CC BY
113
А. В. Кутузов
ОСАДА ЛЕНИНГРАДА В ЗЕРКАЛЕ ИНФОРМАЦИОННОЙ ВОЙНЫ
В истории каждого государства есть символические битвы. Спустя некоторое время они составляют основу народного самосознания. Поэтому в их отражении играют особую роль информационные войны, девятым валом накрывающие историческое событие и сметающие все на своем пути.
Первая волна накрыла Ленинград накануне и во время блокады. В обсуждении документального фильма «Оборона Ленинграда» принимали участие почти все руководители осажденного города. Первым выступил П. С. Попков, который настаивал на изъятии некоторых сцен: «Часть эпизодов о гробах надо будет изъять... Промышленность, энтузиазм трудящихся города Ленина совсем не показан. Это одно из главных упущений картины...». А. А. Кузнецов отметил, что «оборона не показана. Разве это оборона? Скажут, вот правители, довели город до такого состояния. Направление взято неправильно. Показываются мрачные стороны, а действительная жизнь — борьба с трудностями, борьба за то, чтобы сохранить город, народ — не показана». А. А. Жданов подчеркнул: «первой должна быть показана оборона. Надо показать, что есть враг, а он совершенно не показан. В картине переборщен упадок»1.
С 9 июля 1942 г. неоднократно переделанный документальный фильм «Ленинград в борьбе» демонстрировался в городских кинотеатрах. «По мнению некоторых зрителей, — отмечалось в информационной сводке на имя секретарей ЦК ВКП (б) Жданова, Кузнецова, Капустина и Маханова, — фильм все же недостаточно показывает подлинную жизнь в осажденном городе. Хотят видеть закопченные квартиры с печами-времянками и умершими людьми, людей, закутанных в ватные одеяла, выстраивающихся с 2-х часов (утра) в очередях у магазинов». На Ленинградском фронте фильм был принят намного лучше2. Навеваемая фильмом жажда борьбы кружила головы, и бойцы горели яростным желанием отомстить врагу. Это неудивительно, поскольку в отличие от населения Большой земли, узнавшего о тяготах блокады только тогда, когда зимой 1941-1942 гг. туда хлынул поток эвакуированных из Ленинграда людей, голодные воины Ленинградского фронта сражались столь стойко потому, что знали — за их спинами находились умирающие, но не сдающиеся дети, женщины и старики. Красноармейцы и ополченцы прекрасно понимали, что судьба Ленинграда — на кончиках их штыков, что только они могут спасти город, прорвав блокаду. Еще 10 ноября 1941 г. в обращении Военного Совета Ленинградского фронта к бойцам, командирам, комиссарам и политработникам ударных добровольческих полков говорилось: «Дорогие товарищи! Над Ленинградом нависла суровая опасность. Гитлеровские воры и убийцы поставили себе целью перерезать пути, связывающие Ленинград со страной, чтобы задушить население Ленинграда и армию Ленинградского фронта костлявой рукой голода. В этот грозный час.. Военный совет фронта по инициативе нашего дорогого товарища Сталина сформировал добровольческие полки. чтобы. проломить брешь в кольце вражеских орд. прорвать кольцо блокады и обеспечить наступление других войск нашего фронта»3.
© А. В. Кутузов, 2008
Отражение в средствах массовой информации героизма обороняющих Ленинград войск отвлекало граждан СССР от деморализующего влияния описания голода. Внимание советских людей обращалось на «царство смерти и вырождения» в странах оси: «по данным до 1937 года, каждый год в фашистской Германии умирает на 80 тысяч человек больше, чем это было до прихода Гитлера. Заболеваемость туберкулезом резко возросла. среди молодежи наблюдаются частые случаи сердечных и легочных заболеваний. заболеваемость рахитом среди детей вследствии плохого питания возросла при фашистском режиме до угрожающих размеров . В Вестфальском промышленном районе примерно на каждые пять ребят в возрасте до года приходятся двое рахитиков»4. А вот совсем другая история: «Унтер-офицер стрелок-радист Гейнц Аппельгоф старается сохранить браваду.
— Как питается немецкое население?
— Хорошо, — и он обращается за подтверждением к окружающим нас солдатам. Те молчат.
