CC BY
120
К.В. Синегубова (Кемерово)
«ОХОТА НА СНАРКА» Л. КЭРРОЛЛА В РОМАНЕ М. ПЕТРОСЯН «ДОМ, В КОТОРОМ...»
Аннотация. Целью настоящей работы является изучение функционирования поэмы Л. Кэрролла «Охота на Снарка» в романе М. Петросян «Дом, в котором...» и выявление дополнительных смыслов, которые возникают благодаря взаимодействию двух текстов. Рецепция произведений Л. Кэрролла в романе М. Петросян еще не изучалась, несмотря на отмеченную в исследовательских работах интертекстуальность произведения. «Охота на Снарка» в романе появляется в ряду отсылок к другим произведениям Льюиса Кэрролла, таким как «Алиса в Стране чудес», «Алиса в Зазеркалье», «Морж и Плотник». Но последовательное цитирование «Охоты на Снарка» в эпиграфах позволяет интерпретировать эту поэму как ключевой текст. Было выявлено, что соотнесенность эпиграфов из «Охоты на Снарка» с соответствующими главами в большинстве случаев чисто формальная: эпиграфы соотносятся с малозначительными эпизодами, не требующими пояснения. Однако в целом эпиграфы из поэмы Кэрролла поддерживают стратегию поиска скрытого смысла, являющуюся ключевой для романа М. Петросян. Поэма Л. Кэрролла способствует прояснению сущности одного из главных персонажей «Дома, в котором.» - Шакала Табаки, который занимается охотой, как охотники на Снарка, и является автором устных и письменных текстов, в которых значимую роль играет нонсенс. Таким образом, Шакал Табаки предстает своеобразным наследником поэтики нонсенса Л. Кэрролла. Повествовательная стратегия этого героя позволяет передать внимательному слушателю косвенные сведения о мистической природе Дома и течении времени, не нарушая при этом многочисленные табу внутри художественного мира. В образе Шакала Табаки реализуется единство шутливого, комического и трагического начал, как и в поэме Кэрролла. Будучи одновременно воспитанником Дома и Хозяином Времени, этот герой имеет двойственную природу, как Снарк, предстающий Буджумом.
Ключевые слова: Мариам Петросян; «Дом, в котором.»; интертекстуальность; эпиграф; цитата; рамочный текст; Льюис Кэрролл; «Охота на Снарка»; нонсенс.
K.V. Sinegubova (Kemerovo)
"The Hunting of the Snark" by L. Carroll in the Novel by M. Petrosyan "The House in which..."
Abstract. The purpose of this work is to understand the functioning of L. Carroll's poem "The Hunting of the Snark" in M. Petrosyan's novel "The House where..." and to identify additional meanings that arise due to the interaction of the two texts. The reception of L. Carroll's works in the novel by M. Petrosyan has not been studied yet, despite
the fact that the intertextuality of the work is noted in research papers. In the novel, "The Hunting of the Snark" appears together with a number of references to other works by Lewis Carroll, such as "Alice's Adventures in Wonderland", "Alice Through the Looking Glass", "The Walrus and the Carpentef'. However, the consistent quoting of the "The Hunting of the Snark" in the epigraphs allows us to interpret this poem as a key text. It was found that in most cases the correlation between the epigraphs from the "The Hunting of the Snark" and the corresponding chapters is purely formal: epigraphs correlate with insignificant episodes that do not require explanation. However, the epigraphs from Carroll's poem support the strategy of searching for hidden meaning, which is important for M. Petrosyan's novel. L. Carroll's poem helps clarify the essence of one of the protagonists of "The House where..." - Jackal Tabaqui, who is engaged in hunting like Snark hunters, and is the author of oral and written nonsense-texts. Thus, Jackal Tabaqui appears as a kind of heir to the poetics of nonsense by L. Carroll. The narrative strategy of this character allows to convey to an attentive listener indirect information about the mystical nature of the House and of the flow of time, without violating numerous taboos within the world of the novel. The unity of the humorous, comic and tragic principles, expressed in Carroll's poem, is realized in the image of Jackal Tabaqui. This character has a dual nature, being both a pupil of the House and the Master of Time.
