CC BY
136
В.В. Страхов
ОБЩЕСТВЕННЫЕ ПРОЕКТЫ И ФИНАНСЫ РОССИИ В 1914—1917 ГОДАХ
Отечественной и зарубежной историографией накоплен богатый опыт в деле изучения состояния финансов России в период Первой мировой войны. Тем не менее, ряд довольно важных аспектов этой сложной и многогранной темы до сих пор сравнительно слабо представлен в научной литературе. Среди них — вопрос о появившихся во время войны многочисленных общественных проектах по стабилизации постоянно ухудшавшегося положения государственных финансов. Лишь в работах немногих исследователей этой важной составной части финансовоэкономической мысли предреволюционной России уделяется некоторое внимание Учитывая данное обстоятельство, а также актуальность обращения к прошлому отечественных финансов в настоящей статье предпринимается попытка рассмотреть наиболее интересные и характерные проекты и предложения в сфере государственного кредита, налогообложения и денежного обращения, появившиеся в 1914—1917 годах.
Практика представления частными лицами записок и предложений по финансовым вопросам в центральные государственные учреждения зародилась в России еще в Петровскую эпоху. Именно тогда, испытывая острую потребность в увеличении доходов бюджета, власти впервые стали прислушиваться к советам и рекомендациям со стороны, порой вознаграждать авторов идей, реализация которых давала казне немалую прибыль.
На рубеже XIX—XX столетий общественная инициатива в области финансов была уже довольно заметным явлением, которое особенно ярко проявило себя в период проведения знаменитой денежной реформы С.Ю. Витте.
Либерализация общественно-политической жизни страны в 1905—1906 годах, а также вызванный войной с Японией и революцией многомиллионный дефицит государственного бюджета, кризисное состояние денежного обращения дали мощный импульс развитию финансовой мысли общественности, усилили ее социальную заостренность, придали ей различные идеологические оттенки. Немалую роль в увеличении количества появившихся в это время общественных проектов сыграл и указ Николая II от 18 февраля 1905 года, который разрешил подавать на высочайшее имя «виды и предложения... по вопросам, касающимся усовершенствования государственного благоустройства и улучшения народного благосостояния» 2.
Во второй половине 1900-х годов в Министерство финансов, Госбанк, Государственную думу, в редакции ведущих финансово-экономических изданий ежегодно поступало от частных лиц более десятка достаточно серьезных записок и предложений по финансовым проблемам. Большинство из них было посвящено мероприятиям, направленным на совершенствование бюджетной, кредитно-денежной и таможенной политики государства, устранение социальных перекосов в налогообложении, укрепление городских и земских финансов, развитие системы социального страхования и т.д. Как правило, их авторами являлись общественные деятели, различные категории служащих государственных учреждений, финансовых и кредитных организаций, земства, преподаватели средних и высших учебных заведений. И хотя подавляющая часть проектов так и оставалась на бумаге, некоторым из них все же удавалось пробиться «наверх», попасть на страницы печати, вызвать отклики в обществе и правящих кругах.
Начало Первой мировой войны ознаменовалось в России значительным оживлением общественной мысли в сфере государственных финансов, активность которой заметно снизилась в период предвоенного экономического подъема. Уже осенью 1914 года в печати появляются сообщения о различных частных проектах, связанных с компенсацией потерь «обыкновенного» бюджета вследствие запрета на продажу питей и боевых действий. Как правило, содержание данных проектов довольно четко отражало политические настроения и социально-экономические взгляды их авторов. Так, представители демократических кругов, по словам известного меньшевистского экономиста профессора С.О. Загорского, «настойчиво и единодушно указывали на подоходный налог» как на единственное средство, которое должно заменить в бюджете потерю доходов от винной монополии 3. Иное мнение выражали близкие к
кадетам известные ученые-финансисты в лице, прежде всего, товарища председателя финансовой комиссии Государственной думы, профессора А.С. Посникова, профессоров Петроградского Политехнического института Петра Великого М.И. Фридмана и М.И. Боголепова 4. Подчеркивая неизбежность повышения косвенных налогов в условиях войны, они вместе с тем настаивали на скорейшем проведении реформы прямого обложения, включающей в себя существенный пересмотр ставок поземельного налога, особенно для крупных земельных собственников, налога с наследств и городских имуществ, а также введение подоходного налога, к платежу которого были бы привлечены в первую очередь «имущественно более сильные разряды населения» 5. Наконец, авторы, придерживавшиеся «правых» и проправительственных взглядов, выступали за увеличение обложения товаров массового потребления, повышение промыслового налога, в первую очередь с крупных торгово-промышленных предприятий, и, главное, за активное использование долгосрочных займов с целью установить «полное соответствие между способами добывания средств и их назначением» 6.
В это же время, судя по сообщениям печати, Министерством финансов рассматривались различные предложения по поводу возобновления деятельности фондового отдела Петроградской биржи, «замораживания» на время войны всех платежей по обслуживанию и погашению государственного долга, проведения крупных кредитных операций правительства на внутреннем рынке. Немалую известность, например, получил выдвинутый еще в конце августа проект выпуска облигациями мелких номиналов «народного займа трезвости», с помощью которого планировалось привлечь сбережения широких слоев населения, образовавшиеся вследствие прекращения казенной продажи водки 7.
На протяжении второго года войны большинство из известных общественных проектов в той или иной степени были связаны со стабилизацией постоянно возраставшей эмиссии кредитных билетов и сокращением темпов падения их золотого покрытия, поддержанием относительно высокого курса рубля за рубежом. Наибольший резонанс вызвал проект П.П. Мигулина, переданный в Министерство финансов и опубликованный в начале 1915 года на страницах еженедельника «Новый экономист», редактором-издателем которого являлся сам автор 8. Будучи доктором финансового права и профессором Петроградского университета, одним из самых деятельных членом Совета министра финансов, сторонником «государственного социализма» в духе Отто фон Бисмарка, П.П. Мигулин к тому времени был широкого известен благодаря, прежде всего, своим многочисленным проектам и предложениям, связанным с созданием под эгидой государства специальных банков (промышленного и сельскохозяйственного), земельным устройством российского крестьянства, перестройкой налоговой системы, совершенствованием системы ипотечного кредитования и т.д. Суть же нового его проекта заключалась во введении в России, по примеру Германии и ряда других стран, особого вида денежных знаков — билетов государственного казначейства небольших номиналов. Иными словами, Мигулин предлагал изъять из обращения кредитные билеты достоинством от 1 до 5 рублей включительно и на эту сумму, приблизительно в 500 миллионов, выпустить соответствующие номиналы в казначейских деньгах, не нуждавшихся в золотом покрытии. Очевидно, что основная задача проекта состояла в том, чтобы обеспечить дополнительный выпуск кредитных билетов на полмиллиарда без официального расширения эмиссионного права Государственного банка. Примечательно, что подобное предложение видный финансист выдвигал еще в 1906 году в имевшей весьма характерное название книжке — «Государственный независимый центральный эмиссионный банк, проект».
По-видимому, идея П.П. Мигулина, который, кстати, был близок к влиятельному главноуправляющему делами землеустройства и земледелия А.В. Кривошеину, а также являлся зятем
председателя думской комиссии по бюджету профессора М.М. Алексеенко, первоначально по лучила поддержку у части высшей бюрократии и даже некоторых видных специалистов. Так, об оправданности и важности практического воплощения предложения Мигулина писал профессор М.И. Туган-Барановский. «С теоретической точки зрения, — подчеркивал известный экономист, — в пользу данного проекта можно сказать очень многое». Правда, по его мнению, в разряд казначейских денег следовало отнести лишь купюры в 1 и 3 рубля 9.
Однако у данного проекта нашлось и немало серьезных противников. Среди них выделялся вышеупомянутый тридцатишестилетний Михаил Боголепов, ставший впоследствии, в 1939 году, членом-корреспондентом Академии наук СССР за свои труды в области «теории советских финансов» 10. Доказывая несостоятельность проекта «бумажного биллона», он обращал внимание на многочисленные негативные последствия его реализации. По мнению ученого, практическое осуществление предложения Мигулина нарушало бы «принцип единства денежного обращения», ставило «под сомнение возможность» возврата к золотому монометаллизму на прежних основаниях. «Если после войны будет восстановлен размен на золото только одних кредитных билетов, а казначейские билеты будут неразменными, — утверждал Боголепов, — то это обстоятельство способно будет подорвать общее доверие к нашей золотой валюте и вызовет лаж между двумя сортами денег» 11.
Среди тех, кто резко выступил против проекта П.П. Мигулина, был и самый авторитетный в то время российский специалист в сфере денежного обращения, член Государственного совета и Комитета финансов, почетный профессор Петроградского университета И.И. Кауфман. В направленной министру финансов П.Л. Барку докладной записке он, в частности, указывал, что «введение рублевых и трехрублевых билетов казначейства составляет никогда не испытанный эксперимент, могущий привести к крупной неудаче; представлялось бы заслуживающим предпочтение — кредитные билеты оставить в нынешнем их положении на ближайшее время и не делать опасного и вредного эксперимента с беспроцентными билетами казначейства в один и три рубля» 12. С жесткой критикой «опасного проекта», основанного на «ложной теории», выступил в печати, правда, под псевдонимом и видный финансист, ближайший сотрудник С.Ю. Витте по министерству финансов А.Н. Гурьев
13
Несмотря на то, что в начале апреля 1915 года пресса писала о выпуске казначейских билетов как о вопросе почти решенном 14, подобные денежные знаки так и не появились в обращении. Свою роль здесь сыграли не только веские доводы критиков проекта, технические трудности его реализации, высокая загруженность Экспедиции заготовления государственных бумаг, но и в первую очередь своеобразие складывавшейся обстановки на фронте и в тылу. Иначе говоря, резкое увеличение в конце весны — летом 1915 года темпов бумажно-денежной эмиссии вследствие «великого отступления» русской армии и огромных кредитов казны под мобилизацию частной промышленности создавали условия, при которых во многом терялся экономический эффект от введения казначейских денег. К сказанному остается добавить, что идея Петра Мигулина в дальнейшем все же была воплощена в жизнь. Правда, случилось это лишь в период нэпа, когда на основании Декрета ЦИК и СНК СССР от 5 февраля 1924 года в обращение были выпущены казначейские билеты номиналом в 1, 3 и 5 рублей.
