CC BY
121
DOI: 10.23683/ 2500-3224-2017-2-223-230
Обзор новейшей англоязычной литературы о Французской революции: «Наступление Террора во Французской революции» (2015 г.) Т. Такетта и «Свобода или смерть: Французская революция» (2016 г.) П. Макфи
А.А. Гросс
Аннотация. В обзоре рассмотрены недавние работы крупных англоязычных историков: «Наступление Террора во Французской революции» (2015 г.) американского историка Тимоти Такетта и «Свобода или смерть: Французская революция» (2016 г.) австралийского исследователя Питера Макфи. Историки одинаково решают вопросы о причинах революции, связи революции с философией Просвещения, причинах якобинского террора. В обеих работах наблюдаются одинаковые исследовательские перспективы: «психологическая», «культурологическая», «феминистская» и «микроисторическая». Данные «перспективы» навеяны развитием историографии революции 1980-2010 гг., характеризующейся «возвращением политического» через «культуру» и «язык», «возвращением социального» через феминизм и «персональные стратегии» и обновлением социального посредством психологии. В работах дается «неолиберальная» оценка революции, при этом принимается тезис «ревизионистов» об отсутствии «революционного класса буржуазии».
Ключевые слова: Французская революция, причины революции, якобинский террор, Тимоти Такетт, Питер Макфи, историография.
I Гросс Андрей Александрович, независимый исследователь, 344006, г. Ростов-на-Дону, ул. Большая Садовая, д. 33, andrey.gross.1@mail.ru.
The Review of the Recent English-Written Publications on the French Revolution: "The Coming of the Terror in the French Revolution" (2015) by Timothy Tackett and "Liberty or Death: the French Revolution" (2016) by Peter McPhee
A.A. Gross
Abstract. The review deals with examining the recent English-written volumes on the French revolution by American historian Timothy Tackett ("The Coming of the Terror in the French Revolution", 2015) and Australian scholar Peter McPhee ("Liberty or Death: The French Revolution", 2016). Both historians similarly solve the problems of the revolution causes, the connection between the Revolution and the Enlightenment, the causes of the Jacobin terror. In both books the same research perspectives are seen, among which there are "psychological", "cultural", "feminist" and "microhistorical". These "perspectives" are inspired by the progress of the French Revolutionary historiography in 1980-2010, which may be characterized by "the return of the political" in forms of "culture" and "language"; "the return of the social" in forms of feminism and "personal strategies" and the renovation of the social via psychology. The evaluation of revolution in both books is "neoliberal", although the revisionist thesis on the absence of "revolutionary class of bourgeoisie" is accepted.
Keywords: French Revolution, causes of revolution, Jacobin terror, Timothy Tackett, Peter McPhee, historiography.
I Gross Andrey A., Independent Researcher, 33, Bolshaya Sadovaya St., Rostov-on-Don, 344006, Russia, andrey.gross.1@mail.ru.
За последние два года историография Французской революции пополнилась двумя работами крупных англоязычных историков: профессора Калифорнийского университета Тимоти Такетта (Timothy Tackett) и профессора университета Мельбурна Питера Макфи (Peter McPhee). Работа Такетта «Наступление Террора во Французской революции» [Tackett, 2015] - по форме монография, посвященная теме происхождения якобинского террора, по содержанию выходит за рамки террора и касается различных вопросов политической, социальной и культурной истории революции. Книга Макфи «Свобода или смерть: Французская революция» [McPhee, 2016] - компендиум, уже снискавший звание стандартной обобщающей работы, усвоившей достижения историографии революции 1990-2010-х гг. [Linton, 2016]. Последние достижения «западной» историографии не обошли внимание и Такетта. Оба историка ссылаются на одних и тех же авторов (в том числе и друг на друга), одинаково отвечают на ключевые проблемы историографии революции и схожим образом представляют историческую картину революционной Франции. Исходя из этого, нам представляется возможным говорить об общих тенденциях в современной англоязычной историографии Французской революции.
Несмотря на то, что обе книги были изданы в академических издательствах (Гарвардского и Йельского университета соответственно), и та и другая написаны предельно простым и даже художественным языком, обе книги снабжены множеством иллюстраций.
Говоря о причинах революции, Такетт и Макфи однозначно указывают на финансовый кризис, порожденный участием Франции в войне за независимость США. Такетт прямо отбрасывает варианты классовой или идеологической борьбы; вместе с этим он использует обтекаемое выражение «прямой импульс» (direct impulse), говоря о финансовом кризисе, вызвавшем события 1789 г. [Tackett, 2015, p. 39-40]. Такой подход вполне соответствует мнению автора о том, что в революции ничто не было предзадано [Tackett, 2015, p. 3]. Макфи также не считает, что в 1788-1789 гг. революция была запланирована или предопределена [McPhee, 2016, p. 57]. По его мнению, кризис режима стал результатом трех связанных между собой причин (causes): «увеличившихся трат империи, провала правящих элит в борьбе с финансовым кризисом и изменений в политической культуре и общественных представлениях, которые подрывали легитимность абсолютной монархии и аристократии» [McPhee, 2016, p. 56].
