CC BY
29
ИЗ ПЕРИОДИКИ ПРОШЛОГО
Шалланд Л.
ОЧЕРКИ ЧАСТНОГО МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА1
(Русская судебная практика за 1901—1903 гг.)
РО!: 10.17803/2311-5998.2016.28.12.260-267
В области столкновения как русских законов с иностранными, так и раз-номестных между собой каждый год всплывают новые и новые вопросы, представляющие ввиду скудости и недостаточности коллизионных постановлений в нашем законодательстве весьма значительные затруднения для судебных мест. Этим объясняется то обстоятельство, что до кассационного Сената восходит сравнительно очень большое количество дел, так или иначе касающихся учения о столкновении норм частного права. К сожалению, однако, пока мы лишь по весьма немногим отдельным вопросам этой сложной и запутанной отрасли правоведения дошли до твердо установившейся судебной или, вернее, кассационной практики, до того, что у французов носит техническое название «|иг1вргиСепсе».
Выносимые Сенатом решения по большей части отрывочны, недостаточно глубоко мотивированы и потому не дают низшим инстанциям той надежной опоры, того руководительства, которого они были бы вправе от него ждать, не говоря уже о том, что нередки случаи прямого противоречия отдельных решений между собой. Выяснить на основании наличного материала, каково действующее в России частное международное право, представляется совершенно невозможным. Естественно, что в судах должно происходить постоянное шатание, мало способное придать прочность и устойчивость частным интересам в сфере международных сношений. Горю помочь могла бы одна только наука, но едва ли есть другая какая-нибудь отрасль человеческого знания, которая находилась бы в большем загоне у нас, чем учение о конфликтных нормах. Частное международное право, как известно, прицеплено к кафедре международного права, излагается, по большей части, крайне неполно и отрывочно, и, во всяком случае, составляет лишь небольшую часть общего курса. Между тем с каждым годом международные отношения все растут и растут и жизнь чуть ли не каждый день выдвигает на очередь все более и более сложные вопросы. При таких обстоятельствах выделение частного права из международного с образованием особой и самостоятельной кафедры представляется насущной необходимостью. Об этом, сколько нам известно, года два тому назад заходила речь в компетентных сферах, но дело, по-видимому, отложено в долгий ящик. К этому вопросу мы, впрочем, намерены в близком будущем вернуться.
Остановимся теперь на тех из решений наших судебных инстанций за последние три года, которые сделались достоянием печати.
Шалланд Л. Очерки частного международного права // Право. 1904. № 4.
в
ЕСТНИК Шалламд П.
УНИВЕРСИТЕТА Очерки частного международного права
261
имени О.Е. Кутафина (МГЮА)
Наиболее важным, с практической точки зрения, представляется решение гражданского кассационного департамента Сената по делу Чинизелли, затрагивающее вопрос об исполнении в России постановлений иностранных судебных мест. Само дело слишком нашумело и слишком много обсуждалось в юридических сферах, и излишне было бы здесь подробно останавливаться на фактической его стороне. Напомним только, что после смерти Гаэтано Чинизелли наследники его предъявили в С.-Петербургском окружном суде просьбу о разделе наследства, в состав которого входило право на арендное содержание части городского сквера в С.-Петербурге. Суд не принял просьбы к рассмотрению, судебная палата признала взгляд суда правильным и к нему же присоединился Сенат. Такое решение вопроса представлялось безусловно необходимым, так как в конвенции о наследстве, заключенной Россией с Италией в 1875 г., категорически говорится (ст. 10), что иски, относящиеся до раздела движимого наследственного имущества, а равно до прав наследства на движимость, оставшуюся в одном из договаривающихся государств после подданных другого, разбираются судебными установлениями или подлежащими властями того государства, к которому принадлежал умерший, и по закону этого государства. Русский суд, таким образом, был несомненно некомпетентен для рассмотрения данного иска. Заинтересованными лицами он был предъявлен в суде г. Комо, который постановил, наложить судебный секвестр на наследственное имущество на все время, пока не состоится решение по разделу наследства, с обязательством для управляющего секвестрованным имуществом внести у итальянского консула в С.-Петербурге залог и давать ежемесячно отчет о своем управлении.
Это решение было представлено в С.-Петербургский окружной суд с просьбой о приведении его в исполнение, но суд в таковой просьбе отказал, сославшись на ст. 1273 и след. Устава гражданского судопроизводства, допускающие исполнение решений иностранных судебных мест в России в том только случае, когда имеются специальные договоры на этот предмет. К тому же взгляду присоединилась судебная палата, но Сенат, куда дело перенесено было по кассационной жалобе наследников Чинизелли, отменил решение палаты по целому ряду соображений, на которых нам надлежит остановиться несколько подробнее, но предварительно мы должны сказать несколько слов по поводу теоретической постановки вопроса об исполнении в России решений иностранных судов.