— А это что? — и мы показываем ему грубые, серые галеты, испеченные из отрубей, взятые нами из подбитого немецкого танка. — Этим ведь питаются лучшие части вашей армии, а что остается населению? Теперь Аппельгоф молчит»5. А что стоит надпись под фото: «Гитлеровские солдаты голодают. В металлическом футляре немецкого противогаза наши бойцы обнаружили. картошку. Противогаз был выброшен из футляра его владельцем»6.
16 ноября 1941 г. в «Правде» появляется статья под названием «Голоса из голодной Германии»: «Перед нами пачка писем. От этих строк веет глубокой усталостью, неверием в победу германской армии, унынием и растерянностью . Жена ефрейтора Вальтера Брюнкера жалуется: “Мясо очень трудно достать. Свинину уже в течение четырех недель не видели”. Холодная зима на фронте и голодная зима в Германии — вот что видит перед собой немецкий народ»7. Для сравнения мы можем привести один образец антигерманской пропаганды из арсенала 1914 г. — это карикатура «Рождество в Германии». На елке висят игрушки. Деревянный немецкий солдат говорит Амалии:
— Какая вы черствая, Амальхень.
— Потому, что я испечена еще к прошлому рождеству. Теперь в Германии не хватает муки даже для хлебов. Так где же ее взять для пряников?8
В 1941-1942 гг., когда наша печать трубила во все фанфары о голоде в Германии, Италии и Финляндии, официальная правда об умирающем от дистрофии городе Ленина могла иметь непредсказуемые последствия. Именно поэтому основной лейтмотив фильма — борьба с трудностями, борьба с врагом. Поэтому основные источники о положении населения в блокированном Ленинграде — правдивые сообщения о положении в городе ленинградских руководителей населению мест, откуда организовывались поставки продовольствия в город в 1941 г., а несколько позже — рассказы эвакуированных — по понятным причинам не тиражировались. Несколько глупо вести информационную войну против власти с помощью центральной печати в тот момент, когда судьба всей многонациональной страны была непредсказуема.
Судя по всему, не зря столько внимания ленинградские руководители уделили созданию кинохроники борьбы. Когда Геббельс заговорил о тотальной войне, то в качестве примера ее ведения он обратил внимание участников совещании на советский фильм «Ленинград сражается». «Я могу только рекомендовать вам, господа, непременно посмотреть эти хроникальные съемки. Вы увидите, что на самом деле означает термин “тотальная война”. Вы увидите, как русские расчищают снег, как при сорокоградусном морозе старухи
орудуют тяжелыми лопатами. За работой наблюдает вооруженный винтовкой патрульный солдат. Некоторые от холода и истощения падают и остаются лежать в снегу, но никому до них нет дела. Затем вы еще увидите, как они трудятся на военных заводах, несмотря на тяжелые бомбардировки. Вы увидите, что бомбы взрываются прямо в цехах, где работают люди. Никому не разрешается укрыться в бомбоубежище — работа продолжается»9. Геббельса расстраивало то, что тотальная мобилизация в Германии не велась с такой железной непреклонностью.
Во время заката третьего рейха министр пропаганды Геббельс вновь «сравнивает Берлин с Ленинградом. Указывает на то, что этот город не пал, потому что жители превратили в крепость каждый дом. То, что смогли сделать жители Ленинграда смогут сделать и берлинцы. Он убежден, что “его берлинцы” предпочтут смерть перспективе пасть жертвой красных орд»10. Аргументация оппонента, летчика бомбардировщика Ю-87 Г анса-Ульриха Руделя, неоднократно бомбившего город Ленина, о том, что по сравнению с Берлином «Ленинград имел преимущество: он защищен на западе Финским заливом, а на Востоке Ладожским озером. К северу от него был один лишь слабый финский фронт. Единственный шанс захватить его — с юга, но с этой стороны Ленинград был сильно укреплен, и его защитники сумели воспользоваться отличной системой заранее подготовленных позиций. Кроме того, не удалось полностью перерезать линии снабжения города»11, была признана Геббельсом неубедительной12. Но в отличие от Ленинграда Берлин пал. Даже враги обращают внимание на символический образ блокадного Ленинграда.
