CC BY
74
Е.А. Мамай
Мамай Евгений Алексеевич — кандидат юридических наук, преподаватель кафедры теории и истории государства и права Нижегородской академии МВД России
Оптимизация правовых процедур особыми средствами
юридической техники
Понятие «юридическая (правовая) процедура» отражает генетическое единство формы и содержания, правовой деятельности и правовых норм, устанавливающих порядок ее осуществления. Прескриптивная (предписываемая, от лат. ргевспЬеге — предписывать) процедура, создаваемая соответствующей нормативной моделью, находит свое воплощение в процедуре фактической, образуемой совокупностью конкретных, последовательно (по порядку) осуществляемых юридически значимых действий, реализуемых определенным субъектом права в целях достижения требуемого результата.
Процедуры оцениваются с точки зрения множества критериев, таких как законность, обоснованность, плановость, учет и согласование интересов адресатов правового акта и т. д.1 С нашей точки зрения, одним из наиболее значимых требований, предъявляемых к правовым процедурам, является требование обеспечения их эффективности. Действительная эффективность фактической процедуры (в отличие от гипотетической (возможной) эффективности предписывающей ее нормативной модели) — это свойство, оцениваемое посредством количественного и качественного анализа всей совокупности слагающих данную процедуру юридически значимых действий в их пригодности в заданных условиях достигать требуемых результатов, соответствующих целям, при определенном количестве затрачиваемых ресурсов2. По нашему мнению, оценивая эффективность, в ней нельзя разрывать два генетически взаимосвязанных внутренних ее проявления: результативность и рациональность (экономичность). Соответственно, говоря об эффективности правовых процедур, мы одновременно предъявляем к ним требование результативности (пригодности достигать установленные цели как таковые) и рациональности (пригодности достигать цели с минимальными возможными затратами). Сочетание и того, и другого свойств в их «пиковом», максимальном значении может именоваться «оптимумом», а, соответственно, процедура — оптимальной. Достижение этого является чрезвычайно сложной задачей, поскольку, с одной стороны, в нормативной модели необходимо предусмотреть все многообразие возможных жизненных ситуаций, то есть она должна иметь максимально общий, абстрактный характер; с другой стороны, в ней должны предусматриваться механизмы, обеспечивающие «гибкость» реализации правовых норм в зависимости от конкретных складывающихся обстоятельств. В этой связи актуальным становится вопрос о возможных средствах обеспечения оптимальности правовой процедуры.
Оптимальность правовой процедуры, когда мы говорим о нормативной модели, зависит, прежде всего, от качества правотворческой техники, в то время как в процессе реализации (в «среде» множества конкретных жизненных обстоятельств) ее эффективность ставится в зависимость от воли правоприменителя, его исполнительской дисциплины, организационного качества правореализации и т. д. Эта вторая группа обстоятельств в значительной степени условна и субъективна, а потому достижение оптимальности правовой процедуры в первую очередь зависит от того, как она регламентирована, насколько грамотно прописана в нормативном правовом акте. Не останавливаясь на общих требованиях, которые предъявляются к процессуальной деятельности, поскольку этому вопросу посвящена не одна сотня исследований, обратим внимание на возможность оптимизации правовых процедур особыми средствами юридической техники.
К особым средствам юридической техники исследователи относят юридические конструкции, правовые презумпции, правовые фикции, правовые принципы, правовые аксиомы и др.3 В решении вопроса об оптимизации правовых процедур каждое из них имеет огромный потенциал, поэтому рассмотрим их в отдельности.
Юридическая конструкция. В современной юриспруденции это понятие обозначает модель урегулированных правом общественных отношений, служащую методом познания права и его регулятив-
1 Кашанина Т.В. Юридическая техника: Учебник. — М., 2007. — С. 129—133.
2 См.: Мамай Е.А. К вопросу о понимании эффективности правоприменительных процедур // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД России. — 2011. — № 1 (14). — С. 367—371.
3 См.: Бабаев В.К. Правовая система общества // Общая теория права: Курс лекций / Под ред. В.К. Бабаева. — Н. Новгород, 1993. — С. 100.
