CC BY
45
ОБЗОР ПРАКТИКИ БОЛЬШОЙ ПАЛАТЫ ЕВРОПЕЙСКОГО СУДА ПО ПРАВАм ЧЕЛОВЕКА (НОЯБРЬ—ДЕКАБРЬ 2018 г.)
ДЕДОВ Дмитрий Иванович, судья Европейского суда по правам человека, доктор юридических наук
ГАДЖИЕВ Ханлар Иршадович, заведующий отделом судебной практики и правоприменения Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации, доктор юридических наук, судья Европейского суда по правам человека (2003—2017 гг.)
МЕЖДУНАРОДНОЕ И ИНТЕГРАЦИОННОЕ ПРАВО. ЕВРОПЕЙСКОЕ ПРАВО
УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОЕ ПРАВО
1. Доступ подозреваемого к адвокату
Дело «Бёзе против Бельгии» (Beuze v. Belgium, no. 71409/10, November 9, 2018).
Данное дело касается доступа подозреваемого к адвокату на основании п. 1 и 3(с) ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. С момента передачи подозреваемого бельгийской полиции он был допрошен несколько раз различными ведомствами: пять раз полицией, три раза следственным судьей и два раза Королевским прокурором. Во всех случаях допросы проводились в отсутствие адвоката. Лишь один раз ему позволили связаться со своим адвокатом. Но это случилось уже после того, как полиция передала его следственному судье. Однако с самого начала, после первого допроса в полиции, ему не объяснили его права, в частности о том, что он имеет право не свидетельствовать против самого себя.
При всей очевидности нарушений Конвенции, которые были подтверждены Большой палатой, это дело интересно и полезно для развития науки и практики в сфере уголовно-процессуального права. Рассмотрим следующие аспекты, на которые обращал внимание Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ).
Содержание права на юридическую помощь. ЕСПЧ в настоящем деле установил минимальные стандарты в области обеспечения данного права. В первую очередь подозреваемый должен иметь возможность связаться со своим адвокатом с момента задержания, т. е. до проведения первого допроса, а также в том случае, если допрос еще не планируется со стороны органов следствия. Это необходимо для обсуждения и подготовки стратегии защиты. Однако ЕСПЧ приводит не только такие частности, но и определяет общий смысл права на юридическую защиту с позиции принципов уголовного процесса, а именно в целях обеспечения процессуального равенства сторон. ЕСПЧ неоднократно подтверждал свою позицию о том, что адвокат должен быть предоставлен подозреваемому как можно скорее, поскольку это позволяет компенсировать уязвимость подозреваемого в совершении преступления, а также помогает предотвратить злоупотребления со стороны правоохра-
нительных органов в виде давления, принуждения, насилия и, наконец, бесчеловечного обращения. Уязвимость проявляется не только в психологическом состоянии задержанного, естественно находящегося в стрессе, но и в сложности норм уголовно-процессуального права, требующих специальной профессиональной подготовки для их понимания, например в области сбора и оценки доказательств по делу. Наконец, присутствие адвоката необходимо для соблюдения гарантий защиты права не свидетельствовать против себя.
Во вторую очередь подозреваемый должен иметь право требовать физического присутствия адвоката (выбранного самим подозреваемым) во время любого допроса, независимо от того, на какой стадии предварительного следствия он проводится, т. е. начиная с предварительного опроса задержанного полицией. Более того, такое физическое присутствие должно позволить защитнику предоставить юридическую помощь, которая могла бы быть эффективной в практическом смысле этого слова. Юридическая помощь не должна иметь абстрактный и лишь гипотетический (теоретический) характер. Это условие необходимо для того, чтобы не допустить умаления права подозреваемого на защиту. Суд привел и другие примеры умаления права на защиту:
отказ или создание трудностей в доступе защитника к материалам уголовного дела на ранних этапах судебного разбирательства или в период предварительного следствия;
отсутствие защитника при проведении следственных действий, таких как предъявление для опознания, следственный эксперимент или проверка показаний на месте.
Обеспечение эффективности правовой защиты является важным аспектом обеспечения справедливости судебного разбирательства в целом, что в конечном счете позволит решить вопрос о наличии оснований для отмены приговора. Во время судебного разбирательства эффективность судебной защиты проявляется в возможности обсуждения дела между подсудимым и адвокатом, организации мер по защите подсудимого, сборе оправдательных доказательств, наличии времени и условий для подготов-
ки к допросу свидетелей и других участников процесса, моральной поддержке подсудимого в связи со стрессом, возможности проверить условия содержания подозреваемого под стражей.
Наличие обстоятельств, вынуждающих проводить допрос в отсутствие адвоката. Возможность допроса без присутствия адвоката была определена национальным законом, которым было предусмотрено ограничение, имевшее общий и обязательный характер. В данном деле это ограничение заключалось в том, что доступ к юридической помощи был возможен лишь на стадии разбирательства следственным судьей после передачи задержанного полицией для производства следственных действий. Фактически заявитель не имел возможности встретиться со своим адвокатом в течение полутора лет.
