Научная статья на тему 'Обстоятельства кончины старца Гавриила (Зырянова) (1844-1915). Историко-антропологический этюд'

Обстоятельства кончины старца Гавриила (Зырянова) (1844-1915). Историко-антропологический этюд Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
191
37
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ГАВРИИЛ (ЗЫРЯНОВ) / ТИХОН (БУЗОВ) / ЕЛИЗАВЕТА ФЕДОРОВНА / ЦЕРКОВЬ / КОНЧИНА / ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ / КАЗАНЬ / АНДРОНИК (БОГОСЛОВСКИЙ) / «СЕДМИОЗЕРНОЕ ДЕЛО» / GAVRIIL (ZYRYANOV) / TIKHON (BUZOV) / ELIZAVETA FYODOROVNA / CHURCH / DEATH / THE THEOLOGICAL ACADEMY / KAZAN / ANDRONICUS (BOGOSLOVSKY) / «SEMIOZERNOE BUSINESS»

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Хохлов А. А.

Схиархимандрит Гавриил (Зырянов) (1844-1915) является заметной фигурой на небосклоне позднеимперской церкви. Он известен как продолжатель традиции оптинского старчества, собравший под свое крыло значительное число питомцев Казанской духовной академии. На рубеже XIX-XX вв. под его духовным влиянием находились многие миряне и священнослужители Российской православной церкви, включая статусных гражданских лиц и архиереев. Среди них была и великая княгиня Елизавета Федоровна. В настоящее время в РПЦ готовятся материалы для канонизации схиархимандрита Гавриила в лике общероссийских святых. Между тем, до сих пор остаются неосвещенными многие аспекты его жизни, в особенности, касающиеся последних лет земного пути подвижника. В немалой степени они были обусловлены так называемым «Седмиозерным делом» следственным процессом в отношении старца, являвшегося с 1902 по 1908 гг. наместником Казанской Богородицкой Седмиозерной пустыни, и монастырского казначея иеромонаха Тихона (Бузова), обвиненных в 1910 г. архиепископом Казанским и Свияжским Никанором (Каменским) в накоплении внушительного долга монастыря и хозяйственном упадке обители. И для первого, и для второго процесс, в конечном счете, закончился изгнанием. Впрочем, за месяц до кончины старцу Гавриилу суждено было вновь вернуться в Казань. Проведенные здесь последние дни стали своеобразным финалом его жизненного пути, обнажившим специфику атмосферы, в которую он был погружен, наглядно продемонстрировавшей характеры и личностные черты тех, кто его окружал. Настоящая статья, ставя своей целью историческую реконструкцию тех событий сквозь антропологическую призму, является заключительной частью трилогии, посвященной последним годам жизни святого. Исследование базируется на материалах Государственного архива Республики Татарстан и Государственного архива Российской Федерации. Часть используемых документов впервые вводится в научный оборот.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

THE CIRCUMSTANCES OF THE DECEASE OF THE ELDER GABRIEL (ZYRYANOV) (1844-1915). HISTORICAL AND ANTHROPOLOGICAL STUDY

Archimandrite Gavriil (Zyryanov) (1844-1915) is a prominent figure on the horizon of late Imperial Church. He is known as the successor of the Optina tradition of old age, gathered under his wing a significant number of pupils of the Kazan theological Academy. At the turn of XIX XX centuries under his spiritual influence were many of the laity and clergy of the Russian Orthodox Church, including the status of civilians and bishops. Among them was the Grand Duchess Elizabeth Feodorvna. Currently, the ROC is preparing materials for the canonization of sharemarket Gabriel in the face of all Russian saints. Meanwhile, many aspects of his life, especially those relating to the last years of the earthly path of the ascetic, still remain unlit. To a large extent they were due to so-called «Semiozernyi thing» the investigative process in respect of the elder, who was from 1902 to 1908, the Governor of the Kazan Bogoroditsky Semiozernoe desert, and the monastery Treasurer hieromonk Tikhon (Buzova), accused of 1910 Archbishop of Kazan and Sviyazhsk with Nikanor (Kamensky) in the accumulation of significant debt of the monastery and the economic decline of the monastery. And for the first, and for the second, the process eventually ended in exile. However, a month before the death of the elder Gabriel was destined to return to Kazan. The last days spent here were a kind of finale of his life path, revealing the specifics of the atmosphere in which he was immersed, clearly demonstrating the characters and personality traits of those who surrounded him. This article, aiming at the historical reconstruction of those events through the anthropological prism, is the final part of the trilogy devoted to the last years of the Saint's life. The research is based on the materials of the State archive of the Republic of Tatarstan and the State archive of the Russian Federation. Some of the documents used are being introduced into scientific circulation for the first time.

Текст научной работы на тему «Обстоятельства кончины старца Гавриила (Зырянова) (1844-1915). Историко-антропологический этюд»

Хохлов А. А.

(Казань)

УДК 39 (392)

ОБСТОЯТЕЛЬСТВА КОНЧИНЫ СТАРЦА ГАВРИИЛА (ЗЫРЯНОВА) (1844-1915). ИСТОРИКО-АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ЭТЮД

Схиархимандрит Гавриил (Зырянов) (1844-1915) является заметной фигурой на небосклоне позднеимперской церкви. Он известен как продолжатель традиции оптинско-го старчества, собравший под свое крыло значительное число питомцев Казанской духовной академии. На рубеже XIX-XX вв. под его духовным влиянием находились многие миряне и священнослужители Российской православной церкви, включая статусных гражданских лиц и архиереев. Среди них была и великая княгиня Елизавета Федоровна. В настоящее время в РПЦ готовятся материалы для канонизации схиархимандрита Гавриила в лике общероссийских святых. Между тем, до сих пор остаются неосвещенными многие аспекты его жизни, в особенности, касающиеся последних лет земного пути подвижника. В немалой степени они были обусловлены так называемым «Седмиозерным делом» -следственным процессом в отношении старца, являвшегося с 1902 по 1908 гг. наместником Казанской Богородицкой Седмиозерной пустыни, и монастырского казначея иеромонаха Тихона (Бузова), обвиненных в 1910 г. архиепископом Казанским и Свияжским Ника-нором (Каменским) в накоплении внушительного долга монастыря и хозяйственном упадке обители. И для первого, и для второго процесс, в конечном счете, закончился изгнанием. Впрочем, за месяц до кончины старцу Гавриилу суждено было вновь вернуться в Казань. Проведенные здесь последние дни стали своеобразным финалом его жизненного пути, обнажившим специфику атмосферы, в которую он был погружен, наглядно продемонстрировавшей характеры и личностные черты тех, кто его окружал. Настоящая статья, ставя своей целью историческую реконструкцию тех событий сквозь антропологическую призму, является заключительной частью трилогии, посвященной последним годам жизни святого. Исследование базируется на материалах Государственного архива Республики Татарстан и Государственного архива Российской Федерации. Часть используемых документов впервые вводится в научный оборот.