В литературе вопрос этот, как известно, представляется спорным. По мнению некоторых писателей, такие решения подлежат принудительному исполнению согласно правилам, изложенным в ст. 1274—1281, независимо от того, заключена ли ^ какая-нибудь специальная конвенция с данным государством или нет. Ш
Согласно другому воззрению, упомянутые статьи Устава гражданского су- ^
допроизводства предусматривают лишь тот случай, когда сам договор об ис- А
полнении решений судов данного государства не устанавливает подробностей °
исполнения. С этой точки зрения ст. 1274—1281 Устава имеют лишь вспомога- А тельное значение в том предположении, что трактат не содержит заменяющих А
их постановлений.
прошлого
12/2016
>
vflw Ii > ■ Lj/Jf MS
262 ИЗ ПЕРИОДИКИ ПРОШЛОГО УНИВЕРСИТЕТА
Я в^ имени O.E. Кугафина (МГЮА)
Первое из указанных воззрений было в 1873 г. усвоено Сенатом по делу Теодориди (№ 1711), причем нашей кассационной инстанцией было выставлено то положение, что ввиду ст. 1273 и след. Устава гражданского судопроизводства в России должны быть приводимы в исполнение решения судов также и тех государств, с коими не заключено никаких специальных договоров на этот счет. В 1882 г., однако, Сенат по делу Шипова изменил свой взгляд и признал, что исполнению подлежат решения судов только тех держав, с которыми Россия связана соответственными договорами. Это последнее толкование Сената с тех пор сделалось руководящим и, по крайней мере на наш личный взгляд, представляется совершенно правильным и соответствующим как буквальному смыслу, так и духу упомянутых выше статей Устава гражданского судопроизводства. Для нас представляется несомненным, что решения иностранных судебных мест при отсутствии специального международного соглашения нe подлежат принудительному исполнению. Но это лишь общий принцип, которым далеко не исчерпывается весь вопрос о значении решений иностранных судов.
На самом деле пусть решение заграничного судебного места не может принудительным порядком быть осуществлено в наших пределах. Этим не предрешается еще вопрос о том, не имеет ли оно силы ^ juCicatae. Далее, подходит ли под общее правило установленное Сенатом решение всех судебных мест, с одной стороны, и все судебные решения — с другой? Не допустимы ли по тем или другим соображениям исключения, отступления от общего начала? Так, например, судебным департаментом Сената неоднократно признавалось, что решение иностранного арбитражного суда, постановленное согласно с законами и обычаями иностранного государства и состоявшееся вследствие взаимного согласия сторон о подчинении такому суду всех могущих возникнуть по заключенному ими договору споров, должно иметь полную для контрагентов доказательную силу. Возможно было бы далее поставить себе вопрос о том, не имеют ли в виду ст. 1273 и след. Устава гражданского судопроизводства силу решения, постановленного в состязательном порядке, в противоположность охранительному судопроизводству и т.п. К сожаление, ни на одном из этих вопросов, которые мы здесь только намечаем, не останавливается ни наша ученая литература, ни наша кассационная практика. Между тем они как с практической, так и с принципиальной точки зрения представляют несомненный интерес.
Возвращаемся к делу Чинизелли. Сенат очутился перед следующей дилеммой: или допустить исполнение решения итальянского суда и тем самым нарушить ст. 1273, 1274 Устава гражданского судопроизводства; или же признать, что ст. 10 Конвенции 1875 г., как несогласованная с общими постановлениями нашего законодательства о силе и значении постановлений иностранных судов практически является мертвой буквой. На эту вторую альтернативу Сенат не решился, решениe палаты было им отменено по нарушению 1278 ст. Устава гражданского судопроизводства и ст. 10 Конвенции 1875 г., причем основанием для такой отмены послужило следующее соображение: «Если, — говорит Сенат, — допустить, что решение итальянских судов по тем делам, которые Конвенцией 1875 г. предоставлены всецело их ведению, не подлежат приведению в исполнение в России, то дела эти были бы фактически изъяты от действия всякого суда и закона, так как они не подлежат ведению русских судов по месту нахождения имущества (реш. 1893 г., № 92); невозможно, однако, предполо-
в
ЕСТНИК Шалламд П. о «ч
УНИВЕРСИТЕТА Очерки частного международного права Си чЭ
имени О.Е, Кутафина (МГЮА)
жить, чтобы два государства, заключая конвенции о наследствах, желали установить такой ненормальный порядок вещей, а потому подлежит, руководствуясь 9 ст. Устава гражданского судопроизводства, обратиться к общему смыслу законов, и т.д.».
