CC BY
396
Международные интеграционные и миграционные процессы
УДК 327.7
И. В. Радиков
ООН В СИСТЕМЕ ГЛОБАЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ
В статье утверждается, что центральным звеном системы глобального регулирования современного миропорядка должна оставаться ООН, но реформированная и адаптированная к новым условиям. Только она обладает глобальным потенциалом, многофункциональностью, абсолютной легитимностью, представительностью и универсализмом.
Ключевые слова: международные политические институты, мировая политика, глобальное управление, лидерство, гегемония, мировой порядок, ООН, система.
В XX в. все большую привлекательность и значимость в управлении мировыми политическими процессами стали приобретать международные политические институты.
Под этим понятием исследователи обычно понимают международные организации, международные конференции и даже международные режимы. Во второй половине XX в. резко возросло количество международных (межправительственных и неправительственных) организаций, причем пик этого роста пришелся на последние десятилетия. Их число увеличилось с 955 в 1951 г до 68 тыс. в настоящее время. Каждый год добавляется около 1200 новых организаций (Yearbook of International Organizations Statistics, www.uia.org).
Однако претендовать на роль ключевого инструмента в миропорядке могут только такие международные организации, которые обладают глобальным потенциалом, многофункциональностью и обязательно имеют межправительственный политический характер. Именно такой организацией представляется ООН. Вместе с тем в условиях формирующегося мирового порядка меняются роль и место организации, имеющей 70-летний опыт мирорегулирования. Останется ли ООН в новом мировом устройстве центральным звеном в системе международных институтов, регулирующих международные отношения? Будет ли эта организация ведущей в формирующейся системе глобального управления? Попытка ответить на эти вопросы предпринимается в данной статье.
Международные институты используются для выполнения разных задач: сильными государствами — для выполнения классических властных функций («успокоения более слабых государств»); слабыми государствами — для ограничения сильных при помощи сложившихся правил и процедур; для создания таких политических конфигураций, которые будут отвечать интересам слабых
© Радиков И. В., 2015
государств, способных уравновешивать политику сильных или влиять на нее; для артикуляции своих позиций и получения широкой политической поддержки. Это утверждение базируется на вполне обоснованной точке зрения, выраженной рядом авторов, анализирующих мировой порядок: при всей своей несомненной ведущей роли в качестве средств достижения общих интересов и распространения общих ценностей институты — это места силы, и неравенство сил играет важную роль в их создании и деятельности (Ibid.).
Таким образом, институты нужны для разрешения сложнейших дилемм коллективного действия, возникающих в объединенном мире. По мере расширения области интересов и углубления интеграции в мировую экономику и мировое сообщество крупные государства естественным образом будут тянуться к институтам, предлагающим большую выгоду от большего сотрудничества. Институты важны для объяснения того, как происходят возникновение и распространение новых норм в международной системе, изменение и развитие государственных интересов. Институты могут играть важную роль в распространении норм социализации и в интернационализации, посредством которой более слабые участники усваивают такие нормы. Институты также могут быть местами, в которых государственные чиновники сталкиваются с новыми нормами; они могут действовать как каналы или средства передачи норм или поддерживать уже начавшиеся внутренние изменения посредством давления со стороны транснационального гражданского общества (Hurrell, 2006, p. 7).
Расширение акторов мировой политики, процессы ее демократизации разрушают латентный характер управления мировым развитием, подразумевавший безоговорочное доминирование господствующего центра силы. В XX в. разобщенность материков, регионов и национальных государств, экономик и культур, цивилизаций, народов под стремительным нарастанием общепланетарных проблем во всех сферах жизнедеятельности была постепенно преодолена. Возникновение и обострение в конце 1960-х — начале 1970-х гг. проблем, получивших название глобальных, решение которых объективно недостижимо усилиями отдельных государств, способствовало еще более быстрому расширению сфер их сотрудничества. Первоначальное фокусирование на вопросах торговли, таможенно-пограничном взаимодействии государств или на военно-политических союзах с появлением глобальных проблем дополнилось новыми сферами: экологией, освоением космоса и Мирового океана, использованием энергетических и сырьевых ресурсов, контролем вооружений, развитием коммуникативно-информационных связей и т. д.
Народы и государства мира, связанные между собой совпадающими целями, интересами, разнообразными отношениями, объединились в глобальное сообщество. Все большее распространение получает представление о том, что международное общество должно стремиться к достижению идентичных ценностей и целей, а не просто поддерживать сосуществование и минимизировать возможные конфликты (Ibid., p. 3). Вместе с тем различающиеся мнения о сути этого объединения, ценностях, лежащих в его основании, специфике функционирования подчеркивают сложность определения центра управления им, нахождения универсальных способов обеспечения его устойчивого развития.
