CC BY
40
УДК 378.147:8142
DOI 10.24147/2413-6182.2021.8(1)22-36
ISSN 2413-6182 eISSN 2658-4867
ОНТОЛОГИЧЕСКИЕ МЕТАФОРЫ КАК СРЕДСТВО МОДЕЛИРОВАНИЯ БУДУЩЕГО РОССИИ В СМИ США
Э.В. Будаев1, А.П. Чудинов2
1 Российский государственный профессионально-педагогический университет
(Екатеринбург, Россия) 2 Уральский государственный педагогический университет (Екатеринбург, Россия)
Аннотация: Текущие политические события, находящие отражение в современных СМИ, свидетельствуют о новом витке ухудшения отношений между Россией и странами Запада. На этом фоне представляется актуальной задачей выявление особенностей метафорического образа будущего России в СМИ США. В качестве материала исследования послужили метафоры, репрезентирующие будущее России, в СМИ США за 2010-2020 гг. Сформированный массив метафорических контекстов (300 единиц) классифицировался по сферам-источникам метафорических проекций. В дальнейшем из общего массива метафор были отобраны онтологические метафоры, на основе которых инвентаризировались ведущие разновидности метафорических проекций между концептуальными областями. Таким образом, в исследовании применялась методика анализа метафор, объединяемых сферой-мишенью метафорической экспансии. Исследование показало, что при концептуализации будущего России в СМИ США широко востребованы онтологические метафоры (27 % от общего массива метафор), представленные пятью вариантами: FUTURE IS STATIONARY DESTINATION, FUTURE IS OBECT MOVING TOWARDS US, FUTURE IS OBJECT, STATES AND RELATIONS ARE OBJECTS, STATES ARE ACTIVE ENTITIES. Данные метафоры в подавляющем большинстве используются для активизации негативных смыслов при осмыслении будущего России, что свидетельствует о доминировании негативных сценариев в прогнозировании отношений между Россией и США.
Ключевые слова: онтологическая метафора, будущее России, СМИ США, политический дискурс, концептуальная метафора.
Для цитирования:
Будаев Э.В., Чудинов А.П. Онтологические метафоры как средство моделирования будущего России в СМИ США // Коммуникативные исследования. 2021. Т. 8. № 1. С. 22-36. DOI: 10.24147/2413-6182.2021.8(1).22-36.
© Э.В. Будаев, А.П. Чудинов, 2021
Сведения об авторах:
1 Будаев Эдуард Владимирович, доктор филологических наук, профессор кафедры иностранных языков и русской филологии
2 Чудинов Анатолий Прокопьевич, доктор филологических наук, заведующий кафедрой межкультурной коммуникации, риторики и русского языка как иностранного
Контактная информация:
1 Почтовый адрес: 620012, Россия, Екатеринбург, ул. Машиностроителей, 11
2 Почтовый адрес: 620017, Россия, Екатеринбург, пр. Космонавтов, 26
1 E-mail: [email protected]
2 E-mail: [email protected] Финансирование:
Подготовлено при финансовой поддержке РФФИ и ЭИСИ в рамках научного проекта № 20-011-31622
Дата поступления статьи: 15.11.2020
Дата рецензирования: 01.12.2020
Дата принятия в печать: 15.02.2021
Введение
Как показывает практика, ни военная мощь, ни экономическое благополучие общества не могут обеспечить стабильность и безопасность государства, если деструктивные тенденции проявляются в трансформации общественного сознания. Советская армия, одна из сильнейших в мире, обладавшая ядерным потенциалом, не смогла предотвратить, по словам Президента России В.В. Путина, одну из крупнейших геополитических катастроф XX в. Высокий уровень благосостояния граждан Ливии также не послужил препятствием для осуществления «цветной революции» в этом государстве, приведшей к экономическому коллапсу, гражданской войне и политическому распаду страны.
Именно изменение модели будущего государства в массовом сознании, формирование представлений о «темном настоящем» и «светлом грядущем» создают основу для переконцептуализации картины мира и практических действий. Дополнительные возможности для реализации этих процессов сопряжены с бурным развитием информационных технологий в XXI в., которые всё активнее внедряются в процессы внутриполитического и внешнеполитического противостояния, нередко перерастающие в государственные перевороты, «цветные революции», гражданские войны.