Определенное внимание отдельные авторы придавали и специфическим мероприятиям, направленным на увеличение золотого запаса Государственного банка. Так, золотопромышленниками Сибири предлагалось значительно повысить плату за сдаваемое в казну вновь добытое золото, ужесточить режим его вывоза за границу, развернуть широкие пропагандистские кампании по сдаче населением золотой монеты и изделий из драгоценных металлов в учреждения Госбанка, ввести систему различных экономических и социальных льгот для крупных сдатчиков.
Примечательно, что именно в 1915 году впервые появляются предложения о безвозмездном изъятии в пользу государства церковных ценностей. О целесообразности этого писала, например, «Финансовая газета» 15, которая издавалась в Петрограде при активном участии известного экономического обозревателя, депутата Государственной думы, члена Прогрессивного блока И.В. Титова, ставшего после Февральской революции комиссаром Временного комитета Государственной думы по Министерству финансов 16.
На протяжении 1915 года активно продолжалось выдвижение различных проектов и обсуждение проблем, связанных с изменениями налоговой системы России, преодолением определенной архаичности ее структуры. Особенно много внимания данному вопросу уделялось в работах крупных ученых-финансистов (М.Н. Соболев, П.П. Гензель, М.И. Боголепов, З.С. Каценеленбаум, И.Х. Озеров, Л.Н. Яснопольский и др.), опубликованных в нескольких выпусках сборников «Вопросы финансовой реформы в России», в «Трудах комиссии по изучению современной дороговизны», в ведущих буржуазных периодических изданиях. Критикуя, как правило, царское правительство за медлительность в деле преобразования системы прямого налогообложения, многие из названных авторов, тем не менее, предупреждали о необходимости известной «сдержанности» при обложении крупных предприятий, важности сохранения достаточного объема оборотных средств и инвестиционных капиталов у торгово-промышленных предприятий. Кроме того, нередко высказывалось мнение, что наиболее реальный путь достижения сбалансированности обыкновенного бюджета — это дальнейшее усиление косвенного обложения и в исключительных случаях введение монополий государства.
Особенно активен в этом плане был молодой доктор финансового права профессор Московского университета Павел Гензель, впоследствии крупный ученый-финансист, яркий представитель основанного И.Х. Озеровым социологического направления отечественной финансово-экономической науки 17. Будучи, по рекомендации А.В. Кривошеина, членом нескольких совещательных органов Министерства финансов, в 1915 году Гензель составляет несколько детально проработанных докладных записок. В них ученый обосновывал, в частности, необходимость повышения обложения крупной земельной собственности, усиления дифференцированного подхода при реализации прямого налогообложения, увеличения налога на городскую недвижимость и пересмотра структуры ее оценки 18. Тогда же получило широкий общественный резонанс его выступление в печати по поводу проведения в стране принудительного государственного займа у имущих слоев населения 19. Необходимость и даже неизбежность в дальнейшем обращения к подобной операции ученый мотивировал тем, что традиционные займы, размещаемые на добровольной основе, в принципе не в состоянии справиться с теми грандиозными задачами, которые ставит война перед государственным кредитом.
Характерная черта подавляющего большинства проектов 1916 года — это приоритетное внимание к вопросам повышения эффективности внутренних правительственных займов. «Взрыв интереса к государственному кредиту», «невиданная активность и разнообразие проявлений финансовой мысли общественности» были во многом обусловлены тем, что к третьему году войны именно займы на внутреннем рынке окончательно утвердились в качестве единственной альтернативы дальнейшему наращиванию эмиссии бумажных денег. В немалой степени этому способствовало и то, что осенью 1915 года по примеру многих воюющих держав российским правительством был взят курс на всемерное расширение социальной базы своих кредитных операций внутри страны путем организации прежде всего громких пропагандистских кампаний.
Немалую известность, например, получил проект члена фондового отдела Петроградской биржи А. Финкельштейна 20, который предлагал выпустить по курсу 150 за 100 и сроком на 100 лет беспроцентный «Заем Победы» на сумму в 6 миллиардов рублей. Привлечь население к столь грандиозному по своим размерам займу должна была, по мнению автора, система «необыкновенно больших выигрышей» — ежегодно более 27 тысяч на общую сумму в 100 миллионов рублей, высокая ставка при проведении тиражей — вплоть до 300 рублей на сторублевую облигацию, а также наличие низких (до 25 рублей) номиналов облигаций.
Небезынтересную идею, связанную с выпуском специального «народно-сберегательного беспроцентного с выигрышами займа», выдвигал крупный ученый-финансист, один из наиболее серьезных оппонентов С.Ю. Витте в период проведения денежной реформы, профессор финансового права Петроградского университета Л.В. Ходский 21. Как отмечал ученый, реализация подобного займа, ориентированного на аккумуляцию сбережений широких народных масс, позволила бы не только существенно уменьшить давление избыточной
денежной массы на товарный рынок, но и, главное, дала бы в распоряжение государства значительные средства, необходимые для покрытия военных расходов.
К предложениям Л.В. Ходского примыкали разработки столичного банковского служащего Е.Ф. Мамаенко, связанные с проведением «постоянной бесплатной лотереи для вкладчиков сберегательных касс» 22. По словам «Биржевых ведомостей», «правящие круги» проявили к данному проекту большую заинтересованность, а его детали даже «горячо дебатировались перед тем как быть облаченными в реальную форму» 23.
Как показатель постепенно вызревавших в определенных слоях общества настроений в пользу начала применения государством принудительных мер в борьбе за стабилизацию фи нансового положения империи следует рассматривать предложение известного в свое время цивилиста, обер-прокурора Сената и приват-доцента Петроградского университета М.И. Тютрюмова 24. По его мнению, государственным сберегательным кассам следовало существенно понизить процент дохода по непрерывно возраставшим вкладам и превратить их в своего рода облигации «со сложным участием в розыгрышах» 25.
Однако наибольшее внимание высшие финансовые органы империи проявили к очередной разработке профессора П.П. Мигулина. Смысл его проекта сводился к выпуску на внутреннем рынке сериями по 200 миллионов рублей большого выигрышного займа из расчета шести с лишним процентов годовых на условиях al pari, то есть по номинальному курсу. Однако в отличие от других авторов подобных проектов Мигулин делал ставку не на широкие слои населения, а только «на капиталистов, желающих поместить деньги из высокого процента», причем выигрыш в данном случае должен был «представлять лишь дополнительный интерес» 26. По замыслу Мигулина, высокая доходность способствовала бы скорому успеху займа и в короткие сроки привела бы к значительному росту его биржевых расценок, что, естественно, следовало незамедлительно обратить на пользу казны. Учитывая влиятельность автора, Особенная канцелярия по кредитной части Министерства финансов провела детальный анализ данного проекта с целью определения возможностей его практической реализации и представила свои выводы Комитету финансов — «высшему совещательному учреждению по делам государственного кредита и финансовой политики». Отмечая определенные достоинства проекта, эксперты Канцелярии, тем не менее, указывали, что привлекательность займа для публики «не основана на математическом расчете». Безосновательными, по их мнению, являлись и надежды на быстрое повышение его биржевых котировок. Наконец, чрезмерно высокими представлялись объемы ежегодных выплат: если проект выигрышного займа, подготовленный в недрах самой Канцелярии, предусматривал платежи в размере 5,74 миллиона рублей на каждые 100 миллионов займа, то размер выплат по проекту Мигулина — 6 миллионов рублей. Однако самым важным здесь видится следующее. Оценивая возможные последствия активного обращения к выигрышным займам, Кредитная канцелярия особо подчеркивала, что их использование «затруднит Министерству финансов дальнейший выпуск обыкновенных займов»
27
Неоднозначные отклики печати вызвало предложение о проведении в империи аннуитетного займа в облигациях номиналом от 1 до 30 рублей, автором которого являлся екатеринославский финансист А.И. Ильин. Еще в конце 1914 года он опубликовал специальную работу, посвященную применению данной разновидности правительственного кредита в условиях военного времени 28. Главная особенность подобных займов состояла в том, что выплаты ежегодного дохода по облигациям не производились, а прибавлялись к капитальной сумме займа и выплачивались лишь при погашении облигаций тиражами. Естественно, что в течение определенного времени подобные условия были крайне выгодны для заемщика, то есть государства. Но в конечном итоге из-за более высокой ставки ежегодного дохода такие займы требовали несравнимо больших затрат при погашении, чем традиционные долгосрочные займы со строгой периодичностью выплаты фиксированных процентов. Давая оценку проекту Ильина, профессор Ходский подчеркивал, что «если аннуитетные займы не привились даже в западноевропейских странах, при большей культурности общества, то тем более трудно рассчитывать на то, чтобы эта форма оказалась пригодной у нас, да еще в применении к займу, рассчитанному на самые широкие слои населения» 29.
