CC BY
19
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 11. ПРАВО. 2022. № 1
УГОЛОВНОЕ И УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНОЕ ПРАВО; КРИМИНОЛОГИЯ
Научная статья УДК 346.5:343.7
Т. г. оганесян*
определение сферы предпринимательской деятельности как признака мошенничества
Аннотация. Статья посвящена проблеме квалификации мошенничества, сопряженного с преднамеренным неисполнением договорных обязательств в сфере предпринимательской деятельности (ч. 5—7 ст. 159 УК РФ). Автор исследует понятие «сфера предпринимательской деятельности», обращая внимание на спорные моменты в трактовке данного понятия в науке уголовного права и судебной практике. При этом отмечается, что, несмотря на действующие разъяснения Пленума Верховного Суда РФ по рассматриваемой проблеме, а также положения ст. 2ГК РФ, в судебной практике встречаются ошибки в понимании границ сферы предпринимательской деятельности, что не позволяет эффективно привлекать к ответственности тех лиц, которые прибегают к мошенническим схемам при осуществлении указанной деятельности. В свою очередь достаточно часто из-за отсутствия таких границ законные действия лиц в сфере предпринимательской деятельности квалифицируются как преступления. Осложняет судебную практику и ультраактивное применение ныне упраздненной ст. 1594 УК РФ. Проведенное исследование позволило автору сформулировать критерии определения сферы предпринимательской деятельности для целей применения ст. 159 УК РФ, вывод о необходимости изменения существующей трактовки сферы предпринимательской деятельности в законодательстве и правоприменительной практике. По мнению автора, реализация предложенных изменений и использование указанных критериев позволят эффективно применять меры уголовной ответственности к лицам, совершившим преступления в сфере предпринимательской деятельности.
Ключевые слова: уголовное право, состав преступления, квалификация преступления, преступления в сфере экономики, мошенничество, сфера предпринимательской деятельности.
Для цитирования: Оганесян Т. Г. Проблема определения сферы предпринимательской деятельности как признака мошенничества // Вестн. Моск. ун-та. Сер. Право. 2022. № 1. С. 107-121.
* Тельман Геннадьевич Оганесян — аспирант, юридический факультет МГУ имени М. В. Ломоносова; telman_555@mail.ru
Введение. Необходимость раскрытия понятия «сфера предпринимательской деятельности» для целей уголовного закона диктуется наличием в Уголовном кодексе РФ не только состава мошенничества в сфере предпринимательской деятельности, но и в целом преступлений в сфере экономики. Правильная квалификация таких преступлений, в том числе установление сопряженности с предпринимательской деятельностью, влияет не только на материю уголовного права, но и на процессуальные гарантии в рамках расследования уголовного дела, например в части возможности или невозможности избрания в отношении предпринимателей меры пресечения в виде заключения под стражу (ч. 1.1 ст. 108 УПК РФ), порядка признания предметов и документов вещественными доказательствами по уголовным делам о преступлениях в сфере экономики (ст. 81.1 УПК РФ), производства следственных действий по делам о преступлениях в сфере экономики (ч. 4.1 ст. 164 УПК РФ). При этом в УПК РФ проводится деление на преступления, предусмотренные ч. 1—4 ст. 159 УК РФ и совершаемые предпринимателями, и «предпринимательское мошенничество» (ч. 5—7 ст. 159 УК РФ).
Федеральным законом от 29 ноября 2012 г. № 207-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации»1 уголовная ответственность за различные варианты мошенничества была дополнительно дифференцирована.
Помимо прочего, была введена ст. 1594 «Мошенничество в сфере предпринимательской деятельности», установившая ответственность за совершение мошенничества, сопряженного с преднамеренным неисполнением договорных обязательств в сфере предпринимательской деятельности.
Постановлением Конституционного Суда РФ от 11 декабря 2014 г. ст. 1594 была признана не соответствующей Конституции РФ и 12 июня 2015 г. утратила силу2. Основанием для такого решения стало ее явное несоответствие общей норме (ст. 159 УК РФ) в части предусмотренных санкций: состав предпринимательского мошенничества фактически существовал как привилегированный, хотя, по мнению Конституционного Суда РФ, привилегирующий признак (сфера предпринимательской деятельности) являлся дискриминирующим. В целом же дифференциация мошенничества на различные подвиды у Суда вопросов не вызвала.
1 СЗ РФ. 2012. № 49. Ст. 6752.
2 Постановление Конституционного Суда РФ 11.12.2014 г. № 32-П «По делу о
проверке конституционности положений статьи 159.4 Уголовного кодекса Российской
Федерации в связи с запросом Салехардского городского суда Ямало-Ненецкого автономного округа» // Вестн. КС РФ. 2015. № 2.