Важнейшую роль в формировании модели будущего играют мировые СМИ, создающие определенную картину политической действитель-
ности как для внутреннего, так и для внешнего адресата. Представители когнитивной лингвистики как в России [Баранов 2014; Иссерс 2012; Керимов 2015; Скребцова 2018; Solopova, Chudinov 2019], так и за рубежом [Charteris-Black 2017; Goatly 2007; Schwarz-Friesel, Kromminga 2014; Musolff 2016; Ritchie 2013] сходятся во мнении, что важнейшую роль в категоризации политической действительности и трансформации картины мира в сознании адресата играют концептуальные метафоры. Прагматический потенциал когнитивной метафоры заключается в способности образовывать смысловые связи между концептами сферы-мишени, сферы-источника и базисными когнитивными структурами (свои / чужие, хорошие / плохие]. Таким образом, метафора способна не только подмечать, но и создавать аналогию или даже навязывать ее, что создает широкие возможности для манипуляции массовым сознанием.
Успешный опыт коммуникативного сопровождения массовых беспорядков по всему миру, а также пристальное внимание к когнитивным метафорам со стороны западных спецслужб [Будаев 2015] свидетельствуют о том, что понимание механизмов метафорической концептуализации модели будущего России в СМИ является столь же неотъемлемым фактором государственной безопасности, как экономическое или военное развитие.
Теоретические основания исследования
Современная метафорология основывается на теории концептуальной метафоры, предложенной Дж. Лакоффом и М. Джонсоном в монографии «Metaphors We Live by» [Lakoff, Johnson 1980]. Согласно этой теории, в основе метафоризации лежит процесс взаимодействия между структурами знаний двух концептуальных доменов - сферы-источника (source domain] и сферы-мишени (target domain]. В результате однонаправленной метафорической проекции (metaphorical mapping] из сферы-источника в сферу-мишень сформировавшиеся в результате опыта взаимодействия человека с окружающим миром элементы сферы-источника структурируют менее понятную концептуальную сферу-мишень, что составляет сущность когнитивного потенциала метафоры.
В типологии американских исследователей концептуальные метафоры разделяются на три основные группы: структурные, онтологические и ориентационные. В структурных метафорах когнитивная топология сферы-мишени является моделью для осмысления сферы-мишени (ARGUMENT IS WAR], онтологические метафоры категоризируют абстрактные сущности путем очерчивания их границ в пространстве (MIND IS MACHINE], ориентационные метафоры отражают оппозиции, в которых зафиксирован наш опыт пространственной ориентации в мире (GOOD IS UP, BAD IS DOWN].
Так как основным источником знаний, составляющих концептуальные домены, является опыт непосредственного взаимодействия челове-
ка с окружающим миром, диахронически первичным является физический опыт, организующий категоризацию действительности в виде простых когнитивных структур - образов-схем. Другими словами, онтологические метафоры формируются в понятийной системе человека раньше, чем структурные, потому что первые складываются из сенсорного опыта, в то время как вторые во многом являются продуктом культуры, в которой человек развивается.
Когнитивный механизм действия онтологических метафор основывается на простом законе человеческого познания: неизвестное познается через известное. В процессе онтогенеза человек взаимодействует с окружающим миром и конструирует ментальные репрезентации, среди которых важное значение принадлежит онтологическим концептам. Мир ка-тегоризуется как набор объектов, имеющих границу и внутреннее пространство. Регулярная категоризация пространства с помощью очерчивания границ формирует основные онтологические концепты - CONTAINER (вместилище], OBJECT (объект], MOVEMENT (движение), BALANCE (равновесие]. В дальнейшем при осмыслении абстрактных концептов используются концепты, известные из физического опыта, что и приводит к воспроизведению онтологических метафор в языке.
Как показывают специальные обзоры современных исследований политической метафоры в зарубежной [Будаев, Чудинов 2020а] и российской [Будаев, Чудинов 2020б] лингвистике (2010-2020 гг.], подавляющее число публикаций посвящено анализу структурных метафор, в том числе и применительно к анализу метафорических моделей будущего [Солопо-ва 2015]. Этот интерес к структурным метафорам оставляет на втором плане роль онтологических метафор, которые относятся к самому раннему этапу категоризации окружающего мира в онтогенезе, а потому заслуживают особого внимания при анализе метафорической концептуализации действительности. Не обладая яркой образностью, онтологические метафоры воздействуют на адресата имплицитно, активизируя концепты базового уровня, обработка которых складывается на ранних этапах формирования когнитивных структур [Dodge, Lakoff 2005; Feldman 2005; Grady 2005; Kövecses 2015; Lakoff 2008]. В онтогенезе повторяющиеся процессы автоматизируются и переходят под контроль подсознательного уровня. Таким образом, адресату сложнее сознательно противостоять манипулятивному потенциалу онтологических метафор, которые активизируют концепты, задействованные в процессах автоматической когнитивной обработки.
