Общие проблемы Текст научной статьи по специальности «Социологические науки»

ОБЩИЕ ПРОБЛЕМЫ

1. Доходы работающего населения России

Часть вторая Динамика и дифференциация доходов*

1. Вступительные замечания

В первой части этой статьи была зафиксирована крайне низкая материальная обеспеченность работающего населения России. За два месяца, прошедшие со времени ее публикации, получены и присоединены к разрабатываемому массиву данные о доходах работников в октябре и ноябре 1993 г. Кроме того, выяснилась необходимость, не изменяя границ градаций шкалы,, описанной в первой части статьи, выделить наиболее обеспеченную часть "состоятельных" работников, идентифицировав их как "богатых". Полученная в результате картина материальной обеспеченности работников оказалась чуть менее. благоприятной, чем показанная в первой части статьи. Так, доля "обнищавших" увеличилась с-16,3 до 17,9%, суммарная доля "бедных", "нуждающихся" и живущих в "относительном достатке" снизилась с 76,1 до 73,6%, а доля "состоятельных" уменьшилась на 0,5%

Однако качественно картина не изменилась. Половина работающего населения, как и раньше, живет ниже границы бедности, в том числе более шестой его части — на уровне нищеты. Чуть больше четверти работников занимают среднее положение, названное нами "нуждаемо-. стью". Оно характеризуется умеренной бедностью, что означает жизнь "от получки до получки" ,без возможности существенных сбережений, а нередко и с образованием долгов. Шестая-седьмая часть работников живет в . относительном достатке, т.е. обеспечена, в сравнении с большинством россиян, но далеко не достигает уровня жизни соответствующих групп в развитых странах. Сравнительно высокое благосостояние ("состоятельность") характерно лишь для одного из двенадцати работающих россиян, а "богатыми" (да и то "на русский манер") могут быть названы лишь 3%.

Относительная пессимистичность этой картины, по сравнению с данными официальной статистики и ряда специализированных социолого-бюджетных исследований благосостояния, частично объясняется тем, что большинство респондентов склонно занижать свои доходы, причем это занижение тем больше, чем в более общей форме задается вопрос. А так как степень детализации мониторинга существенно меньше, чем специализированных исследований**, то его данные о доходах, скорее всего, менее точны. Тем не менее мы предпочитаем анализировать их в том виде, в каком они были нами получены, не пытаясь их "исправлять". .

В связи с этим хочу подчеркнуть, что цель нашего исследования — не в том, чтобы поставить под сомнение,

* Первая часть статьи опубликована в информационном бюллетене № 1 за 1994 г. С. 5—10.

** По данным Госкомстата и некоторых научных центров, изучающих проблемы бедности за 1992—1993 гг., ниже ее границы жили 30—35% россиян, а за гранью нищеты — примерно 10%. См., например, "Изменения в уровне жизни и социальные проблемы адаптации населения к рынку". Институт социально-экономических проблём народонаселения. М., 1994. С. 15—18.

а тем более опровергнуть данные об уровне и динамике доходов российских работников, получаемые другими исследователями. Наша задача — дополнить картину материальной обеспеченности россиян, сопоставив "объективные" данные о получаемых ими доходах с их собственными ощущениями по этому чувствительному вопросу. Дело в том, что массовые оценки "стоимости прожиточного минимума" и "дохода, позволяющего жить нормально", отражают влияние множества факторов, не учитываемых статистикой. Кроме того, представления людей об уровне собственной обеспеченности, ее динамике и соотношении с другими группами важны как индикаторы не только соответствующих объективных процессов, но и социального настроения разных групп, в частности их отношения к проводимым реформам. Уже в силу одного этого обстоятельства "субъективные" самооценки своего благосостояния должны учитываться в социальной политике.

2. Общественные и индивидуальные оценки обеспеченности

Соотнесение фактических доходов респондентов с градациями социальной шкалы материальной обеспеченности можно рассматривать как массовую оценку или как выражение общественного мнения о благосостоянии соответствующих групп. С другой стороны, мониторинг содержит индивидуальные оценки респондентами собственного материального положения. Сопоставление общественных и индивидуальных оценок последнего позволяет как косвенно проконтролировать адекватность социальной шкалы, так и выяснить соотношение между действительным положением различных групп работников и его самооценками (см. табл. 1).

Таблица 1

Самооценки материального положения работников,

находящихся на разных ступенях обеспеченности (май—ноябрь 1993 г, в % к итогу по строке)

Градации социальной шкалы обеспеченности Самооценки материального положения

очень плохое плохое среднее хорошее очень хорошее всего

Нищета 15 '45 38 2 — 100

Бедность 10 40 47 3 — 100

Нуждаемость 6 31 .57. 6 — 100

Относительный достаток 3 20 68 9 100

Состоятель- ность ' 2 11 57 ‘ 27 3 100

В том числе богатство 1 6 49 37 6 100

Всего ' 8 33 52 7 - 100

Очевидна прямая связь между реальным уровнем благосостояния респондентов и его субъективной оценкой. Так, с переходом от "нищеты" к "богатству" доля респондентов, считающих свое положение "плохим" или "очень плохим", уменьшается с 60 до 7%, а "хорошим" и "очень хорошим" — возрастает с 2 до 43% Вместе с тем. респонденты, относящиеся к одним и. тем же градациям шкалы обеспеченности, оценивают уровень своего благо-

состояния самым различным образом. При этом индивидуальные оценки своего материального положения оказываются значительно более усредненными, чем социальные оценки, вытекающие из массовых представлений о значениях "прожиточного минимума" и "нормального дохода". В принципе можно было бы ожидать определенного соответствия градаций социальной шкалы обеспеченности ступеням самооценок, где "нищета" соответствовала бы "очень плохому", бедность — "плохому", нуждаемость — "среднему", относительный достаток — "хорошему", а состоятельность — "очень хорошему" положению. Однако в действительности такого соответствия нет. Так, согласно социальной шкале, за линией нищеты живут 18%, а в достатке и состоятельности — 23% работников, в то время как оценки собственного благосостояния как "очень плохого" составляют 8, а "очень хорошего" — лишь доли процента. Напротив, к средней градации обеспеченности, согласно социальной шкале, относятся 26%, а по личным самооценкам — 52%.

Одна из причин этогр расхождения заключается в том, что градации социальной шкалы обеспеченности отражают лишь уровень текущих заработков, доходов респондентов. Респонденты же оценивают свое материальное положение, учитывая не только доходы, но и накопленное имущество, денежные сбережения и проч. Лица, получающие небольшую зарплату, но имеющие солидные накопления, хорошие квартиры, дачи, земельные участки, автомашины, бытовую технику и т.д., не считают свое положение плохим хотя бы потому, что могут его улучшить путем продажи, сдачи или производительного использования части имущества. Думается, что при изучении бедности следует концентрировать внимание прежде всего на тех людях, текущие доходы которых низки, и которые считают свое материальное положение плохим. Сейчас эта группа составляет 27% работающего населения.

Другой причиной разрыва между социальными и индивидуальными оценками благосостояния служит адаптированность большинства людей к условиям собственной существования. Чем выше положение человека и чем в более развитую среду он включен, тем выше его социальные притязания, и наоборот. Не случайно две пятых респондентов, живущих за чертой нищеты, оценивают свое материальное положение как среднее или даже хорошее. С другой стороны, из наиболее состоятельных россиян считают свое положение хорошим и очень хорошим всего 43%, а 7% оценивают его как плохое и очень плохое. По-видимому, эти люди сравнивают свое положение не с массовыми слоями российского общества, а либо с самыми богатыми группами (сколь бы малы они ни были), либо с гражданами развитых стран. Отсюда и более высокие притязания, нежели у большинства россиян, и заниженная оценка своего положения. .

К аналогичным выводам приводит анализ оценок респондентами общих условий жизни в современной России (см. табл. 2).

' Бросается в глаза принципиальная близость оценок общего качества жизни работниками, находящимися на ступенях нищеты, бедности и нуждаемости. Хотя при переходе от нищеты к нуждаемости отношение числа оптимистических оценок к числу пессимистических возрастает с 0,09 до 0,27, общая картина от этого не меняется. В группе относительного достатка этот показатель достигает 0,54. Однако качественно иную оценку современной жизни в России демонстрируют лишь люди состоятельные. В их среде соотношение оптимистических и пессимистических оценок составляет 8:5. Отсюда следу-

Таблица2

Оценки условий жизни в России работниками, находящимися на разных ступенях обеспеченности (май—ноябрь 1993 г, в % к итогу по строке)

Градации социальной шкалы обеспеченности Оценки современной жизни в России

положение бедственное, терпеть его невозможно жить трудно, но терпеть еще можно все йе так плохо, и жить вполне можно

Нищета 45 51 4

Бедность 39 54 7

Нуждаемость 33 58 9

Относительный достаток 26 60 14

Состоятельность 20 48 32

В том числе богатство 14 40 41

Всего 35 55 10

ет, что процесс ускоренного социального расслоения охватывает российское общество не равномерно, подобно растягиваемой гармонике, а односторонне, — все резче отделяя верхние страты от массовых слоев, концентрирующихся на полюсе бедности.

Вряд ли следует удивляться тому, что структура оценок респондентами общего качества своей жизни сходна со структурой самооценок материального положения. В условиях углубляющегося экономического кризиса большинство людей вынуждено смотреть на мир прежде всего "через прилавок". Закономерно и то, что оценки качества жизни более оптимистичны, чем оценки материального положения, являющегося самой болевой точкой общества. Здесь сказывается, с одной стороны, разнообразие факторов, формирующих общее качество жизни, а с другой — различия ценностных ориентаций, свойственных разным общественным группам и различным типам людей. Те, кто ориентированы прежде всего на культурные, демократические и либеральные ценности, при прочих равных условиях чувствуют себя лучше тех, для кого главные ценности — материальные. Не случайно 6% бедных полагают, что "все не так плохо, и жить вполне можно", в то время как 14% богатых считают положение бедственным и невыносимым.

Приведем некоторые дополнительные данные о положении и взглядах работников, находящихся на разных ступенях материальной обеспеченности (см. табл. 3).

Приведенные данные подтверждают высокую дифференцирующую силу социальной шкалы обеспеченности.' Кроме того, они свидетельствуют о значительно меньших различиях в положении трех малообеспеченных групп, чём между этими и более обеспеченными группами.

3. Динамика материальной обеспеченности работников

До сих пор мы рассматривали результаты анализа объединенного массива данных, полученного из восьми ежемесячных опросов населения России (с мая по декабрь 1993 г.)*. В данном же разделе мы проанализируем

* При построении социальной шкалы материальной обеспеченности работников в каждом месяце используются данные двух опросов. Значения "социального прожиточного минимума" и "нормального дохода" берутся из анкет предпоследнего, а значения фактических доходов работников — из анкет последнего месяца. Это связано с тем, что соответствующие вопросы анкеты касаются доходов, полученных в прошлом месяце. При использовании такой методики данные восьми опросов позволяют анализировать динамику доходов респондентов лишь за семь месяцев.

показатели каждого из этих опросов раздельно с тем, чтобы выяснить динамические тенденции распределения респондентов по градациям социальной шкалы материальной обеспеченности (см. табл. 4). Семь месяцев — недостаточный срок, чтобы судить о стратегических сдвигах в распределении доходов, однако выявить краткосрочные тенденции приведенные данные позволяют. В частности, они показывают, что с мая по июль благосостояние людей существенно ухудшалось. Доля работников, живущих за порогом бедности, за два месяца увеличилась с 49 до 54%, в том числе доля обнищавших

— с 17 до 21%. Эта тенденция сочеталась с увеличением доли лиц, живущих в достатке (с 6 до 7—8%). Удельный же вес работников со средним уровнем обеспеченности уменьшился с 45 до 39%. Это означало быстрый рост социального расслоения.

Таблица 3

Различия в положении и взглядах работников, находящихся на разных ступенях обеспеченности (май—ноябрь 1993 г, в% к итогу по столбцу)

Особенности положения и взглядов работников Градации шкалы материальной обеспеченности

нищета бед- . ностъ нужда- емость относ. достат. состо- ятель- ность богат- ство

"Вполне" или, "скорее”, удовлетворены зарплатой 4 ’ ; 5 15 27- 45 56

Рост заработков (доходов) не отстает от роста цен 6 7 12 25 49 59

Имеются валютные доходы 1 - 1 2 4 24 42

Имеются средства для покупки акций 16 21 26 32 43 49

Но питание расходуется не больше половины доходов 10 14 19 28 39 58

Питание в последнее время не ухудшилось 33 38 52 - 63 79 87

Население отреагировало на дальнейшее ухудшение своего положения забастовками, митингами, демонстрациями, требованиями к органам государственной власти и другими формами общественного протеста. В результате правительство реформаторов было вынуждено несколько облегчить жизнь людей, приподняв уровень их личных доходов. Оно значительно (в 1,8 раза) повысило минимальную заработную плату, а соответственно и все остальные ставки в бюджетном секторе, выплатило часть долгов сельскому хозяйству, пошло на уступки в переговорах с шахтерами и другими группами работников, повысило уровень пенсий. В

результате рост личных доходов населения на короткий период опередил рост цен, и снижение реальных доходов сменилось их повышением. К сентябрю доля малодоходных групп сократилась с 54 до 47%, доля среднедоходных возросла с 39 до 43%, а высокодоходных — с 7 до 10%. При' стабильной экономической ситуации такой сдвиг можно было бы воспринять с оптимизмом, но в условиях системного кризиса общества это стало лишь кратковременным проблеском на фоне общего сгущения туч. Уже к ноябрю доля бедных и обнищавших снова выросла до 50%, доля среднеобеспеченных почти не изменилась (43—44%), а наиболее обеспеченных уменьшилась с 10 до 7%.

Накладывающиеся друг на друга процессы обнищания россиян и растущего социального расслоения оказывают весьма различное воздействие на положение разных общественных групп и слоев: в то время как одна их часть беднеет, другая — быстро обогащается. В следующих разделах статьи мы рассмотрим особенности материального положения основных социально-экономических и социально-должностных групп работников.

4. Предпринимательский слой: идентификация и структура

Инструментарий мониторинга содержит данные об основных занятиях респондентов (постоянная или периодическая работа по найму; занятие частным бизнесом; индивидуальная трудовая деятельность); об основных родах их деятельности (владельцы частных предприятий; самозанятые; наемные работники предприятий, организаций и фирм); об экономических типах организаций, в которых заняты респонденты (от госбюджетных до принадлежащих отдельным лицам); о заработках (доходах), полученных респондентами в прошлом месяце по основному месту работы и из других источников, в том числе от бизнеса. Сопоставление этих данных позволяет не только надежно выделить слой работников, занятых частным предпринимательством, но и выяснить его внутреннюю структуру, а также оценить материальное положение предпринимателей в сравнении с работающими по найму.

Начнем с проблем, связанных с идентификацией интересующего нас слоя и входящих в его состав групп. Совместное рассмотрение ответов на названные выше вопросы выявляет отсутствие у большинства россиян ясного представления о том, что такое предпринимательская деятельность и где проходят ее границы. Отсюда трудность самоидентификации респондентов по основному типу занятия и роду деятельности, а соответственно и адекватного разделения предпринимателей, самозанятых и наемных работников. Множество противоречий в ответах опрашиваемых на задаваемый в разных формулировках, в сущности, один и тот же вопрос, требует

Таблица 4

Динамика материальной обеспеченности работников (в % к итогу по столбцам)

Градации материальной обеспеченности Месяцы 1993 г. В среднем

V VI VII VIII • |Х X XI

Нищета 17 20 21 16 15 18 17 18

Бедность 33 32 33 33 33 32 32 33

Нуждаемость 27 26 26 22 26 27 29 26

Относительный достаток 16 14 13 19 16 14 15 15

Состоятельность 6 8 7 - 10 10 9 7 8

В том числе богатство 3 . 3 3 3 4 4 2 3

Всего 100 100 100 100 100 100 100 100 -

специальных методов идентификации предпринимателей, которые и были нами применены.