Обращает на себя внимание и единственный в своем роде проект «Мининского Патриотического беспроцентного займа», принадлежавший М.Н. Васильеву — финансовому
обозревателю из мигулинского «Нового экономиста». На протяжении всей войны, писал автор, государственные займы представляли собой «не исполнение нравственного долга пред Родиной, а просто выгодную коммерческую сделку» 30. Учитывая это обстоятельство, он предлагал выпустить беспроцентный долгосрочный заем, ориентированный исключительно на «патриотические чувства» десятков миллионов россиян. Выпуск займа следовало приурочить к трехсотлетию со дня кончины знаменитого Кузьмы Минина, что, по мнению автора, способствовало бы усилению патриотической направленности этой кредитной операции. Из 60 миллионов работоспособных граждан страны, считал Васильев, как минимум половина могла бы выработать в течение года дополнительные 100 рублей и вверить их в руки государства. Таким образом, казна получила бы по меньшей мере 3 миллиарда рублей.
Интересна следующая деталь этого оригинального проекта. В целях морального стиму лирования населения к участию в подписке автор предлагал учредить специальные нагрудные знаки: «Благодарность Отечества», «Память о Великой войне 1914—1916 гг.», «За оказанную Отечеству помощь в тяжелую для него годину». «Наличность такого значка или жетона... — подчеркивал автор, — позволила бы обладателю их более спокойно смотреть в глаза тем нашим воинам, которые идут в бой жертвовать своей кровью и жизнью, или возвращаются к нам с фронта раненными и искалеченными». Примечательно, что из всего проекта Васильева только эта идея вызвала интерес со стороны Министерства финансов, которое выступило инициатором изготовления «особых медалей» для тех, кто в «той или иной форме содействовал успеху займов, реализованных во время войны». В первую очередь ими планировалось произвести награждения лиц, внесших значительный личный вклад в дело популяризации осеннего, 1916 года, трехмиллиардного внутреннего военного займа, то есть чиновников кредитных учреждений, инспекторов мелкого кредита, священников, агрономов, учителей, представителей печати и т.д. По сообщениям прессы в начале февраля 1917 года соответствующие документы были переданы главноуправляющему «Его Императорского Величества канцелярии» А.С. Танееву для доклада Николаю II и принятия окончательного решения по этому вопросу 31.
Как следствие произошедших весной 1916 года серьезных изменений в законодательстве о прямом налогообложении 32, а также определенной «демократизации» внутреннего правительственного кредита следует рассматривать проект П.П. Гензеля, который был призван стимулировать подписку на военные займы за счет предоставления дополнительных налоговых льгот держателям облигаций 33. В конце мая 1916 года он обратился к министру финансов со специальной докладной запиской. В ней он обосновывал целесообразность повышения примерно на 10 процентов ставок подоходного налога, однако для тех плательщиков, которые предъявят на эту сумму купоны от военных займов, указанной надбавки не производить. Подобные льготы предлагалось распространить и на плательщиков ряда акцизов, ставки которых также следовало увеличить. Кроме того, в целях повышения объемов золотой наличности Госбанка Павел Гензель настоятельно рекомендовал установить платеж ряда таможенных пошлин золотой монетой. Несмотря на наличие в записке достаточно привлекательных с позиций интересов государства идей, они так и не были реализованы. Главная причина этого заключалась в том, что осуществление названных мер, способных в перспективе сократить темпы роста многомиллионных прибылей крупной буржуазии, была для царского правительства просто невозможной в условиях постоянно нараставшей усилиями «общественности» кампании по дискредитации царской семьи и режима.
Приблизительно тогда же появился проект, связанный с созданием более благоприятных условий для размещения военных займов и формированием механизма индивидуального учета доходов по купонам процентных бумаг, принадлежавших плательщикам подоходного налога. Его автором был доцент Московского коммерческого института А.А. Соколов, тесно сотрудничавший с П.П. Гензелем и ставший в Советской России 20-х годов одним из наиболее авторитетных специалистов в области теории налогообложения, денежного обращения и кредита 34. В одной из своих работ он развивал идею введения контрольного налога на выплаты доходов по процентным бумагам. Освободить от данного налога, по его мнению, следовало только тех лиц, которые хранили свои ценные бумаги в кредитных учреждениях 35.
Летом 1916 года в Москве, в типографии Товарищества И.Д. Сытина, была опубликована любопытная книжка известного народовольца Н.А. Морозова, посвященная проблеме «вздорожания жизни». Претендуя, по меньшей мере, на важное достижение в теории политической экономии, будущий академик АН СССР, излагал в ней «открытые» им «законы денежного хозяйства». «Математический анализ вопроса», как подчеркивал автор, привел его «к настолько простым формулам», что они были «легко понятны для реалиста или гимназиста старших классов» 36. Смысл же практических рекомендаций этого неоднозначного мыслителя по борьбе с возраставшей ускоренными темпами дороговизной заключался в том, чтобы, подобно правительству императора Александра I, изъять из обращения две трети бумажных денег и...
сжечь их 37. Правда, из работы Морозова трудно понять, каким образом государству следовало изымать из оборота миллиарды бумажных рублей.
Значительное ухудшение финансово-экономического положения империи на рубеже 1916—1917 годов способствовало заметному возрастанию количества писем и разного рода записок в центральные правительственные учреждения с предложениями конкретных мер по сдерживанию развития кризисных явлений и улучшению ситуации в различных сферах народ ного хозяйства. Большая часть подобных обращений в различные подразделения Министерства финансов и Госбанка была посвящена вопросам повышения эффективности пропаганды и реализации военных займов, увеличению притока в казну добываемых драгоценных металлов и тезаврированной населением золотой и серебряной монеты, усилению правительственного контроля за частными эмиссиями и деятельностью коммерческих банков, пресечению нецелевого использования бюджетных средств «общественными организациями», улучшению деятельности сберкасс и т.д. Как правило, авторами указанных обращений являлись лица, придерживавшиеся монархических убеждений, искренне желавшие оказать помощь царскому правительству.
В качестве типичного примера можно привести «докладную записку» отставного статского советника Н.И. Сазонова, прослужившего 40 лет по линии финансового ведомства, в том числе 17 лет в должности алатырского уездного казначея Симбирской губернии 38. Обращаясь накануне Февральской революции к главе Управления государственными сберегательными кассами Госбанка, он писал о необходимости принятия срочных мер, направленных на устранение формализма в деятельности служащих сберкасс, обеспечение их более «внимательного отношения к публике». Особое внимание, указывал автор, следовало обратить на повышение эффективности работы сберкасс по популяризации военных займов, разъяснению, в первую очередь крестьянству, особенностей операций по государственному страхованию, что «пока еще не поставлено на желаемую более твердую почву». По мнению Сазонова, при решении этих задач было бы целесообразно активнее опираться на тех, кто готов «к добровольному сотрудничеству». Примечательно, что для развернутого изложения своих соображений по этим вопросам руководству Государственного банка автор собирался даже приехать в Петроград, однако, в конечном итоге был вынужден ограничиться указанной запиской, а также публикацией ее основных положений в провинциальной газете «Симбирянин».
Говоря об основных проявлениях финансовой мысли российской общественности в 1916 году, нельзя не отметить и появившиеся тогда планы ускоренного развития производительных сил страны в послевоенный период. Как правило, вопросам урегулирования денежного обращения, реструктуризации государственного долга, перестройки налоговой системы и кредитно-банковского дела уделялось в них особенно много внимания.
Обсуждение в научных и деловых кругах вопроса о послевоенных перспективах народного хозяйства России фактически началось с докладной записки «Об учреждении экономического совещания», составленной руководителями Совета съездов представителей промышленности и торговли В.И. Тимирязевым и В.В. Жуковским и направленной ими в Совет министров 39. Выражая мнение членов ведущей организации верхов торгово-промышленной буржуазии, авторы документа подчеркивали необходимость выработки программы «ликвидации всех военных потерь и развития производительных сил страны», а также создания «целой, стройной системы хозяйственных реформ в духе широкой общественной свободы» и вместе с тем «в духе активности государства» 40.
Весомый вклад в развитие идей, изложенных в записке В.И. Тимирязева и В.В. Жуковского, внесла Финансовая комиссия указанного Совета, к работе которой в 1916 году были привлечены ведущие ученые-финансисты в лице профессоров М.И. Фридмана, М.В. Бернацкого, И.М. Кулишера, М.И. Боголепова, а также А.И. Буковецкого 41. Главной задачей этого органа, представлявшего собой в известной степени альтернативу официальным комиссиям и совещаниям при Министерстве финансов, являлась разработка не только программы послевоенного экономического развития России, но и общих оснований преобразования налоговой системы, проектов новых налогов.
Как справедливо подчеркивает академик Б.В. Ананьич, активную роль в деятельности указанной группы специалистов стал играть профессор Политехнического института, сторонник так называемого «культурного капитализма» Михаил Бернацкий, ставший впоследствии министром финансов Временного правительства 42. В октябре 1916 года им был подготовлен доклад «К вопросу об условиях развития производительных сил России», в котором, в частности, утверждалось, что одним из условий поступательного развития отечественной экономики в послевоенный период должно было стать проведение широких преобразований в сфере финансов, направленных на реформу банковского законодательства, превращение Государственного банка в независимое эмиссионное учреждение, восстановление золотого монометаллизма, усиление роли прямого обложения, введение ряда монополий, борьбу с роскошью 43.
