CC BY
77
ББК 60.0
А. В. Готнога
г. Комсомольск-на-Амуре, Россия
Общество как исторический процесс и антиисторизм социальных наук
Социальные науки как науки, изучающие общество, не могут игнорировать проблему определения их основного понятия - понятия «общество». В статье показано, что определения общества в социальных науках тяготеют к одному из двух принципов - «методологический индивидуализм» и «социологический реализм». По мнению автора, оба принципа не являются достаточными для того, чтобы адекватно отразить сущность общества. Эту задачу под силу решить лишь с опорой на принцип историзма.
Ключевые слова: общество, социальные науки, «методологический индивидуализм», «социологический реализм», исторический процесс.
A. V. Gotnoga
Komsomolsk-on-Amur, Russia
Society as a Historical Process and Unhistoricism of Social Sciences
Social sciences as the ones studying society cannot ignore the problem of determining their basic concept - the concept of “society”. The article shows that the definition of society in social sciences is drawn towards one of the two principles - the “methodological individualism” and “sociological realism”. The author believes that both principles are not sufficient to adequately reflect the nature of society. This problem can be solved only on the basis of the historicism principle.
Keywords: society, social sciences, “methodological individualism”, “sociological realism”, historical process.
Что такое общество? Казалось бы, этот вопрос не должен вызывать особых затруднений у обществоведа. Обычно возникающие у специалистов разногласия в отношении природы общества сводятся к выбору между номиналистическими и реалистическими интерпретациями. Сторонники номинализма апеллируют к принципу методологического индивидуализма. Общество в их понимании есть нечто вторичное по отношению к индивидууму. Напротив, сторонники реализма опираются на принцип социологизма. Для них общество есть нечто изначально данное, органическое целое. Исследователи вправе рассматривать проблему определения общества в таком ракурсе. Однако, как нам кажется, дихотомия «номинализм (индивидуализм) - реализм (социологизм)» не является достаточной для того, чтобы раскрыть сущность общества в ее конкретности. Поэтому не случайно на этом уровне постановки проблемы между двумя крайними позициями возможны промежуточные, компромиссные варианты («третий путь»). Формализм такого решения проблемы очевиден. Чтобы действительно снять указанное противоречие, необходимо ввести иное измерение, другой критерий.
Где искать этот другой критерий? Если компромисс не является подлинным решением проблемы, то поиск критерия нужно вести в том месте, где номиналисты и реалисты к этому компромиссу приходят. Общим же местом для ряда но© Готнога А. В., 2011
миналистов и реалистов является статичный образ общества. Действительно, методологический индивидуализм по определению не может выйти на уровень широких обобщений и, следовательно, отразить качественные изменения общества в целом. Социологический же реализм может ограничиться структурно-функциональным анализом, исключающим идею развития общества. Таким образом, и в первом, и во втором случае мы приходим к отрицанию исторического процесса как движения общества от одного качественного состояния к другому.
Формированию статичного образа общества способствует и непрекращающееся размежевание обществознания на множество социальных дисциплин. Как показано в работах И. Валлерстайна, первым шагом в развитии узкой специализации стало искусственное отделение настоящего от прошлого. Прошлое включалось в профессиональные компетенции историков, тогда как современность разделили между собой экономисты, социологи и политологи [5, с. 56-58]. Поскольку современность отождествлялась лишь со странами Запада, то появилась потребность и в таких дисциплинах, которые бы исследовали жизнь обществ, располагающихся в иных географических ареалах. Так возникли антропология и востоковедение [5, с. 173-174]. Как следствие, всемирноисторический процесс в методологическом
аспекте утрачивал внутреннее единство, что в дальнейшем пагубно сказалось на развитии каждой из обособившихся социальных наук.
Прошлое без настоящего лишается исторической перспективы, замыкается в самом себе. Поэтому делать широкие обобщения исследователю, изучающему прошлое, бессмысленно. Что только может иметь для него значение, так это бесконечная фрагментация или детализация навсегда ушедших в историческое небытие событий и явлений прошлого. Такую картину мы сейчас и наблюдаем в исторической науке. «История больше не претендует на глобальное объяснение обществ и культивирует не события, а разрозненные предметы, которые каждый может выбирать по своему настроению, локальные структуры со своей собственной темпоральностью, т. е. то, что позволяет уйти от скучного настоящего» [8, с. 241]. Мода на микроисторию напрямую увязывается с «.. .отказом вести разговор об обществе в целом и о его эволюции» [8, с. 242]. Пожалуй, в этом отказе и таится причина того, что «микроскопизация», как выразился И. Валлерстайн, присуща не только исторической науке, но и всем остальным обществоведческим дисциплинам [4, с. 279].
