CC BY
18
т
ФШМШШЕ ИНУ ки
ОБЩИЕ ПРИНЦИПЫ СМЫСЛОПОРОЖДЕНИЯ ОККАЗИОНАЛЬНЫХ ОБРАЗОВАНИЙ ФИЛОСОФСКОГО ДИСКУРСА
С. Н. Бредихин
GENERAL PRINCIPLES OF SENSE GENERATION IN OCCASIONAL FORMATIONS OF PHILOSOPHIC DISCOURSE
Bredikhin S. N.
A partial aspect of sense generation in occasional formations of a philosophical text basing on the reflection of conditioned reflex activity of the language by the intellect is considered in the article.
Key Words: sense generation, conditioned reflex activity of the language, content, occasionalism, usage.
В статье рассматривается частный аспект смыслопорождения в окказиональных образованиях философского текста, на основе отображения интеллектом условно-рефлекторной деятельности языка.
Нлючевы/е слова: смы/слопорождение, условно-рефлекторная деятельность языка, контент, окказионализм, узус.
УДК 81-11
Понятие «смысл» - неоднозначно. Даже одна мысленная конструкция, образ, представление может иметь различную интерпретацию в зависимости от обстоятельств, точки зрения, условий, контекста, от психического состояния, от познавательных тенденций и т.п. Поэтому есть необходимость определить простую и достаточно однозначную исходную позицию.
Общепринятым и устоявшимся считается представление об условно-рефлекторной деятельности языка (далее: УРДЯ) (3). На этой основе сделана попытка проследить с учетом возможностей языка и его способности к абстрагированию возникновение «смыслопорождающих» способностей и их совершенствования, исходя из отображения в сфере мышления условно-рефлекторной деятельности.
Следует отметить, что последовательность возможных реактивных восприятий и реакций, связанная с УРДЯ, исходя из заявленных целей, рассматривается здесь в упрощенном виде как цепочка последовательно связанных ситуаций, при прохождении которой путем выполнения определенных действий (которые подразумеваются) требуется достичь конечного результата. Мы попытаемся выявить в данной статье отличия в смыслопорождающих потенциях обыденного языка (ядерной области реализуемых значений, без ноэматической нагрузки) и пограничных возможностей (содержательных новообразований в языке фи-
лософии), на основе которых и построено большинство экзистенциалистских текстов.
Попытаемся рассмотреть реализацию концептуальных окказиональных образований в повседневном речевом акте. Например, имеется ситуация, когда надо из ситуации А перейти к ситуации Ъ, но непосредственной связи между А и Ъ нет. А -> Е, Е -> К, К -> Ъ,
а есть только опосредованная, А -> Е ->К -> Ъ. (4) Несмотря на положительные результаты предыдущего опыта, даже усвоив всю цепь, на каждом шаге надо производить реальное действие, так как выполнять последующие действия в цепи можно (при линейном развитии речевого акта, т. е. не имея общих знаний о структуре, а не только о системе ноэматических отношений в тексте) только попадая в фиксированную реальную ситуацию.
Другая особенность. Если не воспроизводится одно из звеньев (ситуация для дальнейшей реакции), то цель для создания последующей ситуации не может быть реализована. Эти рассуждения дают основание считать, что реальная разговорная речь, бытующая в повседневном общении, не обладает способностью осмысливания и абстрагирования в той же степени что и философский дискурс и, следовательно, смыслопо-рождающая деятельность по отношению к концептуализации и введению в узус окказиональных образований не может быть осуществлена.
Язык философии, в отличие от обыденного речевого общения, может в плане развития обрести способность «посмотреть» на цепь условных рецепций и реакций как бы со стороны, удерживая её в разреженном поле пограничного словоупотребления. Как следствие, у него может возникать и откладываться обусловленный конкретной ситуацией смысл (именно смысл, который затем вполне вероятно обретёт некоторое значение, закреплённое в языке, однако не потеряет живости и возможности новых образований по вновь открытой или же по-новому
переосмысленной деривационной модели) выполняемых действий.
Рассмотрим это соображение подробнее. Язык философии предоставляет возможность перехода с одного интеллектуального уровня на другой, таким образом, что, находясь в ситуации А, реципиент может мысленно попасть в ситуацию Е и оставаться в ней, не предпринимая для этого реальных действий по переходу от ситуации к ситуации. Находясь мысленно в ситуации Е, он догадывается, что из нее таким же образом можно попасть в ситуацию К, а из К в Ъ (подобная возможность появляется при наличии в языке возможности чётко прослеживать структурные связи между элементами, что очевидно невозможно в «хитросплетениях» ядерной зоны языка, однако периферийная зона, благодаря разряженности и сохранению деривационных моделей, о которых обыденный язык уже «забыл», предоставляет полный обзор «с высоты птичьего полёта»). Из этого следует, что именно в философском дискурсе существует реальная возможность построения своего рода ментальной (идеальной) «модели», и фактически вырабатывается смысловое (отвлеченное) содержание пошаговой связи от А к Ъ (как «свернутое представление»).