Использовали в своей пропаганде героизм обороняющихся советских городов и союзники. В январе 1942 г. прозвучала речь Черчилля в палате общин, почти сразу же опубликованная в «Правде» (Лондон, 27 января (ТАСС)): «три или четыре месяца назад. никто не мог сказать, что произойдет, падут ли Ленинград, Москва и Ростов и где будет установлена зимняя линия фронта германских войск. Теперь тоже никто не может сказать. но положение коренным образом изменилось. всякий кто следил за чудесными достижениями русской армии, может убедиться. наше оружие было только известным вкладом в русскую победу. могу только пожалеть, что мы не сделали больше три или четыре месяца назад»13. Радио Лондона, жители которого хорошо знали, что такое германские бомбардировки, в январе 1944 г. говорило, что «своим мужеством, своей самоотверженностью население Ленинграда и героические солдаты, оборонявшие вместе. город, вписали самую замечательную страницу в истории мировой войны, ибо они больше, чем кто бы то ни было, помогли грядущей окончательной победе над Германией»14.
Обратим внимание на то, что о героической защите Ленинграда англичане говорят как «о себе». Вот слова, произнесенные Черчиллем во время воздушных налетов германской авиации на Англию: «давайте укрепим свои души для выполнения долга и будем вести себя так, что если Британскому Содружеству и Империи суждено погибнуть, и через тысячу лет люди говорили бы: “Это был их самый прекрасный час”»15.
Однако после капитуляции Германии мнение англичан несколько изменилось. Г. Рудель, летчик пикирующего бомбардировщика Ю-87 «Штука», самолета, более известного у нас как «лаптежник» из-за характерных выступающих шасси, принимал участие в дискуссии с курсантами летной школы Королевских ВВС и обратил внимание на то, что «до сих пор, мне не позволяли сказать что-нибудь пренебрежительное о России — их союзнике. Но теперь мне говорили о массовых депортациях на восток, рассказывали о случаях изнасилования и жестокостях, о кровавом терроре орд, нахлынувших из азиатских степей и мучающих покоренные народы. Это нечто новое для меня»16. Действительно,
оригинальная мысль. В какой-то степени это перифраза одного их высказываний Гитлера: «Азия, что за тревожный источник человеческого материала! Европа не будет в безопасности до тех пор, пока мы не отбросим Азию за Урал. К западу от этой линии не будет позволено существовать никакому организованному российскому государству. Они — звери, и ни большевизм, ни царизм их не переделали. Просто они звери по самой природе. Опасность будет еще больше, если эти пространства будут монголизованы. Вдруг из Азии обрушится пенная волна и захватит Европу, парализованную цивилизацией и обманутую иллюзией коллективной безопасности!»17 В конце войны Ганс-Ульрих рассуждал примерно так же: «наши самолеты украшены эмблемой Германского рыцарского ордена, потому что сейчас, как и шесть столетий назад мы вовлечены в битву с Востоком. Бесценные военные силы истекают кровью, последний бастион Европы разрушается под натиском красной Азии»18.
Сравним это высказывание с идеологическими «штампами» Российской империи в 1914 г.: «.нынешние немцы. топчут поля и сады и сами варварски разрушают плоды культуры и цивилизации. Вильгельм 11-й может приписать себе честь того, что он ведет Германию назад, ко временам Атиллы»19.
В 1941 г., когда бронированные колонны вермахта вспарывали нашу оборону, историки блокадного Ленинграда тоже говорили о защите ценностей европейской цивилизации, но отнюдь не от большевистских, а от нацистских орд. Профессор В. В. Мавродин писал в 1941 г.: «Гитлеровские палачи, повергшие в рабство народы слабых государств Европы, занесли теперь свою звериную бандитскую лапу на нашу свободную жизнь, на целостность и независимость нашего отечества. Еще в глубокой древности германские рыцари несли. на острие своего окровавленного разбойничьего меча не культуру и государственность, а убийство, грабеж, голод»20. Точно так же как Г. Рудель гордился эмблемами рыцарского ордена и продолжением шестисотлетней борьбы за Балтику, отмечая на закате третьего рейха, что «мы участвуем в крестовом походе»21, так и в Ленинграде пытались опереться на эту борьбу с немецкими «псами-рыцарями». Однако германские «защитники европейской цивилизации» предстают совсем в ином свете. Некоторые события российской истории из осажденного Ленинграда видятся сквозь призму блокады: «Ливонские рыцари пытались приостановить рост и укрепление национального государства русского народа путем блокады не пропуская через Балтику и Ливонию ни товаров, ни мастеров. Вот почему основным направлением политики преемника Ивана III — Ивана Грозного становится Запад, Прибалтика, а целью — прорыв блокады.»22.