ного значения1. Для исследования правовых процедур этот вопрос особенно важен, поскольку любая процессуальная деятельность в своей сути основана на моделировании. Это важно и потому, что, как правильно отметила Анита Нашиц, «понимание правотворчества как деятельности по моделированию, включающей отражение, но не ограничивающейся им, позволяет нам увидеть единство момента отражения и момента регулирования, предвосхищения, проектирования...»2. О.С. Иоффе и В.П. Грибанов, исследуя этот вопрос, отмечали, что юридическая конструкция представляет собой предельно концентрированное выражение, наряду с самим юридическим правилом, тех из числа абстрактных возможных условий его применения, которые признаны законодателем наиболее целесообразными для разрешения различных конкретных вопросов, могущих возникнуть в процессе практической реализации данной правовой нормы3.
Мысль об отнесении процессуальной формы к одному из видов юридических конструкций ранее уже высказывалась учеными4, однако достаточно подробного освещения на страницах юридической литературы этот вопрос не получил. В нашем понимании модель правовой процедуры, при рассмотрении ее с вышеприведенной точки зрения, наделяется весьма ценными свойствами и огромным методологическим потенциалом, прежде всего, научного и правотворческого характера.
Современные исследователи определяют несколько ключевых свойств юридической конструкции как модели. Во-первых, она является формой отражения действительности. Во-вторых, она не воспроизводит реальный объект во всех его связях и опосредованиях, а является определенной абстракцией, упрощением объекта, поскольку акцентирует внимание исследователя на интересующих его свойствах моделируемого объекта. В-третьих, конструкцию-модель нужно рассматривать как аналог реального объекта, обладающий его свойствами, позволяющими говорить о соответствии модели и отображаемого ею объекта. В-четвертых, она служит средством отвлечения и выражения внутренней структуры сложного явления, отражает механизм взаимодействия составляющих его элементов, а не
_ _ у** _ 5
просто его отдельные свойства5.
Таким образом, модель юридической процедуры в упрощенной форме должна отражать наиболее значимые компоненты конструируемой процедуры, создавать нормативную основу ее структуры. Разными исследователями в рассмотрении смежной тематики предлагаются разные решения этого вопроса. Так, В.В. Лазарев в состав правоприменительного акта включает субъекта акта, адресата акта, объект акта, содержание акта6. В.Н. Карташов, говоря о структуре юридической деятельности, предлагает следующий перечень ее элементов: объекты, субъекты и участники, юридические действия и операции, система средств (юридическая техника) и способов (юридическая тактика), результаты данной деятельности7. В.Н. Протасов считает, что нормативная модель процедуры должна определять: а) целевое назначение процедуры; б) тип основных отношений; в) круг лиц, участвующих в процедуре; г) акты поведения, которые могут или должны совершить участники процедуры; д) последовательность совершения актов поведения; е) сроки (время) и место осуществления как отдельных процедурных действий, так и процедуры в целом; ж) правовые средства, обеспечивающие функционирование процедуры8. В отраслевых исследованиях конструирование правовых процедур, как правило, происходит посредством расширения общего перечня слагающих ее частей9.
С нашей точки зрения, универсальным теоретическим фундаментом, позволяющим избежать множество разночтений, должно рассматриваться следующее утверждение В.Н. Кудрявцева: «основные элементы структуры поступка, выявленные правовыми науками на базе исследований противо-
1 Черданцев А.Ф. Логико-языковые феномены в праве, юридической науке и практике. — Екатеринбург, 1993. — С. 131.
2НашицА.М. Правотворчество. Теория и законодательная техника. — М., 1974. — С. 81.
3 Иоффе О.С. Пределы осуществления субъективных гражданских прав / О.С. Иоффе, В.П. Грибанов // Советское государство и право. — 1964. — № 1. — С. 31.
4 См.: Юридическая процессуальная форма: теория и практика / Под общ. ред. П.Е. Недбайло и В.М. Горшенева. — М., 1976. — С. 13; Чевычелов В.В. Юридическая конструкция (проблемы теории и практики): Дис... канд. юрид. наук. — Н. Новгород, 2005. — С. 94; Мамай Е.А. Модель юридической процедуры как технико-юридическая конструкция // Проблемы юридической науки в исследованиях докторантов, адъюнктов и соискателей: Сборник научных трудов / Под ред. В.М. Баранова, М.А. Пшеничнова. — Н. Новгород, 2010. — Вып. 16. — С. 96—106.