Материал и методы исследования
В качестве источника материала послужил корпус из текстов СМИ США (The New York Times, The Washington Post, Time] за период с 2010 по 2020 г. В корпус отбирались тексты, в которых речь шла о будущем
России. Из сформированного массива материала были отобраны метафоры со сферой-мишенью «Будущее России» (300 единиц], которые классифицировались по сферам-источникам метафорической экспансии. Таким образом, в исследовании применялась методика анализа метафор, объединяемых сферой-мишенью метафорической экспансии (FUTURE OF RUSSIA].
В дальнейшем из общего массива метафор, посвященных концептуализации будущего России, были отобраны онтологические метафоры (27 % от общего массива], на основе которых инвентаризировались ведущие разновидности метафорических проекций между концептуальными областями.
Представление результатов
При описании будущего России в СМИ США актуализируются пять основных онтологических метафор. Две из них отражают перспективы концептуализации будущего как движения: FUTURE IS STATIONARY DESTINATION (будущее - статичный пункт назначения], FUTURE IS OBJECT MOVING TOWARDS US (будущее - объект, движущийся к нам]. Остальные онтологические метафоры позволяют описывать будущее через обладание, манипуляции и пространственные отношения между объектами: FUTURE IS OBJECT (будущее - объект], STATES AND RELATIONS ARE OBJECTS (государства и их отношения - объекты], STATES ARE ACTIVE ENTITIES (государства - активные сущности].
Онтологические метафоры, концептуализирующие будущее как движение (FUTURE IS STATIONARY DESTINATION, FUTURE IS OBJECT MOVING TOWARDS US], используют базовые знания о возможности изменения местоположения объектов относительно друг друга. В отличие от структурных метафор пути, которые в свою очередь включают в себя более сложные когнитивные структуры (например, фрейм транспортного средства - самолет, корабль, ракета, карета и т. п.], онтологические метафоры опираются на первичный физический опыт человека, еще не обремененный знакомством с широким набором объектов материальной культуры. На более поздних стадиях онтогенеза онтологические метафоры служат основой для формирования структурных метафор, что не препятствует их самостоятельной вербализации, в том числе в СМИ.
Как показали Дж. Лакофф и М. Джонсон [Lakoff, Johnson 1980], в английском языке концепт будущего тесно связан с концептом прогресса, что приводит к формированию убеждения в том, что будущее будет лучше, чем настоящее (FUTURE IS BETTER]. Также исследователи показали, что в английском языке возможно проявление двух вариантов концептуализации будущего:
• Time is a moving object and moves toward us (время - движущийся объект, который движется по направлению к нам];
• Time is stationary and we move through it in the direction of the future (Время статично, и мы движемся через него по направлению к будущему].
Рассмотрим, как эти онтологические метафоры функционируют в СМИ США при описании будущего России.
FUTURE IS STATIONARY DESTINATION
Первая перспектива осмысления времени - будущее статично, а наблюдатели движутся по направлению к нему. В СМИ США данная метафора используется для оценки политики России в понятиях приближения к будущему, оцениваемого положительно, и нежелания двигаться к будущему, что осмысляется в пейоративном ключе. Если учитывать, что в сознании американцев укоренена метафора FUTURE IS BETTER (по Дж. Лакоффу и М. Джонсону], то в будущее по умолчанию помещаются положительно оцениваемые сущности, и, соответственно, быстрое продвижение к будущему, сулящему блага, является положительным феноменом.
Таким образом, внешнеполитические и внутриполитические российские инициативы регулярно осмысляются как препятствия на пути к такому будущему. В качестве будущих благ, к которым Россия не продвигается из-за ошибочной политики, но которых «жаждет» (to crave] население, выступают экономический подъем, диверсификация экономики, глобализация. Ср.:
As long as that war continues with no victory near for anyone, neither Iran nor Russia gets closer to the economic lift and global inclusion that both of their populations crave (The New York Times. 16.09.2016].
Distant as those goals seem now, they might become more attainable if Russia's president, Vladimir V. Putin, could be persuaded that a never-ending war and growing tension with the West will keep Russia from what it really needs to do: rebuild a multidimensional economy (The New York Times. 16.09.2016].
Помимо метафоры отсутствия движения к благостному будущему, в СМИ США актуализируется метафора движения России не в том направлении. Развертывание логики данной метафоры позволяет представлять цель политики США по отношению к России как направление последней на правильный путь, ведущий к «светлому будущему», даже если для этого приходится использовать различные способы политического давления. Ср.:
Some observers think that the United States and the European Union could press Russia to change its ways. President Obama, however, has set his hopes on securing Moscow's assistance in dealing with his twin foreign policy challenges, Iran and Afghanistan. But there is no evidence that Moscow is ready, able or willing to deliver on either issue (The New York Times. 10.12.2010].
