CC BY
0УДК: 94(47).083
DOI: 10.24412/2070-9773-2024-9-174-183
Дата поступления (Submitted) 09.09.2024
Дата принятия к печати (Accepted) 15.09.2024
Организация политического контроля на Дальнем Востоке России накануне Первой Мировой войны
ВАСИЛИЙ КИРИЛЛОВИЧ АЗАРЕВИЧ
научный сотрудник Отдела научных исследований Государственного объединённого музея-заповедника истории Дальнего Востока им. В.К. Арсеньева. 690091, Россия, Владивосток,
ул. Светланская, 20, e-mail: v. k. azarevich@gmail. com
Аннотация. Статья посвящена влиянию человеческого фактора на организацию органов политического контроля на Дальнем Востоке России в 1911-1913 годах. Основой исследования стал анализ кадровых перестановок, произошедших во Владивостокском охранном и Хабаровском контрразведывательном отделениях осенью 1911 года и их влияние на организацию политического надзора в регионе, а также изменения в работе данных государственных органов. Показано, что кадровые перестановки были вызваны попытками вице-директора Департамента полиции С.Е. Виссарионова реформировать систему кадрового отбора сотрудников политического сыска, стремлением привлечь на службу более молодых и политически грамотных офицеров. Предполагалось, что они могут вести борьбу с революционной угрозой эффективнее своих более старших коллег. На Дальнем Востоке попытка изменить качество работных сыскных органов назначениями новых офицеров увенчалась успехом, приведя к заметным качественным изменениям в работе политического контроля в регионе. Однако этот опыт не был масштабирован на всю империю из-за прихода к власти над полицией и жандармерией в МВД в январе 1913 года В.Ф. Джунковского, выступавшего решительным противником политического сыска в любой его форме.
Ключевые слова: Владивостокское охранное отделение, Хабаровское контрразведывательное отделение, Приамурское генерал-губернаторство, Приморская область, Амурская область, Отдельный корпус жандармов, Департамент полиции, политический контроль, контрразведка, политический сыск, охранка
Organization of Political Control in the Russian Far East on the eve
of the First World War
VASILY KIRILLOVICH AZAREVICH
Research Fellow,
Research Department, Vladimir K. Arseniev Museum of Far East History.
690091, Russia, Vladivostok, 20 Svetlanskaya St., Vladivostok,
e-mail: v. k. azarevich@gmail. com
Abstract. The article is devoted to the influence of the human factor on the organization of political control bodies in the Russian Far East in 1911-1913. The basis of the study is the analysis of personnel changes that took place in Vladivostok security and Khabarovsk counterintelligence departments in the autumn of 1911 and their influence on the organization of political supervision in the region, as well as changes in the work of these state bodies. It is shown that the personnel reshuffle was caused by the attempts of the vice-director of the Police Department S.E. Vissarionov to reform the system of personnel selection of political investigation officers, with the desire to bring younger and politically literate officers into the service. It was assumed that they could fight the revolutionary threat more effectively than their older colleagues. In the Far East, the attempt to change the quality of investigative bodies by appointing new officers was successful, leading to a noticeable qualitative change in the work of political control in the region. However, this experience was not scaled to the whole empire because of the assumption of power over the police and gendarmerie in the Ministry of Internal Affairs in January 1913 by V.F. Junkovsky, who was a strong opponent of political investigation in any form.
Keywords: Vladivostok Guard Department, Khabarovsk Counterintelligence Department, Priamurskoye General-Governorship, Primorskaya Oblast, Amur Oblast, Separate Corps of Gendarmes, Police Department, political control, counterintelligence, political investigation, okhran
Политический контроль является одной из базовых функций государства. Согласно определению В.С. Измозика он представляет «систему регулярного сбора и анализа информации различными ветвями государственного аппарата о настроениях в обществе, отношении различных его слоев к действиям властей, о поведении и намерениях экстремистских и антиправительственных групп и организаций [1, с. 24]. История этого института в России давно привлекает внимание исследователей, среди которых существует две точки зрения. Первая гласит, что накануне Первой Мировой войны политического контроля как такового в России не было, существовала лишь борьба с отдельными активистами и партиями [2, с. 51-52]. Лишь в годы Первой Мировой войны государство попыталось взять под надзор настроения всего общества. Властям империи не удалось этого сделать и создание системы политического надзора удалось завершить лишь большевикам [3, с. 153-154]. Альтернативная заключается в том, что система политического контроля, пусть и несовершенная, была создана ещё на рубеже Х1Х-ХХ веков, о чём, например, свидетельствует слежка Департамента полиции за общественными настроениями легальной оппозиции и лоялистских сил [4, с. 317-318].
Представляется, что иллюстрацией наличия или отсутствия (и развитости) политического контроля в Российской Империи может служить рассмотрение его организации в провинции. Функционированию органов жандармерии и политической полиции в регионах посвящена обширная исследовательская литература1, что также говорит об исследовательском интересе к данной теме. Любая империя представляет собой объединение разных регионов, отличающихся друг от друга по степени политической и экономической организации, этноконфессио-нальному составу, живуших в разных правовых режимах. Сложность устройства империи создавала проблему организации институтов власти в регионах, что должно было проявиться при организации политического контроля в регионах. Их организация и деятельность в провинции представляется наиболее точным отображением функционирования всей системы. Это же можно сказать и о политическом контроле, функционерам которого приходилось сочетать предписанную в столице теорию с практикой «своей» губернии или области. Как представляется, для оценки системы надзора большую роль играет анализ деятельности и оценка исполнителей. Функциональность политического надзора определяется не столько нормативно-правовыми актами, в рамках которого он существует, сколько деятельностью людей, которые его осуществляют. Особый интерес, в данном отношении, вызывают сотрудники провинциальных органов сыска, ведь именно они
определяли своими мировоззрением и делами политический контроль в регионах Российской Империи.
