"Опыты" в отзывах современников Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

О.А.Коростелёв «ОПЫТЫ» В ОТЗЫВАХ СОВРЕМЕННИКОВ

В 1950-е годы особое место в литературной жизни эмиграции занял нью-йоркский журнал «Опыты», став центром столкновения разных точек зрения и выявив всю разноголосицу мнений. В его недолгой истории, а также в отзывах современников о нем отразились все характерные особенности этого периода. Уже сами по себе эти отзывы — яркое свидетельство времени.

Архивы редакторов и многих авторов «Опытов», в отличие от большинства аналогичных довоенных изданий («Числа», «Встречи», «Звено» и др.), неплохо сохранились, некоторые материалы, имеющие непосредственное отношение к «Опытам», уже опубликованы1, еще кое-что печатается в этом номере журнала2 либо в других издани-ях3. Остальное ждет своего часа, в том числе такие существенные для истории «Опытов» документы, как переписка Гринберга с Иваском и переписка редакторов с издательницей4, а также авторами: В.Вейдле,

В. Марковым, А. Ремизовым, И.Чинновым, В.Яновским,

Ю.Терапиано, Г.Струве, Н.Татищевым, А.Шмеманом и др. К сожалению, далеко не все эти материалы оказались доступны, отчего и в настоящей публикации отдельные моменты и авторы отражены лучше других. Но, думается, в качестве введения в тему будет полезен даже такой вынужденно краткий и отнюдь не претендующий на полноту подбор отзывов, оценок и мнений об «Опытах», как опубликованных, так и высказанных в частной переписке.

Пользуясь случаем, хотелось бы поблагодарить за разнообразную помощь Жоржа Шерона (Los Angeles), Николая Богомолова (Москва), Рашита Янгирова (Москва), Татьяну Чеботареву (Нью-

Йорк), Ричарда Дэвиса (Leeds), Леонида Ливака (Торонто), Ольгу Демидову (Санкт-Петербург), Ольгу Кузнецову (Москва), Юну Белау (Yale).

Список условных сокращений:

Amherst — Amherst Center for Russian Culture. Amherst College. BAR — The Rare Book and Manuscript Library. Bakhmeteff Archive of Russian and East European History and Culture. Columbia University. New York.

Beinecke — Beinecke Rare Book and Manuscript Library. Yale University.

Hoover — Hoover Institution Archives. Stanford University. Palo

Alto.

Leeds — Leeds Russian Archive. Brotherton Library. University of

Leeds.

Library of Congress — Library of Congress. Manuscript Department. Washington. D.C.

Запись высказываний... — К истории «встречи двух эмиграций»: Документ из архива Р.Н.Гринберга / Публ. Рашита Янгирова // Canadian-American Slavic Studies. 2003. Vol. 37. № 1—2 (Spring— Summer). P. 121—131.

Марков - Вишняк — «...Мир на почетных условиях...»: Переписка В.Ф.Маркова с М.В.Вишняком. 1954—1959 / Публикация Олега Коростелёва и Жоржа Шерона // Диаспора: Новые материалы. Париж; СПб.: Athenaeum-Феникс, 2001. Вып. I. С. 557-584.

Набоковы - Гринбергу I — «Дребезжание моих ржавых русских струн.»: Из переписки Владимира и Веры Набоковых и Романа Гринберга (1940—1967) / Публикация, предисловие и комментарии Рашита Янгирова //In memoriam: Исторический сборник памяти

А.И.Добкина. СПб.; Париж: Феникс; Atheneum, 2000. С. 345—397.

Набоковы - Гринбергу II — Друзья, бабочки и монстры: Из переписки Владимира и Веры Набоковых с Романом Гринбергом. 1943—1967 / Вступительная статья, публикация и комментарии Рашита Янгирова // Диаспора: Новые материалы. Париж; СПб.:

Athenaeum; Феникс, 2001. Вып. I. С. 477—556.

РО ИМЛИ — Рукописный отдел Института мировой литературы им. А.М.Горького. Москва.

Терапиано - Маркову — «.В памяти эта эпоха запечатлелась навсегда.» Письма Ю.К.Терапиано к В.Ф.Маркову (1953—1966) / Публ. О.А.Коростелёва и Ж.Шерона // Минувшее. Исторический альманах. 24. — СПб.: Atheneum; Феникс, 1998. С. 240—378.

* * *

Своим появлением на свет «Опыты» обязаны тому обстоятельству, что «Новый журнал» в 1952 г. получил долгосрочную субсидию от Фонда Форда. Мария Самойловна Цетлина, которая на протяжении десяти первых лет существования «Нового журнала» давала деньги на его издание, а также вела финансовые дела редакции, в сложившейся ситуации стала не нужна и принялась придумывать себе новое занятие.

В 1952 г. Иваск сообщил Адамовичу: «Как-то летом Мария Са-мойловна написала мне, что очень скучает от ничегонеделанья: Просит ее занять каким-нибудь литературным предприятием. Ее последний ближний боярин — Ульянов, и я посоветовал ей к нему обратиться. И что можно придумать. Нет ли у Вас какого-нибудь литературного плана» (Amherst. Yurii Ivask Papers).

План созрел незамедлительно, — старое поколение явственно ощущало нехватку печатного органа, целиком посвященного литературе, и первое, что могло прийти в голову любому из них, — мысль о новом издании, способном занять свое особое место в литературном мире эмиграции, задавая тон, формируя вкусы и вырабатывая направление. Остановить движение мыслей в этом русле не могло даже четкое сознание того, что литературная и издательская жизнь по сравнению с довоенным периодом значительно более скудна и однообразна. Золотой век эмиграции был далеко позади, сил оставалось мало, но желание было острое. Существование толстого общественно-политического и литературного «Нового журнала» также не останавливало. В то время он был в гораздо большей степени общественно-политический, чем литературный, к тому же, как и его знаменитый предшественник — «Современные записки»5, — стремился быть не столько лабораторией, сколько витриной, представляя, по сути, все лучшее, что могла дать эмиграция.

Эмигрантские журналы, претендующие на роль «лаборатории», не часто существовали одновременно, обычно сменяя друг друга, передавая своеобразную эстафету. Последний журнал такого рода — «Новоселье» (Нью-Йорк, Париж, 1942—1950) — к тому времени уже прекратил свое существование, а до возникновения «Мостов» (Мюнхен, 1958—1970) и «воздушных путей» (Нью-Йорк, 1960—1967) было еще далеко. Зато эти «лаборатории» во все времена прекрасно сосуществовали с традиционными общественно-политическими и литературными печатными органами «витринного» типа, взаимодополняя друг друга, соревнуясь и составляя здоровую конкуренцию.

«Опыты» стали первым после войны и долгое время единственным полностью литературным изданием, занимая рядом с «Новым журналом» примерно то же место, что когда-то «Числа» рядом с «Современными записками» или «Звено» рядом с «Последними новостями». Параллель между «Числами» и «Опытами» постоянно проводили многие современники, начиная с первой же рецензии на новое издание и даже до ее появления — в частных отзывах.

Редактором нового издания стал Р.Н.Гринберг. По мнению Ю.Иваска, «он совершил своего рода подвиг, взяв на себя бремя главной редакторской работы» (из письма Ю.П.Иваска

Г.В.Адамовичу от 27 мая 1953 II Amherst. Yurii Ivask Papers). Соредактором Гринберга был приглашен В.Л.Пастухов. На обсуждении первого номера «Опытов» Иваск приветствовал «редакторов, которые взяли на себя неблагодарную роль» (Запись высказываний. С. 130), еще не предполагая, что через два года эту роль ему придется взвалить на себя.

В конце 1952 г. редакторы разослали потенциальным авторам письма, приглашая их принять участие в новом издании. Собственно, обсуждать «Опыты» в эмиграции начали уже на этой стадии, заочно, даже не видя первого номера. В самой программе будущего журнала, изложенной в пригласительном письме, наиболее опытные авторы усмотрели некоторое сходство с «Числами». В письме Гринбергу от 14 января 1953 г. Адамович интересовался: «Кто и что будет в “Опытах” вообще? Признаюсь, у меня есть некоторое опасение, что в них будет уклон к блаженной памяти “Числам” с их запоздалым модернизмом и чем-то мало-русским по духу» (Library of Congress. Vozdushnye Puti Collection). Сравнение оказалось пророческим. В памяти Глеба Струве, а вслед за ним и у всех, изучавших эмигрантскую литературу по

его книге, «Опыты» такими и запечатлелись: «Чисто литературный журнал <...> напоминавший немного “Числа”» (Струве Г. Русская литература в изгнании. М.: YMCA-Press, Русский путь, 1996. С. 255). О замыслах редакторов нового издания Адамович со свойственной ему легкой иронией писал Гингеру 2 мая 1953 г: «Послали ли Вы что-нибудь в “Опыты”? Они жаждут утонченной парижской литературы, чтобы показать местным остолопам, как пишут люди высшего круга» (S.Pregel and V.Rudnev Coll. Champaigne-Urbana University Library).

1 номер

15 мая 1953 г. был отпечатан тираж первого номера «Опытов», и уже через несколько дней начали появляться первые печатные отклики. 23 мая 1953 г. Гринберг писал Адамовичу: «Первая рецензия появится завтра, пишет Аронсон. Сами понимаете, восторга быть не может, — не такой дядя. Мы с ним в приятных отношениях, но я не поместил его статьи, которая показалась мне чересчур газетной. Он, понятно, обиделся. Его социал-демократическая тренировка не научила его к непосредственному чтению: кто автор, важнее, нежели то, что автор пишет. Споры с ним, как Вы знаете, бесполезны. Завтра прочтем. Задолго до выхода, он мне звонил и спрашивал, кого бы я хотел в критика; я отвечал, что безразлично мне, кто именно, но буду надеяться, что в статье рецензент не станет сводить личные счеты с нами, с издателем (этого я особенно опасаюсь: Вы знаете Мар.<ия> Сам.<ойловна> Цетлина “на плохом” счету у Вейнбаума) и редакторами. Посмотрим» (Library of Congress. Vozdushnye Puti Collection).

Гринберг не ошибся в своих опасениях. Григорию Яковлевичу Аронсону к тому времени было уже под семьдесят. Заслуженный общественно-политический деятель и журналист старой закалки, высланный из Советской России в январе 1922 г., член ЦК Бунда на протяжении трех десятков лет (1922—1951) и постоянный сотрудник «Социалистического вестника», после переезда в США в 1940 г. он на протяжении долгих лет был одним из обозревателей «Нового русского слова», где, среди прочего, писал порой на литературные темы.

Первая же рецензия Аронсона об «Опытах» вызвала немало шума в литературном сообществе эмиграции. К одобрительным отзывам в ней можно было отнести разве что первую фразу: «Привлекательное по внешности и изящное издание альбомного формата, кра-

сивой печати — напоминает “Аполлон” С.Маковского и выходивший в Париже журнал “Числа”» (Аронсон Г. Опыты. Книга первая // Новое русское слово. 1953. 24 мая. № 15002. С. 3). К нейтральным — пересказы и единственное обобщающее наблюдение: «Следует отметить два момента, характеризующих содержание первой книги «Опытов» и бросающихся в глаза внимательному читателю: 1) в ней то и дело говорится о Гумилеве и 2) в ряде отделов представлен Ю.Иваск, — как бы дающий тон новому изданию» (Там же). Все остальное больше напоминало разнос по всем статьям, как общим, так и частным: «Никакой, в сущности, беллетристики в 1-й книге “Опытов” нет <...> Стихи — пестрые по теме, разнообразные по форме — не вносят ничего нового к характеристике творчества отдельных поэтов. Можно было бы на их основе вернуться к вечно-новой проблеме о кризисе вообще, русском в частности и эмигрантском в особенности <...> Парижская школа поэтов очень трогательно хранит память о безвременно скончавшемся Поплавском — но вряд ли есть необходимость возвращаться к его литературному наследству, — к отрывкам из “Аполлона Безобразова”, сумбурному, нарочитому нагромождению несвязанных между собою сценок. <...> “Комментарии”

Г.Адамовича, как всегда его статьи, талантливы и могли бы по-новому поставить рад вопросов и о литературе и о жизни. Но есть какая-то «червоточина» в рассуждениях критика, что-то “розановское”, лукавое и соблазнительное <...> архивный материал, сообщенный Г.Струве <...> гораздо интереснее и больше говорит о Гумилеве, — нежели опус Оцупа <...> 10 страниц писем Льва Лунца —

Н.Берберовой — лишенные абсолютно какого бы то ни было общественного или литературного значения» (Там же).

На следующий день после выхода рецензии Аронсона, 25 мая 1953 г. на квартире М.С.Цетлиной состоялось собрание, на котором эмигрантские литераторы обсуждали новое издание (среди присутствовавших Р.Гринберг, В.Пастухов, Ю.Иваск, В.Яновский,

В.Варшавский, В.Завалишин, М.Карпович, Б.Филиппов, И.Елагин, Ю.Марголин и др., всего около пятидесяти человек).