Ключевые слова: Гавриил (Зырянов), Тихон (Бузов), Елизавета Федоровна, церковь, кончина, духовная академия, Казань, Андроник (Богословский), «Седмиозерное дело».

Archimandrite Gavriil (Zyryanov) (1844-1915) is a prominent figure on the horizon of late Imperial Church. He is known as the successor of the Optina tradition of old age, gathered under his wing a significant number of pupils of the Kazan theological Academy. At the turn of XIX - XX centuries under his spiritual influence were many of the laity and clergy of the Russian Orthodox Church, including the status of civilians and bishops. Among them was the Grand Duchess Elizabeth Feodorvna. Currently, the ROC is preparing materials for the canonization of sharemarket Gabriel in the face of all Russian saints. Meanwhile, many aspects of his life, especially those relating to the last years of the earthly path of the ascetic, still remain unlit. To a large extent they were due to so-called «Semiozernyi thing» - the investigative process in respect of the elder, who was from 1902 to 1908, the Governor of the Kazan Bogoroditsky Semiozernoe desert, and the monastery Treasurer hieromonk Tikhon (Buzova), accused of 1910 Archbishop of Kazan and Sviyazhsk with Nikanor (Kamensky) in the accumulation of significant debt of the monastery and the economic decline of the monastery. And for the first, and for the second, the process eventually ended in exile. However, a month before the death of the elder Gabriel was destined to return to Kazan. The last days spent here were a kind offinale of his life path, revealing the specifics of the atmosphere in which he was immersed, clearly demonstrating the characters and personality traits of those who surrounded him. This article, aiming at the historical re-

construction of those events through the anthropological prism, is the final part of the trilogy devoted to the last years of the Saint's life. The research is based on the materials of the State archive of the Republic of Tatarstan and the State archive of the Russian Federation. Some of the documents used are being introduced into scientific circulation for the first time.

Keywords: Gavriil (Zyryanov), Tikhon (Buzov), Elizaveta Fyodorovna, Church, death, the theological Academy, Kazan, Andronicus (Bogoslovsky), «Semiozernoe business».

DOI: 10.24888/2410-4205-2019-20-3-94-104

Последние месяцы жизни старца Гавриила представляют для историка серьезную источниковедческую проблему. Дело в том, что, с одной стороны, они достаточно хорошо описаны архимандритом Симеоном (Холмогоровым), с другой, «Един от древних», пожалуй, единственный сохранившийся содержательный источник, критически перепроверить который затруднительно. Не вносят ясности и скудные архивные документы. Ни фонды Казанской духовной консистории, ни Казанской духовной академии, в которой прожил свой последний месяц старец, практически ничего нам не сообщают. Между тем, возвращение Гавриила в Казань, как и его кончина в инспекторской квартире осенью 1915 г., хранят в себе немало интересного в контексте предпринятого в настоящем труде исследования. Закономерно, что пройти мимо этого мы себе позволить не можем. Впрочем, предусмотрительно предупредим: ограниченность источниковой базы, накладывающая известные ограничения, побуждает нас взять за основу дедуктивный метод, при том, что не остается ничего другого, как в очередной раз выдвигать смелые версии для реконструкции тех далеких событий. Такова специфика труда историка.

В предыдущих частях работы мы попытались показать, что, вероятно, к прекращению «Седмиозерного дела» могла быть причастна великая княгиня Елизавета Федоровна. По крайней мере, при анализе архивных документов эта версия выглядит как имеющая право на существование. Однако, при выстраивании под нее аргументационной базы, мы не обозначили немаловажный факт: практика личного покровительства, оказывавшегося Елизаветой Федоровной некоторым людям в предреволюционное время, действительно имела место. Это является не только гипотетическим предположением, неизбежно возникающим в условиях известной благотворительной ориентации и широких связей великой княгини, но и обстоятельством, находящим документальную основу.

Номер 35 Общественно-политического издания «Казанская рабочая газета и Известия Совета Солдатских и Рабочих депутатов» (печатный орган Казанского бюро РСДРП) сообщает о небезынтересном случае, произошедшем в Казани после Февральской революции 1917 г., прямо связанном с именем ее Высочества1. В мае 1917 г. монахини Казанского Богородицкого монастыря (всего 41 чел.) обратились в Комитет общественной безопасности «с воззванием о помощи и заступничестве от незаслуженного шестилетнего угнетения со стороны игуменьи Варвары» [11]. Проблема заключалась в том, что санитарная обстановка в монастыре пришла в крайний упадок, в то время как финансовая деятельность игуменьи оставалась закрытой сферой для рядовых сестер монастыря. Согласно сведениям газеты, базирующимся на сообщении насельниц, своеволие матери Варвары было обусловлено «высоким покровительством и мироволием» со стороны великой княгини Елизаветы Федоровны.

КОБ Казани «немедленно поручил членам комитета протоиерею Руфимскому и профессору Бушмакину расследовать по упомянутой жалобе монахинь» [11]. Последние доложили Комитету, что аналогичная жалоба монахинь была направлена архиепископу Казанскому Иакову (Пятницкому), который одновременно с постановлением Исполнительного Комитета назначил следственную комиссию под председательством ректора Ка-

1 Далее для удобства мы будем использовать текст непосредственно источника.

занской духовной академии епископа Анатолия (Грисюка)1 с участием архимандрита Афанасия и священника Краснопёрова. В комиссию также вошли протоиерей Руфимский и профессор Бушмакин, как представители Исполнительного Комитета. В результате комплексной проверки, наряду с зафиксированными злоупотреблениями игуменьи, «следствие подтвердило, что <.. .> особенно плохим было отношение игуменьи к монахиням после знакомства её с бывшей великой княгиней Елизаветой Федоровной»)2. Таким образом, даже если допустить, что революционная газета интерпретировала информацию о ситуации в Богородицком монастыре, исходя из новой политико-идеологической конъюнктуры3, очевидно, что покровительство Елизаветы Федоровны игуменье Варваре, в целом, было общеизвестно4.

