CC BY
149РАЗДЕЛ 6. РЕЦЕНЗИИ. ОБЗОРЫ. ХРОНИКА
Осадчий М. А. «Русский язык на грани права: Функционирование современного русского языка в условиях правовой регламентации речи» (М.: Книжный дом
«ЛИБРОКОМ», 2012. 256 с.).
Ключевые слова: судебная лингвистика, правовой риск, параметризация риска, параметрическая судебно-лингвистическая модель, легевфемия.
Key words: forensic linguistics, legal risk, risk parameterization, parametric forensic linguistic model, legevfemiya.
Судебная лингвистическая экспертиза востребована сегодня как никогда по самому широкому спектру дел в уголовном и гражданском судопроизводстве, по делам об административных правонарушениях. Это - и диффамации, и оскорбления, и клевета, а также призывы к экстремистским действиям, заведомо ложные сообщения о террористических актах, вымогательство, шантаж, мошенничество, разглашение охраняемой законом тайны, возбуждение национальной или религиозной ненависти и вражды и многое другое. Произведение письменной и устной речи вовлекаются в документационные и информационные споры, социальные, корпоративные, групповые и межличностные конфликты, используются для совершения правонарушения или сами становятся предметами преступного посягательства. По словам Е. И. Галяшиной, «внешняя языковая форма и внутреннее смысловое содержание продуктов речевой деятельности подвергаются правовому анализу и оценке в целях выявления признаков злоупотребления свободой массовой информации и иных правонарушений, ответственность за которые предусмотрена российским законодательством» (Судебная экспертиза: типичные ошибки: коллективная монография/ под ред. Е. Р. Россинской. М.: Проспект, 2012) (С. 95). Однако нередко в экспертизах интерпретируются
речевые факты на основе правовых понятий, анализируются «мысли автора», «вычитываются» из произнесенных слов коммуникантов скрытые или неявные смыслы, додумывается и домысливается за говорящим лицом то, что не было сказано, но «имелось в виду». Налицо, таким образом, - грубые ошибки, допускаемые при производстве лингвистической экспертизы. Вероятно, это связано с объективной размытостью и неопределенностью самого понятия «судебная лингвистика», занимающего на сегодняшний день междисциплинарное положение между собственно юриспруденцией и лингвистикой. Причина ошибок кроется, помимо прочего, в недостаточной и пока что ненадежной методической базе лингвистической экспертизы. Этот пробел, как представляется, удачно восполняет книга М. А. Осадчего, «написанная в междисциплинарной области лингвистики и юриспруденции с подключением понятийно-методологического аппарата двух дополнительных научных областей - экономики и технических наук» (с. 5). Именно в этом контексте появление рецензируемой книги - это отчетливое свидетельство глубинных сдвигов, характеризующих современную отечественную юрислингвистику.
За последние двадцать лет в разы увеличилось количество исследований, связанных с анализом информационных фактов и их правовой оценкой. Необходимость методического сопровождения этой работы продиктована не только возросшей актуальностью именно такого рода прикладных исследований, но и самой спецификой экспертной работы в данной сфере. Массовое публичное распространение пропагандистских и агитационных материалов, провоцирующих социальную напряженность, агрессию и насилие, требуют адекватной реакции со стороны правоохранительных органов. Для своевременного и эффективного предупреждения социальных конфликтов они, в свою очередь, заинтересованы в оперативном и объективном исследовании соответствующих материалов. В этой связи создание и
внедрение научно обоснованной и апробированной методической базы проведения лингвистического анализа материалов, связанных с преступлениями, совершаемых вербальным способом, приобретает особенно актуальное значение.