Key words: Mariam Petrosyan; "The House in which..."; intertextuality; epigraph; quote; frame text; Lewis Carroll; "The Hunting of the Snark"; nonsense.
В постмодернистском романе М. Петросян «Дом, в котором...» интертекстуальные связи выполняют важную смыслообразующую функцию. Как отмечает Л.Г. Кихней, произведение «как бы балансирует на грани «бытописания», «психологической прозы», постмодернистской игры, неомифологии и откровенной мистики, которая, впрочем, может оказаться не апелляцией к потустороннему миру, а лишь играми сознания» [Кихней 2019, 49]. С «играми сознания» читателю романа неизбежно приходится сталкиваться, так как большая часть глав написана от лица отдельных героев, субъективно воспринимающих, переосмысляющих и пересоздающих реальность. Однако представленные в романе индивидуальные миро-образы отчасти совпадают друг с другом, демонстрируя общий культурный фон.
Несмотря на то, что исследователи отмечают отсутствие пространственно-временной конкретики в романе М. Петросян [Геворкян 2011; Кихней 2019], герои романа активно обращаются к культурным кодам из англоязычных книг и песен Х1Х-ХХ веков. М. Галина отмечает, что в романе «есть культовые книги, которые герои время от времени цитируют или таскают с собой, среди них такие, как "День Триффидов" Уиндема, "Кельтские сумерки" Йейтса, "Моби Дик" Мелвилла, "Чайка по имени Джонатан Ливингстон" Ричарда Баха, - знаковые, помогающие наложить на роман некую координатную сетку» [Галина 2010, 47]. Исследовательница не называет среди культовых авторов Льюиса Кэрролла, но он, несомненно, является таковым, поскольку отсылки к его произведениям возникают как рамочном тексте, так и в основном тексте романа, в том числе
в сознании героев.
Завязка романа перекликается с кэрролловской традицией: переход Курильщика в новую группу связан с посещением темной кофейни, где бармена зовут Кролик, что является отсылкой к кроличьей норе - входу в Страну чудес, где царят странные, с точки зрения героя, законы. Здравомыслящий Курильщик является единственным героем романа, который не осознает схожесть происходящих событий с произведениями Льюиса Кэрролла, но все остальные отсылки к творчеству этого английского писателя возникают в мыслях и речи героев и показывают, что обитатели Дома хорошо знакомы с творчеством Кэрролла.
Белого кролика, «уносящегося на кэрролловский шабаш», видит в коридоре Дома Стервятник. Самого Стервятника сравнивают с поедающим устриц Моржом из «Моржа и плотника» Л. Кэрролла. Шакал Табаки, который ездит в перегруженной и неустойчивой инвалидной коляске, ассоциируется у товарищей с Белым Рыцарем из «Алисы в Зазеркалье». Его красочные рассказы о самых заурядных событиях тоже заставляют вспомнить Л. Кэрролла: «Что такое "Охота на Снарка" в сравнении с "Охотой на Толстяка" в Шакалином исполнении!» [Петросян 2012, 603]. Неприязнь Табаки к часам и его признание: «Я и время - мы не дружим» [Петросян 2012, 389], - напоминает Шляпника из «Алисы в стране чудес». Наконец, улыбка Кота из «Алисы в стране чудес» становится метафорой, с помощью которой Слепой пытается объяснить себе Лес - параллельную реальность, связанную с Домом: «И теперь он знал, что чувствовала Алиса, когда улыбка Чеширского Кота парила над ней в воздухе, ехидная и зубастая. Так улыбался и Лес. Сверху, бескрайней, насмешливой улыбкой» [Петросян 2012, 143].
Исходя из того, что через сознания персонажей можно прочитать сознание самого Дома [Мельник 2013, 67], можно предположить, что отсылки к Кэрроллу, регулярно возникающие в сознании наиболее значимых героев, увеличивают важность этого автора и воплощенного в его произведениях нонсенса для сущности изображаемого в романе М. Петросян мира.