Согласно метафорической картине мира СМИ США, движение России в «неправильном» направлении не подразумевает альтернативы будущему, ассоциируемому с западными ценностями. Финальная точка это-
го «неправильного» движения концептуализируется как тупик, прекращение возможности какого-либо движения в принципе. Ср.:
The expert group suggests maintaining nuclear deterrence at a minimal level, but without offering any specific proposal for a sub-strategic nuclear arms control process that might complement the strategic arms control dynamic recently initiated by Washington and Moscow. Finally, entrusting the security discussion to the Organization for Security and Cooperation in Europe and the so-called "Corfu process" will almost certainly lead to a dead-end (The New York Times. 10.02.2010].
Вариантом описания «неправильного движения» России является образ будущего России как движения в прошлое (FUTURE OF RUSSIA IS PAST]. Данные метафоры получили распространение в период переизбрания В.В. Путина президентом России. Отсутствие в России внутриполитических изменений, желаемых с точки зрения политических интересов США, и тем более восстановление влияния России на внешнеполитической арене оцениваются как движение в прошлое, что подкрепляется сравнением России с СССР. Ср.:
Another Putin presidency is also a powerful signal to the ruling class that the change Russia so desperately needs is, in fact, unnecessary. But solutions to the multitude of chronic problems facing Russia, from a seemingly uncontrollable insurgency in the North Caucasus to an unhealthy, shrinking population, will come only with the kind of innovation that emerges through open competition, debate and adept government responses to rapidly changing socio-economic circumstances. Mr. Putin's decision says to the Russian elite: there's no need to debate Russia's future course, the only way forward is to continue the ways of the past (The New York Times. 29.09.2011].
FUTURE IS OBJECT MOVING TOWARDS US
Вторая перспектива метафорического осмысления времени связана с представлением о будущем как объекте, приближающемся к наблюдателю. Если будущее, связанное с позитивными изменениями, является объектом, который движется по направлению к наблюдателю, то любые попытки, препятствующие этому движению, оцениваются пейоративно. В СМИ США политические инициативы российского руководства осмысляются как блокировка будущего. Ср.:
If they block Telegram, it will be worse later. They will block everything. They want to block our future and the future of our children. The rally comes two weeks after Roskomnadzor, the official internet watchdog, began its bumbling effort to shut down Telegram by blocking what the regulator said was some 18 million I.P. addresses (The New York Times. 1.05.2018].
Вместе с тем положительная оценка связана с будущим в целом или с будущим США и ее союзников. Если речь идет о блокировке экспансионистских амбиций России и ее партнеров, то такая блокировка «приближения будущего» оценивается положительно. Ср.:
Russia and Iran share a resentment that America can block their expansive ambitions. So they seek each other's support (The New York Times. 16.09.2016].
Для трансформации оценочного характера метафоры FUTURE IS BETTER и привнесения негативных смыслов при метафорическом описании будущего России используются соответствующие определения с пейоративной семантикой. Ср.:
Other experts predict a gloomy future for Russia no matter who wins the November election. Both outcomes would be bad for Russia (The New York Times. 5.10.2020].
В некоторых случаях для создания негативных прогнозов вместо лексем с пейоративными коннотациями использовалось определение Russian. Так, например, описывались опасения крымских татар о своей дальнейшей судьбе после присоединения Крыма. Приближение «русского будущего» (Russian future] подразумевает не улучшение жизни, но страх, связанный с воспоминаниями о депортации крымско-татарского народа. Ср.:
Mindful of Past, Many Tatars Fear a Russian Future (The New York Times. 13.03.2014].
К базовым концептам, укорененным в самом раннем физическом опыте, относится концепт ENTITY. Данный концепт может означать сущность, обладающую собственной активностью, т. е. как онтологическую единицу, способную порождать казуальный ряд событий (ACTIVE ENTITY], или как объект, с которым можно осуществлять манипуляции или который подвергается воздействию внешних сил (PASSIVE ENTITY / OBJECT].
FUTURE IS OBJECT
В отличие от рассмотренных онтологических метафор, концептуализирующих будущее России, метафора FUTURE IS OBJECT акцентирует внимание не на динамических аспектах, а на обладании будущим как объектом. Все анализируемые контексты с данной метафорой формируют представление о том, что у России нет будущего, а так как по умолчанию будущее связано с положительными оценками (FUTURE IS BETTER], такие прогнозы всегда носят негативный характер. Ср.:
This is what the Putin regime represents: an entire society psychologically damaged and unwilling to come to terms with its own past, leading to a widespread depression and belief that the country has no future (The New York Times. 3.10.2017].