Необходимо учесть, что ст. 157 УПК РФ не определяет смысл и характер неотложных следственных действий, поэтому данное постановление ЕСПЧ может быть очень полезным для развития уголовного процесса в данной области. Большая палата указывает, что неотложный характер допроса зависит от индивидуальных особенностей каждого дела и определяется наличием серьезной и реальной угрозы для жизни, свободы и физической неприкосновенности иных граждан.
Отсутствие обстоятельств, вынуждающих проводить допрос в отсутствие адвоката, обусловливает необходимость максимально тщательно проводить оценку справедливости судебного процесса в целом в отношении подсудимого.
Справедливость судебного процесса в целом. Тест на справедливость судебного разбирательства проводится в случае отдельных нарушений уголовного процесса, таких как отсутствие свидетелей в суде или отсутствие доступа к адвокату на досудебной стадии уголовного расследования. В данном случае он проводится при отсутствии обстоятельств, вынуждающих проводить допрос на предварительном следствии в отсутствие адвоката. Данный тест впервые был подтвержден в постановлениях Большой палаты ЕСПЧ по делу «Сальдуз против Турции» (Salduz v. Turkey)1 и по делу «Ибрагим и другие против Великобритании» (Ibrahim and Others v. the United Kingdom)2.
В настоящем деле этот тест был подтвержден в несколько иных условиях, а именно наличия законодательного ограничения на допуск к адвокату. Большая палата ЕСПЧ подтвердила, что такое ограничение не влечет автоматически нарушение Конвенции, а требует проведения дополнительного теста на справедливость судебного разбирательства в целом.
1 Постановление ЕСПЧ от 27 ноября 2008 г. (жалоба № 36391/02).
2 Постановление ЕСПЧ от 13 сентября 2016 г. (жалобы № 50541/08, 50571/08, 50573/08 и 40351/09).
Справедливость судебного разбирательства в целом обеспечивается следующими условиями, перечень которых не является закрытым (п. 150 постановления):
компенсация уязвимости подсудимого в зависимости от возраста или умственных способностей;
практическое и реальное применение норм о допустимости доказательств (справедливость разбирательства подтверждается, если какие-либо доказательства были отклонены как неприемлемые и недопустимые);
наличие у защиты возможности оспаривать достоверность доказательств;
качество (относимость доказательств), учет обстоятельств, свидетельствующих о сомнениях в отношении достоверности доказательств;
если доказательства были собраны с нарушением закона или с нарушением иных фундаментальных прав и свобод, предусмотренных Конвенцией, признание такого нарушения в суде и рассмотрение вопроса об отклонении таких доказательств как недопустимых;
оценка доказательств в целом с выделением и анализом основного доказательства, а также определением правовой силы и значения других собранных по делу доказательств;
оценка природы показаний и оценка ситуации, при которой показания были изменены или отозваны;
рассмотрение вопроса о том, производилась ли оценка вины профессиональным судьей или присяжными заседателями и о содержании указаний, которые были им даны;
степень общественного внимания к уголовному процессу;
реализация процессуальных гарантий. Необходимо отметить и вопрос, который часть судей Большой палаты предпочла оставить дискуссионным. Он касается последствий ограничения права на доступ к адвокату, если такие ограничения предусмотрены законом и носят неопределенный характер, поскольку сформулированы лишь в общем виде. Такие ограничения называют системными, т. е. свидетельствующими о системной проблеме в области уголовного процесса, а поэтому, по мнению меньшинства судей, должны автоматически приводить к нарушению ст. 6 Конвенции без проведения дополнительного теста на справедливость судебного разбирательства в целом.
Признательные показания. В случаях когда обвинение и приговор суда строятся на показаниях подозреваемого, ЕСПЧ уделяет этому обстоятельству особое внимание. В данном деле ЕСПЧ расширил понятие признательных показаний, которые не ограничиваются явкой с повинной, прямым признанием вины или даже отдельными ремарками подозреваемого относительно фактических обстоятельств дела, которые прямо свидетельствуют о виновно-
сти подозреваемого. К признательным показаниям ЕСПЧ отнес любые показания, которые оказывают существенное влияние на положение подозреваемого. Данная позиция основана на сложившейся судеб -ной практике ЕСПЧ (Schmid-Laffer v. Switzerland3, п. 37; A.T. v. Luxembourg4, п. 72; Saunders v. United Kingdom5, п. 71).
В данном деле заявитель ни разу не признал выдвинутых против него обвинений и не дал признательных показаний в прямом смысле этого слова. Однако он дал подробное описание обстоятельств, которые, по мнению Большой палаты, повлияли на содержание задаваемых вопросов во время допроса, создали основу для соответствующей версии следствия и привели к умалению обоснованности доводов заявителя, который несколько раз менял свои показания относительно фактических обстоятельств преступления. Тем не менее, такое ухудшение правового положения заявителя, осложненное проведением допросов в отсутствие адвоката без необходимости проведения неотложных следственных действий, является условием для максимально тщательного исследования справедливости судебного разбирательства в целом.
Несмотря на то что полиция информировала заявителя о том, что его показания могут быть использованы в качестве доказательств, ЕСПЧ признал, что такого рода информирование не является достаточным для того, чтобы обеспечить подозреваемому такие гарантии защиты, как право хранить молчание и не свидетельствовать против себя.
