Научная статья на тему 'Онтолингвистические закономерности развития жанров детского фольклора'

Онтолингвистические закономерности развития жанров детского фольклора Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
665
204
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Онтолингвистические закономерности развития жанров детского фольклора»

ОНТОЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ ЗАКОНОМЕРНОСТИ РАЗВИТИЯ ЖАНРОВ

ДЕТСКОГО ФОЛЬКЛОРА

ШИПОВА Г.А.

Детский фольклор - неотъемлемая часть детства; явление, привлекшее внимание ученых разных областей знаний. Устойчивое, так как обусловлено развитием ребенка, оно вызывает интерес еще с XIX века. Первый отдельный сборник детского фольклора «Детские песни» издан П.А. Бессоновым в 1868 году. Туда вошли колыбельные, потешки, прибаутки, детские песни, считалки, дразнилки, игры, сказки, колядки.

Крупнейшими исследователями детской устной поэзии, быта и языка, положившими начало теоретическому освоению детского фольклора в послереволюционные десятилетия, были Г.С. Виноградов и О.И. Капица.

В данной статье предпринята попытка соотнесения наиболее распространенных жанров детского фольклора с закономерностями освоения ребенком языка. Такие ученые, как А.Л. Топорков, М.П. Чередникова, М.В. Осорина, О.Ю. Трыкова показали, что детский фольклор имеет жанровую периодизацию, обусловленную возрастными особенностями. Например, в среде пятилетних детей широко распространены дразнилки и заманки, тогда как средний школьный возраст - это анекдоты, вызывания, страшилки. По выражению А.Л. Топоркова: «За какие-нибудь 10 лет - с четырех до четырнадцати <...> дети несколько раз меняют свой фольклорный репертуар».

Отметим, что ряд авторов, в частности, М.П. Чередникова, предпочитают не использовать термин «жанр» в связи с полифункциональностью и «переходностью» детских произведений. Подобно словам «МАМА», «ПАПА», «БАБА» периода автономной речи, которые еще не являются собственно словами, поскольку не имеют устойчивого денотата и сигнификата, так же у трехлетнего ребенка жанр считалки выполняет функцию моторноэмоционального самовыражения, а не распределения игровых ролей, как это происходит уже в 5-6-летнем возрасте.

Итак, детский фольклор по определению М.В. Осориной - это одна из форм коллективного творчества детей, реализуемого и закрепляемого в устойчивой системе устных текстов, передающихся непосредственно из поколения в поколение детей и имеющих важное значение в регулировании их игровой и коммуникативной деятельности [1].

Более распространенным является определение, включающее в понятие детского фольклора и те произведения, которые создаются взрослыми для детей. Установить четкие границы между детским фольклором и произведениями для детей, бывает трудно, поскольку самым широко распространенным методом создания фольклорных детских текстов является аналогия. Собственно, одно из определяющих свойств устного фольклорного языка и есть авторская импровизация на основе традиции, создание художественного инварианта традиционному тексту, причем, отличающегося «не только от вариантов этого же текста разных исполнителей, но и от вариантов одного и того же исполнителя, записанных в разное время» [2]. Детский фольклор - это широчайший простор для импровизаций на традиционной основе. Еще К.И. Чуковский на материале диалектов показал совпадения народных и детских «словообразовательных» вариантов, возникающих в период освоения ребенком языка.

Сам К.И. Чуковский нигде не указывает, что его исследования детской речи включают и изучение истоков детского фольклора. Однако в его книге «От двух до пяти» отражены механизмы возникновения таких фольклорных форм, как, стихотворчество, загадки, шутки, считалки, дразнилки. Известнейшие филологи И.А. Бодуэн де Кур-тене, В.В. Виноградов, Л.В. Щерба занимались исследованием детского фольклора.