В конце августа 1915 г. схиархимандрит Гавриил возвратился в Казань. С того момента, как старец покинул город, прошло ровно 7 лет. Обстоятельства возвращения старца хорошо известны благодаря воспоминаниям отца Симеона (Холмогорова). Вероятно, за пару месяцев до этого, отец Гавриил уже твердо решил, что не проведет остаток своих дней на Псковщине, о чем и сообщал духовным чадам. «Когда к нему приставали с вопросом: «почему так думаете?», - писал архимандрит Симеон - он уклончиво и как бы предположительно говорил: - «Да уж и право не знаю... Немец что ли выгонит?.. Не знаю!» [19]. Между тем, чтобы понять, чем была обусловлена позиция старца, необходимо обратить внимание на общий исторический фон событий, игнорируя уверение архимандрита Симеона, что «не было никаких видимых причин к отъезду» [19].

Летом 1915 г. фронт стремительно приближался к границам Псковской губернии и в июле стоял уже в 200 км. от ее административного центра. В Спасо-Елеазаровом мона-

1 Священномученик Анатолий (Грисюк). С 6 июня 1913 г. - ректор Казанской духовной академии, викарий Казанской епархии.

2 Обратим внимание, что комиссия, возглавляемая епископом Анатолием, который лично был знаком с Елизаветой Федоровной, в ходе расследования злоупотреблений игуменьи Варвары фактически подтвердила хоть и косвенное, но негативное влияние великой княгини на ситуацию в Богородицком монастыре. Между тем, небезынтересно, что Анатолий, будучи архимандритом, был назначен ректором Казанской духовной академии в начале июня 1913 г. [7, л. 659]. В новом статусе он содействовал Елизавете Феодоровне и бывшему ректору КазДА епископу Анастасию в августе того же года в утверждении почетными членами Императорской Казанской духовной академии [8, л. 925-926]. Кроме того, Анатолий был почитателем схиархимандрита Гавриила и принимал в академии Елизавету Федоровну осенью 1915 г., куда она прибыла в связи с похоронами старца. В свете обозначенных фактов, события мая 1917 г. в Казанском Богородицком монастыре, а точнее позиция церковной комиссии по расследованию, получает специфическое нравственно -этическое отражение.

3 Впрочем, знакомство с источниками позволяет заключить, что поступок монахинь, обратившихся за защитой своих прав, не выглядел с позиции современников столь уж беспрецедентным. В период после февраля 1917 г. в церкви как на дрожжах росли демократические настроения, преимущественно в среде приходского духовенства и мирян. Это накладывало свой отпечаток на позицию церковного большинства в отношении статусного епархиального духовенства, характеризовавшегося стремлением к расширению принципов соборности в епархиальной жизни и ограничения власти правящего архиерея. Об этом красноречиво свидетельствуют журналы Экстренного Епархиального съезда о.о. депутатов и представителей Комитетов общественной безопасности от мирян, состоявшегося в начале мая 1917 г. [10, л. 1-87].

4 Великая княгиня действительно не раз посещала Казанский Богородицкий монастырь, жертвовала на строительство его храмов и лично была знакома с игуменьей Варварой с 1910 г. Впрочем, известен и другой случай из этой же линии. В письме императрице Марии Федоровне, датированном 23 июня 1909 г., Елизавета Федоровна просила вдовствующую императрицу об отставном военном Менгдене: «Теперь, дорогая, нечто совершенно из другой области, но для каждого человека его личное дело важнее всего. <...> Менгден в эти годы революционной активности пережил тяжелые времена, и теперь он более или менее беден. Не могла ли бы ты назначить ему годовое содержание, как некоторым из своих командиров полков, потому что он никак не сможет дальше работать, а как командир одного из твоих полков он хоть как-то сможет служить честно. Пожалуйста, сделай это! Я говорю с тобой об этом откровенно, потому что знаю, как ты добра, и кроме меня с тобой никто об этом говорить не будет» [18, с. 35].

стыре оставаться было тревожно и небезопасно. Панические настроения, вероятно, активно проникали сюда. Еще в августе 1914 г. архиепископ Варшавский Николай (Зиоров) писал бывшему псковскому архиерею Арсению (Стадницкому), возглавлявшему в это время Новгородскую кафедру, о панических настроениях в среде подведомственного ему православного духовенства Варшавской епархии, вызванных обострением военной ситуации (это всего 700 км. по прямой от Пскова): «Объявление мобилизации в Привислинском крае вызвало панику в духовенстве: православные попы стали без оглядки удирать куда попало, — особенно так называемые «идейные попы»... Просто позор один! Ксендзы, пасторы и раввины оставались на своих местах, а наши попы задавали «дрю-ля-ля»... Должен был принять исключительные меры к успокоению, и, между прочим, объявлением, что остаюсь здесь до окончания войны. А викарий мой первым записался на выезд в Москву» [6, с. 92].

Ухудшению общего психо-эмоционального фона в губернии способствовали не только долетавшие сюда слухи о стремительном приближении немцев, но и потоки беженцев, прибывавших из Польши. Летом 1915 г., в связи начавшимся германским наступлением в Польше и Прибалтике, тысячи гражданских, спасаясь от войны, хлынули вглубь страны [14, с. 269]. Псковская губерния в этот период стала для них одной из основных транзитных зон. Только в период с 15 по 19 августа (приблизительно в то время, когда старец Гавриил готовился к отбытию в Казань) через Псков проследовало около 5 тысяч беженцев [14, с. 274]. Это обстоятельство побудило духовных чад старца к активности в вопросе его переезда куда-либо в более спокойное место, на что прямо указывает епископ Варнава (Беляев) [1, с. 327]. Отец Гавриил, в конечном счете, выбрал Казань [1, с. 327]. Аналогичные сведения сообщает и очевидец тех событий архимандрит Гурий (Степанов): «Уже в выборе своего нового временного жительства, места вблизи коего протекали годы, годы наибольшей духовной деятельности Старца и на пользу спасения ближних, где в Семиозерной пустыни он впервые вступил на подвиг духовного старчества, где построил храм в целях специального поминовения усопших и чтения псалтири и где в свое время приготовил место и для своего упокоения по смерти, - сквозило, как будто, у старца предчувствие того, что он едет в Казань умирать. Ему были предложены многие другие места, быть может, более удобные и лучшие, но он остановился на Казани, не скрывая даже при этом своего предчувствия о близкой кончине» [19]. Таким образом, решение схиархимандрита Гавриила покинуть Псковщину более схоже с эвакуацией, и, в целом, стало следствием стечения обстоятельств: ощущением им самим приближающейся кончины и прифронтовым положением Псковской губернии, военная и гуманитарная ситуация в которой усложнялась день ото дня1.