Рассуждения Сената, таким образом, сводятся к тому, что если бы решения итальянских судов не подлежали принудительному исполнению в наших пределах, то незачем было бы заключать конвенции с Италией и, в частности, договариваться относительно нормы, заключающейся в ст. 10. Другими словами, по мнению Сената, эта последняя статья отменяет относительно Италии (и других государств, заключивших с нами аналогичные трактаты) постановление ст. 1273 Устава гражданского судопроизводства.
С точки зрения поддержания добрых международных отношений, интересов иностранцев, проживающих в Poc^^ и т.п. — такого решения вопроса нельзя не приветствовать. Нет сомнения, что неприведение в исполнение определения Комского суда оказалось бы той summa injuria, которая, к сожалению, слишком часто сопутствует summum jus. Но, с другой стороны, нельзя не признать, что вынесенная Сенатом резолюция отвечает гораздо более требованиям юриспруденции сердца, чем тем, которые выставляет строгая юридическая логика. Навязывать законодателю абсурды, конечно, непозволительно; но всякое дурное право имеет и дурные практические последствия. Технические и иные несовершенства закона должны влечь за собою крайне нежелательные явления, безвыходные положения, несправедливые решения; сглаживать, хотя бы до некоторой степени, эти несовершенства лежит, конечно, на обязанности судебных мест и, в частности, кассационной инстанции. Но, с другой стороны, не следует забывать, что суд не законодатель, и что судебное « непривлечение» текстов легко может повлечь за собой произвол и в корень подорвать краеугольный принцип современного государства — законность.
Ст. 1273 и след. Устава гражданского судопроизводства бесспорно крайне несовершенны, недостаточны и не отвечают современным потребностям международного оборота. Это лучше всего доказало дело Чинизелли. Между тем именно теперь имелась бы налицо возможность пересмотреть их, дополнить, если следует, и согласовать как с договорным нашим правом, так и с новейшими данными науки. К сожалению, однако, проект новой редакции Устава гражданского судопроизводства ничего нового в данном отношении не вводит.
В заключение приведем, в виде справки, некоторые данные о том, как на вопрос смотрит французская юриспруденция. Интересно отметить, что уже в 1786 г., декабря 31, был подписан коммерческий трактат с Францией, статья XVI которого между прочим постановляла, что «если о наследстве россиянина, умершего во Франции, произошли бы какие споры, суды того места, где находится имение умершего, должны будут разбирать тяжбу на основании фран- ^ цузских законов». В 1811 году французский кассационный суд, основываясь Ш на духе приведенного постановления, признал, что решениe, постановленное ^ в России относительно имущества, оставшегося после французского поддан- ^ ного, должно иметь во Франции значение rei judicatae «как будто бы оно было ° постановлено французским судом».
Та же точка зрения применяется многими судами и писателями и к договору 1874 г. По их мнению, решения русских судебных мест, постановленные соглас- прошлого'
12/2016
Л
>
в Я УНИВЕРСИТЕТА
имени O.E. Кугафина (МГЮА)
но указанной конвенции, должны быть снабжены exequaturo без пересмотра по существу. Следует, однако, заметить, что это воззрение не бесспорно и что некоторые авторы, придерживаясь буквального смысла трактата, не признают за ним значения постановления, отменяющего общие нормы французского права об исполнении решения иностранных судебных мест. Вопрос, таким образом, благодаря той неясности, с которой редактированы наследственные конвенции, представляет затруднения не только у нас, но и у наших контрагентов.
II
Почти одновременно с делом Чинизелли Сенату пришлось остановиться на вопросе о том, что, собственно, следует разуметь под понятием «решения» иностранного. Речь шла об иске, предъявленном в Варшавском коммерческом суде, о взыскании вексельного долга, признанного бесспорным по верификационному протоколу, составленному конкурсным комиссаром при Лейпском окружном суде (в Чехии) по случаю несостоятельности векселедателя. Судебная палата, сославшись на ст. 1274 Устава гражданского судопроизводства, отвергла значение такого протокола, как судебного решения, имеющего обязательную силу для российских судов, а затем отказала просителю в иске за пропуском австрийской трехгодичной давности, установленной для векселей. Дело перешло в Сенат, который решение палаты отменил за неправильным применением ст. 1273 Устава гражданского судопроизводства. По австрийским законам, говорит Сенат, назначение верификационного протокола, составляемого комиссаром, заключается в установлении, с одной стороны, размера удовлетворения предъявленной в конкурсе претензии к несостоятельному должнику, а с другой — ее бесспорности, если она, как в настоящем случае, не была оспорена в конкурсе, причем выданная кредитору в подобных случаях выпись этого акта может подлежать понудительному исполнению путем взыскания в особом порядке, установленном для некоторых официальных актов, как мировая сделка, совершенная на суде.