В 2016 г. законодатель, учтя основное замечание Конституционного Суда РФ, Федеральным законом от 3 июля 2016 г. № З23-Ф33 ввел в ст. 159 УК РФ ч. 5—7, которые, по сути, воспроизводили прежнюю ст. 1594 УК РФ за исключением санкции: последняя была приведена в соответствие с санкцией за обычное мошенничество (ч. 1—4 ст. 159 УК РФ).
В связи с данными изменениями возникает вопрос определения сферы предпринимательской деятельности как признака состава мошенничества для уточнения пределов уголовной ответственности предпринимателей.
о критериях определения сферы предпринимательской деятельности. К вопросу об обусловленности выделения самостоятельного состава мошенничества в сфере предпринимательской деятельности обращались многие авторы4. В целом выделение специальных видов мошенничества получило в основном негативные отзывы со стороны ученых, при этом нет единого мнения об обусловленности выделения такого мошенничества, также нет и единства относительно критериев отграничения специальных видов мошенничеств друг от друга (прежде всего предпринимательского мошенничества от иных видов).
Наиболее распространена точка зрения, согласно которой у предпринимательского мошенничества существует дополнительный объект, что и дало законодателю основание для выделения данного вида мошенничества.
Так, по мнению Н. А. Лопашенко, особой специфики объекта мошенничества в сфере предпринимательской деятельности не прослеживается, однако помимо отношений собственности такое мошенничество имеет своим объектом отношения в сфере порядка осуществления предпринимательской деятельности 5. Сходной позиции придерживается А. Г. Безверхов, который применительно к специальным видам мошенничества указывает на наличие у них дополнительных объектов в виде специфических отношений (в частности, для предпринимательского мошенничества данный автор в
3 Федеральный закон от 03.07.2016 г. № 323-ф3 «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации по вопросам совершенствования оснований и порядка освобождения от уголовной ответственности» // СЗ РФ. 2016. № 27 (ч. 2). Ст. 4256.
4 См.: Гудиев Г. З., Биченова С.Ш. Мошенничество в сфере предпринимательской деятельности // Colloquium-journal. 2019. № 26(50); Лопашенко Н. А. Законодательная реформа мошенничества: вынужденные вопросы и вынужденные ответы // Всероссийский криминологический журнал. 2015. № 3; Якимова Е. М. Концепция свободы предпринимательской деятельности через призму уголовно-правовой характеристики мошенничества // Там же. 2019. № 2; Южин А. А. Мошенничество и его виды в российском уголовном праве: дис. ... канд. юрид наук. М., 2016.
5 Лопашенко Н. А. Преступления против собственности: авт. курс: В 4 кн. Кн. 3: Формы хищения. М., 2019. С. 142.
качестве объекта указывает «порядок в сфере предпринимательской деятельности»)6.
Вместе с тем основное отличие специальных видов мошенничества друг от друга состоит не только в дополнительном объекте, но и в других критериях. Так, П. С. Яни, будучи противником дифференциации мошенничества на специальные виды, указывает, что, помимо объекта, критерием дифференциации этих составов выступает особый способ совершения преступления7. Последнее отражается в отсутствии такого, присущего обычному мошенничеству, способа совершения, как злоупотребление доверием, в ст. 1595 УК РФ (мошенничество в сфере страхования), в особенностях закрепления способов в ст. 1591 и 1592 УК РФ, в полном исключении традиционных для мошенничества способов в ст. 1596 УК РФ.
Однако, кроме названных критериев, существенным отличием предпринимательского мошенничества от других видов мошенничества является признак совершения преступления в предпринимательской сфере.
Порядок осуществления предпринимательской деятельности охраняется наряду с отношениями собственности, однако в ч. 1 ст. 2 УК РФ, где определены задачи Уголовного кодекса РФ, в качестве объекта уголовно-правовой охраны не указан. Хотя, например, М. Г. Жилкин считает, что наряду с задачей охраны собственности уголовный закон должен включать и задачу охраны законной предпринимательской и иной экономической деятельности8, поскольку УК РФ содержит много составов, связанных непосредственно с охраной данной деятельности (например, ст. 169, ч. 3 ст. 299 и др.). В этом плане отсутствие легального закрепления сферы предпринимательской деятельности в качестве объекта уголовно-правовой охраны можно рассматривать как существенный недочет.
Определение сферы предпринимательской деятельности как признака состава мошенничества вызывает немало вопросов как в доктрине уголовного права, так и в правоприменительной деятельности.
Очевидно, что понятие «предпринимательская деятельность» не является уголовно-правовым и должно толковаться в соответствии с гражданским законодательством (ст. 2 ГК РФ) и цивилистической доктриной.