Момент возникновения права на юридическую помощь. Уголовный процесс должен уделять особое внимание тому, с какого момента возникает необходимость применить гарантии защиты прав, т. е. с момента предъявления обвинения. Данное обстоятельство определяется не только официальным объявлением о том, что лицо обвиняется в совершении преступления, но также установлением момента, когда положение лица существенным образом затронуто самими действиями правоохранительных органов, предпринятыми ими на основании подозрений в отношении такого лица (Ibrahim and others v. The United Kingdom, п. 249; Simeonovi v. Bulgaria6, п. 110—111). Именно с этого момента возникают право на адвоката и право на иные гарантии защиты. В постановлении по данному делу ЕСПЧ приводит пример, когда такое право возникает совершенно очевидным образом, а именно с момента задержания подозреваемо-
3 Постановление ЕСПЧ от 16 июня 2015 г. (жалоба № 41269/08).
4 Постановление ЕСПЧ от 9 апреля 2015 г. (жалоба № 30460/13).
5 Постановление ЕСПЧ от 17 декабря 1997 г. (жалоба № 19187/91).
6 Постановление ЕСПЧ от 12 мая 2017 г. (жалоба № 21980/04).
го. Этот момент наступает независимо от того, начались ли в отношении задержанного какие-либо следственные действия.
Сразу после опубликования постановления по делу Бёзе стала формироваться палатная практика, основанная на подходах, предложенных Большой палатой в этом деле. И одним из первых таких дел стало российское дело «Родионов против России» (Rodionov v. Russia)7. В этом деле правоохранительные органы пытались определить наличие организованной преступной группы, занимавшейся распространением наркотиков. С помощью прослушивания телефонных переговоров оперативники установили вероятность перевозки лидером преступной группы (он является заявителем по делу) крупной партии наркотиков из Санкт-Петербурга в Москву. Оперативники остановили машину и спросили у заявителя, нет ли чего-нибудь незаконного в машине, на что он ответил положительно, хотя и с долей вероятности («возможно, есть»). После этого полицейские провели обыск в машине и обнаружили на заднем сидении сумку с наркотиками.
ЕСПЧ расценил вопрос, заданный заявителю, как действие со стороны властей, свидетельствующее о наличии подозрения в совершении преступления. Более того, положительно ответив на заданный вопрос, заявитель по сути дал признательные показания в широком смысле этого слова, если следовать позиции Большой палаты по делу Бёзе. Следовательно, с этого момента согласно установленному подходу заявитель (по существу подозреваемый в совершении преступления) должен иметь возможность пользоваться предоставленными ему правами.
В деле Родионова ЕСПЧ нашел и нарушение справедливости судебного разбирательства в целом, что представляется недостаточно обоснованным, поскольку Суд не проводил такой же тщательный анализ, как в деле Бёзе, тем более что описанный эпизод был лишь одним из большого числа других эпизодов. Но он был важен с точки зрения предъявления суду материальных доказательств (крупной партии наркотиков), поскольку в остальных эпизодах следователи находили лишь частицы вещества, оставшиеся после переработки и расфасовки. Это означает важность иных эпизодов и неопровержимость доказательств в их совокупности с данным эпизодом, который оказал решающее влияние на принятие решения о вине. Возможно, российские власти не допустили бы нарушения ст. 6 Конвенции, если бы в судебном процессе, а главное в приговоре суд уделил бы данному обстоятельству внимание, рассмотрел бы внимательно и тщательно доводы заявителя, даже при этом мотивированно отклонив эти доводы и затем сделав акцент на совокупности доказательств.
7 Постановление ЕСПЧ от 11 декабря 2018 г. (жалоба № 9106/09).
2. Отказ в вызове свидетелей в суд
Дело «Муртазалиева против России» (Murtazaliyeva v. Russia, no. 36658/05, December 18, 2018).
Данное дело касается справедливости судебного разбирательства в связи с отказом в вызове в суд свидетелей защиты. Заявительница временно проживала в Москве. Ей помог устроиться на работу и найти жилье знакомый, который являлся сотрудником милиции (свидетель А). В марте 2004 г. она была задержана в связи с истечением срока регистрации для проживания в Москве. При этом был произведен обыск ее вещей и одежды. В результате проверки содержания ее сумочки в присутствии понятых (свидетели В и С) было найдено взрывчатое вещество. Надо отметить, что незадолго до этого, 6 февраля 2004 г., произошел террористический акт в московском метро, в результате которого погиб 41 человек.
Оказалось, что квартира находилась под наблюдением спецслужб, и полученные данные свидетельствовали о том, что заявительница осуществляла фундаменталистскую пропаганду. Заявительнице было предъявлено обвинение в совершении преступлений террористической направленности.
В ходе процесса защита заявляла ходатайство о вызове в суд свидетелей А, В и С. Защита не указала мотивов вызова свидетеля А. Что касается понятых, по мнению защиты, они могли подтвердить версию защиты о том, что взрывчатку в сумочку заявительницы подложили сами полицейские. Суды отказали в вызове понятых, указав на наличие иных доказательств, включая показания других свидетелей, а также записи видеонаблюдения, террористическую литературу, найденную на квартире, материаловед-ческую экспертизу.