5 См.: Чевычелов В.В. Юридическая конструкция (проблемы теории и практики): Дис... канд. юрид. наук. — Н. Новгород, 2005. — С. 66; Баранов В.М. Юридические конструкции, сценарий компьютерного урока / В.М. Баранов, Ю.Л. Мареев // Проблемы юридической техники: Сборник статей / Под ред. В.М. Баранова. — Н. Новгород, 2000. — С. 731—733.
6Лазарев В.В. Эффективность правоприменительных актов (Вопросы теории). — Казань, 1975. — С. 34—35.
7 Карташов В.Н. Введение в общую теорию правовой системы общества: Текст лекций. — Ярославль, 1997. — Ч. 3: Практика реализации права. Правоприменительная практика. — С. 10.
8 Протасов В.Н. Теория государства и права. Проблемы теории права и государства. — М., 2001. — С. 248.
9 См., например: Дегтярева Е.А. Административные процедуры: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — Ростов-на-Дону, 2007. — С. 18; Никифоров М.В. Проблемы теории административных процедур: Монография. — Н. Новгород, 2006. — С. 72.
правных актов, по сути дела, отражают более общие свойства любого человеческого поведения...»1. Исходя из этого, основными элементами моделируемой процедуры нами могут быть названы: 1) объект, 2) субъект, которому предписывается реализация соответствующей процедуры; 3) объективная сторона процедуры (юридические действия, средства их осуществления, результаты действий и т. д.); 4) субъективная сторона, отражающая прежде всего проявления воли, мотивов и целей субъекта. Использование такой четырехчленной структуры позволяет обеспечивать комплексное моделирование процедур, их качественное структурное и содержательное наполнение, а также поиск универсальных средств оптимизации процедур применительно к каждому из рассматриваемых элементов2.
Правовые принципы, на наш взгляд, обладают наибольшим потенциалом в вопросе оптимизации правовых процедур. Правовыми принципами в доктрине современного российского права именуют некие основополагающие начала, идеи, которые ложатся в основу правового регулирования как такового. Более широкое, чем сейчас, использование правовых принципов как средства оптимизации правовых процедур в российской правоприменительной практике в значительной степени ограничивается самой сутью отечественной правовой системы. Принадлежность ее к семье континентального (романо- германского) права обеспечивает приоритет нормативно- правовых актов над прецедентами, практикой правоприменения, и, как следствие, лишь в деятельности высших судебных инстанций правовые принципы получают широкое распространение именно как средство толкования норм права и оптимизации правового регулирования в целом.
В качестве примеров рассмотрим несколько правовых принципов в их применении к сфере процедурного регулирования.
Принцип диспозитивности. Известно, что компетенция отдельных субъектов правоприменения распространяется на процедуры большей или меньшей сложности, предполагающие, соответственно, большие или меньшие гарантии защиты прав адресата процедуры. Скажем, органы внутренних дел обладают полномочиями по целому ряду статей КоАП РФ как составлять протоколы, которыми фиксируется факт совершения административного правонарушения, так и рассматривать соответствующие дела (ст. 23.3. и 28.3 КоАП РФ). В то же время в сфере уголовного судопроизводства подобного рода совмещения компетенции не допускаются, поскольку это в значительно большей степени ограничивало бы процессуальные права сторон.
Реализация принципа диспозитивности в сфере процессуальной деятельности предполагает свободу (право) субъектов правоотношений распоряжаться как материальными правами, так и процессуальными средствами защиты этих прав3. Поэтому для России в настоящее время одной из наиболее актуальных проблем является проблема разрешения вопросов в порядке альтернативном сложным судебным процедурам. Некоторые судьи высказывают следующее мнение: «судебно-властные отношения эффективны уже потому, что, несмотря на присущий им комплекс недостатков, в разрешении определенного рода конфликтов альтернативы им нет»4. С нашей точки зрения, отсутствие альтернатив — это и есть самый главный недостаток существующей системы, поэтому в отношении сложных судебных процедур необходимо расширять возможности рассмотрения дел в упрощенном порядке самими судами, а также иными субъектами правоприменения в рамках досудебных процедур урегулирования споров: административные обжалования (ограничивая их одной-двумя инстанциями), претензионный порядок разрешения конфликтов, нотариальные процедуры, процедуры медиации (посредничества) и др.