Представляется достаточно очевидным, что главный кэрролловский текст в романе М. Петросян «Дом, в котором.» - это «Охота на Снарка», восьмикратно процитированная в эпиграфах к отдельным главам. Как отмечает Н. Фатеева, через эпиграфы автор открывает внешнюю границу текста для интертекстуальных связей и литературно-языковых веяний разных направлений и эпох, тем самым наполняя и раскрывая внутренний мир своего текста [Фатеева 2007, 141]. Главная задача эпиграфа определяется следующим образом: «сориентировать читателя, дать ему направление для понимания и интерпретации произведения» [Орлицкий 2008, 306]. Однако исследователи неоднократно отмечали сложность поэмы Л. Кэрролла для понимания: «Carrol... is extremely obscure» [Sewell 1999, 542], «The Snark is the most perfect nonsense which Carroll created» [Holquist 1999, 101]. Возникает закономерный вопрос: может ли помочь в интерпретации романа М. Петросян поэма Кэрролла, относительно которой сам
автор заявлял: «I'm very much afraid I didn't mean anything but nonsense»?
Ввиду явно выраженного игрового начала, поэма «Охота на Снарка» производит впечатление шутливого, комического произведения, однако E. Torrey с соавторами в статье «The Capture of the Snark» выдвигают тезис, что «Охота на Снарка» - это поэма о смерти [Torrey 2004]. Возможно, именно тесное единство комического и трагического в поэме Кэрролла отражено в романе «Дом, в котором...».
Обратимся к тексту романа. Все эпиграфы из поэмы «Охота на Снарка» предпосланы главам об одном и том же герое - Шакале Табаки, главном шутнике Дома, - и сосредоточены во второй части романа, которая называется «Шакалиный восьмидневник». Число восемь в совокупности с эпиграфами - это явная отсылка к «Охоте на Снарка», которая также делится на восемь частей, названных воплями (пер. Г. Кружкова), содроганиями (пер. Д. Ермоловича) или приступами (пер. М. Пухова).
Ряд эпиграфов из «Охоты на Снарка» имеют отношение к Шакалу Табаки, но не всегда раскрывают сущностные качества героя. Например, эпиграф ко «Дню первому» - это характеристика Булочника, одного из охотников на Снарка:
И умом не Сократ и лицом не Парис, - Отзывался о нем Балабон. -Но зато не боится он Снарков и Крыс, Крепок волей и духом силен.
Первая глава начинается с объемного автоописания Табаки, но с эпиграфом совпадает только факт характеристики, потому что ни о своей внешности, ни о своем уме Табаки ничего не говорит. Некоторые эпиграфы связаны с незначительными деталями и образами, которые не играют существенной роли ни в раскрытии образа Шакала, ни в развитии сюжета. В главе «День пятый» рассказывается о меняльном дне и необходимости посетить первый этаж, которого Табаки суеверно боится. Этот страх обусловливает появление следующего эпиграф:
- Это крик Хворобья! - громко выдохнул он И на сторону сплюнул от сглаза.
Однако мотив страха не получает развития, это чувство лишь единожды вскользь упоминается героем. Точно так же эпиграфы ко «Дню седьмому» и «Дню третьему» отражают мелкие бытовые подробности жизни героя: рассматривание морозных узоров на стекле и попытки товарищей вылечить заболевшего Табаки. Рассмотренные эпиграфы априори не могут выполнить функцию «линзы» [Арнольд 1999], через которую лучше видно текст. Тем не менее, благодаря им «Охота на Снарка» звучит в романе как лейтмотив, настойчиво привлекая к себе внимание читателя. Попытки установить взаимосвязь между двумя произведениями или
объяснить роман М. Петросян через поэму Л. Кэрролла навряд ли будут успешными, однако сам факт последовательного цитирования «Охоты на Снарка» подталкивает читателя к поиску дополнительных смыслов. Это имеет принципиальное значение, потому что интуитивный поиск чего-то неназванного является одной из главных тем в романе.
Наряду с эпиграфами, которые не имеют отношения к сюжетной линии романа и не задают направление для расшифровки смысла текста, а напротив, акцентируют внимание на незначительных деталях и элементах сюжетного действия, в романе присутствует эпиграф, который раскрывает сущностную черту Шакала Табаки. Следует отметить, что на общем фоне этот эпиграф ничем не выделяется и не привлекает внимания. Реплика Браконьера, предпосланная главе «День второй», производит впечатление хвастливого, ничем не подтвержденного заявления:
Впрочем, вникнуть, как я, в тайники бытия,
Очевидно, способны не многие...