Оба историка не решаются выделить определенный момент начала революции. Такетт пишет о 1787-1789 гг. как «предреволюционном» времени «политизации французского общества» [Tackett, 2015, p. 43]. К началу 1789 г. он наблюдает появление противостоящих друг другу «партий» - «патриотов» и «аристократии» [Tackett, 2015, p. 43]; пишет о «радикализации» в мае, «революционной эскалации» 23 июня, а говоря о заседании генеральных штатов 27 июня, употребляет слово «революция» («многим наблюдателям казалось, что революция была завершена» [Tackett, 2015, p. 51]).
Австралийский исследователь чуть более конкретен: в мае 1789 г. революция была «латентной» («the revolution was latent»), а 17 июня депутаты третьего сословия делают «революционное заявление» о том, что представлять общую волю может только Национальное собрание [McPhee, 2016, p. 61]. Впрочем, дальше он пишет о «революционных месяцах, или даже годах», предшествовавших «массовому восстанию июля - августа 1789 г.». «Революционными» они были потому, что у третьего сословия были требования, которые с конца 1788 г. выражали его представители посредством «коллективных протестов и списков жалоб» [McPhee, 2016, p. 61]. В общем, у обоих исследователей термин «революция» никак не проблематизиро-ван, отсюда, как кажется, и следует «плавающая» периодизация. Надо полагать, что теоретические размышления насчет того, что есть революция и, соответственно, когда и как она начинается, не волновали историков в связи с характером их работ (более или менее монографического исследования Такетта и популярного наррати-ва Макфи).
В отличие от проблемы начала революции, историки артикулируют проблему связи революции с идеями Просвещения. Здесь они также солидарны: философия Просвещения прямо не связана с революцией, перед революцией не было единой революционной программы или идеологии [Tackett, 2015, p. 43; McPhee, 2016, p. 30]. По их мнению, ни философы, ни будущие революционеры не верили в скорое воплощение своих идей, уповая либо на «просвещенную монархию», либо на «постепенные реформы». Оба историка склонны видеть в Просвещении культурный процесс, для которого были свойственны расширение читательских интересов, изменение отношения к знанию в целом (по Такетту «Просвещение» лучше всего охарактеризовал И. Кант выражением Горация «Дерзай знать» (Sapere aude)), широкое распространение различных печатных изданий. На анализе читательских интересов и информации о продававшихся во второй половине XVIII в. изданиях историки строят подтверждение гипотезы о том, что философия Просвещения не играла той революционизирующей роли, которую ей приписывали ранее.
Такетт заявляет, что в обширных списках читательских интересов философы Просвещения занимали незначительное место наряду с исторической, юридической, географической литературой, поэзией, романами и травелогами. Кроме того, в наследии известных философов ценились, прежде всего, их литературные достижения («Новая Элоиза» Руссо и поэмы Вольтера). Менее категоричный Макфи отмечает, что за период 1776-1789 гг. во Франции было продано около 25 тыс. дешевых комплектов Энциклопедии, изданных в Швейцарии. Кроме этого, он останавливается на распространенном жанре сексуальной сатиры, вскользь упомянутой Такеттом. Пьесы, песни, памфлеты на темы половых связей Марии-Антуанетты с братом Людовика XVI и со своим шурином, а также по поводу импотенции короля были широко распространены не только в Париже, но и в «аристократических» Труа, Безансоне и Тулузе, и именно они подрывали авторитет монархии.
Оба исследователя подчеркивают «революционный» характер классических античных текстов, более влиятельных и доступных, чем труды философов Просвещения.
Говоря о переписке Манон Ролан и Розали Жульен, употреблявших отсылки к античным классикам, Такетт заявляет об общем для революционеров словаре, использовавшемся в речах и памфлетах; цитаты из Цицерона возникали в них десять раз чаще, чем из современного революционерам Руссо [Tackett, 2015, p. 16-17]. Макфи обращает внимание на «Этику» Аристотеля, ориентировавшую будущих революционеров на поведение, ведущее к добродетели. Патриотизм, любовь к свободе и самопожертвование воспевались латинскими классиками: среди них большой популярностью пользовались речи Цицерона против Катилины, обличавшие актуальный для революционеров аристократический заговор [McPhee, 2016, p. 33-34].