В статье будут рассмотрены жанры дразнилки, заманки, считалки, а также тайные языки. Именно их устойчивость, и в то же время, изменчивость лексического материала при определенной регулярности динамики жанра, подтверждает, что детский фольклор развивается по вполне определенным языковым и психологическим закономерностям. Нами будет рассмотрен возраст от года до девяти лет и те явления, которые бытуют непосредственно в детской городской субкультуре. Они не всегда понятны взрослым и часто вызывают ощущение неловкости, неэстетичности, «глупости», а тексты страшилок или заманок «далеко не всегда соответствуют нравственным нормам нашего общества» [3]. Разобщенность с миром взрослых составляет содержание специфической, детской субкультуры. Одна из важнейших ее черт - наличие собственного языка общения между детьми, отличающегося образностью, зашифрованностью. Кроме того, Д.Б. Эльконин при изучении устной и письменной речи учащихся обнаружил своеобразие не только лексических значений и единиц, но и грамматических форм. В процессе коммуникации дети придумывают «тайные языки», недоступные пониманию непосвященных, прежде всего, взрослых; зачастую это может быть прибавление к слову какой-либо приставки или окончания, типа «ус», тогда обычная фраза принимает странное звучание: «Мамаус ушлаус наус работус, приходиус коус мнеус» (мама ушла на работу, приходи ко мне) [4]. Дети постарше пользуются особым сленгом в устном общении и разработанной тайнописью - в письменном. Все эти усилия, иногда довольно наивные, необходимы детям для создания романтической таинственности и свидетельствуют о стремлении к автономности. Эта дистанция красиво запечатлена в названии книги М.В. Осориной «Секретный мир детей в пространстве мира взрослых».

Передача всего богатства содержания детской субкультуры происходит непосредственно «из уст в уста» в условиях неформального общения на игровых площадках, в школе, в летних лагерях, санаториях, больницах, то есть непосредственно в детском сообществе. Этим обусловлена трудность изучения детского

фольклора. От исследователя требуется что-то подобное созданию тимуровского штаба с целью наблюдения тимуровского штаба, ставящего перед собой подчас задачу наблюдения за взрослыми.

Приступим к рассмотрению одного из жанров. Стоит отметить, что смеховые жанры составляют большую часть устного творчества детей. Недаром, по словам К.И. Чуковского, дети от двух до пяти «верят, что жизнь только для радости, и эта вера - одно из важнейших условий их нормального психического развития». Чувство юмора проявляется у ребенка, по словам М.П. Чередниковой, до появления связной речи. Первая детская шутка в полтора года - это выражение желаний, которых в данный момент ребенок не испытывает. Привычная бытовая ситуация, таким образом, оказывается «взорванной изнутри» [4].

В речи первые шутки часто возникают случайно. Время их появления - примерно двухлетний возраст. Ребенок готов повторять их, так как им уже усвоено, что смех связан с удовольствием: игрой, родительской лаской. Ребенок играет с тем скромным вербальным материалом, которым уверенно овладел. К.И. Чуковский приводит в качестве первой шутки своей маленькой дочери такую: девочке в неполные два года уже точно известно, что петух кукарекает, корова мычит, а кошка мяукает:

«- Папа, ава - мяу!...-и засмеялась...приглашая и меня смеяться ее выдумке, которой она даже чуть-чуть испугалась» [5].

Психологический механизм шутки часто связан с эффектом обманутого ожидания.

Первые детские шутки технически организованы так: замена соотнесенности предмета и его функции. Такие «перевертыши» радуют детей, особенно в рифмованной форме.

Свинки замяукали - мяу-мяу-мяу,

Кошечки захрюкали - хрю, хрю, хрю.

Нетрудно здесь узнать подсказку крохи. «Что влечет ребенка в перевернутый мир?». К.И. Чуковский уверенно отвечает, и с ним соглашаются современные психологи - игра. Перевертыши являются продуктом игры. Кто не встречал шутки, когда трехлетний ребенок смеется, называя дядю Олей, а тетю Колей? Четырехлетняя дочка поэта Казанского часами распевала: «Дам кусок молока и кувшин пирога!» [5].Тот же комический эффект мы узнаем и в русских фольклорных шутках типа «Лыко мужиком подпоясано», «ехала деревня мимо мужика». По утверждению исследователей, такие перевертыши существуют во всемирном фольклоре.