В подтверждение приведем лишь несколько распространенных суждений. Так, в последней четверти XX столетия в ряде концепций мировое сообщество определялось как «паутина взаимодействий», в которой субъектами мировой политики наряду с государствами назывались негосударственные акторы. Чуть позднее Генеральный секретарь ООН К. Аннан с уверенностью заявлял о существовании мирового сообщества как явления современной международной жизни. Он включил в это сообщество все государства, входящие в ООН (Annan, 2002, p. 31). Ему возражал профессор Н. Хомски, считавший, что отождествление международного сообщества с Генеральной Ассамблеей ООН ошибочно. По его мнению, в действительности международное сообщество — это США, их союзники и клиенты; он дал этому сообществу сокращенное название International Community (Chomsky, 2002, p. 34). Такой же вывод сделал британский журналист Э. Гоуэрс: в современной мировой политике правила, по которым живет мировое сообщество, по существу, формируются сильными международными акторами. Международные институты служат национальным интересам государств, участвующих в их деятельности, а это, как правило, сильнейшие державы. Поэтому «истинное международное сообщество... это, по существу... Соединенные Штаты и Европа. Они — успешные лидеры в мире на протяжении уже полувека» (Gowers, http://www.foreignpolicy.com). Противоречивость этих позиций обусловливает необходимость анализа структуры, эффективности и перспектив современных международных институтов.
Несмотря на новые тенденции, основным субъектом международных отношений на протяжении всего столетия было государство. Решающим фактором в определении доминирующего центра в международных отношениях на протяжении предыдущего столетия выступала мощь государств (союзов), создаваемая прежде всего их экономическими и военными потенциалами. Очевидно, что государства (их союзы), занимающие в представленной иерархии господствующее положение, определяющим образом влияли на основные социально-экономические, политические, военно-технические процессы в мире. Складывающийся миропопорядок отражал состояние динамического соответствия международных отношений раскладу сил на мировой арене. Управляющий механизм, действовавший в международной системе, определялся господством силы или стремлением к балансу сил. Создаваемые в истории союзы, как правило, объединяли в своих рамках национальные государства, сравнительно одинаковые по своему развитию. Их связывала общность исторического развития, культурного и идеологического мировосприятия, часто географическая близость.
Смена субъектов-гегемонов приводила к качественному изменению международных отношений, к новым принципам их организации. При этом, как правило, при реформации старого миропорядка предыдущие модели отношений не исчезали полностью, они, приобретая новые черты, встраивались в новую архитектуру. На протяжении XX в. политическое устройство мира эволюционировало от структуры миропорядка империй к миропорядку сверхдержав и от него к попыткам установления имперского миропорядка монопольно действующим субъектом-гегемоном. Основным вектором развития миропорядка было
движение от господства права силы к господству силы права, опирающегося на право силы.
Первый опыт создания универсальной международной организацией политического характера в XX в. с целью развития сотрудничества между народами дает Лига Наций. Ее образование — не случайное явление. Оно было обусловлено усилением интернационализации социально-экономического процесса, ростом взаимозависимости государств, необходимостью регулирования международных отношений и уменьшения угрозы войны. Эта международная организация должна была обеспечить стратегическое направление развития мира и руководить коллективными усилиями по решению глобальных задач. Истории был дан первый пример формирования и функционирования института глобального управления. Вместе с тем государства — победители в Первой мировой войне (Англия, Франция, США, Италия и др.) фактом создания такой организации преследовали и другие цели: стремились легитимировать Версальско-Вашингтонский мир, свои условия послевоенного мироустройства и претензии на управление мировыми процессами в глазах крепнущего мирового общественного мнения.
Уже в преамбуле Статута Лиги Наций были сформулированы три важнейших принципа мироустройства, актуальных и сегодня: 1) обязательства не прибегать к войне как способу решения международных проблем; 2) гласность международных отношений; 3) признание международного права действительным правилом поведения правительств (Версальский мирный договор, 1925). Реализация этих принципов могла в корне изменить все предыдущие схемы мирового устройства. Позитивными с позиции сегодняшнего дня представляются введенная практика обязательной регистрации международных договоров в Секретариате Лиги с их последующим опубликованием, учреждение для третейского рассмотрения международных споров Международного суда, создание Международной организации труда (МОТ), Международной организации здравоохранения (МОЗ), Комитета интеллектуального сотрудничества, преобразованного позднее в Международную организацию интеллектуального сотрудничества (прообраз ЮНЕСКО), генерирование идеи коллективной безопасности.
Вместе с тем всесторонний анализ итогов деятельности Лиги Наций свидетельствует о том, что, оказавшись в центре формируемого миропорядка, создаваемый международный институт не смог превратиться в сильный, дееспособный международный орган. Несостоятельность Лиги, низкая эффективность принимаемых решений были обусловлены различиями уже в целях ее создания. Если США стремились использовать эту организацию для расширения собственных рынков сбыта, сфер влияния, включая возможность активного влияния на европейскую политику, то Англия и Франция, страны — победительницы в Первой мировой войне, стремились к установлению своей экономической и политической гегемонии в Европе. Если Англия выступала против того, чтобы создаваемая организация имела свои независимые вооруженные силы, и предлагала третейский суд в качестве разрешения спорных вопросов, то Франция требовала включения в Устав пункта о создании международных вооруженных сил.