Исходным пунктом этой работы явилось установление признаков, выделяющих слой предпринимателей из остальной массы работников. Чтобы не упустить ни одной группы, потенциально могущей рассматриваться как предпринимательская, первоначальные рамки искомого слоя были очерчены весьма широко: в качестве "потенциальных предпринимателей" рассматривалось все множество работников, за исключением единственной (но наиболее многочисленной) группы, а именно работников государственного и полугосударственного секторов, назвавших как своим основным занятием, так и своим основным родом деятельности работу по найму. Что касается наемных работников частного сектора, занимающих промежуточное положение между наемными работниками госсектора и владельцами частных предприятий, то вначале они рассматривались как претенденты на статус "протопредпринимателей", входящих в предпринимательский слой. Но рассмотрение конкретных данных о положении и менталитете лиц, работающих по найму в частном секторе, не подтвердило их близости к предпринимателям. Поэтому они были отнесены к наемным работникам и рассматривались в рамках соответствующих профессионально-должностных групп.

Далее надо было определить структуру групп, образующих предпринимательский слой. Многоэтапный итерационный анализ объективных и субъективных характеристик различных типов предпринимателей в конечном счете позволил выделить три основных элемента данного слоя:

а) Владельцы частных предприятий (своего бизнеса). К этой группе мы отнесли респондентов, указавших, что они заняты в частном .секторе, что их основное занятие — предпринимательство, а основной род деятельности — руководство собственным бизнесом. Эта высшая страта российских предпринимателей составляет 1% работающего населения страны.

б) Самозанятые (занятые индивидуальной трудовой деятельностью). Эту группу составили лица, занятые в частном секторе и назвавшие своим основным занятием и основным родом деятельности либо только ИТД, либо ИТД и бизнес. При этом мы исходили из того, что люди, занятые индивидуальным трудом, имеют определенные основания считать себя бизнесменами, в то время как владельцы собственных предприятий вряд ли способны отнести себя к самозанятым. Поэтому те, кто в ответе хотя бы на один из названных выше вопросов признал себя "индивидуалом", или самозанятым, должен быть признан именно таковым. Группа занятых индивидуальным трудом занимает среднее положение в слое предпринимателей, а ее численность лишь немного больше численности владельцев предприятий (1,3%).

в) Полупредприниматели, или работники, сочетающие наемный труд на предприятиях, в организациях или

фирмах с занятиями индивидуальной трудовой деятельностью или ведением своего бизнеса. Это нижняя, замыкающая, причем наиболее многочисленная (6,2% работников) группа предпринимателей занимает промежуточное место между теми, кто полностью занят бизнесом, и теми, кто живет на зарплату. Не оставляя мест своей основной работы, полупредприниматели приобретают деловые навыки, подкапливают капитал, устанавливают нужные связи и постепенно "становятся на ноги". После этого наиболее удачливые из них расстаются с прежней работой и становятся самостоятельными бизнесменами. Полупредприниматели составляют социальную базу расширенного воспроизводства данного слоя. Это промежуточное звено мобильности от наемного труда к частному бизнесу.

5. Предпринимательский слой: доходы

Идентификация групп предпринимателей открывает возможность сравнения их доходов с, доходами населения, работающего по найму. Но прежде чем обратиться к такому сравнению, необходимо критически оценить надежность данных мониторинга о доходах предпринимателей. Эта проблема связана с двумя обстоятельствами. Первое из них заключается в том, что предпринимательские доходы несопоставимы с зарплатой наемных работников, поскольку включают накопления и расходы на инвестиции. Чтобы сравнение было методически правильным, во внимание следует принимать только личные доходы предпринимателей. Между тем анкета мониторинга не дифференцирует валовые и личные доходы последних, что допускает разное понимание вопроса и разное содержание ответов, а следовательно, снижает надежность данных. Однако экспертный анализ ответов показывает, что большая часть опрошенных предпринимателей указывала не валовый, а именно личный доход. К тому же в условиях инвестиционного кризиса действие этого фактора, по всей вероятности, минимально.

Сложнее обстоит дело с повышенной склонностью предпринимателей к занижению доходов, для чего есть достаточно оснований. Так, большинство деловых людей, наряду с легальными операциями, занимается не вполне легальным, а то и противозаконным бизнесом, не упоминаемым при подсчете доходов. Немалая часть предпринимательских доходов принимает валютную форму и направляется в западные банки, о чем тоже умалчивается. Наконец, бизнесмены опасаются рэкета, равно как и агрессивной зависти люмпенизированного населения. Не случайно каждый шестой из них просто отказывается отвечать о доходах, ссылаясь на коммерческую тайну и иные причины. К сожалению, мы не знаем ни примерных размеров занижения доходов предпринимателей, ни его распределения между структурными элементами слоя. Поэтому мы вынуждены использовать содержащиеся в анкетах данные без какой-либо коррекции, т.е. такими, как есть. Высказанные же соображения необходимо учи-

Таблица 5

Распределение предпринимателей и наемных работников по градациям социальной шкалы обеспеченности

(май—ноябрь; в% к итогу по строке)

Группы работников Градации социальной шкалы обеспеченности

нищета бедность нуждаемость относит, достаток состоятельность в том числе богатство всего

Все работники 16 34 26 16 8 3 100

В том числе

Предприниматели - 15 23 23 39 23 100

Работающие по найму 17 36 27 15 5 1 100

тывать лишь при интерпретации получаемых результатов анализа.

Материальная обеспеченность предпринимателей и наемных работников в 1993 г. характеризовалась следующими данными (см. табл. 5).

Доходы каждого из сравниваемых слоев были достаточно сильно дифференцированы: и в том, и в другом из них были определенные доли богатых и бедных людей. Однако соотношение численности богатых и бедных среди наемных работников составляло 1:50, а среди предпринимателей — 3:2, или в 75 раз больше. Не случайно модальным интервалом обеспеченности предпринимателей была состоятельность, а наемных работников — бедность. Несмотря на явно наблюдаемую тенденцию к занижению доходов предпринимателей, почти две пятых из них идентифицируются в качестве состоятельных, в том числе почти четверть — в качестве богатых. С учетом же недекларируемых доходов эти цифры значительно выше.

Уровень нищеты представлен только работающими по найму. Из занятых частным бизнесом не нищенствует никто, хотя 15% бедны. Скорее всего, это те, кто либо начинают свой бизнес и еще не успели встать на ноги, либо те, кто идут к разорению. Средние ступени обеспеченности (нуждаемость и относительный достаток) представлены и наемными работниками, и предпринимателями, причем более-менее пропорционально (46 и 42%). Но если для первых достижение этих ступеней означает относительное благополучие, то для вторых — лишь начало пути к успеху. В целом же в современной России занятие предпринимательством служит одним из мощнейших факторов роста благосостояния.

Вместе с тем слой предпринимателей неоднороден, и составляющие его группы существенно различаются своим положением (см. табл. 6).

Начнем с методического комментария. Как видно из таблицы, социальная шкала обеспеченности, вполне успешно дифференцирующая наемных работников, для предпринимателей недостаточна. Она хорошо дифференцирует полупредпринимателей, но "не справляется" с самозанятыми и владельцами предприятий. Действительно, половина первых и две трети вторых сосредоточиваются в градации "состоятельность".

Что же касается существа вопроса, то уровень материальной обеспеченности сравнимаемых типов предпринимателей весьма различен. Так, среди владельцев предприятий на одного бедного приходятся 44 богатых, среди самозанятых — 10, а среди полупредпринимателей — менее единицы (в среднем по слою — 1,5) — различия чрезвычайно большие. Однако, оценивая их, не следует забывать, что среди наемных работников аналогичный показатель составляет лишь 0,02.

Практически все предприниматели, живущие в бедности, совмещают занятие бизнесом с постоянной рабо-

той по найму, т.е. относятся к группе полупредпринимателей. Иными словами, "настоящие" бизнесмены бедными не бывают. Наименьшей ступенью их обеспеченности служит нуждаемость — она характерна для 16% владельцев предприятий и 22% самозанятых. По-видимому, здесь мы встречаемся с теми, кто не сумел добиться делового успеха, а, может быть, движется к банкротству. Ведь мобильность в сфере бизнеса весьма высока, ежегодно значительная часть бизнесменов разоряется, и им на смену приходят новые люди.

Среди занятых индивидуальной трудовой деятельностью нужду испытывает каждый четвертый. Необходимо заметить, что эта группа предпринимателей отличается наибольшей дифференциацией доходов. Это объясняется чрезвычайным разнообразием видов и типов ее деятельности — от оказания простейших услуг (уборки помещений, курьерских обязанностей и проч.) — до частной адвокатской практики, делового консультирования и др.

Каждый пятый полупредприниматель является бедным, а каждый второй материально нуждается. Это связано с начальной стадией развития их бизнеса, ограниченностью его масштабов, а иногда и случайным характером. На фоне "настоящих", "полных" предпринимателей эта группа выглядит бедной. Однако разница в реальных доходах полупредпринимателей и тех, кто работают "за зарплату", шокирующе резка. Так, в первой группе соотношение бедных и состоятельных составляет 22:30, а во второй — 53:5. Богаты же 16% полупредпринимателей и всего 1,5% наемных работников. Таким образом, даже ограниченное участие наемных работников в сфере бизнеса способствует их выходу из бедности, а более основательное погружение в эту сферу часто оборачивается состоятельностью и богатством. '

6. Доходы работающих по найму

Посмотрим теперь, как дифференцируется материальное благосостояние тех групп россиян, которые работают по найму. Этот вопрос мы хотели бы рассмотреть применительно к следующим укрупненным профессио-нально-должностным группам, существенно различающимся своими общественными функциями, типом выполняемого труда и социально-экономическим положением: а) руководящие кадры, или "начальство" (директора и другие руководители производственной, коммерческой и финансовой сфер, ответственные работники органов власти); б) высшая интеллигенция (специалисты с законченным высшим образованием, высокой самооценкой своей квалификации и суммарным доходом от основного и дополнительных занятий не ниже медианного уровня); в) массовая интеллигенция (специалисты, не вошедшие в группу "б", и помощники специалистов, занятые полуинтеллигентным трудом); г) рабочая аристократия (квалифицированные рабочие с образованием не ниже среднего ПТУ и суммарным доходом не ниже

Таблица 6

Материальная обеспеченность разных.групп предпринимателей (май—ноябрь 1993 г, % к итогу по строке)

Группы предпринимателей’ 'I Градации шкалы материальной обеспеченности

бедность нуждаемость относит, достаток состоятельность в том числе богатство всего

Все предприниматели 15 23 23 " 39 23 100

Из них:

Владельцы предприятий Г 16 20 63 44 100

Самозанятые (ИТД) 3 22 24’ 51 31 100

Полупредприниматели 22 25 23 30 16 100

медианного); д) индустриальные рабочие (квалифицированные рабочие промышленности, строительства, транспорта, связи и других несельскохозяйственных отраслей, не вошедшие в группу "г"); е) неквалифицированные работники (рабочие сельского хозяйства, рабочие и служащие индустриальных отраслей, труд которых не требует профессиональных знаний).

Ниже показано положение названных групп на социальной шкале обеспеченности, причем сами группы располагаются в порядке снижения их благосостояния (см. табл. 7).

Таблица 7

Материальная обеспеченность укрупненных профессионально-должностных групп работников (май—ноябрь 1993 г, в % к итогу по строке)

Большая часть работающих по найму распределяется между нищетой, бедностью и нуждаемостью. Не только состоятельность, но и относительный достаток представлены здесь сравнительно слабо, а богатство почти не встречается. Модальный интервал материальной обеспеченности рабочей аристократии, высшей интеллигенции и руководящих кадров — нуждаемость; массовых групп интеллигенции и индустриальных рабочих — бедность; а неквалифицированных работников — бедность пополам с нищетой.

Надо признать, что на уровне здравого смысла и общего социального опыта полученная картина воспринимается как не вполне соответствующая действительности, т.е. слишком уж черная, что вынуждает нас возвратиться к проблеме занижения доходов. В первую очередь этот вопрос касается высокооплачиваемых работников, в частности тех из них, кто де-факто получает часть заработка в валюте. В условиях глубокой криминализации общества эти люди боятся привлекать особенное внимание и потому сообщают лишь о меньшей (рублевой) части своих заработков. Но занижение доходов в анкетах связано не только с этим. Например, респонденты не принимают в расчет стоимость благ (сельскохозяйственной продукции и кормов, продуктов питания, горючего, строительных материалов, ценных промышленных отходов, различных товаров и проч.), "непосредственно присваиваемых" ими самими и членами их семей у себя на работе. Между тем в современных условиях это сотни миллиардов рублей. Более того, существование такого канала, как "непосредственное присвоение" благ, несмотря на всю его криминальность, является немалаважным фактором выживания многих российских семей. К сказанному можно добавить, что около 4% реальных доходов населения составляет неучитываемая в наших данных продукция личных хозяйств и садово-огородных участков. Все это дает основания пола-

гать, что реальное положение наемных работников лучше, чем это следует из таблицы. Однако влияние названных факторов вряд ли меняет картину принципиально.

На фоне общей тенденции к обеднению работающих по найму разница в положении основных профессионально-должностных групп является достаточно резкой. Так, среди рабочей аристократий на 100 бедных приходится 240 состоятельных, среди высшей интеллигенции

— 90, а среди "начальников" — 48. О последней группе надо сказать особо. Дело в том, что значительная часть ее доходов связана с потреблением благ и услуг, не опосредуемых денежными расчетами и потому не учитываемых в нашем анализе. Объем этих благ позволяет руководителям жить лучше самых квалифицированных рабочих. Что касается массовой интеллигенции и индустриальных рабочих, то среди них на сто бедных приходится только 3—6 состоятельных. Среди неквалифицированных работников обнищавших — около двух пятых, в рабочей же аристократии их нет. Столь же резко дифференцированы доходы высшего и массового слоев интеллигенции.

Приведенные данные свидетельствуют о двух тенденциях. Во-первых, о далеко зашедшем и продолжающемся процессе распространения бедности, которая захватывает не только низшие, но и средние, наиболее массовые страты общества. Это прямое социальное следствие системного кризиса российского общества и его экономики, в том числе огромной задолженности работникам по зарплате, а сельскому хозяйству — за сданную государству продукцию, надвигающегося банкротства промышленных предприятий, катастрофического положения бюджетной сферы и проч. Во-вторых, эти данные говорят о чрезвычайно глубоком и все углубляющемся расслоении общества на верхний и базовый слои. Причем в основе этого расслоения сегодня лежат не столько социальные факторы, сколько индивидуальные качества людей, определяющие их способность адаптироваться к рыночной экономике: качество образования, уровень квалификации, степень -профессионализма, гибкость, деловая энергия, способность к приобретению новых знаний и проч. Попытке определить, кто из россиян в наибольшей мере обладает такими качества, посвящен следующий раздел.

7. Кто беден и кто богат в современной России

Рассмотрим социальный, демографический, экономический и профессионально-должностной состав работающего населения России, находящегося на разных ступенях материальной обеспеченности.

а. Роль социально-демографических факторов. Представители разных демографических групп имеют в нашей стране далеко не равные шансы на получение высоких доходов (см. табл. 8).

