CC BY
93
УДК 344.4/343.2
С. Ю. Кораблева
кандидат юридических наук, доцент каф. общетеоретических правовых дисциплин юридического факультета МГЛУ; e-maiL: sukorabLeva@gmaiL.com
ОБЩИЕ ПРИНЦИПЫ ПРАВА
КАК ИСТОЧНИК МЕЖДУНАРОДНОГО УГОЛОВНОГО ПРАВА:
АНАЛИЗ РЕШЕНИЙ МЕЖДУНАРОДНОГО УГОЛОВНОГО СУДА
В статье на основе анализа решений Международного уголовного суда, а также положений Римского статута рассматриваются проблемные вопросы применения общих принципов права. Демонстрируется, что несмотря на то, что во всех решениях Суда признается возможность использования общих принципов права для восполнения лакун Римского статута, практически в них установлены такие правила, которые препятствуют отнесению конкретного принципа к применимому праву. Исключение составляет хронологически последнее решение, которое, наоборот, отличается гибкостью, характерной для специальных трибуналов.
Ключевые слова: источники международного уголовного права; Римский статут Международного уголовного суда; Общие принципы права; решения Международного уголовного суда.
S. Yu. Korableva
Ph. D. in Law, Associate Professor, Chair of Theoretic Legal Disciplines, Faculty of Law, Moscow State Linguistic University; e-mail: 0194@rambler.ru
GENERAL PRINCIPLES OF LAW AS A SOURCE OF INTERNATIONAL CRIMINAL LAW: ANALYSIS OF THE DECISIONS OF THE INTERNATIONAL CRIMINAL COURT
In the article, based on the analysis of the decisions of the International Criminal Court, as weU as the provisions of the Rome Statute, problematic issues of application of general principles of law are examined. It is shown that although aU decisions of the ICC recognize the possibiLity of appLying generaL principLes of Law to fiLL gaps in the Rome Statute, in practice they establish rules that prevent the attribution of a particular principle to applicable law. The exception, the latest decision, is, on the contrary, flexible and characteristic of Early International Criminal Tribunals.
Key words: sources of international criminal law; the Rome Statute of the ICC; General principles of law; Decisions of the ICC.
В Римском статуте Международного уголовного суда (далее - Статут) - базовом источнике международного уголовного права, более
подробно и тщательно, чем в статутах трибуналов, сформулированы общие правила привлечения к уголовной ответственности (нормы Общей части). Сложность общих норм свидетельствует о зрелости теории международного уголовного права, что в свою очередь обеспечивает правильное толкование и более эффективное применение статей, непосредственно запрещающих конкретные международные преступления. Однако некоторые важные вопросы не получили своего разрешения в Статуте, например возможность непосредственного совершения преступления путем бездействия, квалификация множественности преступлений и т. д. Кроме того, объективно даже всеобъемлющий и подробный нормативный правовой акт не может урегулировать все возможные отношения и всегда остается вероятность возникновения ситуации, которую невозможно будет разрешить с позиции закрепленных актом норм и правил. Всё это определяет важность страховочных механизмов для восполнения правовых лакун, основным из которым общепризнанно являются общие принципы права.
Римский статут в ст. 21 (1) (с) признает общие принципы частью применимого Международным уголовным судом (далее - Суд, МУС) права, хотя и определяет им последнее место в иерархии источников. Обращаться к общим принципам допустимо только, если вопрос не урегулирован внутренними актами Суда (Статутом, Элементами преступлений и Правилами процедуры и доказывания) или не может быть разрешен на основе международных договоров, принципов и норм международного права. Это сильно уменьшает возможности для их применения. Кроме того, в этой же статье конкретно указывается, что общие принципы права должны быть взяты Судом из национальных законов правовых систем мира, включая, соответственно, национальные законы государств, которые при обычных обстоятельствах осуществляли бы юрисдикцию в отношении данного преступления, при условии, что эти принципы не являются несовместимыми с настоящим Статутом и с международным правом и международно признанными нормами и стандартами.