Судебные экспертные исследования отличаются от теоретических изысканий и экспериментальных работ тем, что в доказательной базе их результатов должны лежать эмпирические законы, а не гипотезы. По мере накопления практических знаний об изучаемом объекте растут и требования, предъявляемые к объективности результатов экспертных исследований. В настоящее время научным сообществом признаются истинными только такие результаты, которые могут быть проверены на непротиворечивость предлагаемой интерпретацией эмпирических данных и ее согласованностью с объективными знаниями. Методики исследований, имеющие сугубо прикладное значение, должны опираться на развитую, эмпирически проверяемую теорию, иметь обоснованный, планомерный и организованный характер, исключающий ошибки субъективного происхождения. Если экспертизы технического профиля всегда предполагают наличие независимых от личности эксперта инструментов исследования (поверенных измерительных приборов, формул технических расчетов, эталонных образцов, сертифицированных препаратов, веществ и т. д.), то в экспертизах гуманитарного профиля значительно повышается роль самого исследователя. Ведь результатом таких экспертиз зачастую являются авторские интерпретации и оценки той или иной области действительности, подкрепленные лишь опытом научной работы и авторитетом эксперта. Вместе с тем, надежные и проверяемые результаты экспертизы можно получить только посредством специального инструментария - экспертной методики, основанной на обобщении значительного объема эмпирических данных. Такая, достаточно сложная и противоречивая ситуаций в современном экспертном деле, придает книге М. А. Осадчего особую актуальность и прагматическую направленность, в том числе за счет изложения экспериментальных данных, полученных автором (с. 221-234).
М. А. Осадчий предпринял непростую задачу по переосмыслению самих истоков того, как следует понимать коммуникативное поведение носителей русского языка при уходе от правовых рисков. Во введении к своей книге, автор правомерно утверждает, что «актуальность работы обусловлена запросами практических областей -в сфере правоприменения и криминалистики сохраняется высокая потребность в понятийном и методологическом упорядочении процедур использования лингвистического знания для практики судебного речеведения» (с. 6).
Книга М. А. Осадчего посвящена не просто исследованию или описанию правовых рисков в публичной коммуникации. Он посвящена обоснованию и верификации с точки зрения языка и права методики параметрического моделирования правовых рисков в публичной коммуникации.
Книга методически удачно (я имею в виду удачно подобранную М. А. Осадчим парадигму описания) и таксономично убедительно аранжирует риски публичной коммуникации: риск распространения порочащей информации/ совершения клеветы характеризуется, например, двумя группами параметров, определяющих, во-первых, сведения о фактах и событиях и, во-вторых, порочащую информацию; а риск совершения оскорбления характеризуется, например, тремя группами параметров, корректных для публичной коммуникации, а также непубличной коммуникации, в ходе которой характеризуется 3-е лицо, или непубличной коммуникации, в ходе которой характеризуется 2-е лицо.
В книге поэтапно решается задача идентификации правового риска, заключающегося в установлении данного вида риска и описании границ зоны риска. Феномен границы зоны риска обсуждается в книге с опорой на методологию параметризации - исследовательского решения, позволяющего синтезировать
качественные и количественные характеристики риска, описать их в динамическом взаимодействии. В книге предложен алгоритм управления правовыми рисками в публичной коммуникации, дается характеристика общей коммуникативной стратегии ухода от правовых рисков и частным коммуникативным стратегиям, связанным с уходом от рисков совершения конкретных правонарушений.
Книга привлекает внимание своим концептуальным характером. Все ее теоретические положения и практические наблюдения органически взаимоувязаны. Они складываются в стройную и строгую систему параметрических моделей. В них автор скрупулезно переосмыслил современное отношение правоведов к таким понятиям как сведения порочащего характера, унижение чести и достоинства, призывы, угроза и пр.
