанах с золотой перевязью, знатные паши, крупные сановники двигались на лошадях, сверкающих золотой сбруей, — нескончаемый кортеж, среди участников которого можно было увидеть своеобразнейшие физиономии. Восьмидесятилетние улемы, поддерживаемые на смирных лошадях слугами, обращали к народу свои белые бороды и взгляды, выражавшие мрачный фанатизм.
Красочная турецкая толпа, в сравнении с которой самые живописные сборища Запада могут показаться унылыми и безобразными, сопровождала торжественное шествие. Помосты, расположенные на всем многокилометровом пути следования султана, прогибались под тяжестью любопытных. Все одеяния Европы и Азии смешались в толпе зевак33.
На высотах Эюпа под кипарисами, среди надгробных памятников, расположились турецкие женщины. Их фигуры утопали в ярких шелках, из-под белой вуали сверкали только черные глаза. Зрелище было так красочно и живописно, что его можно было принять скорее за плод воображения какого-нибудь специалиста по Востоку, чем за реальную картину. Интерес для исследователя, в первую очередь, здесь представляет взгляд иностранца на церемонию и само описание события.
Османская социальная и политическая жизнь проходит перед глазами Лоти. Часто принимая сторону народа, он на самом деле скрыто говорит о своих мыслях. Его первые посещения Стамбула приходятся на время султана Абдул-Хамида II и принятия первой османской конституции, ставшей продолжением реформ Танзимата. Архитектор османских реформ, великий визирь Мидхат-паша создает конституцию и первый парламент. Лоти наблюдает за этими переменами и, несмотря на то что он европеец, занимает позицию противников европеизации. Лоти вопрошает: «Бедная Турция, провозгласившая конституцию. Куда мы движемся? Проблема конституционного султана направила все мои мысли по ложному пути. Все в Эйюпе расстроены этим событием. Все мусульмане говорят о том, что Аллах их оставил, а падишах потерял рассудок. Турция многое потеряет, перейдя к новой системе»34. Таким образом, он занимает сторону оппозиционеров реформ.
Лоти, выступая против европеизации османского государства, говорит о том, что мусульманское общество не хочет принимать конституцию потому, что она провозглашает всеобщую воинскую повинность, а это означало, что на воинскую службу будут призывать и христианское население империи35.
Как известно, отказ от мирного решения Восточного вопроса привел к русско-турецкой войне. В своем романе Лоти представляет участников Константинопольской конференции. С особенно нелицеприятной критикой он описывает графа Н. П. Игнатьева, чрезвычайного и полномочного посла Российской империи в Османской империи, имевшего влияние на великого визиря Махмуда Недима-пашу. Отстаивая российские интересы и права балканских народов на самоопределение, граф Игнатьев заслужил уважение султана Абдул-Азиза. Под его
влиянием был принят фирман 1870 г., который провозглашал учреждение автономного Болгарского экзархата для 15 болгарских епархий, а также тех 12 епархий, жители которых в своем большинстве (две трети) пожелают войти в его юрисдикцию при сохранении номинальной канонической зависимости от Константинопольского Патриарха. Но Лоти в романе занимает сторону стамбульской общественности, в кругах которой Н. П. Игнатьева, как, впрочем, и прежнего низложенного султана Абдул-Азиза, подвергали жесткой критике.
Лоти так описывает графа Н. П. Игнатьева. Я встретился с мчавшейся во весь опор каретой страшного Игнатьева, который возвращался с конференции в сопровождении эскорта наемников хорватов; мгновением позже проследовали лорд Солсбери и английский посланник, тот и другой в сильном раздражении: на совещании все перессорились, и все складывалось как нельзя хуже. Бедные турки с энергией отчаяния отказываются от условий, которые им навязывают; их хотят наказать и поставить вне закона36.
