CC BY
29
ОДЕЖДА МУЖИКОВ И БАБ В РОМАНЕ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО «БРАТЬЯ КАРАМАЗОВЫ»
© Гарнова К.В.*
Смоленский государственный университет, г. Смоленск
В статье приведены наиболее яркие и показательные эпизоды с участием простого народа и его описанием. Отображены функции образов мужиков и баб в повествовании посредством исследования элементов их одежды в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы».
Ключевые слова Ф.М. Достоевский, «Братья Карамазовы», одежда мужиков и баб.
Фридлендер Г.М. писал, что любимые герои молодого Достоевского были «чиновники, обитатели петербургских «углов» или молодые интеллиген-ты-«мечтатели», разночинцы» [1, с. 425]. Но со временем круг действующих лиц не меняется: автор обращается к описанию интеллигенции, дворянства, разночинцев, чиновников. В романе «Братья Карамазовы» среди действующих лиц есть небольшая группа: простой народ, мужики и бабы. Цель данного исследования - выяснить функцию этих образов посредством изучения характерной детали их портрета - одежды. Материалом исследования послужил роман «Братья Карамазовы» (1979-1980).
После обвинения в отцеубийстве и ареста Дмитрию Карамазову снится сон о плачущем ребёнке: будто везёт его ямщик по сибирской деревне, «<...> русая, длинная такая у него борода, и не то что старик, а так лет будет пятидесяти, серый мужичий на нем зипунишко» [2, т. 14, с. 456]. Сон вводится Достоевским для осознания читателями того, что Дмитрий принял свою участь - взял обвинение на себя, тем самым очистив душу.
Далее, Дмитрия должны отвезти в город. Читаем описание ямщика: «Му-жичонко, которого нарядили было на вторую тройку, натягивал зипунишко и крепко спорил, что ехать не ему, а Акиму» [2, т. 14, с. 460]. У Достоевского сны всегда запараллелены с реальностью. Здесь эта параллель маркирована лексемой «зипунишко»: мужик во сне и мужик в реальности имеют одну общую запоминающуюся деталь. Также, сам Дмитрий запараллелен с мужиком, который должен его сопровождать. Ямщик не хочет везти Митю: «<...>крепко спорил, что ехать не ему, а Акиму» [2, т. 14, с. 460]. В данном случае спорящий мужичонко отождествляется с Митей: ехать не ему, а Акиму; ехать не Мите, а настоящему убийце.
Обобщая все приведённые данные, получаем, что образы мужиков в данном случае запараллелены с образом Мити Карамазова.
Далее мужика в зипунишке мы встречаем вместе с Иваном Карамазовым, когда он в последний раз идёт к Смердякову перед судом над Митей: «Не-
* Студент филологического факультета.
сколько не доходя до домишка Марьи Кондратьевны, Иван Федорович вдруг повстречал одинокого пьяного, маленького ростом мужичонка, в заплатанном зипунишке <...> Иван Федорович давно уже чувствовал страшную к нему ненависть. <.> Тотчас же ему неотразимо захотелось пришибить сверху кулаком мужичонку. Как раз в это мгновение они поверстались рядом, и мужичонко, сильно качнувшись, вдруг ударился изо всей силы об Ивана. Тот бешено оттолкнул его. Мужичонко отлетел и шлепнулся, как колода, об мерзлую землю, болезненно простонав только один раз: о-о! и замолк. Иван шагнул к нему. Тот лежал навзничь, совсем неподвижно, без чувств. «Замерзнет!» - подумал Иван и зашагал опять к Смердякову» [2, т. 15, с. 57].
Самовеличие Ивана Карамазова выражено в данном отрывке с помощью слов с уменьшительно-пренебрежительными суффиксами (домишко, мужичонка, зипунишко). Иван в этот момент ужасно далёк от народа, даже, можно сказать, презирает его. Для него мужик - это даже неживое существо. На это указывают: 1) в словоформах среднего рода суффикс -онк- употребляется с окончанием -о: «мужичонко»; 2) Мужик упал, как колода (колода - короткое толстое бревно [3, с. 239]).