Разница в материальном положении полов, и ранее бывшая весьма ощутимой, теперь стала буквально шокирующей: женщины составляют более трех четвертей всех живущих на уровне нищеты и лишь пятую часть живущих богато. А ведь используемая нами шкала учитывает не только уровень личного заработка (который у мужчин заведомо выше), но и среднедушевые доходы семей — показатель, в известной мере выравнивающий положение мужчин и женщин.

Не менее значимый фактор дифференциации благосостояния — квалификация работников, представленная уровнем образования (типом диплома) и самооценкой квалификации респондента по сравнению с коллегами по профессии. Уровень материальной обеспеченности работников тесно коррелирован с обоими показателями.

Градации шкалы материальной обеспеченности

Профессионально-. должностные группы нищета , бедность нужда- емость относит. доста- ток состоя- тель- ность всего

Рабочая аристократия ' - 5 52 31 12 100

Высшая интеллигенция 1 10 50 29 10 . 100

Руководящие кадры 9 24 30 23 14 100

Массовая интеллигенция 21 50 17 8 4 100

Индустриальные рабочие 25 54 12 7 2 .100

Неквалифицир- работники 34 36 19 8 3 100

Всего 20 34 : 25 15 6 100

Так, доля высоко квалифицированных работников в самой доходной группе в 3—4 раза больше, чем в наименее доходной. Впечатляют различия в возрасте, а судя по индексу двойной занятости, и в состоянии здоровья высоко и низко оплачиваемых работников. Среди первых в полтора раза больше молодежи и втрое больше лиц, имеющих несколько оплачиваемых работ и занятий. Таким образом, материальное положение работников существенно зависит как от аскриптивных демографических признаков, так и от качеств, приобретаемых в результате личных усилий.

б. Социально-экономические факторы. Посмотрим теперь, какую долю богатых и бедных составляют группы работников, находящихся в разном экономическом отношении к собственности (см. табл. 9).

Предприниматели составляют 8,5% работающего населения России. При этом в группе обнищавших работников этой категории нет, а в группе бедных — лишь 3%, да и то полупредпринимателей. Впрочем, удивляться этому не приходится, ведь занятие бизнесом требует исходного капитала, а его у малообеспеченных людей нет. Те же из бедных, кому удается как-то преодолеть это препятствие, быстро выходят из этой группы. В группах нуждаемости и относительного достатка доли предпринимателей также невелики — 6 и 11%. Большинство и здесь составляют полупредприни-матели, однако, пусть в малом количестве, появляются и "настоящие бизнесмены" — владельцы предприятий и самозанятые.

Существенно иной состав состоятельной группы. Соотношение предпринимателей и работающих по найму здесь составляет почти 2:3. Следовательно, эта ступень обеспеченности примерно в равной мере доступна и частным предпринимателям, и самой преуспевающей части наемных работников. Выделение же группы богатых принципиально меняет картину. В этой самой верхушечной страте предприниматели — абсолютное большинство. Даже по нескорректированным данным мониторинга, они составляют больше трех пятых, а с учетом скрытых доходов их действительная доля значительно больше. Бизнесмены, полностью погруженные в свое дело, в этой группе преобладают над полупредпринимателями, но

доля последних также весьма велика — целых 28%. Скорее всего, это свидетельствует о сращивании государственного предпринимательства и чиновничества с частным бизнесом. В современной России для приобретения богатства необязательно владеть собственным предприятием. Не менее выгодно совмещать работу в органах государственной власти, в финансовой системе или руководстве промышленностью с частным бизнесом, паразитирующим на основном виде деятельности. Широкое распространение такой практики — нынче ни для кого не секрет.

в. Профессионально-должностные факторы. Рассмотрим структуру наемных работников, находящихся на разных ступенях обеспеченности (см. табл. 10).

На большей части градаций социальной шкалы обеспеченности доминируют наиболее массовые группы: индустриальные рабочие, массовая интеллигенция и неквалифицированные работники. Но мера их доминирования и соотношение друг с другом неодинаковы. Так, более половины обнищавших работников составляют самые неквалифицированные рабочие и служащие. Среди бедных доминируют массовая интеллигенция и индустриальные рабочие — вместе эти группы составляют 86%. Структура нуждающихся противоречива: в ней преобладают, с одной стороны, рабочая аристократия и высшая интеллигенция, а с другой — неквалифицированные работники (не обслуживающие ли первые группы?). Группа относительно обеспеченных наиболее гетерогенна. Первый план (46%) здесь занимают высшие группы наемных работников: рабочая аристократия и высшая интеллигенция. Вместе с тем достаточно ощутимо присутствие и таких групп, как руководители (9%), массовая интеллигенция (10), предприниматели (13) и неквалифицированные работники (15%).

Лицо состоятельной группы определяют разные типы предпринимателей (38%). Кроме них заметно представлены рабочая аристократия (19), высшая интеллигенция (12) и руководители (10%). Что касается группы самых богатых, то предприниматели в ней решительно доминируют над всеми группами наемных работников, последние же представлены в основном наиболее квалифицированными группами.

Таблица 8

Доля (%) социально-демографических групп в составе работников на разных ступенях обеспеченности

(май—ноябрь 1993 г.)

Социально-демографические категории Группы материальной обеспеченности

нищета бедность. нуждаемость относит, достаток состоятельность богатство

Мужчины 23 34 ■ 50 61 75 79

Молодежь до 30 лет 24 . 21 22 24 34 40

Работники, имеющие высшее образование 13 25 32 35 47 49

Работники высокой квалификации 18 31 35 38 49 51

Имеющие дополнительное занятие или вторую работу 3 7 11 15 33 48

Таблица 9

Доля предпринимателей и наемных работников в группах материальной обеспеченности _______________.______(май—ноябрь 1993 г, % к итогу по столбцу)

Группы населения Градации материальной обеспеченности

нищета бедность нуждаемость относ, достстт. состоятельность в том числе богатство всего

Работающие по найму 100 97 94 89 62 38 92

Владельцы предприятий — — 1 2 10 19 2

Самозанятые (ИТД) - 1 2 11 15 2

Полупредприниматели — 3 4 7 17 28 4

Итого 100 100 100 100 100 100 100

✓ Таблица 10

Профессионально-должностная структура наемных работников на разных ступенях обеспеченности

(май—ноябрь 1993 г, в % к итогу по столбцу)

Профессионально-должностные группы работников Группы материальной обеспеченности

нищета бедность нуждаемость относит, достаток состоятельность всего

Руководители 3 5 7 9 10 6

Рабочая аристократия 2 26 27 19 13

Высшая интеллигенция 1 3 19 19 12 10

Массовая интеллигенция 23 30 ' 13 10 8 20

Индустриальные рабочие 21 25 7 7 4 15

Неквалифицированные работники 53 31 21 . 15 10 -1Ь

Все работающие по найму 100 96 93 87 63 92

Все работающие 100 100 100 100 100 100

В заключение подведем методический итог исследования. Социальная шкала материальной обеспеченности, базирующаяся на массовых представлениях о стоимости прожиточного минимума и "нормальном доходе", обладает большими аналитическими возможностями. К ее преимуществам относятся возможности, во-первых, постоянного расширения анализируемого массива за счет данных за новые месяцы, во-вторых, отслеживания динамики реальных доходов населения, независимо от официального индекса инфляции, и, в-третьих, надежного сопоставления уровней материальной обеспеченности различных категорий, групп и слоев работников. В дальнейшем мы намерены с помощью той же методики отследить те сдвиги в положении населения, которые .произойдут в ближайшие месяцы в связи с корректировкой экономической политики, правительства, развитием или преодолением кризисной ситуации в обществе.

2. Социальная адаптация в условиях кризиса переходного периода

Двойная природа перемен, требующих адаптации: новый общественный строй и кризис перехода. Важнейшим и самостоятельным фактором успеха рыночнодемократических преобразований является социальная адаптация — приспособление народа к условиям жизни, возникающим в ходе и в итоге этих преобразований. Однажды неудача адаптации к переменам уже "взорвала" Россию. Либерально-капиталистический вариант индустриальной модернизации заменился государственно-социалистическим, несравнимо более тягостным и бедственным.

Сейчас, когда в России развертывается постиндустриальная, научно-индустриальная модернизация, органически слитая с рыночно-демократическим переустройством общества, адаптационный срыв может обернуться несравнимо худшими последствиями. Речь идет о приспособлении к сдвигам двоякого рода: во-первых, к условиях жизни в рамках нового общественного строя, идущего на смену строю государственного социализма, который господствовал у нас до 90-х гг.; во-вторых, к обстановке промежуточного времени, к трудностям, характерным не для нового общественного устройства (и тем более не для старого), но именно для перехода от одной системы к другой.

Соотношение долговременных и кратковременных проблем может выглядеть совершенно по-разному для современников и будущих историков. В конкретно историческом смысле преодоление кратковременных трудностей нередко приобретает критическое значение. Так обстоит дело в России, где именно резкость, качественная глубина сдвига делает переходный период особенно тягостным.

В нашей стране происходит смена основ общественного строя, причем происходит сравнительно быстро, явно выходя за рамки обычной исторической эволюции, прерывая плавное течение обычных реформ. В этом смысле уместно говорить о социальной революции, развертывающейся в России 80—90-х гг.

Так или иначе, чем бы ни завершилось нынешнее послесоциалистическое развитие России — демократическим рынком или рынком без демократии, диким капитализмом или социально-рыночным посткапитализмом ;— между этими новыми порядками и существовавшим у нас до начала перестройки лежит переходный период, время ломки старых и становления новых социальных устоев.

Сейчас переходный кризис с чрезвычайной ясностью выступает в экономике. Но; по сути дела, он имеет обще-социэтальный, цивилизационный характер и проявляется в политике, общественных отношениях, культуре, идеологии столь же сильно, как и в производственно-хозяйственной сфере. Мы не идем от нецивилизованности к цивилизованности. Мы переходим от одной цивилизации к другой. Поэтому именно явления переходного кризиса определяют сейчас наиболее актуальные проблемы социальной адаптации.

Массовое сознание как показатель социальной адаптации. Неравномерность и противоречия процесса. Обобщенным выражением степени адаптации может служить состояние массового сознания, общественное настроение, отражающее готовность принять (или не принять) новые социально-экономические порядки, переносить или не переносить тяготы перехода к ним. Изучение общественного мнения свидетельствует, что в современной России десятки миллионов людей интенсивно и, в общем, относительно успешно адаптируются к новой ситуации. При всей условности и изменчивости социологических данных нет сомнения, что от */2 Д° 2/з взрослого населения поддерживают проводимые ныне преобразования и считают, что осуществляемые реформы надо продолжить*, что, несмотря на кризис, условия жизни остаются терпимыми (от */ю Д° 1Д говорит даже об их улучшении)**.

Важно, что адаптация к новым условиям интенсивнее всего идет у самых квалифицированных работников, в наиболее крупных городах, среди молодежи, у людей с

* Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. 1993. № 4. С.51; № 6. С.66, а также в оперативных данных Интерцентра за январь—ноябрь 1993 г. (В дальнейшем "Мониторинг социально-экономической реформы в России"). Напомним также, что на референдуме в апреле 1993 г. 53% голосовавших поддержало социально-экономическую политику правительства.

** Там же. 1993. № 4. С.53; № 5. С.65.

высшим образованием. В опросах Всероссийского Центра изучения общественного мнения почти половина людей моложе 30 лет говорит о том, что теперь у них больше возможностей, чем было раньше*. В этих средах большинство определенно за реформы и чувствует себя способным вынести трудности переходного времени. Решающее значение тут имеет глубокая неравномерность процессов адаптации. Она проявляется в двух отношениях. Во-первых, тех, кто поддерживает реформы и способен переносить связанные с ними трудности, больше, чем их противников (хотя сама по себе доля последних достаточно велика). Около 30—35% взрослого населения России из месяца в месяц повторяет, что больше терпеть нынешнее бедственное положение невозможно, 40—45% хотели бы вернуться к доперестроечной ситуации, 50% регулярно говорит, что в их настроениях преобладают ощущения напряженности, раздражения, тоски, страха**.

В обществе, где от 1/з Д° */2 взрослого населения ощущают себя выбитыми из нормальной жизни, не чувствуют возможности терпеть происходящие перемены, трудно рассчитывать на мирное и стабильное развитие. К тому же, хотя среди наиболее влиятельных и динамичных групп населения — молодых, культурных и сильных работников — неадаптированные люди составляют явное меньшинство, все же и здесь они порой образуют величину порядка 20—30%. Так что имеются условия для формирования социального ядра активных и энергичных противников нынешних реформ, ИЛИ, Пи п^айней мере, противников тягот, связанных с реформами. Скорее всего это ядро будет склонно поддерживать не столько откровенный отказ от преобразований и прямую реставрацию госсоциализма, сколько авантюристические попытки преодолеть переходный кризис с помощью популистско-фашистской диктатуры. Однако в любом случае остается опасность, что активное ядро сможет возглавить более широкое пассивное недовольство пожилой и слабой части народа. Декабрьские выборы 1993 г. показывают один из возможных вариантов такого соединения.

Во-вторых, неравномерность адаптации проявляется также в том, что едва ли не большинство населения находится ныне в противоречивом положении: оно оказывается адаптированным к одним сдвигам, одним переменам и совершенно неприспособленным к другим. При этом чаще всего большие массы людей поддерживают рыночное изменение фундаментальных основ жизни (число тех, кто признает преимущества рынка, сегодня в 1,5 раза больше числа сторонников социализма и государственного планирования). Но они же все меньше склонны терпеть трудности перехода к рынку. Наиболее нагляден здесь пример интеллигенции. Врачи, учителя, научные работники ощущают благие перемены, связанные со свободой творчества, труда, политической деятельности, расширением поля инициативы, возможностями зарубежных контактов и т.п. Но на них же в первую очередь ложатся тягостные последствия бюджетного дефицита, инфляции, распада старой государственной системы, не сопровождаемого созданием новой..

Механическое продолжение нынешних тенденций приспособления населения, к последствиям социально-экономических преобразований скорее всего будет сопровождаться повторяющимися взрывами массовой неудовлетворенности. Соответственно, нужны специаль-

* Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. № 5. С. 58, 65.

** Мониторинг социально-экономической реформы в России.

С. 3,6; оперативные отчеты об опросах ВЦИОМа серии

"Факт".

ные корректирующие и упреждающие меры, облегчающие адаптацию населения к последствиям преобразований, и прежде всего к условиям переходного кризиса.

Характер мер, способствующих социальной адаптации населения. Важнейшей предпосылкой массовой адаптации населения является формирование социальных, материально-экономических, организационных условий, позволяющих различным людям и группам приспособиться к переменам, использовать содержащиеся в них положительные возможности, смягчить трудности. Макроэкономические и макросоциальные сдвиги должны быть переведены, так сказать, на индивидуальный человеческий язык. Кроме этого, нужна еще социально-психологическая адаптация. Ощущение неудовлетворенности, неприспособленности к новой жизни может возникать не только из-за реальной недоступности материальных или социальных благ, но и вследствие инерции сознания, психологического'дискомфорта, непривычности новых форм жизни. Недовольство современной социальной дифференциацией нередко вызывается не столько ее большей глубиной или несправедливостью сравнительно с прежней, сколько изменением характера дифференциации, необычностью, социально-психологической чуждостью ее проявлений.

Реальное неравенство богачей и бедняков сегодня вряд ли больше фактического неравенства верхов номенклатуры и рядовых тружеников в предшествующие десятилетия. Однако прошлые неравенства политических положений (статусов) и связанные с ними привилегии привычны, и нередко оцениваются не столь негативно, как новые непривычные неравенства богатства. Адаптация к новой социальной структуре требует не столько изменения самой этой структуры, сколько нейтрализации ее демонстрационных эффектов, сдерживания показной роскоши, в особенности в средствах массовой информации, на телевидении и т.п.