В условиях военного положения, очевидно, со стороны архиепископа Псковского Евсевия (Гроздова) не было препятствий для того, чтобы старец - престарелый и больной - покинул пределы его епархии. Не встретило, вероятно, противодействия его возвращение в Казань (где старца уже ждали духовные чада из числа начальствующих Казанской духовной академии) и со стороны архиепископа Казанского и Свияжского Иакова (Пятницкого). Почему? Важно понимать, что Гавриил к тому времени был не только автори-

1 Однако епископ Варнава по окончании своего труда делает добавление, в котором указывает, что «старец приехал из Спасо-Елеазаровой пустыни в Казань, «где можно было несколько отдохнуть и полечиться, а потом снова возвратился на свое старческое служение Церкви Божией. Это он и прежде делал, уезжая на 2-3 месяца в Москву или Киев» [1, с. 376]. Эти сведения можно интерпретировать, как указание на то, что возвращение в Казань носило изначально временный характер - вынужденная мера в условиях войны и шаткого здоровья. Однако посыл биографа противоречит известным настроениям старца, находившегося в предчувствии собственной кончины. Тем не менее, даже принимая во внимание тот факт, что епископ Варнава в своем повествовании не раз допускает неточности, имеются документальные свидетельства в пользу того, что, по крайней мере, некоторые духовные чада отца Гавриила и, в частности, великая княгиня Елизавета Федоровна, хотели бы видеть его в Спасо-Елеазаровом монастыре или по крайней мере похоронить его там.

тетным духовником — за его спиной стояли многочисленные почитатели и духовные дети, в том числе из среды епископата, пользовавшегося влиянием в церкви. Среди них была и великая княгиня Елизавета Федоровна. Поэтому отношение к старцу со стороны правящего архиерея было особенным. Настолько, что владыка Иаков, будучи правящим архиереем, не решался вмешиваться в дела Гавриила и его духовных чад, занимая несколько отстраненную позицию. Так, после смерти старца его ученик инспектор Казанской духовной академии архимандрит Гурий (Степанов) не счел необходимым испрашивать разрешение у правящего архиерея на телеграфирование о случившемся Елизавете Федоровне, а предпочел «прыгнуть через голову» архиепископа. Этот шаг привел к политически щекотливой ситуации и заставил владыку Иакова оправдываться перед казанским губернатором П. М. Боярским: «Поступок Архимандрита Гурия с его своевольною телеграммой на имя Великой Княгини Елисаветы Феодоровны очень не хорош. Но что же делать?» [2, л. 9]. Но вот о каких-либо санкциях архиерея в отношении архимандрита Гурия документы не сообщают.

Между тем, резкая реакция губернатора, вероятно, была обусловлена не столько фактом прямого сношения казанского духовенства с особами из царской фамилии, сколько тем, что массовое траурное мероприятие могло создать подходящие условия для покушения революционно настроенных элементов на жизнь великой княгини. Как отмечает В. Д. Лебедев, политический террор между двумя российскими революциями 1905 и 1917 гг. был нацелен на устранение лиц, имевших монархические взгляды, а возможности противодействия ему были ограничены в связи с Первой мировой войной [12, с. 46]. В силу этого, Елизавета Федоровна находилась под круглосуточным наблюдением и охраной. Вот и казанские архивы сообщают, что губернатор П. М. Боярский срочно телеграфировал генералу А. А. Зурову, являвшемуся егермейстером при великой княгине, что в ее приезд на похороны в Казань в городе готовятся беспорядки, вследствие чего визит желательно было бы отменить [2, л. 8]. Визит, конечно, отменен не был, но был предусмотрительно перенесен с воскресенья 27 сентября на утро понедельника 28 сентября, целью чего, не исключено, было стремление ответственных за безопасность лиц спутать планы злоумышленников [2, л. 6]. Депешу о готовящихся беспорядках великой княгине (вероятно, уже не без благословения архиепископа Иакова) отправила игуменья Варвара, что вновь говорит о ее особой связи с Елизаветой Федоровной [2, л. 6]. Впрочем, непреклонное желание великой княгини во что бы то ни стало проститься со старцем наглядно свидетельствует о характере их взаимоотношений1.

Как бы там ни было, но даже при учете особой позиции архиепископа Иакова в отношении схиархимандрита Гавриила (в переписке с губернатором Иаков именует старца батюшкой, что указывает на лично почтительное отношение иерарха к почившему), его высокого духовного авторитета и поддержки в среде местного духовенства, по приезде в Казань старец поселился не в Седмиозерной пустыни, а в маленькой инспекторской квартире в правом флигеле Казанской духовной академии. Ответ на вопрос, в чем причина этого поступка, лежит на поверхности. Наместником монастыря, несмотря на смерть в ноябре 1910 г. своего покровителя и благодетеля архиепископа Никанора (Каменского), продолжал оставаться архимандрит Андроник (Богословский), являвшийся одной из ключевых фигур в организации «Седмиозерного дела». Поэтому возвращение в Седмиозер-ную пустынь вряд ли было возможно, учитывая психологическую сторону вопроса.

Приезд старца в Казань состоялся 27 августа 1915 г. 2. Почти месяц он провел здесь до своей кончины, последовавшей 24 сентября3 в результате прогрессирования сахарного

1 Проблема потенциальной опасности беспорядков побудила местные гражданские и духовные власти к организации полицейского охранения траурной процессии [2, л. 4].

2 По другим данным - 29 августа.

3 По другим данным - 25 сентября.