Отказ от права вызова свидетеля в суд (свидетель А). Большая палата согласилась с доводом правительства о том, что защита отказалась от своего права допросить свидетеля. Данный довод был основан на следующем: после того как выяснилось, что свидетель А находится в командировке, защита согласилась с предложением судьи зачитать его показания, полученные в ходе следствия.
В данном случае интересно, как согласовываются положения российского законодательства и Конвенции. В частности, ст. 281 УПК РФ прямо не регулирует вопрос отказа от вызова свидетеля, но предусматривает условия, при которых возможно оглашение письменных показаний в суде, если присутствие свидетеля в заседании невозможно по каким-либо причинам, прямо указанным в этой статье (свидетель отказывается явиться в суд или отказывается давать показания в суде, существует противоречие между показаниями свидетеля, данными на следствии и в судебном заседании).
Согласно общему подходу ЕСПЧ отказ от процессуальных гарантий в каком бы то ни было ви-
де, прямо выраженном или молчаливом (что очень близко к обстоятельствам дела), не противоречит ни букве, ни духу ст. 6 Конвенции. Однако такой отказ должен быть дан в недвусмысленной и ясно выраженной форме с соблюдением минимальных гарантий защиты, соответствующих важности такого права. Такой отказ должен быть добровольным и осознанным. Это касается понимания сути отказа и его правовых последствий для лица. В любом случае отказ невозможен, если он противоречит публичному порядку.
Большая палата отметила, что заявительница никогда не оспаривала показания, данные свидетелем А. на предварительном следствии, и не жаловалась на недостатки в оказании ей юридической помощи. ЕСПЧ, таким образом, подошел к данной проблеме с позиции общих принципов и не нашел их нарушение, отметив также, что ничто не свидетельствует о том, что отказ был принудительным или противоречил публичному порядку. В суде первой инстанции защита не заявила ходатайства о необходимости повторного вызова свидетеля А., в суде апелляционной инстанции защита, состоявшая из двух адвокатов, также не заявляла об отсутствии отказа от права вызова свидетеля в суд.
Данный подход отличается от палатного постановления по рассматриваемому делу, в котором ЕСПЧ не нашел нарушения, но обсуждал проблему отсутствия причины вызова свидетеля, которую заявительница не объяснила ни национальным судам, ни самому ЕСПЧ. Проблема причины вызова свидетелей была рассмотрена подробно в отношении свидетелей В и С.
Свидетели В и С. Данное дело можно назвать революционным для российского уголовно-процессуального права, поскольку ЕСПЧ не обратил внимания на то, что эти свидетели являлись понятыми, чья роль ограничивается лишь засвидетельствованием факта, установленного в рамках следственных действий. Кроме этого, такие свидетели должны быть беспристрастными и независимыми, что, однако, не препятствует их привлечению к участию в уголовном процессе в качестве свидетелей защиты. ЕСПЧ использовал этих свидетелей для развития своей практики по вопросу о вызове и исследовании показаний таких свидетелей с позиции п. 3 (d) ст. 6 Конвенции. Основой для решения вопроса о соответствии Конвенции отказа в вызове свидетелей стало постановление по делу «Перна против Италии» (Perna v. Italy)8.
Для этого Суд проводит тест, состоящий из двух вопросов: 1) обосновал ли заявитель свое требование для вызова свидетелей тем, что это необходимо для установления истины по делу; 2) был ли отказ несовместим с принципом справедливости судебного разбирательства в целом.
8 Постановление ЕСПЧ от 6 мая 2003 г. (жалоба № 48898/99).
Обзор практики Суда показал, что ЕСПЧ опирался на то, каким образом национальные суды отказывают в вызове свидетелей. То есть каким образом суды оценивают причины вызова свидетеля и как они обосновывают причины своего отказа. Было также учтено, что свидетели не давали своих показаний на этапе следствия. Таким образом, тест становится трехуровневым и состоит из следующих вопросов: 1) было ли ходатайство о вызове свидетеля достаточно обосновано и имело ли отношение к существу дела; 2) рассмотрели ли национальные суды относимость свидетельских показаний и предоставили достаточные основания для отказа в заслушивании свидетеля; 3) нарушал ли отказ в вызове свидетеля принцип справедливости судебного разбирательства в целом?
ЕСПЧ отметил, что вызов свидетеля может быть обоснован не только тем, что свидетель может повлиять на исход дела в пользу подсудимого, но и тем, что имеется разумное ожидание того, что свидетель может усилить позицию защиты. По мнению Большой палаты, чем весомее аргументы защиты, тем тщательнее национальный суд должен рассматривать этот вопрос, и его аргументы в пользу отказа вызова свидетеля должны быть более убедительными. Если в двух предыдущих тестах нарушений гарантий защиты не выявлено, это само по себе не может означать, что в целом судебное разбирательство было справедливым, и противоположный вывод допустим в отдельных исключительных случаях.