Вместе с тем проблема заключается не столько в широте охвата предмета, сколько в глубине его познания. «Ментальность микроскопа» (И. Валлерстайн) блокирует любые попытки исследователя проникнуть в сущность предмета. Историки, абстрагируясь от настоящего, обрывая связь между ним и прошлым, имеют перед собой предмет в его незрелом виде, когда его сущность еще не сформировалась или не проявилась. Как результат, они приобретают лишь «хаотическое представление о целом» [3, с. 27-28]. С другой стороны, социология, экономическая наука и политология, поскольку изучают современность, постольку исследуют общество как «зрелое органическое целое» (В. А. Вазюлин). Однако без исторических корней современность предстает не как зрелая стадия развития сущности общества, а как общество, не имеющее никакой сущности. Таким образом, у социологов, экономистов и политологов возникает такое же «хаотическое представление» о современности, как у историков о прошлом, причем независимо от того, методологического индивидуализма или социологического реализма придерживается исследователь.
Неисторичность социальных наук есть то искомое нами основание, благодаря которому происходит сближение методологического индивидуализма и социологического реализма. Поскольку сущность предмета исчезает из поля видения исследователя, постольку различия между этими принципами оказываются мнимыми. Продемонстрируем данный тезис на материале каждой из обособившихся социальных наук.
Экономическая теория. Известный экономист и методолог М. Блауг пишет следующее: «Давайте по крайней мере одобрим методологический индивидуализм в качестве эвристического постулата: в принципе крайне желательно, чтобы все холистические концепции, макроскопические факторы, агрегированные переменные (или как бы мы их еще ни называли) были определены в терминах индивидуального поведения там, где это возможно. Но когда это невозможно, не будем впадать в молчание на том основании, что мы не можем преступить принцип методологического индивидуализма» [2, с. 103]. Таким образом, в современной экономической теории, представленной экономиксом (мейнстримом), методологический индивидуализм без особых трудностей совмещается с «методологическим холизмом» [2, с. 100]. На самом деле для адептов экономикса намного важнее сохранить иррациональную веру в находящийся в оптимальном равновесии рынок [1, с. 21], в его «естественность», а значит, антиисторичность. Какие же для этого потребуются средства - индивидуализм или холизм - вопрос второстепенный.
Социология. Для характеристики состояния дел в современной социологии полезно обратиться к книге Ч. Р. Миллса «Социологическое воображение». С момента публикации данного произведения прошло более полстолетия, но замечания, сделанные в нем, актуальны и сегодня. «Классическому социальному анализу», ориентированному на конкретно-историческое исследование социальных структур, американский социолог противопоставил два социологических направления -«систематическую теорию» и «эмпирическое исследование социальных фактов и проблем» [7, с. 32; 92]. Оба последних направления отказываются от истории, хотя и несколько разными способами. «Систематическая теория» посредством «доведенного до совершенства бесплодного формализма» превращается в «Высокую теорию», в которой абстрактные представления подменяют собой действительность, тогда как «эмпирическое исследование социальных фактов и проблем» оборачивается «абстрактным эмпиризмом», т. е. «.нагромождением не связанных между собой и часто малозначимых фактов о локальных сферах человеческой деятельности» [7, с. 34]. Как видим, в социологии между методологическим номинализмом и реализмом нет существенных различий: как в первом, так и во втором случае изучается не реальный процесс исторического развития общества, а раз и навсегда застывшие, формально выхолощенные понятия («Высокая теория») или мелкие разрозненные явления («абстрактный эмпиризм»).