В поздравительных речах особо подчеркивалось то, что журнал получился действительно новым (не без намека на «Новый журнал»). Скульптор Г.Дерюжинский «отметил появление “Опытов” в “эмигрантском безвоздушьи” как “ценное начинание”» (Запись высказываний. С. 125). Терентьев приветствовал «радостное событие»,

«хорошее начинание “нового журнала”, нового по существу, а не по названию» (Запись высказываний. С. 124). Варшавскому больше всего по вкусу пришлись «благородный тон и мужество редакции» (Запись высказываний. С. 124).

Протоиерей А.Шмеман, напротив, увидел в «Опытах» «продолжение традиции, которая ему и ему подобным помогала жить в то время, когда, учась во французском лицее, он нетерпеливо ждал “подвалов” Адамовича и Ходасевича — живой литературы» (Запись высказываний. С. 125). Причем традицию он видел совершенно явную и счел нужным упомянуть: «Если даже в “Числах” был снобизм, его — нет в “Опытах”» (Запись высказываний. С. 125).

Коряков предвидел, что новое издание вряд ли станет очень популярным, но приветствовал нежелание приспосабливаться к вкусам широкой публики: «Редакция “Опытов” не должна огорчаться, если журнал не найдет большой аудитории, т.к. она приняла сторону поэзии, а не гармошки или частушки» (Запись высказываний. С. 124).

Большинство выступавших так или иначе высказались о рецензии Аронсона, причем отзывы о ней писателей первой волны были почти единодушны.

Варшавский «высказал свое совершенное несогласие с Г.Аронсоном», сойдясь с ним «лишь в оценке отдела беллетристики, в котором, кроме отрывка из романа Поплавского, не было ничего примечательного», остальное потрясло его до такой степени, что он «выразил свое удивление, что “литературный критик” может до такой степени не чувствовать поэзии и так ошибаться в оценках» (Запись высказываний. С. 124). Еще более резким по отношению к Аронсону было выступление В.Яновского.

Аронсон «отклонил поносную кличку “литературного критика” <...> назвав себя — “газетным обозревателем”», и заявил своим оппонентам, что «славословие и общие места его не удовлетворяют. Малый разнос лучше больших комплиментов для редакции. Своим критическим отзывом в “НРС” хотел лишь помочь редакции “вылезти из той ложной линии, по которой она пошла с первого же номера” <... > согласен, что надо было создать угол для интересующихся изящным. Однако редакция “Опытов” не сумела поставить на должную высоту отдел художественной прозы. Странное название “Аполлон Безобразов” у Поплавского! <.> Что касается поэзии, то, несмотря на то, что представлены лучшие поэты старой эмиграции, стихи их — перепевы

их самих. не хуже и не лучше, чем в “Новом журнале”, “Возрождении” и “Гранях”. Теперь все умеют писать стихи. Надо делать отбор, надо привлечь новые имена в отдел беллетристики, статей и поэзии. Редакция должна прислушиваться к “ложкам дегтя”, а не к комплиментам...» (Запись высказываний. С. 127—128).

Обсуждалось все, вплоть до обложки нового издания, дизайн которой принадлежал жене Гринберга Софье Михайловне. Вслед за Аронсоном Г.Дерюжинский отметил «культурный, красивый вид журнала, его обложку с красными по серому буквами» (Запись высказываний. С. 125). Хвалил внешний вид и обложку журнала и Б.А.Филиппов, а также В.Набоков в письме Гринбергу от 31 мая

1953 г.: «Обложка прелестная» (Набоковы Гринбергу I. С. 385). Забегая вперед, надо сказать, что после смены редактора изменилось и оформление. Дизайн обложки остальных шести номеров принадлежал художнице Александре Николаевне Прегель, и ее работа встречала иные отзывы. См., например, письмо Адамовича Чиннову от 4 мая

1955 г.: «В “Опытах”, действительно, самое скверное — обложка. Черт знает что, прейскурант какой-то, да и то захудалый! Но взгляните, “чьей работы” — и умолкните» (РО ИМЛИ. Фонд И.Чиннова6).

Литераторы второй волны в подавляющем большинстве сочли журнал старомодным. В.Завалишин заявил, что зарубежная литература «законсервирована в тех именах, с которыми эмигранты ушли из России после революции <...> веяния нового времени чужды “Опытам”» (Запись высказываний. С. 126). Б.А.Филиппов: «Для первого номера молодого журнала в нем слишком много “мертвецов” <...> “Опыты” пахнут довоенной эпохой — 1911 — 13-м годом!» (Запись высказываний. С. 126). С.Максимов: «В “Опытах” наблюдается большая редакторская культура. Однако материал не нов — Мандельштам 30-летней давности, Гиппиус — 10-летней, Поплавский — 20-летней» (Запись высказываний. С. 129). В.Терентьев: «Новых имен, кроме Кленовского, в журнале нет» (Запись высказываний.

С. 124). Пастухов был удивлен обвинениями в «архаичности»: «Это — недоразумение. “Опыты” — более передовые, чем в СССР, ближе к западному искусству (у Поплавского — корни французской литературы, сюрреализм, но с просветами). Это — современность, а не архаичность» (Запись высказываний. С. 131). Нетрудно заметить, что оппоненты вели речь о принципиально разных вещах. Тут ярче всего сказались разные установки и понимания новизны. Говоря о новых

именах, эмигранты второй волны подсознательно имели в виду прежде всего свое собственное поколение, в сущности, самих себя, а редакторы, которые были вовсе не против новых имен, не считали их писания выдерживающими довоенный уровень и не соглашались печатать эти произведения только на том основании, что они написаны новыми авторами. Писатели второй волны ратовали за расширение рамок — как в темах, так и в именах. А редакторы «Опытов» стремились в первую очередь если не повысить, то хотя бы сохранить качество.

А.Найденов предлагал «Опытам» начать печатать «молодых советских писателей», но «Опыты», как позже и «Воздушные пути», ограничивались тамиздатскими публикациями исключительно заслуженных авторов (Мандельштам, Ахматова, Пастернак), до молодых дело не дошло, расцвет «тамиздата» наступил несколько позже, в 70-е. Завалишин, соглашаясь с Найденовым, утверждал: «Расстояние между советской и эмигрантской литературой не так велико. Надо искать объединения между старой и новой литературой, как делает “Новый журнал”, а не отгораживаться от новых, как “Опыты”» (Запись высказываний. С. 130). В творчестве эмигрантов второй волны это расстояние и впрямь было практически незаметным, стилистически почти все они писали точно так же, как советские авторы, только с обратным политическим знаком. В.Пастухов в своем выступлении примирительно говорил, что «неуместно деление на “новых” и “старых” эмигрантов, т.к. “когда кто уехал — дело удачи”» (Запись высказываний. С. 126), но на самом деле разница в умонастроениях двух поколений была слишком велика, писатели второй волны, не говоря уже о молодых советских литераторах, так и не стали играть ведущую роль в «Опытах».

В ответе Гринберга оппонентам содержалась, в сущности, программа журнала: «Даже малоизвестные стихи Мандельштама стоило напечатать, чтобы показать уровень петербургского периода в русской литературе и задать тон отделу стихов в «Опытах». Вряд ли кто-нибудь скажет, что уровень поэтов, напечатавших свои стихи в “Опытах”, ниже петербургского <.> Характер отдела прозы в “Опытах” определяется бедностью нашей литературы. Художественной прозы нет! <.> “Опыты” показали хороший товар. Это — “послепетербургский период”! <.> “Опыты” — что-то живое, раз

они вызывают такие оживленные толки» (Запись высказываний.

С. 129).

Вскоре после устного обсуждения появились и другие печатные отзывы о новом издании. Юрий Терапиано в газетном обзоре счел, что «Опыты» — достойный «ответ на давно ощущавшуюся у нас потребность в литературном журнале <.> В 1-м выпуске выявилось литературное лицо этого журнала, его направленность и литературный уровень <.> несмотря на очень много верных и острых замечаний Г.Адамовича по поводу Достоевского, он все-таки прошел как-то мимо главного в Достоевском — его муки в поисках Бога, его стремления верить <.> “Ася” Головиной написана искусно, сходит в конце на довольно нелепый роман Аси с сербом из Югославии — каким-то героем уголовно-авантюрного романа <.> Переписка Н.Берберовой с Львом Лунцем не содержательна — как будто пародия на переписку Ходасевича с Горьким» (Терапиано Ю. По журналам // НРС. 1953. 19 июля. № 15058. С. 8).

Кирилл Померанцев подробно остановился на первом номере «Опытов», рассуждая в большой журнальной статье о неблагополучном состоянии современной литературы: «Чувство неблагополучия только усиливается от чтения недавно вышедшего в Нью-Йорке первого номера большого литературного журнала “Опыты”».

Самое знаменательное в «Опытах», это, пожалуй, редакционная статья <.> При чтении редакционной статьи мне показалось, что «Опыты» как бы стремятся изгнать из литературы все то, что так или иначе касается социально-политических моментов. Но как совершенно немыслима литература, подчиненная «соц. заказу», так совершенно невозможно в наше время большое литературное произведение, проходящее мимо социальных катастроф, захвативших человечество. Всякое творческое восприятие современного мира должно уже нести в себе «социальный» отпечаток, ибо социальное устроение человечества есть само по себе величайший творческий акт современности.

Очень характерна для «Опытов» статья В.Вейдле о европейской литературе. Автор задается вопросом, существует ли такая литература или нет, и сразу прибавляет, что на этот вопрос может быть дано два противоположных ответа. Это потому и происходит, что статья совершенно вырвана из действительности.

Христианство, наложившее свой отпечаток решительно на все, не может быть обойдено в таком вопросе, как вопрос о европейской литературе. Но о христианстве, о его влиянии на европейскую литературу в статье Вейдле нет ни одного слова.

Вполне естественно, прежде чем ставить вопрос о существовании европейской литературы, задаться вопросом: какими импульсами и проблемами живет в настоящее время европейско-американское человечество. Тогда сам собой появится и ответ, потому что литература как раз и является этим ответом, т.е. отображением того, чем именно живет человечество.

В наше время религиозные бури утихли, им на смену пришли бури социальные. Поэтому и подлинно европейской литературой будет та литература, которая эти бури отобразит и творчески преобразит.

«Комментарии» Г.Адамовича как будто немного отклоняются от генеральной линии журнала и несут на себе, я бы сказал, отпечаток «интеллигентского соц. заказа».

И если статья Вейдле находится вне времени и пространства, то «Комментарии» всецело принадлежат дореволюционному времени и пространству.

<...> Я нарочно остановился на статьях Вейдле и Адамовича, они являются тем, что «дает тон» «Опытам», журналу, претендующему на «литературное лицо». Как раз статья Вейдле не имеет никакого лица, а статья Адамовича — потертую маску конца XIX века.

Человек уже не живет, как это было еще в прошлом веке, раскрытием своей личности через отношение к другой человеческой личности, но через отношение к человеческому обществу» (Померанцев К. Зарубежная литература и современность // Возрождение. 1953. [Ноябрь-декабрь]. № 30. С. 170-174).

Помимо этих развернутых рецензий «Опытам» в эмигрантской печати были посвящены еще несколько небольших заметок. Одна из них появилась 3 июля 1953 г. в парижской «Русской мысли» за подписью «З. О. Ил.». Другая принадлежала перу Игоря Чиннова и была вынужденно безоценочной (За свободу (Мюнхен). 1953. 28 июля. Подп.: И. В.). Любопытную деталь ее появления на свете Адамович сообщил Бахраху в письме от 29 июля 1953 г.: «Чиннов (по рассказу Гринберга) хотел написать в какой-то мюнхенской русской газетке статью об “Опытах”. Ему поставили условием: ни слова об Адамовиче

и Вейдле. Первое — в порядке вещей, но второе? Вероятно, это уже результат тамошней склоки» (BAR. Bacherac Coll.).

Не менее бурно первый номер нового издания обсуждался и в частной переписке. Ознакомившись с вышедшей книгой, Адамович писал Червинской 13 июля 1953 г.: «“Опыты” я прочел полностью. Hors concours7, конечно, Поплавский: головой выше всего (о “присутствующих” и вообще о стихах речи нет. Ваши стихи очень хорошие, и еще — неожиданно — Терапиано). Головина, конечно, очень мила, но рядом с П<оплавским> c’est rien8, и вообще это усовершенствованная Тэффи. Поплавский местами головокружителен, и надо быть ослом, чтобы этого не чувствовать, даже если это и не нравится» (BAR. Adamovich Coll.).

С негативным отзывом о журнале старого газетного волка

А.А.Полякова Адамович спорить не стал, но в качестве примеров в письме 17 июля 1953 г. привел лишь то, что ему самому в первой книге не очень понравилось: «Насчет “Опытов” я с Вами согласен. Дилетантизм — повсюду, особенно в “смеси”, которая журнал, в сущности, характеризует. Мемуары Ninon — с рук сошли бы, если бы не совершенно вздорные письма Лунца, которого никто не помнит. Я этого Лунца хорошо знал. Был он милый и неглупый мальчик. Она, вероятно, прельстилась тем, что был он к ней явно неравнодушен. Еще ерунду поместил Ремизов. Бунин все собирается о нем написать и вывести его на чистую воду. В Ремизове действительно сидит графоман, хотя и талантливый» (BAR. Poliakov Coll.).

