CC BY
85
О. В. Ломакина
ОККАЗИОНАЛЬНАЯ ФРАЗЕОЛОГИЯ Л. Н. ТОЛСТОГО:
ТИПОЛОГИЯ, УПОТРЕБЛЕНИЕ, ТЕНДЕНЦИИ
OLGA V. LOMAKINA
OCCASIONAL PHRASEOLOGY OF LEOTOLSTOY: TYPOLOGY, USAGE, TENDENCIES
Ольга Валентиновна Ломакина
Кандидат филологических наук, заведующая кафедрой русского языка и культуры речи Московского института иностранных языков ► rusoturisto07@mail.ru
В статье проанализированы примеры употребления окказиональных слов и фразеологизмов, образованных на основе общеупотребительных фразеологизмов, выявлены тенденции фразеотворчества Л. Н. Толстого.
Ключевые слова: фразеотворчество, фразеологическая единица (ФЕ), окказиональное использование ФЕ, национальный корпус русского языка, язык Л. Н. Толстого.
The article analyses some examples of occasional words and phraseological units, based on the general phraseological units usage. The trends of new phraseological units creation by L. Tolstoy.
Keywords: «nation of phrases, phraseological unit, occasional usage of phraseological units, domestic body of the Russian language, L. Tolstoy language.
Фразеотворчество является характерной чертой языка многих русских классиков. Окказиональное использование фразеологизмов, паремий, интертекстем расширяет фразеологический состав языка, поскольку происходит «образование качественно новой фразеологической единицы (ФЕ) с новым индивидуальным значением .. .от фразеологизма, уже имеющегося в языке» [3: 41]. По словам А. И. Ефимова, «изучение фразеологических связей слов имеет первостепенное значение . для определения своеобразия писателя, занимающегося фразеологическим новаторством» [4: 288-289]. Важно при отграничении окказиональных ФЕ от индивидуально-авторских вариантов ФЕ выявить появившуюся в процессе выборки фразеологического материала единицу, определить ее связи с языковым эквивалентом, установить частотность ее употребления в языке писателя. Л. Г. Золотых считает, что окказиональными являются лишь ФЕ, созданные по модели имеющихся «канонических» (по терминологии А. Г. Лыкова) и не потерявшие структурно-смысловой связи с исходной ФЕ.
В своей работе мы опираемся на классификацию А. М. Мелерович и В. М. Мокиенко, которые выделяют следующие виды окказиональных единиц, являющихся дериватами фразеологизмов: окказиональные слова, образованные на базе ФЕ, и окказиональные ФЕ, образованные на основе общеупотребительных ФЕ [7: 313].
Изучение языка Л. Н. Толстого позволило перечислить некоторые тенденции окказионального использования фразеологических ресурсов языка писателем. Как показывают наши наблюдения, нередко основным для Л. Н. Толстого является сохранение общего образа, который
содержится в паремии или фразеологизме. Кроме того, желание уточнить, конкретизировать факт действительности ведет к семантизации единицы в тексте, к необходимости привести «самодефиницию» [6: 744]. Таким образом преодолевается традиционность при употреблении фразеоресур-сов языка.
Одним из видов фразеотворчества является образование окказиональных слов на основе ФЕ. Окказиональные слова, образованные от ФЕ, занимают промежуточное положение среди языковых единиц, так как могут рассматриваться как единицы лексического и фразеологического уровней языка. При изучении языка писателя наиболее важным является не только фиксация относительно устойчивых единиц, но и выявление индивидуальных употреблений окказиональных слов. Так, в «Словаре отфразеологической лексики современного русского языка» М. А. Алексеенко, Т. П. Белоусовой, О. И. Литвинниковой [1] зафиксированы окказионализмы, встречающиеся в текстологии Л. Н. Толстого: болтаться, свалить, ладиться, наладиться, наклепать, наклеп, легкомысленный, лодырничать, плакаться, разрешиться и др. Однако пока нет лексикографического описания следующих окказионализмов: ко-мильфотность ^ комильфотный ^ comme il faut.