Использование в ст. 21 формулировок «правовые системы мира» (legal systems of the world) и «национальные законы государств» (the national laws of States) вызывает вопрос о соотношении и содержании этих двух понятий. Особенно в свете того, что подавляющее большинство рассмотренных и рассматриваемых Международным уголовным
судом дел связаны с африканским континентом и странами, чьи нормы права никогда широко не изучались. Это само по себе сильно изменяет содержание термина «сравнительное правоведение», поскольку делает явно недостаточным исследование лишь «классического» права для подтверждения широкого распространения конкретного правового принципа в стандартах «правовых систем мира». Положение осложняется и тем, что «знаний о правовых явлениях, в том числе тех, которыми представлены разные правовые системы, стало больше, а вот понимания их природы и внутреннего закона не прибавилось» [Романов 2017, с. 158].
Также встает вопрос о том, насколько именно распространенным и общепризнанным должен быть принцип права с учетом того, что в правовых системах (при любой их классификации) могут доминировать конкурирующие, а то и откровенно противоречащие друг другу тенденции. В частности, «классическая школа мусульманского уголовного права незаконные приказы главы государства или государственных должностных лиц, рассматривает так же, как принуждение, даже если отсутствуют конкретные угрозы со стороны указанных лиц» [цит. по: Петровский 2013, с. 30]. Это полностью противоречит принципу, на котором были основано решение в широко известном и цитируемом деле Эрдемовича (Erdemovic, Case No. IT-96-22-T). Более того, в шариате по вопросам уголовного права существует большое количество точных императивных предписаний, которые откровенно негативно оцениваются странами с европейским правосознанием.
Еще одной проблемой становится то, что в ст. 21 не раскрыты критерии определения тех государств, которые при «обычных обстоятельствах осуществляли бы юрисдикцию в отношении данного преступления». Традиционные критерии, такие как место совершения деяния, гражданство преступника, интересы конкретного государства и т. д., не имеют однозначного содержания в отношении случаев массового насилия, спорных территорий или переходных государств. Более того, можно представить ситуацию, когда общий принцип права, взятый из таких национальных законов, даже не противореча международному праву, окажется неудовлетворительным или двусмысленным с точки зрения возможностей для его применения [Verhoeven 2002].
Согласно Салланду, такая расплывчатая формулировка ст. 21 (1) (с) -результат компромисса между государствами, которые высказались за усмотрение судей в определении и применении общих принципов
международного уголовного права, и теми, которые настаивали на возможности прямого применения соответствующего национального законодательства [Saland 1999, с. 214-215]. Однако решение в виде уравнивания внутренних законов государств и правовых систем мира в статусе идентичных источников правовых принципов вряд ли можно считать оптимальным.
Число решений, принятых МУС, касающихся общих принципов права, очень невелико. И все они, кроме последнего, хотя и признают их частью применимого права, в конечном итоге отвергают существование конкретного принципа. Рассмотрим основные из них.
В Situation in Uganda in the Case of the The Prosecutor v. Joseph Kony, Vincent Otti and Okot Odhiambo. Decision on The Prosecutor s Position on The Decision of Pre-Trial Chamber II lo Redact Factual Descriptions of Crimes in the Warrants of Arrest. Motion for Reconsideration, and Motion for Clarification, 28 October 2005 (ICC-02/04-01/05-60) Палата предварительного производства II указала на неприменимость прецедентов специальных трибуналов, в том числе тех, где содержатся ссылки на общие принципы права как источники права в соответствии со ст. 21 (§19).
В деле Situation in the Democratic Republic of the Congo, Judgement on the Prosecutor's Application for Extraordinary Review of Pre-Trial Chamber I's 31 March 2006 Decision Denying Leave to Appeal, 13 July 2006, (ICC-01/ 04). Прокурор утверждал, что отсутствие в пп. d п. 1 ст. 82 Статута механизма пересмотра решений об отказе в обжаловании нельзя воспринимать иначе, как пробел в законодательстве; этот пробел должен быть исправлен посредством применения общих принципов права, указание на которые содержится в ст. 21 (1) (с) Статута (§21-22). Прокурор привел примеры, взятые из законодательства 14 государств, принадлежащих к романо-германской системе права, пяти государств, придерживающихся системы общего права, и трех, применяющих «юрисдикции исламского права», для того, чтобы доказать существование правового принципа, признающего компетенцию апелляционного суда по рассмотрению решений о запрещении обжалования (§25). В свою очередь Апелляционная палата отметила, что во всех правовых системах романо-германского и общего права, упомянутых Обвинителем, право на пересмотр решений иерархически нижестоящих судов о запрещении обжалования ограничены
статутными положениями, т. е. оно предоставляется законом (§26, 28). Также она привела пример законодательства Франции, которому вообще неизвестен процесс пересмотра решений об отказе в праве на обжалование (§27), и указала, что приведенные в качестве примера страны, придерживающиеся исламского права, не имеют единых норм в отношении пересмотра вышестоящим судом решений нижестоящих судов об отказе в разрешении на обжалование (§31). По этим причинам Апелляционная палата сделала вывод о том, что отсутствует или универсально не признается общий принцип права, предусматривающий возможность пересмотра решений нижестоящих судов, в том числе не разрешающих апелляцию (§32). Кроме того, Апелляционная палата утверждала, что ст. 82 Статута не содержит пробелов, которые требовали восполнения (§39).