На многовековую историю борьбы за место под солнцем обращают внимание в военное время. Мир притупляет бдительность, танковая война плавно перетекает в информационную. Идет идеологическая подготовка к новому переделу геополитического пространства. И тогда внимание обращается именно на те сюжеты, которые не хотело выпускать на широкий экран ленинградское руководство по причине, озвученной А. А. Куз -нецовым: «Скажут, вот правители довели город до такого состояния»23. Именно по этой причине прозвучали фраза П. С. Попкова о том, что «часть материалов о гробах надо будет изъять»24, и замечание А. А. Жданова, что «в картине переборщен упадок»25. При этом на вооружение нового противника берутся заплесневевшие тезисы поверженного врага, а люди, открывающие «новый взгляд» на историю, зачастую даже не подозревают, какие кукловоды используют их имена.
В начале ноября 1941 г. немецкие листовки запугивали жителей Ленинграда планами Сталина «уничтожить город вместе с миллионами жителей»26. Становится вполне понятен
первоисточник «нового взгляда на историю», который массовыми тиражами распространял светоч перестройки «Огонек» (мы помним, что в 1941 г. этот журнал в основном обращал внимание на бедственное положение Германии). Но на дворе стоял 1989 г., время, когда Андрей Чернов приоткрыл нам «железный занавес»: «.в конце 1988-го писательница Татьяна Толстая публично обвинила Жданова и Сталина в умышленной организации блокадного голода, в гибели сотен тысяч ленинградцев»27.
Во второй половине 80-х гг. осада Ленинграда представлялась гражданам страны отнюдь не с точки зрения героизма защитников, а точно так же, как в свое время «Правда» описывала положение населения в воюющей Германии и ее сателлитах: деморализация населения, подобранные окурки, продовольственные карточки и недостаток буквально во всем, внезапно начинающийся голод, бомбежки, тысячи погибших невинных женщин и детей. А ко всем этим бедам прибавлялось еще и не знающее пощады правительство, подгоняющее народные массы на мировую бойню за чуждые им интересы. Вспомним, что не случайно «Правда» в эпоху Великой Отечественной войны обращала особое внимание на письма и дневники рядовых немцев и финнов.
Мы можем предположить по аналогии, что изолированный от других исторических источников, «личный» взгляд на блокаду рядовых жителей несет в себе определенный заряд «психологической войны», а будучи растиражированным в СМИ, он многократно усиливает данное воздействие. Тем более что в «светлые дни» на рубеже 80-90-х гг. еще по инерции продолжали почти слепо верить прессе, не задумываясь о подводных камнях, изменивших плавное течение ее основных идей.
Тиражировал «новые» идеи и журнал «Огонек», громивший «стереотипы прошлого» вперемежку со «спецпривилегиями аппарата», разумеется, тогда еще находившегося у власти. «Стереотипы прошлого обладают такой инерцией, — сетовал Андрей Чернов, — что и сегодня, протестуя против спецпривилегий аппарата, ленинградка, участница войны может воскликнуть: “Считаю, что мы победили еще и потому, что все были вместе, все на равных, всем было тяжело, всем одинаково трудно”»28. Но автор сопоставляет это высказывание с другим «документом»: «Два года назад я попросил ленинградского композитора Д. А. Толстого, блокадника и сына пронзительного поэта осажденного Ленинграда Натальи Васильевны Крандиевской-Толстой, записать его рассказ об одном из эпизодов блокадного “равенства”. Привожу текст Дмитрия Александровича полностью:
“В январе 1942 года мы с мамой поднимались по черной лестнице к себе домой на пятый этаж дома N° 28/59 по Кронверкской улице . Мы жили в квартире 110, а под нами, в квартире 108, жила семья главного человека в Ленинграде (председателя горисполкома П. С. Попкова — А. К.), крупного ответственного работника.
Выходя на площадку четвертого этажа, мы с мамой заметили, что входная наружная дверь в квартиру 108 приотворена и в мусорном ведре, стоящем между дверей (они были двойные), торчит какой-то странный желто-коричневый предмет.
Наклонившись к ведру (нами овладело любопытство), мы обнаружили, что этот предмет — засохшая французская булка, или, как теперь говорят, городская булка, которую выкинули в ведро, потому, что она раньше времени зачерствела.
