CC BY
58
ОРГАНИЗАЦИОННО-ПРАВОВЫЕ ОСНОВЫ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ МИНИСТЕРСТВА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ ПО НАБЛЮДЕНИЮ ЗА ОБЩЕСТВЕННЫМ ДВИЖЕНИЕМ
А.А. Поздняков
Pozdnyakov A.A. Organizational and legal foundations of the activity of the Police Department of the Ministry of Home Affairs on observing the public movement. The article considers the role of the Police Department on observing the public movement at the beginning of the XX century, being determined both by the legislation in-force and by the law-application practice. The author identifies the functions assigned to the Police Department of the Ministry of Home Affairs in the mentioned sphere, characterizes the authorities of its different structural institutions. The article involved a wide circle of sources, basically archive.
В начале XX столетия, по мере организационного оформления политических партий и профессиональных союзов, развития рабочего движения и расширения сфер деятельности неполитических организаций (благотворительных, просветительских, научных и др.), наблюдение за общественным движением стало занимать все более значимое место в работе политической полиции. Указанные функции возлагались на ряд структурных подразделений Департамента полиции. Ключевую роль здесь играл образованный в 1898 г. Особый отдел, руководивший делом политического сыска в Российской империи и являвшийся центральным подразделением Департамента полиции. Особый отдел сосредоточивал в своих руках основные нити борьбы с антиправительственными действиями революционных и неполитических организаций. Само его создание являлось реакцией властей на рост рабочего движения [1]. Помимо Особого отдела, материалы по наблюдению за общественным движением откладывались в 4-м делопроизводстве Департамента, образованном в январе 1907 г.
Правовое поле деятельности политической полиции по наблюдению за общественным движением определялось комплексом изданных в 1905-1907 гг. циркуляров, предписаний и инструкций. Особое место в их ряду занимает циркуляр Департамента полиции начальникам районных охранных отделений от 4 октября 1907 г. В нем отмечалось, что деятельность ведущих революционных организаций (социалистов-революционеров, социал-демократов, польской партии социалистов, социалистов-революционеров-макси-малистов и др.) вступила в «переходный фазис». «Опыт минувших лет, - гласил цирку-
ляр, - дает некоторое основание предполагать, что неудача последних программных планов революционеров заставит их организовать новые приемы противоправительственной борьбы, которые в более или менее близком будущем, на почве неустойчивости общества, могут создать и новую волну революционных выступлений». Ввиду этого циркуляром предписывалось охранным отделениям и их сотрудникам усилить агентурное наблюдение за революционными организациями. Содержались в циркуляре и ориентировки «ближайшей деятельности» Департамента полиции в названном направлении. Сотрудникам полиции, участвовавшим в совещаниях революционных организаций, предписывалось: 1) «настойчиво отстаивать направление, наиболее смягчающее революционное движение»; 2) всеми способами устранять лиц, придерживающихся крайних воззрений; 3) используя разногласия и колебания в партийных организациях, «принять самые энергичные меры к приобретению новых сотрудников» и продвижению их в центры организаций [2].
В принятой в начале февраля 1907 г. инструкции по организации и ведению внутреннего (агентурного) наблюдения секретным сотрудникам полиции предписывалось состоять членами революционных организаций, о которых они поставляли информацию, либо, по меньшей мере, близко соприкасаться с «серьезными деятелями таковых, т. к. только тогда сведения их будут ценны» [2].
В изданном спустя три месяца, 10 мая
1907 г., циркуляре конкретизировалась допустимая степень участия агентов в деятельности революционных организаций. Департамент полиции разъяснял, что «состоя чле-
нами революционных организаций, секретные сотрудники ни в коем случае не должны заниматься так называемым «провокаторст-вом», т. е. самим создавать преступные деяния и подводить под ответственность за содеянное ими других лиц, игравших в этом деле второстепенные роли, даже совершенно неповинных» [2].
Ключевые вопросы наблюдения за общественным движением, связанные с организаций внутренней агентуры в центральных комитетах революционных партий и в областных центрах, в экспроприаторских кружках и сельских братствах обсуждались на Первом съезде начальников районных охранных отделений, проходившем 2-4 апреля
1908 г. под председательством директора Департамента полиции М.И. Трусевича. На съезде было особо указано на недопустимость участия сотрудников полиции в организации политической провокации, порождавшей в обществе «неприязненное отношение к деятелям политического розыска». Предписывалось «зорко следить за секретными сотрудниками, дабы они не заходили в своей партийной работе до недопустимых пределов, направлять их соответственным образом и проверять всесторонне их действия» [3].