Одним из регионов Российской Империи, на примере которого можно рассмотреть организацию политического контроля, с учётом человеческого фактора, можно назвать Приамурское генерал-губернаторство. На его территории действовало созданное ещё в 1907 году Владивостокское охранное отделение. Помимо Владивостока, - крупнейшей крепости и порта России в регионе, - под надзором этого отделения через сеть розыскных пунктов были административные центры Амурской области (Благовещенск), Приамурского генерал-губернаторства (Хабаровск) и второй по важности город Приморской области (Никольск-Уссурийский). В конце 1911 года смене подверглись все жандармские офицеры, служившие в отделении, что даёт возможность исследовать влияние именно человеческого фактора на организацию политического надзора в регионе. Для этого следует предпринять попытку составить коллективный портрет жандармского офицера на Дальнем Востоке в 1911-1913 годах, предпринять реконструкцию мировоззрения этих офицеров и оценить организацию деятельности политической полиции в регионе в эти годы.
11 октября 1911 года вице-директор Департамента полиции С.Е. Виссарионов направил представление о причинах ослабления политического розыска и агентурной работы на местах и мерах по совершенствованию на имя директора Департамента Н.П. Зуева. В этом представлении Виссарионов писал, опираясь на свой опыт службы в прокурорском надзоре и МВД, что большая часть жандармских офицеров не способна к политическому розыску. Причину он видел в том, что большинство офицеров переходит на службу в Отдельный корпус жандармов (Далее - ОКЖ) не из влечения к нему, а под давлением личных и финансовых обстоятельств. Выходом из этой ситуации он видел активное привлечение молодых офицеров к службе в охранных отделениях и губернских жандармских управлениях [5, с. 225]. Следующим этапом усовершенствования сыска Виссарионов видел утверждение Департамента полиции в качестве единственного центра руководства им. Например, это должно было проявляться в том, что только Департамент полиции решал бы, кого назначать на розыскные должности, а не штаб ОКЖ, так как последний «совершенно не знает офицеров с розыскной стороны, за состояние розыска не отвечает» [5, с. 227].
Представление Виссарионова появилось в результате его инспекционной поездки по изучению постановки политического сыска в Сибири и на Дальнем Востоке весной 1911. При личном ознакомлении с постановкой политического сыска во Владивостокском охранном отделении С.Е. Виссарионов констатировал отсутствие
агентуры среди военнослужащих, на необходимость которой неоднократно указывал Департамент полиции [6, л. 41об].
В мае того же года начальником Никольск-Ус-сурийского розыскного пункта стал ротмистр Сергей Николаевич Козловский [7, с. 701]. Осенью же своих постов лишились начальник Владивостокского охранного отделения ротмистр Илларион Хуциев, начальник Благовещенского розыскного пункта ротмистр Лука Сурков и курировавший их работу начальник Иркутского губернского жандармского управления полковник Михаил Познанский [6, л. 42об]. Познанский одновременно занимал должность начальника Сибирского районного охранного отделения, которому подчинялись органы политического сыска от Омска до Владивостока.
Для несения службы во Владивостокском охранном отделении были назначены ротмистры Константин Адольфович Нагродский (начальником отделения), Евгений Константинович Лалевич (помощником начальника отделения), поручик Иван Григорьевич Макри (чиновником для поручений отделения) и ротмистр Сергей Николаевич Ивановский (начальником Хабаровского розыскного пункта) [7, с. 40]. Одновременно с ними вместо ротмистра Евгений Львовича Белоручева на должность начальника Хабаровского контрразведывательного отделения (Далее - КРО) в октябре 1911 был назначен ротмистр Владимир Васильевич Фиошин [7, с. 711]. Его назначение можно рассматривать в одном ряду с кадровыми перестановками во Владивостокском охранном отделении, так как должности начальников контрразведывательных отделений могли занимать только офицеры ОКЖ по согласованию между МВД и Военным министерством [8, с. 12]. Из старого состава Владивостокского охранного отделения своего места не лишился лишь ротмистр Владимир Петрович Ак-цынов, бывший начальником Благовещенского розыскного пункта [9, л. 5].
По сохранившимся документам можно составить усреднённый социально-демографический портрет офицеров, назначенных в мае-ноябре 1911 года на Дальний Восток. Их средний возраст равнялся 31 году при средней выслуге в ОКЖ в 2,5, что соответствовало представлениям Виссарионова о том, что политическим сыском должны заниматься относительно молодые офицеры - не вчерашние выпускники военных училищ «с неустоявшимся характером и не умеющие разобраться в своей собственной жизни», но и не «престарелые капитаны и ротмистры» [5, с. 226]. Стоит отметить, что Е.К. Лалевич и И.Г. Макри служили в ОКЖ 1907 года, В.В. Фиошин с 1909, С.Н. Козловский с 1910. К.А. Нагродский, С.Н. Ивановский с 1908, будучи выпускниками одного набора курсов при штабе ОКЖ с И.Г. Макри [7, л. 37].
Из шести назначенных офицеров лишь Ев-
гений Лалевич был выпускником престижного Павловского военного училища [7, с. 664]. Остальные были выпускниками провинциальных юнкерских училищ - К.А. Нагродский и В.В. Фиошин учились в Казанском пехотном юнкерском училище с разницей в два года, С.Н. Ивановский был выпускником Виленского, С.Н. Козловский - Киевского, а И.Г. Макри - Тверского кавалерийского юнкерского училища. Кадетский корпус окончили двое - К.А. Нагродский (Ярославский) и Е.К. Лалевич (Владимиро-Ки-евский). И.Г. Макри окончил гимназию, С.Н. Ивановский выпустился из городского училища, С.Н. Козловский - реального, а В.В. Фиошин получил домашнее образование. Сергей Ивановский и Сергей Козловский были потомственными дворянами, Е.К Лалевич - сыном личного дворянина. И.Г. Макри, К.А. Нагродский и В.В. Фиошин были мещанами. С.Н. Ивановский, С.Н. Козловский, Е.К. Лалевич, К.А. Нагродский, В.В. Фиошин имели опыт участия в Русско-японской войне. Если Ивановский и Козловский служили в частях, охранявших тыл, то у остальных были опыт боёы и награды. Такой процент ветеранов среди назначенных можно объяснить тем, что опыт службы на Дальнем Востоке считался плюсом при назначении в регион. Сравнение с предшественниками, служившими во Владивостокском охранном отделении в 1907-1911 годах, показывает, что основными отличиями были средний возраст (31 год против 35) и меньшее количество участников войны с Японией (пять из шести против двух из девяти).