Декларированные в Уставе Лиги Наций принципы фактически не были использованы в международной практике. Некоторые положения Устава сохраняли
возможность различных толкований. Например, ст. 8 заявляла о необходимости ограничения национальных вооружений «до минимума, совместимого с национальной безопасностью и с выполнением международных обязательств, налагаемых общим выступлением». Понятно, что такая формулировка открывала неограниченные возможности для гонки вооружений. Статья 10 гласила: «Члены Лиги обязуются уважать и сохранять против всякого внешнего вторжения территориальную целость и существующую политическую независимость всех Членов Лиги. В случае нападения, угрозы или опасности нападения, Совет указывает меры к обеспечению выполнения этого обязательства». Именно эта статья явилась причиной того, что США фактически игнорировали Лигу Наций, идея создания которой принадлежала американскому президенту В. Вильсону, удостоенному за Версальский договор Нобелевской премии мира. Отказ Сената США от ратификации Версальского договора, частью которого был Устав Лиги Наций, объяснялся для американского населения опасениями утраты США свободы и независимости. В речи сенатора Генри Кэбота-ст. в Сенате 12 августа 1919 г. утверждалось, что ограничения, вводимые Уставом Лиги Наций, коренным образом противоречили интересам США, ограничивали свободу рук: право играть решающую роль в мировой политике. Обращаясь к Сенату, лидер республиканской партии заявил: «Соединенные Штаты являются самой большой надеждой всего мира, но если вы закуете нашу страну в оковы во имя интересов других государств, если вы впутаете ее в интриги Европы, вы навечно разрушите ее могущество и подвергнете опасности само ее существование» (Лодж, http://www.grinchevskiy.ru). Сегодня понятно, что такая «утрата» свободы, в сущности, означала нежелание США нести ответственность за поддержание мира.
Обязательства «ни в коем случае не прибегать к войне до истечения трехмесячного срока после решения третейских судей или доклада Совета» (ст. 12), возможность военных и экономических санкций против агрессора, использование контингента вооруженных сил, предоставляемого в распоряжение Лиги отдельными государствами (ст. 16), — все это также осталось на уровне деклараций. Государства-агрессоры открыто игнорировали Устав: Япония вторглась в Маньчжурию и Китай, Италия оккупировала Абиссинию и Албанию, Германия — Австрию, Чехословакию и часть Литвы, Германия и Италия совершили интервенцию в Испании. Вместо решительных действий по сохранению мира Лига Наций встала на путь невмешательства, проявив в итоге свою несостоятельность как инструмента мира. Лига Наций не стала эффективной универсальной международной организацией. Ее деятельность определялась идеологическими ориентирами. Несовершенство Устава, навязанный без обсуждения его вариант, согласованный лишь тремя государствами (США, Англией и Францией), привели к тому, что в документе обнаружились лазейки для оправдания агрессии. Игнорирование принципа равноправия наций, диктат государств-победителей, отсутствие, по разным причинам, в ее рядах ведущих держав мира сводили к минимуму возможности этой организации сформировать и поддерживать мирное сожительство стран.
Столь пространная характеристика первой мировой попытки создания универсальной международной организации, предназначенной для глобального
регулирования, позволяет нам, используя сравнительный анализ, глубже вникнуть в сущность современных проблем ООН.
На смену несостоятельной Лиги Наций, как известно, пришли Организация Объединенных Наций — международная организация универсального характера и мирового масштаба со своими специализированными агентствами; Брет-тон-Вудские учреждения — Всемирный банк и МВФ; Генеральное соглашение о тарифах и торговле. Сформировалась новая модель глобального управления.
Новации послевоенной мировой системы управления опирались на убежденность инициаторов ее оформления в том, что справедливый мировой порядок и стабильность могут существовать только в рамках международного правопорядка. Прочность этой системы, по оценке Президента России В. Путина, «основывалась не только на балансе сил... и не только на праве победителей, но и на том, что "отцы-основатели" относились с уважением друг к другу... пытались договариваться. Эта система развивалась и при всех изъянах помогала если не решать, то хотя бы удерживать в рамках существующие мировые проблемы, регулировать остроту естественной конкуренции государств» (Путин, www.rus-sianmission.eu).
Доверие мирового сообщества к созданной ООН определялось тем, что ее деятельность изначально определялась беспристрастностью и коллективным характером, слиянием интересов стран по предотвращению новых войн и конфликтов, а декларируемые принципы базировались на суверенном равенстве всех государств. Была создана универсальная организация, сфера ответственности которой охватывала практически все области межгосударственных отношений и человеческой деятельности, а решения ее Совета Безопасности обязательны для государств-членов.