Однако именно в этой главе Табаки видит вещий сон и рисует на стене дракона, совершая колдовской ритуал, который должен вернуть в четвертую комнату Лорда, ранее исключенного из Дома. Тайное знание, которое не многим доступно, отличает Табаки от большинства героев и определяет его место в художественном мире романа. Он знает о Доме больше остальных воспитанников, поскольку является Хранителем Времени, способным возвращаться в прошлое и возвращать туда других. При этом сам герой не позиционирует себя как носителя уникального знания, а свою ипостась Хранителя Времени скрывает от других: «Он сделает вид, что не понимает, о чем я прошу. Он будет просто Шакалом, ему это не трудно» [Петросян 2012, 861].
«Быть просто Шакалом» означает быть шутом, данный герой постоянно шутит над самим собой и над другими. Шутовское многословие Табаки и иррациональность многих его высказываний можно также соотнести с речевым поведением кэрролловских охотников, которые постоянно обсуждают Снарка, сообщая при этом крайне противоречивые сведения, так что даже сложно однозначно сказать, является ли Снарк дичью и можно ли на него охотиться.
Табаки говорит много лишнего, забалтывая важные сведения, касающиеся, в первую очередь, Дома, тайну которого стремятся постичь многие другие герои романа: в тексте представлены искания Ральфа, открытия Лорда и Горбача, недоумение Курильщика. Эта тема табуирована, М. Ремизова отмечает, что даже название романа отражает умолчание [Ремизова 2012]. Прямые вопросы считаются опасными, как и иллюзия ясного знания. Самостоятельный поиск смысла и отказ от объяснений - это когнитивная стратегия большинства обитателей Дома. Но если большинство героев романа предпочитает молчать, то Табаки говорит очень много, постоянно поет песни собственного сочинения, многократно пересказывает одни и те
же события, украшая их невероятными подробностями и предельно приближаясь к поэтике нонсенса. Однако не все, что говорит Табаки, является нонсенсом: «Он действительно болтун. И любит приврать. Но в мусоре его слов всегда прячется честный ответ. А значит, это уже не мусор. Просто Табаки надо уметь слушать» [Петросян 2012, 418]. Таким образом, при наличии определенных табуированных тем, Табаки дает возможность получить крупицы информации из текстов и реплик, не имеющих прямого отношения к вопросу.
Примером такой истины, внезапно возникшей в потоке болтовни, может стать утверждение Табаки, что он знает все о Доме. Примечательно, что эта истина самому Табаки открывается уже постфактум: «.в моем хвастливом заявлении - неожиданная правда. Я с удивлением слышу ее. Это так» [Петросян 2012, 412]. Этот принцип сокрытия важных сведений в бессмыслице работает и на уровне рамочного текста: как некоторые реплики Табаки, скрытые среди алогичных пассажей, содержат важную информацию, так и единственный из восьми эпиграфов из «Охоты на Снар-ка» оказывается действительно «работающим», помогающим понять образ героя.
Неожиданное обнаружение смысла, который не был заранее известен автору высказывания, сближает Табаки с автором «Охоты на Снарка». Во многих предисловиях к поэме и в статьях о ней исследователи цитируют объяснение самого Кэрролла, что слова могут значить гораздо больше того, что имел в виду автор: приобретать значения совершенно произвольные и выявлять значения, глубоко скрытые в сознании писателя и не осознаваемые им [Кэрролл 2014, 20].
В третьей части романа Табаки можно сопоставить также со всей командой охотников из поэмы Кэрролла, потому что его увлекает охота на старые вещи. Как и кэрролловские охотники, он ищет что-то, о чем сам не имеет четкого представления. Символично, что в обоих произведениях охота завершается исчезновением: в финале «Охоты на Снарка» исчезает Булочник, в финале основной части «Дома, в котором.» исчезает Табаки. В отличие от тех, кто ушел на Изнанку Дома или сбежал, чтобы основать колонию, Табаки исчезает абсолютно: нигде нет его вещей и сделанных им надписей на стенах, пропадают его изображения, и он стирается из памяти других воспитанников Дома. Это такое же абсолютное, противоречащее природным законам исчезновение, как исчезновение Булочника:
Но от храброго Булочника не нашли
Ни следа, ни платка, ни записки.