Представление о деловых качествах офицеров дают характеристики от их армейских командиров, с которыми они переходили в ОКЖ. Объективность этих характеристик доказывает то, что изложенные в них сведения проверялись губернскими жандармскими управлениями тех регионов, где служили офицеры. В характеристике от командира 114-го пехотного Новоторж-ского полка отмечалось, что К.А. Нагродский пользовался репутацией амбициозного и способного, усердного к службе офицера [10, л. 13]. Такую же характеристику получил Е.К. Лалевич, при этом командир его полка отдельно отмечал храбрость офицера во время войны и две полученные награды [11, л. 10]. Интересно, что И.Г. Макри перевёлся в корпус жандармов раньше, чем попал на подготовительные курсы - в 1907 он перешёл из 31-го драгунского Рижского полка в Московский жандармский дивизион, откуда был прикомандирован к Московскому охранному отделению. В характеристике на него начальник отделения писал, что «названный офицер за короткое время (3 месяца) своего прикомандирования к Отделению настолько быстро усвоил себе правила производства разного рода следственных действий в порядке Положения об охране, что я полагаю, что в случае оставления его в дальнейшем прикомандировании к Отделе-
нию он весьма скоро усвоит себе и все остальные, необходимые для жандармского офицера сведения» [12, л. 6]. Не менее лестные характеристики получили от своих командиров перед переводом в корпус жандармов С.Н. Ивановский и В.В. Фиошин. Про первого командир полка отмечал, что тот в свободное время читает много различной публицистической и научной литературы [13, л. 2об]. Про Фиошина же его командир писал: «он скромный молодой человек, с прекрасными взглядами, серьёзно относящийся к службе и в свободное от занятий время дополняет самообразование путём чтения полезных книг и журналов» [14, л. 1об]. Про С.Н. Козловского сообщалось, что он прекрасных нравственных и карьерных качеств, очень любознателен и корректен, бережлив и исполнителен, а руководимая им школа подпрапорщиков в 159-м пехотном Гурийском полку поставлена «в смысле общего развития очень хорошо». Вместе с тем отмечалось, что он «строя не любит, наружности не представительной, избегает общества» [15, л. 12].
Вступительные сочинения, которые писали офицеры при переводе в ОКЖ, дают представление и об их мировоззрении. Из работ рассматриваемых жандармов интересны сочинения К.А. Нагродского, Е.К. Лалевича, С.Н. Ивановского и В.В. Фиошина. Свою работу К.А. Нагродский посвятил роли полиции в жизни общества. В ней он писал, что «через полицию представителям власти в государстве могут знать настроение не только целого общества, но и каждого его члена», при этом первой функцией полиции он называл предупреждение преступлений [10, л. 22]. Для Нагродского полиция была нужна для установления всеобъемлющего политического контроля и предупреждении преступлений. Е.К. Лалевич посвятил свою работу значению воинского призыва в жизни общества, отмечая среди его наиболее важных и сильных сторон то, что он, неся всесословный характер, служит установлению социальной справедливости, а ещё даёт доступ к начальному образованию для безграмотных призывников [11, л. 5]. С.Н. Ивановский писал о причинах аграрных беспорядков в России, которыми он считал агитацию левых партий. Однако наиболее эффективным методом предотвращения беспорядков называл не правоохранительную деятельность, а реформаторскую - ликвидацию общины, стимулирование создания кулацких хозяйств и переселения крестьян из малоземельных регионов в Среднюю Азию и Сибирь [12, л. 9]. Эссе В.В. Фиошина было посвящено обстоятельствам прихода династии Романовых к власти в начале XVII века: он писал, что основой легитимации династии стало пробуждение национального чувства русского народа, оказавшегося под польским игом [14, л. 9]. Здесь видно, что основой государства для молодого офицера был своеобразный обще-
ственный договор, проистекающий из чувства национальной общности.
Важным был опыт службы в охранных отделениях перечисленных офицеров. Такого опыта не имел лишь С.Н. Козловский, перед назначением в Приамурье успевший отслужить адъютантом в Калужском губернском и Финляндском жандармских управлениях. В.В. Фиошин и С.Н. Ивановский имели опыт службы в Тифлисском и Рижском районном охранных отделения соответственно [16, лл. 58б-58в]. К.А. Нагродский служил в Киевском охранном отделении [16, л. 264]. Е.К. Лалевич имел опыт службы в Екатери-нодарском охранном отделении.
Кадровые перемены сопровождали организационные. В ноябре 1911 года Ивановский, Козловский, Лалевич, Нагродский и Макри были прикомандированы к Иркутскому губернскому жандармскому управлению [9, л.1]. До того все офицеры Владивостокского охранного отделения числились прикомандированными к Жандармскому полицейскому управлению (Далее - ЖПУ) Уссурийской железной дороги. Только начальник отделения считался состоящим в резерве и прикомандированным к Иркутскому губернскому жандармскому управлению, начальник которого руководил Сибирским районным охранным отделением. Формальное нахождение офицеров при ЖПУ позволяло им вести дознания по политическим делам на территории Амурской и Приморской областей и охранные переписки по «Положению о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия», в рамках которых могли добиться внесудебной административной высылки за пределы региона на пять лет максимум. Это право было дано начальником штаба ОКЖ ещё в 1904 году в силу того, что на Дальнем Востоке не было ни одного территориального жандармского управления и его функции де-факто выполняли жандармы-железнодорожники, которым для этого были предоставлены особые полномочия, включая расширение зоны деятельности на города региона [16, л. 2об].
