CC BY
47
история отечественной вертебрологии
\Jita 1геи1л, ап иего
I.'Гиппократ.
Яков Леонтьевич Цивьян
операция
В ортопедии и травматологии используются различные методы воздействия на болезнь, на больной орган или часть его. Именно в этой специальности широко распространены массаж и лечебная гимнастика, различные водные процедуры в виде подводного массажа, простого и лечебного плаванья. Простая и лечебная ходьба, любые дозволенные болезнью движения являются очень полезными таким больным, так как гиподинамия, то есть пониженная подвижность, для них гибельна.
Не меньшее значение имеют и физические методы лечения в виде различных электропроцедур, ультразвуковой и лучевой терапии, введения в организм лекарств с помощью электротока и т.п., а также курортное лечение, лечение диетой, витаминами, медикаментами.
Но все же наиболее эффективными методами лечения в моей специальности являются методы, связанные с рукодействием. Однако рукодействие далеко не всегда связано с раной. В моей специальности существует много так называемых бескровных операций, когда, например, вправляют вывих головки плеча или бедра или когда сопоставляют отломки кости при ее переломе. Эти операции не сопровождаются рассечением покровных тканей, они порой более трудны и сложны, чем операции «кровавые». Но все же самым действенным методом лечения является хирургическая операция.
Операция всегда связана с чувством страха — уж слишком противоестественна она для человека, особенно человека здорового, внезапно попавшего в клинику с внезапно наступившим повреждением. Да и длительно болеющие люди обычно нелегко соглашаются на операцию — я имею в виду пациентов общих хирургических стационаров. Операция связана с чувством страха и у врача. Во всяком случае, у меня она всегда вызывает беспокойство. Но об этом несколько позже.
Всякая операция для пациента, да и для врача-хирурга, представляется сложной и трудной, а для врача еще и ответственной процедурой в лечении больного человека. Несколько особняком стоят оперативные вмешательства на позвоночнике.
Операции на позвоночнике, несмотря на все достижения медицинской науки и хирургии, пока еще остаются уделом отдельных клиник. Это объясняется, с одной стороны, сложностью и трудностью этих операций, а с другой — повышенным хирургическим риском.
Что значит повышенный хирургический риск?
Любая хирургическая операция связана с определенным риском возникновения осложнений с различными для оперируемого последствиями, вплоть до трагического исхода — не столь еще совершенны наши знания, методы лечения и способы предотвращения случайностей и просто несчастных случаев, возникающих в процессе оперативного вмешательства.
Пусть этот риск исчисляется десятыми, сотыми или тысячными долями процента. Пусть реальность этих осложнений и трагических исходов невелика.
ШэШпа ШэШпа ИэШпа ШэШпа ШэШпа ИэШпа ИэШпа ШэШпа ИэШпа ИэШпа ШэШпа ИэШпа ИэШпа ШэШпа ИэШпа ИэШпа ШэШпа ИэШпа ШэШпа ШэШпа ИэШпа ШэШпа ШэШпа ИэШпа
иппократ
Но она имеется. Она существует. И когда трагедия коснется конкретного человека и его близких, забудется, что это тысячная доля процента! Да это никого и не будет интересовать!
Так вот, при операции на позвоночнике хирургический риск во много крат возрастает из-за тех особенностей позвоночника, о которых говорилось выше.
В моей специальности есть еще одна особенность, в значительной мере отличающая ее от других хирургических специальностей.
Болезни бывают разные. Есть болезни, которые следует лечить лекарствами, соответствующей диетой, определенным распорядком жизни — режимом, курортами, и болезни, которые требуют только хирургического лечения. Если операция не будет сделана вовремя, то человек погибнет.
К таким болезням относятся острый аппендицит, прободная язва желудка, непроходимость кишечника, злокачественные опухолевые процессы, такие, как рак желудка, рак легкого, рак грудной железы, кровотечение из разорванной селезенки или печени при их повреждении, многие пороки развития сердца. Во всех перечисленных случаях и множестве других обычно имеются абсолютные жизненные показания к операции. Четкость этих показаний настолько очевидна, что она вооружает врача правом настаивать на операции. Более того, отсутствие возможности выбора и применения каких-либо других методов лечения облегчает положение хирурга, когда он ставит показания к операции.
Если в процессе такой операции возникнет осложнение или наступит смерть, врач несет меньшие моральные издержки. Он делал и сделал все для того, чтобы спасти больного, отстоять его здоровье и жизнь. Сознание абсолютной необходимости произведенного оперативного вмешательства в какой-то мере примирит врача-хирурга со случившимся.
А вот многие ортопедические заболевания, в том числе и болезни позвоночника, довольно часто непосредственно не угрожают жизни пациента. Со многими из них человек может жить годы и даже десятилетия. Вопрос только — как жить? Пусть неполноценно, пусть с ограничениями, пусть большую часть в неподвижности, пусть инвалидом — но жить!
С течением времени болезнь будет прогрессировать. Человеческий организм приспосабливается в какой-то мере к усугубляющейся болезни, но возможности его небеспредельны. А время лечения может быть упущено!
Правда, редко кто из пациентов соглашается на такую «редуцированную» жизнь. Обычно бывает наоборот — приходится сдерживать стремление оперироваться. Из многих тысяч прошедших передо мною людей лишь единицы отказывались от активного оперативного лечения.