Можно предположить, что окказионализм на данном этапе (при порождении нового смысла, вне зависимости от способа его создания) вводится потому, что, обладая аналогичной сознанию двойственностью, он отличен от сознания тем, что с ним можно иметь дело в плане эксперимента, в качестве «пробного тела», открывающего доступ к сознанию. Тогда возникает вопрос, причём здесь вообще сознание. Существует «ментальная необходимость», которая толкает к определенному пониманию сознания или к работе с сознанием. Это необходимость своего рода «борьбы с сознанием», в результате которой сознание перестает быть чем-то спонтанным, автоматически функционирующим, становясь «мета-сознанием», работающим с пограничными возможностями языка.
Главная отличительная особенность философского дискурса состоит здесь в том,
что он способен, отображая в сфере уже «третичной» абстракции, мысленно воссоздать и удерживать как элемент существующей «прозрачной» структуры «текущую» ситуацию, не имея её в действительности, и на этой основе продвигаться к следующей, соединяя их мысленно, что является основой для абстрагирования и смыслообразования.
Язык философии относится к особому классу таких феноменов, которым принадлежит и сознание, но не обыденное, оперирующее значениями и реализующее их в речевом акте, а некое, как мы уже говорили, «третичное», абстрагированное не только от мира вещей, но и от бытования языка. Это такие феномены, которые могут функционировать лишь при условии существования каких-то мета-представлений о самих представлениях (значениях). Подобные мета-представления могут рассматриваться как некий вторичный мета-язык. Здесь мета-высказывания в «объективной форме» могут существовать в виде фиксации прагматических и ноэматических связей на границе языка и ситуации, т. е. в виде мета-прагмем и мета-ноэм, но не знания о языке (или сознании), а условия «работы» языка (2, с. 84-102).
Учитывая сказанное, можно в целом считать, что соединение и удерживание ситуаций и обстоятельств выполнения определенных языковых (интерпретирующих или порождающих) действий позволяет ему объединить и возвести их в некое единое сжатое представление. Как правило, это представление, не выражаемое в терминах обыденного языка описания конкретной действительности, т. е. настолько абстрактное, что в языке повседневности ему не находится места и разворачивать его (воспроизводить деривационную модель) имеет смысл лишь, когда это необходимо.
Подобный переход и вообще оперирование со смыслами при желании можно выразить с помощью формальной записи, используя оригинальные символьные «конструкции». Естественно предполагать, что способность языка философии выстраивать отвлеченное отображение цепи условных реакций выработалась не сразу. В результате освоения возможностей (при условном по-
нимании языка и всех его деривационных возможностей) можно предположить, что у реципиента возникает способность определять, что все узлы смыслопорождения могут быть связаны некоей «характерной» связью, абстрагированной от ее реализации, связывающей феномены (это аналогично абстрагированию от свойств предметов при арифметических действиях и переходу к отвлеченным количествам ). Выявление подобной связи тоже соответствует выработке определенного смысла, соответствующего существованию причинной зависимости. Иными словами, такого рода смысл может применяться для представления и обозначения причинно-следственной связи между ситуациями, событиями, явлениями.
То, что цепочку реакций можно, с одной стороны, воспроизвести мысленно, а в действительности реализовать только завершающее действие или просто мысленно определить это действие или результат без выполнения промежуточных действий, приводит кроме прочего к интуитивному представлению о существовании также «особой» связи между элементами мышления, которая носит название, как сейчас принято, логической связи (в более широком смысле, логического следования); по характеру зависимости аналогичная причинно-следственной связи - но соответствующая более абстрактному уровню (который мы выше уже попытались определить как третий уровень абстракции). Такой уровень абстракции позволяет образовывать новые - логические связи и структуры - из отвлеченных элементов мышления, фигурировавших на предшествующих уровнях, соответствующих терминам и понятиям.
Представления о феномено-ситу-ативной связи и логической связи интуитивно трансформируются в сознании в единую универсальную связь и комплекс типично философского (структурированного, иерархического, феноменологического) миросозерцания, а что ещё важнее, такого же отношения к языку, который используется в языковой деятельности. Однако не следует понимать данное отношение как техниче-
ское (как его определяет для М. Хайдеггера в своих работах В. П. Литвинов) (5, с. 82-87).