В 1907-1911 годы Хабаровским розыскным пунктом были окончены производством две охранные переписки и два дознания, в Благовещенске - четыре переписки и одно дознание, а в Никольск-Уссурийском десять переписок охранного характера [16, л. 3]. Исходя из этого Департамент полиции предложил штабу ОКЖ перевести всех офицеров охранки в число прикомандированных к Иркутскому ГЖУ, посчитав, что с ведением дознаний и переписок могут справиться офицеры железнодорожной жандармерии. Офицеры же охранки должны были заниматься сугубо тайной агентурной деятельностью, как предписывалось руководящими документами МВД.
В качестве доказательства использовался пример начальника Владивостокского охранного отделения, который не занимался следствен-
ными действиями, так как за него их выполняли офицеры Владивостокской крепостной жандармской команды или железнодорожной жандармерии [16, л. 3об. - 4]. При этом отмечалось, что после прикомандирования к Иркутскому ГЖУ офицеры не смогут вести дознания и переписки, так как Приморская область не входила в зону ответственности Иркутского ГЖУ [16, л. 7].
Своё слово сказал начальник ЖПУ полковник Ростислав Павлович Щербаков. В конце 1911 он обратился в штаб Отдельного корпуса жандармов с рапортом, суть которого сводилась к необходимости подчинить обратно ему офицеров охранного отделения. Обоснованием служило то, что, находясь на расстоянии более двух тысяч вёрст от Иркутска, офицеры охранки фактически никому не подчиняются, а прикомандированные к ним унтер-офицеры подчинены ЖПУ, что создаёт проблему разобщенности и двойной подчинённости. Также Щербаков указывал, что ненормальное положение может внести раздор в «до сего времени дружную и сплочённую семью жандармских офицеров, служащих на самой отдалённой окраине» [9, л. 1об]. Спустя полгода в июне 1912 начальник штаба ОКЖ Д.К. Гершельман направил записку товарищу министра внутренних дел И.М. Золотарёву, где излагал всю ту же аргументацию о необходимости подчинения офицеров владивостокской охранки ЖПУ, так как это соответствует воинской субординации и принципу единоначалия [9, л. 3]. Но Золотарёв считал, что в интересах сыска наиболее выгодным является подчинение офицеров Иркутскому ГЖУ, несмотря на все неудобства, вызванные расстояниями между Иркутском и Владивостоком. Проблему же унтер-офицеров он предлагал решить прикомандированием их к Иркутскому ГЖУ [9, л. 5]. Уже в сентябре 1912 все офицеры владивостокской охранки числились прикомандированными к Иркутскому ГЖУ. Спор штаба ОКЖ и Департамента полиции показывает, что каждое ведомство преследовало свои цели. Для штаба корпуса было принципиально важным сохранить строгую армейскую организацию службы, в то время как Департамент полиции ставил во главу угла эффективность политического сыска. В этом отношении выгоднее выглядело подчинение Владивостокского охранного отделения Иркутску, где существовало районное охранное отделение, объединявшее политический сыск по всей Сибири.
В марте 1913 К.А. Нагродский был переведён в Таврическое ГЖУ, а через три месяца новый начальник Владивостокского охранного отделения Е.К. Лалевич и письмоводитель отделения А.В. Ковердынский обвинили его в фальсификации финансовых отчётов и незаконном присвоении казённых средств за счёт фальсификации агентурных списков, отчётов о служебных поездках и продаже отделению личной мебели [17, л. 3]. В ответ Нагродский дал исчёрпывающие
объяснения. Говоря о том, в каком состоянии он принял отделение во Владивостоке от предшественника писал, что «канцелярия отделения помещалась в полуподвальном этаже, вход в канцелярию и часть окон выходили на зловонную сточную канаву, заражающую воздух и без того в тесном помещении канцелярии». В отделении не хватало служащих канцелярии, филёров и офицеров, не было нормальной мебели для ведения занятий и службы. Архивные и текущие дела, картотека состоящих под наблюдением лиц были запутаны и велись бессистемно, вопреки всем существующим нормативным документам. Несмотря на нехватку агентов и филёров, большая часть имеющихся не отвечала служебным требованиям и была уволена [17, л. 15об.]. Если в 1911 году во Владивостокском охранном отделении состояло 17 секретных агентов, то после назначения нового начальника осталось лишь четыре человека [18, л. 5об. - 6]. В течение марта-августа 1912 были завербованы десять новых секретных сотрудников, из которых в начале 1913 Нагродским было уволено пятеро из-за пассивности и непредставления сведений [17, л. 14об].
Другим направлением преобразований нового начальника стала организация административной деятельности отделения. В течение полугода после назначения канцелярия отделения переехала из полуподвального этажа в нормальную квартиру в том же доме на Суйфунской, 24. Канцелярия получила новую мебель, включая специальные шкафы для хранения картотеки и секретной документации. Личный состав отделения был усилен доведением до трёх офицеров, чиновника для поручений и шестнадцати филёров. После проверки данных Вся картотека (более 40 000 карточек) была переписана заново, после уточнения необходимых данных, а также архивные и текущие дела были разобраны и приведены в порядок, требуемый «Положением об Охранных отделениях». В результате инспекторской поездки начальника Иркутского ГЖУ полковника Васильева летом 1912 года Нагродский удостоился похвалы за высокую организацию делопроизводства, которая стала примером для Сибирского районного охранного отделения. Хотя агентура отделения была признана слабее желаемой, но заслужила в общем удовлетворительной оценки [17, л. 16]. Проверка со стороны Сибирского районного охранного отделения выдвинутых Е.К. Лалевичем обвинений показала их несостоятельность. Судная часть штаба ОКЖ в Санкт-Петербурге пришла к выводу, что Ковердынский и Лалевич пытались таким образом свести счёты с Нагродским, мстя ему за обиды времён совместной службы, что закончилось для Лалевича выговором [17, л. 55].