Что касается средств, с помощью которых стимулируются процессы адаптации, тут важно помнить, что государство может играть в них очень разную роль. Одни из этих средств связаны с прямыми организационными действиями власти, помогающими населению приспособиться к новым условиям, такими, как регулярный пересмотр минимальной заработной платы и оплаты труда работников бюджетной сферы, создание системы помощи безработным, борьба с преступностью. В других случаях решающую роль играет организованная самодеятельность самого населения, например, активность профсоюзов, союзов потребителей, иных общественных организаций. Государство в нормальной, нечрезвычайной ситуации лишь взаимодействует с подобными организациями, обеспечивает законные условия и правила их действий. Наконец, огромное значение имеет стихийное, массовое поведение индивидов, их индивидуальные усилия приспособиться к новой обстановке, войти в нее. Это, пожалуй, самое главное и самое трудное. Государству приходится действовать в этой сфере лишь опосредованными методами. В отношении подобных процессов неэффективны прямые директивы и приказы; тут нужно тщательное научное наблюдение за реальными тенденциями, косвенная поддержка тех из них, которые благоприятствуют здоровой адаптации населения, и сдерживание, по возможности, противоположных процессов.

Прямолинейное и механическое следование общим принципам либерально-рыночной стратегии здесь совершенно недостаточно. Временные отступления, соединение классических либерально-реформаторских мер с частичными уступками привычкам и традициям десят-

ков миллионов людей, учет пределов их терпения имеют для успеха реформ такое же значение, как и правильное определение конечных целей и общего курса преобразований.

Разумеется, эти общие соображения должны быть конкретизированы применительно к различным социально-экономическим процессам и различным социальным и культурным группам населения. В особенности важно отметить своеобразие социальной адаптации населения в отношении наиболее острых проблем переходного кризиса, таких, как перемены в области оплаты труда и роста цен, угроза безработицы, преступность, разрушение традиционных социально-политических ценностей.

Приспособление к переменам в области заработной платы и роста цен. Инфляционный взлет цен ощущает большинство населения как самая острая проблема текущей жизни нашего общества (рост цен тревожит 80— 85% населения)*. Тем важнее, что динамика заработной платы и доходов, начиная со второй половины 1992 г., давала возможность большинству населения частично приспособиться к растущей дороговизне. В январе—феврале 1992 г. реальная заработная плата упала в 2—3 раза, однако с тех пор ее движение более или менее соответствовало изменению цен, то несколько отставая, то чуть опережая его. В 1993 г. зарплата чаще обгоняла цены, так что ее реальное содержание несколько выросло сравнительно с шоковым падением в начале 1992 г. Сегодня она колеблется вокруг величины, составляющей чуть меньше или чуть больше 60% от уровня 1990—1991 гг. ** С учетом резкого сокращения дефицитности (о нехватке товаров говорят теперь менее 20% опрошенных, •против подавляющего большинства в 1991 г.) и наличием дополнительных доходов (они есть у 15—20% работающих) такая величина обеспечивает возможность адаптации к условиям переходного кризиса***. Характерно, что средний уровень оплаты не играет роли сколько-нибудь существенного возбудителя недовольства.

Однако уровень этот находится в опасной близости к нижнему адаптационному пределу. Правительство, регулирующее минимальную зарплату и заработки в бюджетной сфере, и ответственные профсоюзы никак не могут допустить снижения этого среднего показателя. Кроме того, адаптация к столь низкому уровню реальной заработной платы возможна лишь при условии ее полной и своевременной выплаты.

Между тем, как раз это условие зачастую не выполняется. Фактическое повышение заработков, особенно в бюджетной сфере, нередко проводится заметно позднее сроков, публично обозначенных решениями об установлении новых минимальных ставок оплаты труда. Еще важнее, что значительная часть работников в течение многих недель, а то и месяцев не получает заработанные и начисленные деньги. Летом 1993 г. 21% работающих, а осенью 28% в представительных опросах ВЦИОМа отмечали, что заработки выдаются им неполностью и несвоевременно****.

* Мониторинг социально-экономической реформы... С.5.

** Официальные данные о зарплате и ценах см.: Статистический пресс-бюллетень Госкомстата России. 1993. № 7. С. 6, 13—16, 19—20, 95—97; № 8. С. 30—37; расчеты движения реальной заработной платы в 1990—1993 гг., осуществленные Рабочим центром экономических реформ при Правительстве РФ, см.: Сегодня. 1993. 6 ноября.

*** Мониторинг социально-экономической реформы. С. 5, 42; Экономические и социальные перемены. 1993. № 6. С. 48.

**** Мониторинг социально-экономической реформы. С. 39; Экономические и социальные перемены. 1993. № 6. С. 48.

Подобная ситуация, особенно когда она касается моно-профильных поселений, где ограничены дополнительные заработки, или северян, у которых нет даже огородов, сразу же разрушает хрупкую приспособленность населения к нынешней оплате труда. Резкость и политизированность осенних забастовочных взрывов 1993 г. в Воркуте и Надыме показывает, чем грозит мгновенная дезадаптация больших групп работников. Недопущение запаздываний с выплатами заработков составляет поэтому абсолютно необходимое условие социальной политики в сегодняшней России. Активность профсоюзов, добивающихся полной и своевременной оплаты, в любом случае приносит больше пользы, чем вреда. Разумная политика правительства реформаторов в такой обстановке заключается не в попытках ограничить активность профсоюзов, но в сотрудничестве с ними. При этом естественно искать союза в первую очередь с профсоюзами, которые стремятся сочетать защиту интересов трудящихся с поддержкой курса преобразований.

Отмечая возможность адаптации большинства населения к нынешним средним заработкам (при условии их •неснижения и своевременной выплаты), следует подчеркнуть, что такая адаптация имеет лишь кратковременный характер. Она мыслима только в течение не слишком продолжительного периода, в обстановке сознаваемого всеми кризиса. В длительной перспективе современный уровень оплаты труда явно станет источником социальной дезадаптации. Обуздание инфляции в обозримом будущем является поэтому главным направлением действий, обеспечивающих приспособление населения к оплате труда в системе свободного найма и косвенного недирективного регулирования заработков.

В отношении некоторых категорий трудящихся, прежде всего в отношении многих работников бюджетных отраслей, следует уже теперь взять курс на повышение заработков. Сегодня отрыв оплаты труда в здравоохранении, просвещении, науке от заработков в материальном производстве и услугах достиг нетерпимых масштабов. Средняя зарплата первых уже не в 1,5, а более чем в 2 раза ниже, чем у вторых*. Массовая дезадаптация интеллигенции, как показывают события последних месяцев, может оказаться столь же опасной для курса реформ, как и недовольство промышленных рабочих.

Упомянутое выше складывание динамичного и активного ядра противников реформ, способного возглавить широкое недовольство менее развитой части 'народа, происходит по большей части как раз за счет выбитой из колеи массы специалистов ВПК, прикладной науки, прежнего управленческого аппарата и т.п. Во всяком случае, на декабрьских выборах 1993 г. именно эти группы составили избирательный актив крайних националистов, экстремистски настроенных коммунистических организаций да и прямо фашистских сил.

Курс на повышение заработков в бюджетной сфере имеет социально-экономический смысл лишь при условии, что он будет осуществляться одновременно с преобразованиями, обеспечивающими повышение эффективности государственных учреждений и предприятий. Мало того, самый масштаб бюджетной сферы нужно провести в соответствие с реальными возможностями и потребностями российского общества. Скажем, вряд ли рационально сохранение в России прежней структуры умственного труда, при которой численность научных работников в СССР достигала чуть ли не */4 всех ученых мира. Все-таки подобное положение выражало не столь-

* См.: Труд. 1993. 3 декабря.

ко органический научный прогресс в советском обществе, сколько непомерное разбухание военно-промышленного и военно-научного комплексов. Ни богатство страны, ни фактическая отдача науки не позволяют сохранять такие пропорции, так что общая численность занятых в науке и научном обслуживании (точнее, в той части науки, которая финансируется из бюджета) должна быть сокращена.

Видимо, необходимы качественные перемены и в составе иных отраслей бюджетной сферы. Причем определение численности занятых в бюджетной сфере не может быть обеспечено одной лишь стихийной игрой рыночных сил. Здесь следует принять осознанное управленческое решение. Но после принятия такого решения применительно к тем секторам, отраслям, учреждениям бюджетной сферы, которые общество сочтет целесообразным сохранить и развивать, политика повышения заработков должна проводиться последовательно и неуклонно. Просвещение, здравоохранение, наука в современной России могут быть менее зависимыми от бюджета, чем в прошлом, с бюджетом будет связана лишь часть социального обслуживания. Однако ни с социально-экономической, ни с политической точки зрения нельзя терпеть положение, при котором работники бюджетных отраслей (а в обозримом будущем они так или иначе останутся весомой частью занятых) зарабатывают вдвое меньше остальных.

Немалое значение в данной связи могут иметь нетрадиционные приемы и средства, рассчитанные на использование в чрезвычайных обстоятельствах переходного кризиса и учитывающие социально-культурные особенности российской ситуации. В частности, заслуживает внимания возможность использования у нас некоторых элементов системы солидарного повышения заработков. В соответствии с такой системой можно установить своего рода сбор солидарности, взимаемый со всякого повышения заработков в пользу работников бесплатных учреждений просвещения и здравоохранения. Возможно, эффективнее здесь будет даже не прямое установление сбора, но косвенное поощрение добровольных отчислений, тем более что во время учительских забастовок

1992 г. некоторые предприятия, особенно в малых городах, выступали с инициативами этого рода. Во всяком случае, стоит вынести эту проблему на обсуждение общественности. Не исключено, что установление определенной (не абсолютной) солидарности повышения оплаты труда может стать важным фактором стабилизации общества.

Смягчение возможных последствий безработицы.

Сегодня основная масса населения изо всех социально-экономических проблем, с которыми ей приходится непосредственно сталкиваться, субъективно острее всего ощущает проблему цен и заработной платы. Очень вероятно, однако, что завтра наибольшие трудности будут связаны с занятостью и безработицей. Хотя пока что (к началу 1994 г.) число зарегистрированных безработных составляет у нас величину порядка 1% экономически активного населения, известно, что около 5% работающих составляют занятые неполную рабочую неделю и находящиеся в принудительных неоплачиваемых отпусках. Еще примерно столько же, если не больше, приходится на тех, кто связан с предприятиями, чье банкротство неминуемо в обозримом будущем*.

По данным ежемесячного мониторинга ВЦИОМа, 46% (ИБМ. 1994. №1. С. 42) опрошенных взрослого населения

* Данные Госкомстата России на 1 дек. 1993 г. // Известия. 1993. 21 декабря.

России лично знают людей, потерявших работу и не нашедших ее; 16% (ИБМ. 1994. №1. С. 48) работающих указывали, что на протяжении трех последних месяцев им самим приходилось уходить в неоплачиваемые отпуска из-за отсутствия работы*. В средних и малых городах эти цифры в полтора-два раза выше, чем в целом по стране. Еще больше людей начинают ощущать, что они могут оказаться безработными в ближайшем будущем. В составе общероссийской репрезентативной выборки рабочих и служащих 12% в апреле 1993 г. и 16% в августе того же года ответили, что считают потерю ими работы в ближайшем будущем очень вероятной; соответственно еще 25% и 26% признали некоторую вероятность того, что лишатся работы**.

Разумеется, положение неполностью занятых лучше положения полностью безработных. Тем, что первых у нас сейчас много больше, чем вторых, по-видимому, и объясняется нынешняя, все еще не слишком острая реакция населения на угрозу безработицы. Однако преобладание частичных и скрытых форм безработицы, по крайней мере, пока оно остается стихийным и неорганизованным, вряд ли стоит считать здоровой формой адаптации общества к кризису занятости. Скорее, такое положение напоминает привыкание к наркотику, временно снимающему боль, но разрушающему организм.

В сущности, несмотря на субъективно более слабую тревожность в связи с безработицей, население приспособлено к преодолению связанных с ней тягот гораздо меньше, чем к трудностям роста цен. Если в этой сфере не будут приняты срочные меры, малозаметная пока неадаптированность миллионов людей к новым и совершенно непривычным условиям массовой безработицы выйдет на поверхность и станет детонатором разрушительного социального взрыва.

Как свидетельствует мировой опыт, необходимо, во-первых, развивать систему минимальной поддержки безработных, пока они не могут найти работу (пособия, натуральная помощь и т.п.); во-вторых, помогать им в поиске работы, (предоставление информации, условий для переобучения, овладения квалификациями, нужными на рынке); в-третьих, стимулировать создание новых рабочих мест в перспективных производствах и в особенности в трудоемких отраслях в сфере обслуживания, а также в форме временных общественных работ.

Важнее отметить некоторые специфические возможности, так сказать, тактического плана, связанные с особенностями российских условий и традиций. Очень большую роль тут может сыграть сознательное использование некоторых стихийных форм приспособления к обострению проблемы занятости. Та самая тенденция замещения открытой безработицы скрытой неполной занятостью, которая в нынешнем своем виде оказывается всего лишь социальным наркотиком, будучи контролируема и планомерно направляема, способна на время стать одним из эффективных средств, облегчающих прохождение через наиболее острые фазы кризиса занятости.

На предприятиях, имеющих отчетливую перспективу вхождения в рынок, где сокращение рабочих мест носит временный характер, предпочтительность неполной занятости обусловлена не только социально, но и экономически. Неполная занятость в таких случаях позволяет сохранить квалифицированный коллектив работников. Более того, не исключено, что здесь в качестве средства сокращения издержек возможно применять даже не принудительные неоплаченные отпуска, а временное

* Мониторинг социально-экономической реформы... С. 11, 35;

Экономические и социальные перемены... 1993. № 6. С. 48;

№ 7. С. 65; 1994. №1. С. 42,48

** Там же. №8. С.65.

снижение реальной зарплаты. Все еще довольно сильные уравнительные ценности в массовом сознании облегчат проведение подобных мер, тем более что инфляция позволит осуществлять их не в форме прямого снижения ставок зарплаты, а через более медленное повышение ее номинальной величины (что и делается на многих предприятиях).

Вместе с тем управляемая неполная занятость в качестве переходной меры может быть полезна и на некоторых предприятиях ВПК или тяжелой промышленности, у которых нет четкой перспективы в обозримом будущем. Во многих случаях, особенно когда речь идет о монопрофильных поселениях, городах-заводах, где трудно найти другое занятие, да и вообще в громадных центрах занятости, иной раз лучше не выбрасывать на улицу тысячи и десятки тысяч людей одномоментно, но, так сказать, растягивать этот процесс во времени, сохраняя на определенный период ограниченную и даже фиктивную занятость. При таком подходе экономически неэффективное использование сырья и энергии прекращается немедленно. А это имеет тем большее значение, что инфляция создала во многих отраслях ситуацию, при которой именно подобные затраты составляют подавляющую часть издержек производства. Остается, главным образом, зарплата, на долю которой в промышленности, например, приходилось в 1992—1993 гг. только 11—12% всех затрат*. Так что связанные с ней расходы не будут слишком сильно превышать затраты на пособия по безработице. Что же касается социальных и психологических последствий, предпочтительность частичной занятости пособию по безработице вряд ли может вызывать сомнение.

. Наконец, система частичной занятости, неполной рабочей недели и дополнительных отпусков будет хорошо совмещаться с развитием общественных работ, которые повсюду в мире составляют часть мер по смягчению безработицы, когда она достигает крупнейших масштабов.