Вместе с тем ряд авторов отмечают несовершенство законодательного определения предпринимательской деятельности. Так, Е. П. Чор-
6 См.: Безверхов А. Г. Мошенничество и его виды: Вопросы законодательной регламентации и квалификации // Уголовное право. 2015. № 5. С. 10.
7 См.: Яни П. С. Специальные виды мошенничества // Законность. 2015. № 3 (965). С. 47-52.
8 См.: Жилкин М. Г. Преступления в сфере предпринимательской деятельности: проблемы классификации и дифференциации ответственности. М., 2019.
новол и А. В. Головизнин указывают, что понятие «систематическое получение прибыли» не отвечает требованиям определенности9, а А. А. Иващенко полагает, что данное определение нужно дополнить двумя признаками: инициативность и профессионализм10. Как представляется, определение предпринимательской деятельности, закрепленное в ст. 2 ГК РФ, достаточно полно отражает суть данной деятельности и не нуждается в каком-либо дополнении.
В теории гражданского права можно встретить и весьма оригинальные определения предпринимательской деятельности. Так, по мнению Б. Банзрагч предпринимательство может рассматриваться «как стиль хозяйствования, процесс организации и осуществления деятельности в условиях рынка, взаимодействие субъектов рынка...». При этом, как полагает автор, «многие исследователи характеризуют предпринимательство как процесс поиска новых возможностей, внедрение новых способов производства, открытость к новым перспективам, преодоление старых ограничений. Другие исследователи усматривают в предпринимательстве особый, связанный с риском вид деятельности по организации нового потенциала, прибыльного дела, а также творческую активность в экономике, требующую специфических личностных качеств»11. Приведенное определение вряд ли пригодно для целей уголовного права, так как здесь закреплены такие признаки предпринимательства, которые невозможно будет учесть с достаточной степенью определенности при квалификации соответствующих преступлений.
Еще одной проблемой является вопрос о включении в исследуемую сферу лиц, занимающихся «фактической» предпринимательской деятельностью. Исследуя статус таких лиц, В. В. Болгова и Е.Е Новопавловская указывают, что согласно правовой позиции Конституционного Суда РФ таким лицам запрещено ссылаться на то, что они не являются предпринимателями12. Таким образом, названные лица также должны рассматриваться в качестве субъектов предпринимательской сферы.
Подводя промежуточный итог, необходимо выделить следующие существенные признаки предпринимательской деятельности, имеющие значение для уголовного права: самостоятельность, риск, направленность
9 См.: Чорновол Е. П., Головизнин А. В. Нормативно-правовые, доктринальные и правоприменительные признаки предпринимательской деятельности // Право и экономика. 2016. № 1. С. 16-22.
10 Иващенко А. А. Понятие предпринимательской деятельности в гражданском законе Российской Федерации и цивилистической доктрине // Общество и право. 2013. № 2.С. 47.
11 Банзрагч Б. Понятие и содержание предпринимательства // Проблемы науки. 2017. № 7 (20). С. 53-54.
12 См.: Болгова В. В., Новопавловская Е. Е. Понятие и признаки предпринимательской деятельности в интерпретационной практике конституционного суда Российской Федерации // Вестн. ВУиТ. 2017. № 3. С. 46-52.
на систематическое получение прибыли (с оговоркой, что предпринимательской деятельностью может заниматься и некоммерческая организация), регистрация в установленном законом порядке, а также при отсутствии регистрации в случае «фактического предпринимательства».
Важно отметить, что простое обладание какими-либо финансовыми инструментами не является предпринимательством. Так, Конституционный Суд в одном из постановлений отметил, что простое владение акциями не может расцениваться в качестве предпринимательства 13. Такая позиция представляется верной.
Судебная практика по уголовным делам о предпринимательском мошенничестве неоднозначна. В период существования ныне упраздненной ст. 1594 УК РФ нередко возникали проблемы квалификации этого преступления в части отнесения тех или иных сделок к предпринимательской деятельности. Например, Г. А. Есаков отмечал спорность квалификации как мошенничества в сфере предпринимательской деятельности сделок с некоммерческими организациями и при фактическом осуществлении предпринимательской деятельности14.
Несмотря на то, что диспозиция ст. 1594 УК РФ была воспроизведена в ч. 5-7 ст. 159 УК РФ (в действующей редакции), применение новых положений в судебной практике существенно отличается от ранее существовавшего по ст. 1594, при этом фактически положения ч. 5-7 ст. 159 УК РФ, толкуемые ограничительно в связи с введением п. 4 примечаний к ст. 159 УК РФ, свели на нет усилия законодателя по дифференциации уголовной ответственности за предпринимательское мошенничество. Согласно п. 4 примечаний действие ч. 5-7 ст. 159 УК РФ распространяется на случаи преднамеренного неисполнения договорных обязательств в сфере предпринимательской деятельности, когда сторонами договора являются индивидуальные предприниматели и (или) коммерческие организации.