диабета, лечить который в те времена не умели. Этот период характеризуется встречами Гавриила с многочисленными духовными чадами и стремительным ухудшением его здоровья [5]. Он подробно описан архимандритом Гурием, все это время находившимся рядом со старцем. Поэтому мы опустим его. В данном случае нас более интересует другая проблема - судьба иеромонаха Тихона (Бузова), бывшего келейника схиархимандрита Гавриила, некогда принявшего на себя едва ли не большую часть тягот и невзгод архиерейского преследования в 1908-1910 гг.

Парадоксально, но источники чрезвычайно скупо говорят об отце Тихоне в это время. Практически ничего о нем не сообщает епископ Варнава (Беляев), равно как и архимандрит Симеон (Холмогоров), к слову, до 1912 г. числившийся насельником Седмио-зерной Богородицкой пустыни и лично знакомый с Тихоном. Налицо обрыв связи старца и его воспитанника.

В предыдущей части настоящей работы мы указывали, что иеромонах Тихон после освобождения из монастырской тюрьмы и восстановлении в священнослужении в феврале 1910 г. отбыл за пределы Казанской епархии. В его судьбе на этом этапе, вероятней всего, определяющую роль сыграл епископ Уфимский Нафанаил (Троицкий), выпускник Казанской духовной академии и почитатель схиархимандрита Гавриила. Следом за Нафанаилом в 1912 г. Тихон отправился на новое место служения уфимского архиерея - в Архангельск, где был приписан к Архиерейскому дому1. Между тем, мы не встречаем отца Тихона среди тех, кто посещал старца Гавриила в последний месяц его жизни в Казани. Нет никаких сведений и о том, был ли он на похоронах своего духовного наставника - событии самом по себе в личном плане крайне значимом. Это не может не вызывать вопросов. Совокупность перечисленных фактов первоначально дала нам основание подозревать, что «Седмиозерное дело» так или иначе сказалось на их отношениях. На основании сохранившихся документов, вполне можно было придти к выводу о том, что в период заключения отца Тихона в Чебоксарский Свято-Троицкий монастырь старец духовно укреплял и поддерживал свое духовное чадо в письмах, но оказал ли он ему реальную поддержку через своих многочисленных влиятельных почитателей и способствовал ли окончанию преследования со стороны архиепископа Никанора, - этого однозначно утверждать мы не могли. Было подозрение, что отсутствие фактической помощи, в той или иной мере, все же способствовало трансформации личных настроений иеромонаха Тихона в оценке его духовной связи со старцем Гавриилом. По крайней мере, иных объяснений «разрыва» у нас не находилось.

1 Данную версию мы выдвинули во второй части трилогии. Однако, в ходе последующих изысканий и личных консультаций, московская исследовательница М. В. Артюшенко сообщила автору данной статьи, что ей удалось установить факт отбытия иеромонаха Тихона из Казанской епархии в 1910 г. не в соседнюю Уфимскую епархию, а в Архангельскую. Данный вывод М. В. Артюшенко сделала, основываясь на фрагменте автобиографии иеромонаха Тихона, сохранившемся в Государственном архиве РФ. Согласно документу, Тихон с 1910 по 1914 гг. служил в качестве иеромонаха при Архиерейском доме в г. Архангельске [3 Л. 10-10 об.]. Кроме того, согласно сведениям названного историка, иеромонах Тихон приехал в Уфу только в 1911 г., где обучался на миссионерских курсах, по окончании которых вновь возвратился в Архангельск. Из чего был сделан вывод, что на этом этапе определяющую роль в судьбе Тихона мог сыграть не епископ Нафанаил (Троицкий), а епископ Архангельский Михей (Алексеев). Михей, также как и старец Гавриил, был воспитанником Оптиной пустыни. Правда, несколько позднее. Версия М. В. Артюшенко выглядит вполне убедительной, учитывая тот факт, что она основывается на архивных документах. Между тем, сбрасывать со счетов вероятность заступничества за отца Тихона преосвященного Нафанаила перед казанским архиереем надежных оснований не имеется. Во-первых, уфимская епархия, в отличие от Архангельской, соседствовала с Казанской. Во-вторых, в 1911 г. иеромонах Тихон приехал именно в епархию, которая находилась под управлением епископа Нафанаила. В -третьих, в 1912 г. произошла рокировка: епископа Нафанаила перевели на служение в Архангельск, а епископа Михея - в Уфу. И, тем не менее, иеромонах Тихон не остался с покровительствовавшим ему Михеем в Уфе, а отбыл в Архангельскую епархию, которая перешла под управления епископа Нафанаила.

Между тем, в фондах Российского государственного архива древних актов сохранился документ, который позволяет если не окончательно снять эту проблему, то, по крайней мере, радикально поменять ракурс ее интерпретации. 10 февраля 1915 г. иеромонах Тихон обратился с прошением на имя преосвященного Иннокентия, настоятеля Московского Донского ставропигиального монастыря. Прошение гласило: «Припадая к стопам Вашего Преосвященства, смиренно прошу Вас, Милостивейший Архипастырь и Отец, принять меня в число братии вверенной Вам св. Обители. Отдавая себя и свое спасение под Архипастырское водительство Вашего Преосвященства за послушание моему духовному Отцу и Старцу Схи-Архимандриту Гавриилу, лично Вам известному, уповаю, что за его святые молитвы Ваше преосвященство не отринет моей смиренной просьбы, а сам я, с помощью Божией, надеюсь быть Вам благодарным и верным послушником» [17, л. 2]. Примечательно, что владыка Иннокентий тут же изъявил готовность принять отца Тихона в число монахов монастыря [17, л. 2]. Таким образом, связь Тихона со старцем Гавриилом поддерживалась и после 1910 г., и последний принимал живейшее участие в судьбе своего духовного воспитанника. В силу этого, причину отсутствия иеромонаха Тихона в Казани накануне смерти схиархимандрита Гавриила, а также на его похоронах, следует искать в другом.