Фразеологизм comme il faut часто встречается в текстологии Л. Н. Толстого. Писатель употребляет этот галлицизм не только в нетранслитери-рованном виде, но и прибегает к окказиональным словам, образованным от этого фразеологизма:
Вольф с ласковой и несколько насмешливой улыбкой — это была его манера: невольное выражение сознания своего комильфотного превосходства над большинством людей, — остановившись в своей прогулке по кабинету, поздоровался с Нехлюдовым и прочел записку («Воскресение», ч. 2, гл. 16).
Но еще более возбуждали во мне эту комильфотную ненависть интонации, которые они делали на некоторые русские и в особенности иностранные слова: они говорили м'ашина вместо машина, деятельность вместо деятельность, нарочно вместо нар'очно, в камине вместо в кам'ине, Шекспир вместо Шекспир, и т. д. («Юность», гл. 43).
В первом примере речь идет о сенаторе Вольфе. Окказиональное прилагательное комильфотный имеет значение «принадлежащий к „хорошему", высшему обществу». В другом примере это слово приобретает несколько другой оттенок: «принадлежащий к другому, высшему сословию».
В следующих контекстах существительное комильфотность имеет значение «воспитанность, светскость»:
Поговорив еще о графине Катерине Ивановне и ее увлечении новым религиозным направлением, которое Владимир Васильевич не осуждал и не оправдывал, но которое при его комильфот-ности, очевидно, было для него излишне, он позвонил («Воскресение», ч. 2, гл. 16).
В суде Иван Ильич замечал или думал, что замечает, то же странное к себе отношение: то ему казалось, что к нему приглядываются, как к человеку, имеющему скоро опростать место; то вдруг его приятели начинали дружески подшучивать над его мнительностью, как будто то, что-то ужасное и страшное, неслыханное, что завелось в нем и не переставая сосет его и неудержимо влечет куда-то, есть самый приятный предмет для шутки. Особенно Шварц своей игривостью, жизненностью и комильфотностью, напоминавшими Ивану Ильичу его самого за десять лет назад, раздражал его («Смерть Ивана Ильича», гл. 4).
В повести «Смерть Ивана Ильича» писатель в микроконтексте употребляет прилагательное комильфотный в значении «приличный», но здесь в отличие от предыдущих примеров характеризуется не человек, а стиль, обстановка помещения: Иван Ильич сам взялся за устройство, выбирал обои, подкупал мебель, особенно из старья, которому он придавал особенный комильфотный стиль, обивку, и все росло, росло и приходило к тому идеалу, который он составил себе. Когда он до половины устроился, его устройство превзошло его ожиданье. Он понял тот комильфотный, изящный и не пошлый характер, который примет все, когда будет готово («Смерть Ивана Ильича», гл. 3).
Рассмотрим другой пример из этой повести, в котором писатель употребляет ФЕ в нетрансли-терированном виде, добавляя лишь русский аф-
фикс и окончание, и прибегает к семантизации единицы в тексте:
Судебным следователем Иван Ильич был таким же comme il faut'nmM, приличным, умеющим отделять служебные обязанности от частной жизни и внушающим общее уважение, каким он был чиновником особых поручений («Смерть Ивана Ильича», гл. 2).
В отличие от предыдущих примеров в следующем контексте ФЕ имеет иронический оттенок и получает противоположный смысл. Если в первой половине жизни comme il faut — идеал, то после духовного перелома, когда изменилась система ценностей и ушли в прошлое юношеские идеалы, Толстой противопоставляет себя comme il faut^bm людям, нередко осуждая их. Таким образом, писатель использует прием антитезы, œmme il faut'^^b употребляется в значении «мелкая расчетливость, скупость»:
Я 15 лет тому назад предлагал отдать большую часть имения, жить в 4-х комнатах. Тогда бы у них был идеал. А теперь никакого. Они видят, что тот, который им ставит мать: comme il faut'nocmv не выдерживает критики, a мой перед ними осмеян — они и рады (Дневники, 5 мая 1896 г.).