Борьба с преступностью. Судя по опросам общественного мнения, в 1993 г. абсолютное большинство взрослых граждан России ставили разгул преступности на второе место (после дороговизны) в ряду бедствий, с которыми приходится сталкиваться в повседневной жизни. 62— 67% опрошенных, охваченных выборкой ВЦИОМа, ежемесячно упоминали рост уголовных преступлений среди жизненных обстоятельств, вызывающих у них наибольшую тревогу. Сюда надо добавить еще 20—25% опрошенных, выдвигающих на первый план коррупцию и взяточничество**. В целом преступность возмущает массовое сознание в сегодняшней России практически так же сильно, как и инфляция, и явно сильнее, чем многие собственно экономические проявления переходного кризиса — рост безработицы или спад производства.

При этом специфика борьбы с преступностью такова, что позитивные социальные результаты могут быть достигнуты лишь в том случае, если такая борьба ведется государством, в правовых и организованных формах. В отличие от многих других проблем, возникающих в обстановке переходного кризиса, попытки адаптации к росту уголовных преступлений на индивидуальном или самодеятельно групповом уровне в общем и целом приносят больше вреда, чем пользы. В сфере борьбы с преступностью общественность может и должна выступать лишь в органическом единстве с деятельностью государственных органов. На протяжении последних лет

* Статистический пресс-бюллетень... 1993. № 11. С. 76.

** Мониторинг социально-экономической реформы... С.5.

государство, несмотря на неоднократно провозглашавшиеся лозунги борьбы с преступностью, не сумело добиться в этом отношении хотя бы сколько-нибудь заметных успехов. Преступность не была подавлена, и даже ее рост не замедлился существенным образом. В обстановке переходного кризиса огромные массы людей оказываются выбитыми из привычных условий жизни и привычной системы общественных отношений. Старые нормы разрушаются, новые остаются еще неразвитыми и неусвоенными огромной частью народа. Социальная ситуация в такое время становится более криминогенной сравнительно с тем, что бывает в периоды стабильности. Соответственно, и уровень преступности поднимается заметно выше показателей спокойного времени.

С точки зрения адаптации широких слоев населения, решающее значение имеет обуздание организованной преступности, в особенности ее наиболее вызывающих открыто насильственных форм, а также стихийного уличного бандитизма и хулиганства. Именно эти виды преступности острее и непосредственнее всего затрагивают большинство населения, именно их сокращение сильнее всего скажется на его самочувствии. В борьбе с уголовной преступностью, видимо, не избежать чрезвычайных мер, предусматривающих установление в ряде пунктов особого режима, а то и комендантского часа, расширение прав государственных органов, ведущих борьбу с преступностью; вероятно, потребуется разрешение превентивных арестов, установление специальных процедур судопроизводства; явно необходима срочная разработка особого (может быть, временного) законодательства, регулирующего борьбу с организованной преступностью. /

Главную роль тут может сыграть гласность, которая может и должна противостоять угрозам произвола и беззакония, всегда возникающим при применении чрезвычайных мер.

3. Молодежь в ситуации социального перелома

Предварительные замечания. По понятиям Нового времени и развитых общественных систем, молодежь — это ресурс ценностных сдвигов, социальных изменений, а потому заблаговременные ответы на вопрос о будущем можно в какой-то мере получить уже сегодня, глядя на то, как ведут себя те или иные слои внутри более молодой части общества, какие напряжения они испытывают и какие ориентиры выбирают.

I Понятна и важность этой проблематики в российских обстоятельствах последних лет. Их особенность состояла и в том, что деление общества по возрасту — по поколенческим когортам или по ролям в семейной иерархии — на какое-то время в целом совпало с поляризацией населения страны по главной оси: по отношению к реформам политической и экономической системы, по вопросам о направлениях и темпах перемен, их носителях и механизмах. По исследованиям ВЦИОМа последнего пятилетия, включая экономический и социальный мониторинг прошедшего года, носителей "классического" советского сознания год за годом все больше смещало к "социальной периферии" — в самые старшие, пенсионного возраста группы, в слои менее образованных, за пределы крупных городов. И напротив: признаки возрастной молодости, высокого образования, отчетливой урбанизированное™, социальной активности и поведенческого динамизма, психологической мобильности как будто стягивались к другому идеологическому полюсу — к позитивной оцен-^се^перемен, требованию их ускоритьГ^

Попробуем систематизировать собранные за последнее время данные и уточнить картину мнений. В основном мы будем опираться на результаты мониторинговых опросов марта 1993 — января 1994 гг., а также на некоторые материалы исследований "Новый год" за 1988— 1993 гг. Молодежь представляют в дальнейшем две возрастные группы: "юношество" (до 20 лет) и "молодые взрослые" (21—24 лет). Первые фактически прошли за девять лет объявленной перестройки и распада советской системы такой ключевой этап социализации, как средняя школа, вторые, за это же время преодолели стартовые фазы взрослого существования — начали самостоятельно работать, многие обзавелись собственным жильем, двое из пяти — семьей и т.д.

С ними будут сопоставляться оценки и поведение трех других поколений — сложившихся как бы между двумя эпохами "старших братьев и сестер" (25—39-летних), социализировавшихся и начавших взрослую жизнь на исходе советской > эпохи "родителей" (40—49 лет) и прошедших эти этапы в классическую советскую пору (30—50-е г.) — "дедов". Ряд данных прошлых лет и соображений по проблематике поколений (и молодежи в частности), был опубликован раньше*, поэтому обращаться к ним здесь мы будем в минимальной степени.

Ресурсы и положение. Чтобы воспринимать мнения и оценки различных поколений респондентов более адекватно, стоит учесть, что за последние 25—30 лет, разделяющих наших молодых и более старших респондентов, Россия стала страной с преобладающим городским населением, имеющим как минимум среднее образование.

Покажем направление и темпы урбанизации на самых молодых россиянах и их родителях (данные исследования "Культура", май 1992 г.):

В % к итогу по строкам

Если в. самой старшей возрастной группе опрошенных среднее образование имеет сегодня примерно один из трех, то среди молодых. взросльк — трое из четырех. Приведем данные по возрастным группам из январского мониторинга 1994 г. (респонденты до 20 лет здесь, по понятным причинам, не рассматриваются):

В % к итогу по строкам

Как видим, общий подъем образования более молодых поколений ("детей" и "отцов") шел за счет окончивших среднюю школу. Доля же высокообразованных, вдвое выросшая от "дедов" к "отцам", после значительного всплеска в следующей возрастной группе вернулась у молодежи на прежний уровень: как можно предполо-

* Советский простой человек: Опыт социального портрета на рубеже 90-х. М.,1993. С.239—264 ; Свободная мысль. 1993. № 9. С. 54—65.

жить, высшее образование начало терять свою привлекательность для более молодых членов общества.

Казалось бы, темпы обеих "революций" — городской и образовательной — близки. Но стоит заметить, что речь здесь идет лишь о самом общем, цивилизационном уровне образования — среднешкольном. Рост же собственно квалификации и специализации в обществе, по крайней мере с середины 80-х гг., замедлился*, уровень их за последние десять лет упал (при постоянно растущем населении крупных городов и их доли в населении в целом).

На наш взгляд,' это продолжение стагнации прежней, советской социальной системы, всей структуры общества, укрепленной, видимо, дезинтеграционными процессами последних лет. Паралич специализации, блокировку социального продвижения можно видеть и на ответах о статусе респондентов активного возраста (в %, младших и пожилых из рассмотрения исключаем):

Возраст Статус

руково- дитель специалист служащий рабочий

квапиф. неквалиф.

20-24 1 15 10 28 8

25-39 6 25 10 37 6

40-49 7 18 12 42 8

Доля служащих и рабочих без квалификации, как видим, во всех возрастных группах остается практически без изменений, а вот специалистов с квалификацией, равно как и руководителей, в каждой более молодой группе становится все меньше (доля специалистов убывает среди молодежи после всплеска у тридцатилетних). Иначе говоря, на более молодых обрываются все типовые линии жизненной карьеры образованных людей в советском обществе до его объявленной перестройки: накопление квалификации без статусного подъема (рабочий и интеллигент) и чисто иерархическая карьера по вертикали (начальник). По критериям этой прежней системы неудивительно, что до двух третей руководства (намного чаще представителей любых других групп) расценивают свою квалификацию как высокую, тогда как абсолютное большинство специалистов и квалифицированных рабочих — как среднюю. Это характеристика слабо дифференцированного, во многом еще закрытого общества. Пути к успеху с опорой на профессиональную квалификацию, как и знаки социальной признанности подобного успеха, его престижа здесь практически отсутствуют.

Думаем, что отталкивание от этих обстоятельств во многом предопределило в последнее время векторы социального продвижения у молодых россиян, их жизненные планы, ориентиры и оценки. Они тянутся в незаблокированные зоны приложения жизненных сил, ища не столько статуса, требующего долговременных усилий и "стратегических" ресурсных вложений (прежде всего — в образование и специализацию), а неотсрочен-ного вознаграждения, опирающегося на тактические умения ориентироваться в локальной, определенной сегодняшним временем ситуации спроса. Область признания при этом .ограничивается, скорее' всего, своим кругом, группами сверстников, в какой-то мере, вероятно, семьей (родителями). Соответственно повышенно важной при подобной адресации — тем более в условиях,

* В сравнении с 1985 г., в 1991-м было принято в ВУЗы на 11%, а в техникумы — на 12% меньше учащихся; соответственно-выпущено на 15 и 6% меньше. (В кн.: Народное хозяйство Российской Федерации. 1992. М., 1992. С. 264—265.)

В крупном городе В небольшом городе В селе

Молодежь до 25 лет живет 60 14 24

Молодежь до 25 лет родилась 39 32 29

"Их родители" родились 20 27 50

Возраст опрошенных Образование

ниже среднего среднее (включая специальное) высшее (включая неполное)

20-24 22 '64 14

25-39 19 60 21

40-49 35 50 15

50-59 47 40 13

60 и старше 64 29 7

когда обобщенные и общепринятые знаки достижения и признания отсутствуют, — становится демонстрация успеха (и вообще демонстративные аспекты поведения, оценок себя и других).

Но отсюда же сложность нынешней ситуации "отцов", особенности их сегодняшней самооценки,! отношения к другим группам, трактовки происходящих социальных сдвигов. (Можно сказать, что "проблемной" группой в обществе становится теперь не столько молодежь, сколько 30—40-летние.)

Политические оценки и предпочтения молодежи. Здесь мы имеем дело с завершением и последствиями трех перекрывающих друг друга во времени (но так или иначе близких практически у всех возрастных когорт) процессов:

— публичного отказа от официальных стандартов советской политической идеологии, ее лозунгов и символов (особенно быстрой у молодежи десоветизации и даже деидёологизации как таковой) — примерно 1988— 1991 гг.;

— спада политической мобилизации после сплочения более квалифицированной и социально-активной части населения (включая образованную молодежь крупных городов) вокруг фигур и идей горбачевской перестройки, а затем ельцинского суверенитета России — примерно 1990—1991 гг.;

— утраты доверия большинству политических институтов и лидеров России — примерно 1991—1993 гг.

В социальном смысле. — как область влияния или самореализации — политическая сфера остается для молодежи в целом заблокированной другими ("старшими") поколениями, а в культурном плане — идей, оценок, символов — ими же во многом скомпрометированной, а потому — "чужой", выступающей объектом дистанцирования. Отсюда же с 1990 г. рост доли молодых респондентов, признающихся, что они "не интересуются политикой" и "не разбираются" в ней. И если в выборах 1990 г. молодые еще весьма активны, принимая ненадолго роль политически ответственных граждан, то к исходу 1993 г. в группе до 20 лет 64%, а в группе 20—25 лёт — 51% обладающих правом голосования не участвуют в выборах (по данным декабрьского мониторинга).

Однако в целом нельзя сказать, что молодые сильно отличаются от старших в своих оценках политических институтов, лидеров, самой политической обстановки в стране. Так, например, колебания в позитивных оценках деятельности Б.Ельцина или правительства на протяжении весны—зимы 1993—1994 гг. среди разных поколенческих групп не очень значительны. Зато молодые менее

резки в отрицательных оценках, как и в' переоценках пути страны после 1985 г. Они вообще не очень склонны драматизировать происходящее, оценивать ситуацию в стране как критическую, взрывоопасную, хотя и не остаются безучастными к событиям политической жизни. Если молодые скорее активны в поддержке того, что обеспечивает им более устойчивые рамки существования, возможность продолжения едва ли не впервые самостоятельно выбираемой ими жизни (почему и активнее в позитивных оценках); то старшие активнее в критике, недовольстве существующим ходом вещей, обманывающим их надежды и ожидания.

Здесь сказываются не столько процессы деполитизации, которые характерны для всех возрастных групп, сколько формирования нового, разного у разных групп понимания самой политической сферы, ее места в жизни. Чем старше респонденты, тем сильнее чувствуется прежнее понимание политики как сферы власти, "по-отечески" опекающей подданных, и собственная зависимость от того, "что там наверху". Молодым же свойствен более прагматический подход к политике. Однако не подкрепленная достаточно ясным пониманием гражданской ответственности (что подтверждается электоральным поведением молодых), эта сосредоточенность лишь на ближайших результатах может обернуться утратой перспектив.

По данным ноябрьского, предвыборного опроса об авторитетности политических лидеров, больше 10% у самых молодых набрали только Е.Гайдар (22%, причем это самый высокий показатель доверия во всех возрастных группах) и Б.Ельцин (15%). В группе 20—24-летних в этот список попадает еще и Г.Явлинский. Другими словами, для молодых значимы прежде всего те фигуры, с которыми в позитивном смысле связаны реформы в стране. Если, однако, учесть результаты декабрьского голосования, то эти предпочтения скорее похожи на словесное "заговаривание" реальности.

Эти различные интрепретации политической сферы, в том числе политического поведения, сказываются и на отношении разных групп к таким формам коллективного волеизъявления, как массовые демонстрации против падения уровня жизни и роста цен. "Молодые" и "старшие" примерно одинаково оценивают вероятность таких выступлений. Однако первые ощутимо реже высказывают намерение самим принять участие в таких действиях. Заметно ниже после октябрьских событий стала среди молодых, в сравнении со старшими, и поддержка такого пути к выходу из кризисного положения в стране, как установление жесткого порядка. Приведем сравнительные данные (см. рис. 1).

Рис. 1. Согласны ли Вы с тем, что единственный выход из ситуации, в которой оказалась страна, — установление жесткого порядка, диктатуры? (В % к каждой возрастной группе.)

Требование установить "жёсткий порядок, диктатуру" может быть понято как минимум двояко. Это либо порядок, обеспечиваемый законной, легитимной властью, либо порядок, устанавливаемый незаконно, через насилие, вместе с переворотом. В июльском опросе "молодые" чаще, чем старшие возрастные группы, называли среди сил, способных установить жесткий порядок, "Ельцина и правительство" (24% в группе 20—24 лет, при средней 16%), "коммунистов" и "национал-патриотов"(19% и 10% в группе до 20 лет, при средней соответственно 11% и 6%). Среди более старших респондентов , считающих установление жесткой диктатуры единственным путем выхода из кризиса, была весьма повышена доля сторонников Руцкого (например, в группе 40—49 и 50—59 лет 41% доверяли Руцкому при 19% в среднем).

Сокращение после октябрьских событий доли молодых, настаивающих на установлении диктатуры, косвенно указывает на то, что для молодежи неприемлем разговор с позиции силы, а не закона. Чем старше опрошенные, тем чаще они настаивают на жестком применении силы, причем разница в политических ориентациях не играет здесь особо большой роли.