Немалый резонанс в буржуазной прессе вызвал и обстоятельный доклад профессора М.И. Фридмана 44 «О будущей экономической и финансовой политике России», прочитанный им 30 января 1917 года в Совете съездов представителей торговли и промышленности. Как свидетельствует сохранившийся авторский «предварительный набросок» названного доклада 45, а также изложение его основных положений в кадетской «Речи» 46, Фридман в целом с оптимизмом смотрел на будущее отечественных финансов. Он выражал твердую уверенность в способности экономики России сравнительно быстро залечить нанесенные войной раны, хотя ей и предстояло «напрячь все силы и старания, чтобы податными ресурсами обеспечить и запросы государственного кредита, и нормальные нужды страны». Более того, отдельные высказывания дают основание полагать, что ученый придерживался мнения о лучших, выражаясь современным языком, стартовых возможностях России для восстановления народного хозяйства после наступления мира по сравнению с другими участвовавшими в войне державами. Залогом этого он считал огромные запасы природных богатств, начиная от леса, разнообразных полезных ископаемых, и заканчивая «водными силами», то есть гидроэнергетическими ресурсами.
По утверждению М.И. Фридмана, главной задачей «ликвидации оставленного войной наследия в области государственного хозяйства» станет, во-первых, обеспечение «покрытия платежей по заключенным во время войны» займам, во-вторых, упорядочение форм государственного кредита «путем консолидации краткосрочных займов, превращая их в долгосрочные и с помощью урегулирования отношений между казначейством и государственным банком, возникших на почве выпуска кредитных билетов» 47. Достижение «удовлетворительного состояния» финансов Фридман считал «одним из необходимых условий экономического прогресса» страны. Что же касается обеспечения устойчивого положения правительственного кредита, то «лучшим стимулом» здесь должно было стать «податное обеспечение процентов по займам» и «планомерность» в реализации соответствующих мероприятий власти.
В то же время ученый предостерегал от первоначальной «высоты обложения» капиталов, так как «при напряжении налогов делается менее привлекательной производительная деятельность». «Решение проблемы, — указывал Фридман, — надо искать в искусственном оживлении, в форсировании народнохозяйственной жизни путем оставления в обороте большого количества кредитных билетов. Это создаст усиленное предложение капиталов, оживленное грюндерство, параллельно усиленной постройке железных дорог и развитию горного дела». «Чрезмерное поначалу количество денег, — продолжал ученый, — мало-помалу окажется соответствующим потребностям оборота. При обилии денег и усиленной деятельности, как во время войны, велики заработки, громадны и прибыли. В такой атмосфере и высокие налоги не страшны» 48.
Являясь в целом сторонником умеренно-либерального «сценария» финансово-экономического развития России в будущем, Фридман в своем докладе уделил особое внимание вопросу о фискальных монополиях, которые, как писал он еще в начале 1916 года, должны были стать одним из важнейших элементов послевоенной налоговой системы 49. Подробно рассматривая «выгоды» и отрицательные стороны торговых и производительных монополий, практику их применения за рубежом, «предубеждения и предрассудки в этой области», ученый
активно убеждал представителей деловых кругов в необходимости согласиться с широким использованием подобных фискальных мер в России. Он подчеркивал, что «сознавая все недостатки государственных монополий, представители промышленности не должны, однако, возражать против этой реформы (то есть введения многочисленных монополий. — В.С.), в виду тех исключительных условий, которые вызваны обстоятельствами военного времени» 50. По мнению докладчика, первоочередными объектами торговых монополий государства должны были стать чай, сахар, табак, нефть и керосин. Правда, соответствующие решения должны были быть приняты, как указывал Фридман, «при соображении опасностей бюрократического хозяйства и неустройства правительственной машины в настоящее время». В перспективе фискальный монополизм казны следовало распространить и на отпуск электроэнергии, а также ее транспортировку. Примечательна реакция присутствовавших на призывы Фридмана поступиться частью прибылей ради наполнения бюджета. По свидетельству «Речи», они «категорически возражали против предложения докладчика». Более того, ими доказывалось, что ни при каких условиях государственные монополии «не могут быть допустимы с точки зрения народного хозяйства, так как они убивают инициативу и тормозят развитие производительных сил страны» 51.
Указанные выше финансово-экономические проблемы были широко представлены и в по явившейся в самый канун Февральской революции книге профессора И.Х. Озерова с весьма характерным названием — «Новая Россия». К сожалению, этот труд видного ученого-финансиста, тесно связанного с крупным капиталом 52, до сих пор не получил достойной оценки в историко-экономической литературе. Между тем данная книга, будучи своеобразным продолжением его работы «На новый путь! К экономическому освобождению России» (1915 г.), заслуживает сегодня самого пристального внимания. На наш взгляд, обусловлено это в первую очередь тем, что в ней фактически изложена концепция послевоенной модернизации экономической и социально-политической жизни России. Причем в том виде, который отвечал целевым установкам значительной части верхов торгово-промышленной и банковской буржуазии.
Главной задачей, стоявшей перед страной, ученый считал не столько достижение победы в войне, что, впрочем, не вызывало у него серьезных сомнений, сколько всемерное развитие производительных сил, которое он оценивал «как дело великой государственной важности» 53. Озеров полагал, что определяющими условиями практического решения этой задачи должны стать максимальная либерализация хозяйственной жизни и формирование идеологии «экономического творчества». «Сейчас же нужно, — подчеркивал автор, — проводить железные дороги, строить фабрики, не боясь для этого выпуска кредитных билетов, если это потребуется, так как эти билеты увязнут в работе, а главное, надо освободить русскую промышленность от лежащих на ней пут, надо выставить лозунг: свобода экономической деятельности, нужна другая творческая экономическая политика» 54.
В качестве необходимого фактора эффективного развития производительных сил ученый рассматривал выдвижение на «политической арене» торгово-промышленного класса. «Нельзя развивать производительные силы страны, — утверждал И.Х. Озеров, — не создав для этого общих благоприятных условий, а эти условия заключаются в спокойной политической обстановке, при которой протекало бы политическое строительство страны» 55. В то же время, выражая явную неудовлетворенность кадетами и позицией либеральной интеллигенции в целом, он указывал, что российская буржуазия «едва ли может примкнуть к какой-либо существующей уже политической партии». Основная причина этого, по его мнению, заключалась в том, что в России нет «такой партии, которая бы держала знамя яркой экономической политики». Поэтому торгово-промышленному классу следовало образовать свою, «особую партию с ярко выраженной экономической программой и известной политической физиономией» 56.
Касаясь вопроса о «проектах монополий» на товары широкого потребления, И.Х. Озеров не скрывал отрицательного к ним отношения. Свою позицию он мотивировал тем, что разного рода казенные монополии, в том числе на водку, не способны в принципе дать после окончания войны значительных доходов. Несовместимы были они и с задачами обеспечения качественного и количественного роста отечественной буржуазии. «...Монополизация некоторых отраслей
хозяйственной деятельности, — указывал в этой связи Озеров, — еще более закрепит наш промышленный класс, а задача настоящего времени — раскрепощать население: нам нужно выращивать независимые в общественном отношении силы. Экономическая мощь страны может вырасти только на базе независимых общественных сил.» Более того, государственные монополии, по его мнению, были вредны с точки зрения возможностей прибыльного приложения капиталов и развития предпринимательской инициативы: «Сегодня — одна монополия, завтра — другая, послезавтра — третья, и обыватель не будет знать, куда же идти со своей энергией, куда нести свой труд и знание, и не попадет ли он в тупик. Это может создать маразм в промышленной жизни у нас, и частная энергия будет никнуть». «Одним словом, — как бы резюмировал автор, — мы стоим перед огромной зияющей брешью в нашем бюджете, и, чтобы законопатить эту брешь, требуется не заплата, а требуется нечто новое, творческое». Наиболее целесообразным, по мысли финансиста, являлось не развитие практики казенных монополий и значительное усиление «налогового винта», а всемерное стимулирование роста налогооблагаемой базы. «Конечно, — писал Озеров, — нужно привлечь имущие классы к более интенсивному питанию нашего доходного бюджета, но ключ к питанию нашего бюджета находится в изменении нашей экономической политики» 57.
Думается, что не лишним будет упомянуть и о неоднократных призывах автора учиться у немцев методам рационального хозяйствования, трудовой дисциплине и организованности, широкой интеграции науки и производства, приоритетному вниманию к развитию транспортной сети. Именно все это, а не усиление государственного регулирования хозяйственной жизни, являлось, по мнению ученого, главным фактором экономической устойчивости Германии в крайне неблагоприятных условиях блокады военного времени. Тем не менее, как бы развивая свою давнюю идею об «американской прививке», Озеров подчеркивал, что в процессе формировании новой, либеральной по своему характеру экономической модели России все-таки следовало ориентироваться на Америку. Она же, по мнению финансиста, должна была стать и главным торговым партнером нашей страны в послевоенный период, ведущим зарубежным инвестором в ходе реализации задачи ускоренного развития производительных сил.
Последние недели существования самодержавия в России были ознаменованы и развернувшейся среди столичных финансистов и экономистов дискуссией о путях послевоенной стабилизации денежного обращения. Поводом для ее начала послужил выход в свет работы М.И. Туган-Барановского «Бумажные деньги и металл», а также публикация им в кадетской «Речи» ряда статей, посвященных изложению его «теории ценности денег» и основанного на ней плана «денежной реформы».