Окказиональные единицы, образованные на базе фразеологизма œmme il faut, характерны для языка писателя. Последний пример представляет нетипичное для языка фразеологическое имплицирование: происходит графическое смешение. Вместе с тем появившийся окказионализм становится экспрессивным и имеет сниженную стилистическую окраску в сочетании с ФЕ не выдержи вает критики.
По данным Национального корпуса русского языка (НКРЯ), употребление слова комильфотный до Л. Н. Толстого не было зафиксировано, чего нельзя сказать о существительном комильфотность.
Ср.: Явился пробел, его надо было поскорее восполнить, и вот немедленно отыскался солидный, опытный уже критик, соединяющий безотчетность нападений с надлежащею комильфотно-стью (Ф. М. Достоевский. Дневник писателя. 1880 год. Год III. Единственный выпуск на 1880 год).
Она была генеральская дочь, умна и с характером, кое-чему училась и читала, в молодости штудировала Гете, недурно играла на фортепиано, знала два языка, отличалась большим тактом и щеголяла манерами и комильфотностью (К. М. Станюкович. Истинно русский человек (1890)).
Таким образом, писатель использует не только устойчивые, регулярные для языка окказиональные слова, ставшие самостоятельными лексемами и зафиксированные в словарях, но и окказиональные слова, имеющие стилистическую маркированность и отражающие язык эпохи.
Среди окказиональных ФЕ, образованных на базе ФЕ языка, А. М. Мелерович и В. М. Мокиенко выделяют следующие типы ФЕ: образованные путем вычленения из состава ФЕ сочетания или ключевого слова; синонимичные и антонимичные ФЕ, образованные по структурно-семантическим моделям общеязыковых ФЕ; основывающиеся на ролевой инверсии, конверсии ситуации или преобразовании категориального значения ФЕ; образованные путем контаминации общеупотребительных ФЕ; появившиеся в результате коренного переосмысления ФЕ языка; образованные путем включения ФЕ в сравнительные обороты, а также авторские афоризмы, появившиеся на основе ФЕ, и фразеологизмы с элементами лексической субституции, в основу которых положена образная основа и концептуальное содержание ФЕ [7: 313].
Рассмотрим примеры употребления окказиональных ФЕ, которые образованы на основе языковых ФЕ.
При образовании окказиональной ФЕ, основывающейся на преобразовании категориального значения ФЕ, в следующем контексте наблюдается изменение категориального значения ФЕ (ни то ни семный ^ ни то ни се):
Я со страхом чувствую, что перехожу на летнее состояние: мне противно то, что я написал, и теперь у меня лежат корректуры на апрельскую книжку, и боюсь, что не буду в силах поправить их. Все в них скверно, и все надо переделать, и переделать все, что напечатано, и все перемарать, и все бросить, и отречься, и сказать:
виноват, вперед не буду, и постараться написать что-нибудь новое, уж не такое нескладное, ни то ни семное. Вот в какое я прихожу состояние, и это очень приятно... И не хвалите мой роман (Письмо Н. Н. Страхову, апр. 1876 г.).
Как видно из контекстуального употребления, значение появившейся ФЕ незначительно изменяется. Ср.: ни то ни се «1. Средний, посредственный, ничем не примечательный. 2. Нечто среднее, невыразительное. 3. Ни плохо ни хорошо, посредственно (делать что-либо). 4. Неопределенно, ни да ни нет» [12: 306]. Употребление ФЕ ни то ни семное продиктовано, скорее всего, однородным рядом новое, уж не такое нескладное, служащим средством семантиза-ции, и носит характер градации признака. В отличие от ФЕ ни то ни се (5 употр., в т. ч. 2 — в письмах, по 1 — в «Записных книжках», дневниках, в романе «Анна Каренина») окказиональное образование ни то ни семный Л. Н. Толстой использует единично.