Отдельная группа циркуляров Департамента полиции изучаемого периода носила адресный характер, выявляла основные типы революционных организаций и групп, на которые следовало обратить особое внимание. К их числу принадлежали партии социалистов-рево-люционеров, социал-демократов (меньшевики и большевики), железнодорожные служащие.
В осуществлении наблюдения за общественным движением Департамент полиции использовал широкий спектр средств и методов работы, прибегая к услугам как службы наружного наблюдения, так и секретной агентуры и перлюстрации. Данными о политической благонадежности общественных деятелей владели местные учреждения политического сыска - губернские жандармские управления и охранные отделения. Существенно облегчало работу полиции создание в январе 1907 г. при Департаменте Регистрационного отдела с центральным справочным аппаратом, куда ежегодно поступало до 150 тыс. карточек (именная картотека Департамента полиции насчитывала приблизительно 2,5 млн. карточек на 2 млн. человек).
Большое значение в осуществлении наблюдения за неполитическими организациями, действовавшими легально, придавалось сбору информации. При этом использовались различные источники. Солидную часть сведений (о числе легальных обществ, времени их создания, составе органов управления, финансовом положении и др.) можно было получить официальным путем, обратившись к реестру обществ, который велся при делопроизводстве губернского (городского) по делам об обществах присутствия, и внимательно изучив отчеты обществ и списки состава их правлений, регулярно представлявшиеся местным властям.
Работа полиции, связанная с посещением публичных собраний обществ и иных массовых мероприятий - конференций, съездов, совещаний - складывалась из двух направлений: подготовительного, заключавшегося в изучении всех предварительно представленных на ее рассмотрение материалов (тезисов докладов, списка приглашенных участников и др.) и наведении справок о благонадежности тех или иных лиц, а также анализа деятельности общества во время проведения мероприятия (проводился на основании изучения докладов, прений по ним, протоколов и резолюций заседаний). Особое внимание уделялось содержанию докладов и вынесенных на их основании резолюций, анализ которых осуществлялся с учетом того, в какой мере они затрагивали острые общественнополитические вопросы.
Так, изучая доклады и резолюции совещаний, созванных правлением Общества русских врачей в память Н. И. Пирогова 29-31 марта 1912 г., сотрудники полиции «сортировали» их по принципу, носили ли они «чисто медицинский характер» или «вторгались в общественную и политическую область». При этом особо отмечались резолюции, говорившие о необходимости медицинского просвещения населения, находившегося на низком культурном уровне развития, доклады, требовавшие «законодательного урегулирования» мероприятий по борьбе с эпидемиями, уносившими ежегодно десятки тысяч людских жизней [4].
В случаях, когда ход прений на собраниях обществ выходил за рамки допустимого уставами, полиция нередко переставала довольствоваться ролью наблюдателя и вмеши-
валась в ход заседаний. Так, не обошлось без ее вмешательства совещание Пироговского общества 2 апреля 1912 г., на котором в одном из докладов прозвучала резкая критика администрации, оказывавшей противодействие стремлению органов местного самоуправления поставить под свой контроль эпидемическое и санитарное дело. Присутствовавший при чтении доклада полицейский чиновник в категорической форме потребовал его прекращения. Во время объявленного перерыва московский градоначальник А.А. Адрианов устроил личный прием президиума совещания для выяснения происшедшего инцидента, и лишь после переговоров с ним дал разрешение на продолжение обсуждения доклада [5].
Полицейские репрессии на публичных заседаниях обществ, вызванные пылкими речами и докладами отдельных общественных деятелей, служили предостережением для последних. Учитывая присутствие полиции, общественные деятели стремились не выходить за пределы заявленных в повестке дня вопросов, а критику органов власти облекать в более мягкие, зачастую даже иносказательные выражения, крайне замаскировано касаясь тех вопросов, которые могли бы дать повод применить карательные меры к проводимым ими собраниям. Так, в описанном выше случае приостановки заседания Пироговского общества большинство членов совещания осудили докладчика, полагая, что вызвавший нарекания властей доклад «составлен был недостаточно осторожно в смысле внешней формы», «можно было сказать совершенно то же, но в более дипломатической форме», а всего лучше прибегнуть «к «эзоповскому языку», который прекрасно был бы понят всеми присутствующими» [6].