Однако в письмах к своим сверстникам Адамович защищал «Опыты» гораздо более горячо. Отвечая Чиннову 23 июля 1953 г., он писал: «С Вашим разбором “Опытов” я в общем согласен. Но только в общем. Никак не могу согласиться с “ценностью” того, что написал Ремизов: это — глупая чепуха, с претензией и хитростями. В Ремизове есть две стороны: одна — страстная, злая, страдальческая, и другая — умиленно-блаженно-приторная. На этот раз он оказался во второй полосе, et c’est a vomir. Конечно, лучше всего в “Опытах” — Поплав-ский. Это черновик, со всякими срывами, но это гениальноталантливо, и никто сейчас на этом уровне писать не способен. Сирин более блестящ, но куда же больше “литература”, и даже машина какая-то. Я все хочу о П.<оплавском> написать в газете статейку, п.<отому> что дураки продолжают считать его модной парижской ладушкой, а на деле — была среди нас звезда, которую мы не совсем

при жизни оценили (хотя все-таки все знали, что он головой выше других sans exception младших и старших). Головина очень мила, но рядом - смешно ее читать, а Савин внутренне вульгарен, и хотя не плохо, м.б., но ужасный “моветон”. А вот стихи: кто это Булкин? Как могли его напечатать? Это пятно на всем журнале, по глупости и малограмотности. О Оцупе — помолчим. Он, очевидно, умрет гимназистом» (РО ИМЛИ. Фонд И.Чиннова).

Не согласился Адамович и с отзывом Бахраха, возразив ему в письме от 28 июля 1953 г.: «Насчет “Опытов” — Вы не совсем справедливы. Как часто бывает (и со мной, конечно), Вы поддались инстинктивному недоброжелательству к делу, которое возникло без Вас. Когда возвращаешься в город, где люди живут без тебя, тоже морщишься: и что они тут какими-то глупостями заняты! C’est tres hu-main, et c’est a peu pres inevitable <Это очень по-человечески и почти неизбежно — фр.>9. “Опыты” отдают дилетантизмом, но не лишены свежести по сравнению с “Нов<ым> журналом”. Помимо всего, там есть Поплавский, который почти гениально-талантлив в каждой фразе. Я читал и ахал: не то что “хорошо” в бунинском смысле, а как-то необыкновенно, будто действительно был среди нас Рембо и исчез. A part cela, Вы не оценили все глубокомыслие “Комментариев”. Из простой вежливости следовало бы добавить к Вашему разносу “Опытов” два слова адресату-автору. Кстати, только что неожиданно получил от Гласберга письмецо с комплиментами по поводу них» (BAR. Bacherac Coll.).

В.Злобин в письме к Гринбергу от 1 августа 1953: «№ 1 “Опытов” получил. Прекрасно издано. Но хромает отдел прозы. Статья Иваска о “Рифме” (и обо мне) очень интересна. Он несомненный критик, а не поэт... Стихи талантливы все, но ни одно не утоляет, даже Георгия Иванова, приемы которого мне слишком хорошо известны. Думаю, что журнал необходим и желаю ему успеха и надеюсь, что впоследствии он будет выходить чаще» (Набоковы — Гринбергу I. C. 386).

В.Набоков, напротив, остался очень недоволен появлением в «Опытах» публикаций Ю.Иваска и Н.Оцупа и на правах старого приятеля трижды повторил Гринбергу 31 мая 1953 г: «Иваску нельзя к журналам и подпускать <...> Стихи Кленовского очень милы и мила Головина. Трогательны письма Лунца. Убери Оцупа и Иваска. <...> Оцупа вон, Иваску вон, корректора вон» (Набоковы — Гринбергу I.

C. 385). Четыре дня спустя, в письме от 3 августа 1953 г. он еще раз повторил: «Помни: никаких Оцупасков» (Набоковы — Гринбергу I.

C. 389).

Уже осенью, когда первые страсти отгорели, Адамович писал В.Яновскому 10 октября 1953 г., как бы подводя итоги полемики: «А об “Опытах” — что же, журнал не плохой, и дай ему Бог многие лета! Чуть-чуть снобический, но, как противоядие дипийской кислой капусте, это полезно» (BAR. Yanovsky Coll.).

2 номер

Той же осенью вышел из печати второй номер «Опытов», о котором критики отозвались без похвалы. Наиболее обстоятельная и одновременно наиболее критическая рецензия вновь принадлежала Аронсону. Нетрадиционное расположение материалов по отделам, т.е. именно то, чего добивался от журнала Гринберг, вызвало у Аронсона наибольшее недоумение: «В отделе “Проза” помещена беллетристика, отдел “Критика” обнимает ряд жанров — философию, размышления о кинематографе и художественные образы Чехова и Гоголя, под пером Б.Зайцева и А.Ремизова приближающиеся скорее к жанру романсированных биографий, чем к литературной критике. Близкая к критике работа В.Ледницкого отнесена к воспоминаниям. Отсутствие устойчивого критерия в планировании материала, вероятно, объясняется новизной предприятия». Безоговорочно одобрил Аронсон лишь «Мелочи о Горьком» Ю .Анненкова: «Это, может быть, самые живые, занимательные страницы в книге». Все остальное в той или иной степени его неудовлетворило: «Центральной и наиболее значительной статьей в “Опытах” является работа В.Вейдле под громоздким названием “Об иллюзорности эстетики и о жизненной полноте искусства” <...> Статья Степуна “Кино и театр” посвящена духовной ограниченности кинематографа. Автор придал этой проблеме больше внешний блеск, нежели что-нибудь новое по содержанию <...> Статья Ю.Иваска о поэзии Клюева возвращает нас к литературе. Статья дает анализ основных мотивов творчества Клюева, но в какой-то мере двусмысленна там, где она как бы навязывает поэту не только хлыстовство, но и гомосексуалистские тенденции. К тому же порой небрежность или нарочитость выражений. <Ю Марголин> открывает уже давно открытую Америку и впадает поэтому порой в тривиаль-

ность» (Аронсон Г. «Опыты». Книга вторая II Новое русское слово. 1953. 15 ноября. № 15177. С. 8).

22 ноября 1953 г. Терапиано писал Маркову: «Только что получил 34 книгу “Н<ового> ж<урнала>” и “Опыты”. М.б. на фоне других — Елагинское первое стихотворение талантливо. (Второе — из рук вон плохо, какое-то панибратство с судьбой человека по смерти). Елагин все-таки вспомнил о совести — постараюсь намекнуть ему на “совесть” в смысле отношения к внешней красивости, к “треску, блеску и ярким образам”, которыми он так соблазняется. Стихотворения Анстей (в “Опытах”) напоминают стихи киевских поэтов времен моей молодости: “почти как в Петербурге”... Ее грех — недостаток вкуса. Но все же у нее есть “свое”. Если она молода и способна понять разницу между “стихотворчеством” и поэзией, она может стать поэтом. Как жаль, что ни с Елагиным, ни с Анстей нельзя поговорить о “деле поэта”. <...> Говоря о других стихах (кроме Чиннова), помещенных в последних выпусках журналов, нужно сделать оговорку: ради Бога, не судите по ним о “парижской поэзии” — выбрали г.г. редакторы второстепенное, а то и третьестепенное! Ужас! Хочется как следует “разнести” на сей раз !стихотворные отделы»» (Терапиано — Маркову. С. 248).

Зато материалами «Опытов» заинтересовался престижный американский журнал «The Partisan review», о чем Гринберг не преминул похвастаться Набокову 20 марта 1954 г.: «У нас случилась небольшая удача! «Партизан ревью» купила у нас статью Степуна из № 2 ОПЫТОВ. Для него чистый барыш — для нас сам понимай!» (Набоковы — Гринбергу II. С. 513).

З номер

Вышедший весной 1954 г. третий номер «Опытов» вновь не принес редакции критических лавров. В «Новом русском слове» о журнале, как всегда, отозвался Аронсон и, как всегда, негативной рецензией: «В отчетной книге “Опытов” почему-то нет ни одного стихотворения <. > В отделе литературной критики очень интересна, своевременна и значительна статья В.Вейдле “На смерть Бунина” <...> “Комментарии” Г.Адамовича, посвященные частично литературе и сосредоточенные на размышлениях политического характера, — не все равноценно интересны. В сущности, все это больше постанов-

ка вопросов, чем ответов <...> “Вокруг Есенина” Ю.Анненкова оставляет двойственное впечатление. Талантливо, своеобразно, бойко,

— даже слишком бойко. Но в то же время какой временами развязный и озорной стиль, и как мало оглядки на читателя. <...> Заметка

В.Франка “Политический фольклор” и письмо человека из народа о Сталине, которое автор считает “человеческим документом огромной силы”, — на мой взгляд, мало любопытны. <...> Заканчивается книга анкетой, проводимой редакцией среди иностранных писателей. Ответы писателей на довольно странно формулированные вопросы (например, было ли влияние Толстого или Достоевского “разрушительным или благотворным”) являются отписками. И комментарии к ответам необычны: например, поэт Оден характеризуется как “создатель до него образцов совершенно новых сплавов прозопоэтических речений”. Сказано претенциозно, но бессодержательно». Больше всего Аронсон был возмущен рецензией Гринберга на книгу Валентинова «Встречи с Лениным»: «Многое в последней рецензии просто поражает. От Ленина может отталкивать его диктаторская и аморальная сущность, но писать о “постном, пресном языке” Ленина, о его “сером невежестве”, о том, что “русский народ был для него чужим” и что в Ленине было “много прусского”, — значит, на мой взгляд, иметь самое превратное представление о Ленине» (Аронсон Г. Опыты. Книга третья // Новое русское слово. 1954. 18 апреля. № 15331. С. 8).

Адамович в письмах друзьям был более снисходителен, хотя и тут не обошлось без шпилек. 8 мая 1954 г. он писал В.Н.Буниной: «Сейчас читал статью Вейдле о И.<ване> А<лексееви>че (в “Опытах”). Хорошо и верно, но как-то косноязычно в начале, и чуть-чуть слишком “шикарно” под самый конец. Но par le temps qui court10

— Вейдле все-таки надо ценить» (Leeds. MSS. 1067). Почти дословно

повторил это суждение Адамович и в письме А.А.Полякову 8 мая

1954 г.: «Статья Вейдле действительно отличная: согласен (в

“Опытах”). Чуть-чуть только слишком косноязычно в начале, чуть-чуть слишком шикарно, “под занавес” в конце. Но это уж — мои придирки, я не люблю его манеры писать, но мысль у него есть всегда. Зато вот в Сирине на этот раз есть что-то несносное. Я не читал, только просмотрел — но все его штучки, выверты и парадоксы меня раздражают. При всем блеске в конце концов получается почти что “моветон”» (BAR. Poliakov Coll.).

Через несколько дней, 12 мая 1954 г. Адамович написал Чинно -ву: «Третий номер лучше предыдущих. Вейдле хорошо написал о Бунине, а Варшавский меня всегда трогает своим простодушием, беспомощностью и отсутствием всякой лжи. Набоков в сто раз даровитее, но его нельзя читать после Варшавского, “воняет литературой” с первой фразы. Кстати о фразах: если номер может быть одной фразой испорчен, то это случилось с последней фразой Анненкова в статье о Есенине. Моветон самый явный. Я не против девушек, но против того, чтобы так о них писать» (РО ИМЛИ. Фонд И.Чиннова). Еще неделю спустя, 19 мая 1954 г., Адамович сообщил Червинской: «Получил “Опыты” с рассказом Жени. Очень странный рассказ (по замыслу похожий на Яновского), но и очень трудный, т.е. трудно было бы хорошо его написать. Если Вы читали, напишите, что Вы об этом oeuvr^11 думаете. Зато Варшавский прелестен и трогателен, хотя изобразил Рейзини столь портретно, что тот должен бы его убить, несмотря на смягчающий обиду конец» (BAR. Adamovich Coll.).

Смена редакторов

Уже после выхода второго номера Пастухов жаловался Иваску на издательницу: «Вообще мне “Опыты” надоели. Р.Н.Г. не сходится с М.С.Ц., и я должен быть вечно передаточной инстанцией. Получить деньги от Р.Н.Г. на “Опыты” было очень трудно, а М.С.Ц. на них разорилась. Номер 3-й, я думаю, будет последним (впрочем, я думаю, если М.С.Ц. отойдет, то Р.Н.Г. даст деньги в достаточном количестве)» (Amherst. Yurii Ivask Papers).

Слухи о том, что новое издание прекратится на третьем номере, распространились очень быстро, вызвав самую разную реакцию.