Учитывая действующее уголовное законодательство, мошенничество в сфере предпринимательской деятельности возможно в следующих формах:
1. мошенничество, сопряженное с преднамеренным неисполнением договорных обязательств в сфере предпринимательской деятельности (ч. 5-7 ст. 159 УК РФ);
13 Об этом см.: Постановление Конституционного суда Российской Федерации от 27.12.2012 г. № 34-П «По делу о проверке конституционности положений пункта «в» части первой и части пятой статьи 4 Федерального закона "О статусе члена Совета Федерации и статусе депутата Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации» в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы"» // Вестн. КС РФ. 2013. № 3. С. 46-52.
14 Есаков Г. А. Мошенничество в сфере предпринимательской деятельности (ст. 1594 УК РФ): Проблемы применения нормы // Уголовное право. 2014. № 3. С. 42
2. мошенничество, совершенное в сфере предпринимательской деятельности (т. е. непосредственно связанное с предпринимательской деятельностью), но без признака сопряженности с преднамеренным неисполнением договорных обязательств (ч. 1-4 ст. 159 УК РФ).
Анализ внесенных в уголовный закон в 2016 г. изменений позволяет прийти к выводу, что предпринимательский состав мошенничества в его понимании применительно к ранее действовавшей ст. 1594, не учитывавшей статус контрагента предпринимателя, был фактически разделен, и мошеннические деяния в сфере предпринимательской деятельности были частично выведены из под действия общей нормы (ч. 1-4 ст. 159 УК РФ) и включены в ч. 5-7 с учетом п. 4 примечаний к ст. 159 УК РФ. Другими словами, в случае, когда контрагентом предпринимателя-мошенника выступают физические лица, ответственность наступает по ч. 1-4 ст. 159 УК РФ (общей норме в широком смысле, включающей основной и квалифицированные виды составов).
Законодатель был вынужден прибегнуть к такой дифференциации ответственности, действуя исключительно в целях защиты прав и законных интересов потерпевших граждан как незащищенной категории населения от предпринимателя-мошенника, так как пороги наступления уголовной ответственности по ч. 1-4 и ч. 5-7 ст. 159 УК РФ различны.
В связи с чем спорным является утверждение, встречающееся в специальной литературе, о том, что правоприменитель в лице Верховного Суда РФ сформировал иное уголовно-процессуальное понимание термина «сфера предпринимательской деятельности», которое не распространяется на предпринимательские составы мошенничества (ч. 5-7 ст. 159 УК РФ). А. А. Боровков, в частности, отмечает, что законодатель фактически создал иное, отличное от гражданского и уголовно-процессуального законодательства, уголовно-правовое определение признака предпринимательской деятельности15.
Анализируя признак мошенничества «совершение в сфере предпринимательской деятельности», Г. А. Есаков верно указывает, что проблемы применения данного состава заключаются в неудачном толковании рассматриваемого признака через субъекта совершения преступления16.
Названный автор также полагает, что одним из существенных отличий общего состава мошенничества от специального, совершаемого
15 Боровков А. А. Мошенничество в сфере предпринимательской деятельности (ч. 5-7 ст. 159 УК РФ): проблемы уголовно-правовой регламентации и квалификации: дис. ... канд. юрид. наук. Красноярск, 2018. С. 51.
16 Есаков Г. А. Указ. соч. С. 42.
в сфере предпринимательской деятельности, является факт совершения в первом случае хищения в личных интересах отдельного физического лица. Иначе говоря, в случае предпринимательского мошенничества, квалифицируемого по специальной норме, имущество, полученное в результате совершения преступления, должно оставаться в предпринимательской сфере, а не попадать в личную имущественную массу физического лица17.
Этот подход представляет интерес, однако не следует из закона. При хищении, в том числе в форме мошенничества, имущество может обращаться в пользу самого виновного или других лиц (см. п. 1 прим. к ст. 158 УК РФ), в качестве таковых вполне могут выступать конкретные физические лица. При решении этой проблемы следует учитывать позицию Пленума Верховного Суда РФ, который разъяснил, что указание на корыстный мотив и способ распоряжения похищенным имуществом не может служить основанием для признания совершения деяния вне связи с осуществлением предпринимательской деятельности18.
На актуальность проблемы толкования признаков предпринимательского мошенничества обратил внимание П. С. Яни, который отметил, что на сегодняшний день существует правоприменительная тенденция в повсеместном отрицании какой-либо связи инкриминируемого мошенничества с предпринимательской деятельностью19.
Действительно, правоприменительная практика исходит из того, что предпринимательская деятельность в ее понимании в гражданском праве (ст. 2 ГК РФ) не может быть основана на обмане или злоупотреблении доверием и преследовать цель незаконного завладения чужим имуществом.