Так или иначе, неоспоримым остается тот факт, что среди многочисленных духовных чад и почитателей старца, в особенности, в последние месяцы жизни, иеромонах Тихон был из числа «белых ворон»: он не относился к так называемому ученому монашеству, выходцам из духовных семинарий и академий. Тихон не имел специального духовного образования, и вся его монашеская жизнь была связана с послушанием в монастыре, а не с духовной школой. В позднеимперский период между этими церковными группами назрел если не открытый конфликт, то, определенно, разрыв. Не случайно, на Всероссийском монашеском съезде, состоявшемся весной-летом 1917 г., из уст в уста передавалось афористичное противопоставление одного монастырского инока: «Вы народ ученый, а мы — толченый», тонко подчеркивавшее идентификационно-груповой антагонизм российского монашества1. Позднейшие исследователи как бы рефлекторно его воспроизвели: в солидном труде «Преподобный Гавриил. Духовный собор его чад и учеников», подготовленном и изданном в Казанской духовной семинарии в 2017 г., содержатся биографии 43 лиц, духовно окормлявшихся у Гавриила или почитавших его. Из них 37 - архиереи, 3 архимандрита, 1 игумения, 1 протоиерей, а также великая княгиня Елизавета Федоровна [16]. Очевидно, что архиереи - это питомцы духовных школ. Архимандрит Варсонофий (Лебедев) был назначен и.о. наместника Казанского Спасо-Преображенского монастыря, также прежде окончив курс академии. И только архимандрит Игнатий (Лебедев), архимандрит Серафим (Щелоков), игумения Фамарь (Марджанова) и протоиерей Алексий (Воробьев) изначально имели опыт монастырской жизни. При этом иеромонаху Тихону (Бузову) в сборнике места не нашлось. Данный факт мало о чем говорит, но все же довольно симптоматичен. Нам не известно, могла ли конфигурация лиц, находившихся рядом со старцем Гавриилом в последний месяц его жизни, определять окружающую атмосферу. Так или иначе, седмиозерские монахи к нему допускались и это известный факт, а причин отсутствия Тихона на похоронах могло быть множество. Однако ее учено-монашеский уклон налицо. Хотя бы, принимая во внимание проживание Гавриила при Духовной акаде-2

мии .

Между тем, похороны старца превратились для Казани в масштабное событие, что подчеркивает всесословный характер его старческого служения: среди его почитателей

1 Одним из его аспектов являлась монополизация «монахами, никогда не видевшими монастыря», карьерных путей в епископы посредством введенного академического ценза. Необходимо отметить, что такая практика сохраняется в РПЦ до сих пор.

2 Так, А.М. Елдашев упоминает о лицах, посетивших старца в сентябре 1915 г. Все они из ученого монашества [5]

было и духовенство, и дворяне, и мещане, и купцы, и крестьяне. Однако место упокоения подвижника некоторое время оставалось неопределенным. Архимандрит Гурий указывает, что старец в разговорах упоминал, как вариант, Седмиозерную пустынь «если будет дано согласие всей братии» [19]. У самого Гурия было намерение похоронить духовного отца на кладбище Спасского монастыря в кремле. В конечном итоге, правящий архиерей местом погребения определил Седмиозерную пустынь. На фоне этого довольно странным выглядит желание Елизаветы Федоровны с течением времени перенести прах старца Гавриила из Казани в Спасо-Елеазаров монастырь1. В качестве альтернативы Седмиозерной пыстыни, великая княгиня предлагала также Казанский Богородицкий женский монастырь [19]. Какая причина крылась в ее нежелании хоронить старца в Седмиозерном монастыре, остается только гадать. Либо это было обусловлено сравнительно дальним месторасположением пустыни (17 верст к северу от Казани), и, как следствие, возникающими в перспективе затруднениями поминальных визитов на могилу, либо осознанием печальных последствий «Седмиозерного дела» для старца и факта сохранявшегося настоятельства в монастыре его гонителя Андроника (Богословского). Как бы то ни было, но, в конечном счете, Елизавета Федоровна согласилась с позицией духовных детей старца: «пусть будет по их желанию» и выразила согласие на отпевание его тела в Академическом храме 28 сентября, на котором сама присутствовала [9, л. 9-9 об.]. После отпевания и литургии траурная процессия двинулась в Седмиозерный монастырь. Великая княгиня проводила гроб с телом Гавриила до Казанского кремля (расстояние ок. 5 км.), где и простилась с ним.

Эту историю можно было бы считать законченной, если бы не ряд моментов, лежащих на поверхности источников, на которые исследователи ранее не обратили никакого внимания. Касаются они все того же архимандрита Андроника (Богословского), упоминание о котором в рассматриваемый период нашло отражение в воспоминаниях архимандрита Гурия (Степанова). Начнем с того, что сразу после смерти схиархимандрита Гавриила в академию были приглашены иеромонахи Седмиозерной пустыни, которые совместно с академическим духовенством читали над усопшим Евангелие. Разумеется, они не могли бы оказаться здесь без благословения наместника своего монастыря [19]. Но примечательно поведение Андроника даже не этим. Как сообщает Гурий, в это время в Казани в Адмиралтейской слободе находилась главная святыня Седмиозерного монастыря и одна из самых чтимых в крае икон Богоматери - чудотворный Смоленско-Седмиозерный образ. Некогда для старца Гавриила он был самым почитаемым2. В память о чудесном избавлении Казани от морового поветрия в 1656 г., икону ежегодно приносили в город для поклонения горожанам. По желанию и распоряжению архимандрита Андроника в ночь накануне отпевания старца Гавриила, когда гроб с его телом стоял в Михайло-Архангельском храме Духовной академии, икону привезли и осенили ею тело усопшего [19]. Дальше -больше. Седмиозерная пустынь встречала почившего «нарядной по-пасхальному», освещенная по периметру горящими бочками со смолой [19]. Ну, а после погребения братия (думается, речь идет, в том числе об участвовавших в похоронах духовных детях старца) была принята в покоях наместника монастыря3, а затем отправилась на общую поминальную трапезу [19].

Было ли описываемое следствием свершившегося внутреннего нравственного преображения архимандрита Андроника (Богословского) или обычным ханжеством, сегодня достоверно определить невозможно. Впрочем, нельзя исключать и того, что детерминирующим фактором внешне почтительного отношения Андроника к усопшему был приезд

1 [19]. О временном характере захоронения в Казанской епархии также говорят сохранившиеся документы [2, 9-9 об.].

2 О чуде исцеления отроковицы от молитв перед этим образом упоминал и писатель А. М. Горький, ставший его свидетелем.