Эта смысловая игра знаменует благополучное завершение координации малышом ряда новых знаний. Стоит помнить, что у ребенка в начале освоения мира о многих явлениях складываются совершенно необычные представления. Сынишка К.И. Чуковского впервые увидел шишки упавшими, а затем, обнаружив шишки на дереве, недоумевал: «А как же они туда забрались?».

Перевертыши доставляют ребенку удовольствие. За каждым «не так», он чувствует, что знает, как правильно: или «Ну я-то не обожгусь холодной кашей». Это повышает его самооценку. Ребенок, как известно, обладатель «эгоцентрического мышления». Ему важно сохранять о себе, своих интеллектуальных способностях стабильное высокое мнение. К себе он относится очень серьезно. Доказательством тому могут служить глубокие переживания за положительных героев сказок, с которыми дети, очевидно, идентифицируются. Кроме того, трех - четырехлетний ребенок очень бережен к своему имени. С одной стороны, это маркер самости, с другой, - отражение теснейшей связи в сознании ребенка между словом и обозначенным им предметом. Мы помним, что этот возраст - важнейший этап развития самосознания (кризис 3-х лет, результатом которого является осознание своего «я», отделенного от окружающих, уверенное узнавание себя в зеркале, сверхценное отношение к любому маркеру самости, в т.ч., имени). М.П. Чередникова рассказывала, как в диалоге с трехлетней Светой пошутила «Светка-конфетка», что сильно огорчило девочку. К.И. Чуковский же упоминает о маленькой Лене, которую мама в сердцах назвала «Ленкой», девочка стерпела обиду, но, услышав, что при оформлении праздничного стола мама сказала бабушке «Ты даже селедочку приготовила», Ленка, наконец, расплакалась: «Ты даже ее называешь «селедочка», а меня -Ленкой!».

Мы довольно подробно остановились на вопросе отношения ребенка к имени, так как не один жанр детского фольклора связан этим с отношением. Детская среда из-за высокой ценности обладания знаниями и стремительных изменений детской психики относится к младшим довольно насмешливо. Поэтому в детском фольклоре появляется такой феномен, как дразнилки. Они делятся на именные - для мальчиков и девочек типа «Андрей - воробей, не гоняй голубей...» и те, которые высмеивают детские недостатки, проступки: ябедничество, хвастовство, глупость, плаксивость, жадность; например, «Жадина-говядина, соленый огурец, по полу валяется, никто его не ест» или «Плакса- вакса - гуталин, на носу горячий блин!», благодаря которым детское сообщество осуществляет функцию воспитания своих членов [1, 8]. Дразнилки тренируют эмоциональной устойчивости и самообладания, умения отстаивать себя при нападках сверстников в адекватной формы словесной самозащиты (ответить дразнилкой - отговоркой). Дразнилки рифмованы. Рифма выполняет комическую функцию, «переводя имя в другую знаковую систему, превращая его в элемент игры» [4].

Бытование дразнилок не исчезает бесследно, а трансформируется. Свой социокультурный инвариант дразнилка в среде подростков получает в виде прозвища. Табулирование личных имен и использование вымышленных, прозвищ и кличек, имеет своей функцией сепарацию подросткового сообщества. Мы не будем останавливаться подробнее на этом, а рассмотрим жанр, очень близкий к дразнилкам - заманки.

Впервые они появляются у детей 4-5 лет. Ребенок говорит другому «скажи «пиво» и отвечает «будешь видеть криво» - при этом весело смеется.

Психологически такая шутка отражает этап, когда освоение ребенком языка происходило, в основном, через повторение за взрослым. Имитация является одним из первых способов. Но к возрасту четырех лет

арсенал ребенка уже значительно пополнен и другими, более креативными методами. И «повторюшки» высмеиваются за неосторожность в «бездумном» повторении слова. В шести - семилетнем возрасте игры - заманки, основанные на формуле «повторяй» приобретают сюжет, разверткой которого является осмеяние простака. Малосимпатичная игра, в которой собеседник всегда в проигрыше, оказывается обучающей - своеобразным тренингом: не повторяй автоматически, следи за смыслом. Психологическая задача, решаемая здесь - своего рода обучение отказу от легкого пути «копирования» уже освоенного действия.