Анализ судебной практики показывает, что суды и следствие устраняются от определения сферы предпринимательской деятельности по конкретным уголовным делам20. Другими словами, правоприменитель априори отрицает возможность совершения мошенничества в сфере предпринимательской деятельности.
Признак «совершение преступления в сфере предпринимательской деятельности» был предметом толкования Конституционного Суда РФ,
17 Там же.
18 Абз. 3 п. 6 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 15.11.2016 г. № 48 «О практике применения судами законодательства, регламентирующего особенности уголовной ответственности за преступления в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности» // Бюл. ВС РФ. 2017. № 1.
19 См.: Яни П. С. Связь преступления с предпринимательской деятельностью // Законность. 2019. № 11. С. 42-46.
20 Апелляционные постановления Московского городского суда от 06.04.2020 г. по делу № 10-6857/2020; от 02.02.2021 г. по делу № 10-1982/2021; от 07.07.2020 г. по делу № 10-12479/2020: Доступ из СПС «КонсультантПлюс: Версия Проф» (дата обращения: 10.10.2021).
который неоднократно обращал внимание правоприменителя и граждан на то, что «предпринимательские» преступления считаются таковыми, если они совершены лицом, осуществляющим предпринимательскую деятельность самостоятельно или участвующим в предпринимательской деятельности, осуществляемой юридическим лицом, и эти преступления непосредственно связаны с указанной деятельностью21.
Однако ни одно из действующих постановлений Пленума Верховного Суда РФ, принятых по вопросам применения уголовного закона, не указывает на необходимость определять наличие непосредственной связи между инкриминируемым мошенничеством и предпринимательской деятельностью. Более того, ни в одном из постановлений высших судебных инстанций не предложены собственные критерии определения непосредственной связи мошенничества и предпринимательской деятельности.
В одном из Обзоров судебной практики применительно к составу предпринимательского мошенничества Верховный Суд РФ отметил, что суды должны устанавливать субъектный состав отношений, а именно выяснять, осуществляют ли лица предпринимательскую деятельность или участвуют в них, а также непосредственную связь преступлений с предпринимательской деятельностью22. Порядок определения такой связи при этом не указывался, что приводило к тому, что суды формально подходили к определению данного признака со ссылкой на ст. 2 ГК РФ.
Так, Верховный Суд РФ в рамках проверки законности нижестоящих актов, состоявшихся по уголовному делу, отметил, что директор компании заключил договор поставки с региональным отделением ФСС РФ непосредственно получателям-инвалидам специальные магнитолы. Не намереваясь исполнять принятые на себя обязательства, он поставил более дешёвые магнитолы, не соответствующие техническим характеристикам. Суд первой инстанции квалифицировал его действия по ст. 159 УК РФ. Апелляционная и кассационная инстанции согласились с такой квалификацией.
Отменяя нижестоящие судебные акты, Верховный Суд РФ указал, что осуждённый является директором коммерческой организации, его компания занималась в том числе деятельностью по реализации
21 Определения Конституционного Суда РФ от 26.02.2021 г. № 328-О; от 20 апреля 2017 г. № 767-О; от 17 июля 2018 г. № 2010-О; от 27 сентября 2019 г. № 2375-О: Доступ из СПС «КонсультантПлюс: Версия Проф» (дата обращения: 10.10.2021).
22 Обзор судебной практики по применению Федерального закона от 29 ноября 2012 г. № 207-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации» и Постановления Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации от 2 июля 2013 г. № 2559-6 ГД «Об объявлении амнистии»: Доступ из СПС «КонсультантПлюс: Версия Проф» (дата обращения: 10.10.2021).
изделий медицинского назначения, т. е. предпринимательской деятельностью. Эти обстоятельства не учли нижестоящие суды23.
В другом деле Верховный Суд РФ обратил внимание на неправильное определение судами нижестоящих инстанций сферы предпринимательской деятельности применительно к действующему на момент совершения преступления уголовному закону. Отменяя судебные акты, Верховный Суд РФ указал, что по смыслу закона, действовавшего в период совершения преступлений, деяния, предусмотренные ст. 159, 160 и 165 УК РФ, подлежали квалификации как совершенные в сфере предпринимательской деятельности, если они совершены лицами, осуществляющими предпринимательскую деятельность или участвующими в предпринимательской деятельности, и эти преступления непосредственно связаны с указанной деятельностью. Поэтому учтенное судами обстоятельство, относящееся к отсутствию статуса предпринимателей у граждан, заключивших договоры долевого участия в строительстве, не имело значения для квалификации действий осужденного24.