Одним из видов окказионального преобразования ФЕ и паремий в текстах Л. Н. Толстого является включение единицы или ее части в состав сравнительного оборота, «что позволяет оживить потерявшие гибкость компонентные сочленения» используемой единицы, а также ее «первичную образность» [7: 324]. Рассмотрим примеры.
— Оттого и разные веры, что людям верят, а себе не верят. И я людям верил и блудил, как в тайге; так заплутался, что не чаял выбраться. И староверы, и нововеры, и субботники, и хлысты, и половцы, и беспоповцы, и австрияки, и молокане, и скопцы. Всякая вера себя одна восхваляет. Вот все и расползлись, как кутята слепые. Вер много, а дух один. И в тебе, и во мне, и в нем. Значит, верь всяк своему духу, и вот будут все соединены. Будь всяк сам себе, и все будут заедино («Воскресение», ч. 3, гл. XXI).
Ср.: Слепой щенок и тот к матери ползет [10: 118].
В приведенном контексте писатель включает часть пословицы Слепой щенок и тот к матери ползет в сравнительный оборот, при этом наблюдается морфологическая трансформация щенок — щенки, лексическая субституция (обще-
языковое слово щенки заменяется диалектным кутята), глагол ползет заменяется однокорен-ным антонимом расползлись, который используется в качестве актуализатора.
Все разделились на бесчисленное количество не вер, а мировоззрений; все, как пословица говорит, расползлись, как слепые щенята от матери, и все теперь люди нашего христианского мира с разными мировоззрениями и даже верами: монархисты, социалисты; республиканцы, анархисты, спиритисты, евангелисты и т. п., все боятся друг друга, ненавидят друг друга («Почему христианские народы вообще и в особенности русский находятся теперь в бедственном положении»).
Во втором примере актуализаторами выступают контекстные синонимы разделились и расползлись. Писатель показывает паспортизацию высказывания (как пословица говорит), использует градацию, выраженную глаголами разделились, расползлись, боятся, ненавидят. Данные стилистические приемы являются отличительной чертой публицистического стиля, к которому относится статья «Почему христианские народы вообще и в особенности русский находятся теперь в бедственном положении».
В НКРЯ зафиксированы употребления устойчивых сравнений как щенка, как слепой щенок в произведениях ХХ века, однако в произведениях XIX века, представленных в корпусе, подобных единиц нет. Кроме того, писатель приводит паспортизацию, что дает основание предположить, что Л. Н. Толстой употребляет паремию, а не устойчивое сравнение.
В следующем примере наблюдается включение части пословицы Нашла коса на камень в состав сравнительного оборота, при этом акту-ализатором становится глагол наткнулись. Таким образом, в пословице выделяются две части, одна из которых — подлежащее — становится компаративом.
Спокойствие и самоуверенность Вронского здесь, как коса на камень, наткнулись на холодную самоуверенность Алексея Александровича («Анна Каренина» ч. 1, гл. 31).
Ср.: Нашла коса на камень [11: 41; 9, т. 1: 632; 5: 265-266; 8: 328-330].
Рассмотрим примеры вычленения из состава ФЕ ключевого слова или сочетания:
И книга моя, и я сам есть обличение обманщиков, тех лжепророков, которые придут в овечьей шкуре и которых мы узнаем по плодам (Письмо гр. А. А. Толстой 3 марта 1882 г.).
В следующем контексте наблюдаем коренное переосмысление ФЕ волк в овечьей шкуре:
Любовь не может быть вредной, но только бы она была любовь, а не волк эгоизма в овечьей шкуре любви. Только стоит спросить себя: готов ли я для его, ее блага никогда не видать его, ее, прекратить с ней, с ним сношения. Если нет, то это волк и его надо бить и убить. Я знаю Вашу религиозную и любящую душу и потому уверен, что вы победите волка, если он есть (Письмо И. М. Трегубову 19 июля 1897 г.).