Существовали у общественных организаций и другие возможности избежать полицейского контроля. Этого можно было достичь, например, объявив собрания непубличными. Согласно Временным правилам об обществах и союзах от 4 марта 1906 г. непубличные («закрытые») собрания, состоявшие исключительно из членов общественных организаций без участия посторонних, контроля со стороны властей не предусматривали. Подобные ухищрения, к которым прибегали общественные деятели, заметно снижали, а порой и сводили на нет возможности предупреждения оппозиционных выступле-
ний на собраниях обществ. Так, министр внутренних дел П.А. Столыпин в доверительном письме к управляющему землеустройством и земледелием А.В. Кривошеину сетовал на то, что поскольку проводившееся 11 января 1910 г. заседание Вольного экономического общества было объявлено непубличным и полиция на нем не присутствовала, «противозаконная сторона этого заседания не могла быть своевременно предотвращена мерами полиции» [7].
Зная об используемых общественными деятелями уловках, опытные полицейские чиновники предпочитали судить о намерениях обществ не только по характеру произносимых на их собраниях официальных речей и выступлений, но и по неформальным частным беседам и банкетам, за которыми устанавливался особый надзор. Однако здесь уже упор делался на так называемую службу внутреннего наблюдения, использовавшую методы негласного наблюдения, как наружного, осуществляемого с помощью филеров, осведомителей, доносчиков и других агентов полиции, так и внутреннего, силами секретных агентов полиции, внедряемых в общества и участвующих в них на правах членов и сотрудников.
Агентурная разработка обществ начиналась, как правило, в случаях их уклонения от намеченных в уставах целей и задач, участия в них лиц, скомпрометированных в политическом отношении и находившихся на заметке у полиции. На основании сведений, полученных от агентов, офицерами полиции составлялись агентурные записки, передававшиеся начальникам охранных отделений и поступавшие в виде обобщенных докладных записок в Особый отдел Департамента полиции. Они касались мероприятий обществ, действовавших при них учреждений (библиотек, народных, учительских и студенческих домов, театров и др.), настроений отдельных входивших в них профессиональных групп (врачей, учителей, торговых служащих, фельдшеров и др.). Представленные в них секретные сведения служили основанием для установления наблюдения за обществами и отдельными общественными деятелями.
Основанием для установления агентурного наблюдения за Комиссией по устройству образовательных экскурсий при Московском отделении Российского общества тури-
стов, занимавшейся организацией экскурсий по стране и заграницу с участием учащихся и педагогического персонала учебных заведений, послужило подозрение руководства Комиссии в связях с социалистами. В результате осуществленного московскими жандармами негласного наблюдения за канцелярией Комиссии было выяснено, что последняя представляла собой штаб-квартиру исполнительной комиссии Московского окружного комитета РСДРП и служила центральным перевалочным пунктом для транспортировки в провинцию социал-демократической литературы. Проведенный в январе 1910 г. обыск в канцелярии комиссии обнаружил там значительное количество нелегальных изданий (прокламаций, отдельных номеров газет «Социал-демократ», «Правда», «Пролетарий»), обширную партийную переписку и два множительных аппарата [8].
Обращение к данным полицейской картотеки позволило обнаружить сведения о политической неблагонадежности руководителей Комиссии по устройству образовательных экскурсий. Так, в Департаменте полиции имелись данные о председательнице Комиссии графине В.Н. Бобринской, которая, помимо легальной общественной работы, принимала активное участие в действиях оппозиционных партий (предоставляла свою московскую квартиру для собраний членов партии Народной свободы и Всероссийского крестьянского союза партии социалистов-револю-ционеров, имела знакомых среди лиц, состоявших под полицейским наблюдением). В связях с социалистами были замечены и многие другие должностные лица Комиссии [9].
Используя данные полицейской агентуры, Московскому охранному отделению удалось выявить все недостающие звенья антиправительственной деятельности Комиссии по устройству образовательных экскурсий при Московском обществе туристов. Московский градоначальник А.А. Адрианов сообщал министру внутренних дел 1 марта 1910 г.: «Агентурные сведения указывают, что упомянутая комиссия имеет в виду предоставление возможности принимать участие в экскурсиях, главным образом, учащему персоналу средних и низших учебных заведений с целью их сплочения, причем сплочение это ведет к объединению их политических стремлений в крайне левом направле-
нии... Агентура указывает, что в прошлом участники экскурсий. были частью лица нелегальные и через означенные поездки, под флагом легализированного просвещения, входили за границей в связи с партийными организациями и вели пропаганду среди беспартийных участников экскурсий» [10].
Распутав весь клубок противозаконных действий Комиссии по устройству образовательных экскурсий, власть получила основания для назначения наказаний. В числе мер воздействия на указанное общество, рекомендуемых А.А. Адриановым, были отстранение от руководства комиссией графини
В.Н. Бобринской «как лица вредного в политическом отношении»; осуществление администрацией контроля над личным составом экскурсантов путем просмотра их надлежащим образом засвидетельствованных фотографий. Указывая в то же время на популярность организуемых Комиссией экскурсий у населения, Адрианов высказывался категорически против применения к ней крайней меры наказания в виде ее закрытия [11].