Первым, невольным, я бы сказал инстинктивным побуждением было схватить эту булку. Но я почему-то остановился и посмотрел на маму.
— Знаешь что, — сказала мне мама, — давай будем гордыми. И мы прошли мимо полуотворенной двери”»29. На этом примере видно, как «военные» информационные
технологии активно используются в «мирной» сфере борьбы за власть: оказывается, когда рядовые жители умирали от голода, ленинградское руководство «обжиралось». При этом не учитывается, что руководители блокадного Ленинграда, как и многие работающие, находились на казарменном положении и фактически дома не жили. А их семьи были эвакуированы. Но история со злополучным батоном, рассказанная жителем того же элитного дома, сразу отодвигает на второй план героическую эпопею первого стратегического поражения фашистской Германии на суше, мужество защитников города Ленина. Руководители-то «непорядочные». При этом режимом «гласности» почему-то стыдливо замалчивался тот факт, что даже на Западе во время любой крепостной осады распределение ограниченных запасов продовольствия идет по принципу вклада той или иной части населения в дело обороны. Но причинно-следственная связь явлений никого не волнует. Волнуют лишь эмоции, способные дискредитировать тогда еще находящихся у власти коммунистов. Начало процессу дегероизации истории Великой Отечественной войны было положено именно во второй половине 80-х гг.
Аналогичные процессы должны были происходить со всеми «символами» советской эпохи. Но может ли сегодня население приграничного ныне города Санкт-Петербурга забыть о самой долгой и героической осаде за всю историю человечества?
1 Цит. по: Ломагин Н. Ленинград в блокаде. М., 2005. С. 379-380.
2 ЛомагинН. Ленинград в блокаде. М., 2005. С. 385.
3 Блокада Ленинграда в документах рассекреченных архивов / Под ред. Н. Л. Волковского. М.; СПб., 2004. С. 227.
4 Царство смерти и вырождения // Огонек. 1941. № 22. 27 июля. С. 14.
5 Фридлянд С. Кто с нами воюет // Огонек. 1941. № 23. 3 августа. С. 4.
6 На фашистской проверке их не оказалось // Огонек. 1941. № 27. 31 августа. С. 11.
7 Правда. 1941. 16 ноября.
8 Осколки. Еженедельный художественно-юмористический журнал с карикатурами. 1914. № 52. 27 декабря. Обложка.
9 Рисс К. Геббельс. Адвокат дьявола / Пер. с англ. П. В. Рубцова. (Тайны третьего рейха). М., 2000. С. 369.
10 Рудель Г. Пилот «Штуки». Минск, 2006. С. 237.
11 Рудель Г. Пилот «Штуки». Минск, 2006. С. 237-238.
12 Рудель Г. Пилот «Штуки». Минск, 2006. С. 238.
13 Правда. 1942. 27 января.
14 Ленинград в борьбе месяц за месяцем. СПб., 1994. С. 323.
15 Брикхилл П. Безногий ас / Пер. с англ. А. Больных. М., 2003. С. 196.
16 Рудель Г. Пилот «Штуки». Минск, 2006. С. 269.
17 Тревор-РоперХ. Застольные беседы Гитлера. 1941-1944 / Пер. с англ. А. С. Цыпленкова. М., 2004. С. 65.
18 Рудель Г. Пилот «Штуки». Минск, 2006. С. 224-225.
19 Немецкие дикари // Осколки. Еженедельный художественно-юмористический журнал с карикатурами. 1914. № 34. 23 августа. С. 3.
20 Мавродин В. Ледовое побоище. Л.; М., 1941. С. 3.
21 Рудель Г. Пилот «Штуки». Минск, 2006. С. 217.
22 Мавродин В. В. Борьба русского народа за невские берега. Л., 1944. С. 22-23.
23 Цит. по: Ломагин Н. Ленинград в блокаде. М., 2005. С. 379-380.
24 Ломагин Н. Ленинград в блокаде. М., 2005. С. 379-380.
25 Ломагин Н. Ленинград в блокаде. М., 2005. С. 379-380.
26 Ломагин Н. Ленинград в блокаде. М., 2005. С. 227.
27 Чернов А. Смертный паек // Огонек. 1989. № 40. С. 14.
28 Чернов А. Смертный паек // Огонек. 1989. № 40. С. 14.
29 Чернов А. Смертный паек // Огонек. 1989. № 40. С. 15.