Серьёзные изменения произошли также в деятельности Хабаровского КРО, куда был назначен ротмистр ОКЖ В.В. Фиошин, которые мож-
но отследить по материалам ещё одного дела судной части штаба корпуса. В середине 1913 года Фиошин был обвинён бывшим чиновником Хабаровского КРО Фёдором Дриго в незаконном увольнении со службы, лишении свободы и высылке за пределы Приамурского военного округа. Расследование было проведено генерал-майором ОКЖ Львом Михайловичем Слёз-киным, который приехал на Дальний Восток для инспекции мер обеспечения безопасности строительства Амурской железной дороги [19, л. 23]. Оно показало безосновательность жалобы Дриго, вызванной желанием восстановления на службе, откуда он был обоснованно уволен за некомпетентность. В защиту Фиошина начальник штаба Приамурского военного округа генерал-лейтенант С.С. Саввич написал записку на имя товарища министра внутренних дел и командующего ОКЖ В.Ф. Джунковского, где изложил своё видение проблемы.
Саввич писал, что, прибыв в октябре 1911 в Хабаровск, В.В. Фиошин был вынужден практически заново создать КРО, «принятое в хаотическом состояние от жандармского ротмистра Белоручева» [19, л. 14]. Лев Евгеньевич Белору-чев действительно не смог организовать работу КРО на приемлемом уровне. В частности, это проявлялось в том, что в 1911 так и не была налажена систематическая отправка сводок агентурных донесений КРО в Главное управление Генерального штаба, что фактически лишало возможности оперативно и целостно оценивать работу контрразведки Петербургом. Как и во Владивостокском охранном отделении в Хабаровском КРО новое начальство приняло его с некомплектом служащих [19, л. 23]. Саввич и генерал-квартирмейстер штаба округа дали Фи-ошину положительную характеристику как офицеру «безукоризненной честности, работающем не ради карьеры, знающему своё дело, твёрдой воли, неспособного ни на какие компромиссы, там, где это не допускают служба и закон, причём это доверие и уважение завоёвано им было не какой-либо угодливостью с его стороны, а беззаветной преданность к порученному ему делу» [19, л. 13]. Отдельно при этом отмечалось, что на защиту чести и достоинства Фиошина в свете обвинений, выдвинутых против него, встали и офицеры штаба округа, которые традиционно не испытывали какой-либо приязни к жандармам [19, л. 14об].
В своей оценке деятельности В.В. Фиошина на посту начальника КРО Саввич опирался не только на мнения других офицеров или своё собственное, подкреплённое тем, что он в 1905-1907 годах был начальником штаба ОКЖ. В качестве подтверждения эффективности деятельности он приводил следующую статистику - с осени 1911 по весну 1913 на основе материалов, собранных Хабаровским КРО, было открыто 8 уголовных дел по шпионажу (5 из них во Владиво-
стокской крепости, 3 в урочище Новокиевском на юге Приморья) и 45 охранных переписок [19, л. 17]. Весной 1913 начальником управления генерал-квартирмейстера штаба Приамурского военного округа был назначен А.П. Будберг, бывший начальник штаба Владивостокской крепости. Именно ему подчинялось КРО и весьма быстро между Будбергом и Фиошиным возник конфликт из-за методов работы последнего, которые Будберг считал провокацией [20, с. 132]. Видимо, сыграла свою роль разница подходов кадрового офицера-генштабиста, коим был Буд-берг, и жандарма-розыскника Фиошина, имевшего опыт службы в Московском и Тифлисском охранных отделениях. Постоянное агентурное наблюдение и сбор сведений с целью предотвращения преступления, которое подразумевало постоянное общение агента с подозреваемым, считалось Будбергом провокацией. Как писал в своих воспоминаниях бывший директор Департамента полиции А.Т. Васильев, провокатором называли любого, кто тайно снабжал власти информацией [21, с. 364].
В конце 1913 года начальник Иркутского ГЖУ полковник А.В. Васильев провёл инспекцию политического сыска в Приамурском генерал-губернаторстве, по итогам которой был подготовлен отчёт с анализом увиденного. По мнению Васильева, Владивостокское охранное отделение обладало развитой агентурой в тех городах, где были размещены розыскные пункты, проникшей практически во все сферы общественно-политической жизни региона [22, л. 48-49]. Известно, например, что с начала 1912 под пристальным вниманием охранки были выборы в IV Государственную думу, в ходе которых агенты отделения подробно изучали электорат и его настроения, региональные организации легальных политических партий и те социальные группы и силы, что их поддерживали [23, л. 149150]. При этом и вне выборной кампании в Думу под политическим контролем охранки были не только разрозненные революционные активисты, но и разрешённые политические организации оппозиционного характера, сотрудники всех газет региона и общественные организации -приказчиков, украинская диаспора [23, л. 92]. Отдельно было организовано наблюдение за военнослужащими. Если в 1911 отсутствие военной агентуры стало причиной отставки руководства отделения, то уже к 1913 она состояла из 20 человек, которые вели постоянное наблюдение за сухопутными и морскими силами. К достижениям охранки на этом поприще относилось выявление в конце 1911 группы «Военный союз Владивостокской крепости», которая прекратила свою деятельность к весне 1912 и самораспустилась под давлением органов сыска [24, л. 251]. В то же время была впервые налажена систематическая агентурная работа в Сибирской флотилии [24, л. 329]. Кроме Владивостока, агентурное на-
блюдение за военными и контактировавшими с ними гражданскими лица из числа активистов революционно-партийных организаций было создано на регулярной основе в Благовещенском и Хабаровском розыскных пунктах, а в Никольск-Уссурийском удалось ликвидировать социал-демократическую организацию в рядах гарнизона [25, л. 75-76].
Отдельно была организована работа жандармерии и контрразведки. Например, в 1912 были арестованы по подозрению в шпионаже британский подданный Эрик Альден и его друг поручик 12-го Сибирского стрелкового полка Ричард Франк. Слежка за ними велась чинами Владивостокского охранного отделения [26, л. 38]. Арест и следствие производились чинами Жандармского полицейского управления Уссурийской железной дороги, а всю необходимую информацию о двух шпионах во Владивосток передал начальник Хабаровского КРО ротмистр В.В. Фиошин [26, л. 41]. Также в целях обеспечения военной безопасности региона владивостокская охранка вела, по мере сил, наблюдение за тайными организациями корейцев-эмигрантов - как теми, которые занимались антияпонской, так и прояпонской деятельностью. Одной из них была «Лига белого цветка», попавшая под надзор жандармов в середине 1912 года [26, л. 44]. Эта работа также выполнялась в рамках постоянного обмена информацией с военной контрразведкой.