Объединение цепи условных реакций в компактное представление, которое в реальности соответствует результативным действиям, означает ни что иное как осмысление своей языкотворческой деятельности и выработку, произведение смысла, основанное на условно-рефлекторной деятельности языка. На этой основе можно выразить, адекватное для данного случая, понятие смысла. Содержательное представление, скрепляющее мысленную структуру (конструкцию), отображающую структурные отношения действительности в определённом контекстуальном окружении, можно назвать смыслом.
Мысленная конструкция и смысл в силу зависимости его от содержательной стороны этой структуры (и контекста) образуют, как ассоциированные друг с другом составляющие, неразрывное целое. Конкретный смысл приписывается определенной мысленной структуре, а эта конкретная мысленная структура, в свою очередь, ассоциируется только с этим смыслом. (При изменении условий ассоциирования, «смысловое содержание смысла» как представления может изменяться.) Условия ассоциирования можно также назвать контекстом. При этом мы должны абсолютно чётко понимать, что смысл в отличие от значения не есть закреплённая в языке структура, он является свободным и «плавающим» - смысл есть не семантическое, а ноэматическое образование. Главное свойство смыслов (как представлений, отражающих смысловое содержание мысли) в том, что их можно воспроизводить, анализировать и манипулировать ими, образуя новые конструкции, не обращаясь к реальному функционированию значений слова.
Язык философии при создании и концептуализации содержательных новообразований может самостоятельно связать последовательность звеньев «стимул-реакция» и выявлять теоретически те или иные последствия при мысленном соединении последовательности определенных ситуаций и феноменов. Движущей силой фор-
мирования или выявления смыслов служит когнитивная активность пограничной области языка. Следовательно, поскольку смысл находится (фигурирует) в сфере отображения третьего уровня абстракции, можно обоснованно полагать, что смысл является феноменом, фигурирующим не в сфере реальности, а в сфере идеального, образованной живой подвижной «порождающей и каждый раз заново рождающейся структурой языка» (8, с. 414). Тем не менее следует считать, что смысл реален для самой пограничной структуры, а конкретное его содержание, т.е. собственно смысл, - субъективен; следовательно, для другого субъекта этот конкретный смысл может отсутствовать. Если предположить, что смыслы могут существовать независимо от интеллектуальной языковой порождающей деятельности, то затруднительно понять, как они появляются и продолжают существовать уже в узусе.
Для выявления опосредованной связи порождающей языковой деятельности и смыслов как таковых мы должны рассмотреть саму структуру подобных отношений, для краткости обозначим выражение: «содержательная структура отношений», термином «контент», означающий содержимое, для которого определяется или вырабатывается смысл. Смысл рождается в результате интерпретации контента («контента» не только мысли как структуры, но и, как предполагается, отображения, представления, образа и т. п.). Интерпретация как создание отвлеченного и сжатого структурированного представления, ссылающегося на породившее его содержание, приводит к пониманию (происходит «восхождение» на мета-уровень или, как иногда говорят, совершается «метасистемный переход»).
Структурирование (хотя происходит неявным образом) предполагается неотъемлемым (неизбежным), поскольку иначе не будет возможности достаточно просто и однозначно сопоставлять смысл и исходный контент. (Предположительно, гораздо легче абстрагировать структуру, чем совокупность несвязанных признаков, нагруженных параметрами и характеристиками как это практикуется в теории распознавания образов.)
Вид структуризации («схематизации») осмысливаемого контента определяется контекстом его проявления, на основе представлений и фоновых содержаний продуцента и реципиента. С этой позиции конкретный смысл является «контекстнообу-словленным». Смысл - это целостное представление, служащее выражением завершенного понимания. Целостное в том смысле, что охватывает всю структуру контента в целом, служит своеобразным её сжатым описанием и составляет с контентом единое целое. Поэтому во многих случаях смысл присутствует в контенте как элемент его самоописания, как возможность реализации на низшем уровне ноэматической структуры (1, с. 189).
В процессе понимания в дополнение к внешнему создается внутренний контекст, в соответствии с которым происходит интерпретация контента. (Как было сказано выше, за внешний контекст были приняты внешние условия ассоциирования контента и смысла.) Контекст помогает как образованию смысла, так и воспроизведению в памяти только по смыслу всего соответствующего ему содержания.