Применение общих принципов к обстоятельствам данного дела выявило следующие особенности: защита не предоставила достаточного обоснования необходимости вызова свидетелей в судебное заседание для дачи показаний; защита не предоставила фактических или юридических аргументов в поддержку того, как возможные показания могут помочь в деле подсудимой; защита подсудимой имела относительно пассивный характер в прояснении обстоятельств осмотра сумочки подсудимой и не могла предоставить каких-либо фактических или юридических аргументов в пользу подсудимой. Аргументы национальных судов, включая Верховный Суд РФ, относительно отсутствия причин вызова свидетелей на этом фоне звучали убедительно. Кроме этого, против подсудимой было собрано достаточно доказательств, свидетельствующих о ее вине.
Значение постановления для науки и практики. Данное постановление является очень полезным для развития российской науки и практики уголовного процесса. Статья 56 УПК РФ определяет свидетеля как лицо, которому могут быть известны обстоятельства, имеющие значение для расследования и разрешения уголовного дела. Характерный признак «имеющие значение» в постановлении ЕСПЧ дополнен и уточнен процессуальной обязанностью защиты предоставить достаточное обоснование в необхо-
димости вызова свидетеля и в том, что его сведения имеют отношение к делу.
При этом ЕСПЧ не придает данной процессуальной обязанности слишком обременительный характер и указывает, что даже скудные мотивы и аргументы должны быть рассмотрены судом и им должна быть дана оценка. В данном деле ЕСПЧ напоминает, что при оценке судом аргументов защиты (если они вообще имеются) суд должен помнить о процессуальном равенстве сторон, каждая из которых должна иметь возможность выдвигать аргументы в свою защиту, а суд должен рассматривать эти аргументы и давать им оценку по существу и в такой же степени глубоко и детально, как и сами аргументы защиты.
Равенство сторон подразумевает равное бремя доказывания необходимости заслушать свидетеля как для свидетелей защиты, так и для свидетелей обвинения. Это бремя для защиты не может быть более тяжелым, особенно если это касается установления фактических обстоятельств преступления. Было бы неуместным в связи с этим спекулировать на тему значимости показаний свидетеля для установления истины по делу, поскольку показания свидетеля могут быть полезными не только для установления факта (что является максимально возможным достижением), но скорее для определения вероятности существования самого события в большей или меньшей степени.
На этом фоне тест на справедливость судебного разбирательства приобретает всеобъемлющее значение. Он должен не только иметь процессуальную составляющую, но и быть справедливым по сути, т. е. соответствовать принципам эффективной реализации процессуальных прав, должного отправления правосудия и правовой определенности. В связи с этим можно вспомнить постановление по делу Быкова против властей России (Bykov v. Russia)9, где Суд указал на необходимость установить существование сомнений по поводу качества доказательств, включая обстоятельства, при которых эти доказательства были получены, т. е. обстоятельства, порождающие сомнения в достоверности доказательств. Например, в настоящем деле такими обстоятельствами могут быть сведения о причинах и основаниях установления видеонаблюдения на квартире заявительницы, а также о возможном подстрекательстве со стороны соседок по квартире для реализации целей оперативных мероприятий и побуждения к участию в террористической деятельности. К сожалению, защита не обратила на это внимание, отметив лишь отсутствие возможности просмотреть все видеокассеты, на что ЕСПЧ также указал как на отсутствие нарушения ст. 6 Конвенции.
9 Постановление ЕСПЧ от 10 марта 2009 г. (жалоба № 4378/02).
Тем не менее, учитывая вышесказанное, это постановление в целом способствует повышению правовой культуры и росту профессионального уровня ведения уголовного процесса, предъявляет повышенные, но вполне разумные требования ко всем основным участникам процесса — обвинению, защите и суду.
3. Соответствие процедуры отстранения судьи от должности гарантиям справедливого судебного разбирательства
Дело «Рамос Нунес Де Карвальо Е Са против Португалии» (Ramos Nunes De Carvalho Е SA v. Portugal, no. 55391/13, 57728/13 и 74041/13, November, 6, 2018)
Из практики ЕСПЧ. Прежде чем перейти к обстоятельствам данного дела, хотелось бы вкратце остановиться на ранее рассмотренных Судом делах. Общая позиция Суда состоит в том, что судебная система в демократическом государстве должна гарантировать само существование верховенства права. Инициирование дисциплинарной процедуры против судьи ставит под угрозу доверие общества к функционированию судебной системы. Именно этим вызвана особенность соблюдения гарантий ст. 6 Конвенции. Ранее Суд в деле «Митри-новски против бывшей югославской Республики Македония» (30 апреля 2015 г.) установил нарушение ст. 6 Конвенции, поскольку в составе Государственного судебного совета, сместившего судью, был и судья, инициировавший отстранение. Суд признал, что принявший решение орган не был независимым и беспристрастным. В постановлении «Геровска Попчевска против бывшей югославской Республики Македония» (7 января 2016 г.) подчеркнуто, что при отстранении судьи от должности в состоявшейся предварительной процедуре принимали участие судья Д. И. и тогдашний министр юстиции, что, по мнению заявителя, свидетельствовало об отсутствии независимости и беспристрастности трибунала. Кроме того, очевидно, что судья Д. И. участвовал в двух составах (палаты и пленума) по делу смещения судьи. Изложенное противоречит требованиям беспристрастности по п. 1 ст. 6 Конвенции. Участие представителя исполнительной власти, к тому же ранее инициировавшего перед Государственным судебным советом проверку рассмотренного в отношении заявителя дела, непосредственно привело к нарушению принципа независимости в конкретном деле. Суд таким образом признал, что дело заявителя не было разрешено независимым и беспристрастным судом в соответствии с требованиями п. 1 ст. 6 Конвенции.