То же мы можем обнаружить и в фольклоре:

Проньча, сто да сто - сколько?

Двести!

Сиди, дурак, на месте!

Ответ не требует интеллектуальных затрат. Собеседник поддается автоматизму.

Вместе с ребятами подрастают и заманки. Формула «скажи» уже малоактуальна для детей постарше. Развиваясь как жанр, заманка, обязательно включает в себя вопрос, но ответивший на него все равно в проигрыше. Однако, сыграв, он из статуса неофита переходит в статус знатока:

Немец, Перец, Пощипай

Ехали на лодке.

Немец, Перец утонули

Кто остался в лодке?

- Пощипай!

(просьба выполняется)

Застать врасплох в расчете на невнимание - один из распространенных приемов детского игрового фольклора. Многие игровые диалоги структурированы так, чтобы сосредотачивать внимание слушателя на одном элементе, а потом сделать его «фоновым».

Заманки, как и другие жанры, обладают диффузностью, то есть с легкостью переходят в жанр анекдота, текстографической загадки или псевдострашилки.

Дети старше семи-восьми лет уже не испытывают таких острых комплексов попасть в смешное положение. Кроме того, этому возрасту соответствует один из этапов сепарации от мира взрослых. Вхождение ребенка в детское сообщество практически неизбежно, а поскольку наиболее привлекательной деятельностью для ребенка является коллективная игра, ведущим жанром становится считалка. Считалка - это инструмент честного распределения ролей; ритуал, задающий настроение и объективность игровому действию.

Специфичность считалки как фольклорного жанра составляет, прежде всего, тяготение к бессмысленным, но ритмически насыщенным и фонетически экспрессивным словам - зауми. М.П. Чередникова связывает тяготение к зауми с этапом автономной речи, когда слово имеет ситуативную семантику, зато ритмическая организация слоговых сочетаний привлекает и радует ребенка. Она несет в себе коммуникативно-эстетическую функцию. (Что совпадает, кстати, с первоначальной функцией фольклора, в целом [6]).

Детские стихотворные импровизации характерны возрасту одного - двух лет. Однако первые их проявления - мелодичный лепет появляются около 7 месяцев. Ранняя функция созвучий - облегчение фонетической стороны говорения: от «ку-ку», «ба-ба», «мама-папа», «ножики и ложики» до «мамонты и папонты», «высочина - глубочина», «молодежь и стародежь». Как пишет К.И. Чуковский, «стихотворения детей от двух до пяти всегда возникают во время прыжков и подскакиваний». С другой стороны, он отмечает «диалогический характер» большинства детских стихов. Они эмоционально - заразительны, коллективны. Именно эта особенность проявляется впоследствии и в дразнилках (обычно, звуковые вариации первого слова-имени), и в считалках.

Отметим, что семантически пустые рифмовки, выражающие экспрессию, (типа междометий) сохраняются и во взрослой речи (ексель - моксель, елки-палки). Запевам колыбельных и потешных народных песен мира присуще то же, что раннему детскому поэтическому языку: ритмические повторы, экспрессивная и «ранняя» фонетика, ономатопеи и другие изобразительные слова [7], параллельная рифма. Авторы единогласно отмечают высокую чувствительность ребенка к фонетическому образу слова. В русском фольклоре на этом основана, например, традиция запугивания (северорусские Бука, Бабай, Бодяй, Баха-хай; перм. Бомка, Кока; тульск. Гуга), а в детской литературе - выбор антропонимов (Бармалей, Бяка-Закаляка и т.д.).

К шести-семи годам в эмоциональную ткань стиха активно вторгается рассуждение, анализ, в результате чего легкость импровизации и выразительности заметно снижается, а с ними и чувство ритма. Теперь стихи создаются на основе подражания. Однако произведениями детского фольклора становятся те рифмовки, которые отвечают потребностям возраста: хорей, темп, настроение «звука».