Терапиано в письме Маркову от 3 апреля 1954 г. сожалел о них: «Хотя “Опыты” велись из рук вон плохо, все же жаль, если они прекратятся. Здесь возник план нового издания, посвященного исключительно поэзии — “стихи и о стихах”, есть уже 1/2 нужной суммы, но удастся ли? — еще не знаю» (Терапиано — Маркову. С. 254).

Адамович писал Чиннову 12 мая 1954 г.: «Вы мне сообщили, что “Опыты” кончились. Я написал Гринбергу — вопрос и сожаление, если это действительно так. Получил от него пространное заверение,

что это клевета, происки врагов, а “Опыты” вечны» (РО ИМЛИ. Фонд И.Чиннова).

Однако уже через несколько месяцев ситуация резко изменилась, и 20 сентября 1954 г. издательница сообщила Гринбергу: «Дорогой Роман Николаевич! Довожу до Вашего сведения, что я намерена издавать “Опыты” в другом составе редакции. Всего лучшего. Мария Цетлина» (Набоковы — Гринбергу II. С. 511).

Весть об этом немедленно разнеслась по всем уголкам литературной эмиграции.

17 октября 1954 г. Адамович писал Бахраху: «Да, литературная новость: “Опыты” будут, но Гринберг их бросил, и Цетлинша пригласила в редакторы Иваска. Он мне написал с просьбой рекомендовать сотрудников. Вот Вам случай вступить в это сверхутонченное общество и написать что-нибудь изысканно-задумчивое!» (BAR. Coll Bacherac).

Двумя неделями позже, 1 ноября 1954 г., о том же написал Бахраху Алданов, изложив свою версию событий: «Об “Опытах” Вы верно знаете: Гринберг ушел — из-за денежного расхождения с Марьей Самойловной, Пастухов тоже ушел, теперь редактор Иваск» (BAR. Coll Bacherac).

Сложив с себя редакторские обязанности, Пастухов с облегчением написал Иваску: «Я приветствую Вас как издателя “Опытов”. С Романом я остался в дружбе и устроил так, что он ушел ни на кого не обиженный. Я тоже временно отстраняюсь формально (так нужно для дипломатии с моим коллегой) и для мирных отношений между прежней и будущей редакцией» (Amherst. Yurii Ivask Papers).

Гаданий о том, каким станет издание при новом редакторе, в литературных кругах было много. 4 января 1955 г. Терапиано писал Маркову: «Я слышал, что Иваск, для того чтобы спасти и оживить “О<пыты>”, решил сделать ставку на “новую эмиграцию”. Слух, как всегда, верен, вероятно, на столько-то %, но нет дыма без огня. Зная Иваска только по статьям в “Н<овом> р<усском> с<лове>” и по “Антологии”, не уверен, что он справится с задачей — сделать из “О<пытов>” передовой журнал — увидим. <...> “О<пыты>”, вероятно, долго не проживут. Во всяком случае — погибнут раньше, чем создастся новая “атмосфера”, если она еще раз может создаться» (Терапиано — Маркову. С. 266—267).

Однако и новому редактору пришлось с издательницей нелегко. Уже к осени 1956 г., выпустив за своей подписью всего лишь три номера, Иваск начал подумывать о том, чтобы оставить редакторство. 9 ноября 1956 г. Адамович писал ему из Манчестера: «Совсем не рад, что Вы собираетесь бросать “Опыты”. Издатели — все и всегда, почти без исключения, — вмешиваются в редакторские дела. Сказать “оставьте меня в покое” — можно, но может это кончиться и прекращением издания. Я бы на Вашем месте сказал: “Дайте общие директивы, объясните, чего Вы хотите — и не вмешивайтесь в детали”. М<ария> С<амойловна>, между нами, человек недалекий, но, понятно, ей хочется “играть роль”. Иначе зачем ей “Опыты”? Надо лавировать, изворачиваться, чтобы журнал сохранить. Кому Вы можете его передать? По-моему, некому. (Биска я совсем не знаю)» (Amherst. Yurii Ivask Papers). В тот раз все благополучно уладилось, и уже 18 ноября 1956 г. Адамович писал Иваску: «Очень рад, что Вы остаетесь на своем посту и продолжаете свое служение издательнице и России. Я понимаю, что пост Ваш — не из легких» (Amherst. Yurii Ivask Papers). На протяжении всего времени редакторства Иваска Адамовичу приходилось утешать его и уговаривать продолжать работу: «“Опыты” делают дело нужное. Доказательство — то раздражение, которое они возбуждают у людей, без всякого права и приглашения забравшихся в литературу. Я уверен, что рано или поздно это будет признано» (из письма Адамовича Иваску от 29 ноября 1956 г. II Amherst. Yurii Ivask Papers).

4 номер

Четвертый номер «Опытов» вышел под редакцией Юрия Иваска весной 1955 г. На обновленное издание в печати появилось несколько больших рецензий. Самым первым опять откликнулся Аронсон, и на этот раз относительно благосклонно: «Книга четвертая литературного журнала “Опыты” вышла в свет сейчас после некоторого перерыва под новой редакцией Ю.П.Иваска, вышла в уменьшенном формате и размере: вместо 200 страниц всего 110. О такой небольшой тетради очень трудно вести “большой разговор”.

В отделе статей на первом месте отметим умную и интересную статью Г. Адамовича о “парижской ноте” в русской поэзии <...> Как

всегда, встречаются у автора меткие и острые определения, порой спорные и парадоксальные. <...>

Статья В.Варшавского о Поплавском и Набокове представляет собою отрывок из подготовленной к печати книги. Она хорошо написана, ставит интересные вопросы. По существу же она выдвигает тезис довольно спорный. Вл.Варшавский считает главной, определяющей чертой творчества эмигрантских писателей — искренность. Он говорит: жаль, что им не удалось создать сколько-нибудь значительных художественных произведений, но они ни в каком случае не “ фальшивомонетчики”. Признаюсь, этот критерий — степень искренности писательской работы, элементарный сам по себе, — весьма уместен под пятой советской диктатуры, для скованной мысли, лишенной свободы, — но в условиях западной жизни он совсем неутешителен. То, что пишет автор о Набокове, интересно, даже замечание об его волшебном престидижитаторстве, но почему надо было возвращаться к старому роману “Приглашение на казнь”?

<...> письма, под которые отведено свыше 10 станиц, — вызывают недоумение: они недостаточно значительны, как человеческий документ, — хотя драматическая судьба 23-летнего Галя естественно вызывает сочувствие.

Редактор журнала Ю.Иваск обширно представлен в отчетной книге, в разных отделах, но все в беглом и мимолетном виде, в заметках на случайные темы <...> Остры и верны замечания против “клюевщины”, но в защиту лирической сердцевины Клюева». Отметил рецензент также «афоризмы покойного К.Гершельмана, отдающие дань религиозному эстетизму» (Аронсон Г. «Опыты». Книга 4 // Новое русское слово. 1955. 1 мая. № 15709. С. 8).

Вслед за рецензией Аронсона в том же «Новом русском слове» была опубликована статья Адамовича, который решил, что пора самому взяться за перо. 7 июня 1955 г. он сообщил об этом

А.А.Полякову: «Послал вчера статью об “Опытах”. Вы, как до меня дошли слухи, их недолюбливаете, но журнал стоит того, чтобы его поддержать, как впрочем теперь стоит и надо поддерживать все то немногое, что у нас осталось» (BAR. Poliakov Coll.).

В своей статье Адамович, в частности, писал: «“Опыты”, по-видимому, выбрали линию отстаивания того, чему угрожает опасность. Журнал узкий и нужный: употребляю слово “узкий” не как упрек, а как характеристику, считая, что при всем своем задании он в

наши дни другим и быть не может. Отнюдь не боевой журнал <...> а скорей созерцательный, мечтательный, тихий, не без налета “непротивления злу”, но внутренне твердый. Не от нового ли редактора и эти новые, ясно обнаружившиеся его черты? Принадлежа к тем, кто давно уже внимательно следит за литературной деятельностью Юрия Иваска, я все более убеждаюсь, как при обманчивой зыбкости слов и мыслей много в ней именно твердости, не говоря уже о своеобразии. Если в конце концов и захлестнет нас мутная волна, несущая “научно-прогрессивный взгляд на жизнь”, Иваск, вероятно, оказался бы в числе последних, кто ей уступит. Уступка, измена была бы для него духовным самоубийством. <...>

Письма Ю.Галя <...> замечательны как свидетельство того, что и в теперешней России уцелели люди, совсем еще молодые, ни на иоту не поддавшиеся умственному очерствению, сознательно тянущиеся к тому, что там осмеяно. Несколько больше у меня сомнений насчет заметок К.Гершельмана “О Царстве Божием”, интересных, порой глубоких, но безапелляционных по складу. <...> Поэма Маркова — вещь сама по себе для “Опытов” не столь характерная, но достойная того, чтобы на ней остановиться. В ней есть кое-что от Хлебникова и довольно много от Агнивцева или другого поставщика стихотворных лубков. Дисгармония стилей мучительна, а все-таки настоящее дарование дает себя знать повсюду, даже в срывах. <...>

Журнал продолжает дело, начатое в нашей литературе больше полвека назад “Миром искусства”, хотя и без вызывающеэстетического, дягилевского душка. С тех пор изменений произошло столько, что хватило бы на пять столетий: цели стали менее ясны, обстоятельства безмерно усложнились, новым Мережковским как будто не о чем спорить с новыми Скабичевскими... Но дело осталось, и хорошо, что находятся люди, его продолжающие» (Адамович Георгий. Несколько слов о журнале «Опыты» // Новое русское слово. 1955. 19 июня. № 15758. С. 8).

Через месяц газета еще раз вернулась к той же теме. Отзыв Терапиано почти целиком был посвящен статье Гершельмана «О царстве Божием»:

«Трудно представить себе, кроме “Опытов”, какой-нибудь другой из современных журналов, где могла бы появиться статья, подобная статье Гершельмана “О царстве Божием” <...> Гершельману

не удалось до конца продержаться на одном и том же уровне, к концу статьи его внутренний слух и его “музыка” ослабевают <...>

Из прежних молодых эмигрантских авторов вспоминается Б.Поплавский, столь не похожий на Гершельмана, столь отличный от него поэт — и в то же время связанный с ним подобной же тоской по Царствию Божию и верой, что только любовное отношение человека к человеку может преобразить жизнь <.>

В том же 4-м выпуске “Опытов” случайно оказалась еще одна “встреча” прошлого с настоящим — на этот раз в области поэзии: “человека оттуда”, молодого поэта Юрия Галя, с одним из утонченнейших парижских поэтов, Ан. Штейгером.

Два различных периода зарубежной поэтической атмосферы как бы скрестились в “письмах Ю.Галя”. Эти письма, быть может, по настоящему интересны только поэтам и очень ограниченному кругу читателей, но в то же время такие встречи поддерживают преемственность петербургско-парижской традиции» (Терапиано Ю. Гер-шельман. «О царстве Божием» II Новое русское слово. 1955. 10 июля.

С. 8).

5 номер

О пятом номере «Опытов» Терапиано написал обстоятельную статью, из которой имеет смысл привести большие фрагменты: «Недавно, говоря об “Опытах”, я поправил моего собеседника-литератора, который, видимо, по ассоциации, назвал “Опыты” “Числами”, но через несколько минут сам сделал такую же ошибку.

Мне кажется, ассоциация наша относится не только к чисто внешней причине. Хотя по своему объему, количеству сотрудников, а порой и качеству материала, “Опытам” конечно, было бы не под силу конкурировать с “Числами”, журналом эпохи расцвета новой зарубежной литературы, тем не менее, в чем-то очень существенном этот новый журнал походит на “Числа”.

В “Опытах” есть та же самая обращенность вперед, в будущее, та же воля прислушиваться к новому, те же поиски и предвидения, та же воля закрепить облик сегодняшнего литературного дня, а отнюдь не “охранять прежние культурные ценности”. Да и самое понятие этих, столь дорогих сердцам многих “отцов” и “старших братьев”

“культурных ценностей”, в “Опытах”, как и в “Числах”, взято под сомнение, под проверку.

<...> “Опыты” как будто и не стремятся стать подобной витриной модного товара <...> У них, мне кажется, есть другая цель — “делать литературу”, как в довоенное время, “ноту” сегодняшнего дня, определить свои “да” и “нет”, т.е. быть настоящим литературным явлением.

Пять книг, вышедших за все время существования журнала, — не так много, но все-таки кое-что из напечатанного в этих четырех предшествующих книгах запомнилось, а это хороший признак.

“Опыты”, особенно после первого выпуска, как полагается, кое-где встретили бранью, — это тоже хороший признак. <...>

Так или иначе, только в “Опытах”, например, могли быть напечатаны главы из романа Бориса Поплавского “Аполлон Безобразов”, по своему уровню, по дарованию, по своей музыке превосходящие уровень большинства современных прозаических произведений, однотонных, серых и плоских. <...>

Спорный вопрос — законно или не законно наше любопытствующее отношение к интимной жизни умерших поэтов и нужно ли, как поступил Кирилл Вильчковский, опубликовывать “Переписку Марины Цветаевой с Анатолием Штейгером”?