Помимо этого, как, например, практикуется в европейских государствах, органам публичной власти необходимо вменять в обязанность передачу дела полномочной инстанции, если само ведомство не вправе рассмотреть его (гражданину нельзя просто отказать в приеме документов)5. Данный принцип, именуемый принципом самостоятельной координации деятельности, нашел воплощение в отечественном законодательстве в форме Федерального закона от 2 мая 2006 года № 59-ФЗ «О порядке рассмотрения обращений граждан Российской Федерации»6. Последовательная реализация принципа самостоятельной координации требует, по нашему мнению, дополнительных законодательных решений. Так, из действующего процессуального законодательства необходимо исключить такое основание для возвращения истцу поданного им искового заявления, как неподсудность дела данному
1 Кудрявцев В.Н. Право и поведение. — М., 1978. — С. 14.
2 См.: Мамай Е.А. Эффективность правоприменительных процедур (теория, практика, техника): Дис... канд. юрид. наук. — Н. Новгород, 2011. — С. 49—81, 174—234.
3 См.: Александров А.С. Диспозитивность в уголовном процессе. — Н. Новгород, 1997. — С. 79—83; Смолин А.Г. Особый порядок судебного разбирательства, предусмотренный главой 40 УПК РФ: проблемы нормативного регулирования и дальнейшего развития: Дис... канд. юрид. наук. — Н. Новгород, 2005. — С. 89.
4 Колоколов Н.А. Судебная власть как общеправовой феномен: Автореф. дис... д-ра юрид. наук. — Н. Новгород, 2006. — С. 26—27.
5 Вершинин С. Как упорядочить отношения гражданина и чиновника? Административные процедуры на примере законодательства Швейцарии / С. Вершинин, Р. Шафхаузер, К. Экштайн. — М., 2000. — С. 14.
6 Российская газета. — 2006. — 5 мая.
суду (п. 1 ч. 1 ст. 129 АПК РФ, п. 2 ч. 1 ст. 135 ГПК РФ). Представляется, что статьи 127 АПК РФ и 133 ГПК РФ, регламентирующие принятие исковых заявлений к производству, должны быть дополнены положениями следующего содержания: «Судья, установив, что рассмотрение обстоятельств поданного искового заявления неподсудно данному суду, обязан направить указанное заявление в компетентную инстанцию в соответствии с правилами подсудности. О принятом решении в письменном виде либо в форме электронного документа уведомляется лицо, подавшее исковое заявление».
Следующим принципом, который требует упоминания, является принцип правовой определенности. Его более широкое применение могло бы стать средством решения проблемы нестабильности правоприменительных решений, возникающей ввиду предусмотренной законом возможности их многократного пересмотра в нескольких судебных инстанциях. Подвергая критике данное обстоятельство, В.М. Жуйков справедливо отмечает, что эта проблема не собственно процессуальная, а, скорее, порождение законодательства о судоустройстве1.
Между тем, как отметил Европейский Суд по правам человека, одним из фундаментальных аспектов верховенства права является именно принцип правовой определенности, который требует inter alia2, чтобы окончательно принятое судом решение по делу не подвергалось бы сомнению3. При рассмотрении этого же вопроса Конституционный Суд РФ выразил следующую позицию: «...закрепление в законе экстраординарных, чрезвычайных по своему характеру способов обжалования вступивших в законную силу судебных постановлений требует установления специальной процедуры открытия соответствующего производства, ограниченного перечня оснований для отмены таких судебных постановлений, которые не могут совпадать с основаниями для отмены судебных постановлений в ординарном порядке, а также закрепления особых процессуальных гарантий для защиты как частных, так и публичных интересов от их необоснованной отмены»4.
Решению существующих проблем призваны нововведения, установленные Федеральным конституционным законом от 7 февраля 2011 года № 1 «О судах общей юрисдикции в Российской Федерации»5. Несколько ранее в основные процессуальные правовые акты (ГПК РФ, УПК РФ6) были внесены соответствующие изменения, касающиеся апелляционного, кассационного, надзорного пересмотра дел.