Но Лоти дистанцируется от всего этого, он в Эйюпе, он снова наблюдатель событий. Вдалеке в Золотом Роге он видит стоящие на якорях османские военные и выстроившиеся за ними иностранные военные корабли, которые всем своим видом показывают то давление, которое оказывалось на Османскую империю. Среди этих кораблей находился и его37. Лоти симпатизирует общественным настроениям, последовавшим после провала переговоров во время Константинопольской конференции, отмечая, что она потерпела неудачу, их величества разъехались, послы складывают чемоданы, турки, таким образом, оказались выведены из игры. «Счастливого пути, господа! Что касается нас, мы, к счастью, остаемся. В Эюпе все настроены спокойно и решительно»38. В этой связи интересно сравнение общественного обсуждения политической обстановки в Европе и в Османской империи, сделанное Лоти. Он описывает европейское кафе и кофейню в Эйюпе: «в турецких кофейнях, даже в самых скромных, собираются по вечерам богатые и бедные, паши и простолюдины. (О Равенство, не знакомое нашей демократической нации, нашим западным республикам!) В каждой кофейне находится грамотей, который растолковывает присутствующим тарабарщину дневных газетенок; все слушают с почтительным вниманием. Здесь ничто
не напоминает умные дискуссии за кружкой эля и абсентом, популярные в наших харчевнях; в Эюпе занимаются политикой истово и сосредоточенно»39.
Лоти ошибочно отмечает провал Константинопольской конференции как победу османского правительства, говоря о всесторонней поддержке населением закрытия конференции. Он говорит о том, что общая опасность консолидировала различные конфессии османского общества, которое сблизило единство и братский дух. В подтверждение своих размышлений Лоти приводит выступление армяно-католического епископа в парламенте: «Прах наших отцов в течение пяти столетий покоится в этой земле. Первейшей нашей обязанностью является защита этой земли, доставшейся нам в наследство. Мы все смертны — таков закон природы. История показывает нам, как великие государства одно за другим появлялись и исчезали с мировой сцены. Если Провидение решило покончить с существованием нашей родины, нам остается лишь склонить голову перед этим решением; но есть разница между тем, чтобы постыдно угаснуть или погибнуть со славой. Если нам предстоит погибнуть от пули, не будем отказываться от чести подставить ей грудь: тогда имя нашей страны останется в истории как славное имя. Еще недавно мы представляли собой инертную массу; хартия, которая была нам пожалована, оживила и объединила нас. Сегодня нас впервые пригласили на этот совет; мы благодарны за это его величеству султану и министрам Высокой Порты! Отныне пусть вопросы религии каждый решает сообразно своей совести! Пусть мусульманин идет в свою мечеть, а христианин — в свою церковь; однако перед лицом общих интересов, перед лицом общего врага мы едины и едиными останемся!»40 Похоже, что Лоти вкладывает в уста докладчика свои переживания о будущем страны. Это сопереживание подчеркнуто юношеской бравадой.
Да, османская конституция даровала некоторые демократические свободы. Демократические воззрения возникают в Стамбуле, но в первую очередь в Бейоглу, там, где проживали в основном европейцы и христиане. Совсем не ощущается этот демократический дух в Эйюпе. Лоти не считает его безопасным для христиан41. Таким образом, он делает акцент на неоднородности османского социума, особенно религиозной принадлежности.
Так ли это было в действительности? Что представляло собой стамбульское, да и османское общество? В этой связи можно привести исследование Т. Танера. Он отмечает, что за четыре столетия османы благодаря «девширме» и работорговле очень сильно перемешались с другими народами и фактически сформировали новый вид османской общности. Во всей Османской империи проживало не более 12 млн турок. В то же время многие — до 500 тыс. христианских семей, благодаря брачным союзам становились постепенно мусульманскими. Такие понятия, как «нация» и «народ», не подходят к османскому социуму. В Османской империи гораздо большее значение имели родословные, благодаря им османы возводили свои рода к сыну Ноя Иафету, который, в свою очередь, считается прародителем европейцев и вообще европеоидов. Фактически не понимая этого, османы связывали себя с европейским началом. В то же время термин «турок» больше использовался в названии сельских жителей, турко-манских племен и очень часто становился символом грубости и невежества42. Лоти кладет на одну чашу весов османского общества иудеев, христиан и греков, а на другую — турок. Это его заблуждение прослеживается во всем романе. Так, в одном из своих произведений он приводит в пример то, что гид, обирающий иностранных туристов в Стамбуле, не турок. Турки, в его глазах, бедные, но порядочные люди. Поспешно нахальный гид прогуливает небольшую группу изумленных туристов, идущих рука об руку. После того, как все они посмотрят Константинополь, они вернутся и будут друг за другом безжалостно ругать турецких мусульман. Но обиравшие их гиды и переводчики не имеют отношения к туркам, это представители других народов. Даже понявшие это, снова предпочтут туркам других гидов. Малообеспеченные турки — это лодочники, неквалифицированные рабочие, носильщики. Но они никогда не сойдут до подлости обманывать иностранцев43.