Основные принципы международных отношений были сформулированы в Уставе ООН, в Декларации о принципах международного права, принятой ООН 24 октября 1970 г., среди них: неприменение силы или угрозы силой; мирное разрешение международных споров; невмешательство в дела, входящие во внутреннюю компетенцию государства; обязанность государств сотрудничать друг с другом в соответствии с Уставом ООН; равноправие и самоопределение народов; суверенное равенство государств; добросовестное выполнение государствами обязательств, принятых ими в соответствии с Уставом ООН.
Однако, несмотря на провозглашенные принципы и желание всех великих держав способствовать построению новой международной системы управления, ООН с самого начала не обладала возможностями удерживать вошедшие в нее сильные страны от произвольных действий. Она могла только сковать произвол того или иного государства, если бы оно решилось бросить вызов всемирной организации и начать действовать по своей воле (Kennedy, 2006, p. 30). Как пишет П. Кеннеди, «именно эта зависимость новой всемирной организации от доброй воли и желания великих держав действовать в общих интересах и стала главной причиной ее неудач в реализации сформулированных в Уставе ООН целей... В условиях конфронтации было утрачено существовавшее в годы Второй мировой войны согласие СССР и США, ставших лидерами двух противостоящих друг другу военно-политических блоков. Это привело к параличу деятельности
Совета Безопасности, отвечавшего за обеспечение мира на международной арене» (Ibid.).
Одним из наиболее очевидных недостатков первых мировых институтов глобального управления, организаций, действующих под их эгидой, стала их пирамидальная структура. На вершине ООН находились пять постоянных членов Совета Безопасности, имеющие и использующие право вето. Например, в специализированном учреждении ООН — МВФ, наиболее влиятельными являются США, имеющие самое большое количество голосов — 17,08 %. Европейский союз в общей сложности имеет 30,3 %, а страны Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) — 60,35 %. 85 % от общего количества стран-членов имеют всего 39,65 %. При этом США самостоятельно могут налагать вето на основные финансовые решения. Справедливости ради укажем, что любая коалиция из трех или более государств-членов с общим количеством голосов в 15 % может сделать то же. Как точно подметили Дж. М. Ботон и К. И. Брэдфорд, «изменения в распределении прав голоса и влияния существенно отстают от развития мировой экономики; как следствие, надзор за международной финансовой системой все меньше и меньше воспринимается как политически легитимный» (Ботон, Брэдфорд, 2007, р. 11). По оценке Д. Стиглица, бывшего старшего экономиста Всемирного банка, лауреата Нобелевской премии 2001 г. «за анализ рынков с несимметричной информацией», «спустя полвека после основания МВФ стало ясно, что его миссия обернулась провалом. То, что намечалось, не было реализовано — предоставление финансовых фондов странам, стоящим перед лицом спада, с целью оказания помощи в восстановлении экономик до уровня полной занятости... многие политические мероприятия МВФ, в частности преждевременная либерализация движения капитала, внесли свой вклад в усиление глобальной нестабильности. И если в стране начинался кризис, то фонды и программы МВФ не только не способствовали стабилизации положения, но и во многих случаях фактически ухудшали состояние дел, особенно для бедных. МВФ не справился со своей первоначальной миссией поддержания глобальной стабильности» (Stiglitz, 2003, р. 15). «Он [МВФ] защищает интересы финансового сообщества» (Ibid., р. 206).
Приведем еще одну цитату, характеризующую степень самостоятельности институтов. Д. Стиглиц уверен, что «за всеми проблемами МВФ и других международных институтов стоит проблема управления: кто решает, что надо делать (курсив мой. — И. Р.). Доминирующая роль в этих институтах принадлежит не просто богатейшим промышленным странам, а их коммерческим и финансовым кругам, и политика этих институтов, естественно, отражает это. Подбор руководящего состава этих институтов символизирует проблемы, которыми они занимаются, что зачастую способствует нарушению их функций. В то время как почти вся деятельность МВФ и Всемирного банка сосредоточена сегодня на развивающихся странах (по крайней мере, вся их кредитная деятельность), их руководство состоит из представителей развитых стран (по традиции и молчаливому соглашению главой МВФ всегда является европеец, а Всемирного банка — американец). Их выбирают за закрытыми дверями, и еще не было случая, чтобы от такого главы требовался опыт работы в развивающимся мире» (Ibid., р. 17).
Иллюзорной также осталась основополагающая идея Устава ООН о том, что система коллективной безопасности, контролируемая и при необходимости приводимая в действие пятью постоянными членами, предоставит возможность для реального разоружения во всем мире. Практически сразу после подписания Устава именно постоянные члены Совета Безопасности оказались в эпицентре развязанной гонки вооружений, включая ядерное.