В деле «Александр Волков против Украины» (9 января 2013 г.) заявитель сослался на нарушение ст. 6 Конвенции при его отстранении от должности судьи Верховного суда Высшим советом правосудия (ВСП). Суд установил, что заявитель выдвинул серьезные аргументы, касающиеся как процедуры перед ВСП, так и проблемы наличия пристрастности не-
которых его членов. Он определил также отсутствие срока давности наложения дисциплинарного взыскания в таких делах, что противоречит принципу правовой определенности. Указанное относится и к системе голосования на пленарном заседании парламента, на котором многие депутаты сознательно и незаконно голосовали за отсутствующих коллег.
Наконец, в постановлении Большой палаты Суда по делу «Денисов против Украины» об отстранении председателя административного суда г. Киева Суд вновь обратился к проблеме отсутствия независимости и беспристрастности ВСП. Суд указал, что половина состава ВСП не являются судьями и многие были назначены исполнительной и законодательной ветвями власти. Один из членов Совета — судья, который осуществлял предварительное выяснение, рекомендовал впоследствии отстранить судью. Высший административный суд, в который заявитель обжаловал решение ВСП, не проверил факты дела, не оценил и не опроверг изложенные в заявлении презумпции. ЕСПЧ также выразил свою озабоченность тем, что сами судьи Высшего административного суда по вопросу дисциплинарной ответственности находятся в юрисдикции ВСП. Совокупность названных обстоятельств свидетельствует об отсутствии независимости и беспристрастности, требуемой по ст. 6 Конвенции.
Факты. В деле «Рамос Нунес Де Карвальо Е Са против Португалии» в отношении заявительницы — судьи суда первой инстанции г. Вила-Нова-ди-Фама-ликао Высшим советом правосудия Португалии было возбуждено в общей сложности три дисциплинарных дела. Сложив назначенные в ходе рассмотрения дел наказания, ВСП применил к ней наказание в виде 240 дней отстранения от должности. Верховный суд Португалии поддержал решение ВСП, подчеркнув, что его задача — не в исследовании фактов дела, а лишь в проверке, насколько обоснованно они установлены.
Доводы заявителя. В своей жалобе в Суд заявительница отмечала, что президент ВСП являлся одновременно президентом Верховного суда, а также ответственным за назначение членов палаты, которые проверяли ее апелляции против решений ВСП. Изложенным государство нарушило ее право на справедливый и беспристрастный суд по ст. 6 (п. 1) Конвенции. Заявитель далее указывала на отсутствие публичного слушания в ВСП или Верховном суде, что само по себе служит дополнительным основанием для нахождения нарушения по п. 1 ст. 6 Конвенции. Наконец, ВСП как административный орган был ответственным за установление фактов ее дела, и они не могли быть повторно проверены эффективным образом Верховным судом, кроме того, она не имела доступа в суд или трибунал с «полной юрисдикцией» по ее делу, что также образует нарушение п. 1 ст. 6 Конвенции.
Подход Большой палаты к проверке жалоб. Большая палата Суда отметила, что ранее палата Суда нашла нарушения п. 1 ст. 6 Конвенции исключительно из-за совокупности различных недостатков, заключающихся в отсутствии независимости и беспристрастности ВСП, ненадлежащей проверке со стороны Судебной палаты Верховного суда и ввиду отсутствия слушания. Однако Большая палата намерена избрать другой подход, состоящий в отдельной проверке различных жалоб заявительницы. Вместе с тем, поскольку жалоба относительно предполагаемой недостаточности проверки, проведенной Судебной палатой Верховного суда, тесно связана с обстоятельствами отсутствия слушания, Большая палата проверит эти жалобы вместе, начав с презумпции отсутствия независимости и беспристрастности Судебной палаты Верховного суда (п. 134 постановления).
Оценка Суда. ЕСПЧ напоминает важные выводы из своих предыдущих решений, согласно которым для определения трибунала в качестве независимого в смысле п. 1 ст. 6 Конвенции следует рассмотреть способ назначения судей и срок их службы, существование гарантий против внешнего давления и вопрос о том, насколько он выглядит независимым. Суд считает, что внимание к принципу разделения властей приобретает все большее значение в его практике. Однако ни ст. 6, ни другие положения Конвенции не требуют от государства соблюдать какие-либо теоретические конституционные концепции, касающиеся допустимых пределов взаимодействия властей. Суд указал, что беспристрастность обычно означает отсутствие предвзятости или пристрастности, и их наличие может проверяться различными методами. Он подчеркнул также, что существуют субъективный и объективный тесты беспристрастности. Если первый связан с личными убеждениями и поведением конкретного судьи в данном конкретном деле, то последний состоит в определении того, насколько сам суд и его состав обладают достаточными гарантиями, чтобы исключить какие-либо законные сомнения в отношении их беспристрастности. Однако ЕСПЧ не видит водораздела между субъективной и объективной беспристрастностью. Так, объективный тест состоит из довольно многих элементов, выводимых из каждого рассмотренного дела. В целом же независимость и объективная беспристрастность также близко связаны между собой и зависят от обстоятельств конкретного дела (п. 145—150 постановления).