Ч. Р. Миллс, к сожалению, не уточнил, что именно он подразумевает под «классическим
Философия
социальным анализом». Более поздние обобщающие работы таких крупных социологов, как А. У Гоулднер и Дж. Ритцер, дают четко понять, что классическая социология отнюдь не была обременена принципом историзма. Так, если позитивистский эволюционизм О. Конта был ограничен жестким идеологическим требованием сохранения порядка в обществе, то функционализм Э. Дюркгейма и «понимающая» социология М. Вебера вообще отказывались от эволюционистского подхода, предпочитая последнему сравнительный метод исследования. По словам А. У Го-улднера, «в классический период эволюционизм начал уступать путь «сравнительным» исследованиям и функционализму. Функционалистская социология, с ее антиисторическим характером и интересом к текущему значению существующего устройства общества, отражает утрату исторического воображения, соответствующего периоду укрепления среднего класса, достигшего зрелого возраста, который больше не опасался прошлого и не представлял и не желал будущего, радикально отличающегося от настоящего» [6, с. 140]. В неменьшей степени сказанное относится и к методологии М. Вебера. В частности, в отношении его широко известной работы «Протестантская этика и дух капитализма» А. У. Гоулднер замечает, что она «.была вполне совместима с дюркгеймов-ской тенденцией трансформации эволюционизма в сравнительные исследования. Для Вебера главный интерес представляли истоки современного общества. Это был исторический анализ в контексте сравнения, а не эволюционный. Его интересовали условия, которые привели к возникновению современного общества, а не вся последовательность типов общества, в которой современное общество рассматривается как последнее» [6, с. 213].
Возможно, Миллс имел в виду марксизм, говоря о конкретно-историческом характере «классического социального анализа». Во всяком случае, он подчеркивал, что социология у О. Конта, К. Маркса и М. Вебера «.является исторической и систематической дисциплиной: исторической, поскольку изучает и использует факты прошлого, а систематической, потому что, занимаясь историей, пытается выделить «стадии» исторического процесса и повторяющиеся явления социальной жизни» [7, с. 33]. Относительно историзма М. Вебера, как выясняется, американский социолог сильно ошибался. Что касается О. Конта, то сегодня он считается родоначальником социологии, но никак не классиком. Виной тому - эволюционизм, из-за приверженности которому в классическое наследие социологии не включают и труды Г. Спенсера [6, с. 150]. Еще более сложное отношение сложилось в западной социологической традиции к наследию К. Маркса. Дело в том, что
социологическая теория изначально складывалась в противовес его учению [9, с. 20]. Кардинальные различия в подходах долгое время вынуждали западных ученых смотреть на марксизм как на нечто отличное от того, что именуется социологией. В частности, такой точки зрения придерживался Т. Парсонс [9, с. 77] - автор той самой «Высокой теории», которую подверг беспощадной критике
Ч. Р. Миллс. Однако именно Т. Парсонс стал ключевой фигурой в мировой социологии во второй половине ХХ в. Благодаря его усилиям на Западе сформировался облик того направления социологической мысли, который А. У. Гоулднер чуть позднее назовет «академической социологией». Таким образом, то, что принято считать классической социологией, на самом деле является этапом развития «академической социологии». Следовательно, марксизм сюда не относится. Это значит, что Миллс ошибался не только в оценке творчества М. Вебера, но и в оценке «классического социального анализа», указывая на якобы возникший разрыв между последним и современными ему направлениями в социологии. Напротив, как убедительно показал Гоулднер, между классическим и современными этапами развития «академической социологии» существует тесная преемственная связь. Эта преемственность обнаруживается в проблеме порядка - краеугольном камне «академической» социологической теории на всех этапах ее развития.
В этой связи нам представляется не вполне оправданной сегодня попытка И. Валлерстайна канонизировать имя Маркса в качестве одного из трех основоположников социологии (наряду с Дюркгеймом и Вебером) [4, с. 297]. И дело вовсе не в том, что Карл Маркс этого не достоин, а в том, что социология до сих пор не достигла такого уровня теоретической зрелости, чтобы органично интегрироваться с марксизмом. Последний до сих пор воспринимается «академической социологией» как инородный элемент, а сближение с ним нередко интерпретируется как «вторжение» [9, с. 95]. Показательно, что Дж. Ритцер, утверждающий, что социология является полипарадигмаль-ной наукой, а также с пиететом относящийся к Марксу, вместе с тем не наделяет марксизм парадигматическим статусом. «Что бы ни говорилось, -пишет он, - «дни славы» марксистской социальной теории миновали. Общественные теоретики-марксисты различных типов выживут, но они не достигнут статуса и силы своих предшественников в недавней истории социологии» [9, с. 97]. По его мнению, «существуют три господствующие в социологии парадигмы» - парадигмы социальных фактов, социального определения и социального поведения [9, с. 571-572]. Всем трем парадигмам глубоко чужд тот интерес к реальному историческому процессу, который так резко выделял учение
К. Маркса среди массы конкурирующих и борющихся с ним социальных теорий на протяжении почти двухвекового противостояния марксизма и социологии.