Much of Russia' infrastructure is crumbling. There are hundreds of mono-cities - company towns dependent on one enterprise - without a future. There is a massive rich-poor gap and an even bigger gap between the regions. There has been a growing number of protests, from Kaliningrad to Vladivostok, over social and economic conditions. Even the elite do not believe in the future of Russia. They do not keep their money in the country and they send their children abroad to be educated (The New York Times. 10.02.2010].
Вместе с тем подобные оценки всегда привязываются к политике, проводимой В.В. Путиным, что подразумевает возможное обладание будущим в случае смены руководства. Ср.:
Putin's Russia, guided by its totalitarian past, has no future (The Wahing-ton Post. 5.01.2017].
Негативное отношение к российской политике может выражаться не только в онтологическом отрицании будущего, но и в описании политических действий как ударов (blows] по будущему как физическому объекту. Ср.:
The ruling powers, from the president on down, have decided to move closer to God, but yesterday's Communists do not know the traditions of Christianity. They are offended by real or imagined blasphemy as a threat to their own fragile but fanatical faith. The verdict is a blow to Russia's future. For now, goodbye Europe! (The New York Times. 22.08.2012].
Другой вариант данной метафоры подразумевает не обладание будущим, а размещение объекта в определенном месте (на глобальной арене], более или менее достойном России. Политическая деятельность концептуализируется как поиск удачной геополитический позиции для будущего страны. Ср.:
He is used to focusing on issues that, as he sees it, determine the country's future in the global arena, its geopolitical position (The Wahington Post. 7.05.2020].
Данная онтологическая метафора позволяет описывать будущее как пространственные отношения. Чем ближе будущее одной страны, понимаемое как объект, переместится к другой стране, тем более тесными будут взаимоотношения этих стран. Ср.:
With diplomacy again at play in Syria's civil war, it behooves America to use the economic promise of the nuclear deal to boost the position of those who see Iran's future with the West, not the Kremlin (The New York Times. 16.09.2016].
STATES AND RELATIONS ARE OBJECTS
Еще один вариант осмысления будущего - использование концепта OBJECT для метафорического осмысления стран и их отношений. В следующем примере конфронтация США и России описывается в понятии близости стран к состоянию холодной войны. Ср.:
The United States and Russia are nowhere near a new Cold War (The New York Times. 16.09.2016].
Соответственно, для достижения устойчивых отношений необходимо проделать долгий путь. В следующем примере речь идет о достижении в будущем «устойчивой структуры европейской безопасности» (sustainable European security structure], что может потребовать долгого пути (take smb. a long way toward]. Таким образом метафоризации подвергается не само будущее, а сами страны и связанные с ними политические процессы и отношения. Ср.:
As NATO ponders its future strategic priorities, some creative diplomacy might take us a long way toward a more sustainable European security structure (The New York Times. 9.06.2010].
Концептуализация России как объекта позволяет описывать ее будущее как результат манипуляции политиков. В следующем примере речь идет о возвращении России на прежнее место (restore Russia]. Сама по себе эта метафора не несет какой-либо оценки, но в рассматриваемом контексте автор отмечает, что это восстановление возможно только за счет нанесения ущерба США и игнорирования западных ценностей, что привносит пейоративный смысл в концептуализацию этого процесса. Ср.:
President Putin's aggressive election meddling, like his broader foreign policy, has at least two motivating factors. The first is his conviction that the surest path to restoring Russia as a great power comes at the expense of an American-led order. He wants Russia unconstrained by Western values and institutions, free to pursue a sphere of influence (The New York Times. 7.01.2017].
STATES ARE ACTIVE ENTITIES
Данная метафора концептуализирует Россию как актора мировой политики, который может вносить изменения в конфигурацию политических сил. Эти изменения метафорически связываются с нарушением мирового баланса, порядка и безопасности, привнесением хаоса и нестабильности. Указанные понятия концептуализируются как физические объекты, которые Россия может опрокинуть или повредить. Ср.:
Russia has moved between notions of a strategic partnership with the United States and a later, deeper desire to upend the current international order, where a dominant United States consigns Russia to a subordinate role (The New York Times. 7.01.2017].
It is about helping Ukrainian leaders build the successful political system that Russia seeks to subvert (The New York Times. 7.01.2017].
Развертывание метафорической логики приводит к выводу о необходимости удерживать Россию от деструктивных действий. Ср.:
The partial cease-fire in Syria's civil war is welcome news. But it must not be allowed to obscure a dangerous new development - the emergence from the war of a Russian-Iranian military axis that could upset hopes for stability in the Middle East, and for containing Russia's global ambitions, into the future (The New York Times. 16.09.2016].