Возрастной диапазон бытования считалок, довольно широк. М.Н. Мельников называет такой «от трех лет до ранней юности». Г.С. Виноградов отмечает, что «знатоки считалок - чаще всего девочки 10-14 лет». В то же время, дети от четырех лет охотно их декламируют. Считалка занимает место ведущего жанра в сообществе детей семи - десяти лет, в период, когда ребенок, по выражению М.В. Осориной, «постигает таинства коллективной игры».

Итак, считалка, сохраняет в себе функции создания единого настроения подвижной игры, это игровая прелюдия, которая, с одной стороны, восходит к собственно языковой игре-эксперименту, «первым семантически значимым словам», «рудиментарной речи» [8], а с другой, исполняет роль жеребьевки. И тем и другим объясняется стойкое предпочтение заумной лексики. По мнению В.П. Аникина, заумь - отголоски

древних форм тайного счёта. Связь считалки с роком, судьбой, сближает ее с заклинанием в функциональном плане, которые, как известно, часто произносились, пелись и декламировались древними племенами на иноплеменном или условном языке. Заумь считалок также часто является подражанием иностранной речи, как она ощущается ребенком, в то же время, выражая фонетикой и ритмом соответствующее эмоциональное содержание.

Наряду с заумью, лексике детской считалки свойственна предметность. Ребенок перечисляет вещный мир, в котором живет. Считалки содержат небольшое количество прилагательных. В основном, это существительные, глаголы и числительные. Регулярное присутствие числительных - третья особенность жанра считалки. С утратой «тайности» счета, числительные становятся строительным материалом текста считалки. По мнению М.П. Чередниковой, это явление также функционально: оно помогает ребенку освоить процедуру счета в «идеальных условиях» рифмованного текста и мотивационной вовлеченности.

Относительно считалочного сюжета, лингвисты называют «молодыми» те, которые не встречаются в литературе до середины XX века. Так, к «молодым» считалкам относят «Вышел месяц из тумана», «Ехала машина». Одна из известных каждому «Вышел зайчик погулять» появилась в 1851 году.

Авторы единогласно указывают, что считалка - импровизация на традиционной основе, которой, естественно, образы школьного быта не свойственны. В «готовое» стихотворение дети активно привносят свой лексический материал.

Например,

Эни—бэни—рики—паки

Турба—урба—сенти—бряки.

Может—вы йдет—может—н ет,

В общем—полный—Интер—нет [9].

Изменения в сюжете считалки связывается рядом авторов с возрастом детей. Бытование считалки, повторимся, имеет пролонгированный характер. Когда актуальность отмеченных выше задач снижается или отпадает, мы наблюдаем сюжетную динамику. Дети десяти - одиннадцатилетнего возраста предпочитают считалки с более разработанным сюжетом. Этот процесс закономерен, с одной стороны, потому, что дети все прочнее входят в детское сообщество, увеличивается количество их социальных связей и знаний; с другой стороны, увеличивается и количество источников, влияющих на текст. Это фильмы и мультфильмы, СМИ, в целом; детские стихи, сборники считалок, дразнилок, потешек, Интернет. Кроме того, что коллективная и индивидуальная импровизация происходит в условиях полиэтнического общения.

Современным ведущим механизмом сюжетной динамики являются фольклорные контаминации: фрагменты считалок смешиваются. Например, считалки «шла кукушка» и «шла машина» меняются первыми строками, или концовка к одной считалке досочиняется по образцу другой.

Лингвисты также отмечают тенденцию к удлинению текста. «Самые распространенные считалочные сюжеты имеют как краткую (традиционную), так и длинную (современную) версии; популярны сегодня именно длинные версии» [10]. Дети досочиняют считалки, соблюдая верность открытию К.И. Чуковского, четырехстопным хореем (даже если сама считалка имеет другой размер стиха). По гипотезе Т. Троицкой и

О. Петуховой, сочинение концовок (по объему способных превышать основу) связано с изменением функции считалки: «достраивание» сюжета часто «не замечает» считалочного выхода «все равно тебе водить». После этих слов считалка может продолжаться. Практически исчезли способы пересчета, требующие ответа на стихотворный текст и затем повторяющиеся. Появление интереса к сюжету свидетельствует об эстетическом, а не прикладном назначении считалок. Функционально считалки вытесняются скидыванием (по нашим наблюдениям, этот вид жеребьевки чаще используется мальчиками: «Ц (с) у (и) - е-фа» - сигнальное слово для одновременной демонстрации жеста-символа). Авторы связывают это явление с уменьшением количества участников игр. Однако неясна, в таком случае, тенденция к удлинению счита-лочных текстов. Возможно, это служит очередным подтверждением постепенной утраты считалками своего первичного назначения - жеребьевки.