Политология. По словам Р. Х. Чилкота, «формулирование парадигмы основного направления политологии восходит к позитивистской традиции, в первую очередь, к логическому эмпиризму, под воздействием которого находились многие мыслители-позитивисты конца XIX в. и бихевиористы середины ХХ в.» [11, с. 108]. Единицей анализа здесь выступает система в равновесии [11, с. 110]. Таким образом, статичный образ политической системы в политологическом мейнстриме вполне соответствует таким же статичным представлениям об экономической и социальной системе в экономиксе и «Высокой теории», соответственно.
Иначе как влиянием либеральной идеологии на обществознание это трудно объяснить. «Либерализм, - пишет И. Валлерстайн, - по существу, обещал, что постепенное реформирование сгладит диспропорции, присущие данному миропорядку, и уменьшит остроту поляризации. Иллюзия достижимости этих целей в рамках современной миро-системы являлась, по сути, мощнейшим стабилизирующим фактором, поскольку легитимизировала государства в глазах их населения и в обозримом будущем обещала людям рай на Земле» [4, с. 6]. Поэтому вслед за Э. Саидом можно уверенно сказать, что «действительно, экономика, политика или социология в современной академической сфере - это идеологические науки, и уж конечно, они являются “политическими”» [10, с. 19].
Но не менее идеологическими, или «политическими», оказались те социальные науки, которые не вошли в так называемое «номотетическое трио» [4, с. 277]. Речь идет об антропологии и востоковедении. Огромная заслуга Э. Саида заключается как раз в том, что он показал тесную связь между развитием востоковедения (ориентализма)
и проводимой западными странами колониальной политикой. Поскольку восточные народы были объектом этой политики, то черты «номотетиче-ского трио» в ориентализме проступали в крайне утрированной форме. «Даже сама возможность развития, трансформации, человеческого движения - в самом глубинном смысле этого слова - отрицается в отношении Востока и восточного человека. Подобная неподвижность и непродуктивность в конечном итоге стала ассоциироваться с наихудшим родом вечности» [10, с. 321]. Наконец, что касается антропологии, то она изучала жизнь постепенно исчезающих примитивных обществ, а потому ее предмет был лишен какой-либо исторической перспективы в силу объективных обстоятельств.
Итак, как же из этих осколков обществозна-ния можно «собрать» понятие общества? Это не под силу сделать ни социологическому реализму, ни методологическому индивидуализму. Понятие общества можно вывести лишь из анализа исторического процесса, рассматриваемого во всей его конкретности. Поэтому «склеивание» осколков с застывшими в них кривыми отражениями неких фрагментов общества теряет всякий смысл. Ни одна из рассмотренных социальных наук не может решить такую масштабную задачу, поскольку исходят из статичного образа современного общества. В их предпосылках имплицитно содержалась идея «конца истории», который уже наступил.
Если обскурантизм не является категорическим императивом обществознания, то логическое определение общества как исторического процесса необходимо принять в качестве важнейшей предпосылки для понимания сущности социального. Мультидисциплинарный подход, как выясняется, нас заводит в методологический тупик. Только подход, рассматривающий общество не просто как органическое целое, но как историческое органическое целое, позволяет нам выйти из этого тупика.
Список литературы
1. Амин С. Вирус либерализма: перманентная война и американизация мира. М.: Европа, 2007.
168 с.
2. Блауг М. Методология экономической науки, или Как экономисты объясняют // Вопросы экономики. 2004. 416 с.
3. Вазюлин В. А. Логика истории. Вопросы теории и методологии. М.: Изд-во СГУ, 2005. 432 с.
4. Валлерстайн И. Конец знакомого мира: Социология ХХ1 века. М.: Логос, 2003. 368 с.
5. Валлерстайн И. Миросистемный анализ: Введение. М.: Территория будущего, 2006. 248 с.
6. Гоулднер А. У Наступающий кризис западной социологии. СПб.: Наука, 2003. 576 с.
7. Миллс Ч. Р. Социологическое воображение. М.: Стратегия, 1998. 264 с.
8. Про А. Двенадцать уроков по истории. М.: Российский гос. гуманит. ун-т, 2000. 336 с.
9. Ритцер Дж. Современные социологические теории. СПб.: Питер, 2002. 688 с.
10. Саид Э. Ориентализм. СПб.: Русский Мир, 2006. 638 с.
11. Чилкот Р. Х. Теории сравнительной политологии. В поисках парадигмы. М.: ИНФРА-М, Весь Мир, 2001. 560 с.
Рукопись поступила в издательство 18 марта 2011 г.