Схожим образом концептуализируется внутренняя политика. В роли агенса выступают структуры и процессы, связанные с руководством России (RUSSIAN AUTHORITY IS ACTIVE ENTITY], а в роли объектов, которые подвергаются деструктивному воздействию, - любые положительно оцениваемые СМИ США феномены политической жизни России (проте-стное движение, свобода прессы, либеральные ценности, постсоветская трансформация, плюрализм, связи с Западом и т. п.]. Ср.:
Pussy Riot struck at the sorest spot in modern Russia - which is why the group deserves praise, and not condemnation. The blow fell on the active merger of church and state into a single ideology, on the attempts to create a model of "Orthodox civilization" in Russia. The merger is intended to destroy the protest movement that has become a significant social phenomenon since December 2011 by depicting it as anti-Russian, as something alien to Russia's special way (The New York Times. 22.08.2012].
Mr. Putin may well continue Mr. Medvedev's modest reforms, or even push through a more comprehensive program, but that will not undo the damage his return has done to Russia's post-Soviet political transformation. By weakening Russia's political institutions, curbing pluralism, and threatening ties with the West, Mr. Putin's return has made the system he controls more brittle (The New York Times. 29.09.2011].
В завершение отметим, что онтологические метафоры служат «строительным материалом» для структурных метафор. Так, онтологическая метафора STATES ARE ACTIVE ENTITIES служит компонентом структурной метафоры RUSSIAN FUTURE IS ORGANISM, в которой агенс приобретает свойства живого организма. Примером служит следующий контекст, в котором речь идет о «смерти будущего России», которая, по мнению автора, предопределена. Ср.:
The death of the Russian future was anything but preordained (The Wahington Post. 5.10.2017].
Онтологические метафоры служат основой для формирования структурных метафор, но последние были вынесены за скобки исследования. Как показывает представленный материал, онтологические метафоры способны функционировать в дискурсе СМИ самостоятельно и регулярно привносить необходимые прагматические смыслы для осмысления будущего России.
Заключение
Исследование метафор в СМИ США показало, что при концептуализации будущего России широко востребованы онтологические метафоры (27 % от общего массива метафор], представленные пятью вариантами: FUTURE IS STATIONARY DESTINATION (будущее - статичный пункт назначения], FUTURE IS OBJECT MOVING TOWARDS US (будущее - объект, движущийся к нам], FUTURE IS OBJECT (будущее - объект], STATES AND RELATIONS ARE OBJECTS (государства и их отношения - объекты], STATES ARE ACTIVE ENTITIES (государства - активные сущности].
Хотя онтологические метафоры потенциально способны привносить как мелиоративные (по умолчанию FUTURE IS BETTER], так и пейоративные смыслы в концептуализацию действительности, данные метафоры в подавляющем большинстве используются для активизации негативных смыслов при осмыслении будущего России. Такая односторонность оце-
ночного вектора, пронизывающего все представленные виды онтологических метафор, согласуется с общей тенденцией нарастания напряжения между Россией и США и служит зеркалом как существующих представлений, так и желаемого образа будущего России в общественном сознании адресатов СМИ США.
Список литературы
Баранов А.Н. Дескрипторная теория метафоры. М.: Языки славянской культуры, 2014. 632 с.
Будаев Э.В. Концептуальная метафора на службе у разведки США // Политическая лингвистика. 2015. № 52. С. 12-16. Будаев Э.В., Чудинов А.П. Политическая метафорология на современном этапе развития (2010-2019 гг.) // Вопросы когнитивной лингвистики. 2020а. № 3. С. 56-70.
Будаев Э.В., Чудинов А.П. Современная российская политическая метафорология (2010-2020 гг.) // Филологический класс. 20206. Т. 25. № 2. С. 103-113. DOI: 10.26170/FK20-02-09. Иссерс О.С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи: моногр. М.: ЛКИ, 2012. 299 с.