Исчезновение Булочника связано с тем, что Снарк, которого так долго искали герои, оказался Буджумом: «For the Snark was a Boojum, you see». В определении В. Литвиновой, Снарк - это «стремление самонадеянного человека к Тайне, опасности которой он не осознает» [Литвинова 2018, 107]. Как отмечает М. Гарднер, Буджум - это не существо, а «конец лю-
бого искания», «последнее и абсолютное исчезновение», «Ничто, пустота, абсолютный вакуум» [Кэрролл 2014, 24]. Сам Льюис Кэрролл так прокомментировал многочисленные интерпретации своей поэмы: «Мне больше всего нравится (и такое толкование до определенной степени совпадает с моим собственным), когда книжку считают аллегорией поиска счастья» [Кэрролл 2014, 18].
Если исходить из кэрролловского понимания, что Снарк - это счастье, но Снарк оказывается Буджумом (исчезновением, пустотой), то найденное счастье оборачивается исчезновением, пустотой. Парадокс «Охоты на Снарка» реализуется в романе М. Петросян: исчезнувший Табаки возвращается в прошлое, в собственное детство, где чувствует себя счастливым.
Снарк имеет двойственную природу, поскольку может оказаться Буджумом. Мотив двойственности определяет и образ Табаки в третьей части романа: он является не только подростком, воспитанником интерната, но и стариком, Хозяином Времени. При этом сам Табаки не любит свою вторую сущность: «И я - как это ни ужасно - становлюсь Хозяином Времени. Стоящим на пороге смерти, что, в общем-то, уже привычно, потому что ЕМУ-мне уже черт знает сколько лет. Столько не живут. Только длят существование. Я это терпеть не могу, поэтому чертов старикашка так недосягаем, он вечно в спячке, растянутой до бесконечности» [Петросян 2012, 851]. Здесь следует отметить путаницу с местоимениями: сначала «ему-мне» (субъекты слиты), затем «мы». Табаки не любит часы и старательно ломает все часовые механизмы, которые попадают ему в руки, Хозяин Времени дарит своим гостям именно шестеренки от разбитых часов, то есть дистанция между двумя ипостасями героя не так уж велика. Таба-ки не превращается в кого-то другого, но оказывается Хозяином Времени точно так же, как Снарк оказывается Буджумом.
Следовательно, в образе Табаки воплощается не какой-либо один персонаж «Охоты», но автор-творец «Охоты на Снарка», вся команда охотников и, наконец, сам Снарк. Эта многоплановость возможна, поскольку Льюис Кэрролл считается одним из провозвестников постмодернизма и постструктурализма [Галинская 1995; Priest 2013, 299].
Эпиграфы из поэмы Кэрролла «Охота на Снарка» открываются для понимания в соотнесении с другими характеристиками героя. Их значение связано не с той семантикой, которая заключена в вынесенной в качестве эпиграфа цитате, но со стратегией поиска смысла в фрагментах текста, которые на первый взгляд никак не связаны между собой. Шутливая многоречивость, которая внезапно открывает истину, поиски, которыми занимается Табаки, тот факт, что он одновременно является кем-то совсем другим, и финальное исчезновение, которое тем не менее оборачивается счастьем, - все эти черты героя восходят к «Охоте на Снарка», а эпиграфы, не наделенные смыслом сами по себе, в совокупности дают ясное указание на эту поэму Л. Кэрролла. Именно кэрролловской традицией обусловлена трудноуловимая реальность романа, в котором ни о чем не говорится прямо, а сам роман предстает как разноголосица героев, никто из которых
не может сообщить истину о Доме, хотя ее поиск является одной из главных тем романа.
ЛИТЕРАТУРА
1. Арнольд И. Интертекстуальность - поэтика чужого слова // Арнольд И.В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность: Сборник статей. Санкт-Петербург: Издательство Санкт-Петербургского университета, 1999. С. 350-362.