И вот если пациент, который без операции мог бы еще жить несколько лет, погибнет в процессе оперативного вмешательства или после него? Как почувствует себя хирург в этой ситуации? Ведь жизненных, абсолютных показаний к оперативному лечению не было!
По собственному опыту знаю, во что это обходится врачу. Бессонные ночи, часы раздумий, размышлений и самоистязания, апатии и безразличия, стремление уединиться, укоры собственной совести — состояние, приводящее к грани неверия в свою любимую специальность и отказу от нее. Слишком дорого платит хирург за свои «профессиональные неудачи»! И все это усугубляется абсолютным доверием и беспрекословным подчинением больного твоим решениям и твоей воле! Это доверие, которым оделяют нас пациенты, еще больше, еще острее заставляет чувствовать всю ответственность перед ними, перед своей собственной совестью!
Правда, все то, о чем только что говорилось, никогда не останавливает меня перед решением вопроса в пользу оперативного лечения, если я понимаю, что оно может принести пользу больному человеку и облегчить его последующую жизнь. Хирург в этих случаях должен принимать волевое решение. Иначе его пациенты будут расплачиваться слишком дорогой ценой за мягкотелость и нерешительность врача.
Если имеется хоть какой-нибудь шанс облегчить положение больного даже ценой операции повышенного хирургического риска, то такую операцию не только следует, но и необходимо осуществить!
Будничное, повседневное, обычное в моей специальности слово — операция!
Само по себе разумеющееся действенное завершение усилий многих людей в течение многих дней, а может, и недель. Эти усилия затрачиваются на то, чтобы решить целый ряд положений.
^'Гиппократ.
Нужна ли операция? Необходима ли она? Необходима ли она сейчас, сегодня или можно ждать? Если ждать, то сколько? Какой она должна быть применительно к данному пациенту? Каков объем этого вмешательства? Какова степень хирургического риска? Каковы шансы на выздоровление или хотя бы улучшение?
Слово, которое многократно произносится мною и моими помощниками даже на протяжении одного дня, казалось бы, обычное, привычное слово. Емкое слово. Слово с большим содержанием и смыслом. Слово, нацеливающее на действие.
Ну, а что оно значит для пациентов?
Я припоминаю, как бледнели лица крепких, волевых, сильных духом людей, когда они узнавали, что им нужна операция. Это вполне закономерно и не должно вызывать удивления. Операция вырывает человека из привычного жизненного круга. Как бы он ни был уверен в ее безопасности, он понимает, что какая-то доля риска не исключена.
Еще больше, пожалуй, чем для самого пациента, это слово значит для его близких. Если врач в интересах больного что-то не договаривает, скрывает от него, то с его близкими он абсолютно откровенен. Ни морально, ни юридически он не имеет права скрыть от родственников больного истинное положение вещей.
И вот это, казалось бы, спасительное и вместе с тем пугающее слово врывается в жизнь людей, которые были слишком далеки от него. Оно разрушает планы, отменяет необходимые, неотложные дела, вносит сумятицу в привычный ход жизни. Операция — очень емкое слово!
Хоть я и сказал, что операция — будничное, обычное, повседневное для меня слово, это не совсем верно.
Оперативное вмешательство... Вмешательство в сложнейшую жизнь органов человека, порой не разгаданную до конца деятельность... Операции... Сколько сделано их за долгую хирургическую жизнь! Простых и сложных, обычных и необычных, повседневных и редких. Эта привычная деятельность настолько прочно вошла в мою жизнь, что стала насущной потребностью, жизнь без нее уже немыслима. Если почему-то операционный день в клинике не состоялся, я чувствую себя неуютно, кажется, что день прошел зря.
И вместе с тем операция — это всегда нечеловеческое напряжение. Напряжение физическое, нервное, интеллектуальное. Это концентрация мысли, ума, силы воли, выдержки, знаний, уменья и действия.
Многие считают, что хирургия есть соединение науки и искусства. Наверное, это справедливо. Ленинградский хирург академик Ф.Г. Углов пишет, что хирург за одну, только одну хирургическую операцию физически теряет столько же энергии, сколько тратит ее за целую смену металлург, работающий в горячем цехе у мартена. Это лишь физической энергии, а сколько еще тратится энергии нервной? Разве количественно можно измерить ее? Это, повторяю, за одну операцию. А если приходится подряд в один день делать две, три, а то и четыре такие операции!
И все же операция для меня — это всегда в определенной мере радостное событие, в какой-то мере праздник, потому что с ее помощью я более действенно, физически, своими руками помогаю больному человеку.
Операция — это и неимоверное беспокойство.
Прежде всего — это беспокойство за больного, за правильность установленного тобой диагноза, который подтвердит или опровергнет операция. Это и беспокойство за техническое выполнение операции, а также за то, как больной войдет в наркозный сон и как он будет выходить из него. Это беспокойство и за то, насколько доступным окажется очаг болезни, насколько радикально удастся удалить пораженные болезнью ткани...
И еще неисчислимое множество различных причин и поводов для беспокойства, которые концентрируются вокруг основного «беспокойства» — беспокойства за то, справится ли пациент с теми неимоверными перегрузками, которые придется испытать ему в процессе операции, операции, которая должна излечить его от болезни...
Я.Л. Цивьян (из книги «Мояработа». Новосибирск, 1978)