Так, ФЕ библейского происхождения волк в овечьей шкуре — «человек, прикрывающий свои дурные намерения, действия маской добродетели» [12, т. 1: 93] — в текстологии Л. Н. Толстого получает экспрессивную неодобрительную окраску и становится окказиональной путем замены компонента волк на обманщиков, лжепророков. Образная основа ФЕ сохраняется, происходит семантический сдвиг, увеличивается экспрессия единицы при помощи включения в контекст компонента другого фразеологизма плодам (ср.: пожинать / пожать плоды) в сочетании с глаголом узнаем.
Другим способом образования окказиональных ФЕ является контаминация, «объединение частей двух и более ФЕ, в результате которого может возникнуть новая ФЕ» [7: 321]. Контаминация характерна для устного обиходного общения, поэтому органично вписывается в контекст художественных произведений (реплики персонажей в драмах, речь героев в эпических произведениях) и эпистолярных текстов. Рассмотрим подобные примеры:
Старшой. Где же ты болтался? Мужицкий чертенок. Не болтался я; все время из кожи вон бился, да ничего сделать не могу («Первый винокур», д. 2).
Ср.: лезть из шкуры (вон) — «Экспрес. Усердствовать, стараться изо всех сил» [12, т. 1:
346], из кожи (вон) лезть — «Стараться изо всех сил» [13: 111]; выбиваться / выбиться из сил — «Экспрес. 2. Прилагать, затрачивать много сил, усилий, чтобы достичь поставленной цели» [12, т. 1: 114].
Что за бессмыслица! — говорил Степан Аркадьич, узнав от приятеля, что его выгоняют из дому, и найдя Левина в саду, где он гулял, дожидаясь отъезда гостя. — Ведь это смешно! Какая тебя муха укусила?.. Что же тебе показалось, если молодой человек... Но место, в которое Левина укусила муха, видно, еще болело, потому что он опять побледнел... («Анна Каренина», ч. 1, гл. XXV).
Ср.: какая муха укусила — «Экспрес. Непонятно, чем вызвано такое странное поведение, что же случилось с кем-либо» [12, т. 1: 387-388], больное место — «Экспрес. 2. То, что более всего волнует, беспокоит кого-либо, что причиняет заботы, страдания, волнения» [Там же: 374].
Иван Иванович говорил, что он хорошо по душе поговорил с ним, не затрагивая больного места (Письмо В. Г. Черткову 23 янв. 1896 г.).
Ср.: задеть / задевать (затронуть / затрагивать) за живое — «Взволновать, произвести сильное впечатление» [13: 80], больное место — «Экспрес. 2. То, что более всего волнует, беспокоит кого-либо, что причиняет заботы, страдания, волнения» [12, т. 1: 374].
- Так вот в таких-то мы были отношениях, когда явился этот человек. Приехал в Москву этот человек - фамилия его Трухачевский -и явился ко мне. Это было утром. Я принял его. Были мы когда-то на „ты". Он попытался серединными фразами между „ты" и „вы"удержаться на „ты", но я прямо дал тон на „вы", и он тотчас же подчинился («Крейцерова соната», гл. XXI).
Ср.: задавать / задать тон — «Разг. 1. Начиная что-л. в определенном направлении, оказывать влияние на других» [12, т. 1: 243], переходить на вы [Там же: 113].
Если говорить о тенденциях употребления ФЕ, которые писатель контаминирует, то необходимо обратить внимание на количественное соотношение этих ФЕ в текстологии Л. Н. Толстого. Все ФЕ употребляются в исходном виде: из кожи
(вон) лезть — 1 употр. («Анна Каренина»), выбиваться / выбиться из сил — 2 употр. («В чем моя вера?», «Анна Каренина»), какая муха укусила — 2 употр. («Два гусара», «Анна Каренина»), больное место — около 20 употр., в т. ч. 7 употр. в романе «Анна Каренина», задеть / задевать (затронуть / затрагивать) за живое — более 10 употр. в т. ч. задавать / задать тон — 1 употр. («Рубка леса»), на вы — 4 употр. в художественных произведениях.