Важно подчеркнуть, что за этой, казалось бы, академической полемикой стояли реальные экономические и политические интересы влиятельных социальных и профессиональных групп, неоднозначность видения в буржуазно-интеллигентских кругах перспектив и, если можно так выразиться, магистрального направления финансово-экономического развития России в послевоенный период. Что касается М.И. Туган-Барановского, то его позиция в данном вопросе в значительной степени отражала, на наш взгляд, мнение большей части руководства кадетской партии, которая под влиянием преимущественно зарубежной практики хозяйственного регулирования военного времени стала склоняться к нецелесообразности в перспективе «ухода» государства из экономической сферы, на чем активно настаивала крупная торгово-промышленная буржуазия.
Утверждая, что «девальвация известного рода фактически совершилась» и что после войны, по всей видимости, «рубль спустится до четвертака», то есть по своей покупательной способности будет равен 25 довоенным копейкам, Туган-Барановский призывал смириться с этим, так как падение ценности денег «в определенной мере выгодно государству с его огромным долгом». Состоявшаяся скрытая девальвация рубля, по мысли ученого, должна будет обеспечить номинальное увеличение государственного бюджета в четыре раза, то есть до 12 миллиардов рублей. Это в свою очередь позволит не только сравнительно быстро ликвидировать дефицит бюджета, но и осуществлять выплаты по обслуживанию и погашению государственного долга в объеме 2 миллиардов рублей ежегодно. «Иными словами, — писал Туган-Барановский, —
падение ценности рубля в четыре раза равносильно уменьшению в четыре раза тяжести всех долговых обязательств казны, заключенных в бумажной валюте» 58.
В то же время он указывал, что падение ценности денег «наносит трудно поправимые удары» народному хозяйству, так как «расстраивается пропорциональность общественного производства и возникает общая неустойчивость хозяйственных отношений».
Именно поэтому ученый говорил о необходимости «задержать дальнейшее падение курса» рубля внутри страны и придать ему «устойчивость» на международном рынке путем в первую очередь сосредоточения в Госбанке всех операций по купле-продаже иностранной валюты. Выступая против В.М. Штейна и других сторонников инфляционизма, за которыми стояли верхи торгово-промышленной буржуазии, считавшие огромные капиталы военного времени важным фактором стимулирования развития производительных сил страны, Туган-Баранов-ский особо подчеркивал, что «здравая и твердая денежная политика должна считаться не с интересами того или другого отдельного общественного класса, как бы влиятелен он ни был, а с общими интересами национального целого» 59.
С другой стороны, ученый не разделял мнение тех, кто выступал за скорейший возврат после окончания войны к золотому монометаллизму любой ценой. Как бы отвечая Л.С. Элияссону, одному из самых активных сторонников подобных взглядов, широко представленных в банковских кругах, Туган-Барановский писал: «Возвращение к золотой валюте я считаю в ближайшие годы экономически невозможным и в виду этого придаю особое значение мерам по поддержанию вексельных курсов» 60.
Что же касается предлагавшейся Туган-Барановским «денежной реформы», то она должна была обеспечить создание новой денежной системы России, основанной на девальвированной валюте и занимающей как бы промежуточное состояние между «бумажным» и «золотым» рублем.
Февральская революция и последовавшие затем демократические перемены оказали значительное и разноплановое по своему характеру влияние на финансовую мысль российской общественности. В короткие сроки резко возрастает количество проектов и предложений, посвященных вопросам реформирования финансов «свободной России». Причем немалая их часть направлялась популярными общественными и политическими деятелями, которые часто не имели непосредственного отношения к сфере государственных финансов. Своеобразным лидером в этом отношении являлся А.Ф. Керенский. Соответствующие письма он стал получать буквально с первых недель своего нахождения на посту министра юстиции. Например, уже 9 марта на его имя была отправлена «докладная записка» некоего юриста с двадцатилетним стажем из Феодосии, в которой доказывалась целесообразность усиления обложения недвижимости и наследств, а также введения единовременного военного налога в размере 5—10 процентов на все денежные капиталы физических лиц 61.
Одновременно наблюдается заметное изменение социального состава авторов проектов и предложений. Большинство из них являлись мелкими служащими, встречались крестьяне, учащиеся. Естественно, что низкий, как правило, уровень образования подобных авторов, отсутствие у них специальных знаний и опыта работы в финансовой сфере существенно снижали практическую значимость предлагавшихся ими мероприятий, многие из которых носили откровенно утопический характер.
Гораздо шире, чем ранее, общественная инициатива в сфере финансов стала отражаться в печати. Проблеме состояния государственных финансов и различным мерам по стабилизации их положения были посвящены сотни и сотни публикаций в самых различных по своей политической направленности периодических изданиях.
Однако наиболее важная особенность финансовой мысли общественности в 1917 году видится в том, что в силу складывавшихся конкретно-исторических условий она в короткие сроки была почти полностью подчинена политическим интересам, с одной стороны, так называемой «революционной демократии», подпадавшей под все большее влияние социалистических идей и большевистских лозунгов, с другой — крупной буржуазии, одна из главных задач которой заключалась в противостоянии «левению» курса Временного правительства в области финансово-экономической политики, нейтрализации последствий его «революционных шагов» в данной сфере. При этом само государство, его специфические потребности и реальные возможности оказывались отодвинутыми на задний план. А те или иные проявления финансовой мысли чаще всего имели ярко выраженную классовую и идеологическую «окраску», не свойственную им ранее форму категорических требований многочисленных «резолюций» и «постановлений» различных политических и общественных организаций. Именно эти обстоятельства, а также продолжавшаяся война с ее огромными расходами во многом предопределили своеобразие содержания общественной инициативы в сфере финансов, главным объектом которой стало прямое налогообложение.
Впрочем, проекты и предложения первых недель после Февраля еще не отличались радикализмом и революционностью. Появившиеся в этот период записки и обращения были посвящены преимущественно несовершенству апрельского 1916 года Закона о подоходном налоге, чему в немалой степени способствовало начало его практической реализации.
Так, обращаясь в марте к «Бесценному Товарищу Народа» — А.Ф. Керенскому, уполномоченный служащих Саратовской губернской земской управы В.П. Макаров указывал на противоречивость и сложность понимания многих норм названного законодательного акта, в котором было «все, что способно сбить с толку человека не только малограмотного, но даже ученого» 62. В этой связи автор предлагал не только улучшить юридическую технику закона, но и исключить статью о необлагаемом минимуме дохода. Последнее Макаров мотивировал тем, что в результате революции в стране установлено равноправие и, следовательно, платить подоходный налог должен «каждый гражданин Государства».
О несоответствии Закона своим задачам писал в середине марта министру финансов М.И. Терещенко и присяжный поверенный из Петрограда Эгерт 63. Главным недостатком этого акта он считал отсутствие положений, предусматривавших обложение дополнительных прибылей,
получаемых в результате постоянного роста курсовой стоимости дивидендных бумаг. Здесь же приводились расчеты, свидетельствовавшие, что ликвидация указанного пробела в законе о подоходном обложении могла бы принести казне многомиллионные доходы. Немалый интерес представляет и адресованная министру финансов «докладная записка» Ю.Я. Пинке из Омска, служившего, по всей видимости, податным инспектором 64. Подчеркивая, что закон о подоходном налоге создавался «в спешном порядке и не отработан всесторонне», автор указывал на невозможность его реализации ввиду малочисленности штатов податных инспекторов, которые «ни в коем случае не в силах проверить подаваемые Гражданами заявления», то есть налоговые декларации. Он также обращал внимание на то, что в наиболее выгодное положение законом несправедливо поставлены представители свободных профессий в лице парикмахеров, художников, докторов, адвокатов, а также извозчики, чьи доходы фактически оставались вне какого-либо учета и контроля. И, наоборот, в полном объеме должны были платить подоходный налог государственные служащие, имевшие фиксированное жалование, несоизмеримое с темпами удорожания жизни. Учитывая эти обстоятельства Пинке предлагал, во-первых, привлечь к сбору налога всех служащих финансовых органов и «определенные группы Граждан», во-вторых, учредить специальную комиссию для разработки
дополнений к закону, устраняющих названные недостатки. О том, что несовершенство закона «сплошь и рядом» порождает десятки неразрешимых вопросов, а также является одной из главных причин значительных организационно-технических трудностей при исчислении и взимании подоходного налога, отмечалось и во многих других обращениях с мест. Например, негативными впечатлениями о ходе уплаты налога и своими соображениями по его доработке делился с министром финансов податный инспектор А.И. Селитренников из Ялты 65. Указывая на массовое сокрытие населением полученных в 1916 году доходов, он призывал ужесточить наказание за обман государства, поднять ставки обложения и, главное, допустить к сбору налога «членов демократических организаций» — советов, комитетов, профсоюзов и кооперативов. По мысли автора, указанные меры позволили бы существенно поднять уровень поступлений от налога и оказать дисциплинирующее воздействие на плательщиков.