2. Галина М. Дом, наружность и лес // Новый мир. 2010. № 4. С. 47-58.
3. Галинская И.Л. Льюис Кэрролл и загадки его текстов. М.: ИНИОН РАН, 1995. 76 с.
4. Геворкян Т.М. Неискушенный писатель. Мариам Петросян // Вопросы литературы. 2011. № 3. С. 113-132.
5. Кихней Л.Г. Поликультурное или культурно не атрибутированное пространство как воплощение инобытия в современной «мистической прозе» (М. Петросян, В. Пелевин, Л. Наумов) // Россия в мире: проблемы и перспективы развития международного сотрудничества в гуманитарной и социальной сфере Материалы VI Международной научно-практической конференции. Москва - Пенза: Изд-во ПГТУ 2019. С. 46-55.
6. Кэрролл Л., Гарднер М., Холидей Г. Аннотированная Охота на Снарка. М.: ТриМАГ, 2014. 208 с.
7. Литвинова В.М. Лингвостилистический анализ русских интерпретаций «Охоты на Снарка» Л. Кэрролла // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2018. № 2 (80). Ч. 1. C. 107-110.
8. Мельник Д.А. Рассказывание историй в романе «Дом, в котором» Мариам Петросян: смысловые уровни // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 9. Филология. Востоковедение. Журналистика. 2013. № 3. С. 63-67.
9. Орлицкий Ю.Б. Эпиграф // Поэтика: Словарь актуальных терминов и понятий. М.: Изд-во Кулагиной; Intrada, 2008. С. 306.
10. Петросян М. Дом, в котором. М.: Livebook, 2017. 957 c.
11. Ремизова М. Времени нет // Октябрь. 2012. № 4. С. 148-168.
12. Соловьева Т. Дом vs. Наружность: О романе Мариам Петросян «Дом, в котором.» // Вопросы литературы. 2011. № 3. С. 169-180.
13. Фатеева Н. А. Интертекст в мире текстов: Контрапункт ннтертекстуаль-ности. М.: КомКнига, 2007. 280 с.
14. Holquist M. What Is a Boojum? Nonsense and Modernism // Yale French Studies, 1999. No. 96. P. 100-117.
15. Priest M. Boring Formless Nonsense (or, On The Aesthetics of Failure in Recent Experimental Composition). London: Bloomsbury Academic, 2013. 327 p.
16. Sewell E. «In the midst of his laughter and glee»: Nonsense and Nothingness in Lewis Carroll // Soundings: An Interdisciplinary Journal. Vol. 82. No. 3/4 (Fall/Winter 1999). P. 541-572.
17. Torrey E.F., Miller J. The capture of the Snark. Knight Letter // The Lewis Carroll Society. 2004. No. 2. P. 21-25.
REFERENCES (Articles from Scientific Journals)
1. Galina M. Dom, naruzhnost' i les [The House, the Outdoors and the Forest]. Novyy mir, 2010, no. 4, pp. 47-58. (In Russian).
2. Gevorkyan T.M. Neiskushennyy pisatel'. Mariam Petrosyan [An Inexperienced Writer. Mariam Petrosyan]. Voprosy literatury, 2011, no. 3, pp. 113-132. (In Russian).
3. Holquist M. What Is a Boojum? Nonsense and Modernism. Yale French Studies, 1999, no. 96, pp. 100-117. (In English).
4. Litvinova VM. Lingvostilisticheskiy analiz russkikh interpretatsiy "Okhoty na Snarka" L. Kerrolla [The Linguostylistic Analysis of Russian Interpretations of the "The Hunting of the Snark" by L. Carroll]. Filologicheskiye nauki. Voprosy teorii i praktiki. 2018, no. 2(80), part 1, pp. 107-110. (In Russian).
5. Mel'nik D.A. Rasskazyvaniye istoriy v romane "Dom, v kotorom" Mariam Petrosyan: smyslovyye urovni [Storytelling in the Novel "The House in which" by Mariam Petrosyan: Semantic Levels]. Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta. Seriya 9. Filologiya. Vostokovedeniye. Zhurnalistika, 2013, no. 3. pp. 63-67. (In Russian).