Данные примеры показательны тем, что Верховному Суду РФ в рамках второй кассации пришлось исправлять ошибки нижестоящих судов, хотя в целом было очевидно, что преступления полностью подпадают под признаки предпринимательского мошенничества.
Стоит согласиться с П. С. Яни, что связь преступления с предпринимательской деятельностью коммерческой организации выражается в том, что «данное преступление совершается наряду с законной предпринимательской деятельностью в обычных формах ее осуществления»25.
В судебной практике встречаются квалификационные ошибки другого рода: суды оценивают деяние по нормам о предпринимательском мошенничестве вместо норм об обычном мошенничестве.
Так, Верховный Суд РФ, рассмотрев кассационное представление, указал, что суд кассационной инстанции при переквалификации действий осужденного с ч. 4 ст. 159 УК РФ на ч. 6 ст. 159 УК РФ не учел, что хотя осуждённый и является директором коммерческой организации, но он преднамеренно не исполнял договоры с лицами, не являющимися индивидуальными предпринимателями и не собирающимися эксплуатировать сооружений для систематического извлечения прибыли26.
23 Кассационное определение судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 4 июля 2018 г. № 25-УД18-4: Доступ из СПС «КонсультантПлюс: Версия Проф» (дата обращения: 10.10.2021).
24 Определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 14.03.2017 г. № 46-УД17-6: Доступ из СПС «КонсультантПлюс: Версия Проф» (дата обращения: 10.10.2021).
25 Яни П. С. Связь преступления с предпринимательской деятельностью. С. 42-46.
26 Определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации от 23.06.2021 г. № 88-УДП21-5-К8: Доступ из СПС «КонсультантПлюс: Версия Проф» (дата обращения: 10.10.2021).
Четвертый кассационный суд общей юрисдикции при рассмотрении кассационной жалобы по делу о совершении мошеннических действий в рамках договора купли-продажи зерна, где продавцом выступало по сути физическое лицо, не имеющее статуса индивидуального предпринимателя с использованием реквизитов ликвидированной организации27, указал, что в соответствии с критериями Верховного Суда РФ, изложенными в постановлении Пленума от 30 ноября 2017 г. № 48 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате»: способ, характерный для мошенничества, субъектный состав и сопряженность с предпринимательской деятельностью28, суд апелляционной инстанции неверно переквалифицировал с ч. 4 ст. 159 УК РФ на ч. 5 ст. 159 УК РФ.
Однако факт регистрации юридического лица или получение статуса индивидуального предпринимателя не является безусловным основанием для квалификации совершенного мошенничества по ч. 5-7 ст. 159 УК РФ (как и по прежней ст. 1594 УК РФ). Суды должны выявлять всю совокупность тех обстоятельств, которые будут свидетельствовать, что в процессе законной предпринимательской деятельности, направленной на систематическое получение прибыли, возникло неисполнение договорных обязательств, носящее преступный характер.
Следует учитывать, что фактические руководители также могут нести ответственность за предпринимательское мошенничество. Так, Президиум Верховного Суда Республики Башкортостан при рассмотрении дела о мошенничестве переквалифицировал действия осужденного со ст. 159 на ст. 1594 УК РФ, указав, что осужденный осуществлял фактическое руководство реально действующими компаниями, директора которых являлись номинальными29.
Вышеизложенное дает основания выделить следующие критерии, позволяющие идентифицировать мошенничество в сфере предпринимательской деятельности:
1. Признак реальности осуществления предпринимательской деятельности — осуществление предпринимателем фактической хозяйственной деятельности, направленной на систематическое получение прибыли от пользования имуществом, продажи товаров, выполнения работ или оказания услуг, на момент совершения мошенничества, что исключает возможность квалификации по указанным составам (ч. 5-7 ст. 159 УК
27 Кассационное определение Четвертого кассационного суда общей юрисдикции от 19 апреля 2021 г. по делу № 7У-2688/2021[77-1205/2021] // Доступ из СПС «КонсультантПлюс: Версия Проф» (дата обращения: 10.10.2021).
28 Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 30 ноября 2017 г. № 48 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» // Бюл. ВС РФ. 2018. № 2.
29 Постановление Президиума Верховного Суда Республики Башкортостан от 24 августа 2016 г. по делу № 4У-1159/2016: Доступ из СПС «КонсультантПлюс: Версия Проф» (дата обращения: 10.10.2021).