В 1911-1912 сыскные органы на Дальнем Востоке максимально приблизились к установлению полноценного политического надзора, в рамках которого охранке были одинаково интересны легальные и революционные организации, политические и экономические вопросы, взаимоотношения национальных диаспор и профессиональных объелинений. Степень охвата Владивостокским охранным отделением подведомственной ему территории можно определить достаточно простым способом. Как уже упоминалось выше, в 1912 году под руководством ротмистра К.А. Нагродского была заново создана картотека лиц, проходивших по учёту охранки, в которую к середине года вошло порядка 40000 карточек (одна карточка - один человек, на которого имеются сведения у жандармов). Охранка вела свою деятельность во Владивостоке, Никольск-Уссурийском и Хабаровске. Также де-факто в роли розыскного пункта охранного отделения выступала Николаевская-на-Амуре крепостная жандармская команда. Население этих городов составляло на 1 января 1913 года 94935, 51537, 35943 и 13902 человек [27, с. 2]. Население же Благовещенска составляло 69582 [28, с. 9]. Суммарно получается, что 40000 учётных карточек Владивостокского охранного отделения приходились на 265899 человек или же, что каждый шестой житель этих городов Приморской и Амурской областей хотя бы раз
попадал в поле зрения охранного отделения. Конечно, этот метод обладает определённой погрешностью - в учётные карточки включались не только наблюдаемые люди, но и находившиеся в общеимперском розыске [5, с. 87]. Однако, можно предположить, что таковых было явное меньшинство и вряд ли оное серьёзно влияло на статистику. К слабым сторонам данной системы можно отнести лишь то, что в её поле зрения не попадало сельское население. Это признавало руководство охранки, начальство в Иркутске и Санкт-Петербурге [22, л. 52]. Для решения этой проблемы предлагалось учредить полноценное жандармское управление в Приморской области, но проект не был реализован из-за начала Первой Мировой войны.
До 1911 года Владивостокское охранное отделение занималось борьбой лишь с единичными проявлениями революционной деятельности, следя за наиболее деятельными активистами и организациями. Смена руководства и личного состава сказалась на отделении напрямую. Была расширена агентурная сеть, в поле зрения которой помимо революционеров попали также военнослужащие гарнизона Владивостокской крепости и Сибирской флотилии, представители легальных политических партий, общественных организаций и прессы. Обновился кадровый состав охранки и принципиально по-новому организованы и делопроизводство. Подобные изменения произошли в жизни Хабаровского КРО, которое превратилось в полноценный орган военно-политического сыска. Как видно, эти кадровые назначения не были случайны, а были следствием решений вице-директора Департамента полиции С.Е. Виссарионова, который хотел кардинально улучшить политический сыск в стране за счёт новых подходов к отбору людей для службы.
Судя по тем офицерам, что были назначены в Владивостокское охранное отделение, идеальным розыскником мог стать офицер в возрасте 30-35 лет, прослуживший в ОКЖ менее 4 лет и имеющий опыт политического сыска за счёт службы в качестве прикомандированного офицера к какой-либо охранке. К тому же от офицеров требовалось определённое погружение в политику, что видно по характеристикам и темам сочинений сотрудников владивостокской охранки в 1911-1913 годах. На основании ранее изложенного материала можно прийти к выводу, что в начале 1910-х годов руководство Департамента полиции стремилось к созданию строгой системы отбора офицеров для службы в охранных отделениях, отдавая предпочтение определённым качествам офицеров, к которым относились возраст, интерес к розыскной работе и опыт таковой, а также интеллектуальные способности и умение разбираться в сложных политических вопросах, что позволило превратить политический сыск на Дальнем Востоке в
полноценный политический контроль
Этот процесс сопровождался изменениями в организации службы. Подчинение офицеров владивостокской охранки Сибирскому районному охранному отделению, окончательно отделило жандармов-розыскников от их железнодорожных коллег, которые должны были вести дознания по делам о государственных преступлениях. В споре между Департаментом полиции и штабом ОКЖ по поводу организации политического сыска на Дальнем Востоке высветилось, что главной направляющей силой в создании системы политического сыска (и контроля) был Департамент полиции МВД, заинтересованный в постоянном росте качества работы розыска, в то время как штаб корпуса жандармов стремился к соблюдению установленных законов и воинской субординации. Эта разница, по всей видимости, не оказывала фатального воздействия на организацию службы только из-за энергичности руководства Департамента полиции, но сама по себе показывала необходимость дальнейшего реформирования тайной полицейской службы.
Казалось, что успешный опыт Владивостокского охранного отделения стоило бы масштабировать на всю страну, но этого не произошло. Свою роль сыграла явно выраженная нехватка нужного количества офицеров, соответствовавших требованиям руководства Департамента полиции. В конце 1911 был также заменён личный состав Читинского охранного отделения, куда были назначены В.А. Булахов и В.Н. Тычина - офицеры, чей средний возраст равнялся 36 годам и без опыта войны с Японией, что отличало их от владивостокских коллег [29, л. 274]. Нужных Виссарионову амбициозных и молодых кадров не хватало даже для перестановок в рамках одного Сибирского районного охранного отделения, которое в итоге было разделено на Восточно- и Западносибирские районные охранные отделения. Вместе с тем были ликвидированы Читинское и Томское охранные отделения. Первое было преобразовано в розыскной пункт, а второе в районное охранное отделение, что в обоих случаях повлекло сокращение штатов [30, л. 10]. Здесь проявилась другая тенденция, которая, как представляется, помешала использовать опыт Владивостокского охранного отделения в общеимперском реформировании сыска - руководство МВД регулярно сокращало количество охранных отделений в
Примечания
стране: если в конце 1907 года их было 27, то в 1910 уже 16. В начале 1913 командующим ОКЖ и товарищем министра внутренних дел стал В.Ф. Джунковский, который ставил перед собой цель уничтожения всех охранных отделений в стране в принципе. Спастись от ликвидации удалось лишь Варшавскому, Московскому и Санкт-Петербургскому, так как они были прописаны в законодательстве, а также Владивостокскому и Туркестанскому, так как в их регионах не было губернских жандармских управлений, которым можно было бы передать функции политического сыска [8, с. 158]. К тому же в августе 1913 в отставку ушёл инициатор кадрового обновления сыска С.Е. Виссарионов.