Образование внутреннего контекста, определяемого смыслопорождением (смы-словыявлением), и его интерпретация происходит последовательным приближением в круге их взаимообуславливания. Когда происходит совпадение представления и контента (на «фоне» выработанного контекста), это отмечается как понимание, что выражается в виде удовлетворительной реакции (как «озарение»).
Смысл - это сжатое представление, фигурирующее на уровне мета-описания. Есть предположение, что смысл как сжатое представление является «голой» схемой, отвлеченной структурой, совпадающей, подобно модели, с оригиналом, с контентом. Таким образом, смысл есть сжатая схема, отражающая, вместе с тем, определенную специфику, «профиль» контента как ментальной структуры в определенном «субъективном» контексте. На уровне этой схемы, как правило, используются свой язык и свои понятия, поэтому они не сводимы к смыслу
отдельных элементов интерпретируемой структуры. «Скорее всего, новые понятия и язык представления относятся не к элементам, не к конкретному содержимому, а к структуре контента». (Теория структурно-информационной многоуровневой организации) (7).
То обстоятельство, что смысл производит контекст, используемый при интерпретации, а интерпретация порождает смысл, не является, как это может показаться, порочным кругом - это соответствует постепенному «согласованию» проявляющегося смысла и контента. Кстати, некоторая автореферентность присутствует и в определении, приводимом в энциклопедиях: «... Термин «смысл» может обозначать целостное содержание какого-либо высказывания (научного, философского, художественного), несводимого к значениям составляющих его частей и элементов, но само определяющее эти значения» (6).
Смыслопорождение, по всей видимости, есть результат отображения и представления в сфере мышления условно-рефлекторной деятельности языка как структуры «периферийных, живых» отношений. Как показывает когнитивная языковая деятельность, образование новых смыслов (творческая деятельность) требует больших усилий и, как считается, особого склада ума, чтобы в нужный момент зафиксировать, отметить соответствие смысла и его смыслопорождающей конструкции, которые, к тому же, находятся в процессе взаимного формирования.
Смыслы служат основой для образования значений, в том числе и концептуальных. После закрепления значений язык начинает манипулировать ими и их отношениями. Значения используются для образования производных по отношению к ним структур контента и на этой основе служат для выработки новых смыслов, в частности, еще более абстрактных.
Фиксация в узусе самих смыслов, всего, что образует смыслы и связано со смыслами, является накоплением значений, которые, однако, не уменьшают свободы в смысловых деривационных моделях. Значе-
ния, согласно некоторым представлениям, сохраняются в виде связанных в различные структуры («тексты») смыслов, а не конкретно контентов. Как систему, поддержи-
вающую и усовершенствующую организацию значений и их применение, можно назвать ядерную область (узус) языка.
ЛИТЕРАТУРА
1. Агафонов А. Ю. Основы смысловой теории сознания. — СПб.: Речь, 2003. — 296 с.
2. Бредихин С. Н. К вопросу о феномене «языковой игры» философов и писателей (Введение в теорию «Языковых игр» Л. Витгенштейна и практические исследования на материале философских текстов М. Хай-деггера). — Ставрополь: Издательство Сев-КавГТУ, 2005. — 246 с.
3. Истодин К. Основы теории самоприменимости. Эмерджентность и метасистемный переход. \\URL:
http://www. aicommunity. org/reports/ysto/ emerg/ emerg2.php.
4. Истодин К. Формализм самоорганизации и автокреативные процессы. Метафизика Золотой Пропорции как частный случай. \\URL: www.trinitas.ru/ rus/doc/0232/010a/02322002.htm.
5. Литвинов В. П. Технический подход к языковому средству в текстах М. Хайдеггера (предварительнаые результаты исследования // Реализация языковых единиц в тексте: сб. науч. тр. — Свердловск, 1986. — С.82-87.
6. Первый толковый большой энциклопедический словарь. — М.: Рипол Классик, 2006. — 2144 с.
7. Теория СИМО (единая многоуровневая система средств формального описания): сборник статей под ред. Н. В. Целковой. \\URL: http://www. trinitas. ru/rus/doc/0016/001a/00160 033. htm.
8. Янко-Триницкая Н. А. Продуктивные способы и образцы окказионального словообразования // Актуальные проблемы русского словообразования. — Ташкент, 1975. — С. 413— 418.
Об авторе
Бредихин Сергей Николаевич, ГОУ ВПО
«Ставрпольский государственный университет», кандидат филологических наук, доцент кафедры теории и практики перевода. Сфера научных интересов - философия языка; смыслопорождение и декодирование смысла в философском дискурсе; проблема соотношения и взаимовлияния смысла и значения; иерархическая ноэматиче-ская структура смысла. siberian-bear@yandex.ru