РФ) действий лиц, заведомо не намеревавшихся осуществлять предпринимательскую деятельность, а лишь использовавших соответствующую организационно-правовую форму с целью хищения имущества потерпевших;
2. Признак договорных взаимоотношений между виновным лицом и потерпевшим — особенностью правоотношений в сфере предпринимательской деятельности является их форма внешнего объективного выражения (заключение договора), в связи с чем между обвиняемым и потерпевшим (по смыслу п. 4 примечаний к ст. 159 УК РФ потерпевшими по данному составу могут быть признаны лишь индивидуальные предприниматели и коммерческие организации) должны иметь место договорные взаимоотношения (должен быть заключен договор, сделка либо соглашение, что предполагает выражение волеизъявления обеих сторон), в том случае, если договор фальсифицируется, невозможно говорить о наличии каких-либо взаимоотношений между предпринимателем и потерпевшим в сфере предпринимательской деятельности, так как отсутствует волеизъявление сторон;
3. Характер основной деятельности предпринимателя и характер вменяемого ему мошенничества — необходимо качественно сопоставлять ту сферу взаимоотношений, в которой предприниматель осуществляет свою реальную хозяйственную деятельность и сферу взаимоотношений, где следствием ему вменяется совершение мошенничества (например, для верной квалификации имеет значение, получал ли предприниматель соответствующие разрешения на осуществление лицензируемой деятельности (оказание услуг, выполнение работ) или имеется ли соответствующая строка Общероссийского классификатора видов экономической деятельности на оказание услуг, выполнение работ в сфере, где ему инкриминируется совершение мошенничества).
Данные признаки должны рассматриваться в системе, где центральным условием является наличие признака реальности осуществления предпринимательской деятельности.
Вместе с тем среди проблем квалификации мошенничества в сфере предпринимательской деятельности возникают вопросы относительно некоммерческих организаций, самозанятых граждан, которые оказались за рамками состава предпринимательского мошенничества, что, на наш взгляд, является упущением законодателя.
Фактически предпринимательская сфера гораздо шире, чем указано в УК РФ. В частности, в настоящее время предпринимательством могут заниматься также самозанятые граждане, а также некоммерческие организации (в рамках своей деятельности).
Такое ограничение предпринимательской сферы за счет сужения субъектов преступления является недопустимым, так как не просто разграничивает предпринимательскую и иные экономические сферы,
а выделяет среди предпринимателей узкую группу лиц, наделяя их привилегиями по сравнению с остальными, что также отражается в процессуальном законодательстве. Исключение таких субъектов из-под действия норм о предпринимательском мошенничестве является дискриминацией, что не допустимо в силу принципа равенства всех перед законом.
заключение. Рассмотрев проблему определения сферы предпринимательской деятельности как признака мошенничества, законодателю для более эффективной реализации уголовно-правовых мер необходимо расширить понимание данного признака в рамках уголовного законодательства, исключив п. 4 примечаний к ст. 159 УК РФ, а Верховному Суду РФ наряду с действующими разъяснениями предложить правоприменителю перечисленные в настоящей статье критерии определения непосредственной связи совершенного мошенничества с предпринимательской деятельностью.
Список литературы
1. Банзрагч Б. Понятие и содержание предпринимательства // Проблемы науки. 2017. № 7 (20).
2. Безверхов А. Г. Мошенничество и его виды: Вопросы законодательной регламентации и квалификации // Уголовное право. 2015. № 5.
3. Болгова В. В., Новопавловская Е. Е. Понятие и признаки предпринимательской деятельности в интерпретационной практике Конституционного Суда Российской Федерации // Вестник ВУиТ. 2017. № 3.
4. Гудиев Г. З., Биченова С. Ш. Мошенничество в сфере предпринимательской деятельности // Colloquium-journal. 2019. № 26 (50).
5. Есаков Г. А. Мошенничество в сфере предпринимательской деятельности (ст. 1594 УК РФ): Проблемы применения нормы // Уголовное право. 2014. № 3.
6. Жилкин М. Г. Преступления в сфере предпринимательской деятельности: проблемы классификации и дифференциации ответственности: монография. М., 2019.
7. ИващенкоА. А. Понятие предпринимательской деятельности в гражданском законе Российской Федерации и цивилистической доктрине // Общество и право. 2013. № 2.
8. Лопашенко Н. А. Законодательная реформа мошенничества: вынужденные вопросы и вынужденные ответы // Всероссийский криминологический журнал. 2015. № 3.
9. Лопашенко Н. А. Преступления против собственности. Авторский курс: В 4 кн. Кн. 3: Формы хищения. М., 2019.
10. Чорновол Е. П., Головизнин А. В. Нормативно-правовые, доктриналь-ные и правоприменительные признаки предпринимательской деятельности // Право и экономика. 2016. № 1.
11. Якимова Е. М. Концепция свободы предпринимательской деятельности через призму уголовно-правовой характеристики мошенничества // Всероссийский криминологический журнал. 2019. № 2.
12. Яни П. С. Связь преступления с предпринимательской деятельностью // Законность. 2019. № 11.
13. Яни П. С. Специальные виды мошенничества // Законность. 2015. № 3 (965).