С учетом изложенного ЕСПЧ напомнил два аспекта жалобы. В соответствии с первым президент Верховного суда одновременно президент ВСП; согласно второму — судьи Верховного суда подчиняются ВСП по вопросам карьеры и дисциплинарного производства в их отношении. Таким образом, заявительница оспорила лишь вопросы независимости и объ-
ективной беспристрастности, и Суд поэтому проверил каждый аспект жалобы в отдельности.
Двойственная роль президента Верховного суда. Состав Судебной палаты Верховного суда определяется в соответствии с Законом о статусе судей на основе таких объективных критериев, как старшинство судей и их членство в конкретной палате. Президент Верховного суда не заседает в подобной ad hoc палате. Заявительница не предполагает, что судьи Судебной палаты действуют по инструкции президента Верховного суда или демонстрируют пристрастность, как и не утверждает о его воздействии на судей той же палаты. Изложенное дает Суду основание заключить, что двоякая роль президента Верховного суда не является такой, чтобы вызвать сомнения в независимости и объективной беспристрастности судей, рассматривавших жалобы заявительницы на решения ВСП.
Роль Высшего совета правосудия в отношении карьеры судей Верховного суда и дисциплинарного производства против них. Суд вновь обратил внимание на критерии в постановлении «Александр Волков против Украины», которые были установлены им и в совокупности свидетельствовали о нарушении ст. 6 Конвенции. Так, в упомянутом деле наряду с тем, что судьи Высшего административного суда находились под дисциплинарной юрисдикцией Высшего совета правосудия, были выявлены другие серьезные проблемы, связанные со структурными недостатками в процедурах перед ВСП: включение министра юстиции и генерального прокурора по должности членами указанного Совета; назначение большинства его членов, не являющихся судьями, исполнительной и законодательной властями. Кроме того, члены ВСП осуществляли предварительное выяснение вопроса и представляли предложение о смещении с должности. Более того, один из них был назначен президентом ВСП и председательствовал в деле заявительницы. По мнению ЕСПЧ, последующее участие парламента в деле не только не исправило имеющиеся недостатки системного характера, а, наоборот, послужило политизации процедуры и усугубило ситуацию несоответствием принципу разделения властей. Настоящее же дело отличается отсутствием структурных недостатков, свидетельствующих о предвзятости ВСП Португалии. Суд приводит общие гарантии независимости судей, предусмотренные Конституцией и законами страны. В качестве отличительной черты Суд ссылается на существующую систему, по которой возможно обжалование решений ВСП в Судебную палату Верховного суда (п. 162 постановления).
Суд посчитал, что все особые обстоятельства дела и гарантии направлены на защиту Судебной палаты Верховного суда от внешнего воздействия, и опасения заявительницы объективно неоправданны. Таким образом, Суд не нашел доказательств отсутствия
независимости и беспристрастности со стороны Судебной палаты Верховного суда.
Объем полномочий Судебной палаты Верховного суда. Национальное законодательство предусматривает возможность обжалования решений ВСП в Судебную палату Верховного суда, поэтому Суд выяснил, была ли предпринятая проверка в данном деле достаточной. Учитывая выработанные критерии в ранее рассмотренных делах, Суд напомнил в том числе, что в постановлении "Tsfayo v. the United Kingdom"10 (п. 47) он указал: орган, чье решение проверялось в судебном порядке, не просто не был независимым от исполнительной власти, но также связан непосредственно с одной из сторон спора. В данном деле невозможность проверки решающих фактически вопросов не позволила апелляционному суду устранить отсутствие независимости от одной из сторон в споре, которое было установлено в первой инстанции (п. 182 постановления). В то же время Суд напомнил, что он не может заменить национальные суды, и это их задача интерпретировать собственное законодательство. Суд не является апелляционной инстанцией и в его обязанности не входит исправление ошибок в применении права или установлении фактов, допущенных национальными судами, если они не привели к нарушению прав и свобод, защищаемых Конвенцией (п. 186 постановления).