Еще один принцип процедурного регулирования именуется принципом res judicata7. Состоит он в следующем: новое производство не может быть начато, а начатое — должно быть прекращено, если судом будет установлено, что оба производства касаются одного и того же предмета рассмотрения, основываются на одних и тех же обстоятельствах дела, сторонами являются одни и те же лица, действующие в том же статусе правоспособности, однако по одному из дел уже имеется вступившее в силу окончательное решение суда. Как нам представляется, данный общепроцессуальный принцип требует текстуальной конкретизации, а также последовательной правореализации нормативных положений, закрепленных в действующем законодательстве, в частности в абзаце третьем статьи 220 ГПК РФ, пункте 2 части 1 статьи 150 АПК РФ, пунктах 4, 5 части 1 статьи 27 УПК РФ, пункте 7 части 1 статьи 24.5 КоАП РФ.
В практике деятельности всех органов власти в последнее время все чаще стал упоминаться такой принцип, как принцип «административного молчания» (administrative silence), призванный способствовать разрешению ситуаций, когда конкретные процессуальные сроки в законодательстве не определены или властным субъектом они не соблюдаются. Содержательно он может быть реализован в двух формах: так называемом негативном и позитивном административном молчании.
Принцип негативного административного молчания может быть сформулирован в следующем виде: «Если по истечении периода времени, определенного законом для совершения органом власти (должностным лицом) некоторых действий в ответ на запрос или обращение гражданина, необходимые действия не последовали, дальнейшее бездействие рассматривается как прямой отказ, что
1 Жуйков В.М. Общая концепция развития процессуального законодательства и законодательства о судоустройстве // Журнал российского права. — 2010. — № 7. — С. 6.
2 «Среди других вещей или дел» (лат.).
3 См.: Case of Brumrescu v. Romania (Application № 28342/95): Judgment (Just satisfaction) / The European Court of Human Rights (Grand Chamber), Strasbourg, 23/01/2001 // echr.coe.int/echr/en/hudoc
4 Постановление Конституционного Суда РФ от 19 марта 2010 года № 7-П «По делу о проверке конституционности части второй статьи 397 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан И.В. Амосовой, Т.Т. Васильевой, К.Н. Жестковой и других» // Российская газета. — 2010. — 2 апреля.
5 Российская газета. — 2011. — 11 февраля.
6 См.: Федеральный закон от 9 декабря 2010 года № 353-ФЗ «О внесении изменений в Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации» // Российская газета. — 2010. — 13 декабря; Федеральный закон от 29 декабря 2010 года № 433-ФЗ «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации и признании утратившими силу отдельных законодательных актов (положений законодательных актов) Российской Федерации» // Российская газета. — 2010. — 31 декабря.
7 «Вопрос, окончательно решенный судом и поэтому не подлежащий рассмотрению вновь тем же судом или судом параллельной юрисдикции» (лат.). См.: Латинская юридическая фразеология / Сост. Б.С. Никифоров. — М., 1979. — С. 230.
дает гражданину право на обжалование такового в суде или вышестоящей административной инстанции». Данный принцип нашел свое смысловое закрепление в нескольких действующих нормативных правовых актах, в частности в Законе РФ от 27 апреля 1993 года № 4866-1 «Об обжаловании в суд действий и решений, нарушающих права и свободы граждан»1 и в подпункте 1 пункта 3 статьи 10 Федерального закона «О беженцах»2.
Принцип позитивного административного молчания, с нашей точки зрения, в действующем законодательстве неоправданно обойден вниманием. В частном виде он может быть сформулирован следующим образом: «Если по истечении периода времени, определенного законом для совершения органом власти (должностным лицом) некоторых действий в ответ на запрос или обращение гражданина, необходимые действия не последовали, дальнейшее бездействие рассматривается как прямое согласие данного органа (должностного лица) на продление действия ранее выданных разрешительных документов на тех же условиях и на тот же срок». Указанным нормативным положением могут быть дополнены статьи Федерального закона от 8 августа 2001 года № 128-ФЗ «О лицензировании отдельных видов деятельности»3 (в части, касающейся продления действия лицензий, выданных на определенный срок), Федерального закона от 19 июня 2004 года № 54-ФЗ «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях»4 (в части, касающейся предложений органов исполнительной власти Российской Федерации или органов местного самоуправления об изменении места и (или) времени проведения публичного мероприятия) и другие нормативные правовые акты.