Общая для населения тенденция — переориентация на проблемы повседневного существования и жизнеобеспечения, сменяющая фазу политической мобилизации конца 80-х гг., особенно четко видна на примере молодых. Так, в ответах на вопрос о проблемах нашего общества они заметно реже старших1 указывают на проблемы, связанные с властью, — "конфликты в руководстве", "слабость, беспомощность властей", "коррупция, взяточничество". И, напротив, чаще среднего называют такие проблемы, как рост безработицы, ухудшение состояния окружающей среды, а также обострение национальных отношений и вооруженные конфликты на границах России.

Экономическая идеология. Молодые респонденты (причем в особенности — юношество) в подавляющем большинстве симпатизируют "рыночной экономике", предпочитают большие, пусть и не гарантированные государством доходы, а потому — против государственного ограничения их роста. Вот как распределяются предпочтения, отданные экономическим системам, основанным на рынке и на плане (приводим проценты тех и других в разных возрастных группах и отношение доли "рыноч-' ников" к "плановикам"):

Заметим, что радикализм1 прорьгаочных ориентаций самых молодых растет, тогда как во всех остальных возрастных группах, включая молодых взрослых, — снижается (не случайно именно самые молодые в наибольшей степени поддерживали два последних года фигуру и программу Гайдара и его команды). Понятно, что положительное отношение к разбогатевшим в последние годы у нас в стране людям у молодежи многократно — в 4,2 раза — превышает отрицательное (июньский мониторинг 1993 г.), тогда как у "отцов" позитив уравновешива-

ется традиционным советским негативом, а у дедов втрое чаще встречается негатив. У детей здесь лидируют такие чувства, как уважение и заинтересованность, у дедов — презрение и неприязнь, подозрительность. Стоит, впрочем, добавить, что около трети во всех возрастных когортах считают подобных людей "не лучше и не хуже других".

Тем самым задаются идеологические рамки для различной оценки разными возрастными когортами, казалось бы, одних й тех же экономических реалий, формируются разные представления об их норме, "нормальной жизни". Сравним два ряда показателей: представления о доходе семьи, позволяющем ей жить "нормально" (сентябрь 1993 г.), и оценки роста доходов и цен в истекшем году (декабрь 1993 г.); минимальные доходы в первом" случае исключаем из-за статистической незначимости числа избравших данные "подсказки".

Возраст "Нормальный" доход семьи, тысруб.

35-40 40-50 ' 50-75 75—100 больше 100

До 20 - - 1 1 . 9 85

20-24 1 1 10 86

40-49 1 6 88

Старше 60 3 9 7 29 41

Возраст Доходы в 1993 г.

быстрее цен росли пропорционально ценам отставали от цен

До 20 4 14 71

20-24 4 16 70

40-49 3 10 84

Старше 60 2 .. 6 87

Обратим здесь внимание на два обстоятельства. Единственная группа, в которой представления о "нормальном" заработке отчетливо дифференцированы, — это пожилые, для которых норма "положенного", социальный "потолок" их значимости, признания и вознаграждения заданы жестко закрепленной стратификационной системой прежнего стагнирующего общества, а потому

— заметнее сдвинуты в сторону пайкового минимума. Остальным нужно "больше", и-здесь они в своих оценках едины.

Однако минимизация потребностей не гарантирует их удовлетворения. Скорее уж напротив: деды (и близкие к ним в этом отцы) практически как один считают свои доходы недостаточными и отстающими от роста цен, тогда как молодые оценивают финансовое положение своих' семей более дифференцированно, и примерно каждый пятый из них темпами роста доходов удовлетворен. Дети, в сравнении с дедами, в восемь раз чаще соглашаются с тем, что такие люди, как они, получили-сейчас возможность повысить свой уровень жизни. Соотношение получивших и не получивших, по их оценке,, эту возможность в разных возрастных группах (июнь 1993 г.) выглядит следующим образом: до 20 лет —■ 1,13; 20—24 — 1,07; 25—39 — 0,55; 40—49 — 0,4; старше 60 — 0,14.

Идеология рынка и экономика семьи. Нам представляется, что это и есть реальная работа рынка как типа общественного устройства, как способа регуляции поведения и взаимоотношений людей в нынешних условиях.

Возраст Июнь 1993 Оетябрь 1993

за план за рынок соотношение 2:1 за план за рынок соотношение 4:3

До 20 17 54 3,2 13 58 4,5

20-24 22 65 3,0 ■ 25 45 1,8

25-39 25 50 2,0 25 41 1,6

40-49 31 41 1,3 32 33 1,0

Старше 60 51 16 0,3 ' 46 12 0,3

Оценка собственных открывшихся, точнее, обнаруженных в себе возможностей заставляет искать сферу их реализации, а подкрепление ориентаций успехом не просто усиливает, но и делает их устойчивым компонентом действий, заставляющим искать новые возможности. По сути, он выступает в напряженной, трудной ситуации как своего рода антидепрессант. Не зря "вера в себя", падавшая в других возрастных группах, у молодежи за истекший год повысилась. Видимо, поэтому ухудшение экономического положения семьи, которое констатируют и молодые респонденты, не выглядит у них столь катастрофично, как в оценках отцов и дедов.

В целом для молодежи характерен более позитивный эмоциональный тонус, высокая оценка "запаса прочности" в сложной нынешней ситуации (январь 1994 г.) — см. табл. 11 и 12.

Таблица 11 Настроение* (разность положительных и отрицательных оценок в динамике)

Таблица 12

Запас терпения** (разность положительных и отрицательных оценок в динамике)

В большой мере это позитивное ощущение связано с наличием у молодежи "своего круга" — поддержки близких людей, которые могут помочь и понять, иначе говоря, разветвленной сети неиерархических и построенных на доверии социальных связей. Так, показатели удовлетво-реннбсти кругом своего общения наиболее высоки именно у Цолодежи (она эти связи, как показывают данные других опросов, в наибольшей степени ценит и поддерживает).

* Ответы на вопрос: "Что бы Вы могли сказать о своем настроении в последние дни? "

** Ответы на вопрос: "Как Вы считаете, какое из приведенных ниже высказываний более соответствует сложившейся ситуации?" ("Все не так плохо", "можно жить", "жить трудно, но можно терпеть", "терпеть наше бедственное положение уже невозможно".)

Однако в самых младших группах респондентов,-по сравнению с молодыми взрослыми, ощутимы напряжения, связанные с чувством своей зависимости, неполноправности как в семье, так и в "большом" обществе. Так, юношество меньше других групп удовлетворено своим социальным положением и отношениями дома (в частности, 15% в июне и октябре прошлого года указали на пьянство у них в семьях). Желание навсегда уехать из страны также наиболее велико именно в этой группе: его в октябре минувшего года выразили 36%.

Проблемы молодых взрослых в большей мере связаны с жильем, с быстро нарастающей усталостью, тревогами по поводу возможной безработицы (эта последняя проблема столь же остра для тридцатилетних, но с особенной силой влияет на настроение тех, кому за сорок).

Респонденты же 30 и особенно 40 лет реже других возрастных групп чувствуют себя "в нашем обществе свободными людьми". Вместе с тем они реже других ищут ответов на свои проблемы в религии: 55% первых и 59% вторых считают роль религии в свой жизни "достаточно незначительной" и "практически никакой", каждый пятый — "достаточно значительной" и "основной"*.

Заключение. Более молодые респонденты восприняли начало горбачевской перестройки как конец эпохи нере-ализованности, заблокированного самбосуществления: у них лидировали такие оценки, как "для меня сейчас открылись возможности влиять на ситуацию в стране" и "для меня все сейчас только начинается". Стимулированная "гласностью" деидеологизация прошла в этом слое наиболее быстро, поскольку ширившийся в 70—80-х гг. разрыв между ориентирами старших и младших поколений все более отчуждал молодежь от всего официального, "советского".

Реальное же политическое участие молодежи было в целом ниже, уступало оно и вовлеченности в деятельность новых движений, политические демонстрации их "старших братьев" и, "отцов" — 30—50-летних. К 1991 г. фаза мобилизаций для младшей возрастной когорты прошла (что не исключает большей симпатии молодых к демократическим программам и отдельным фигурам). Кризис лидерства в кругах прежней "элиты", включая политическое руководство, ее слабая способность к социальному партнерству — одна из наиболее тяжелых черт тоталитарного синдрома — усиливали у молодежи отчуждение от власти и от политики. Поддерживали это настроение и средства массовой информации, особенно популярные у молодых ("Московский комсомолец"). Но в целом мы, видимо, имеем здесь дело не столько с деполитизацией, действительной потерей интереса к политике, сколько с переходом к иному, более спокойному и прагматичному пониманию политики. Впрочем, в нынешней ситуации отстранение от коллективных заявлений и массовых акций, характерных для периода перестроечной мобилизации, может, как показывают декабрьские выборы, тоже приобретать политически значимый и не всегда желательный для самой молодежи вес.

Разрыв с "прежним", "советским", выступил для молодежи в роли своего рода источника энергии для первичного сдвига. Далее он всякий раз воспроизводился в дистанцировании молодых от "совкового" катастрофиз-ма, растерянности, нытья, поисков государственной опеки и т.п. Помимо отторжения от этих чувств как таковых, молодежь видела в них еще и признаки все того же

* Подробнее см.: Экономические и социальные перемены. 1993. № 8. С. 5—7.

Возраст Положение семьи за полгода

июнь 1993 октябрь 1993

улуч- шилось ухуд- шилось соотно- шение улуч- шилось ухуд- шилось соотно- шение

До 20 21 31 1,5 9 32 3,6

20-24 18 31 1,7 13 51 3,9

25-39 13 42 3,2 10 47 4,7

40-49 10 47 4,7 8 60 7,5

Старше 60 6 54 9,0 3 54 18,0

Лет 1993 Январь 1994

март май июль сентябрь ноябрь декабрь

До 20 39 46 39 56 40 34 35

20-24 22 38 18 33 30 25 22

40-50 -28 -10 -17 -14 -17 -20 -16

Старше 60 -35 -17 -35 -24 -20 -29 -20

Лет 1993 Январь 1994

март май июль сентябрь ноябрь декабрь

До 20 35 32 26 24 30 35 40

20-24 25 33 16 24 24 34

40-50 10 22 17 9 20 12 22

Старше 60 18 23 9 7 23 21 29

единообразно-коллективного поведения, "пережитков" старого единогласия и противопоставляла им демонстративный индивидуализм и поддержку "своего круга".

Вместе с тем диверсификация профессиональных карьер, жизненных путей, кружковых и групповых пристрастий, начавших складываться новых образов жизни и уровней статусных притязаний влекут за собой естественное размывание "молодежи" как единого целого. Подобные "природные" и иные предписанные, закрепленные за возрастом, полом, родом, классом и т.д. характеристиками нерасчлененного целого все-таки характерны либо для чисто традиционных социальных систем, либо для закрытых, тотальных и патерналистских обще-ств-государств. Отход от советской системы и ее распад сопровождается и будет сопровождаться поэтому уменьшением социальной роли таких демаркационных признаков. Иное дело — игра в средствах массовой коммуникации, искусстве, моде, рекламе, публичньрс акциях на символических значениях женского и мужского, молодого и старого: она как раз может становиться все активнее и сложнее.

4. Субъективные оценки уровня жизни

Оцешси доходов и материального положения. На

протяжении 1993 г. под влиянием интенсивных инфляционных процессов наблюдался устойчивый, хотя и весьма неравномерный рост денежных доходов населения. Соответственно изменялись представления о размерах прожиточного минимума и "нормального", т.е. обеспечивающего желаемый, по мнению респондентов, уровень потребления и дохода. Динамика соответствующих характеристик представлена на рис.2.

Рис. 2. Динамика различных показателей денежных доходов (тыс. руб. в расчете на члена семьи)

!

Расхождения в оценках фактического дохода, прожиточного минимума и "нормального" дохода на протяжении рассматриваемого периода вели себя довольно устойчиво и соотношение между этими характеристиками оставалось примерно на уровне 1:2:4. Это свидетельствует о том, что сложившиеся диспропорции между фактическими доходами людей и их запросами имеют не случайный, а вполне определенный характер. Одновременно наблюдается существенный разброс вышеуказан-

ных характеристик в зависимости от уровня среднедушевого дохода. Покажем это на результатах январского опроса 1994 г. (см.табл.13).

Таблица 13

Соотношение в характеристиках доходов в зависимости от уровня среднедушевого дохода

Средние значения доходов (в расчете на члена семьи, тыс. руб. в месяц) в среднем Семьи с доходом Соотно- шение

низким (20%) средним (60%) высоким (20%)

1 2 3 4 5 5:3

Фактический денежный доход (после уплаты налогов)

— тысруб. 65 18 49 160 8,9 раз

- в % 100 100 100 100 -

Прожиточный минимум*

— тысруб. ' 131 122 127 156 1,3 раза

— в % к фактдоходу 202 678 259 98 -

"Нормальный" денежный доход

— тыс.руб. 263 . 172 210 480 2,8 раза

— в % к факт доходу 405 956 429 300 -

— в % к прожиточному минимуму 201 141 165 308 _

Как видим, наибольшие различия между оценками прожиточного минимума и "нормального" дохода, с одной стороны, и размером фактического дохода — с другой, имеют место у низкодоходных семей. Это, на наш взгляд, объясняется, во-первых, крайне низким уровнем среднедушевого дохода в этих семьях. Заметим, что средняя стоимость набора 19 важнейших продуктов питания (а это, на наш взгляд, характеристика абсолютной бедности) в декабре 1993 г. составляла 30,7 тыс.руб. в расчете на одного человека. Во-вторых, представлениями о прожиточном минимуме: сегодня три четверти респондентов считают, что он должен обеспечить скромное, но более-менее приличное существование, т.е. рассматривают его в качестве социального минимума. И 13% опрошенных считают, что прожиточный минимум должен обеспечить человеку только физическое выживание, что соответствует представлениям о физиологическом минимуме. При этом мало различаются не только средние оценки физиологического и социального минимума, но и соответствующие оценки по группам среднедушевого дохода в семье (см.табл.14)

В то же время субъективные оценки существенно отличаются от официальных расчетов прожиточного минимума (для декабря 1993 г. соответствующий показатель составил 42,8 тыс.руб., что почти в 2,3 раза ниже субъективной оценки физиологического минимума и в 2,9 раза ниже субъективной оценки социального минимума).

Это означает, что официальные расчеты прожиточного минимума, используемые в области социальной политики, не могут восприниматься населением в качестве обоснованной границы бедности, поскольку имеют место иные представления и ожидания людей. Только около 20% высокодоходных семей обеспечивают себе уровень прожиточного минимума, соответствующий их собственным представлениям о нем (см.табл.13).

. * При анализе данных о прожиточном минимуме не принимались во внимание 10% явно завышенных ответов респондентов.

Таблица 14

Оценки физиологического и социального минимумов в зависимости от уровня среднедушевого дохода (по результатам опроса в январе 1994 г.)

Обратим также внимание на то, что по мере возрастания размера среднедушевого дохода происходит увеличение разницы между оценками прожиточного минимума и "нормального" дохода. Это, на наш взгляд, вполне закономерно, поскольку в низкодоходных семьях запросы в большей степени сориентированы на обеспечение минимальных потребностей, тогда как запросы высокодоходных семей нацелены на удовлетворение потребностей более высокого уровня.

На протяжении года имела место тенденция к усилению различий в денежных доходах. При этом характеристики их дифференциации, получаемые на основе социологического мониторинга, отличаются от данных, представленных официальной статистикой. Приведем соответствующие оценки (см.табл.15).