После встречи со Смердяковым, сознавшемся в преступлении, Иван решает признаться на суде в том, что идеологически убийцей является он, так как своими суждениями и теориями повлиял на убийцу Смердякова и уехал в Москву, будучи предупреждён о предстоящем убийстве отца. В таком настроении Иван идёт домой и натыкается на «поверженного им мужичонку»: «Метель уже засыпала ему почти все лицо. Иван вдруг схватил его и потащил на себе. <...> Не стану в подробности описывать, как удалось тогда Ивану Федоровичу достигнуть цели и пристроить мужика в части, с тем чтобы сейчас же учинить и осмотр его доктором, причем он опять выдал и тут щедрою рукой «на расходы». Скажу только, что <.> Иван Федорович остался очень доволен. <...> «Если бы не было взято так твердо решение мое на завтра, - подумал он вдруг с наслаждением, - то не остановился бы я на целый час пристраивать мужичонку, а прошел бы мимо его и только плюнул бы на то, что он замерзнет. <.> Дойдя до своего дома, он вдруг остановился под внезапным вопросом: «А не надо ль сейчас, теперь же пойти к прокурору и все объявить?» [2, т. 15, с. 68-69].
Обращает на себя внимание повторное употребление лексемы «зипунишко». Образовано слово прибавлением к основе «зипун» суффикса -ишк-, который привносит уменьшительно-пренебрежительное значение.
Зипунишко - деталь, вызывающая чувство жалости и сострадания к простому народу.
В данном случае мужичонка в зипунишке является своего рода показателем внутренней перемены Ивана: от безразличного отношения героя к мужичонке до принятия вины в отцеубийстве и заботы о замерзающем после.
В рассматриваемом нами романе Достоевский сравнивает Смердякова с мужичком с картины Крамского «Созерцатель» (рис. 1): «У живописца Крам-
ского есть одна замечательная картина под названием «Созерцатель»: изображен лес зимой, и в лесу, на дороге, в оборванном кафтанишке и лаптиш-ках стоит один-одинешенек, в глубочайшем уединении забредший мужичон-ко, стоит и как бы задумался, но он не думает, а что-то «созерцает». <.> Созерцателей в народе довольно. Вот одним из таких созерцателей был наверно и Смердяков, и наверно тоже копил впечатления свои с жадностью, почти сам еще не зная зачем» [2, т. 14, с. 116-117].
Рис. 1. Иван Николаевич Крамской. «Созерцатель». 1876 год
Рассмотрим эти два образа с точки зрения внешнего облика. Мужик на картине изображён в «оборванном кафтане и лаптишках», как отмечает Достоевский. Смердяков же «прибыл к нам из Москвы в хорошем платье, в чистом сюртуке и белье, очень тщательно вычищал сам щеткой свое платье неизменно по два раза в день, а сапоги свои опойковые, щегольские, ужасно любил чистить особенною английскою ваксой так, чтоб они сверкали как зеркало» [2, т. 14, с. 116]. Затем: «<...> Смердяков, разодетый, напомаженный и чуть ли не завитой, в лакированных ботинках» [2, т. 14, с. 206].
Налицо противопоставление внешнего облика мужика из народа в оборванной одежде и лакея, педантично следящего за своим платьем. Исследователь Г.Л. Боград в своей статье «Предположения о Смердякове (К вопросу об отношении Достоевского к расколу)» писал [4]: «Достоевский отмечает, что какой-то стороной своего существа Смердяков соприкасается с народной стихией, а в ней заключается не только созидательная, но и разрушительная сила, та способность дойти до конца в своем отрицании. <...> По мысли Достоевского, созерцатель на одноименной картине копит впечатления, способные спровоцировать его действия. Копит впечатления для своих дальнейших действий, которые могут вылиться во что-то непредвиденное, и похожий на него самоуглубленностью Смердяков».