Дополнительно можно упомянуть еще ряд принципов, которые, несомненно, являются средствами оптимизации правовых процедур. К примеру, по делам, возникшим из публичных правоотношений, требует более широкого применения принцип jura novit curia5, обеспечивающий сочетание инициативности и независимости суда6. В деятельности административных органов необходимо расширение сферы действия принципа «большее охватывает меньшее» (in majore minus), благодаря которому происходит перераспределение обязанностей между гражданином, обратившимся в орган публичной власти, и правоприменителем7.
Следующим особым средством юридической техники, позволяющим оптимизировать правовые процедуры, является правовая презумпция. Посредством презумпций на основе предположений о наличии или отсутствии подтвержденных предшествующим опытом связей между юридическими фактами и фактами наличными делаются определенные умозаключения, исключающие необходимость совершения дополнительных обременительных действий по доказыванию чего-либо8. В сфере процедурного регулирования потенциал презумпций использован недостаточно. Упомянем лишь некоторые из них.
Презумпция добросовестности подателя документов. Состоит она в том, что при подаче документов достоверность предоставляемой информации должна подтверждаться личной подписью их подателя или иным способом, обеспечивающим идентификацию субъекта, однако последующая перепроверка сведений должна рассматриваться исключительной прерогативой самого органа власти и осуществляться по его усмотрению. Бремя доказывания утверждаемых гражданином фактов может возлагаться на него преимущественно лишь в ситуациях, когда гражданин желает, чтобы в его пользу были совершены определенные позитивные действия9.
Конкурирующей с указанной выше презумпцией может рассматриваться презумпция непростительных действий. В качестве предложения de lege ferenda10 сформулируем ее в следующем виде: «Презумпция непростительных действий. Умышленные действия лица, выразившиеся в сокрытии
1 Российская газета. — 1993. — 12 мая.
2 Ведомости СНД РФ и ВС РФ. — 1993. — № 12. — Ст. 425.
3 Российская газета. — 2001. — 10 августа.
4 Российская газета. — 2004. — 23 июня.
5 «Суду известен закон» (лат.). Данное латинское выражение означает, что сторонам в споре не нужно представлять или подтверждать закон, применимый по делу. Только суд ответственен за то, какой закон применять по определенному делу и как это делать. Суд применяет закон ex officio (буквально, в силу занимаемой должности ), и это означает, что он не ограничен аргументами, представленными сторонами. См.: Jura Novit Curia and Ethics in International Arbitration // www.lepetitjuriste.fr/ nouveaux-articles-divers/jura-novit-curia-and-ethics-in-international-arbitration
6 Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 19 декабря 2003 года № 23 «О судебном решении» // Российская газета. — 2003. — 26 декабря.
7 Данный принцип, например, нашел свое отражение в пункте 1.2 статьи 9 Федерального закона «О государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей» // Российская газета. — 2001. — 10 августа. Им предусматривается, что отсутствие копии официального документа при наличии оригинала не может рассматриваться основанием для отказа в осуществлении процедуры.
8 См.: Бабаев B.K. Презумпции в советском праве: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — Свердловск, 1969.
9 Bершинин С. Как упорядочить отношения гражданина и чиновника? Административные процедуры на примере законодательства Швейцарии / С. Вершинин, Р. Шафхаузер, К. Экштайн. — М., 2000. — С. 13.
10 «С точки зрения будущего закона» (лат.).
требуемой информации, ее искажении или предоставлении заведомо ложной информации, если эти действия повлекли неоправданное изменение течения сроков, правил подсудности, подведомственности дела, иных процессуальных условий его ведения, о чем должностное лицо, принимавшее соответствующее решение, не знало и не могло знать, являются основанием, лишающим виновное лицо права ссылаться на эти обстоятельства как нарушающие его права ввиду их наступления по его собственной вине»1.