Самой существенной проблемой в деятельности ООН, чья первейшая задача — поддержание мира и безопасности на планете, является отсутствие у нее физической способности к действию. По оценке Б. Уркхарта, занимавшего 12 лет (1974-1986 гг.) пост заместителя генерального секретаря ООН, «сегодня на комплектование и введение миротворческого контингента уходит не менее трех месяцев. Правительства стран-членов отвергают все проекты создания небольшого постоянного контингента быстрого реагирования, поэтому в ситуациях, когда требуется незамедлительное вмешательство, мировому сообществу приходится обращаться за помощью к другим адресам. Это один из главнейших недостатков ООН и один из сильнейших аргументов в пользу односторонних превентивных действий» (Урхарт, www.globalaffairs.ru).
Кроме того, эффективность послевоенной модели мироустройства, новых институтов глобального управления в значительной степени ослаблялась непрекращающимися попытками США создать модель однополярного мира. В рамках коллективного регулирования мировых процессов стала отчетливо проявляться борьба за мировое лидерство между ведущими державами. Утверждение в общественном сознании США мессианской идеологии превосходства было обусловлено экономическим и военным возвышением Вашингтона над разоренными Второй мировой войной государствами Европы и Азии. Единственной страной, чья индустриальная мощь после войны значительно окрепла, были США. За годы войны национальный доход страны возрос в два раза. На долю США приходилось более 60 % промышленной продукции, 2/3 золотого запаса и 1/3 экспорта капиталистического мира. Еще до завершения Второй мировой войны была создана такая форма организации денежных отношений, в которой роль мировых денег наряду с золотом стал выполнять американский доллар. Доллар — основа американской власти и влияния — занял господствующее положение в мировой валютной системе (Иванова, http://www.historicus.ru). США обладали монополией на атомное оружие. США использовали свои экономические и финансовые ресурсы, вложив их на выгодных условиях в восстановление экономики и промышленного потенциала Европы и Азии. Лидирующее экономическое положение США в первые послевоенные десятилетия в капиталистическом мире было бесспорным. Достижение высокого уровня жизни, определяемого массовым потреблением и социальной защищенностью, формировало устойчивый стереотип о феномене особого американского мира (Pax Americana). Р. Каган, один из сотрудников администрации Р. Рейгана, утверждал, что американцы всегда разделяли веру в «великую судьбу свой нации» — убежденность в исключительном превосходстве их национальной идеологии и месте в истории человечества, а также имели политические амбиции стать мировой державой и, возможно, единственной в своем роде мировой державой (Kagan, 2003, p. 86).
США намеревались создать такую глобальную систему, которая максимально гарантировала бы возможность обеспечения их далеко идущих национальных интересов. Стремление к лидерству достаточно быстро было подменено стремлением к гегемонии. Согласно логике американского глобального лидерства, мировой порядок определялся схемой: гегемония США — стабильность и процветание в мире — процветание Соединенных Штатов.
Однако лидерство и гегемония — не тождественные категории. Для уточнения их воспользуемся подходом Т. Шаклеиной. Она исходит из того, что гегемония является сложением двух начал — влияния и главенства, переходящего в господство с неизбежными элементами диктата и/или подавления несогласных. Лидерство, по ее мнению, предполагает наличие общих интересов у лидера и тех, кто за ним следует, добровольное признание ими его авторитета, исключение прямого подавления лидером тех, кто не входит (и не стремится войти) в сферу его влияния (Шаклеина, 2004). Именно такое лидерство действительно могло бы служить установлению нового справедливого мирового порядка. Однако, как считает Т. Шаклеина, «разведение» гегемонии и лидерства условно, так как гегемония — это тоже лидерство, но лидерство, принуждающее к признанию лидера и подавляющее сопротивление его действиям, в том числе силовыми методами. На позицию гегемона страну выдвигает как объективный фактор (достижения в экономике, политике, военной сфере; международный авторитет и влияние в ведущих международных организациях и т. п.), так и субъективный — выбор, сделанный самим государством (элитой, обществом) в пользу гегемонии как стратегии государства (Там же).
Таким образом, к выбору в пользу гегемонии США подталкивали как успехи во всех сферах жизнедеятельности державы, так и «состояние умов» американского общества. Американское руководство и общество сделали выбор в пользу глобального лидерства. Такой курс порождал противодействие других субъектов мировой политики и делал конфликты фатально неизбежными.
Основным методом внешнеполитического курса США стал примитивный метод «кнута и пряника»: государства, оказывающие сопротивление «установкам США», подвергались «наказанию», покорные же государства «вознаграждались».
Канадские авторы К. Зис и М. Флауэрс в статье «Американская империя подходит к переломному моменту», основываясь на данных историка У. Блума, ведущего летопись американской истории, сообщают, что после окончания Второй мировой войны США пытались свергнуть 50 с лишним правительств иностранных государств, большая часть которых была избрана демократическим путем; сбрасывали бомбы на людей в 30 с лишним странах; совершали попытки убийства 540 с лишним иностранных руководителей; пытались подавить популистские или националистические движения в 20 странах; грубо вмешивались в демократические выборы как минимум в 30 странах (Зис, Флауэрс, 2014).