В решении Situation in the Democratic Republic of the Congo in the Case of the Prosecutor v. Thomas Lubanga Dyilo, Judgment on the Appeal of Mr. Thomas Lubanga Dyilo against the Decision on the Defence Challenge to the Jurisdiction of the Court pursuant to article 19 (2) (a) of the Statute of 3 October 2006, 14 December 2006, (ICC-01/04-01/06) Апелляционная палата не только признала общие принципы права частью применимого права, но и согласилась с существованием правового принципа (доктрины) нарушения должной правовой процедуры и его формальным соответствием положениям ст. 21 (1) (b) и (с) (§26-34). Однако на вопрос о его применимости в данном деле однозначно ответила, что положения Статута и Правила процедуры и доказывания являются исчерпывающими и не оставляют возможности для исключения юрисдикции суда по какому-либо основанию кроме перечисленных в ст. 17 Статута (§35).
В 2006 г. в Situation in the Democratic Republic of the Congo in the Case of the Prosecutor v. Thomas Lubanga Dyilo, Decision on the Practices of Witnesses Familiarization and Witness Proofing, 8 November 2006 (ICC-01/04-01/06) Палата предварительного производства не согласилась с Прокурором в том, что практика предварительного опроса свидетелей (witness proofing) и их последующей подготовки к процессу (witness familiarization) широко распространена и может быть признана принципом права, хотя и указала на возможность и целесообразность по ознакомлению свидетелей и потерпевших с судебными процедурами МУС. Через год Судебная палата I в The Prosecutor v. Thomas Lubanga
Dyilo, Decision Regarding the Practices Used to Prepare and Familiarise Witnesses for Giving Testimony at Trial, 30 November 2007 (ICC-01/04-01/06) также не признала практику предварительного опроса общим принципом права несмотря на то, что Прокурор сослался на решение трибуналов по бывшей Югославии и Руанде, а также на национальные законы нескольких стран общего права (Австралии, Канады, Англия и Уэльса, Соединенных Штатов Америки) (§7-9). Судебная палата в своем решении исходила из того, что несколько национальных законодательств, относящихся к одной системе права, не могут быть достаточной основой для вывода о существовании общего принципа права (§41); что практика предварительного опроса в перечисленных странах не отличается полным единообразием (§31-40). Кроме того, она указала, что Суд не связан прецедентами специальных трибуналов как применимым правом и, следовательно, не рассматривает их процедурные правила и судебную практику как автоматически применимые, т. е. без детального анализа с позиции ст. 21 1 (b), (с) Статута МУС (§44).
В хронологически последнем решении - Situation in the Republic of Kenya in the Case of the The Prosecutor v. William Samoei Ruto and Joshua Arap Sang, Decision on the Prosecutor's Appeal against the "Decision on the Prosecution's Request to Amend the Updated Document Containing the Charges Pursuant to Article 61(9) of the Statute", 13 December 2013, (ICC-01/09-01/11), Апелляционной палатой со ссылкой на все вышеперечисленные решения был подтвержден вспомогательный характер общих принципов права и их последнее место в иерархии источников права, применяемых Судом (§32).
