CC BY
24
ОБЩЕСТВЕННОЕ ВОСПИТАНИЕ СТУДЕНТОВ-ИСТОРИКОВ В 1930-е ГГ. (ПО МАТЕРИАЛАМ ГАЗЕТЫ «ЛЕНИНГРАДСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ»)
Вахромеева О.Б. ©
Доктор исторических наук, профессор, Институт истории, Санкт-Петербургский государственный университет
Аннотация
В статье речь идёт о таких инструментах воздействия советской власти периода 1930-х гг. на учащуюся молодёжь, студентов-историков, как пропаганде коммунистического строя, социалистического образа жизни, агитации в учебной и партийной (комсомольской) жизни; она посвящена системе общественного воспитания в Ленинградском университете, которая успешно работала и способствовала укреплению новой идеологии.
Ключевые слова: общественное воспитание, комсомольцы, партийный день, ударничество, студенчество.
Keywords: public education, members of the komsomol, the party organization, shock work, student newspaper.
В начале 1930-х гг. в связи с победой курса на форсированную индустриализацию советская власть сформировала определённый заказ на написание новой советской истории. «Это означало, что историческое видение советского периода, в том числе и новой экономической политики, должно было отвечать ряду важных критериев — целостности, дидактичности, мобилизационному достижению поставленных целей, борьбе с вредительством «врагов народа», провиденциализму вождей партии. Между тем исключительный схематизм историка М.Н. Покровского обладал существенным изъяном: он не имел той притягательной изобразительности, свойственной лучшим работам зарубежных и дореволюционных историков. Поэтому майское постановление 1934 г. о преподавании гражданской истории в школах СССР потребовало дополнить «правильный» разбор и обобщение излагаемых фактов их изображением в живой и занимательной форме» [1, 36-37].
В 1931 г. в ЛГУ и МГУ по инициативе Коллегии Наркомпроса произошла реорганизация вузов, которая «приближала их органы управления к периферии» (строившимся заводам и фабрикам), «давая возможности фактически воплотить в жизнь сверху до низу чёткие основы единоначалия во всех звеньях» вузовского руководства. Университеты взялись за выполнение первого пятилетнего плана [2, 7].
Проблема создания новых исторических кадров в СССР в 1930-х гг. была тесно увязана с первостепенной задачей партии по формированию массового сознания, что было принципиально важно накануне Великой Отечественной войны. За несколько лет интенсивной идеологической работы в советском обществе было сформировано особое патриотическое отношение граждан к своей стране [1, 37].
Исторические факультеты в Московском и Ленинградском университетах впервые были открыты 1 сентября 1934 г. в связи с постановлением от 15 мая 1934 г. ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О преподавании гражданской истории в школах СССР». Через год был открыт третий истфак в СССР — в Саратове. Исторический факультет ЛГУ был преемником историко-филологического факультета Санкт-Петербургского (Петроградского) университета, вошедшего в 1919 г. в числе других гуманитарных факультетов а Факультет общественных наук (ФОН); в его составе действовали историческое (1919-1921 гг.) и археологическое (1922-1925 гг.) отделения. В 1925 г. ФОН был реорганизован в Факультет языкознания и материальной культуры (Ямфак), а история преподавалась в ряде учебных дисциплин Отделения истории материальной культуры. В 1929 г. Ямфак стал Историко-
© Вахромеева О.Б., 2017 г.
лингвистическим факультетом ЛГУ, а в 1930 г. — Ленинградским историко-лингвистическим институтом (ЛИЛИ), имевшим Историко-литературное отделение. Формально институт не был связан с университетом, однако, студенты и преподаватели Историко-лингвистического факультета ЛГУ перешли в новый вуз, как это было и в прошлые реорганизационные годы. Наконец, в 1933 г. ЛИЛИ преобразовали в Ленинградский институт философии и лингвистики (ЛИФЛИ) также имевшего в своем составе Историко-литературное отделение. ЛИФЛИ был расформирован в 1936 г., а его две исторические кафедры (истории Древнего Востока и археологическая) дополнили пять кафедр истфака (истории СССР, древней истории; истории Средних веков; новой истории; истории колониальных и зависимых стран) [3, 292-293].