Приведенные данные дают нам все основания для то, чтобы убедиться в двуличности и неискренности президента США Барака Обамы, который, выступая на юбилейном заседании Генеральной Ассамблеи ООН, посвященном ее 70-летию, заявил: «Мы создавали международную систему, которая строго наказыва-
ет тех, кто выбирает путь конфликта вместо пути сотрудничества, вырабатывали порядок, который признает достоинство и равную ценность личности во всем мире». Еще более циничными и лживыми представляются высказанные им обвинения неких государств, которые «считают, что идеалы, закрепленные в Уставе ООН, недостижимы или устарели... что сильное государство всегда может принудить к чему-либо слабое, что в наш век стремительных перемен порядок может быть насажден только силой» (Remarks by President Obama..., http://www. whitehouse.gov). Как подтверждают эмпирические факты, именно это относится прежде всего к США.
Таким образом, глобальное управление в первые послевоенные десятилетия определялось противостоянием двух сверхдержав, двух мессианских устремлений. Одно из них, инициируемое СССР, выдвигало идеи социальной справедливости, свободы и равенства. Оно характеризовалось расширением сферы социализма, созданием мировой системы социализма. Соединенные Штаты основным средством борьбы с коммунистической идеологией считали стратегию «распространения демократии». При этом речь шла о распространении не абстрактных ценностей демократии, а в первую очередь демократии американского образца. Иначе говоря, в качестве конечной цели была сформирована идея разрушения или изменения политических систем, не соответствующих западным стандартам. США стали считать себя свободными в выборе методов «распространения демократии». Диапазон этих методов простирался от идеологических, информационных до экономических и военных интервенций. Как отметил профессор М. Х. Хант, «чем больше США стремились уничтожить чужие сферы влияния, тем активнее они создавали собственные, но при этом оговаривались, что все это делается с благородным намерением, ибо там, где другие эксплуатируют и подавляют, американцы только защищают и направляют» (Hunt, 1987, p. 174).
В результате была упущена созданная итогами Второй мировой войны историческая возможность построения мира без диктата силы, мира суверенного равенства государств, мира, в котором господствует право. Модель глобального управления, определяемая центральной и координирующей ролью ООН, хотя и характеризовалась легитимностью, но стала малоэффективной. Она не успевала адаптироваться к быстро изменяющимся условиям. Фактическая раздробленность и специализированный характер структурных элементов этой модели глобального управления сужали возможности для эффективного и комплексного влияния на мировые процессы. Попытки США создать модель миропорядка с очевидным доминированием единственной сверхдержавы, в которой ее политические, финансовые и экономические структуры осуществляли бы контроль над планетарными ресурсами и производством, национальной политикой государств, также потерпели неудачи. Однополярная модель мирового управления с центром принятия решений в США хотя и получила достаточно широкую поддержку западных специалистов в области международных отношений из ведущих научных центров и университетов, таких как Фонд Карнеги, Корпорация RAND (Research and Development), Центр стратегических и международных исследований (Вашингтон), Джорджтаунский университет, Университет Джонса
Гопкинса, Институт Кейто, фонд «Наследие» и ряд других, столкнулась в начале XXI в. с нарастающим противодействием самых разных режимов и стран.
На рубеже XX и XXI вв. под воздействием глобализационных процессов, сопровождаемых расширением старых и появлением новых угроз и вызовов, отчетливо обнажились структурные проблемы, игнорирование которых вело мир к пропасти. Есть все основания утверждать, что главным противоречием современной эпохи выступает то, что под влиянием процессов глобализации мировое сообщество практически по всем параметрам общественной жизни все больше становится единой целостной системой, тогда как механизмов управления, адекватных этой целостности, еще не создано. Возникла жизненная необходимость создания принципиально новой системы международного регулирования, способной не только сдерживать нежелательные явления, но и управлять мировым развитием, воздействовать на факторы, лежащие в основе транснациональных политических процессов.
В 1990-х гг. актуализировалось понятие «глобальное управление». Значительное число исследований, как за рубежом, так и в нашей стране, были посвящены поиску ответов на вопросы о возможности глобального управления в принципе, о его структуре и логике, наличии предпосылок для его формирования.
Американские исследователи Дж. М. Ботон и К. И. Брэдфорд предложили рассматривать глобальное управление как процесс совместного руководства, объединяющий национальные правительства, многосторонние государственные учреждения и гражданское общество для достижения общих целей (Ботон, Брэдфорд, 2007).
В Декларации саммита глав государств — членов ООН (2005 г.) был определена задача обеспечения качественного управления (good governance) решением политических, торгово-экономических, гуманитарных, экологических и других проблем. Такое умелое, искусное, благое, надлежащее, качественное управление вполне способствовало бы организации эффективного функционирования международного сообщества на общемировом уровне.