Структура книги построена вокруг осознания возможности применения к событию коммуникации правовых параметров, что, в свою очередь, актуализирует свойства и характеристики, значимые для точки зрения третьего лица, не являющегося участником коммуникации. Книга состоит из семи глав. В Главе 1 «Основные понятия и методология» рассматриваются принципы параметрического моделирования, правовая параметризация события коммуникации и параметрическая судебно -лингвистическая модель публичной коммуникации (с. 7-24). В Главе 2 «Параметризация рисков, связанных с распространением порочащих сведений и совершением клеветы» дается параметризация сведений и оценок, параметризация порочащего характера информации, параметрическая судебно-лингвистическая модель сведений порочащего характера и клеветы (с. 25-68). В Главе 3 «Параметризация рисков, связанных с совершением оскорбления» приводится параметризация унижения чести и достоинства, параметризация неприличной формы высказывания, параметрическая судебно-лингвистическая модель оскорбления (с. 69-103). В Главе 4 «Параметризация рисков, связанных с совершением преступлений экстремистской направленности» содержатся структурная и семантическая параметризация призыва, параметризация групповой принадлежности, параметризация обоснования или утверждения необходимости действий, параметризация языковых признаков субъективной стороны преступления, а также параметрические судебно-лингвистические модели экстремистского призыва и возбуждения розни и вражды (с. 104-163). Главе 5 «Параметризация рисков, связанных с совершением угрозы» представляет параметризацию вербальных признаков угрозы и параметрическую судебно-лингвистическую модель угрозы (с. 164-178). Глава 6 полностью посвящена обсуждению феномена легевфемии (с. 179-217). Наконец, в Главе 7 «Алгоритм управления рисками в аспекте категории эффективности» предлагается общая алгоритмическая модель управления правовыми рисками в публичной коммуникации и прогнозирование эффективности управления рисками на основе экспериментальных данных (с. 218-234).
Представление параметров и моделей осуществляется в книге в двух видах -табличной и описательной. Описание параметрической судебно-лингвистической модели публичной коммуникации предъявляется в следующем виде: событие коммуникации характеризуется признаками публичности при выполнении следующих условий в их совокупности: адресантом не создано физических препятствий для участия в коммуникации третьего лица (косвенного неперсонализованного адресата); адресантом не создано семиотических препятствий для участия в коммуникации третьего лица (косвенного неперсонализованного адресата); третье лицо обладает потенциальной возможностью принять участие в коммуникации (воспринять информацию) в качестве косвенного неперсонализованного адресата, присутствующего; отсутствует ограничение доступа к коммуникации третьих лиц по личным основаниям (с. 21-22). В противоположность такому представлению
материала, комплексная типология механизма инвективной атрибуции представлена в удобной и наглядной табличной форме (с. 77).
прямая
эксплицитная Z - это Х
Y - это Х, Y = Z, Y - это Z Странно, что я тебя тут вижу. Раньше блядей
имплицитная
Да ты блядь, вот ты кто.
отлавливали да высылали за сто первый.
косвенная
Х - признак Z
Х - признак Y, Y = Z, Х -
Не хочу на твою блядскую признак Z
рожу глядеть.
Вчера она уговаривала меня подписать бумаги. Но вы же знаете, на блядские штучки я не реагирую.
Следует особо отметить мотивированный выбор и четкую последовательность в привлечении методов исследования к анализу того или иного фрагмента языкового материала. Например, последовательное применение статистического анализа, алгоритмического и параметрического моделирования в создании алгоритма управления рисками в аспекте категории эффективности.
Представленный в шести главах (глава 2-7) книги материал представляет собой надежно верифицированную за счет эксперимента комплексную модель процесса управления правовыми рисками в русскоязычной публичной коммуникации в условиях современной российской правовой лингвокультуры и содержит поэтапно:
- в Главе 2 - описание процедуры дифференциации сведений о фактах и оценочной информации, исходя из четырех параметров для разграничения выражения мнения и сообщения сведений: лексико-грамматического, стилистического, прагматического и верификационного;
- в Главе 3 - описание экспертных процедур идентификации неприличной формы и унизительного характера высказывания;
- в Главе 4 - описание призывы как коммуникативного и правового акта, а также судебно-лингвистическую параметрическую модель призыва;
- в Главе 5 - параметрическую модель конститутивных признаков угрозы как коммуникативного события и ограничительных (квалификационных) признаков, закрепленных законодателем для каждого из видов криминальной угрозы;
- в Главе 6 - описание речевых тактик ухода от правовых рисков за счет языкового приема легевфемии; исчисляются признаки правовых легевфемизмов;
- в Главе 7 - алгоритм управления рисками в публичной коммуникации.