Мы согласны с данным положением наполовину: в Смердякове заключена разрушительная сила, но от простых мужиков он очень далёк, что и показывает его излишне щегольская одежда. Как и «созерцатель», он копит впечатления, но впитывает одни лишь мерзости (теорию Иван знали все, но принял её на вооружение один Смердяков).
Таким образом, можно сказать, что рваные кафтанишко и лаптишки «созерцателя» выдают разрушительную сущность разодетого Смердякова, но простым мужикам он резко противопоставлен.
Последний эпизод, рассматриваемый нами, - речь Ивана Карамазова на суде: «- Отпустите меня, ваше превосходительство, я чувствую себя очень нездоровым. И с этим словом, не дожидаясь позволения, вдруг сам повернулся и пошел было из залы. Но, пройдя шага четыре, остановился, как бы что-то вдруг обдумав, тихо усмехнулся и воротился опять на прежнее место.
- Я, ваше превосходительство, как та крестьянская девка. знаете, как это: «Захоцу - вскоцу, захоцу - не вскоцу». За ней ходят с сарафаном али с паневой, что ли, чтоб она вскочила, чтобы завязать и венчать везти, а она говорит: «Захоцу - вскоцу, захоцу - не вскоцу». Это в какой-то нашей народности.
- Что вы этим хотите сказать? - строго спросил председатель.
- А вот, - вынул вдруг Иван Федорович пачку денег, - вот деньги . те самые, которые лежали вот в том пакете, - он кивнул на стол с вещественными доказательствами, - и из-за которых убили отца. <.> Ну, освободите же изверга. <.> Ну, берите же меня вместо него! Для чего же нибудь я пришел.» [2, т. 15, с. 116].
В словаре Даля находим: «Хочу - вскочу, не хочу - не вскочу, тамб., от свадебного обычая, приглашения невесты вскочить в подставленную матерью поневу, что есть знак согласия» [5]. Панёва - юбка замужних женщин; сарафан - традиционный элемент любой женщины на Руси. Иван в данном случае интерпретирует своё поведение как ритуал. Приводится параллель со свадебным обычаем: это действие, которое означает согласие невесты выйти замуж, ведёт к кардинальной перемене жизни (девушка «умирала», рож-
далась жена, хранительница очага). Так и в этом случае: умирал «старый» Иван, злой, неверующий, презирающий и ненавидящий своё семейство, и рождался Иван новый, готовый на сострадание самопожертвование.
Иван сближается с народом: от логических размышлений приходит к народному мироощущению (сама фраза: «Хочу - вскочу, не хочу - не вскочу», как объясняет её Иван, «в нашей народности», обозначает некую долю самодурства в решениях русского человека).
В приведённых эпизодах из романа «Братья Карамазовы», одежда мужиков и баб помогает раскрыть следующие функции этих образов: 1) являются показателями внутренней готовности братьев Карамазовых на страдания; 2) служат своеобразным «барометром», показывающим каким образом Дмитрий, Иван и Смердяков соотносятся с простым народом: Дмитрий за-параллелен с народом; Иван сначала повествования ужасно далёк, затем, после признания вины в отцеубийстве, сближается; Смердяков противопоставлен народу.
Список литературы:
1. Достоевский Ф.М. Собрание сочинений: в 15 т. Т. 1. - Л.: «Наука», Ленинградское отделение, 1988.
2. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: в 30 томах. - Л.: Наука, 1973.
3. Ожегов С.И. Толковый словарь русского языка. - М.: ОНИКС, Мир и Образование, 2010.
4. http://www.newruslit.ru/for_classics/dostoevsky/research/tom-18/pdf/art_ bograd.pdf.
5. http://www.slova.ru/article/4023.html.