Возвращаясь к «Азиаде», отметим, что Лоти к концу романа постепенно из ловеласа Арифа эфенди превращается в мужественного солдата, готового погибнуть за родину своей возлюбленной. Он ярко описывает подготовку Османской империи, и в частности Стамбул, к войне. На Босфоре царит большое оживление. Транспортные суда, набитые солдатами, отправляющимися
на войну, приходят и уходят. Солдаты и ополченцы прибывают в столицу отовсюду: из глубин Азии, с границ Персии, даже из Аравии и Египта. Их в спешке снаряжают и направляют на Дунай или в лагеря в Грузию. Громкие звуки фанфар, оглушительные крики сопровождают каждый день их отплытие. Турция никогда не видела столько вооруженных людей44.
Как мы видим, к концу романа происходит трансформация взглядов Лоти. Его герой уже не сторонний наблюдатель, а непосредственный участник событий. Лоти превращается во «французского защитника» клонившейся к закату империи, а его произведение становится, несмотря на гибель героя, началом продолжившегося на протяжении нескольких десятков лет цикла произведений о Турции. Он постоянно сравнивает восточные и западные настроения населения, его поведение и формы участия в общественно-политической жизни. Лоти находит возможность спастись от повседневности, формируя для себя способ поэтизации востока, сотканного из реальности и восточных сказок. Сочетая многогранность в восприятии неизвестного ему мира и красочность наглядного описания османского общества, Лоти как экзот создает экзотическое письмо, изображая феномен «Иного», что помогает расширять знания об истории Османской империи.
Примечания
1 Lemaitre J. Les Contemporains : etudes et portraits littéraires : 3 sér. Paris, 1887. P. 100.
2 Doumie R. Ecrivains d'aujourd'hui: P. Bourget — G. de Maupassant — P. Loti. Paris, 1894.
3 Mallet F. Pierre Loti, son oeuvre, portrait et autographe. Paris, 1923.
4 Serban N. Pierre Loti : sa vie — son oeuvre. Paris, 1924.
5 Ibid. P. 296.
6 Lebel R. Histoire de la littérature coloniale en France. Paris, 1931.
7 Breton A. Refus d'inhumer. Paris, 1924.
8 Keith G., MillardM. A. L'oeuvre de P. Loti et l'esprit «fin de siècle». Paris, 1955.
9 Blanch L. Pierre Loti. Paris, 1983 ; Quella-Villéger A. Pierre Loti l'incompris. Paris, 1986.
10 Bulsine A. Tombeau de Loti. Lille, 1988.
11 Szyliowiez I. L. Pierre Loti and the oriental woman. Basigstoke ; London, 1988.
12 Quella-VillégerA. Deux marin-ecrivains face a la Marine française: P. Loti et Claude Farrere // Guerres mondiales et conflits contemporains. 1993. № 172.
13 Loti et son temps : actes du colloque de Paimpol. 1993. 22—25 juillet.
14 Loti P. Cette éternelle nostalgie : journal intime (1878—1911) / éd. établie, présentée et annotée par Vercier B., Quella-Villéger A., Dugas G. Paris, 1997.
15 Quella-Villéger A. Pierre Loti, le pèlerin de la planète / éd. Aubéron. Bordeaux, 1999, 2005 ; Quella-Villéger A. Chez Pierre Loti: une maison d'écrivain-voyageur / éd. Aubéron. Bordeaux, 2008 ; Quella-Villéger A., Vercier B. Pierre Loti dessinateur — une œuvre au long cours / éd. Bleu autour, 2009.