Эти письма по своему литературному качеству и по качеству состояния души автора, Марины Цветаевой, являются, пожалуй, самым острым явлением в отчетной книге “Опытов” и в то же время в какой-то мере нескромным. Во-первых, утверждение К.Вильчковского, что это “нечаянное литературное произведение (то есть письма) на мой взгляд лучшее из прозаических вещей Цветаевой” не совсем убедительно <...> А “роман в письмах” <...> все-таки

— прежде всего — плод недоразумения. <. > от срыва спасает не “серьезность” Цветаевой и ее неспособность снизиться в план комедийный, а мудрое молчание Штейгера, который ни в 1936 г., ни потом, никому, даже самым своим ближайшим друзьям, словом не обмолвился об этом “случае”. <...>

Поэтической зоркости, умения чувствовать то новое, что как раз внес в послереволюционную зарубежную поэзию Штейгер, в своих письмах Цветаева тоже не обнаружила. — “Спасибо за тетрадь о прадеде. Орел был! Я бы за такого прадеда — дорого дала и много из него сделала. Напишите о нем: его”. Цветаева в это время знала уже

по сборнику стихов “Неблагодарность” стиль Штейгера: трудно придумать более неподходящее предложение именно для Штейгера, органически неспособного на «треск и грохот» и на воспевание каких-либо героев.

В одном из более поздних писем Цветаева так определяет стиль Штейгера: — “Почему Ваши письма настолько лучше Ваших стихов? Почему в письмах Вы богатый (сильный), а в стихах — бедный? Точно Вы нарочно изгоняете из своих стихов всего себя, все свое своеобразие — хотя бы своей беды, чтобы дать вообще — беду, общую беду: бедность”. Цветаева, видимо, не поняла, что именно эта “бедность”, отказ от всего громкого, отдающего литературой, и составляла “золотой запас” в поэзии Штейгера» (Терапиано Ю. «Опыты» Книга V // Русская мысль. 1956. 28 января).

Отправив статью в редакцию, Терапиано сообщил Маркову

24 января 1956 г.: «Написал я об “О<пытах>” — и о письмах Цветаевой к Ш<тейгеру>. Удивительно то, что Ш<тейгер> никому даже из ближайших друзей не сказал о переписке. В отношении же стиля Ш<тейгера> и того, что он внес, — в смысле манеры, в смысле отношения к делу поэта, — Цветаева не поняла ничего и рекомендовала ему писать о герое-предке и “яркие” стихи — это-то — Штейгеру!» (Терапиано — Маркову. С. 285—286).

Аронсон, вопреки обыкновению, был на этот раз в своей рецензии скромен, отметил «парадоксально-затейливую работу Влад. Маркова “О поэтах и зверях”», а также «Письма из дома» Г.Андреева как «хорошо написанный и трогательный эпизод, интересный тем, где он имеет место быть, а именно: в концлагере, на Соловках», и даже о романе Поплавского отозвался благосклоннее: «Новые главы много выигрывают, в сравнении с до сих пор опубликованными: в них много поэзии, образы и пейзажи выписаны с очаровательной простотой». Лишь о стихах номера он не нашел доброго слова, заявив, что «они в общем оставляют холодными» (Аронсон Г. «Опыты», книга пятая // Новое русское слово. 1956. 29 января). Более того, 31 января 1956 г. Цетлина писала Иваску: «Ко вчерашнему письму по поводу г. Аронсона: В.С.Варшавский мне сообщил вчера вечером со слов г. Аронсона, что в его рецензии пропущен большой кусок, где он восхваляет Вас и “Опыты” и что он по этому поводу поместит письмо в редакцию газеты!!!» (Amherst. Yurii Ivask Papers). На следующий день Цетлина еще раз написала об этом Иваску, теперь уже без восклица-

тельных знаков: «Сегодня (2I1I56) появилась поправка к статье Аронсона — сплошное и отвратительное безобразие» (Amherst. Yurii Ivask Papers).

Новые главы романа Поплавского, однако, пришлись по вкусу далеко не всем. 17 марта 1956 г. Адамович писал Чиннову: «Крайне не согласен с Вами насчет Поплавского в “Опытах”: во-первых, хороший писатель никогда не пишет плохо, а во-вторых, — это замечательная вещь, сдержанно-глубокая, без обычной поплавской размашистости и подвывания. Перечитайте! Не могу поверить, что Вы ничего в этом отрывке не найдете. Зато не только согласен, но вдесятеро бы усилил то, что Вы пишете о Цветаевой и ее посланиях Штейгеру. Такого глупого и жалкого бабьего вздора я давно не читал, хотя Иваск и уверяет, что это все оттого, что я-де “не понимаю”. Нечего понимать, сплошной позор и “нарциссическая” чепуха! А этот болван Елита пишет в предисловии, что это — лучшее, что Цветаева “создала”. Будь я редактором, ни за что бы всего этого не напечатал. Я сейчас en plein в Малларме (мне нужно это для балета) и, м.б., потому я и возмутился особенно Цветаевой: переход по человеческой тональности слишком уж резок. Впрочем, по этому нельзя судить» (РО ИМЛИ. Фонд И.Чиннова).

б номер

Шестой номер «Опытов», появившийся в мае 1956 г., вызвал самый громкий скандал за всю историю издания, причем по довольно неожиданному поводу12. Наибольшее возмущение старшего поколения «общественников» вызвало употребленное Поплавским в романе слово «пенис», а также два пассажа Маркова, в одном из которых он задел Е.Кускову: «Г-жа Кускова (которую в свое время воспел Маяковский), в ходе дискуссии высказалась на тему, почему-то до сих пор очень популярную в некоторых окололитературных кругах — о “понятной” и “непонятной” поэзии. Пример был взят из той же многострадальной Цветаевой — стихи совершенно понятные, даже ребенку, и вдобавок еще очень хорошие. Я их не знал и пользуюсь случаем поблагодарить Кускову за информацию»; во втором — Чернышевского и вместе с ним всю «общественность»: «Глава о Чернышевском в “Даре” Набокова — роскошь! Пусть это несправедливо, но

все ведь заждались хорошей оплеухи “общественной” России» (Марков В. Заметки на полях II Опыты. 1956. № 6. С. 62—66).

Первые отзывы на шестой номер были вполне безмятежными. Сразу по появлению журнала, еще до того как скандал набрал обороты, появилась рецензия Адамовича: «“Опыты” продолжают выходить, продолжают делать нужное дело. <...> Они не претендуют на то, чтобы представить все оттенки нашего здешнего литературного спектра. Как бы ни изменилась обстановка по сравнению с тем, что было в России до революции, как бы ни стали шатки и условны подобные разделения, “Опыты” стремятся продолжать традицию “модернистическую” — “ренессансную”, по Бердяеву, — и в силу этого суживают свою программу. В недавно вышедшей своей книге В.В.Вейдле остроумно говорит о двух различных линиях русской культуры — вертикальной и горизонтальной, несомненно, редакция “Опытов” чувствует склонность к вертикальности, между тем как “Новый журнал” отстаивает представление о линиях параллельных, с напоминающей Лобачевского надеждой, что когда-нибудь могут они и сойтись.

Не все номера “Опытов” равноценны, не все одинаково интересны. Но в каждом чувствуется отказ свернуть с избранного пути

<...>

Отрывок из романа Поплавского “Аполлон Безобразов” — явно черновик, торопливый, скомканный, с грубоватыми эффектами и ужасами в леонидо-андреевском жанре. Стоило ли его обнародовать? Да — если считать, что уже наступило время для изучения всего, что оставил после себя этот даровитейший писатель. Вместе с тем это, однако, — козырь в руки людей, довольно еще многочисленных, которые утверждают, что Поплавский непомерно раздут и что посмертная слава его — результат кружковщины <...>

“Заметки на полях” В.Маркова меня озадачили. Из авторов, появившихся в нашей печати после войны, это один из тех, с которым связаны большие надежды. Но до чего он боек, небрежно поверхностен, многословен с налетом “легкости в мыслях необыкновенной”. В его коротеньких заметках кое-что остроумно. Удивляет, однако, самая мысль эти заметки представить на суд читателей: это — будто крохи с некоего роскошного стола. А в данном случае никакого стола еще нет» (Адамович Георгий. «Опыты» II Новое русское слово. 1956. 3 июня. № 15681. С. 8).

6 июня 1956 г. Терапиано писал Маркову: «Получил новые “Опыты”. Бунин в письмах — “как живой”, очень для него типичный тон, Иваск правильно написал о Ваших “воспоминаниях” в “Н<овом> ж<урнале>”, интересен спор А<дамовича> и И<васка> о будущей России — кто из них окажется “прав”, но вероятно, прав будет А<дамович> и Россия все-таки что-либо явит Западу, а не наоборот, по Иваску. Религиозная часть “Комментариев” А<дамовича> написана хорошо, но сомненья его — не очень уж страшные, бывают более трудные вопросы в плане: “не могу”, а “на небо — и одежда?” — даже наивно. Вероятно, и Достоевский за “непротивление злу” кулаком бы по столу стукнул. В “Заметках на полях” Вы очень вовремя напомнили о фальшивости термина “музыка” (и я, для которого музыкальной музыки нет, лишенный слуха, покраснел), которым так злоупотребляют гг. критики. Но что же делать, как иначе сказать о том, что “звучит внутри”, хотя с музыкальной музыкой и не имеет общего? А о “диалоге с самим собой”, по старости, вместо диалога с советской литературой, сказано зло, хотя и очень верно. Хорошо и о набоковской “пощечине Чернышевскому”, не люблю “общественников”, а при мысли вступить в объяснения, например, с Кусковой по поводу поэзии — холодею. Как-то я послал давно, когда еще был молодым поэтом, в “Последние новости” стихотворение о Богоматери, а Милюков: “И как это Т<ерапиано>, молодой человек, культурный, может верить в такие культурные пережитки?..”» (Терапиано — Маркову. С. 289).

Но уже через несколько дней появилась заметка Вишняка «Об “Опытах” № 6», причем почти одновременно в двух изданиях: в «Новом русском слове» (1956. 10 июня) и «Русской мысли» (1956. 12 июня). Формально она была откликом на статью Адамовича об «Опытах», но речь в ней шла почти исключительно о Маркове:

«Характеристика Гоголем Хлестакова, мне представляется, — не покрывает полностью того, что на своих трех страничках изобразил Заратустра из “Опытов”. Я имею в виду не только выпад против Е.Д.Кусковой, сделанный с ученым видом знатока, опирающегося на авторитет Маяковского, якобы “воспевшего” “г-жу Кускову” в свое время, когда эта заслуга принадлежит не Маяковскому, а Демьяну Бедному. Меня возмутила, конечно, выходка г. Маркова по адресу русской общественности.

Он пишет: «Глава о Чернышевском в “Даре” Набокова — роскошь! Пусть это несправедливо, но все (?) ведь заждались хорошей оплеухи “общественной” России».

По молодости ли лет, возрастной незрелости или по эстетскому безразличию к справедливому и несправедливому, В.Марков мог не знать и не ощущать “оплеухи”, нанесенной российской общественности еще в октябре 17-го года единомышленниками Демьяна Бедного и Маяковского. Но как решились опубликовать эту непристойность руководители “Опытов”, если они стремятся продолжать “традицию” русской литературы?» (Вишняк М. Об «Опытах» № 6 // Русская мысль. 1956. 12 июня).

Появившаяся вскоре рецензия Терапиано также затрагивала эту тему: «“Заметки на полях”, статья самого В.Маркова, уже вызвала недавно энергичную отповедь на страницах нашей газеты со стороны М.Вишняка, возмутившегося грубыми выпадами Маркова в отношении “русской общественности”, вина за которую лежит также и на редакторе “Опытов”, пропустившем такую фразу. По существу же, мне кажется, Маркова разгорячил недавний спор по поводу книги

В.Варшавского “Незамеченное поколение” между Е.Кусковой и

В.Яновским, олицетворивший для него столкновение двух различных миросозерцаний — “антиэстетического”, “общественного” с

“эстетическим”, т.е. с миросозерцанием людей искусства.

Кстати, по поводу этого спора нельзя не вспомнить ответа Е.Кусковой В.Яновскому в “Новом Русском Слове”, в котором она не только проявила невнимание к “незамеченному поколению”, назвав автора трех книг, писателя Ю.Фельзена, “известным поэтом”, но объявила “непонятными” (и, следовательно, ненужными) стихи Марины Цветаевой» (Терапиано Ю. «Опыты»: выпуск шестой // Русская мысль. 1956. 23 июня).