Керимов Р.Д. Метафорический антропоморфизм в социально-политической коммуникации: моногр. Кемерово: Кемер. гос. ун-т, 2015. 339 с. Скребцова Т.Г. Когнитивная лингвистика: классические теории, новые подходы:
моногр. М.: ЯСК, 2018. 390 с. Солопова О.А. Диахроническая сопоставительная метафорология: исследование моделей будущего в политическом дискурсе: моногр. М.: Флинта, 2015. 312 с. Charteris-Black J. Fire Metaphors Discourses of Awe and Authority. London: Blooms-
bury Publishing, 2017. 248 p. DOI: 10.1075/msw.18015.nea. Dodge E., Lakoff G. Image schemas: From linguistic analysis to neural grounding // From Perception to Meaning. Image Schemas in Cognitive Linguistics / Ed. by B. Hampe. Berlin: Mouton de Gruyter, 2005. P. 57-91. DOI: 10.1515/9783110197532.1.57. Feldman J.A. From molecule to metaphor: a neural theory of language. London: A
Bradford Book, 2005. 357 p. Goatly A. Washing the brain - metaphor and hidden ideology. Amsterdam: John Benjamins, 2007. 453 p.
Grady J.E. Image schemas and perception: Refining a definition // From Perception to Meaning. Image Schemas in Cognitive Linguistics / ed. by B. Hampe. Berlin: Mouton de Gruyter, 2005. P. 35-55. DOI: 10.1515/9783110197532.1.35. Kovecses Z. Where metaphors come from: reconsidering context in metaphor. Oxford:
Oxford University Press, 2015. 215 p. Lakoff G. The neural theory of metaphor // The Cambridge Handbook of metaphor and thought / ed. by R.W. Gibbs. Cambridge: Cambridge University Press, 2008. P. 17-38. DOI: 10.1017/CBO9780511816802.003. Lakoff G., Johnson M. Metaphors we live by. Chicago: University of Chicago Press, 1980. xiii, 241 p.
Musolff A. Political Metaphor Analysis. Discourse and Scenarios. London: Bloomsbury Academic, 2016. 194 p.
Ritchie L.D. Metaphor. New York: Cambridge University Press, 2013. 230 p.
Schwarz-Friesel, Kromminga 2014 - Metaphern der Gewalt. Konzeptualisierungen von Terrorismus in den Medien vor und nach 9/11 / Hrsg. M. Schwarz-Friesel, J.-H. Kromminga. Tübingen: Francke, 2014. 220 s.
Solopova O., Chudinov A.P. Prognostic potential of political metaphors // Fachsprache. 2019. Vol. 41. Iss. 1. P. 48-64. DOI: 10.24989/fs.v41iSpecial%20Is.1765.
References
Baranov, A.N. (2014), Deskriptornaya teoriya metafory [Descriptor theory of metaphor], Moscow, Yazyki slavyanskoi kul'tury publ., 632 p. (in Russian).
Budaev, E.V. (2015), Kontseptual'naya metafora na sluzhbe u razvedki SShA [Conceptual metaphor at the service of the US intelligence]. Political linguistics, no. 52, pp. 12-16. (in Russian).
Budaev, E.V., Chudinov, A.P. (2020a), Politicheskaya metaforologiya na sovremennom etape razvitiya (2010-2019 gg.) [Political metaphorology at the present stage of development (2010-2019)]. Cognitive linguistics issues, no. 3, pp. 56-70. (in Russian).
Budaev, E.V., Chudinov, A.P. (2020b), Sovremennaya rossiiskaya politicheskaya metaforologiya (2010-2020 gg.) [Contemporary Russian political metaphorology (2011-2020)]. Philological Class, Vol. 25, no. 2, pp. 103-113. (in Russian). DOI: 10.26170/FK20-02-09.
Charteris-Black, J. (2017), Fire Metaphors Discourses of Awe and Authority, London, Bloomsbury Publishing, 248 p. DOI: 10.1075/msw.18015.nea.
Dodge, E., Lakoff, G. (2005), Image schemas: From linguistic analysis to neural grounding. Hampe, B. (ed.) From Perception to Meaning. Image Schemas in Cognitive Linguistics, Berlin, Mouton de Gruyter publ., pp. 57-91. DOI: 10.1515/9783110197532.1.57.
Feldman, J.A. (2005), From molecule to metaphor: a neural theory of language, London, A Bradford Book, 357 p.
Goatly, A. (2007), Washing the brain - metaphor and hidden ideology, Amsterdam, John Benjamins publ., 431 p.
Grady, J.E. (2005), Image schemas and perception: Refining a definition. Hampe, B. (ed.) From Perception to Meaning. Image Schemas in Cognitive Linguistics, Berlin, Mouton de Gruyter publ., pp. 35-55. DOI: 10.1515/9783110197532.1.35.
Issers, O.S. (2012), Kommunikativnye strategii i taktiki russkoi rechi [Communicative strategies and tactics of Russian speech], Monograph, Moscow, LKI publ., 299 p. (in Russian).