Современный глобализирующийся мир все больше становится «мировым сообществом риска»: глобальные угрозы, о которых так много говорили в последние годы, действительно стали угрозами, т. е. из потенциальных (опасностей) превратились в реальные, адресные (угрозы). В этих условиях однополярная модель мирового управления не отвечает меняющейся конфигурации мировых сил. Все более определенно вырисовывается представление об укреплении коллективных начал в мировой политике, о переходе от дискредитировавшего себя унилатерализма к многостороннему кооперативному сотрудничеству.
Новая модель глобального управления должна отвечать условиям XXI в. Для того чтобы не повторять хронические недостатки предыдущих моделей, она должна: характеризоваться максимально широким представительством и механизмом согласования интересов, наличием единого набора определенных правил и процедур, юридическая и фактическая компетенция которых носит глобальный характер; опираться на многофункциональные международные институты при поддерживающей роли сетевой дипломатии; носить взаимосвязанный многоуровневый характер — глобальный, региональный и локальный
(государственный); быть направленной не просто на реагирование возникающих международных угроз, а на их упреждение, в том числе путем изменения структурных параметров объекта. Для того чтобы быть эффективным, глобальное управление должно быть «комплексным, динамичным и способным охватить национальные и секторальные границы и интересы. Оно должно быть демократическим, а не авторитарным, действовать в рамках открытого политического, а не бюрократического, процесса и носить скорее интегрированный, чем специализированный характер» (Там же, с. 12). Сегодня достаточно распространена точка зрения о существовании трех типов глобального управления — в зависимости от того, какие субъекты принимают участие в выработке и реализации решений. Речь идет об официальных, смешанных и частных механизмах.
Официальные механизмы связаны с деятельностью национальных правительств, направленной на установление и развитие равноправных экономических, политических, культурных и иных отношений, гармонично сочетающих интересы данного государства с конкретными и общими интересами всех государств. Международные соглашения и решения здесь принимаются на уровне международных межправительственных организаций. Международные неправительственные организации, представляющие коммерческий сектор и гражданское общество, участвуют на этом уровне в принятии решений опосредованно, через механизмы лоббирования, экспертиз и формирования общественного мнения.
В формате смешанных механизмов осуществляется партнерство международных правительственных и неправительственных организаций. В качестве примера назовем реализацию программ сотрудничества Всемирного банка с неправительственными организациями, начатую в 1990-х годах, диалог ООН с транснациональными компаниями (ТНК) по проблеме построения «глобального рынка с человеческим лицом». Усиление смешанных механизмов глобального управления можно назвать ведущей тенденцией в их развитии. С 1990-х гг к работе официальных механизмов все шире привлекаются негосударственные субъекты. Более того, в повестку дня неправительственных организаций все активнее включаются проблемы глобального развития. Например, швейцарская неправительственная организация Всемирный экономический форум, начав с обсуждения проблем улучшения позиций Западной Европы в конкурентной борьбе, со временем превратилась в авторитетную площадку для дискуссий по ключевым для мировой экономики вопросам. В Давосском форуме принимают участие не только представители экономически развитых государств и ТНК, сюда приглашаются представители развивающихся стран и организаций гражданского общества.
Частные механизмы не предусматривают участия национальных государств и международных межправительственных организаций. Как правило, экспертная оценка их роли в системе глобального управления носит критический характер. Но нельзя исключать роста их потенциала, особенно в сфере разработки инициативных предложений официальным международным структурам.
Процессы, происходящие в сегодняшнем мире, актуализируют поиск такой модели глобального управления, которая в наибольшей степени отвечала бы
интересам всего человечества. На пути построения справедливой и демократической модели управления стоят серьезные препятствия. Как совершенно точно отмечает А. Этциони, «глобальную власть невозможно укрепить без хотя бы частичного претворения в жизнь идеи общечеловеческого сообщества... для того, чтобы человечество было не просто пассивным объектом анализа историков, а действительно управляло своей судьбой, мир нуждается в новом наборе всеобщих базовых ценностей и политических институтов, т. е., в конечном счете, — в подлинно глобальном сообществе» (Этциони, 2004, с. 192).
Подведем итоги. Современный мир находится в состоянии длительного переходного периода к новой модели глобального управления. Перспективы формирования новой архитектуры мирового порядка зависят и от того, как будут использованы уже сложившиеся наднациональные структуры, прежде всего ООН.
Представляется, что именно реформированная ООН может стать центральным звеном системы глобального регулирования современного миропорядка, краеугольным камнем системы международной безопасности. Такую позицию России подтвердил президент В. Путин, выступая на пленарном заседании юбилейной, 70-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке. Он, в частности, заявил, что «ООН — структура, которой нет равных по легитимности, представительности и универсальности... ее громадный потенциал должен помочь избежать новой глобальной конфронтации и перейти к стратегии кооперации» (Путин, http://mir24.tv). Будущее реформированной и адаптированной к новым реалиям ООН зависит от политической воли самих государств.