Для читателя особенно важно то, что в книге отсутствует субъективно-личностное отношение к каким-либо теоретическим пристрастиям и обыденным суждениям о преступлениях, совершаемых вербальным способом, или преступлениях, совершаемых в ходе публичной коммуникации. И это - правильно, так как рецензируемая книга - это строгая исследовательская работа. Вместе с тем, похвально, что автор, в целях достижения лучшего уяснения сложных сюжетов исследования, прибегает к ярким образным примерам из собственной юрислингвистической практики.
Осуществленная автором параметризация рисков, связанных с распространением порочащих сведений и совершением клеветы, с совершением оскорбления, с совершением преступлений экстремистской направленности, с совершением угрозы подкрепляется анализом конкретных примеров из практики проведения судебных лингвистических экспертиз, именуемых кейсами. Как, например,
во второй главе. Автор приводит описание публичной коммуникации: «В 07.25 утра Злоумышленница вошла в переполненный троллейбус. Заметив среди пассажиров свою знакомую, с которой накануне вечером состоялась ссора на тему возврата долга, злоумышленница громко прокричала: «Галька, сука, надеюсь, ты блядовать поехала, чтоб заработать и деньги мои вернуть?» (с. 40). Далее приводится ее анализ: «Кейс характеризуется бытовой тематикой, усиленной персональным обращением, но в присутствии большого количества пассажиров. Фактическим адресатом высказывания является конкретный человек, но говорящий, безусловно, допускал присутствие третьего лица (большого количества третьих лиц), что позволяет говорить о наличии в данной ситуации косвенного неперсонализованного адресата, представленного большим количеством пассажиров. Признание данной коммуникативной ситуации публичной создавало предпосылку для наказания гражданина по п. 2 ст. 5.61 КоАП РФ (оскорбление, совершенное публично)» (с. 41).
Наблюдение за языковым материалом позволяет автору сделать вывод, что каждая из тактик ухода от правовых рисков, будучи типизированной речевой формулой, в каждом конкретном случае словоупотребления репрезентируется единицей речи, призванной минимизировать риск. Следовательно, речевые репрезентации тактик ухода от правовых рисков демонстрируют признаки эвфемизмов особого типа - «правовых» эвфемизмов. В книге автор вводит термин легевфемизм, понимаемый как «эвфемизм, используемый с целью ухода от правого риска» (с. 182). В качестве примера М. А. Осадчий обращается к тактике, именуемой «Деавторизация». На уровне интенции тактика, по мнению автора, характеризуется намерением говорящего снять с себя авторскую ответственность за высказывание или ответственность источника информации. На уровне реализации тактика предполагает введение в высказывание специальных деавторизаторов, указывающий на неопределенное, нулевое авторство высказывания или на нефиксированный источник информации. В качестве деавторизаторов могут выступать демагогизмы, то есть указания на общеизвестность, ссылки на непроверяемые источники («Всем известно, что...», «Не раз приходилось слышать о том, что...», «Никто не будет спорить, что...», «Поговаривают, что.»). Данная тактика, по мнению автора, широко используется при уходе от рисков, связанных с распространением порочащей информации или совершением клеветы. В качестве примера в книге приведено высказывание из публикации в региональной прессе: «Много раз приходилось слышать жалобы от жильцов на неудовлетворительную работу РЭУ и не прекращающуюся войну с коммунальной службой. Поговаривают даже, что коммунальщики припугнули жильцов длительным ремонтом канализации, если они не прекратят писать в разные инстанции». По мнению автора книги, «при всей лингвистической несостоятельности такого рода ссылок и простоте их прочтения, с формальной точки зрения они остаются непроверяемыми, что осложняет процесс доказывания факта распространения порочащей информации или совершения клеветы, поскольку такой параметр, как проверяемость информации, является квалификационным для данных правонарушений» (с. 188).