Апрельский кризис Временного правительства и формирование первого коалиционного кабинета, дальнейшее усиление поляризации и политизации общества, ускоренное развитие финансово-экономического кризиса, беспрецедентные темпы роста расходов казны весной 1917 года — все это способствовало резкому повышению социально-политической значимости вопроса о состоянии государственных финансов и реформы налоговой системы. Немалую роль здесь сыграл и знаменитый «Заем Свободы», выпущенный Временным правительством 27 марта в целях дальнейшего финансирования войны 66. Политическая поддержка этой кредитной операции эсеро-меньшевистскими Советами, многочисленными демократическими организациями и армейскими комитетами в конце апреля — первой половине мая неизменно сопровождалась требованием незамедлительного увеличения уровня прямого обложения буржуазии и помещиков. Довольно часто говорилось и о необходимости отчуждения в пользу государства принадлежавших церкви драгоценностей и денежных капиталов.
Так, резолюция Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов в поддержку «Займа Свободы», принятая 22 апреля после острой многодневной борьбы между большевиками и эсеро-меньшевитскими лидерами, одновременно требовала от Временного правительства «скорейшего проведения коренной финансовой реформы, правильно построенного прогрессивного подоходного и поимущественного налога, налога на наследство, обращения в пользу государства военной сверхприбыли» 67. В качестве примера можно привести и типичное по своему содержанию постановление собрания гарнизона форта Ино, расположенного на
Балтийском побережье Финляндии. В нем прямо указывалось на поддержку займа «при условии», во-первых, «опубликования всех тайных договоров и соглашений с союзниками», во-вторых, «немедленном издании закона о высоком прогрессивном подоходном обложении всех капиталистов», втретьих, «немедленной конфискации всех прибылей капиталистов за 1916 год, в том числе и прибыли банков» и, наконец, в-четвертых, «немедленной конфискации всех церковных и монастырских капиталов» 68.
Многочисленные, но далеко не однозначные отклики в столичной и провинциальной печати вызвало выступление священника Елашенцева на проходившем в середине апреля 1917 года в Минске съезде представителей армейских выборных организаций Западного фронта. В своей речи, вызвавшей «бурную овацию», командированный в действующую армию настоятель храма села Терновки Саратовской губернии не только призывал духовенство к активному участию в «Займе Свободы», но и прямо ставил вопрос о безвозмездной передаче в казну используемых при богослужениях золотых сосудов и крестов, дорогих окладов Евангелия. Более того, следо вало также «взять сокровища Александро-Невской, Киево-Печерской и Троице-Сергиевой лавр, тяжелые митры», «капиталы монастырей», «снять золотые купола соборов, заменив их черным железом, как траур, как вечная память павшим за свободу; снять золотые ризы и драгоценные камни с чудотворных икон, так как от этого чудотворность их не убавиться» 69. Представляется, что благодаря широкому резонансу в прессе данное выступление немало способствовало формированию у так называемых «демократических слоев» убежденности в правомерности предъявления материальных требований к «генералам церкви», которые, выражаясь словами одного из ведущих печатных органов эсеров, «хоть теперь должны искупить свою вину перед народом и прийти на помощь государству» 70. Однако речь Елашенцева знаменательна прежде всего тем, что в ней по сути впервые были публично озвучены многие идеи, которые в будущем активно воплощались в жизнь большевиками в ходе разграбления Русской православной церкви.
Что касается непосредственно общественных проектов периода конца весны — лета 1917 года, то по своей тональности большинство из них были тесно связано с указанными выше «резолюциями» и «постановлениями». Аналогичной, как правило, была и главная цель — скорейшее и значительное усиление подоходного и поимущественного обложения состоятельных слоев населения. Более того, приблизительно с конца мая в письмах и обращениях во Временное правительство и Петроградский совет начинают встречаться принципиально новые моменты. Их смысл выражался в том, что в качестве единственной альтернативы дальнейшему углублению финансового кризиса и банкротства государства предлагалось не просто увеличить обложение крупных капиталистов и земельных собственников, а ввести максимально высокие по своим ставкам «революционные» и «чрезвычайные» налоги, предусматривающие жесткие санкции за их неполный или несвоевременный платеж. Очевидно, что сам факт появления подобных идей свидетельствовал о дальнейшей радикализации «налогового сознания» широких масс под влиянием большевистской пропаганды, непрерывно возраставшей инфляции, заявлений отдельных членов Временного правительства, и прежде всего министра труда меньшевика М.И. Скобелева 71, о необходимости перехода к политике «налоговой беспощадности». Представляется, что немалое значение здесь имели и глубокие сомнения наиболее активной части революционно настроенной «демократии» относительно способности и желания Временного правительства реализовать в полном объеме положения июньских законов о прямом налогообложении 72.
Примечательна следующая деталь. Если первоначально в виде основного объекта «революционных» налогов фигурировали крупные денежные доходы буржуазии, а также прибыли предприятий и организаций, то в дальнейшем акцент стал делаться на повышении поимущественного обложения. Эта своеобразная смена приоритетов объяснялась, по всей видимости, тем, что, во-первых, налоговые законы от 12 июня практически не касались
обложения имущества, во-вторых, как справедливо подчеркивал П.В. Волобуев, «из-за обесценения денег денежные доходы утратили в 1917 году свое прежнее значение; решающее значение получило обладание имуществом» 73.
Характерным в связи с вышесказанным можно считать проект некоего Г.Л. Шкаровского из Одессы. В своей обстоятельной записке, датированной началом июня, он предлагал ввести разработанный им «Единовременный Всеобщий Революционный налог»74. Плательщиками данного налога должны были стать все граждане, являвшиеся собственниками недвижимости. Причем оклад налога следовало строго соотнести с ценностью имущества. Для собственников небольших объектов недвижимости налоговый платеж должен был составлять фактически номинальную сумму — 5 рублей. С крупных же собственников автор считал вполне возможным взимать налог в размере 5 процентов от стоимости имущества.
Для сравнения приведем пример другого порядка, ярко отражающий позицию буржуазных кругов по этому же вопросу. Почти одновременно с появлением проекта Шкаровского, точнее 23 июня, вопрос о поимущественном налоге обсуждался на соединенном заседании отделов совещания по изменению налоговой системы, которое было образовано при Министерстве финансов в апреле 1917 года. Основным докладчиком являлся профессор И.М. Кулишер. Главная идея его выступления сводилась к тому, что взамен появившегося 12 июня единовременного налога с 1918 года «желательно ввести» постоянный поимущественный налог для физических и юридических лиц, ставки которого находились бы «в умеренных пределах», так как уже существуют реальные и «чрезвычайно высокий» подоходный налог. Размер ставок он предлагал установить на основе прогрессивной шкалы от 0,1 процента до 0,5 процента стоимо
сти имущества. Причем для юридических лиц следовало «во избежание чрезмерного обремене ния» исчислять налог лишь с половины стоимости имущества и имеющихся в их распоряжении денежных капиталов. Более того, его уплата должна была производиться «хотя и сообразно ценности имущества, но не из имущества, а из дохода» 75. Иными словами, авторитетный ученый заранее как бы резервировал для торгово-промышленных предприятий и банковских учреждений возможность не платить предлагаемый им налог. Любопытно, что, полностью поддерживая Кулишера, участники заседания, главным образом ученые-финансисты, посчитали нужным особо отметить обусловленность введения указанного налога «совершенно исключительными обстоятельствами переживаемого времени», которое заставляет «доводить
обложение до крайних пределов» и возлагать на «имущие классы чрезвычайно тяжелое бремя»
76.
Говоря о финансовых инициативах торгово-промышленных и банковских кругов в 1917 году, следует подчеркнуть, что основная масса требований и предложений, вышедших из этой среды касалась пересмотра июньских налоговых законов Временного правительства. Причем атака на эти законодательные акты началась еще до их появления, когда стало ясно, что под напором революционных масс и в связи с открытием Первого Всероссийского съезда Советов, Временное правительство намерено пойти на популистские меры в сфере налогообложения с целью сбить накал политической борьбы в Петрограде.
Так, еще 10 июня один из печатных органов банковского сообщества, откровенно высмеивая несостоятельность и бесперспективность политики «беспощадного обложения», настоятельно «рекомендовал» Временному правительству «объявить металл, именуемый золотом, в чем бы он не заключался, государственной собственностью и конфисковать в пользу отечественной казны все золото, находящееся на территории Государства Российского». Более того, явно издеваясь над безуспешными попытками министра финансов А.И. Шингарева и эсероменьшевистских лидеров привлечь к «Займу Свободы» крупную буржуазию, газета «советовала» своим читателям, которым она предсказывала скорую потерю «всех прибылей» и «всех процентов с капиталов», обменивать золотые вещи на облигации займа, которые таким образом превратятся в самые «обеспеченные» бумажки 77.
Наибольшую активность в оказании давления на Временное правительство с целью изменения его налогового курса проявляли, как убедительно показал П.В. Волобуев, руководители ведущих предпринимательских союзов и организаций 78. В многочисленных записках и публикациях буржуазной печати доказывалась ошибочность и опасность июньского «налогового эксперимента», его несоответствие платежным силам и психологическим установкам «публики», налоговому потенциалу и интересам работающей на оборону промышленности.
Сходные мотивы присутствовали и в ряде писем частных лиц к министру финансов. Например, юнкер второго взвода второго эскадрона Елисаветградского кавалерийского училища Георгий Шидловский, находясь, видимо, под впечатлением высоких ставок подоходного налога, установленных соответствующим июньским законом, довольно квалифицированно излагал собственную «теорию прогрессивного подоходного налога» 79. Интересно, что автор обращал внимание на объективно существующую зависимость между предельными ставками обложения и суммами поступлений от налога и, таким образом, в чем-то, на наш взгляд, предвосхищал знаменитую «кривую Лаффера».