Жесты-символы и заумная лексика прочно обосновались и в другом жанре детского фольклора - тайных языках.

В возрасте шести-семи лет детьми ощущается потребность эмансипации, связанная с новым этапом развития самосознания. С этого возраста ребенок становится первооткрывателем собственного внутреннего мира. В один ряд с такими явлениями, как непрагматичное вранье или создание небольших тайничков и домиков-укрытий, ребенок создает первые тайные языки. Обычно в начале своего появления они реализуются в виде диалога между сверстниками и имитируют язык, не являясь языком, так как ни один из говорящих не наделяет заумные звукосочетания смыслом [4].

По мере взросления, меняется характер тайного языка (однако, само это явление стойко до подросткового возраста.). Освоению новых языков способствует школьное обучение: развитие навыков чтения и письма позволяет ребенку экспериментировать со словами. Принципы этих «экспериментов» были описаны еще Г.С. Виноградовым. Распространенными вариантами создания тайных языков являются: наращивание слога, как в стихотворении К.И. Чуковского «Катауси и мауси»; чередование слогов слова с вводимым слогом, замены согласных начала алфавита согласными конца, произнесение слов «наоборот» или «обратный» [4] - от последней фонемы к первой и т.д. Владение тайным языком - достойное гордости умение. Оно требует от ребенка достаточно высокого уровня развития аналитико-синтетической деятельности. Тайный язык - игра со знаковой системой.

С особым увлечением московскими школьниками одиннадцати-двенадцати лет описывался тайный жестовый язык. Он организован так: указание на часть лица соответствует букве, с которой начинается ее название: «а» - жест у губ, артикулирующих «а», «б» - бровь, «в» - волосы, «г» - губы. Девочки эстетизируют жесты. Используют его, чтобы «поболтать» на уроке или «подсказать» товарищу. С удовольствием ребята используют обратный язык.

«Таится» ребенок от взрослых, вызывая зависть малышей и храня чувство принадлежности «своим». Так, тайный язык обслуживает, минимально, два важнейших психологических процесса: индивидуализацию через переживание себя как личности, не контролируемой взрослым полностью; социализацию «Я» через «Мы». «Общая тайна» - механизм сплочения детской группы, компонент детского общения, оказывающий серьезное влияние на внутригрупповые отношения. М.В. Осорина называет использование секретного языка и «выстраиванием собственного семиотического пространства» с целью «выгораживания экологической ниши» в пространстве мира взрослых.

«Выгораживанию» культурного пространства служит само явление детского фольклора. Многообразие его жанров, которые О.Ю. Трыкова делит на исторически сложившиеся (колыбельные песни, заклички и приговорки, жеребьевки и считалки, загадки, дразнилки, частушки) и современные или нетрадиционные формы (страшилки, садистские стишки, анекдоты, переделки-пародии), объективно отражает тот или иной период развития детского самосознания и языка, а также взаимодействие взрослой и деткой культуры.