Таблица 15

Показатели дифференциации среднедушевых денежных доходов в декабре 1993 г.

Как видим, интенсивность поляризации общества заметно выше по оценкам социологического мониторинга.

Если судить о динамике уровня жизни населения на основании данных официальной статистики, а именно такого обобщающего показателя, как реальное содержание денежных доходов, то благосостояние людей к концу

1993 г. повысилось, по сравнению с предыдущим годом. Каким же образом данный процесс отражается в субъективных оценках?'

На протяжении 1993 г. на основе мониторинга производились регулярные замеры изменений в соотношении роста денежных доходов потребительских цен. Распределение ответов на соответствующий вопрос в течение года практически не менялось: у 80% опрошенных увеличение доходов отставало от роста цен, у 10% — они росли примерно одинаково, и только у 2% — рост доходов опережал рост цен. Такие субъективные оценки сви-

* Фондовый коэффициент дифференциации — это соотношение доходов 10% населения с наиболее высокими и наименее низкими доходами.

** Коэффициент Джини, или индекс концентрации доходов, характеризует степень неравенства в распределении доходов на основе кривой Лоренца.

детельствуют о тенденции к снижению реального содержания доходов, хотя при этом нельзя точно определить степень их снижения.

Преимущество социологического мониторинга состоит в том,что появляется возможность рассмотреть такого рода процессы в разрезе групп по уровню дохода. Такой анализ позволил увидеть, что только среди представителей высокодоходных групп возрастала доля тех, у кого рост доходов опережал рост цен, что свидетельствует об увеличении реального содержания доходов в этой группе населения. В то же время у большинства опрошенных (представителей низко- и среднедоходных групп) рост доходов отставал от роста цен. Такая направленность процессов свидетельствует об усилении социальной дифференциации.

Что касается субъективных оценок материального положения, то в течение года они вели себя менее динамично, чем оценки денежных доходов: коэффициент материального положения (исчисляемый как разница между положительными и отрицательными ответами плюс 100) колебался в диапазоне от 62 до 68, что означает преобладание отрицательных оценок собственного материального положения (т.е. "плохое" и "очень плохое"). Незначительными были изменения и по группам с разным душевым доходом, хотя соответствующий коэффициент примерно вдвое выше в семьях с высокими доходами по сравнению с семьями с низкими доходами. Более спокойные самооценки уровня материального положения объясняются, очевидно, тем, что, отвечая на вопрос, респондент фокусирует внимание на фактическом уровне потребления и доходов, который, как было показано, в среднем в обществе очень невысок.

При этом следует иметь в виду, что самооценки уровня материального положения не отражают степени различий в материальном положении разных семей, которые, по нашему мнению, должны быть выше, чем степень различий в денежных доходах семей, поскольку материальное положение включает в себя не только текущие денежные доходы, но и накопленное имущество.

Инфляционные ожидания и потребительское поведение. Высокие темпы инфляции являются сейчас важнейшим фактором, определяющим потребительское поведение всех слоев российского общества. По данным Госкомстата России, в 1993 г. потребительские цены выросли почти в 10 раз. При этом к концу года отмечалось снижение темпов роста цен, в то время как в начале и середине года они оставались довольно высокими (на уровне 20—25%).

По данным мониторинга, также отмечалось незначительное снижение к концу года уровня инфляционных ожиданий населения, особенно это касается непродовольственных товаров (см.рис.2). (Напомним, что динамика инфляционных ожиданий оценивается по данным распределений ответов респондентов на вопросы о предполагаемом в ближайшие 1—2 месяца изменении темпов роста цен на отдельные группы потребительских товаров

— их увеличение, уменьшение или сохранение на уровне текущего месяца. Соответствующие показатели представляют собой разность ответов об увеличении и снижении цен плюс 100.)

Как видно из рис.З, самый высокий уровень инфляционных ожиданий наблюдался в течение года по продуктам питания, несколько ниже — по одежде и обуви и самый низкий — по товарам длительного пользования. Наиболее высокий всплеск инфляционных ожиданий населения по непродовольственным товарам отмечался в конце лета, по продовольственным товарам — в начале осени, что непосредственно было связано, по нашему

Оценки прожиточного минимума в среднем Семьи с доходом Соотно- шение

низким (20%) средним (60%) высоким (20%)

1 2 3 4 5 5:3

Физиологический минимум

— тысруб. 102 107 90 126 1,2 раза

- в% 100 100 100 100 —

Социальный минимум

— тысруб. 138 130 133 161 1,2 раза

— в % к физиологическому минимуму 135 121 148 128 ■

Показатели дифференциации Данные Госкомстата России Результаты мониторинга

Фондовый коэффициент* 11 раз 18 раз

Коэффициент Джини** 0,346 0,432

Децильный коэффициент - 6,2 раза

Рис. 3. Динамика инфляционных ожиданий населения

мнению, с прекращением регулирования цен на хлеб и хлебобулочные изделия. После этого пика уровень тревожности населения по поводу роста цен плавно снижался до конца года. Лишь по продовольственным товарам в декабре и январе опять был отмечен рост инфляционных ожиданий.

Как видно из рис.З, полученная на основе мониторинга динамика инфляционных ожиданий хорошо совпадает с динамикой индекса потребительских цен (ИПЦ), рассчитываемого Госкомстатом России. При этом, по-види-мому, респонденты, отвечая на вопрос анкеты, описывают, скорее, ситуацию текущего месяца. Во всяком случае, пока наблюдаются именно помесячные совпадения (без лага) динамики ИПЦ и инфляционных ожиданий населения.

Значительный интерес представляет анализ особенностей изменения инфляционных ожиданий по группам населения с разным уровнем дохода. Тем самым появляется возможность изучения воздействия инфляционных процессов на различные по уровню материального достатка слои общества.

Данные мониторинга показывают, что уровень инфляционных ожиданий в низко- и среднедоходных группах респондентов выше, чем в высокодоходных, что связано с большим отставанием роста денежных доходов от роста цен в семьях с низкими и средними доходами. Более того, представители этих групп несколько быстрее, чем самые обеспеченные группы, реагируют на повышение цен (в этой группе респондентов оценки инфляционных ожиданий повышаются в среднем на месяц раньше).

Таким образом, анализ динамики инфляционных ожиданий позволяет сделать вывод о том, что в ближайшее время уровень инфляции в лучшем случае сохранится на прежнем уровне (так считает примерно каждый второй из числа ответивших на соответствующий вопрос).

Данные мониторинга показывают, что в 1993 г. сохранялся низкий уровень спроса населения на потребительские товары. Об этом позволяют судить распределения ответов респондентов на вопросы о приобретении не очень нужных на данный момент, но дефицитных или недорогих продуктов питания, одежды и т.п. Изменение соотношения между положительными ответами на этот вопрос (стараются приобретать такие товары) и отрица-

тельными ответами (не приобретают такие товары) в определенной степени отражает интенсивность платежеспособного спроса, изменение уровня активности населения на потребительском рынке.

Исследования ВЦИОМа, проведенные в 1991—1992 гг., показали, что в тот период почти вдвое снизился индекс*, измеряющий динамику платежеспособного потребительского спроса. На протяжении 1993 г., как видно на рис.4, уровень индекса склонности к потребительским расходам в целом был довольно низким, особенно по тем товарам, которые являются дорогими и менее необходимыми для повседневной жизни (товары длительного пользования, одежда, обувь).

Рис. 4. Динамика склонности к потребительским расходам

Структура семейных бюджетов жителей России все больше смещается в сторону покупок самых необходимых для жизни товаров, в первую очередь — продуктов питания, доля которых в расходах семей сейчас составляет, по данным Госкомстата РФ, почти половину, а в субъективных оценках даже выше. Соответственно склонность к приобретению продуктов питания наиболее высока, по сравнению с другими, товарными группами. Более того, на протяжении года уровень соответствующего индекса практически не изменился.

По группе непродовольственных товаров заметно некоторое снижение склонности к их приобретению, особенно по предметам одежды и обуви.

Обратим внимание, что весьма заметным оказывается влияние изменений инфляционных ожиданий населения на динамику склонности к потребительским расходам. В периоды повышения оценок инфляционных ожиданий отмечается снижение склонности к потребительским расходам. Особенно отчетливо это видно на примере дорогостоящих товаров длительного пользования, но справедливо также для продуктов питания, одежды, обуви.

Таким образом, данные мониторинга показывают, что на протяжении 1993 г. население очень чутко реагировало на изменение цен, а активность потребительского поведения практически оставалась на одном и том же, довольно низком, уровне. Имевшие место в этот период колебания потребительской активности были связаны с краткосрочными изменениями инфляционных ожиданий населения.

* Индекс рассчитывается как разность положительных и отрицательных ответов на вопрос о приобретенных дефицитных или недорогих товаров плюс 100.

Продуктовый рынок и питание семьи. Анализ, проводимый в рамках ежемесячного мониторинга, показывает, что в 1993 г. в целом произошли положительные изменения на рынке продовольственных товаров. По отдельным продуктам питания (продуктовым позициям) доля отметивших их наличие в свободной продаже возросла, причем более заметно по особенно дефицитным в начале прошлого года продуктам: по фруктам — с 50 до 68% процентов, овощам — с 57 до 71%. Однако и сейчас эти продукты, а также рыбу, растительное масло, картофель далеко не все жители России видят на прилавках. Удалось более-менее решить проблему поставок сахара. В январе его наличие в продаже отмечают почти 90% опрошенных против 56% в марте прошлого года.

Что же касается реального потребления (в данном случае, наличия в семьях тех же продуктов питания), ситуация изменилась мало: доля соответствующих ответов возрасла, как правило , не более чем на 5 п.п. Более заметное улучшение ситуации имело место только в отношении сахара, а также сливочного масла и фруктов.

В большинстве семей есть хлеб, картофель, мука и. крупы. Однако это малоутешительно, поскольку уровень потребления ценных в питательном отношении продуктов остается низким. На наличие в семьях многих основных продуктов и сейчас указывет менее 75%, а именно: фруктов — 31, рыбы — 29, колбасы — 34, молочных продуктов — 62, овощей — 68% опрошенных.

К этому следует добавить, что в отдельных случаях имело место ухудшение ситуации, — особенно тревожно то, что снижается потребление молока и молочных продуктов, в первую очередь в низко- и среднеобеспеченных семях (а это 80%).

Характер изменения условий питания населения можно представить, сопоставляя динамику ответов на вопросы о наличии в продаже и дома всех основных продуктов питания, (см. табл. 16). В этих усредненных оценках ситуация предстает в сфокусированном виде: увеличение доли отметивших наполнение рынка мало отразилось на том, "что лежит в холодильниках".

В этом отношении особенно выделяются оценки представителей низкодоходных групп населения. В начале прошлого года эти люди не воспринимали появление в

продаже дорогих продуктов питания как наполнение рынка, поскольку это никоим образом не могло влиять на их реальное потребление.

За год произошла определенная адаптация к новому уровню цен, выразившаяся в том, что сейчас все оценивают рынок примерно одинаково и довольно высоко. Однако это не вселяет должного оптимизма, поскольку напол- ненность рынка вступила в противоречие с реальными возможностями потребления основной части населения, а такие контрасты, в свою очередь, ведут к росту неудовлетворенности людей своим потреблением. Складывается парадоксальная ситуация: рынок, нарушая присущие ему функции, не работает на массового потребителя.

В большей степени это справедливо для оценок жителей малых городов и селян, а также жителей Европейского Юга, Сибири и Дальнего Востока.

Если говорить о "наличии в продаже", то ситуация с продуктами животного происхождения изменилась меньше, чем с растительными продуктами. Несколько заметнее рынок наполнялся в сельской местности, однако обобщенные оценки селян остаются самыми низкими (56 и 68% по продуктам животного й растительного происхождения соответственно в январе с.г.).

А вот соответствующие обобщенные оценки наличия продуктов животного происхождения дома значительно ниже, чем продуктов растительного происхождения, — соответственно 59 и 79% респондентов указали на то, что у них сейчас есть все эти продукты (напомним, что речь идет об укрупненных продуктовых позициях). Такое положение не может удовлетворить людей, — далеко не все стоят на позициях вегетарианства.

На первый взгляд, приведенные данные не вполне согласуются с полученными в октябре прошлого года оценками удовлетворенности питанием, которые оказались не самыми низкими в системе показателей качества жизни. Однако следует обратить внимание на то, что как в этом, так и в других вопросах, характеризующих питание людей, отрицательные оценки преобладают, но разница между долями положительных и отрицательных ответов питание людей, хотя и складывается в пользу последних, все же имеет заметную положительную тен-

Таблица 16

Динамика оценок продуктового рынка и потребления (доля отметивших наличие в продаже и дома всех основных продуктов питания, в % к числу опрошенных)

Группы населения "Есть в продаже" "Есть дома"

март июнь сентябрь декабрь январь март июнь сентябрь декабрь январь

Все опрошенные 70 70 ■ 76 81 81 65 65 70 69 70

По доходам:

низкие 67 65 76 81 75 60 58 65 61 62

средние 70 70 76 81 80 65 65 70 69 70

высокие 76 76 80 82 88 74 73 76 77 79

По типам населенных пунктов:

Москва и Петербург 78 78 81 89 91 70 68 72 76 77

Большие города 78 80 84 89 90 67 67 72 71 72

Малые города 77 73 80 84 88 66 64 68 68 70

Село 51 53 59 66 58 62 63 70 66 .64

По регионам:

Европейский Север и Центр 73 69 76 83 79 65 65 70 70 71

Европейский Юг 68 70 77 80 77 65 61 72 67 68

Предуралье и Урал 62 74 78 79. 80 63 68 69 70 68

Сибирь и Дальний Восток • 73 66 74 79 83 67 66 68 66 69

месяцы 1993

---» низкие ПОХОДЫ

...«-.средние доходы

---ж--высокие доходы

--ш...в иолом_______

Рис. 5. Изменение питания семей в оценках представителей различных доходных групп

денцию. Это значит, что увеличивается число респондентов, отмечающих улучшение питания своих семей.

На рис.5 представлено изменение разницы между долей положительных ("питание стало лучше") и отрицательных ("питание стало хуже") ответов на вопрос о том, как изменилось питание семей за последний месяц.

Как видим, большинство людей продолжает констатировать ухудшение питания своих семей. Хотя в целом это соотношение улучшается, однако до переломного момента (на нашем рисунке это выразится в преодолении нулевой отметки) в оценках изменения питания, а значит, в какой-то степени, и в настроении людей еще довольно далеко.

Низкий уровень жизни значительной части населения России обусловил смещение структуры потребительских расходов в сторону продуктов питания и сохранение этой неблагоприятной тенденции в течение 1993 г. и в начале 1994 (см.табл.17)

Таблица 17

Какая примерно часть доходов Вашей семьи уходит сейчас на питание?

(доля ответивших "примерно 2/з" и "почти все")

1993 1994 январь

март июнь сентябрь декабрь

В целом по совокупности 76 74 76 78 78

По доходным группам:

низкие доходы 81 78 83 84 84

средние доходы 79 79 81 83 82

высокие доходы 62 59 .59 63 65

Представленные субъективные оценки, полученные в ходе массовых опросов ВЦИОМа, к сожалению, не подтверждают более оптимистичных данных Госкомстата РФ по итогам прошлого года. Однако трудно сказать определенно, кто лукавит больше: наши респонденты, ежедневно сталкивающиеся с проблемой, как накормить семью, или статистические органы, оперирующие .в своих расчетах иными методами.