6. Remizova M. Vremeni net [There is No Time]. Oktyabr ', 2012, no. 4, pp. 148168. (In Russian).
7. Sewell E. "In the Midst of his Laughter and Glee": Nonsense and Nothingness in Lewis Carroll. Soundings: An Interdisciplinary Journal, vol. 82, no. 3/4 (Fall/Winter 1999), pp. 541-572. (In English).
8. Solov'yeva T. Dom vs. Naruzhnost': O romane Mariam Petrosyan "Dom, v kotorom." [The House vs. the Outdoors: House vs. Appearance: About the Novel by Mariam Petrosyan "The House in which..."]. Voprosy literatury, 2011, no. 3, pp. 169180. (In Russian).
9. Torrey E.F., Miller J. The capture of the Snark. Knight Letter. The Lewis Carroll Society, 2004, no. 2, pp. 21-25. (In English).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
10. Arnol'd I.V Intertekstual'nost' - poetika chuzhogo slova [Intertextuality - the Poetics of Someone Else's Word]. Arnol'd I.V. Semantika. Stilistika. Intertekstual'nost': Sbornik statey [Semantics. Stylistics. Intertextuality: A Collection of Articles]. St. Petersburg, St. Petersburg University Publ., 1999, pp. 350-362. (In Russian).
11. Kikhney L.G. Polikul'turnoye ili kul'turno ne atributirovannoye prostranstvo kak vo-ploshcheniye inobytiya v sovremennoy "misticheskoy proze" (M. Petrosyan, V. Pelevin, L. Naumov) [The Multicultural or Culturally Unattributed Space as the Embodiment of Otherness in Contemporary "Mystical Prose" (M. Petrosyan, V. Pelevin, L. Naumov)]. Rossiya v mire: problemy i perspektivy razvitiya mezhdunarodnogo sotrud-nichestva v gumanitarnoy i sotsial'noy sfere Materialy VI Mezhdunarodnoy nauchno-prakticheskoy konferentsii [Russia in the World: Problems and Prospects for the Development of International Cooperation in the Humanitarian and Social Sphere Materials of the VI International Scientific and Practical Conference]. Moscow - Penza, Penza State Technological University Publ., 2019, pp. 46-55. (In Russian).
12. Orlitskiy Yu.B. Epigraf [Epigraph]. Poetika: slovar'aktual'nykh terminov ipo-nyatiy [Poetics: The Dictionary of Relevant Terms and Concepts]. Moscow, Kulagina Publ., Intrada Publ., 2008, p. 306. (In Russian).
(Monographs)
13. Carroll L., Gardner M., Holiday H. Annotirovannaya Okhota na Snarka [Annotated Hunting of the Snark]. Moscow, Tri-MAG Publ., 2014. 208 p. (In Russian).
14. Galinskaya I.L. L'yuis Kerroll i zagadki ego tekstov [Lewis Carroll and the Riddles of his Texts]. Moscow, Institute of Scientific Information on Social Sciences of the Russian Academy of Sciences Publ., 1995. 76 p. (In Russian).
15. Fateyeva N.A. Intertekst v mire tekstov: Kontrapunkt nntertekstual'nosti [Intertext in the World of Texts: Counterpoint of Inntertextuality]. Moscow, KomKniga Publ., 2007. 280 p. (In Russian).
16. Priest M. Boring Formless Nonsense (or, On The Aesthetics ofFailure in Recent Experimental Composition). London, Bloomsbury Academic Publ., 2013. 327 p. (In English).
Синегубова Капиталина Валерьевна, Кемеровский государственный университет.
Кандидат филологических наук, доцент кафедры журналистики и русской литературы XX в. Научные интересы: художественный вымысел, русская литература XX-XXI вв., современный литературный процесс.
E-mail: sinegubova@nextmail.ru
ORCID 0000-0002-3917-1304
Kapitalina V. Sinegubova, Kemerovo State University.
Candidate of Philology, Associate Professor at the Department of Journalism and Russian Literature of the 20th century. Research interests: fiction, Russian literature of the 20th - 21st centuries, modern literary process.
E-mail: sinegubova@nextmail.ru
ORCID 0000-0002-3917-1304