Завершая свою книгу, автор справедливо заключает, что относительно реализации стратегии ухода от правовых рисков, связанных с совершением клеветы, носители русского языка обладают представлением о составе вербальных признаков клеветы, не в полной мере соответствующим составу признаков правонарушения. Они не способны эффективно идентифицировать случаи реализации в речи стратегии ухода от риска совершения клеветы, но при этом способны самостоятельно продуцировать безопасные высказывания, успешно уходя от риска совершения клеветы, используя лишь две тактики - тактику манифестации субъективности и тактику затемнения референта. Этих тактик достаточно для блокирования проявления всех вербальных
признаков клеветы. Относительно реализации стратегии ухода от правовых рисков, связанных с совершением угрозы, носители русского языка обладают представлением о составе вербальных признаков угрозы, не в полной мере соответствующим составу признаков правонарушения. Они равновероятно способны и не способны эффективно идентифицировать случаи реализации в речи стратегии ухода от риска совершения угрозы, но при этом способны самостоятельно продуцировать безопасные высказывания, успешно уходя от риска совершения угрозы, используя лишь одну тактику - затемнение референта. Этой тактики, по мнению автора, достаточно для блокирования проявления всех вербальных признаков угрозы.
М. А. Осадчему удалось решить в своей книге сложную юрислингвистическую задачу: параметризировать правовые риски, возникающие в публичной коммуникации, путем установления состава правовых признаков события коммуникации, нормативных (прототипических) форм проявления каждого из правовых признаков события коммуникации и диапазона варьирования форм проявления каждого из правовых признаков, не разрушающего идентичности события коммуникации.
В заключение укажу на то, что построенные параметрические судебно -лингвистические модели могут быть использованы в работе экспертов при выполнении судебных лингвистических экспертиз и криминалистических исследований продуктов речевой деятельности на предмет установления признаков сведений порочащего характера, клеветы, оскорбления, угрозы, публичного призыва к осуществлению экстремистской деятельности, возбуждения ненависти и вражды.
Перспективным продолжением подобного рода работ я считаю разработку не только коммуникативно-ориентированной, но и функционально-целевой методики проведения комплексных экспертиз информационных материалов на наличие в них признаков противоправной речевой деятельности. Речь идет не об универсальном методе понимания и истолкования текстов, но о практических способах доказательства наличия в тексте определенного содержания. В частности, такая методика необходима для исследования текстов по делам, связанным с распространением ксенофобии, ненависти, социальной агрессии, идеологии насильственного решения общественно-политических и экономических проблем, оправдания терроризма и т. д.
Такого рода исследования, как и рецензируемая книга М. А. Осадчего, будут востребованы не только органами государственной власти, обеспечивающими информационную безопасность страны, но и рядовыми гражданами, реализующими свое конституционное право на свободу слова и вероисповедания. Значимость использования научно обоснованной экспертной методики в таких делах высока еще и потому, что последствием принимаемых органами власти решений может стать ограничение прав и свобод человека.
Предлагаемая в книге методика в настоящее время может быть применена и в экспертизе иных правонарушений, совершаемых вербальным способом - разглашении государственной или военной тайны, разглашении тайны частной жизни, разглашении инсайдерской информации, соглашении о совершении незаконной сделки, вымогательстве, плагиате, незаконной рекламе и т. д.
Выход в свет и активное использование на практике книги М. А. Осадчего «Русский язык на грани права: Функционирование современного русского языка в условиях правовой регламентации речи» открывает сегодня новые возможности для совершенствования лингвистической экспертной деятельности.
Рец. В. Н. Базылев