Авторы не обошли стороной и традиционную проблему происхождения якобинского террора. В связи с тем, что книга Такетта в большей степени посвящена ей, придется остановиться на его интерпретации подробнее.
Американский исследователь начинает книгу с заявления о попытке «полного пересмотра проблемы Террора» с опорой на работы современных историков, «попытавшихся отойти от резкого противопоставления "обстоятельств" и "идеологии"» (среди них он называет Д. Сазерленда, Д. Едельштейна, М. Линтон, Д. Андресса, А. Майера, Ж.К. Мартина). Такетт определяет «Террор» как «государственную политику, проводившуюся в течение 1793-1794 гг. и основывавшуюся на насилии или на угрозе насилия для наказания или устрашения предполагаемых врагов нации». Впрочем, террору как стихийному насилию, развернувшемуся с 1789 г., уделяется внимание на протяжении большей части книги и именно процесс «наступления» Террора 1793-1794 гг. интересует автора в первую очередь. Уже во введении историк делает вывод о том, что чувство страха (emotion of fear): страха интервенции, страха хаоса и анархии, страха мести, было одним из главных источников революционного насилия. Кроме того, заявляет Такетт, распространенный страх заговоров стал главным фактором появления «злобы и ненависти элит и узаконения государственного насилия и подавления» [Tackett, 2015, p. 7]. Отсюда предметом его исследования становятся панические слухи о надвигающемся голоде из-за «придерживания» зерна, бандах воров и разбойников, по ночам отмечающих красными крестами дома патриотов и намеревающихся уничтожить созревающее зерно, «тюремном заговоре» - скоординированном выступлении заключенных вместе c войсками антифранцузской коалиции, и реакции на них в печати и личной переписке. Далее он дополняет свою интерпретацию, данную во введении: «культура страха, слухов и разоблачений, настоящая угроза контрреволюции предопределили и помогли сформировать психологию Террора», а «обвинительная культура разоблачений» (accusatory culture of denunciations) сформировала подобие «повседневного террора» и предвосхитила государственный террор 1793-1794 гг. [Tackett, 2015, p. 135].
Макфи, успевший познакомиться с данными идеями Такетта, пишет о том, что Террор стал ответом на «связанные угрозы внешнего вторжения и жестокой внутренней оппозиции» [McPhee, 2016, p. 272], которые породили «сильные чувства страха и подозрения» [McPhee, 2016, p. 273]. В комментариях историк ссылается
на данную работу Такетта и соглашается с ее выводами, тем самым бросая тень на новую интерпретацию террора американского исследователя. Макфи читает ее как традиционную «теорию обстоятельств», сторонником которой является сам.
Из данного подхода к террору следует обращение внимания двух авторов на психоэмоциональную сторону революции. Работа Такетта полностью основана на категории «чувств» (emotions): «негативных» страха, тревоги, злобы и «позитивных» энтузиазма, рвения. Им придается решающее влияние на деятельность людей во время революции, «когда так много традиционных положений подвергались переоценке или отбрасывались» [Tackett, 2015, p. 6]. Большое внимание коллективной психологии уделяет и Макфи: «массовая тревога и подозрение сфокусировались на...»; «сильное чувство эйфории и единства осенью и зимой 1789 г. ...»; «реальная угроза контрреволюции породила эту психологию одержимости.» и т. д. [McPhee, 2016, p. 84-87].
Еще одной характерной чертой для обеих работ является постоянное внимание к проблеме участия женщин в революции и ее последствий для них. При этом у авторов имеется определенная феминистская перспектива: история женщин в революции рассматривается с точки зрения истории их представленности в политической жизни страны (так, Такетт особенно выделяет 1793 г. («feminist moment»), когда женщины заменили на политическом поприще своих мужей, подвергшихся призыву в армию; а также процесс приобретения ими гражданских прав (наследства, расторжения брака, раздела коммунального имущества)). Такетт даже считает возможным говорить о новом видении места женщин в новой политической культуре. Здесь возникает другая общая для двух авторов исследовательская перспектива - культурологическая.
Работа Такетта изобилует разного рода «культурами», cреди них: «политическая культура насилия», «культура подозрения и недоверия», «демократическая культура», «культура свободы», «культура разоблачения», «избирательная культура», «революционная культура» и т. д. Историк пишет об «этосе санкюлотов», семантике и истории новой «революционной» символики (красном фригийском колпаке «свободы», трехцветной кокарде, «деревьях свободы»); рассматривает новую политическую культуру: практики «оккупирования» балконов в Конвенте («тирания балконов»), марши женщин в костюмах амазонок с флагами и барабанами и т. д.