Ещё в начале 1910-х годов руководство общеимперской полиции осознавало необходимость серьёзных изменений в организации сыскной службы, был взят курс на создание полноценной системы политического контроля, которая охватывала бы все слои населения. Такое намерение можно увидеть в практике Владивостокского охранного отделения, ставшего испытательным полигоном для предложенных С.Е. Виссарио-новым мер реформирования сыска. Назначенные на ответственные должности молодые жандармские офицеры не ограничились лишь борьбой с революционным подпольем, а сосредоточили своё внимание на легальных общественно-политических организациях и вопросах широкого государственного характера (выборы в Государственную думу, экономические вопросы), которые волновали общество. Эти намерения всецело поддерживались руководством Департамента полиции, которое также стремилось к превращению МВД в полноценное полицейское ведомство. Однако кадровые перестановки, смена министра внутренних дел А.А. Макарова на Н.А. Маклакова, утверждение в должности товарища министра внутренних дел и командующего ОКЖ В.Ф. Джунковского изменили политику министерства. Джунковский, одержимый идеей глобальной реформы полиции, взял курс на сокращение количества охранных отделений и офицеров-розыскников, ослабляя тем самым розыскную систему. Ситуация изменилась только в годы Первой Мировой войны, когда из-за затяжного характера войны и её воздействия на общество руководство МВД обратило пристальное внимание на общественные настроения, что показало ошибочность решений В.Ф. Джунковского.
1 См., например: Белоусов К.Ф. Олонецкие люди оружия. Из истории губернского жандармского управ-
ления. Петрозаводск: издательство «Острова», 2021; «Имею честь донести...». Семиреченские события 1916 года в документах Верненского розыскного пункта. Сб. документов. Сост., авт., введ. и послесл. В.И. Шварц. Бишкек: Фонд Санжарбека Даниярова, 2024; Кашин В.В. Жандармы. Горнозаводской Урал в секретных документах политической полиции (1870-1917). Нижний Тагил: Книжный дом «ХлопотовЪ», 2024; Синиченко В.В. Работа негласной агентуры МВД по выявлению фактов шпионажа на Востоке Российской империи в годы Первой мировой войны: монография. М.: Проспект, 2022 и пр.
Литература и источники
1. Измозик В.С. Глаза и уши режима: государственный политический контроль в Советской России, 1917-1928. М.: Новое литературное обозрение, 2024. 536 с.
2. Холквист П. «Осведомление — это альфа и омега нашей работы»: Надзор за настроениями населения в годы большевистского режима и его общеевропейский контекст // Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Советский период: Антология / Сост. М. Дэвид-Фокс. - Самара: Изд-во «Самарский университет», 2001. 375 с.
3. Хоффман Д.Л. Взращивание масс: модерное государство и советский социализм, 1914-1939. - М.: НЛО, 2018. 422 с.
4. Ульянова Л.В. Политическая полиция и либеральное движение в Российской империи: власть игры, игра властью, 1880-1905. СПб.: Алетейя, 2020. 353 с.
5. Политическая полиция Российской империи между реформами. От В.К. Плеве до В.Ф. Джунковского. Сборник документов / Вступительная статья, составление и комментарии Е.И. Щербакова. М.: АИРО-XXI; СПб.: Алетейя, 2021. 352 с.
6. ГАРФ. Ф. 102. Оп. 241 (Особый отдел, 1911). Д, 292ч. 64.
7. Список общего состава чинов Отдельного корпуса жандармов, исправлен по 13 октября 1911 г. 1 и 2 части. СПб.: Типография Отдельного корпуса жандармов, 1911. 784 с.
8. Хутарев-Гарнишевский В.В. Противостояние. Спецслужбы, армия и власть накануне падения Российской империи, 1913-1917 гг. М.: «Институт экономической политики им. Е.Т. Гайдара», 2020. 684 с.
9. ГАРФ. Ф. 110. Оп. 2. Д. 17196.
10. ГАРФ. Ф. 110. Оп. 2. Д. 12034.
11. ГАРФ. Ф. 110. Оп. 2. Д. 11431.
12. ГАРФ. Ф. 110. Оп. 2. Д. 12702.
13. ГАРФ. Ф. 110. Оп. 2. Д. 12025.
14. ГАРФ. Ф. 110. Оп. 2. Д. 12760.
15. ГАРФ. Ф. 110. Оп. 2. Д. 12133.
16. ГАРФ. Ф. 110. Оп. 3. Д. 3457.
17. ГАРФ. Ф. 110. Оп. 6. Д. 2951.
18. ГАРФ. Ф. 102. Оп. 314. Д. 141.
19. ГАРФ. Ф. 110. Оп. 2. Д. 17760.
20. Кондратов Е.Б. Ципкин Ю.Н. Русская контрразведка на Дальнем Востоке в конце XIX в. — 1917 г. Хабаровск: Хабаровский краевой музей им. Гродекова. 2017. 252 с.
21. Васильев А.Т. Охрана. Русская секретная полиция // «Охранка». Воспоминания руководителей политического сыска / Вступ. статья, подгот. текста и коммент. З.И. Перегудовой. Т. 2. М.: Новое литературное обозрение, 2004. 600 с.
22. ГАРФ. Ф. 102. Оп. 316. Д. 1ч. 119 Е. (1911).