Негласное наблюдение велось не только за организациями, которые находились под влиянием леворадикальной оппозиции, выступавшей за свержение существующего строя, но и за обществами, объединявшими влиятельных и авторитетных лидеров либерального движения, занимавшихся пропагандой ценностей гражданского равноправия и конституционализма. В числе организаций, испытывавших к себе особенно пристрастное внимание полиции, были Лига образование, Вольное экономическое общество, Пироговское общество русских врачей, Московское общество распространения технических знаний, в которых сильные позиции имели лидеры кадетов.
Наряду со службой наружного наблюдения и секретной агентурой в числе используемых полицией методов наблюдения за общественным движением важное место занимала перлюстрация. Путем перлюстрации корреспонденции общественных и политических деятелей полиция получала информацию, проливающую свет на многие «потаенные» стороны внутренней жизни обществ -состоянии дел в них, ожиданиях и настроениях в общественных и политических кругах в связи с устройством и проведением собраний, совещаний, съездов и других форм пуб-
личной деятельности. Из переписки политических деятелей полиция нередко получала информацию о стремлении либеральной и леворадикальной оппозиции оказывать воздействие на легальные общества, о существовавшей между ними борьбе за сферы влияния, что служило основанием установления за тем или иным обществом агентурного наблюдения.
Значимым источником информации по общественному движению для органов политического сыска становится в начале XX в. периодическая печать. Просматривая столбцы российских общественно-политических изданий, полицейские чиновники наталкивались на многие неизвестные им факты, связанные с действиями отдельных обществ. Поскольку многие журналисты были тесно связаны с общественными и политическими деятелями и вхожи в сами общества они нередко оказывались более осведомленными о происходящем в них, чем полиция.
Департаментом полиции систематически собирались и систематизировались заметки, принадлежавшие органам печати разных направлений, не исключая и подцензурной печати. Содержавшаяся в них информация сопоставлялась с имевшимися в распоряжении Департамента материалами о деятельности обществ. Иллюстрировавшие те или иные стороны деятельности общественных организаций газетные статьи нередко направлялись в Департамент полиции по личному указанию членов правительства с целью их уточнения и представления по ним специальных комментариев.
Активную переписку породила во властных структурах заметка, помещенная 8 февраля 1914 г. во французской газете Ь'Нишапйе, о состоявшемся в Санкт-Петербурге под покровительством Русского литературного общества собрании представителей независимой печати, выработавшем систему мер по борьбе с подготовленным министром внутренних дел Н.А. Маклаковым законопроектом о печати (в их числе значилось составление резолюции-обращения к мировому общественному мнению, указывающему мировой общественности на «грозящую цивилизации опасность» от введения в жизнь проекта российского министра внутренних дел в отношении печати). Законопроект назывался газетой «гибельным для свободы пе-
чати». Возмущенный содержанием газетной статьи министр внутренних дел Н.А. Маклаков направил ее своему заместителю В.Ф. Джунковскому с резолюцией: «Генералу Джунковскому переговорить. Я не знал о таких постановлениях. Не следует ли закрыть за это литературное общество». Джунковский в свою очередь переправил заметку в Департамент полиции с припиской: «Были ли такие собрания? Правда ли это?» [12].
Бывали случаи, когда власть, учитывая осведомленность печати в вопросах общественной самодеятельности, стремилась напрямую использовать журналистов как информаторов. К примеру, занимаясь расследованием деятельности проходившего в Москве 21-24 марта 1905 г. съезда Общества русских врачей в память Н. И. Пирогова, закрытого решением московского градоначальника за прозвучавшие на нем выступления с предложениями введения конституционного правления, товарищ прокурора Московской судебной палаты Золотарев обратился к редакциям московских газет с требованием указания сотрудников, представивших свои отчеты о заседаниях съезда. Между тем газетчики не имели ни малейшего желания выступать в роли полицейских осведомителей. На запрос откликнулась лишь газеты «Московские ведомости» и «Московский листок», присутствовавшие на съезде сотрудники которых давали показания о ходе его заседаний и настроениях на нем. Редакции остальных газет утверждали, что никто из их постоянных сотрудников на съезде не присутствовал, и заметки о заседаниях помещались ими на основании случайных поступавших в редакции сведений [12].