«Заметки на полях» вызвали бурный, совершенно несоразмерный с ожидаемым резонанс. Самые маститые присяжные критики эмиграции — каждый по своей причине — обратили внимание на Маркова, чему тот был совсем не рад. 2 июня 1956 г. Струве писал Маркову из Парижа: «На Вашу статью получил крайне возмущенный отклик от М.В.Вишняка. Он в совершенном ужасе, просит меня даже по дружбе что-то “сделать” с Вами, пробрать или проучить. Я не могу, поскольку не знаю, в чем дело. Но очевидно речь идет о чем-то недопустимом, что Вы написали по адресу Е.Д.Кусковой (кстати, я с этой

замечательнейшей 87-летней женщиной провел несколько интереснейших вечеров в Женеве — я ведь специально для нее туда ездил) и еще более “недопустимой” фразы о Чернышевском a propo сирин-ского “Дара”. Судя по приведенной Вишняком цитате фраза действительно малоуместная <...> боюсь, что в том, на что указывает Вишняк, сказалось не раз замеченное мною у Вас озорство и отсутствие “решпекта” к вещам, которые заслуживают иного» (Марков — Вишняк. С. 562).

Марков ответил Глебу Струве 8 июня 1956 г.: «Получил Ваше письмо с нотацией — поделом мне! Написал Вишняку тоже о том, что ошибку сознаю. Некоторые оправдания у меня есть (не снимающие вины, конечно). Писал я все это давно, когда еще шла газетная дискуссия между Кусковой и Яновским. Теперь же все уже читали саму книгу Варшавского, гораздо более широкую по содержанию, и мои замечания кажутся особенно легковесными и неуместными. К тому же Иваск сильно “обработал” все (вот когда прочитаете, услышите, что звучит местами совсем как Иваск — а значит и усиляет впечатление развязного легкомыслия <...> Еще одно оправдание: я это писал “из-под палки”, Иваск очень просил что-нибудь для номера, а у меня ничего готового не было. Можно, конечно, возразить, что скверного немало пишут сейчас на страницах нашей печати. Откуда мне такая честь — что все возмутились? Тем более что вещь-то короткая, проходная, “вторичная”, ни на что не претендующая <...> Очевидно, придется наложить на себя какой-то “обет молчания”» (Hoover. Gleb Struve Papers).

Вишняк ответил Маркову на покаянное письмо 13 июня 1956 г.: «Я, поэтому, рекомендовал бы, если Вы на самом деле “сами с собой” сожалеете о появлении в печати Вашей “скверной вещи”, — довести так или иначе до сведения не “общественности”, которую Вы презираете, а общественного мнения, которого Вы не можете отрицать, потому что и мнение литературной братии, поэтов и критиков, с которыми Вы связаны, есть часть общественного мнения. Вы или редактор “Опытов” может написать еще одну “Заметку на полях” с объяснением “инцидента”» (Марков — Вишняк. С. 566).

Заметку такую Иваск написал, она была набрана для «Опытов», но в результате так и осталась не напечатанной (см. прим. 3 к письму Биска Иваску от 12 июня 1956 г. в публикации этого номера «Из редакторского архива Ю.П.Иваска»).

Ознакомившись с «Опытами», Струве написал Маркову 15 июня 1956 г.: «Я прочел ту статью, которую Вам инкриминировал Вишняк, и нашел, что “не так страшен черт, как его малютки” — не так уже велик Ваш грех <...> У Вас мне не понравились “афоризмы” в конце статьи — они какие-то дешевые и Вас недостойные. Но все-таки это не значит, что Вы должны замолчать, как Вы пишете в письме, которое я нашел здесь» (Марков — Вишняк. С. 562).

17 июня 1956 г. Ю.Иваск сообщил Маркову о развитии сюжета: «10-го было собрание “Опытов”. Что там творилось. Сперва о Вас. Разговоров было много. Все признали, что Марков талантлив, но два часа обсуждали Вашу оплеуху и один час пенис Поплавского <...> На меня большое впечатление произвел Вишняк — еще недавно был он моложавый самодовольный адвокат-социалист, а тут он явился рыдающим Иеремией. Я постарался его успокоить. Что делать — Чернышевский для него святой, как Никола для бабы. Это вера. Ульянов и Коряков сказали, что Ваши заметки не на художественной высоте, но вместе с Завалишиным отмежевались решительно от Чернышевского и Вишняка. Но Варшавский и я, мы поняли Марка Веньямино-вича, и я с ним еще долго беседовал по телефону. Ваша оплеуха по сути и по контексту добродушна. Но теперь я вижу, что надо было и оплеуху, и пенис (Поплавского) опустить, чтобы не дразнить гусей. Кое-кто грозил почтенной доброй издательнице и мне американской тюрьмой! <...> Уравновешенный Карпович говорил как всегда хорошо и умеренно, хотя и был против оплеухи. Между прочим, Завали-шин сказал, что Аронсон импотент, и я, как председатель, его остановил <...> Не принимайте всего этого так горячо. Адамович Вас ценит. Вишняка мы успокоим. Таланты Ваши признаны» (Марков — Вишняк. С. 562—563).

22 июня 1956 г. Марков пересказал письмо Иваска Глебу Струве, добавив: «С Вишняком у нас полный мир. Я написал ему “милое” письмо, в котором не настаивал на том, что мои заметки “шедевр”, называл их “скверными” (что в конце концов и недалеко от истины)

— и это его обезоружило» (Hoover. Gleb Struve Papers).

Струве в свою очередь сообщил Маркову из Лондона 24 июня

1956 г.: «Вчера получил письмо от Вишняка. Он пишет, что подобно тому, как они несколько месяцев “жили под знаком” или “в эпоху” Варшавского, так целая неделя прошла у них “под знаком”

В.Маркова. Описывает вкратце собрание, посвященное “Опытам”,

на котором он выступал против Вас (и Карпович тоже)» (Марков — Вишняк. С. 563).

В полемику с Марковым вступил и В.Вейдле в статье «О спорном и бесспорном», обратив внимание на его высказывания об «отцах и детях в эмиграции: “О поколениях в этой статье рассуждает он, как мне кажется, совсем неправильно <...> в том-то и беда, что никакой борьбы литературных поколений ни в России, ни в эмиграции не происходит. Когда Марков полемизирует — с Г.В.Адамовичем, например, — он ищет точку опоры ни в несуществующих литературных позициях своего поколения, а либо в своих частных взглядах, либо в литературных позициях одной из частей того поколения, к другой части которого принадлежит и сам Адамович. Когда же Марков пишет о “поколении отцов”, что оно, “зачитываясь Михайловским и Марксом, не имело времени читать Еврипида и Расина”, он забывает, что писатели у нас, даже и в конце прошлого века, вовсе не так уж усердствовали по части Маркса и Михайловского, тогда как тот же Анненский, например, Еврипида во всяком случае читал, да и Расина тоже, чего я не решусь утверждать ни о Хлебникове, ни о Маяковском, ни о многих из тех, кому они годились бы в отцы. Дело тут не в поколениях; дело в том, что в эмиграции, именно вследствие неустроенности, да и относительной бедности ее литературной жизни, постоянно велись и ведутся споры не о спорном, не о том, что заслуживало бы спора, а о бесспорном» (Опыты. 1956. № 7. С. 42—43).

Георгий Иванов, прочитавший шестую книгу «Опытов» с большим опозданием, ободрил Маркова в письме от 6 октября 1957 г.: «Обмолвка о Чернышевском “роскошь” сама по себе — недаром она так искренно возмутила всех Вишняков эмиграции» (Georgij IvanovIIrina Odojevceva. Briefe an Vladimir Markov 1955—1958 I Mit einer Einleitung herausgegeben von Hans Rothe. Koln; Weimar; Wien: Bohlau Verlag, 1994. B. 79).

7 номер

После третьего номера, вышедшего под редакцией Иваска, разногласия между редактором и издательницей в очередной раз дали о себе знать.

1 ноября 1956 г. Цетлина писала Иваску: «Материал № 7-го доброкачественный, но он весь на тему христианской философии и

философского христианства. Стихи мне показались тощими. Нет литературы, нет красоты, нет остроты» (Amherst. Yurii Ivask Papers).

Иваск пожаловался на это Адамовичу, и тот ответил 24 февраля

1957 г.: «Если М<ария> С<амойловна> находит, что в “Оп<ытах>” “слишком много христианства”, то скажите ей, что она дура. Иносказательно это всегда сказать можно» (Amherst. Yurii Ivask Papers).

К этому разговору консультанты редактора возвращались и позже. В письме от 25 апреля 1959 г. Адамович советовал Иваску «усилить внимание к темам общественно-религиозно-идейным за счет эстетических» (Amherst. Yurii Ivask Papers). О том же писал Ива-ску и Терапиано 16 октября 1959 г.: «Археология, преистория, индуизм и вообще все, что касается духовных вопросов, очень задевает аудиторию. А в “О<пытах>”, за исключением Герщельмана и других редких случаев — об этом — ни слова» (Amherst. Yurii Ivask Papers).

Рецензия Аронсона на седьмую книгу «Опытов», появившуюся в самом начале 1957 г., так же, как и заметка Вишняка, была напечатана дважды, но на этот раз в одной и той же газете — случай воистину уникальный. Сперва она появилась 3 февраля 1957 г., а через неделю была напечатана повторно, с редакционным пояснением: «так как многим читателям получить этот номер не удалось» (Новое русское слово. 1957. 10 февраля. № 15933. С. 8). Аронсон выступил в своем обычном амплуа, хотя в общем настроен был скорее благодушно:

«Очередная книга журнала “Опыты” (ред. Ю.П.Иваск) дает основание придти к выводу, что журнал понемногу “самоопределяется”, нащупывает свою особую дорогу и приобретает физиономию. Журнал, возникший, как чисто литературное начинание, посвящает себя сейчас если не христианской проблематике, то во всяком случае христианской тематике <...>

Идейное замыкание в кругу ограниченных тем и разработка этих тем в одном стремящемся к единству и целостности направлении, привело к тому, что в подборе материала и сотрудников “Опыты” попадают в плен к кружковщине или клану. В каждой книге, каждый сотрудник фигурирует дважды, а иногда — и чаще. Не берусь судить, является ли это умышленной данью направлению или результатом “самотека”. В рецензируемой книге опубликованы наряду со статьями Ф.Степуна, В.Вейдле, Г.Адамовича — и статьи о произведениях Ф.Степуна, В.Вейдле, Г.Адамовича. Упомянутые авторы, а также и другие, не говоря уже о редакторе Ю.Иваске, неизменно

упоминают друг друга. <...> Любопытно при этом подчеркнуть, что о Г.Адамовиче пишут почти все <...> Роль Георгия Адамовича в “Опытах” в известном смысле особая: с ним не столько соглашаются, сколько, отталкиваясь от его высказываний, определяют таким путем свои воззрения. Своим талантливым импрессионистским пером он как бы со стороны стимулирует “самоопределение” журнала и служит трамплином для тех, кто стремится к превращению “Опытов” в подобие “Нового града” <...>

В большой части книги особое внимание уделено покойному

A.Штейгеру <...> Не могу понять этот усиленный интерес к Штейгеру

<...>

В отзывах о мемуарах Степуна Ю.Иваск ухитрился искусственно отделить в книге общественно-политический момент, — это основное зерно мемуаров, — и сосредоточиться на чисто художественной оценке. Не звучит ли, однако, гиперболически эта оценка <...>

Нужно отметить ряд совершенно неуместных резких упреков

B.Вейдле по адресу Чеховского издательства в “охранительстве, варварстве” и ряде других преступлений за то только, что оно в однотомник В.В.Розанова не включило антисемитских статей нововремен-ского писателя» (Аронсон Г. «Опыты», книга 7-ая II Новое русское слово. 1957. 3 февраля. № 15926. С. 8).

Слишком частое упоминание одних и тех же имен, причем зачастую без особой надобности, бросилось в глаза не одному Аронсону. Отвечая Бахраху 11 февраля 1957 г., Адамович писал: «“Опыты”, которым Вы прибавили “Ж”, что достойно Щедрина. Я их получил третьего дня. Вы правы — кумовство есть. О том же пишет мне и Кантор. Но и Вы, и он не учли одного: здесь осталось 10 человек, с более или менее одинаковыми литер<атурными> интересами. Вот они друг с другом и разговаривают, ибо не с Аронсоном же беседовать! Chapelle13 получается сама собой, хотя можно бы ее и смягчить было бы. Должен Вам сказать честно, что я с удовольствием прочел о себе то, что написал (2 строчки) какой-то Ген. Андреев, — а потому с удовольствием, что мне очень понравилась его статья. Иваск же вообще не так плох, у него есть слабости, но есть вкус и благородная subtilite14. В наше время — и он на вес золота» (BAR. Bacherac Coll).

О том же Адамович написал и Иваску 24 февраля 1957 г.: «Из Парижа от двух человек (один — Кантор, другого Вы не знаете) мне пишут, что главный порок журнала — взаимное восхваление и ком-

плименты друг другу, да еще замыкание в узком кругу имен и интересов. Доля правды в этом упреке есть, и я уверен, что это должно вызывать раздражение. Но упрекающие не учитывают того, что людей с более или менее общими интересами осталось 10, а м<ожет> б<ыть>, и того меньше, так что беседа одного с другим неизбежна. Все-таки разрешите дать добрый совет: поменьше бы комплиментов друг другу и даже внимания (к темам — да, но не к именам). Как и в прошлый раз, мне было неловко перелистывать книжку и так часто видеть свое имя» (Amherst. Yurii Ivask Papers).