Kerimov, R.D. (2015), Metaforicheskii antropomorfizm v sotsial'no-politicheskoi kom-munikatsii [Metaphorical anthropomorphism in socio-political communication], Monograph, Kemerovo, Kemerovo State University publ., 339 p. (in Russian).
Kövecses, Z. (2015), Where metaphors come from: reconsidering context in metaphor, Oxford, Oxford University Press, 215 p.
Lakoff, G. (2008), The neural theory of metaphor. Gibbs, R.W. (ed.) The Cambridge Handbook of metaphor and thought, Cambridge, Cambridge University Press, pp. 17-38. DOI: 10.1017/CBO9780511816802.003.
Lakoff, G., Johnson, M. (1980), Metaphors we live by, Chicago, University of Chicago Press, xiii + 241 p.
Musolff, A. (2016), Political Metaphor Analysis. Discourse and Scenarios, London, Bloomsbury Academic publ., 210 p.
Ritchie, L.D. (2013), Metaphor, New York, Cambridge University Press, 230 p.
Schwarz-Friesel, M., Kromminga, J.-H. (eds.) (2014), Metaphern der Gewalt. Konzep-tualisierungen von Terrorismus in den Medien vor und nach 9/11, Tübingen, Francke publ., 220 p. (in German).
Skrebtsova, T.G. (2018), Kognitivnaya lingvistika: klassicheskie teorii, novye podkhody [Cognitive Linguistics: Classical theories, new approaches], Monograph, Moscow, Yazyki slavyanskoi kul'tury, 392 p. (in Russian).
Solopova, O.A. (2015), Diakhronicheskaya sopostavitel'naya metaforologiya: issledo-vanie modelei budushchego v politicheskom diskurse [Diachronic Comparative Metaphorology: A Study of Models of the Future in Political Discourse], Monograph, Moscow, Flinta publ., 312 p. (in Russian).
Solopova, O., Chudinov, A.P. (2019), Prognostic potential of political metaphors. Fachsprache, Vol. 41(1), pp. 48-64. DOI: 10.24989/fs.v41iSpecial%20Is.1765.
ONTOLOGICAL METAPHORS AS A MEANS OF MODELING THE FUTURE OF RUSSIA IN THE US MEDIA
E.V. Budaev1, A.P. Chudinov2
1 Russian State Vocational Pedagogical University (Yekaterinburg, Russia)
2 Ural State Pedagogical University (Yekaterinburg, Russia)
Abstract: Current political events, reflected in modern media, indicate a new round of deterioration of relations between Russia and Western countries. Against this background, the urgent task is to identify the peculiarities of the metaphorical image of Russia's future in the US media. Metaphors representing the future of Russia in the US media for the period 2010-2020 were used as the research material. The formed corpus of metaphorical contexts (300 units) was classified according to the source domains of metaphorical projections. Then ontological metaphors were selected from the general corpus of metaphors and the leading varieties of ontological metaphorical projections between conceptual domains were revealed. Thus, the study used the method of analyzing metaphors united by the target domain of metaphorical expansion. The study showed that when conceptualizing the future of Russia in the US media, ontological metaphors (27% of the total corpus of metaphors) are in wide demand, represented by five variants: FUTURE IS STATIONARY DESTINATION, FUTURE IS OBECT MOVING TOWARDS US, FUTURE IS OBJECT, STATES AND RELATIONS ARE OBJECTS, STATES ARE ACTIVE ENTITIES. The overwhelming majority of ontological metaphors are used to activate negative meanings for conceptualization of Russia's future, which indicates the dominance of negative scenarios in predicting relations between Russia and the United States.
Key words: ontological metaphor, the future of Russia, US media, political discourse, conceptual metaphor.
For citation:
Budaev, E.V., Chudinov, A.P. (2021), Ontological metaphors as a means of modeling the future of Russia in the US media. Communication Studies (Russia), Vol. 8, no. 1, pp. 22-36. DOI: 10.24147/2413-6182.2021.8(1).22-36. (in Russian).
About the authors:
1 Budaev, Eduard Vladimirovich, Prof., Professor of the Department of Foreign Languages and Russian Philology
2 Chudinov, Anatoliy Prokopievich, Prof., Head of the Department of Intercultural Communication, Rhetoric and Russian as a Foreign Language
Corresponding authors:
1 Postal address: 11, Mashinostroitelei ul., Yekaterinburg, 620012, Russia
2 Postal address: 26, Kosmonavtov pr., Yekaterinburg, 620017, Russia
1 E-mail: [email protected]
2 E-mail: [email protected] Acknowledgements:
The reported study was funded by RFBR and EISR, project number 20-011-31622 Received: November 15, 2020 Revised: December 1, 2020 Accepted: February 15, 2021