23. РГИА ДВ. Ф. 536. Оп. 2. Д. 11.
24. РГИА ДВ. Ф. 536. Оп. 1. Д. 21.
25. РГИА ДВ. Ф. 536. Оп. 1. Д. 20.
26. РГИА ДВ. Ф. 536. Оп. 1. Д. 27.
27. Обзор Приморской области за 1912 год. Приложение к всеподданейшему отчёту. Владивосток: Типография Приморского областного правления, 1914. 146 с.
28. Приложение к всеподданнейшему отчёту военного губернатора Амурской области за 1912-1913 гг. Благовещенск: Издание Амурского областного статистического комитета, 1915. 102 с.
29. ГАРФ. Ф. 102. Оп. 31. Д. 16ч. 41.
30. ГАРФ. Ф. 110. Оп. 2. Д. 16737.
References
1. Izmozik V.S. Glaza i ushi rezhima: gosudarstvennyi politicheskii kontrol' v Sovetskoi Rossii, 1917-1928 [Eyes and Ears of the Regime: State Political Control in Soviet Russia, 1917-1928]. Moscow: New Literary Review Publ., 2024. 536 p.
2. Holquist P. "Information Is the Alpha and Omega of Our Work": Bolshevik Surveillance in Its PanEuropean Context // The Journal of Modern History, Vol. 69, No. 3 (Sep., 1997), pp. 415-450.
3. Hoffman David L. Cultivating the Masses: Modern State Practices and Soviet Socialism, 1914-1939. Cornell University Press, 2011. p. 344.
4. Ul'yanova L.V. Politicheskaya politsiya i liberal'noe dvizhenie v Rossiiskoi imperii: vlast' igry, igra vlast'yu, 1880-1905 [Political Police and the Liberal Movement in the Russian Empire: Power Play, Power Play, 1880-1905]. Saint-Petersburg: Aleteiya Publ., 2020. 353 p.
5. Politicheskaya politsiya Rossiiskoi imperii mezhdu reformami. Ot V.K. Pleve do V.F. Dzhunkovskogo. Sbornik dokumentov [Political Police of the Russian Empire between the Reforms. From V.K. Pleve to V.F. Junkovsky. Collection of documents]. Moscow: AlRO-XXI Pub.; Saint-Petersburg.: Aleteiya Publ., 2021. 352 p.
6. State Archive of the Russian Federation (GARF). F. 102. Op. 241 (Osobyi otdel, 1911). D, 292ch. 64.
7. Spisok obshchego sostava chinov Otdel'nogo korpusa zhandarmov, ispravlen po 13 oktyabrya 1911 g. 1 i 2 chasti [List of the general composition of the ranks of the Separate Corps of Gendarmes, corrected to October 13, 1911. 1 and 2 parts.]. Saint-Petersbur.: Separate Gendarme Corps Typography, 1911. 784 p.
8. Khutarev-Garnishevskii V.V. Protivostoyanie. Spetssluzhby, armiya i vlast' nakanune padeniya Rossiiskoi imperii, 1913-1917 gg. [Confrontation. Special Services, Army and Power on the Eve of the Fall of the Russian Empire, 1913-1917] Moscow: Institut Gaidara Publ., 2020. 648 p.
9. State Archive of the Russian Federation (GARF). F. 110. Op. 2. D. 17196.
10. State Archive of the Russian Federation (GARF). F. 110. Op. 2. D. 12034.
11. State Archive of the Russian Federation (GARF). F. 110. Op. 2. D. 11431.
12. State Archive of the Russian Federation (GARF). F. 110. Op. 2. D. 12702.
13. State Archive of the Russian Federation (GARF). F. 110. Op. 2. D. 12025.
14. State Archive of the Russian Federation (GARF). F. 110. Op. 2. D. 12760.
15. State Archive of the Russian Federation (GARF). F. 110. Op. 2. D. 12133.
16. State Archive of the Russian Federation (GARF). F. 110. Op. 3. D. 3457.
17. State Archive of the Russian Federation (GARF). F. 110. Op. 6. D. 2951.
18. State Archive of the Russian Federation (GARF). F. 102. Op. 314. D. 141.
19. State Archive of the Russian Federation (GARF). F. 110. Op. 2. D. 17760.
20. Kondratov E.B. Tsipkin Yu.N. Russkaya kontrrazvedka na Dal'nem Vostoke v kontse XIX v. — 1917 g [Russian counterintelligence in the Far East in the late 19th century — 1917]. Khabarovsk: Khabarovsk Grodekov Museum Pub., 2017. 252 p.
21. Vassilyev A.T. The Okhrana: The Russian Secret Police. London: George Harrap Publ., 1930. 305 p.
22. State Archive of the Russian Federation (GARF). F. 102. Op. 316. D. 1ch. 119 E. (1911).
23. Russian State Historical Archive of the Far East (RGIA DV). F. 536. Op. 2. D. 11.
24. Russian State Historical Archive of the Far East (RGIA DV). F. 536. Op. 1. D. 21.
25. Russian State Historical Archive of the Far East (RGIA DV). F. 536. Op. 1. D. 20.
26. Russian State Historical Archive of the Far East (RGIA DV). F. 536. Op. 1. D. 27.
27. Obzor Primorskoi oblasti za 1912 god. Prilozhenie k vsepoddaneishemu otchetu [Review of Primorsky Region for 1912. Attachment to the all-subject report]. Vladivostok: of Primorsky Regional Government's Typography, 1914. 146 p.
28. Prilozhenie k vsepoddanneishemu otchetu voennogo gubernatora Amurskoi oblasti za 1912-1913 gg [Attachment to the all-subject report of the military governor of the Amur region for 1912-1913]. Blagoveshchensk: Publication of the Amur Regional Statistical Committee, 1915. 102 p.
29. State Archive of the Russian Federation (GARF). F. 102. Op. 31. D. 16ch. 41.
30. State Archive of the Russian Federation (GARF). F. 110. Op. 2. D. 16737.
© «K™o», 2024 © A3apeBM4 B.K., 2024