Обсуждали это и другие эмигрантские литераторы, в частности, Терапиано несколько раз высказывался на эту тему в письмах Маркову — 18 июня 1957 г.: «“Опыты” все же никак не могут представлять современную новую литературу — сегодняшний день ее, “Опыты” — это, как сказал как-то Поплавский (по другому поводу): “Адамович и его друзья”» (Терапиано — Маркову. С. 304); — 31 июля 1957 г.: «В “Опытах” все же дух Адамовича повсюду присутствует незримо. Вейдле ему, вероятно, чужд (он очень учен, но в нем мало “музыки” и всегда все где-нибудь да прочел на одном из 18 языков, которые он знает), так же как и Степун (этот — талантливее Вейдле по природе, но хаотичнее), — но это дела не меняет. Иваск молится на Адамовича (хотя бы его статья15 — даже в защиту Цветаевой от А<дамовича>) и думает, что все “парижане” “думают и оценивают по А<дамовичу>” (его статья, Иваска, “4 критика”16)» (Терапиано — Маркову. С. 305— 306).

Впрочем, тот же Терапиано несколько лет спустя, в письме Маркову от 7 августа 1960 г. рассказал случай, свидетельствующий о том, что Иваск внял совету Адамовича: «При жизни Г.Иванова Померанцев считался другом Ив<анова> и Одоевцевой, восторгался ими, писал о них даже слишком уж восторженно — послал, например, в “Опыты” такую хвалебную статью об И. О<доевцевой>, что Иваск не мог ее напечатать» (Терапиано — Маркову. С. 341).

Рецензия Терапиано на седьмой номер была одобрительной17, однако в частной переписке и в этот период, и позже он высказывал сомнения в том, что «Опытам» удастся сплотить вокруг себя оставшиеся литературные силы эмиграции. 110 сентября 1958 г. Терапиано писал Маркову: «“Опыты” слишком удалены от Парижа, чтобы стать, как “Числа”, “своим журналом”, благодаря чему “ни то, ни се” — не “просто журнал”, как, например, скучный “Н<овый> ж<урнал> или

гнусное “Возрождение” и не “настоящий литературный ж<урнал>”, которым они могли бы стать, — какой-то не вполне воплотившийся эстетический опыт!» (Терапиано — Маркову. С. 318). 26 марта 1959 г. в письме тому же Маркову Терапиано приводил и другую причину: «Говорят, вышли “Опыты”, их здесь еще нет. Они выходят так редко, что парижская публика успевает начисто забыть о них, когда вдруг опять сталкивается с моим отзывом о них в “Р<усской> м<ысли>”. Впрочем, “О<пыты>” и не стали чем-либо здесь» (Терапиано — Маркову. С. 324).

8 номер

Вышедший в ноябре 1957 г. восьмой номер «Опытов» был встречен критикой наиболее благосклонно, хотя и не без обычных претензий. Юрий Большухин в своей рецензии писал: «8-я книга “Опытов” доказывает жизнеспособность этого, пожалуй, самого тонкого из толстых журналов русского зарубежья. <...> в журнале, отлично редактируемом Ю.П.Иваском, существует весьма строгий отбор: печатается только то, что удовлетворяет высоким требованиям — литературной значимости, хорошего вкуса. Большинство вещей, помещенных в 8-й книге, именно таковы <...>

Стоит пробежать оглавление, чтобы убедиться: “знакомые вес лица”, имена, встречаемые в печати их года в год. Неужто и в самом деле так узок у нас писательский круг и вовсе нет незнакомцев?» (С.П. «Опыты» // Новое русское слово. 1957. 8 декабря. № 16234. С. 8).

Юрий Терапиано, рецензируя восьмой номер, был солидарен с Большухиным как в общей высокой оценке, так и в претензиях: «Восьмая книга литературного журнала “Опыты”, выходящего в Нью-Йорке под редакцией Ю.П.Иваска, составлена интересно и удачно.

«Восьмая книга литературного журнала «Опыты», выходящего в Нью-Йорке под редакцией Ю. П. Иваска, составлена интересно и удачно.

“Опыты” — единственный литературный журнал в эмиграции, редактируемый к тому же “специалистом”, поэтом и литературоведом, остается верным намеченной с самого начала линии “чистого искусства”.

За истекшие пять лет своего существования журнал объединил под своей обложкой ряд заслуженных писателей, поэтов и критиков зарубежья и в этом его несомненная заслуга.

Правда, иногда все-таки Нью-Йорк слишком далек от Парижа, Мюнхена и даже Калифорнии — в современных условиях очень трудно объединить писателей вокруг журнала так, как в прежние времена, создать кадр постоянных сотрудников, стать лабораторией, в которой вырабатывается мироощущение эпохи.

Разъединенность пишущих, невозможность общаться и обмениваться мнениями иначе как путем переписки очень мешает сейчас возникновению современной литературной атмосферы, а между тем, в одиночестве, в пустоте каждому трудно дышать — и не находишь сейчас ответа, каким способом можно было бы бороться с нашей разобщенностью.

В такой обстановке существование журнала, подобного “Опытам” очень важно, и хотелось бы, чтобы нью-йоркский журнал когда-нибудь сделался “своим” и для парижских литераторов, и для читателей, живущих в Европе.

<...> как в единственном чисто-литературном журнале, к тому же редактируемом поэтом, поэзия оказалась на втором плане? <...> Почему “Опыты” не хотят замечать младшего поколения?

Если при прежней редакции в этом плане были сделаны некоторые ошибки (печатали как раз не то и не тех), то именно теперь редакция могла бы произвести правильный отбор. <...>

Статья В.Маркова “О поэзии Георгия Иванова” в этом выпуске “Опытов” — пожалуй, лучшее из всего, что было сказано об этом поэте» (Терапиано Ю. «Опыты». Книга восьмая // Русская мысль. 1958. 4 января).

Кого именно имел в виду каждый из рецензентов, говоря о необходимости расширить писательский круг, к сожалению, осталось неизвестно. Отчетливо заметно, однако, что каждая из групп и даже каждый из потенциальных авторов пытался тянуть в свою сторону единственный полностью литературный журнал послевоенной эмиграции, усиленно советуя редактору делать то-то и то-то, упрекая, наседая и откровенно надавливая на него.

Тем временем разногласия между издательницей и редактором достигли пика. Камнем преткновения на этот раз послужила статья Извольской, посвященная религиозным темам, которые Цетлина,

прислушиваясь к мнению Аронсона, считала нежелательными в «Опытах». 30 апреля 1958 г. М.С.Цетлина написала Иваску: «Статью г. Извольской я перечла еще раз и окончательно отказываюсь от ее напечатания — подробный разбор я Вам пришлю позже. Т.к. Вы, м<ожет> б<ыть>, не предупредили ее, что я как издатель могу не допустить появления ее статьи, и она уверена, что статья появится, — я Вам даю право ей написать, что статья не появится, потому что я (а не Вы) этого требую», и в тот же день послала еще одно письмо: «Сегодня утром отправила Вам письмо <...> а днем получила Ваше письмо о том, что Вы заказали статью Е.А.Изв<ольсокй>. Делая это, Вы забыли, как я боролась за ненапечатание ее статьи о католич<еской> сестре милосердия18; иначе Вы бы заранее спросили меня об этом. Очень сожалею об этом, но остаюсь при своем решении ни в каком случае ее теперешнюю статью не печатать» (Amherst. Yurii Ivask Papers).

На это Иваск заявил, что вынужден будет снять с себя редакторские полномочия. 12 июля 1958 г. М.С.Цетлин написала Иваску: «Получила Ваше письмо о Вашем выходе их “Опытов” и благодарю Вас за его дружеский характер. — Само собою разумеется, что Вы можете выпустить № 9 за Вашей подписью. Не забудьте, что я Вам предложила снять Вашу подпись только и исключительно если это Вам нужно для удовлетворения Е.А.Извольской и Вас самого» (Amherst. Yurii Ivask Papers).

В письме Иваску от 30 июля 1958 г. Адамович вновь пытался помирить редактора с издательницей: «Из Парижа мне все пишут об “Опытах” и о Вас с Марией Сам<ойлов>ной. Я ей написал большое письмо (в ответ на ее), и даже процитировал Некрасова: “спасибо сердечное. русский народ”, думая, что на ее девственную душу эта лесть подействует: т.е. не бросайте дела, которое нужно России и человечеству! Она несомненно Вами дорожит и ссориться с Вами не хочет. Я ей предложил разные компромиссы (1 — ее с Вами со-редакторство, 2 — Кантор с Вами), но подчеркнул, что пока она только издатель, она должна редактору — если ему доверяет — предоставить полную свободу. Пусть поставит сове имя рядом с Вашим, тогда она вправе хозяйничать и тогда с Вас снимается ответственность за ее какое-нибудь veto (но и у Вас должно это право быть!)» (Amherst. Yurii Ivask Papers). 19 августа 1958 г. Адамович еще раз предложил Иваску компромиссное решение: «Насчет “Опытов”: по-моему, Вы к дуре-

издательнице чрезмерно строги. Она дура добрая, а это главное. И Вас любит. Останьтесь редактором, но согласитесь с ее желанием просматривать рукописи до их окончательного принятия» (Amherst. Yurii Ivask Papers).

Прошло несколько месяцев, компромисс был достигнут, но следующий номер журнала все не появлялся. 7 декабря 1958 г. Адамович писал Чиннову: «Я очень рад, что Иваск остался на своем посту. Но где “Опыты”, обещанные на сентябрь?» (РО ИМЛИ. Фонд И.Чиннова).

9 номер

Девятый и последний номер «Опытов», датированный 1958 г., вышел из печати с большим запозданием — в марте 1959 г. В газетах о нем появилось два небольших отзыва — все тех же Г.Аронсона и Ю.Терапиано.

Аронсон свой коротенький отзыв традиционно начал с претензий: «Не могу скрыть странного впечатления от только что изданной

— как всегда, очень заботливо и изящно, — 9-й книги литературного журнала “Опыты”: в нем предложена обширная дискуссия о Пастернаке, в которой участвует 5—6 лиц, — но речь в ней идет не о нашумевшем романе его “Доктор Живаго”, а только о стихах Пастернака. На обложке, правда, проставлен 1958 г. <...> Регистрируя этот эпизод, как некое литературное недоразумение, и возвращаясь к содержанию журнала, должен сказать, что в дискуссии о поэзии Пастернака представлены разные мнения, порой противоположные. <...>

Центральное место в литературном отделе журнала занимает как всегда интересная статья Г.Адамовича “Невозможность поэзии” <...> Его мысли и оценки творчества Маяковского, Пастернака, Цветаевой, Чиннова — четки, любопытны и настраивают на споры. Возражать тут не место по существу. Пользуюсь случаем только обратить внимание на непозволительный и неубедительный выпад автора по адресу Белинского: “пустомеля-Белинский”. Хорошо было бы даже в изданиях для писателей и поэтов обходиться без этаких “чересчуров”.

Очень интересно очертил С.А.Зеньковский “путь историка”, проф. М.М.Карповича в связи с его 70-летием. Особенно ценна попытка хоть в сжатом виде передать мировоззрение М. М. Карповича, его взгляды на русскую революцию. Не могу, однако, не отметить

одной ошибки г. Зеньковского, когда он рассказывает, как Карпович в “безоблачные апрельские дни” 1917 года покинул Россию. Без улыбки нельзя читать эту фразу, ибо как раз в эти “безоблачные апрельские дни” случился первый кризис революции <...>

“Борьба за тепло” Агнии Нагаго — опять что-то вроде мыслей по поводу и без повода, довольно бесформенное произведение. И совсем непонятны странички К.Гершельмана “Самоубийца и звезды”.

Что интересно, однако, в рецензируемой книжке, это отдел библиографии. На первом плане отмечу статьи В.Маркова о переводах А.Биска из Рильке и о стихах В.Мамченко» (Аронсон Г. «Опыты», книга 9 // Новое русское слово. 1959. 29 марта)

Терапиано в своей рецензии (Русская мысль. 1959. 9 мая) высказал печатно все претензии, которые раньше предъявлял к «Опытам» в частной переписке. На следующий день, 10 мая 1959 г. Цетли-на писала Иваску: «Я глубоко возмущена статьей г. Терапиано о № 9 в “Русск<ой> Мысли”. О ее недоброжелательности согласны и г. Адамович, и С.Ю.Прегель и, наверное, все, кто ее читали» (Amherst. Yurii Ivask Papers).

Пристрастная, по мнению чувствительной издательницы, критика не лучшим образом сказывалась на ее настроении, подталкивая к мысли о прекращении журнала.

* * *

Весной 1958 г., еще до выхода девятого номера «Опытов», Иваск приступил к составлению десятой книги, которой так и не суждено было увидеть свет19.