5. Статус и успех: массовые представления о социальной иерархии

Представления о социальной иерархии относятся к тем важнейшим составляющим, которые наряду с идеями легитимности, социальной морфологии, стратификации, человеческой природы, моральными основаниями, обычаями задают образ социального порядка и общества в целом. Жесткость или лабильность системы статусов, наличие параллельных, а тем более множественных рамок координат, в которых определяется положение индивида, возможность их выбора и. т.п., являются наиболее существенными характеристиками обществ разного типа. Если неизменность согласованных представлений о правильном или должном порядке занятия того или иного общественного положения отражает систему ценностей данного сообщества, то их изменения или расхождения в разных группах и слоях, окрашиваемые самыми разными социальными эмоциями — от пиетета и уважения до зависти, гнева или ненависти, — свидетельствуют о внутренних коллизиях общества, конфликтах и соответственно о происходящих процессах, двигателем которых могут быть те или иные группы, устанавливающие свои ценности и приоритеты.

В нашем распоряжении нет надежных и сопоставимых за ряд лет данных о представлениях населения о тех или иных социальных статусах. Тем не менее близкие по характеру и исследовательской идеологии замеры 1991 г. (июньский опрос, проводившийся по общероссийской репрезентативной выборке, 1357 человек) и 1993 г. (2-й квартальный мониторинг), равно как и другие исследования ВЦИОМа (начиная от "Советского человека"

, "Новых годов" 1990—1992 и кончая 3-м квартальным мониторингом работающего населения 1993 г.) позволяют делать некоторые заключения о характере массовых представлений о социальной иерархии и потенциале ее изменений. Предполагая сделать эту проблему темой систематической работы, мы в данном случае остановимся лишь на одном аспекте: сравнении статусных представлений 1991 и 1993 гг.

Респондентам было предложено разместить на 10-ступенчатой лестнице социальных статусов себя и представителей различных профессий или занятий. Группировка ответов по средневзвешенным значениям позволила выделить пять стратифицированных категорий, или рангов (за ранг принят разрыв между статусами меньше 1 балла). Приводим распределения 1993 г.:

— высший (министр — 9,1; директор коммерческого банка - 8,7; директор крупного завода - 8,5; );

— высокий (профессор университета — 7,30, владелец магазина — 6,6 );

— средний образованный (врач-терапевт, инженер, офицер, соответственно, — 5,6; 5,4; 5,2);

—: средний без высшего образования (фермер, квалифицированный рабочий — 4,8 и 4,7);

— низкий (рабочий совхоза или неквалифицированный рабочий — 3,0; 2,4)

Первое, что следует отметить при анализе ответов о статусной системе, принадлежащих к различным социальным группам респондентов, — это чрезвычайно высокая степень согласованности иерархических представлений. Основная схема "общественной лестницы" практически одна и та же во всех группах, что говорит о 1 высокой степени нормативности этих представлений, интегрирующих таким образом разные сегменты социального целого. Она практически не подвержена влиянию субъективных статусных самооценок респондента или урбанизационных, доходных и т.п. переменных. Допуская замену отдельных элементов, сама структура оценок ос-

тается стабильной. Например, появление в 1993 г. новых позиций (скажем, замена "секретаря обкома", тестовой характеристики, использовавшейся в 1991 г., на "министра" и т.п.) не изменило иерархию оценок. Сама эта структура воспроизводит систему ценностей советского общества и сохраняется в переходный постсоветский период. Набор кодов идентификации (власть, связанные с нею репродуктивные структуры, советская бюрократия — основные интеллигентские занятия, дополнительные ко всем ним — деньги, затем — физический труд), несмотря на некоторые новообразования, пока сохраняется.

На функционально доминирующую позицию власти указывает общее снижение статусных самооценок, резко ' отличающееся в этом смысле от аналогичных структур западных постиндустриальных обществ: если "там" средний балл самооценки составляет примерно 5,5 — 6, то у нас соответствующий показатель на сегодня равен 3,8, то есть явно ощутим комплекс приниженности и зависимости. Характерно, что размах средних самооценок у различных групп весьма невелик: по возрастным группам он составляет 0,9 (4,2 — у молодых до 25 лет и 3,3 — у людей старше 55 лет), по категориям доходов — 0,5 (3,3 — у низко- и среднедоходных категорий, 3,8 — у высокодоходных), по образовательным группам — 1,3 (3,1 — ниже среднего, 4,4 — у людей, учившихся в ВУЗах, все равно, закончили они их или нет). Даже в тех группах, которые считают, что они занимают сравнительно высокое общественное положение, этот балл не поднимается выше 5. Примечательно, что респонденты, связанные с физическим трудом и не имеющие высшего образования, — рабочие, вне зависимости от квалификации, включая и подсобных или неквалифицированных, работники торговли и т.п. — оценивают свое социальное положение выше, чем "интеллигенция" (в среднем 4,4 против 3,4 у профессий и занятий, которые отнесены к средним, но требующим высшего образования рангам). Это обстоятельство — свидетельство явного сохранения идеологии "ведущего класса", класса-гегемона, так же, как и сохраняющейся ущербности, полупрезрительного отношения к носителям профессионального знания и компетентности, результат длительной политики "достижения социальной однородности" общества.

За два прошедшие года изменения весьма несущественны (см. рис. 6).

Верхние ступени по оценкам респондентов и в 1991, и в 1993 гг. были отданы "власти" ("секретарь обкома КПСС" и "министр"). "Знание" (профессор университета) в 1991 г. занимало вторую позицию, спустя два года опустилось на два ранга, уступив свое место представителям новой элиты — "директору коммерческого банка" и "директору крупного завода" (отметим это обстоятельство: добившийся самостоятельности в результате развала распределительной экономики директорат стал весьма значимым и авторитетным слоем). Неформальный туз умершей или умирающей дефицитарной экономики — "продавец", занимавший высокое место в 1991-м, в прошлом году потеснен "знанием" и "предпринимателем" (представленным в 1991 г. лишь одной позицией — "кооператором"). Скорее мифический, из перестроечной риторики, чем реальный, "фермер" опустился до 9-й позиции — ниже традиционных стереотипов простых . советских людей — врача, офицера, учителя, инженера. .

Практически все значения статусов, находившихся ниже среднего уровня (неквалифицированные рабочие, рабочие совхоза, фермер, инженер, но особенно квалифицированный рабочий — на два ранга), к 1993 г. сместились вниз. Понизилось на несколько процентных

пунктов и положение профессора университета,. равно как и среднее значение оценки респондентом своего собственного статуса — симптом, который указывает, что продолжающийся экономический кризис и ухудшение материального положения могут повлечь за собой радикальную переоценку социальной иерархии, а вместе с тем и изменение социальной структуры.

На фоне стабильности общей жесткой структуры социальной лестницы можно фиксировать известного рода колебания в предпочтениях или оценках того или иного статуса, обусловленных инерцией прежней официальной идеологии, экспектациями и желаниями молодых групп, проекциями определенных стереотипов, тиражируемых в тот или иной момент СМК и проч. Можно попробовать выделить ряд факторов (возраст, образование,1 социальная самооценка), влияющих на эти колебания. 1 •

Для пожилых людей (старше 55 лет) ранг "директора завода" (представителя старой элиты) выше, чем "директора коммерческого банка", "новой элиты", а ранг квалифицированного рабочего выше, чем фермера. Респонденты с низким уровнем образования высоко ставят статус инженера (выше, чем фермера, общая оценка которого достаточно значима благодаря перестроечной пропаганде прессы), при этом их самооценки крайне низки, ниже "самого низкого" — ранга рабочего совхоза. Люди со средним образованием ставят "врача" выше "владельца магазина" и т.п. (а со средним уровнем статусной самооценки ставят "фермера" выше инженера, а ранг инженера — ниже уровня самооценки), квалифицированного рабочего выше инженера. Иначе говоря, дискредитация инженерных занятий связана с амбивалентностью отношения ко всей советской системе --------

частичным сохранением идеологических стандартов, предполагающих особый авторитет или престиж символических значений и статусов, с одной стороны, и латентную низкую оценку реальных жизненных возможностей, представляемых этими моделями карьеры.

В высокостатусных группах (к которым причисляют себя помимо молодых люди, скорее, пожилые, а среди них — повышенный процент руководителей среднего и низшего уровня, пенсионеров и т.п.) ранг старой номенклатуры — директора завода выше ранга новых авторитетов — директора коммерческого банка, ранг офицера выше ранга врача, но и фермера — выше инженера, хотя при этом ранг квалифицированного рабочего также выше фермера.

5 т

4.5 4

3.5 3

2.5 2

1.5 Т

министр секретарь обкома + -профессор университета ч> +

директор завода/ 5£ммврчР банка -

кооператор

фермер .

к»ч

учитель инженер -О- ^ „ _

^инженер т ^фермер квалифицир. рабочий “/■респондент

респондент О- колхозник рабочий совхоза

^неквалифиц. рабочий Ч> накаалифиц. рабочий

юдааец профессор университета

^ладелеи магазина

т 10

9 8 7 6 , 5

4 ' 3 2

1

Рис. б. Изменение статусных оценок, 1991—1993 гг.

Рассматривая структуру оценок по поколениям респондентов, можно выделить ряд особенностей в статусных представлениях. Например, возрастная группа 15—25 лет демонстрирует наивысшие оценки не только власти (министра, директората госзаводов), но и новой элиты (руководства коммерческих банков, владельца магазина), а также самую высокую из всех возможных самооценку. С повышением возраста растет консерватизм, а соответственно и негативизм в отношении "новых хозяев жизни": 25—40-летние ниже всех остальных оценивают статус владельца магазина, а группа 40—55 лет (отличающаяся самым низким уровнем самооценки, носитель "пораженческих настроений", не обладающая ни ресурсом молодости, ни "советской гордостью" ветеранов) оценивает'"новую элиту" низко, но высоко ^- профессии, традиционно престижные в самый расцвет советского времени —• 40—60-х гг.: врача, офицера, рабочего. Еще больше (но без понижения самооценки) это свойственно для самых пожилых, идентифицирующих себя со всем советским.

Идентификация статусов с властью наиболее сильна в низкодоходных группах (самые высокие оценки министра, директора завода, профессора университета и самые низкие — своего статуса). Поскольку советская "табель о рангах" предполагала получение высшего образования как допуск к бюрократическим должностям и соответствующему положению, то неудивительно, что образуется ось оценок, на одном полюсе которой находятся низкодоходные, нйзкообразованные группы, придср;:;ивающиеся норм и представлений уходящей эпохи с ее иерархией оценок и статусов, на другом -— высокообразованные и высокодоходные группы, подвергающие ее переоценке. Другими словами, существует зависимость самооценки от восприятия социальной лестницы как единственной возможности успеха, не существующего вне рамок официального признания и его критериев и норм. Отсюда — очевидное следствие: система идеологических и социальных санкций, обеспечивающих низкую оценку неформальных и неофициальных, альтернативных способов достижения успеха. Не случайно, что аккумуляция таких санкций й представлений происходит именно в низкостатусных группах. Советское общество — это система с подавленной социальной мобильностью.

Всего 15% респондентов собираются в ближайшие год-два повысить свое общественное положение. Группа с повышенными аспирациями представлена в основном мужчинами (в 1,5 раза больше, чем женщин); молодыми (такие установки респонденты до 30 лет проявляют в 2 раза чаще, чем зрелые люди (в возрасте 30—54 лет) и в 5 раз чаще, чем в группах пожилых); работающими в сфере торговли и снабжения; военными (что и понятно, поскольку обеспечено, всем строем организации армии); занятых в частном секторе (в 2—3 раза чаще, чем в государственном). При этом сохраняет свою силу общее "правило Матфея": у богатого прибудет, у бедного отбе-рется, или в иной "кантовской" форме — кто хочет, тот и может. Удельный вес представителей высокодоходных категорий населения в этой группе "в 2 раза больше, чем в низкодоходных. Закономерно поэтому, что жителей крупных городов здесь в 2 раза больше, чем сельчан, в первую очёредь москвичей и петербуржцев (что также, понятно — столица дает не просто больший социальный простор для инициативы, но и формирует соответствующие мотивации достижения). В региональном плане стремление к достижению пробуждает в большей степени сытый Юг России (в 1,5 раза чаще, чем, например, находящиеся по другую сторону шкалы Сибирь или Дальний Восток, с их гигантскими предприятиями ВПК или добывающими концернами).

Повышение общественного положения в советских и постсоветских условиях — вещь существенно более понятная и очевидная, чем "буржуазный" "успех" ■— категория (или критерий) деятельности, достаточно новая, аморфная и неопределенная. Не случайно лишь незначительное число респондентов дали на соответствующий вопрос какие бы то ни было ответы. По мнению тех, кто рассчитывает на него, "достичь успеха в жизни" означает (в % от числа опрошенных): 1) иметь все материальные блага: хорошую, квартиру, машину, собственный дом — 7%; 2) зарабатывать много денег, иметь высокий доход 7%; 3) реализовать свои способности — 6%. Анализ различий в тех или иных группах интерпретации понятия "успех" позволяет отметить, что: а) молодые люди до 29 лет в 2 раза чаще, чем 30—55-летние, и в 5 раз чаще, чем пожилые, связывают свой успех с получением больших денег — заработков, доходов и т.п.; б) респонденты с высшим и незаконченным высшим образованием в 2 раза чаще, чем имеющие среднее образование, и в 12 раз чаще, чем категория опрошенных с образованием ниже среднего, считают успехом реализацию своих способностей. (Можно сказать иначе — только высокообразованных и развитых в интеллектуальном и культурном плане людей заботят вопросы самореализации, только эта группа ставит на первое место это обстоятельство в качестве жизненного успеха.)

При этом сами способы достижения успеха у различных групп существенно различаются.

Ориентация на достижение успеха за счет получения образования характерна прежде всего для молодых (в группе до 29 лет на это рассчитывают в 3 раза чаще, чем в группе 30—55, и тем более в 12 раз чаще, чем в группе пожилых). Карьера — удел военных и служащих. Открытие собственного дела как модель успеха доминирует в высокообразованной среде (особенно среди работников кредитно-финансовой системы, у которых она встречается в ответах в 2 раза чаще, чем, скажем, среди работников торговли и снабжения). Частные предприниматели и занятые ИТД под успехом понимают, главным образом, получение больших доходов (в 4 раза чаще, чем любая иная социальная группа или категория опрашиваемых) и их повышение — скорее мужское видение успеха (в три раза чаще, чем женщины).

Успех, по мнению опрошенных, в России сопутствует: во-первых, людям, имеющим хорошие знакомства, связи (так ответили 43% респондентов); во-вторых, деловым, энергичным, одаренным и способным людям (42%) и, в-третьих, спекулянтам и махинаторам (40%). Ориентированные на достижение относятся к успеху, безусловно, позитивно. Среди них в 1,5 раз больше тех, кто полагает, что легче достичь успеха "деловым и энергичным", и в 2—3 раза меньше "социально пассивных" или таких, кто связывает достижение успеха с подхалимажем и приспособленчеством.

Негативные оценки успеха преобладают в старших возрастных группах (их удельный вес в 2 раза больше в этих категориях, чем среди молодых до 29 лет); среди тех, кто связывает достижение успеха со спекуляцией, угождением начальству и "подхалимажем" (в 3 раза чаще). Соответственно такие установки легче встретить в среде низкодоходных респондентов, в консервативной провинции или селе, а в региональном плане — в Сибири и на Дальнем Востоке, где, как показывают результаты недавних выборов, наибольшая концентрация сопротивления изменениям и реформам. Но именно здесь выше удельный вес групп, для которых ориентация на успех вещь чуждая и фрустрирующая.