Подводя итог сказанному, заметим, что Департамент полиции осуществлял наблюдение за общественным движением с использование различных средств и методов работы -службы наружного наблюдения, секретной агентуры, перлюстрации. Агентурная разработка начиналась, как правило, в случаях уклонения общественных организаций от намеченных в уставах целей и задач, участия в них лиц, скомпрометированных в политическом отношении и находившихся на заметке у полиции. На основании собранных сведений составлялись обзоры общественного движения, использовавшиеся Департаментом
полиции для выработки общего курса в отношении общественной самодеятельности.
1. Перегудова З.И. Политический сыск России (1880-1917 гг.). М., 2000.
2. Агентурная работа политической полиции Российской империи: сб. документов. 18801917. М.; СПб., 2006.
3. Из отчета о заседаниях Первого съезда начальников районных охранных отделений. Апр. 1908 г. // Государственный архив Российской Федерации (далее - ГАРФ). Ф. 102. Оп. 314. Д. 614. Л. 1-5, 13-29.
4. Агентурные записки Московского охранного
отделения от 3 и 4 апреля 1912 г. о санитарных совещаниях Общества русских врачей в память Н. И. Пирогова 1-2 апр. 1912 г. //
ГАРФ. Ф. 102.00. 1912. Д. 236. Л. 11, 14об.-15.
5. Агентурные записки Московского охранного отделения по эпидемическому делу, составленные по результатам созванных правлением Общества русских врачей в память Пирогова совещаний // ГАРФ. Ф. 102.00. 1912. Д. 236. Л. 14об.
6. Агентурная записка Московского охранного отделения от 4 апреля 1912 г. о санитарном совещании Общества русских врачей в память Н. И. Пирогова 2 апр. 1912 г. // ГАРФ. Ф. 102.00. 1912. Д. 236. Л. 15.
7. Министр внутренних дел П.А. Столыпин -главноуправляющему землеустройством и земледелием А.В. Кривошеину. Февр. 1911 г. // ГАРФ. Ф. 102.00. 1911. Д. 320. Л. 2-2об.
8. Справка I отделения Департамента полиции о графине В.Н. Бобринской (февр. 1910 г.) // ГАРФ. Ф. 102.00. 1909. Д. 265. Л. 15.
9. Справка Московского охранного отделения о В.Н. Бобринской от 1.03.1910 г. // ГАРФ. Ф. 102.00. 1909. Д. 265. Л. 29.
10. Московский градоначальник А.А. Адрианов -министру внутренних дел П.А. Столыпину от 1.03.1910 г. // ГАРФ. Ф. 102.00. 1909. Д. 265. Л. 25об.-26.
11. Статья из французской газеты Ь'НишапИе с резолюцией на нее министра внутренних дел Н.А. Маклакова и товарища министра В.Ф. Джунковского // ГАРФ. Ф. 102.00. 1914. Д. 56. Т. 2. Л. 83-85.
12. ГАРФ. Ф. 124. Оп. 43. 1905. Д. 1587. Л. 25.
Поступила в редакцию 18.04.2006 г.
ПРАВОВОЕ ПОЛОЖЕНИЕ СТАРООБРЯДЧЕСТВА НА РУБЕЖЕ XIX-XX ВЕКОВ
А.А. Сафонов
Safonov A.A. Legal status of Old-believers at the boarder of XIX-XX centuries. The article analyzes the legal status of Old-believers in the Russian state at the boarder of XIX-XX centuries, on its way to reforming during the religion modernization of the beginning of the XX century.
Самую низкую ступень в иерархии исповеданий занимало старообрядчество. Согласно данным переписи населения 1897 г., старообрядцев в Российской империи числилось около 2 %. Между тем исследователи старообрядчества считают эту цифру сильно заниженной. Указывается, что статистика русского сектантства и старообрядчества была весьма неточной и относительной, особенно в отношении так называемых «более вредных» сект (жидовствующие, духоборы, хлысты, скопцы, штунда и др.), которые зачастую стремились выдавать себя за православных, чтобы избежать преследований. Секретность, сопутствующая всем делам о расколе, их подотчетность различным ведомст-
вам, как светским, так и духовным, отсутствие официальной информации в печати давали весьма противоречивые данные. Так, в отчете обер-прокурора Св. Синода за 18941895 гг. число старообрядцев оценивалось в 13 млн. Согласно данным экспертов в данном вопросе - чиновников МВД, в конце XIX в. в России насчитывалось до 20 млн. староверов [1].
Тем не менее, статистические сведения самых различных источников с завидным постоянством подтверждали два обстоятельства. Окраины Российской империи на ее западных, северных и южных рубежах были в значительной степени заселены староверами, которые, спасаясь от преследований вла-