Недовольство Цетлиной к тому времени достигло пика, и она начала активно вмешиваться в редакторские полномочия Иваска. Адамович еще годом раньше обрисовал сложившуюся ситуацию в письме Чиннову от 20 января 1957 г.: «Иваск мне пишет довольно часто и, бедный, все бьется над “Опытами”, между Цетлиншей и Аронсонами (там появился какой-то Биск в придачу)» (РО ИМЛИ. Фонд И.Чиннова).

Именно из-за Биска20 и разгорелся конфликт, послуживший одной из причин прекращения «Опытов». История эта началась 1 ноября 1956 г., когда Цетлина написала Иваску: «Я была бы счастлива, если бы Вы согласились напечатать от 8 до 15 переводов из Рильке,

сделанных А.А.Биском, нигде не напечатанные и, по-моему, исключительно талантливые и близкие по духу к стилю Рильке. Если Вы пока в принципе согласны, я Вам пошлю, чтобы Вы выбрали из много большего количества его переводов» (Amherst. Yurii Ivask Papers). Переводы, не очень понравившиеся Иваску, в «Опытах» напечатаны не были21, и Биск вскоре выпустил их отдельным изданием: Биск А. Избранное из Райнера Марии Рильке. Издание второе, значительно дополненное. Paris, <1958>. (Под первым изданием имелись в виду публикации в «Новом журнале» (1943. № 4. С. 175—176; 1946. № 13. С. 152), а также в коллективном сборнике Кружка русских поэтов в «Четырнадцать» (Нью-Йорк, 1949)).

В наиболее обстоятельной публикации, посвященной Биску, К.М.Азадовский писал: «Свою книгу Биск разослал тем русским критикам и литературоведам (в эмиграции), которых считал достаточно сведущими и способными высказаться о его работе: Г.Адамовичу,

В.Вейдле, М.Вейнбауму, К.Померанцеву, Г.Струве, Ю.Терапиано... (из них откликнулся лишь последний)»22. На самом деле, Вейдле также написал по просьбе Биска отзыв на книгу, но издательница сочла его недостаточно комплиментарным и потребовала изъять из уже набранного номера. Иваск объяснял, что не может отказать маститому автору в публикации заказанного отзыва только на том основании, что в тексте кроме похвал содержатся и замечания, но издательница осталась непреклонной.

4 сентября 1958 г. Адамович писал А.А.Полякову: «Еще в Париже “склока”: Цетлинша — Иваск. Он хочет уходить из “Опытов” из-за ее издательского вмешательства в редакционные дела и главным образом из-за Биска, которого она считает великим гением. Я этого Биска не знаю, но Иваск говорит, что он не совсем гений» (BAR. Poliakov Coll.). Скандал вокруг рецензии Вейдле на книгу переводов Биска вяло тянулся всю осень 1958 г. В результате в «Опытах» о переводах Биска был опубликован очень положительный отзыв В.Маркова (Опыты. 1958. № 9. С. 99—103).

Вскоре после выхода девятого номера, 11 апреля 1959 г., Цет-лина поделилась с соображениями о своих дальнейших планах: «На меня очень напирают, чтобы я прекратила «Опыты» и спасла «Новый Журнал».

У меня самой боль в душе, что «Опыты» не хвалят, не покупают и печатают безнадежный отзыв г-на Аронсона. Когда я пожаловалась

на злой тон г. Аронсона в единственной статье об «Опытах» г-ну Вейнбауму, он мне ответил, что лучше я бы деньги тратила на «Новый Журнал» (Amherst. Yurii Ivask Papers).

Узнав об этом от Иваска, Адамович ответил ему 25 апреля 1959 г.: «Конечно, ей лично «Н<овый> Ж<урнал>» ближе, понятнее. Но у «Оп<ытов>» есть друзья и есть роль. Что их мало покупают и ругают, ничего не значит. <...> будет очень жаль, если «Опыты» кончатся, — и если никто не пожалеет их теперь, то пожалеют через 50 лет» (Amherst. Yurii Ivask Papers).

Вплоть до осени 1959 г. в эмиграции продолжались разговоры сперва о продолжении «Опытов», а потом о возобновлении в другом составе редакции. На место редактора рассматривались кандидатуры Адамовича, Кантора, Терапиано, А.Прегель. В качестве издателя подумывали выступить помимо Цетлиной Гринберг, Рейзини. Дело, однако, кончилось ничем.

К осени об окончательном прекращении издания говорили как о свершившемся факте. 16 октября 1959 г. Терапиано писал Иваску: «“Опыты”, увы, как будто погибли. Мария Самойловна имеет какие-то неопределенные планы о более “легком” журнале, но, боюсь, они так планами и останутся» (Amherst. Yurii Ivask Papers). Вскоре и Адамович, дольше всех вынашивавший планы о возобновлении журнала, смирился с мыслью о том, что это невозможно, написав Иваску

23 декабря 1959 г.: «Рейзини я ничего больше об “Опытах” не писал. К чему? По-моему, все это — суета, из которой реального ничего не будет» (Amherst. Yurii Ivask Papers).

Думается, «Опыты» изначально были обречены. Попытка после войны, в совершенно иной ситуации, возродить журнал аристократического толка, не могла прийтись по вкусу, что называется, широкому кругу читателей, особенно читателей второй волны эмиграции, которые в то время составляли большинство. Разительные отличия между вкусами и мнениями первой и второй эмиграции после войны стали общим местом тогдашних публицистов. Уже «Числа», «Звено» и «Встречи» вызывали недовольство своей утонченностью у многих литераторов и особенно журналистов общественной закваски. После войны контраст стал еще заметнее. Советники вроде Вейнбаума недаром все время приводили Цетлиной в пример «Новый журнал», как издание, имеющее потенциально более широкую ауди-

торию. У редакторов «Опытов» и самого близкого круга авторов были, однако, на этот счет свои воззрения.

25 апреля 1959 г. Адамович писал Иваску: «Как

“противостояние” СССР — “ Опыты” вернее “Н<ового>

ж<урнала>”, даже если у них есть слабости и крайности. <...> если бы “Опыты” продолжились, надо бы усилить внимание к темам общественно-религиозно-идейным за счет эстетических, т.е. больше бы тревоги за все, что происходит в мире. Это бы окончательно отделило “Оп<ыты>” от “Н<ового> ж<урнала>” и подчеркнуло бы их правоту и превосходство <...> Эмиграция все равно кончается. Через 10 лет (maximum) кончится все. Значит, лучше: кончиться с “Оп<ытами>” как неким знаменем, чем с процветающим “Н<овым> ж<урналом>”» (Amherst. Yurii Ivask Papers).

На следующий день, 26 апреля 1959 г. Адамович о том же писал Чиннову: «Иваск сообщает мне, что М.<ария> С.<амойловна>, вероятно, будет издавать “Н.<овый> журнал” вместо “Опытов”. Очень будет жаль. “Н.<овый> ж.<урнал>”, конечно, популярнее, шире, но это — сборники, альманахи, а в “Опыт<ах>” есть линия и лицо, и некое противостояние СССР, чего нет в “Н.<овом> ж.<урнале>”. Конечно, надо бы “Опыты” — если бы они продолжались — оживить, т.е. убавить эстетизма и добавить какой-то современной идейности и беспокойства обо всем, что в мире творится. Беда лишь в том, что почти нет людей, некому писать» (РО ИМЛИ. Фонд И.Чиннова).

О причинах неудачи «Опытов» Терапиано писал Иваску 16 октября 1959 г.: «Недостаток “Опытов” был в их камерности и “несогласии с веком”», однако тут же добавлял: «Все же, сколь бы они не подлежали критике, “О.<пыты>” были единственным литературным журналом “известного уровня” — и о гибели их нужно пожалеть» (Amherst. Yurii Ivask Papers).

Однако свою благородную миссию журнал в меру сил и возможностей выполнил. Пробуя дать общую характеристику журналу, современный исследователь пишет: «По публикациям «Опытов» можно было бы составить своего рода антологию литературной эмиграции “первой волны” <...> Подведение итогов, обобщение опыта — этими задачами были проникнуты все разделы журнала» (Ревякина А.А. «Опыты» II Литературная энциклопедия русского зарубежья: 1918—1940 I Т.2. Периодика и литературные центры. М.: РОССПЭН, 2000. С. 553—558).

Четыре десятилетия спустя была совершена попытка второй раз «войти в ту же реку» — появилось еще одно издание под тем же названием, того же формата и в гораздо более роскошном оформлении: Опыты: Журнал эссеистики, публикаций, хроники. Пб.; Париж, 1993 (на обложке — 1994). В редакторском предисловии Иван Толстой называл нью-йоркские «Опыты» как предшественника. В новых условиях предприятие, к сожалению, завершилось на первом номере.

Примечания

1. «Дребезжание моих ржавых русских струн.»: Из переписки Владимира и Веры Набоковых и Романа Гринберга (1940- 1967) / Публикация, предисловие и комментарии Рашита Янгирова // In memoriam: Исторический сборник памяти

А.И.Добкина. СПб.; Париж: Феникс; Atheneum, 2000. С. 345- 397; Друзья, бабочки и монстры: Из переписки Владимира и Веры Набоковых с Романом Гринбергом. 1943- 1967 / Вступительная статья, публикация и комментарии Рашита Янгирова // Диаспора: Новые материалы. Париж; СПб.: Athenaeum; Феникс, 2001. Вып. I С. 477- 556.

2. Переписка Г.В.Адамовича с Р.Н.Гринбергом: 1953- 1967; Из редакторского архива Ю.П.Иваска.

3. Сто писем Георгия Адамовича к Юрию Иваску (1935- 1961) / Предисловие, публикация и комментарии Н.А.Богомоловым // Диаспора: Новые материалы. 2003. Вып. V (в печати). Цитаты из этих писем, а также ответных писем Иваска, приводятся ниже по подготовленной Н.А.Богомоловым публикации с его любезного разрешения.

4. Письма Ю.П.Иваска к М.С.Цетлиной в настоящее время готовит к публикации Владимир Хазан (Иерусалим).

5. О «Новом журнале» как продолжателе и наследнике «Современных записок» подробнее см.: Коростелёв О.А. Роман Гуль - редактор «Нового журнала» // Гуль Роман. Я унес Россию: Апология эмиграции. Россия в Америке. М.: Б.С.Г.-ПРЕСС, 2001. Т. III. С. 5-23.

6. 12 писем Адамовича были опубликованы: Из писем Георгия Адамовича Игорю Чиннову / Публ. М.Миллер // Новый журнал. 1989. № 175. С. 246- 262. Публикацией этой можно пользоваться с большой осторожностью, материалы для нее отбирал сам Чиннов, ориентируясь на «широкого читателя»: никак не оговорив своих действий, он изъял из писем большие куски, публикация которых в то время показалась ему нескромной, обозначил буквами ряд имен, в текстах приведенных полностью, некоторые письма составлял из понравившихся ему частей писем разных

лет. Полный текст 61 письма Адамовича к Чиннову подготовлен нами к печати и должен увидеть свет в тематическом номере «Литературоведческого журнала», посвященном «парижской ноте». Здесь и ниже цитаты из этих писем приводятся по автографам.

7. вне конкурса (фр.).

8. это ничто (фр.).

9. Это очень по-человечески и почти неизбежно (фр.).

10. по нынешним временам (фр.).

11. произведении (фр.).

12. Подробнее о скандале см.: «...Мир на почетных условиях...»: Переписка

B.Ф.Маркова с М.В.Вишняком. 1954- 1959 / Публикация Олега Коростелёва и Жоржа Шерона // Диаспора: Новые материалы. Париж; СПб.: Athenaeum-Феникс, 2001. Вып. I. С. 557- 584.

13. Группа (фр.).

14. тонкость (фр.).

15. Иваск Ю. О читателях Цветаевой //Новое русское слово. 1957. 30 июня. № 16073.

C. 8.

16. Иваск Ю. Четыре критика // Новое русское слово. 1953. 1 марта. № 14918. С. 3, 8.

17. Терапиано Ю. «Опыты» книга седьмая // Русская мысль. 1957. 16 февраля.

18. Речь о статье Извольской, посвященной общине Catholic Worker Питера Морэна и Дороти Дэй (Извольская Елена. У Христа на елке // Опыты. 1956. № 6. С. 72- 76).

19. План номера см. в письме Иваска Цетлиной от 21 марта 1958 в публикации А.Н.Богословского «Из редакторского архива Ю.П.Иваска».

20. Александр Акимович Биск (1883- 1973) - поэт, переводчик, мемуарист; отец французского писателя Алена Боске. Подробнее о нем см.: Азадовский К. Александр Биск и одесская «Литературка» // Диаспора. СПб., 2001. Вып. I. С. 95- 142.

21. Подробности этой итории см. в письмах Адамовича Иваску и в примечаниях Н.А.Богомолова к ним: Диаспора. 2003. Вып. V (в печати).

22. Азадовский К. Александр Биск и одесская «Литературка» / Диаспора. СПб., 2001. Вып. I. С. 110.