16 Слонимский Л. Французский защитник «Умирающей Турции» — Pierre Loti. Turquis agonisante. Paris, 1913 // Вестник Европы. 1913. № 4. С. 377—384.
17 Левинсон А. Два вида военной литературы // Речь. 1916. 19 сент. (2 окт.) № 258. С. 2.
18 Лоти Пьер // Малая советская энциклопедия / ред. Н. Мещеряков. 2-е изд. М., 1937. Т. 6. С. 394.
19 Черневич М., Штейн А., Яхонтова М. История французской литературы. М., 1965.
20 Лоти Пьер // Большая советская энциклопедия / ред. О. Шмидт. М., 1938. Т. 37. С. 425.
21 Моисеева Е. Н. «Образ чужой культуры» в романах Пьера Лоти, 80-е гг. XIX в. // Восток — Запад: проблемы взаимодействия и трансляции культур. Саратов, 2002. С. 170—193 ; Моисеева Е. Н. Взгляд европейца на колониальную войну : французский писатель Пьер Лоти об экспедиции в Индокитай (1883) // Новая и новейшая история : межвуз. сб. науч. тр. Саратов, 2007. Вып. 22. С. 98—111 ; Моисеева Е. Н. Образы завоеванной природы в произведениях французского писателя конца XIX — начала ХХ века Пьера Лоти // Историческая психология государственного управления / под ред. А. А. Конопленко. Саратов, 2015. Вып. 2. С. 106—113 ; Моисеева Е. Н., Абидулин А. М. Интеллигент, не считавший себя таковым: французский романист Пьер Лоти и Восток // Вестник Нижегородского университета имени Н. И. Лобачевского. 2016. № 3. С. 63—70.
22 См.: SaidE. W. Orientalism. London, 1978 ; SaidE. W. Culture and Imperialism. N. Y., 1994.
23 Le Temps. 1879.13.02. Цит. по: Serban N. Op. cit. P. 244.
24 60 фотографий Стамбула, сделанных Лоти во время его двадцатимесячного пребывания в 1903—1905 гг. в Турции, собрано в книге Quella-Villéger A. Istanbul. Le regard de Pierre Loti (une soixantaine de photographies de Pierre Loti, textes rassemblés par l'auteur). Casterman, 1992.
25 Loti P. Aziade : extrait de note et lettres d'un lieutenant de la marine anglaise entre au service de la Turquie le 10 mai 1876 tue dans les murs de Kars, le 27 octobre 1877 // Oeuvre complete de P. Loti. Paris, s. a. T. 1. P. 3.
26 Mithat A. Üss-i inkilâp. C. 1. istanbul, 2005. P. 256—257.
27 Loti P. Aziade. P. 3.
28 Thepot K. Pierre Loti et Istanbul: le songe oriental à l'épreuve du temps // Istanbul réelle, Istanbul rêvée, la ville des écrivains, des peintres et des cinéastes au XXe siècle, Actes du colloque international (septembre 1995, Université de Galatasaray-Istanbul-Turquie), Institut Français d'Etudes Anatoliennes d'Istanbul. Paris, 1998. Р. 13—23.
29 Loti P. Aziade. P. 342—343.
30 Loti P. Aziyade. Paris, 1965. P. 96.
31 Там же.
32 Thepot K. Op. cit. P. 15.
33 Loti P. Aziyade. istanbul, 2003. P. 51—52.
34 Loti P. Aziyade. Paris, 1965. P. 111.
35 Ibid. P. 140.
36 Ibid. P. 111.
37 Ibid. P. 136.
38 Ibid. P. 144.
39 Ibid. P. 145.
40 Ibid. P. 146.
41 Ibid. P. 61.
42 Taner T. Osmanli kimligi. istanbul, 1994. P. 130.
43 Loti P. istanbul 1890. Ankara, 1999. P. 33.
44 Loti P. Aziyade. Paris, 1965. P. 149.