Таким образом, верификационный протокол не имеет ничего общего с судебным решением и составляет особый акт, приноравливаемый к мировой сделке и заменяющий собою первоначальное правооснование взыскания. А так как сила этого акта в отношении охраняемого им материального права требования погашается только истечением общей тридцатилетней давности, то основанное на нем, как на новом титуле, требование просителя, как составляющее предмет настоящего иска, подлежит в Австрии действию этой давности, а не той, которой погашался первоначальный титул его взыскания (вексель).
Из приведенного текста Сенатской резолюции явствует, что всякое постановление иностранного судебного места должно в глазах наших судов считаться судебным решением stricto sensu. Само собой разумеется, что тот или другой характер данного постановления может быть выяснен по изучению соответственного иностранного законодательства. Этим самым на наши суды возлагается весьма нелегкая и щекотливая задача, с которой, впрочем, они, по нашему убеждению, несомненно справятся. И если мы на это указываем, то только ввиду высказанной в нашей печати мысли о том, что применение законов иностранных государств не под силу нашим судебным инстанциям, причем это сообра-
в
ЕСТНИК Шалламд П.
УНИВЕРСИТЕТА Очерки частного международного права
265
имени O.E. Кутафина (МГЮА)
жение выставляется в качестве довода против подписания Poccией договоров, выработанных на третьей Гаагской конференции о кодификации частного международного права 1900 года. Но к этому последнему вопросу мы со временем позволим себе еще вернуться.
III
В 1874 г. русский подданный кн. Лев Радзивилл составил в Париже собственноручное завещание, по которому все движимое и недвижимое имущество, коим он владел в России и во Франции, отказал своему родственнику, князю Антону Р. 8 янв. 1885 г. завещатель умер в Париже и духовное завещание его было представлено в Парижский суд, а оттуда, по вскрытии и описании его, отправлено на хранение к нотариусу. В 1897 г. выдана была нотариусом копия с завещания, на которой значилось удостоверение русского генерального консульства в Париже о том, что оно составлено согласно с французскими законами.
Копия эта была представлена в Минский окружный суд, который признал завещание утратившим силу за пропуском двухгодичного срока, установленного ст. 1063 т. X ч. 1 для наследников, проживающих заграницей. Дело дошло до Сената, присоединившегося к мнению суда на том основании, что по точному смыслу ст. 1060 и 1079 т. X ч. 1, все завещания, подлежащие исполнению в России, где бы они ни были составлены, должны быть представлены в установленные сроки окружному суду для утверждения к исполнению. Безусловная обязательность соблюдения этого обряда, продолжает Сенат, явствует также из указания законодательной власти, на основании которого и последовало установление сего обряда. По Высочайше утвержденному 18 июня 1860 г. мнению Государственного Совета по законодательному вопросу о вторичной явке по смерти завещателя духовных завещаний, явленных при его жизни у крепостных дел, изъяснено, что «вторичная явка завещания... составляет необходимую предварительную меру, которая должна быть исполняема в отношении всех завещаний без исключения, прежде предъявления оных в надлежащее присутственное место для исполнения».
С этим взглядом, подтверждающим уже прежде высказанное Сенатом аналогичное мнение (см. реш. 1882 г. № 130 по делу Кереновской), нельзя не согласиться. Предоставляя русским подданным, находящимся заграницей, возможность совершать духовные завещания либо в местной (ст. 1077 т. X ч. 1), либо в установленной русскими законами (у консулов) форм, законодатель этим вовсе еще не предрешает вопроса о том, при каких условиях и с какого момента данное завещание может подлежать исполнению в России. Эти условия могут и должны определиться русскими законами, если само завещание подлежит s
исполнению в России. Проверка, хотя бы и формальной стороны завещания ш
компетентным русским судом несомненно обязательна, как обязательна такая е
же проверка, буде данное волеизъявление в той или другой части своей долж- и
но получить осуществление в иностранном государстве со стороны судов этого □
последнего: всегда возможна наличность таких распоряжений, которые стояли и бы в противоречии с так называемым общественным порядком и, с точки зрения и
местного законодательства, были бы недопустимы. Но если это так, то само со- прошлого'
12/2016
>
в Я УНИВЕРСИТЕТА
имени О.Е. Кугафина(МГЮА)
бой разумеется, что и постановления о сроках представления завещания в суд должны быть соблюдаемы; эти постановления, по существу своему относящиеся к области процессуального права, безусловно обязательны для судебных инстанций и никакое утверждение завещания в месте его совершения не может заменить требуемой нашим законодательством явки. Ибо, как совершенно верно заметил Сенат, даже решения судебных мест иностранных государств приводятся в исполнение в России не иначе, как с разрешения судов Империи, обязанных удостовериться, что заключающиеся в рассматриваемом решении распоряжения допускаются законами Империи.