Изучение произведений детского фольклора в их естественной возрастной динамике помогает проследить закономерности развития детского языкового, художественного мышления и личности. Бытует мнение, настолько широко распространенное, что можно считать его отмежевавшимся от психоаналитических истоков, что смех, осмеяние и высмеивание является защитным механизмом в случаях, когда психологическому или физическому благополучию «я» что-либо угрожает. Современные педагоги и психологи отмечают рост произведений с использованием «черного юмора». Ограничить по возрасту это явление сложно. Туда входят и садистские стишки, и «афоризмы военной кафедры». «Чёрный юмор» - разножанровый пласт детского и подросткового фольклора, который стихийно обыгрывает противоречия современной действительности: обесценение художественного слова, сложности взаимоотношений в семье, между поколениями, потерю нравственных ориентиров. Школьный словарь, например, - пародийный жанр детской устной прозы, осмысляющий особенности взаимодействия учителей и учеников, мальчиков и девочек; быта и нравов школы; школьных программ и методов обучения. Взаимодействие между ребенком и взрослым, будь то специалист или родители, находят отражение в творчестве. Изучение детской субкультуры, однако, может представлять интерес не только для психологов и педагогов.

Детский фольклор имеет не только закономерную жанровую и внутрижанровую динамику, но и историческую. Ряд авторов использует метод сопоставительного анализа произведений с поэзией родственных народов, что позволяет выявить историко-типологические, генетические связи рассматриваемых явлений и их объективную обусловленность, а также способы заимствований из литературных источников и за счет освоения взрослого фольклора. Интерес для дальнейшего изучения представляет вопрос о взаимодействии детской литературы и детского фольклора. Одна из последних работ по этой теме - диссертационное исследование Лойтер С.М.

В форме детского фольклора актуализируются основные поэтические функции, присущие и фольклору взрослых: эстетическая, воспитательная, познавательная и коммуникативная.

Список литературы

1. Осорина М.В. Секретный мир детей в пространстве мира взрослых. - СПб.: Издательство «Питер», 1999.

2. Богатырев П.Г. Язык фольклора //Язык фольклора: Хрестоматия/Сост. А.Т Хроленко. - М.: Флинта : Наука, 2005.

3. Чередникова М.П. «Голос детства из дальней дали...»(Игра, магия, миф в детской культуре). М.: «Лабиринт», 2002.

4. Виноградов Г.С. Детские тайные языки.// Публикация и подготовка текста Ивановой Е.А. // http://rus.1september.ru

5. Чуковский К.И. От двух до пяти. М.: «Советский писатель», 1960.

6. Осовецкий И.А. О языке русского традиционного фольклора //Язык фольклора: Хрестоматия / Сост. А.Т Хроленко. - М.: Флинта: Наука, 2005.

7. Цейтлин С.Н. Язык и ребенок: Лингвистика детской речи: Учеб.пособие для студ.высш.учеб.заведений. М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 2000.

8. Мухина В.С. Возрастная психология. Феноменология развития: учебник для студ. высш.учеб.заведений. М.: Изд. центр «Академия», 2007.

9. http://www.kakras.ru/ (виртуальный сборник детского фольклора)

10. http://www.ruthenia.ru/folklore // Форум «Фольклор и постфольклор: структура, типология, семиотика. // Т. Троицкая, О. Петухова. Современные считалки.

11. Абраменкова В.В. Детская субкультура: содержание, функции, значение в культуре// http://www.portal-slovo.ru.

12. Аникин В.П. Теория фольклора. Курс лекций.- 3-е изд.-М.: КДУ, 2007.

13. Гридина Т.А. Онтолингвистика. Язык в зеркале детской речи: учеб. пособие/ - М.: Наука : Флинта, 2006.

14. Кабакова Г. «Придет серенький волчок»: о формулах устрашения детей. Стр.356// Семиотика страха. Сборник статей. Составитель Нора Букс и Франсис Конт. М.: Русский инститиут: изд. «Европа», 2005.

15. Кузьмина М.Ю. Страшное в сказках К.И. Чуковского// Проблемы детской литературы. Петрозаводск. 1995. С. 57-69 // http://www.chukfamily.ru

16. Осорина М.В. Зачем дети строят "штаб. // Прикладная психология. - 1999. - №3.

17. Топорков А.Л. Детские секреты в научном освещении (Обзор современной литературы по детскому фольклору)// Журнал «НЛО» 2000, №45// http://magazines.russ.ru

18. Лойтер С.М. «Русская детская литература XX века и детский фольклор: проблемы взаимодействия». Авто-реф. дис. ... д-ра филол. наук: 10.01.01/Петрозавод. гос. у

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.