В представленных примерах условием контаминации выступает смысловая близость конта-минируемых ФЕ, тождество их экспрессии. С целью конкретизации и интенсивности действия писатель создает окказиональное преобразование, которое в контексте объясняется особенностями характера персонажа, идейным содержанием произведения, в письме желанием адресанта. По мнению А. М. Бабкина, «при исследовании живого языка подобные факты неоценимы, так как они содействуют пониманию механизма языкового развития... убедительно свидетельствуют в пользу понимания ФЕ как феномена прежде всего семантического» [2: 29].
Среди окказиональных ФЕ особую группу представляют собой единицы, возникшие на базе литературных сюжетов. «Этот тип фразеологических окказионализмов специфичен тем, что он маркирован авторством объекта трансформации» [7: 328]. В следующем примере писатель использует ФЕ царь голый и царь в новом платье, восходящую к закрепленной в литературном языке ФЕ голый король (от одноименной сказки Г.-Х. Андерсена):
Революция сделала в нашем русском народе то, что он вдруг увидал несправедливость своего положения. Это — сказка о царе в новом платье. Ребенком, который сказал то, что есть, что царь голый, была революция (Дневники, 11 марта 1910 г.).
В рассмотренных примерах показано разнообразие окказиональных преобразований ФЕ в текстологии Л. Н. Толстого, показаны особенности употребления как идиом, так и паремий, ин-тертекстем — все это расширяет представления о богатстве языка Л. Н. Толстого и дополняет све-
дения о литературном языке XIX века. Изучение окказиональных ФЕ позволяет показать особенности авторского понимания и потенциальные возможности фразеологии, что вызывает большой интерес для исследователей языка писателя.
ЛИТЕРАТУРА
1. Алексеенко М. А., Белоусова Т. П., Литвинникова О. И. Словарь отфразеологической лексики современного русского языка. М., 2003.
2. Бабкин А. М. Русская фразеология, ее развитие и источники. Л., 1970.
3. Ермакова Е. Н. Деривация как способ качественного и количественного обогащения языка // Информационный потенциал слова и фразеологизма: Сб. науч. ст. Орел, 2005. С. 40-44.
4. Ефимов А. И. Стилистика художественной речи. М., 1957.
5. Жуков В. П. Словарь русских пословиц и поговорок. М., 1967.
6. Ломакина О. В. Авторская «самодефиниция» как один из этапов семантического анализа паремий (на материале текстологии Л. Н. Толстого) // Русский язык: исторические судьбы и современность: IV Международный конгресс исследователей русского языка (Москва, МГУ им. М. В. Ломоносова, филологич. ф-т, 20-23 марта 2010 г): Труды и матер. / Сост. М. Л. Ремнева, А. А. Поликарпов. М., 2010. С. 744-745.
7. Мелерович А. М., Мокиенко В. М. Семантическая структура фразеологических единиц современного русского языка. Кострома, 2008.
8. Мелерович А. М., Мокиенко В. М. Фразеологизмы в русской речи. Словарь. М., 1997.
9. Михельсон М. И. Русская мысль и речь: Свое и чужое: Опыт русской фразеологии: Сб. образных слов и иносказаний: В 2 т. М., 1997.
10. Разумов А. А. Мудрое слово: русские пословицы и поговорки. М., 1957.
11. Снегирев И. Русские народные пословицы и поговорки. М., 1995.
12. Фразеологический словарь русского литературного языка: В 2 т. / Сост. А. И. Федоров. М., 1997.
13. Фразеологический словарь русского языка / Сост. А. Н. Тихонов (рук. авт. кол.), А. Г. Ломов, Л. А. Ломова. М., 2003.