После июльских событий в Петрограде параллельно с усилением нажима на Временное правительство по поводу отмены налоговых законов торгово-промышленные и банковские круги начинают активно ориентировать Министерство финансов на значительное усиление косвенного обложения путем повышения акцизных ставок и введения новых акцизов. Более того, отдельные представители крупной буржуазии были готовы даже смириться с установлением ряда торговых монополий казны. Причем наиболее предпочтительным здесь считалось восстановление казенной продажи водки 80.
Любопытным проявлением «налоговой мысли» крестьянства периода Временного правительства представляется письмо на имя министра финансов крестьянина деревни Встребовка Калужского уезда, бывшего гренадера, участника русско-турецкой войны 1877— 1878 годов Ивана Георгиевича Болтышева. Будучи, видимо, деятельной натурой, к 1917 году этот крестьянин приобрел богатый опыт общения с высшими властными структурами в связи со своим проектами и предложениями. В свое время он обращался к П.А. Столыпину, вызывался в Главное артиллерийское управление, которое заинтересовалось одной из его разработок. Теперь же Болтышев предлагал существенным образом изменить налоговую систему государства. Указы вая на запутанность, несправедливость и неравномерность обложения существовавшими нало говыми платежами, всю тяжесть которых несли на себе «бедные классы населения», он рекомендовал реализовать на практике свой проект «Единственного, однородного, промыслового, подоходно-оборотного налога» 81. По утверждению автора, практическая реализация этого по сути универсального налога позволила бы раз и навсегда устранить, выражаясь современным языком, чрезмерный фискализм и социальную несправедливость обложения в России.
Одна из ярких страниц истории общественной инициативы в сфере финансов после Февраля связана с вопросом о принудительном займе. Как указывалось выше, впервые в России эту идею озвучил осенью 1915 году профессор Гензель. Вновь он начинает пропагандировать ее в начале мая 1917 года, когда стало очевидным, что из-за крайне сдержанного участия крупного капитала в «Займе Свободы», данная кредитная операция не сможет оправдать возлагавшихся на нее надежд. Ученый утверждал, что «государство должно оказать сильнейшее принуждение на обращение крупных свободных средств» и лучшим инструментом в данном случае может стать только проведение принудительного займа 82. Обосновывая этот тезис, он писал, что, несмотря на наличие элемента принуждения, подобный заем у состоятельной части населения способен дать гораздо больше средств казначейству, нежели любой высокий налог, так как «всякий кредитор, даже если он сделался им насильно», всегда находится в гораздо лучшем положении по сравнению с налогоплательщиком, теряющим свои деньги безвозвратно. Кроме того, в условиях России, где «фиск абсолютно не осведомлен ни о размерах доходов граждан, ни о степени состоятельности плательщиков, взыскать хоть на сколь-нибудь справедливых началах единовременно достаточно крупные суммы» являлось, по мнению Гензеля, практически нереальным.
Несмотря на отрицательное отношение к принудительному займу со стороны Министерства финансов и предпринимательских кругов, идея его проведения была активно поддержана эсеро-меньшевистскими лидерами. В данной кредитной операции они увидели имеющую важное значение альтернативу ускоренной и коренной по своему характеру реформе налоговой системы, чреватой полным разрывом с буржуазией и ее политическими руководителями. Неслучайно, один из ведущих печатных органов эсеров в конце мая прямо писал, что ввиду отказа буржуазии поддержать «Заем Свободы», необходимо направить ее капиталы в казну с помощью принудительного займа 83.
Однако развернувшаяся острая борьба вокруг налоговых законов 12 июня привела к тому, что для эсеро-меньшевистских лидеров идея реализации подобного займа уже потеряла свою политическую актуальность. Тем не менее, Гензель не только ни оставляет мысль о «проталкивании» подобной кредитной операции, но и разрабатывает «Примерную постатейную схему законопроекта» о «Российском Государственном 51/2 % военном ликвидационном займе 1917 года», которую направляет на рассмотрение Министерства финансов и публикует в печати 84. Согласно этому документу, заем, выпускаемый по курсу 100 за 100 сроком на 20 лет, должен был обеспечить поступление в казну порядка 10 миллиардов рублей. Официально подписка объявлялась «добровольной». Однако в обязательном порядке на заем должны были подписаться все плательщики подоходного налога, имевшие по результатам 1917 года свыше 2 тысяч рублей облагаемого дохода. Важной особенностью законопроекта являлось наличие прогрессивной шкалы обязательной суммы подписки, соотнесенной с объемом дохода. Так, лица, имевшие облагаемый доход в размере от 10 до 20 тысяч рублей в обязательном порядке подписывались на сумму не менее чем на 15 процентов, соответственно от 20 до 50 тысяч рублей — 30
процентов, свыше 200 тысяч рублей — 60 процентов. Кроме того, дополнительные обязательства по подписке налагались на лиц, являвшихся плательщиками ряда других налогов: земельного, с недвижимых имуществ, квартирного, промыслового и т.д.
Одновременно с разработкой эмиссионных условий займа Гензель «реанимирует» один из своих проектов 1916 года и предлагает Министерству финансов систему мероприятий, направленных на стимулирование подписки на «Заем Свободы» за счет предоставления широких налоговых льгот держателям его облигаций 85. Однако эти детально проработанные предложения, как, впрочем, и проект принудительного займа Гензеля, остались невостребованными. Очевидно, что главная причина этого состояла в том, что, в полной мере отвечая потребностям государства, данные проекты были слабо сопряжены с экономическими интересами подавляющей массы торгово-промышленной и банковской буржуазии, которая видела в них лишь очередное посягательство на свои капиталы. Понимание необходимости поступиться частью своих прибылей ради предотвращения окончательного скатывания государства в пропасть финансово го краха было характерно лишь для наиболее дальновидных представителей предпринимательских кругов. По этим же обстоятельствам остались лишь на бумаге и проекты принудительных займов «гения финансового мира» России А.И. Путилова и профессора М.И. Туган-Барановского 85, которые, впрочем, по своим технико-эмиссионным условиям и общей направленности существенно уступали разработке Гензеля.
Таким образом, период 1914—1917 годов, совпавший со временем участия России в Первой мировой войне, характеризовался существенным возрастанием роли и значения общественной инициативы в сфере государственных финансов, большим разнообразием, практической направленностью, немалой оригинальностью выдвигаемых проектов и предложений. Наиболее продуктивным в этом отношении являлся, безусловно, дофевральский период, ярко продемонстрировавший, несмотря на постоянное усиление политической конфронтации между властью и либеральной оппозицией, приоритетную ориентацию общественных проектов на обусловленные войной запросы и потребности государства. Правда, в силу своей инертности и неповоротливости, государственная машина не смогла в достаточной мере реализовать тот огромный позитивный потенциал, который был создан инициативами общественности в области публичных финансов. Тем не менее, особенно важным видится то, что в последние месяцы существования имперской России общественная инициатива в области финансов уже фактически жила проблемами послевоенной эпохой.
Февральская революция, оказавшая масштабное и неоднозначное воздействие на многие стороны жизни страны, не могла ни отразиться на инициативах общества в сфере финансов. Проекты и предложения 1917 года имели преимущественно антибуржуазную направленность, в значительной массе были связаны с прямым налогообложением и, главное, ориентированы не столько на финансово-экономические, сколько на политические результаты. По существу финансовая мысль общественности периода Временного правительства стала заложником ускоренной поляризации общества, непрерывно возраставшего накала социально-политиче-ской борьбы, скатывания страны в бездну разрухи и социальных потрясений.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См.: Клаус Р. Война и народное хозяйство России (1914—1917) / Пер. с нем. М. Заммеля. М.; Л., 1926; Бляхер В.Я. Государственные займы дореволюционной России и их аннулирование Советским правительством / Дис. ... канд. экон. наук. М., 1955. Сидоров А.Л. Финансовое положение России в годы Первой мировой войны (1914—1917). М., 1960; Власенко В.Е. Теории денег в России: конец XIX — дооктябрьский период XX в. Киев, 1963; Волобуев П.В. Экономическая политика Временного правительства. М., 1962; Погребинский А.П. Государственные финансы царской России в эпоху империализма. М., 1968; Ананьич Б. «Взаимодействие капитала ума и капитала денег» // Россия XXI. 1998. №2 11—12; Беляев С.Г. П.Л. Барк и финансовая политика России. 1914—1917 гг. СПб., 2002.
2 Полное собрание законов Российской империи. 3-е изд. Т. 25. № 25853.
3 Загорский С.О. Современная финансовая проблема // Современный мир. 1916. № 2. С. 60. О нем подробнее см.: Корицкий Э.Б. Экономические взгляды С.О. Загорского // Зарубежная Россия. 1917—1945. СПб., 2004. С. 233—240.
4 Фридман М.И. О новых налогах // Биржевые ведомости (утр. вып.). 1914, 17 ноября; Посников А.С. Увеличение податного бремени // Вестник Европы. 1914. № 10. С. 299— 311; он же. Подоходный налог и военный сбор // Вестник Европы. 1914. № 11. С. 374—383; Боголепов М.И. Война, финансы и народное хозяйство. Пг., 1914; и др.
5 Посников А.С. Подоходный налог и военный сбор. С. 383.
6 Хохлов М. Война и финансы // Новое время. 1914. 16 сент. Примечательно в этой связи и мнение графа С.Ю. Витте, который в это время настаивал на всемерном повышении косвенного обложения, в том числе за счет введения налогов на хлеб и ткани. См.: Барк П.Л. Воспоминания // Возрождение (Париж). 1965. № 161. С. 88—91.