Литература
Ботон М. Дж., Брэдфорд К. И. Глобальное управление: новые участники, новые правила. Почему модель ХХ века нуждается в модернизации // Финансы & развитие. 2007. Декабрь. С. 10-14 (Boton М. J., Bradford I. K. Global Governance: New Members, New Rules. Why is the Model of the Twentieth Century in Need of Modernization // Finance & Development. 2007. December. P. 10-14).
Версальский мирный договор. М., 1925. 199 с. (The Treaty of Versailles. М., 1925. 199 p.).
Зис К., Флауэрс М. Американская империя подходит к переломному моменту. США стали «величайшей угрозой для человечества». С этим пора кончать // Global Research. 2014. 22 июля (Zis K., Flowers M. The American Empire is Coming to a Turning Point. The US Became "the Greatest Threat to Humanity". It's Time to Finish with It // Global Research. 2014. July 22).
Иванова С. Последствия Второй мировой войны для экономики США // http://www.histori-cus.ru/789 (дата обращения: 08.01.2015) (Ivanova S. Consequences of World War II for the US Economy // http://www.historicus.ru/789 (date of access: 08.01.2015)).
ЛоджГ. К. Речь о Лиге Наций. 12 августа 1919 г. / История США в документах // http://www. grinchevskiy.ru/1900-1945/rech-o-lige-naciy.php (дата обращения: 08.01.2015) (Lodge G. K. It is about the League of Nations. August 12, 1919 / US History in Documents // http://www.grinchevskiy. ru/1900-1945/rech-o-lige-naciy.php (date of access: 08.01.2015)).
Путин В. В. Выступление на пленарной сессии XI заседания Международного дискуссионного клуба «Валдай» 24 октября 2014 г. // www.russianmission.eu/ru/novosti (дата обращения: 08.01.2015) (Putin V. V. Speech at the Plenary Session of the XI Meeting of the International Discussion Club «Valdai» 24 October 2014 // www.russianmission.eu/ru/novosti (date of access: 08.01.2015)).
Путин В. В. Выступление на пленарном заседании юбилейной, 70-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке. 28 сентября 2015 г. // http://mir24.tv/news/politics/13308221
(дата обращения: 28.09.2015) (Putin V. V. Speech at the Plenary Session of the Anniversary, the 70th Session of the UN General Assembly in New York in September 2015 // http://mir24.tv/news/ politics/13308221 (date of access: 28.09.2015)).
Урхарт Б. Объединенные нации в XXI веке // Россия в глобальной политике. 2004. № 4. http://www.globalaffairs.ru/numbers/9 (дата обращения: 08.01.2015) (Urhart B. United Nations in the XXI Century // Russia in Global Affairs. 2004. N 4. http://www.globalaffairs.ru/numbers/9 (date of access: 08.01.2015)).
Шаклеина Т. А. Внешняя политика США: консенсус между правительством и общественностью? // США и Канада: экономика, политика, культура. 2000. № 11. С. 54-68 (Shakleina T. A. US Foreign Policy: a Consensus between the Government and the Public? // US and Canada: Economics, Politics, Culture. 2000. N 11. P. 54-68).
Этциони А. От империи к сообществу: новый подход к международным отношениям. М.: Ладомир, 2004. 328 c. (EtzioniA. From Empire to Community: A New Approach to International affairs. M.: Ladomir, 2004. 328 p.).
Аnnan K. Problems Without Passports // Foreign Policy. 2002. September/October. P. 30-31.
Chomsky N. The Crimes of «Intcom» // Foreign Policy. 2002. September/October. P. 34-35.
Gowers A. The Power of Two // Foreign Policy. 2009. September/October. P. 34-35 http://www. foreignpolicy.com/2009/11/09/the-power-of-two (date of access: 08.01.2015).
Hunt M. N. Ideology and U. S. Foreign Policy. New York: Yale univ. press, 1987. 237 p.
Hurrell А. Hegemony? Liberalism and Global Order: What Space for Would-Be Great Powers? // International Affairs. 2006. Vol. 82, N 1. P. 1-19.
Kagan R. Paradise and Power. America and Europe in the New World Order. London: Atlantic Books, 2003. P. 86-88. 174 p.
^nnedy Paul. The Parliament of Man: The United Nations and the Quest for World Government. London: Allen Lane, 2006. 361 p.
Remarks by President Obama to the United Nations General Assembly. September 28, 2015 // http://www.whitehouse.gov/the-press-office/2015/09/28/remarks-president-obama-united-na-tions-general-assembly (date of access: 28.09.2015).
Stiglitz J. Globalisation and Its Discontents. New York: W. W. Norton, 2003. 15 p.
Yearbook of International Organizations Statistics // Union of International Associations. www. uia.org/uiastats (date of access: 08.01.2015).
ЛОЛИШЭКС. 2015. Том 11, № 3