В праве некоторых иностранных государств, в частности в законодательстве Швеции, данная презумпция (presumption of criminal liability) применяется в налоговых правоотношениях. Подтверждая возможность ее использования, Европейский Суд по правам человека в решении по делу «Яносевич против Швеции» (Janosevic v. Sweden) отметил, что система налогообложения основывается в основном на сведениях, предоставляемых самим налогоплательщиком, поэтому она не может действовать правильно без какой-либо формы наказаний в том случае, если сообщаемые сведения являются неправильными или неполными. Однако по смыслу данного судебного решения презумпция «непростительных действий» может использоваться государством как конкурирующая с презумпцией невиновности только в разумных пределах, подразумевающих ограничение ее использования и возможность защиты2. Например, в отечественное налоговое законодательство рассматриваемая презумпция могла бы быть введена при условии предоставления гражданину возможности заполнения форм налоговых деклараций, исключающих возможность допущения технических ошибок3.
Правовые фикции являются следующим средством юридической техники, потенциал которых пусть и не на столько широкий, как у правовых принципов, но в сфере оптимизации правовых процедур использующийся в настоящее время недостаточно. Правовыми фикциями именуются несуществующие положения, которым в силу определенных законом условий предается значение действительных, обязательных фактов, что, как и в случае с правовыми презумпциями, исключает необходимость совершения некоторых обременительных действий. Так, к примеру, значительной проблемой, с которой приходится сталкиваться участникам процедур, является умышленное затягивание течения процедуры. Скажем, лица, в отношении которых ведется производство по делу об административном правонарушении, зачастую злоупотребляют своим процессуальным правом заявлять ходатайства и отводы, к примеру, правом заявить отвод эксперту (ч. 4 ст. 26.4 КоАП РФ). Практика выработала несколько способов противодействия такому поведению участников процедуры. Первое решение — это четкая законодательная регламентация сроков, их максимальное сокращение. Второе решение состоит во введении в процессуальное законодательство (в частности, в главу 1 АПК РФ, главу 1 ГПК РФ, главу 2 УПК РФ, главу 24 КоАП РФ) в качестве общего правила правовой фикции следующего содержания: «Участники судопроизводства должны информироваться о принадлежащих им субъективных правах и юридических обязанностях. Если управомоченное и надлежаще уведомленное об этом лицо в установленный срок не выразило своей позиции по поводу принадлежащего ему права, оно признается отказавшимся от его использования. Срок, пропущенный по уважительной причине, может быть восстановлен». Отраслевым законодательством с учетом присущей ему специфики могут быть предусмотрены исключения из вышеизложенной нормы.
Использование особых средств юридической техники является одним из наиболее простых, удобных и универсальных способов достижения оптимального регулирования правовых процедур. В изложенном материале приводятся лишь некоторые, иногда самые очевидные, из потенциально возможных средств оптимизации. Возможность формирования более гибкой регламентации процедур посредством юридических конструкций, правовых принципов, презумпций, фикций в настоящее время требует более пристального внимания со стороны как ученых-теоретиков, так и практиков. Через доктринальное осмысление этого вопроса могут быть найдены многие эффективные законодательные решения.
1 Данное нормативное положение может быть введено в качестве общего правила в процессуальное законодательство (в частности, в главу 1 АПК РФ, главу 1 ГПК РФ, главу 2 УПК РФ, главу 24 КоАП РФ), однако требует определенной корректировки с учетом специфики, присущей каждой из отраслей.
2 Case of Janosevic v. Sweden (Application № 34619/97): Judgment / The European Court of Human Rights (First Section), Strasbourg, 23/07/2002 — 21/05/2003 // echr.coe.int/echr/en/hudoc
3 Кроме того, она могла бы использоваться в ситуации, описанной в обзоре практики Верховного Суда РФ, когда военнослужащий совершил правонарушение, предусмотренное частью 1 статьи 12.8 КоАП (управление транспортным средством водителем, находящимся в состоянии опьянения), но ни при составлении протокола об административном правонарушении, ни при рассмотрении дела об административном правонарушении не сообщил о своем статусе. В результате этого дело было рассмотрено с нарушением правил подведомственности. См.: Обзор законодательства и судебной практики Верховного Суда РФ за первый квартал 2010 года. Утв. постановлением Президиума Верховного Суда РФ от 16 июня 2010 года (ред. от 8 декабря 2010 г.) // СПС «КонсультантПлюс».