IV
Вопрос из области международного наследственного права составляет предмет также и Сенатского решения по делу Беркмейер (1902 № 99). Обобщая обстоятельства дела, кассационная инстанция спросила себя: иностранный подданный, проживавший и умерший в России, при совершении духовного завещания в пользу русского подданного, подчиняется ли в праве завещания тем ограничениям, которые существуют на его родине, или только тем, которые установлены русскими законами? Другими словами, может ли иностранный подданный, составляющий завещание в России в пользу русского подданного, руководствоваться своим национальным законом или нет?
С точки зрения действующего русского законодательства на этот вопрос должен последовать безусловно отрицательный ответ. Всякие постановления о наследственной доле, ограничивая волю наследодателя в распоряжении принадлежащим ему имуществом, создают на стороне законных наследников притязание, право требовать, чтобы их права не были умалены сверх меры завещателем. При таких условиях, вполне естественно, чтобы институт обязательной доли нормировался тем законом, которым в данной стране регулируется вообще наследование. В этом в настоящее время согласна как наука, так и практика. Между тем наше коллизионное законодательство с неумолимой строгостью проводит в этом вопросе наследования иностранцев (и после иностранцев) в России территориальный принцип, допуская лишь сравнительно незначительные изъятия в пользу национального закона наследодателя, когда речь идет о движимостях. По общему началу, порядок наследования иностранцев в имуществах как движимых, так и недвижимых, определяется теми же самыми правилами, которые установлены для русских подданных. Отступление от этого краеугольного принципа нашего законодательства, допускаемое конвенциями 1874 и 1875 гг. о наследствах, самого начала в сущности не подрывают, так как имеют своим последствием изъятие из сферы веденья наших судов некоторых дел, с передачей их на рассмотрение отечественных судов наследодателя. Согласно ст. 10 упомянутых конвенций, иски, относящиеся до раздела движимого наследственного имущества, а равно права наследства на недвижимость, оставшегося в одном из договаривающихся государств после подданных другого, разбираются судебными установлениями или подлежащими властями того государства, к которому принадлежал умерший и по законам этого государства, разве бы подданный той страны, в которой наследство открылось, предъявил свои права на наследство. В сем последнем случае рас-
УНИВЕРСИТЕТА
имени О.Е,
имени О.Е. Кутафина (МГЮА)
ЕСТНИК
Штллтмд П.
Очерки частного международного права
267
смотрение иска предоставляется судебным установлениям или подлежащим властям той страны, где наследство открылось, которые и постановляют, по законам своей страны, решение об основательности требований истца и о причитающейся ему доле наследства.
Таким образом, общее правило остается непоколебленным: pyccкиe суды применяют только pyccкиe наследственные законы, кто бы не явился наследодателем или наследником, из чего бы не состояла наследственная масса. Само собой разумеется, что при таких условиях вопрос об обязательной доле должен быть решен в самом определении оной по русскому законодательству, если только дело подсудно русскому суду.
Решение Сената, признавшего, что германский подданный Бернмейер был вправе завещать движимое свое имущество постороннему лицу, состоящему в русском подданстве, минуя, вопреки германским законам, свою законную дочь, должно считаться совершенно правильным и соответствующим как буквальному смыслу, так и общему духу нашего коллизионного законодательства.
ВЕСТНИК УНИВЕРСИТЕТА имени О.Е. КУТАФИНА (МГЮА) № 12 (28) / 2016
Выпуск
«МЕЖДУНАРОДНОЕ ЧАСТНОЕ ПРАВО»
Литературный редактор М. В. Баукина Корректор А. Б. Рыбакова Компьютерная верстка Л. А. Михалевич, Т. В. Серёгина Художественное оформление Л. А. Михалевич
Издательский центр Университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА) 125993, Москва, Садовая-Кудринская ул., д. 9
Отпечатано в типографии Университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА) 125993, Москва, Садовая-Кудринская ул., д. 9