Статья поступила в редакцию 15.10.2021; одобрена после рецензирования 22.12.2022; принята к публикации 04.02.2022
Original article Telman G. oganesyan*
problem of defining the scope
of business activity as a constituent element
of fraud
Abstract. The article is devoted to the problem of qualifying fraud associated with deliberate failure to fulfill contractual obligations in the field of entrepreneurial activity (parts 5—7 of Art. 159 of the Russian Criminal Code). The author examines the concept of "the sphere of entrepreneurial activity", drawing attention to controversial points in the interpretation of this concept in the science of criminal law and judicial practice. Despite the current clarifications of the Plenum of the Russian Supreme Court on the problem under consideration, in judicial practice there are errors in understanding the boundaries of the sphere of entrepreneurial activity, which in turn does not allow to effectively prosecute those persons who resort to fraudulent schemes when carrying out this activity. In addition, the clarifications of the Russian Supreme Court contain neither signs of entrepreneurial activity, nor criteria for its determination. Scientists and practitioners also have different assessments of the boundaries of entrepreneurial activity, as indicated by the author. Often, the understanding of the sphere of entrepreneurial activity also differs in criminal law and civil doctrine, although from the point of view of the unity of approaches, this situation leads to unfounded accusations. Often, the legal actions of persons in the field of entrepreneurial activity are also classified as crimes. Complicating judicial practice and ultra-active application of the now abolished Art. 159 of the Criminal Code of the Russian Federation. The study allowed the author to formulate criteria for determining the scope of entrepreneurial activity for the purposes of Art. 159 of the Russian Criminal Code, to come to the conclusion about the need to change the interpretation of the sphere of entrepreneurial activity in legislation and law enforcement practice. The implementation of the proposed amend-
* Ph. D. Student, Faculty of Law, Lomonosov MSU (Moscow, Russia)
ments and the use of these criteria will make it possible to effectively apply criminal liability measures to those who have committed crimes in the sphere of entrepreneurial activity.
Keywords: criminal law, corpus delicti, qualification of a crime, crimes in the sphere of economics, fraud, sphere of entrepreneurial activity.
For citation: Oganesyan, T.G. (2022). The problem of defining the scope of entrepreneurial activity as a constituent element of fraud. Moscow University Bulletin. Ser. Law, 1, pp. 107—121 (in Russ.).
Bibliography
1. Banzragch, B. (2017) The concept and content of entrepreneurship. Problems of science, 7(20), pp. 52—57 (in Russ.).
2. Bezverkhov, A. G. (2015) Fraud and its types: Issues of legislative regulation and qualification. Criminal law, 5, pp. 8—14 (in Russ.).
3. Bolgova, V. V., Novopavlovskaya, E. E. (2017) The concept and signs of entrepreneurial activity in the interpretive practice of the Constitutional Court of the Russian Federation. Vestnik of Volzhsky University after V. N. Tatischev, 3, pp. 46—52 (in Russ.).
4. Gudiyev, G. Z., Bichenova, S. S. (2019) Business Fraud. Colloquium-journal, 26(50), pp. 45-46 (in Russ.).
5. Yesakov, G. A. (2014). Business Fraud (Art. 1594 of the Criminal Code of the Russian Federation): Problems of the application of the norm. Criminal law, 3, pp. 40-44 (in Russ.).
6. Zhilkin, M. G. (2019). Crimes in the sphere of entrepreneurial activity: problems of classification and differentiation of responsibility. Moscow (in Russ.).
7. Ivashchenko, A. A. (2013). The concept of entrepreneurial activity in the civil law of the Russian Federation and the civil doctrine. Society and Law, 2, pp. 45-48 (in Russ.).
8. Lopashenko, N. A. (2015). Fraud Legislative Reform: Forced Questions and Forced Answers. Russian Journal of Criminology, 3, pp. 504-513 (in Russ.).
9. Lopashenko, N. A. (2019). Crimes against property. Author's course. In 4 books. Book 3. Forms of theft. Moscow (in Russ.).
10. Chornovol, Ye. P., Goloviznin, A. V. (2016). Normative-legal, doctrinal and law-enforcement signs of entrepreneurial activity. Law and Economics, 1, pp. 16-22 (in Russ.).
11. Yakimova, Ye. M. (2019). The concept of freedom of entrepreneurial activity through the prism of the criminal law characteristics of fraud. Russian Journal of Criminology, 2, pp. 369-378 (in Russ.).
12. Yani, P. S. (2019). Communication of a crime with entrepreneurial activity. Legality, 11, pp. 42-46 (in Russ.).
13. Yani, P. S. (2015). Special types offraud. Legality, 3(965), pp. 47-52 (in Russ.).
The article was submitted 15.10.2021; approved 22.12.2022; accepted 04.02.2022