7 См.: Русские ведомости. 1914. 25 авг.; Новый экономист. 1914. № 39. С. 4; Новое время. 1914. 17 сент.; и др.
8 Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 395. Оп. 1. Д. 1929а. Л. 213—231. Подробнее о П.П. Мигулине см.: Балахонова Е.В. Забытые имена в истории российской экономической мысли: П.П. Мигулин // Экономическая история России: проблемы, поиски, решения: Ежегодник. Вып. 4. Волгоград, 2002. С. 456-465; Дмитриев А.Л. П.П. Мигулин: штрихи к портрету // Страницы российской
истории: проблемы, события, люди: Сб. статей в честь Б.В. Ананьича. СПб., 2003. С. 257—263; Беляев С.Г. Указ. соч. С. 39—40.
9 См.: Туган-Барановский М.И. Новые бумажные деньги // Речь. 1915. 22, 24 апр.
10 О нем см.: Добкин Л.З. Выдающийся финансист // Деньги и кредит. 1991. № 9. С.
69—70.
11 Боголепов М. Проект выпуска мелких билетов казначейства // Вестник Европы. 1915. № 5. С. 359—360.
12 Докладная записка члена Комитета финансов, заслуженного профессора, тайного советника И.И. Кауфмана его превосходительству г. министру финансов: Отзыв о некоторых, возникших в Комитете финансов предположений, касающихся мелких достоинств кредитных билетов и билетов Государственного казначейства. Пг., 1915. С. 23. О нем см.: Боголепов М. И.И. Кауфман [Некролог] // Вестник Европы. 1916. № 1. С. 438—439; Дроздов О.А. И.И. Кауфман и совершенствование финансовой системы России // История финансовой политики в России: Сб. статей. СПб., 2000. С. 262—276.
13 См.: Никитский А. [Гурьев А.Н.] Опасный проект и ложная теория // Современник. 1915. № 5. С. 228—236.
См., напр.: Речь. 1915. 1 апр.
См.: Орлов А.Г. Как извлечь золото из обращения // Финансовая газета. 1915. 21
14
15
авг.
16.
Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 6996. Оп. 1. Д. 22. Л.
17 Подробнее о нем см.: Гончарова А.Ю. Экономические воззрения П.П. Гензеля // Дис. ... канд. экон. наук. СПб., 2000.
18 См.: Беляев С.Г. Указ. соч. С. 129—130.
19 См.: Русские ведомости. 1915. 2 окт.
20 Финансовая газета. 1916. 26 янв.
21 Ходский Л. Народные сбережения и выигрышные займы // Новый экономист. 1916. № 30. С. 4—5.
22 Там же.
23 Биржевые ведомости (вечер. вып.). 1916. 17 июля.
24 Подробнее о нем см.: Лаасик Э. Профессор И.М. Тютрюмов как преподаватель Тартуского университета в 1920—1940 гг. // Советское право (Таллин). 1983. № 2.
25 Ходский Л. Указ. соч. С. 4.
26 РГИА. Ф. 583. Оп. 19. Д. 83. Л. 5.
27 Там же. Л. 4.
28 Ильин А.И. К вопросу о мобилизации государственных и общественных финансов для нужд военного времени: система аннуитетных займов и проект выпуска внутри страны большого государственного аннуитетного займа. Екатеринослав, 1914.
29 Ходский Л. Указ. соч. С. 5.
30 Васильев М.Н. Мининский Патриотический беспроцентный заем // Новый экономист. 1916. № 5. С. 3—4.
31 Биржевые ведомости (утр. вып.). 1917. 4 февр.
32 6 апреля 1916 г. появился Закон «О государственном подоходном налоге», а 13 мая — Положение Совета министров «Об установлении временного налога на прирост прибылей торгово-промы-шленных предприятий и вознаграждения личных промысловых занятий и о повышении размеров отчислений на погашение стоимости некоторых имуществ при исчислении прибылей, подлежащих обложению процентным сбором». Взимание данных налогов должно было начаться с января 1917 г.
33 См.: Вопросы финансовой реформы в России. Вып. 1. Т. 2. М., 1917. С. 11—13.
34 Подробнее о нем см.: Кучеров И.И. Профессор А.А. Соколов — основоположник учения о налогах // Соколов А.А. Теория налогов. М., 2003. С. 6—58.
35 См.: Соколов А.А. Подоходный налог // Гензель П., Соколов А. Финансовая реформа в России. Вып. 1. М., 1916. С. 9.
36 Морозов Н. Как прекратить «вздорожание жизни?»: Основные законы денежного обращения. М., 1916. С. 5.
37 Там же. С. 74—76.
38 ГАРФ. Ф. 7113. Оп. 1. Д. 12. Л. 103—104.
39 Ананьич Б. Указ. соч. С. 19.
40 Там же. С. 20.41 Там же. С. 22.
42 Подробнее о нем см.: Ананьич Б.В. Экономические взгляды М.В. Бернацкого // История финансовой политики в России: Сб. статей. СПб, 2000. С. 278—287.
43 Ананьич Б. «Взаимодействие капитала ума и капитала денег». С. 23.
44 Подробнее о нем см.: Дмитриев А.Л. Михаил Исидорович Фридман // Петроградский Политехнический институт в 1917 г. СПб., 1999. С. 43—50.
45 ГАРФ. Ф. 7421. Оп. 1. Д. 25. Л. 6—8.46 Речь. 1917. 31 янв.
47 ГАРФ. Ф. 7421. Оп. 1. Д. 25. Л. 6.
48 Там же. Л. 6 об.
49 См.: Фридман М.И. К вопросу о монополиях // Вестник финансов, промышленности и торговли. 1916. № 16. С. 120.
50 Речь. 1917. 31 янв.
51 Там же.
52 Подробнее см.: Шевырин В.М. Иван Христофорович Озеров (1869—1942) // Россия и современный мир. 2002. № 4. С. 184.
53 Озеров И. Новая Россия. Пг., 1916 [на авантитуле — 1917]. С. 23.
54 Там же. С. 24.55 Там же. С. 30.
56 Там же. С. 31. В этой связи обращает на себя внимание «частное совещание представителей торгово-промышленных организаций», которое состоялось 31 января 1917 г. в Петрограде и было посвящено выбору кандидатов на пост председателя Совета съездов представителей торговли и промышленности взамен скончавшегося Н.С. Авдакова. В резолюции совещания, в частности, подчеркивалось, что «решено оставаться на прежней финансово-экономической платформе и касаться политических вопросов постольку, поскольку они связаны с правильностью разрешения стоящих на очереди финансово-эконо-мических проблем». См.: Речь. 1917. 1 февр.
57 Там же. С. 99—101.
58 Туган-Барановский М. Куда мы идем? // Речь. 1917. 8 февр.
59 Там же. 11 февр.
60 Там же. 8 февр.
61 ГАРФ. Ф. 6996. Оп. 1. Д. 252. Л. 27.
62 Там же. Л. 10—12. Там же. Л. 1—4 об. Там же. Л. 19.
65 Там же. Л. 28.
66 См.: Вестник Временного правительства. 1917. 30 марта.
67 Известия Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. 1917. 23 апр.
68 Там же. 25 апр.
69 Петроградская газета. 1917. 16 апр.; Киевлянин. 1917. 16 апр.; Земля и воля. 1917. 28 апр. 3 июня.
70 Земля и воля. 1917. 28 апр.
71 Выступая 13 мая 1917 г. в Петроградском Совете, Скобелев представил радикальную по своему характеру программу борьбы с финансово-экономическим кризисом в стране. Один из главных ее пунктов требовал 100 % изъятия в пользу государства прибылей капиталистов и «беспощадного» обложения их имущества. Подробнее см.: Волобуев П.В. Экономическая политика Временного правительства. М., 1962. С. 318—319.
72 12 июня 1917 г. на заседании Временного правительства были приняты три закона, существенно повышавшие нормы обложения крупных доходов физических лиц, а также прибыли предприятий и организаций: «О повышении окладов государственного подоходного налога», «Об установлении единовременного налога» и «Об изменении оснований и размеров временного налога на прирост прибылей торгово-промышленных предприятий и вознаграждения личных промысловых занятий». Текст законов см.: Вестник Временного правительства. 1917. 16
63
64
июня. Подробный анализ этих актов приведен в монографии П.В. Волобуева. См.: Волобуев П.В. Указ. соч. С. 321—323.
73 Там же. С. 324.
74 ГАРФ. Ф. 6996. Оп. 1. Д. 252. Л. 40—42 об.
75 Там же. Д. 366. Л. 49.
76 Там же.
77 Финансовая газета. 1917. 10 июня.
78 См.: Волобуев П.В. Указ. соч. С. 327—331.
79 ГАРФ. Ф. 6996. Оп. 1. Д. 252. Л. 45—47.
80 См.: Волобуев П.В. Указ. соч. С. 336.
81 ГАРФ. Ф. 6996. Оп. 1. Д. 252. Л. 48—49 об.
82 Гензель П. Кредитная политика государства и органов местного самоуправления // Вестник финансов, промышленности и торговли. 1917. № 18. С. 163.
83 Принудительный заем // Земля и воля. М., 1917. 24 мая.
84 Гензель П. Принудительный заем и меры поощрения подписки на займы // Вестник финансов, промышленности и торговли. 1917. № 24. С. 426—429.
85 См.: Финансовое обозрение. 1917. № 16. С. 3—4; Утро России. 1917. 23 июля.