Публичное слушание. ЕСПЧ и ранее подчеркивал, что право на публичное слушание — один из элементов, поддерживающих основу общего равенства сторон в судебном разбирательстве. С ним непосредственно связано доверие к судам, поскольку, делая осуществление правосудия видимым, публичность способствует достижению цели п. 1 ст. 6 Конвенции — справедливого судебного разбирательства. Сославшись на богатую практику в применении данного принципа правосудия, ЕСПЧ в проверке доводов жалобы исходил как из отсутствия публичного слушания, так и неполноты проверки Судебной палатой Верховного суда. Во-первых, Суд проверил разбирательство в ВСП, напомнив, что он является дисциплинарным органом. Несмотря на то что заявительница должна была понести очень серьезное наказание, разбирательство в ВСП было только в письменном виде, и она не смогла принять участие ни в одной из трех процедур по ее делу, которые проходили также без участия публики. Правительство признало, что публичность слушаний не предусматривалась законом. Пленарные заседания ВСП не заслушивали свидетелей, хотя некоторые из них представляли важность с точки зрения установления фактов дела. Во-вторых, относительно разбирательства в Судебной палате Верховного суда следует указать, что важным аспектом представляется иссле-
10 Постановление ЕСПЧ от 14 ноября 2006 г. (жалоба № 60860/00).
дование доказательств с учетом конкретных обстоятельств данного дела, где заявительница отрицала факты, в установлении которых ВСП не был единодушным. Судебная палата с учетом ограничений, основанных на законодательстве Португалии и собственной практике, проверяла исключительно законность обжалуемого решения без исследования доказательств или определения фактов, имеющих ключевое значение. Вместе с тем в своем повторном отказе в слушании Судебная палата не сослалась на отсутствие законодательного регулирования, поскольку по признанию правительства заявительница вправе просить о проведении судебного слушания. По мнению ЕСПЧ, учитывая серьезность предмета спора и примененной меры наказания, в контексте дисциплинарного разбирательства отказ от устного слушания должен быть исключительной мерой и таким же образом обоснован в свете Конвенции. В настоящем деле проведение слушания способствовало бы полной проверке оспариваемых заявительницей фактов дела. С учетом изложенного Суд посчитал, что недостатки в судебной проверке и отсутствие слушания на стадиях дисциплинарного производства и судебного разбирательства нарушили право заявительницы по п. 1 ст. 6 Конвенции.
Совпадающее и особое мнения судей. Совпадающее мнение судей представляет интерес как для теории права Конвенции, так и практики его применения. Судьи отметили, что существует разница между вопросом, который подлежит судебному изучению при проверке дела, и самим методом, применяемым судом. Относительно предмета проверки практика Суда говорит обо всех вопросах, включая факты и право, которые поставлены в апелляционной жалобе и соответственно с перечислением конкретных недостатков административного решения, имея в виду также пропорциональность примененной меры. Что касается метода, Суд последовательно подчеркивал, что национальные суды не могут подменять собственными оценками или выводами компетентные административные органы. Судебный контроль может ограничиться простой проверкой фактов и доказательств, на которых основывалось рассматриваемое административное решение, без пересмотра административных актов и без нового решения, особенно по фактам дела, без перепроверки и переоценки доказательств, включая новое слушание свидетелей. В то же время суд, осуществляющий контроль, должен иметь полномочие по отмене принятого или вынесению нового решения либо направлению дела на новое рассмотрение. Исследуемое дело касается особой функции и конституционного положения ВСП. Важность данного органа в его ответственности по Конституции Португалии с точки зрения верховенства права и разделения властей. Как орган, интерпретирующий и применяющий правила, касающиеся поведения судей, перед ВСП сто-
ит задача гарантировать должное функционирование системы правосудия. В этом контексте проверяющие его решения суды не должны подменять ВСП, а осуществлять судебную проверку того, насколько факты были установлены адекватным образом. Авторы мнения считают важным в контексте дисциплинарной процедуры обеспечивать соответствующие процессуальные гарантии, достигая воплощения в последующей судебной проверке апелляционного пересмотра дел. Имеющиеся противоречия, как они надеются, будут в дальнейшем прояснены.
Оставшиеся в частичном особом мнении судьи выразили свое несогласие с отсутствием нарушения п. 1 ст. 6 Конвенции относительно независимости и беспристрастности Судебной палаты Верховного суда. Они согласны, что президент Верховного суда не выбирает членов Судебной палаты для такого особого случая и он формируется по старшинству судей. Однако судьи не придали должное значение тому, что Судебная палата была призвана оценить решение ВСП, в котором президент Верховного суда председательствует в силу занимаемой им должности. С учетом изложенного неубедителен довод, по которому президент Верховного суда не участвует в формировании
Судебной палаты. Важно было в данном деле рассмотреть, в каких институциональных отношениях и обстоятельствах слушалось дело заявительницы и были ли предоставлены соответствующие гарантии обеспечения беспристрастности. Судебная палата, рассматривающая подобные дела, знает, что она проверяет решение тех лиц, которые имеют дисциплинарные полномочия в отношении ее членов.
Послесловие. Постановление Большой палаты ЕСПЧ касается важного вопроса для любой правовой системы. Примечательно, что в Российской Федерации в состав квалификационных коллегий судей субъектов РФ не могут быть избраны председатели судов и их заместители. В состав Высшей квалификационной коллегии судей РФ не могут быть избраны председатель Верховного Суда РФ и его заместители. Тем не менее решение ЕСПЧ по столь серьезной проблеме, каковой представляется дисциплинарная ответственность судей, имеет значение с точки зрения надлежащего функционирования судебной системы и гарантий ее независимости, требует как постоянного соотнесения подходов международных и национальных органов, так и позитивного развития законодательства.
О