Макфи обращает внимание на проникновение в песни республиканских символов, использование фестивалей в «революционной политической культуре» [McPhee, 2016, p. 101]. Сюда примыкает внимание авторов к революционным преобразованиям в политическом языке. Оба историка отмечают «сверхъестественный эффект» (Такетт) слова «свобода», толкавший людей к насилию (Макфи находит такое толкование «свободы» за 13 лет до революции).
В обеих работах также заметна «микроисторическая» перспектива: посредством анализа персональных текстов авторы выявляют «большие процессы» появления
женщин в новой политической культуре [Tackett, 2015, p. 254-255], изменения отношения людей к революции [Tackett, 2015, p. 61-64], разделения общества во время якобинского террора [McPhee, 2016, p. 188-205].
Таким образом, в данных работах зримо видны веяния англоязычной историографии революции 1980-2010 гг.:
1. Возвращение «политического» под углом культуры и языка («символических форм политических практик» и «риторики революции»). Это, конечно же, связано с «новой культурной историей», основоположником которой является Линн Хант. На нее ссылаются оба историка [Tackett, 2015, p. 354, 376; McPhee, 2016, p. 385, 392].
2. «Возвращение социального» под углом феминизма и «персональных стратегий», наблюдаемых через эго-документы, на что обратила внимание Сьюзан Десан еще в 2000 г. [Desan, 2002, p. 180].
3. Прививку психологического черенка к старому социальному растению, перефразируя Поля Рикёра. Таким образом, социальные конфликты рассматриваются с точки зрения «одержимости», «чувств страха и тревоги» и «подозрительности», а не «классовой борьбы». Здесь историки «вспоминают» Ж. Лефевра, однако главными «игроками» на этом «поле» являются Такетт1 и М. Линтон [Linton, 2013].
Наконец, какова же оценка революции данными историками? Нельзя не заметить, что историки согласны с «ревизионистами» в тезисе об отсутствии «класса буржуазии», будто бы объединенного общим сознанием и руководившего революцией [Tackett, 2015, p. 17-18; McPhee, 2016, p. 56]. Вместе с этим в вопросе происхождения террора они оба в той или иной мере привержены «теории обстоятельств». Более того, в заключении своей книги Макфи прямо пишет о том, что «Революция не завершилась», и сосредотачивает внимание на ее позитивных итогах для воплощения в жизнь концепций народного суверенитета, прав человека, всеобщего избирательного права, равенства людей перед законом, отделения церкви от государства и т. д. Именно эти достижения революции Такетт отмечает в сопроводительных словах к книге Макфи, напечатанных на обороте, попутно отдавая должное австралийскому коллеге за то, что тот «отбросил поверхностный и устарелый взгляд на Французскую революцию, как на синоним крови и насилия». Таким образом, историки стоят на «неолиберальных» позициях, отделяя террор (1793 г.) от революции (1789 г.) и выдвигая на передний план позитивные итоги революции для воплощения в жизнь современных политико-правовых концепций.
1 Несмотря на то, что Такетт отсылает читателя к крупным «историкам эмоций», таким как В. Редди или Б. Розенвейн [Tackett, 2015, p. 6-7], нам кажется его подход «психоисторическим»: его «чувства» (emotions) выступают инструментами для объяснения коллективных действий, в то время как «история эмоций» имеет дело с эмоциями как объектами исследования, принадлежащими культуре.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
Фюре Ф. Постижение Французской революции. СПб.: ИНАПРЕСС, 1998. 224 c. Desan S. What's after political culture? Recent French revolutionary historiography // French historical studies. 2002. Vol. 23. No. 1. P. 163-196. Hunt L. Politics, culture, and class in the French Revolution. Berkeley and Los Angeles: University of California Press, 1984. 245 p.
Linton M. Choosing terror: virtue, friendship, and authenticity in the French Revolution. Oxford: Oxford University Press, 2013. 336 p.
McPhee P. Liberty or death: The French Revolution. London: Yale University Press, 2016. 488 p.
Tackett T. The coming of the Terror in the French Revolution. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2015. 483 p.
REFERENCES
Furet F. Postizhenie Frantsuzskoy revolyutsii [Interpreting the French Revolution].
St. Petersburg: INAPRESS Publ., 1998. 224 p. (in Russian).
Desan S. What's after political culture? Recent French revolutionary historiography, in:
French historical studies. 2002. Vol. 23. No. 1. P. 163-196.
Hunt L. Politics, culture, and class in the French Revolution. Berkeley and Los Angeles:
University of California Press, 1984. 245 p.
Linton M. Choosing terror: virtue, friendship, and authenticity in the French Revolution. Oxford: Oxford University Press, 2013. 336 p.
McPhee P. Liberty or death: The French Revolution. London: Yale University Press, 2016. 488 p.
Tackett T. The coming of the Terror in the French Revolution. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2015. 483 p.