3 В тех самых покоях, из которых архимандрит Андроник 7 лет назад насильно выселил старца Гавриила. К слову, эти покои были построены для Гавриила специально духовными чадами.

на похороны старца Гавриила представителей влиятельной академической корпорации, а также великой княгини Елизаветы Федоровны. В этих условиях, учитывая, что после смерти архиепископа Никанора (Каменского) архимандрит Андроник лишился высокого покровительства, быть тенденциозным он позволить себе уже не мог - специфика положения побуждала к пластичности и осторожности. Ведь среди сонма духовных чад схиар-химандрита Гавриила, прибывших на прощанье с наставником, могли оказаться те, кто не пожелал забыть обстоятельства «Седмиозерного дела» и, исходя из простых человеческих чувств, мог инициировать пересмотр кадрового status quo в Седмиозерной пустыни1. В условиях потери близкого чувства человека поляризуются: от всепрощения до ненависти. Однако, это лишь версия2.

Таким образом, последние дни жизни схиархимандрита Гавриила (Зырянова) представляют собой историю, в которой просматривается сложное переплетение человеческих отношений. Несмотря на ограниченность источников и того факта, что многое из тогда бывшего нам не дано узнать (к сожалению, даже надежные источники не могут передать всех нюансов событий), можно констатировать, что именно в этико-антропологической стороне видится ее основное содержание. Очевидно, старец Гавриил хотел вернуться в Казань и здесь умереть. В этом городе произошло его монашеское становление, где он стал не только общепризнанным духовным авторитетом, но и строителем одного из крупнейших монастырей епархии. Но, в силу специфики атмосферы и кадровой конфигурации в церковной среде города, это оказалось возможным только наполовину. В условиях приближающейся кончины старца и ее наступления, действующие лица этой истории проявили свои подлинные личностные качества: кто-то неотступно следовал за ним до конца, кто-то во что бы то ни стало пожелал исполнить свой долг и проститься с наставником у его гроба, ну, а кто-то поспешил публично продемонстрировать свои исключительно теплые чувства к почившему, будто и не было печальных событий 1908-1910 гг. Тем самым в ней как бы нашел свое реальное воплощение ветхозаветный императив, некогда сформулированный премудрым Соломоном: «Праведник гибнет в праведности своей; нечестивый живет долго в нечестии своем» (Еккл. 7:16).

Список литературы

1. Варнава (Беляев), еп. Тернистым путем к Небу. Жизнеописание старца Гавриила Седмиезерной пустыни. М.: Паломник, 1996. 521 с.

2. Государственный архив Республики Татарстан (ГАРТ). Ф. 1. Оп. 4. Д. 6465.

3. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 3431. Оп. 1. Д. 372; Ф. 10035. Оп. 1. Д. 20866.

1 Архиепископ Иаков (Пятницкий) не жаловал архимандрита Андроника и последний оставался в Седмиезерной пустыни свыше 10 лет «без движения в сане» [15, с. 49].

2 Архимандрит Андроник впоследствии избежал участи многих православных священнослужителей, которые сгинули в сталинских лагерях, либо были репрессированы. В 1921 г. он был хиротонисан в епископа Спасского, викария Казанской епархии. Скончался в 1928 г. Митрополит Мануил (Лемешевский), издавший в 1979 г. многотомный труд, посвященный русским иерархам, сообщает о любви народа и монахов Седмиозерного монастыря к Андронику в последние годы его жизни, его чутком пастырстве и нетлении тела после смерти в течении нескольких дней к ряду [13, с. 255]. Позднейшие исследователи использовали эти сведения без критической оценки. Между тем, работа митрополита Мануила была написана спустя полвека после смерти архимандрита Андроника и в ее основе, вероятно частично, лежали материалы одного из документов, хранящегося сегодня в архиве УФСБ РФ по РТ. Он повествует о первых послереволюционных годах церковной жизни в Казани. В 2013 г. этот материал, получивший условное название «Церковная жизнь Казани в 1918-1925 годах в свидетельствах современника» опубликовал краевед А. М. Елдашев [4, с. 365-411], а в 2018 г. его текст был перепечатан альманахом Казанской духовной семинарии «Православный собеседник» [15]. Авторство данного источника до сих пор однозначно не установлено. Из него мы узнаем, что в последние годы жизни архимандрит Андроник страдал деменциями, а верующие горожане «посмеивались над его старческими выходками» [15].

4. Елдашев А. М. Православная культура в Казанском крае (XVI-XX вв.): очерки истории. Казань: Татарское книжное издательство, 2013. 426 с.

5. Елдашев А. М. Схиархимандрит, наместник Седмиозерной Богородичной пустыни Гавриил (Зырянов) (к 100-летию со дня блаженной кончины). // Звезда Поволжья. № 35 (763). 1-3 октября 2015 г.

6. Ефремова О. Н. На полях сражений и в тылу в 1914-1916 годы: по материалам дневника архиепископа Новгородского и Старорусского Арсения (Стадницкого). // Вестник ПСТГУ. 2014. Вып. 5 (60). С. 88-109.

7. Известия по Казанской епархии. Издание Императорской Казанской духовной академии от 8 июня 1913 г. № 22.

8. Известия по Казанской епархии. Издание Императорской Казанской духовной академии за 1913 г. № 32.

9. Известия по Казанской епархии. Издание Императорской Казанской Духовной академии за 1915 год. № 37.

10. Известия по Казанской епархии за 1917 год. № 19-20.

11. Казанская рабочая газета и Известия Совета Солдатских и Рабочих депутатов. Казань, 1917. № 35.

12. Лебедев В. Д. Политический терроризм в России между двумя революциями начала XX века. // Исторический вестник. 2012. № 149 (Т. 2.). С. 24-46.

13. Мануил (Лемешевский), митр. Русские иерархи, 1893-1965. Erlangen: Universität Erlangen-Nürnberg, 1979. Ч. 1. 431 с.

14. Михайлов А. А. Псков в годы Первой мировой войны, 1914-1915 гг. Псков: Дом печати, 2012. 342 с.

15. Православный собеседник. Журнал Татарстанской митрополии. 2018. № 2 (9).

16. Преподобный Гавриил Седмиозерный. Духовный собор его чад и учеников. Казань: Издание Казанской епархии, 2017. 375 с.

17. Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 1183. Оп. 1/49. 1915 г. Д. 45.

18. Тютюнник Л. И. Вступительная статья: Письма Великой княгини Елизаветы Федоровны к Императрице Марии Федоровне 1883-1916 гг. // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв.: Альманах. 2001. С. 453-487.

19. Симеон (Холмогоров), архим. Един от древних: Схиархимандрит Гавриил, старец Седмиезерной и Спасо-Елеазаровой пустыней. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: https://azbyka.ru/otechnik/Gavriil_Sedmiezerskij/shi-arhimandrit-gavriil-starets-spaso-eleazarovoj-pustyni/#0_8 (дата обращения: 17.04.2019).

References

1. Varnava (Belyaev), ep. Ternistym putem k Nebu. Zhizneopisanie starca Gavriila Sed-miezernoj pustyni. [Thorny path to the Sky. The biography of elder Gabriel the sedmiezernsk desert]. M.: Palomnik, 1996. 521 p. (in Russian).

2. Gosudarstvennyj arhiv Respubliki Tatarstan (GART) [State archive of the Republic of Tatarstan]. F. 1. Op. 4. D. 6465. (in Russian).

3. Gosudarstvennyj arhiv Rossijskoj Federacii (GARF) [State archive of the Russian Federation]. F. 3431. Op. 1. D. 372; F. 10035. Op. 1. D. 20866. (in Russian).

4. Eldashev, A. M. Pravoslavnaya kul'tura v Kazanskom krae (XVI-XX vv.): ocherki isto-rii [Orthodox culture in the Kazan region (XVI-XX centuries): essays on history]. Kazan': Ta-tarskoe knizhnoe izdatel'stvo, 2013. 426 p. (in Russian).

5. Eldashev, A. M. Skhiarhimandrit, namestnik Sedmiozernoj Bogorodichnoj pustyni Gavriil (Zyryanov) (k 100-letiyu so dnya blazhennoj konchiny) [Archimandrite, Abbot of the

Theotokos the desert Semiozernoe Gavriil (Zyryanov) (to the 100th anniversary of the blessed repose)] in ZvezdaPovolzh'ya. Publ. № 35 (763). 1-3 oktyabrya 2015 g. (in Russian).

6. Efremova, O. N. Napolyah srazhenij i v tylu v 1914-1916 gody: po materialam dnev-nika arhiepiskopa Novgorodskogo i Starorusskogo Arseniya (Stadnickogo) [On the battlefields and in the rear in 1914-1916: based on the diary of Archbishop of Novgorod and old Russian Ar-seny (Stadnitsky)] in VestnikPSTGU. Publ. 2014. Vyp. 5 (60). pp. 88-109. (in Russian).

7. Izvestiya po Kazanskoj eparhii. Izdanie Imperatorskoj Kazanskoj duhovnoj akademii ot 8 iyunya 1913 g. [News on the Kazan diocese]. № 22. (in Russian).

8. Izvestiya po Kazanskoj eparhii. Izdanie Imperatorskoj Kazanskoj duhovnoj akademii za 1913 g. [News on the Kazan diocese]. № 32. (in Russian).

9. Izvestiya po Kazanskoj eparhii. Izdanie Imperatorskoj Kazanskoj Duhovnoj akademii za 1915god. [News on the Kazan diocese]. № 37. (in Russian).

10. Izvestiya po Kazanskoj eparhii za 1917 [News on the Kazan diocese]. № 19-20. (in Russian).

11. Kazanskaya rabochaya gazeta i Izvestiya Soveta Soldatskih i Rabochih deputatov. Kazan', 1917 god [Kazan workers 'newspaper and news of the Council of Soldiers 'and Workers' deputies]. № 35. (in Russian).

12. Lebedev, V. D. Politicheskij terrorizm v Rossii mezhdu dvumya revolyuciyami na-chala XX veka [Political terrorism in Russia between the two revolutions of the early XX century] in Istoricheskij vestnik. Publ. 2012. № 149 (T. 2.). pp. 24-46. (in Russian).

13. Manuil (Lemeshevskij), mitr. Russkie ierarhi, 1893-1965 [Russian hierarchs, 18931965]. Erlangen: Universität Erlangen-Nürnberg, 1979. Ch. 1. 431 s. (in Russian).

14. Mihajlov, A. A. Pskov v gody Pervoj mirovoj vojny, 1914-1915 gg. [Pskov during the First world war, 1914-1915]. Pskov: Dom pechati, 2012. 342 p. (in Russian).

15. Pravoslavnyj sobesednik. Zhurnal Tatarstanskoj mitropolii [Orthodox interlocutor. The magazine of the Archdiocese of Tatarstan]. 2018. № 2 (9). (in Russian).

16. Prepodobnyj Gavriil Sedmiozernyj. Duhovnyj sobor ego chad i uchenikov [Reverend Gabriel Semiozernyi. The spiritual Council of his children and pupils]. Kazan': Izdanie Kazanskoj eparhii, 2017. 375 p. (in Russian).

17. Rossijskij gosudarstvennyj arhiv drevnih aktov (RGADA) [Russian State Archive of Ancient Acts]. F. 1183. Op. 1/49. 1915 g. D. 45. (in Russian).

18. Tyutyunnik, L. I. Vstupitel'naya stat'ya: Pis'ma Velikoj knyagini Elizavety Fedorov-ny k Imperatrice Marii Fedorovne 1883-1916 gg. [Introduction: the Letters of Grand Duchess Elizabeth Feodorovna to the Empress Maria Feodorovna, 1883-1916] in Rossijskij Arhiv: Isto-riya Otechestva v svidetel'stvah i dokumentah XVIII-XX vv.: Al'manah. 2001. pp. 453-487. (in Russian).

19. Simeon (Holmogorov), arhim. Edin ot drevnih: Skhiarhimandrit Gavriil, starec Sedmiezernoj i Spaso-Eleazarovojpustynej [A single from the ancients: Archimandrite Gabriel, the elder and the sedmiezernsk Spaso-Eleazarov desert]. [Electronic resource]. - Mode of access: https://azbyka.ru/otechnik/Gavriil_Sedmiezerskij/shi-arhimandrit-gavriil-starets-spaso-eleazarovoj-pustyni/#0_8 (date accessed: 17.04.2019). (in Russian).

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.