Итак, МУС признал в своих решениях, что общие принципы права могут применяться для восполнения лакун Римского статута. Однако не смог однозначно ответить на вопрос о пробелах какого рода идет речь и каковы критерии отнесения конкретного принципа к применимому праву в соответствии со ст. 21 (1) (b) и (с). Из анализа судебной практики можно было бы сделать выводы о том, что МУС идет в направлении ограничения применения ст. 21 (1) (b), (с) в пользу Статута и иных формальных источников; что источники права, описанные в подпунктах (b) и (с) статьи 21, являются лишь вспомогательными, т. е. они не могут расширять или дополнять положения Статута; что понятие «общие принципы права, взятые из национальных законов
правовых систем мира» следует толковать очень узко, т. е. как нормы, идентичные для всех национальных правовых систем; и даже, что поскольку законодательство сильно варьируется от одной страны к другой, то вероятно таких общих принципов вообще не существует. Всё это полностью соответствует истории принятия Статута, которая свидетельствует о том, что многие государства стремились создать совершенно уникальную систему функционирования Суда, отличную как от специальных трибуналов, так и от национальных судов. Однако последнее решение МУС и его акцент на миссии Суда в соответствии с преамбулой Статута ставит все эти выводы под сомнение.
Речь идет о Situation in the Republic of Kenya in the Case of the Prosecutor v. William Samoei Ruto and Joshua Arap Sang, Decision on Prosecutor's Application for Witness Summonses and resulting Request for State Party Cooperation, 17 April 2014 (ICC-01/09-01/11). В данном деле Судебная палата V (A) сделала вывод о том, что в соответствии со ст. 93 (l) (d) и (l) Суд имеет право в порядке просьбы о сотрудничестве обязать Кению оказать содействие не только в обеспечении добровольного присутствия свидетелей, но и принять ряд мер в отношении тех, кто не подтвердил своего желания давать показания (§193). Интересно, что Прокурор в обоснование своих требований о принудительном вызове восьми свидетелей ссылался не на существование общего принципа права, а использовал системное толкование положений Статута. А вот сама Палата, основываясь в том числе на положениях ст. 21 (1) (с), указала, что правило о возможности понуждения свидетеля к явке является общим принципом международного права, характерным и для любой национальной судебной системы, и для специальных трибуналов. И несмотря на то, что это прямо не предусмотрено в Римском статуте, доктрина взаимодополняемости ставит МУС в положение внутреннего суда в отношении процессуальных возможностей к принуждению (§65, 91, 138).
Последнее утверждение вызвало много споров, во-первых, потому что сама мысль об одинаковом статусе МУС и внутренних судов вызывает отторжение как у многих государств, так и у большого числа ученых. Во-вторых, потому что в данном решении говорится о возможности дополнения Статута общими принципами права, что полностью противоречит предыдущей позиции Суда об их исключительно вспомогательном характере. А, в-третьих, потому что подход,
продемонстрированный Судом в этом решении, отличается гибкостью, характерной для специальных трибуналов, что также воспринимается неоднозначно.
С другой стороны, представляется, что интерпретировать общие принципы права как нормы, закрепленные законодательно, а также считать существование идентичных правил условием для выработки общего принципа, что имело место в более ранних решениях, было некорректно. Наоборот, наличие схожих национальных норм свидетельствует о том, что они вытекают из принципа права, общего для данных правовых систем. На наш взгляд, в отношении общих принципов права строго формализованный подход абсолютно невозможен. Сама их суть заключается в придании большей гибкости судебной системе и предоставлении ей возможности адекватно реагировать на конкретные вызовы. Поэтому ограничения, которые МУС сам себе поставил в своих ранних решениях, было идентично отрицанию роли общих принципов права как источников права. И в этом отношении решение о признании возможности понуждения свидетеля к явке общим принципом права следует приветствовать. Однако ясности в то, как следует толковать положения ст. 21 (1) (с), оно, к сожалению, не вносит.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Петровский А. В. Мусульманское уголовное право и особенности уголовного законодательства мусульманских государств : монография. Краснодар : Кубанский гос. ун-т, 2013. 91 с. Романов А. К. Tertium comparationis правовой компаративистики // Вестн. Моск. гос. лингвист. ун-та. Образование и педагогические науки. Вып. 2 (773). М. : ФГБОУ ВО МГЛУ, 2017. С. 156-162. URL : libranet.linguanet. ru/prk/Vest/2_773_2017_indd.pdf Saland R. International Criminal Law Principles // Roy S. Lee (ed.). The International Criminal Court: The Making of the Rome Statute - Issues, Negotiations, Results. The Hague/London/Boston : Kluwer Law International, 1999. Рр. 189-216.
Verhoeven J. Article 21 of the Rome Statute and the Ambiguities of Applicable Law // Netherlands Yearbook of International Law. Т. 33. 2002. Cambridge University Press, 2011. 492 с.