Историческая наука, историческое образование и исторические факультеты стали инструментами власти, были тем полем, где выковывалась новая советская идеология. Не случайно пять первых деканов Исторического факультета ЛГУ были арестованы и уволены с поста как «враги народа» (первый декан Г.С. Зайдель с 12 преподавателями-историками был причислен к «зиновьевцам», деканы С.М. Дубровский, А.К. Дрезен, К.А. Успенский, А.Л. Фрайман и десятки преподавателей прошли по «троцкистскому делу») [4, 308].
Ленинградские студенты 1930-х гг. подпали под молот идеологического воспитания, когда страна, сменив парадигму мировой революции, повернула к идее построения социализма в отдельно взятой стране. В 1934-1935 гг. в СССР изменилось отношение к истории, стали переписывать учебники, появились новые национальные герои — защитники Родины, государственные деятели (Пётр I, Иван IV Грозный, А. Невский и Д. Донской), военачальники (А.В. Суворов, М.И. Кутузов, П.И. Багратион), зазвучали новые (победные) мотивы. Художественно-историческая литература заполнилась коллективными портретами самоотверженного русского воина, началось или возобновлялось издание специализированных журналов («Историк-большевик», «Преподавание истории в школе», «Исторический журнал», «Исторические записки») и другое.
Первой проверкой студентов-историков были экзаменационные испытания в период сессий. Подготовка бывших школьников по учебной части была сильнее, чем у их однокурсников (в прошлом студентов иных вузов), которых в свою очередь от первых отличал не только возраст, но и большой опыт общественной работы. На госэкзаменах, например, бывшие рабфаковцы традиционно показывали плохие знания; у них отсутствовала подготовка по античному периоду истории, истории Средних веков; они плохо ориентировались в исторических картах; историю Древнего Востока знали «по-школярски». Виновными в плохой подготовке бывших рабофаковцев, были признаны их преподаватели (одни уже были заклеймены, как «враги народа», а другие ждали своей участи) [5, 3].
В середине — второй половине 1930-х гг. в ЛГУ невозможно было быть только отличником или хорошистом. Хотя исторический факультет выделялся среди прочих (особенно естественных и математических площадок) отличной подготовкой студентов. Ни раз, рапортовавшая об успехах и неудачах сессий, газета «Ленинградский университет» противопоставляла историков биологам и физикам, последние в те годы сильно уступали «умному факультету» [6, 3]. Но тут же на страницах газеты звучал укор: академически сильные студенты-историки предпочитали лишь отбывать на различных собраниях, партднях и исправно платить комсомольские или партийные взносы, а менее способные в учёбе «уходили в пассив»; «например, товарищ Юдовина (истфак, первый курс), член ВКП(б), рабфаковка», тогда «парторг истфака товарищ Мнухина поддержала её»; «и теперь Юдовина выступает на партсобраниях и ставит ряд вопросов» [7, 4].
Исторический факультет походил на котёл, в котором, наряду с наукой, бурлили комсомольские и партийные собрания, спартакиады и кавалерийская или стрелковая подготовка студентов, движения ударников и ударниц и большевистская самокритика, участие в парадах, шествиях, демонстрациях и массовых играх, создание разных «уголков» и взятие на себя повышенных обязательств, а также чистки, увольнения, отчисления, заклеймения и прочее, наряду с обширными культурно-бытовыми мероприятиями. Студенты
истфака были вовлечены в активную общественную жизнь университета.
В середине 1930-х гг. ЛГУ боролся за предоставление ему почётного статуса «образцового научно-учебного заведения СССР». Коллегия Наркомпроса наряду с обновлением квалифицированных специалистов научно-учебного сектора и высококвалифицированных работников потребовала снабдить вуз научно-исследовательской базой (в ЛГУ были «возращены»: научно-исследовательский заповедник «Лес на Ворскле», Мурманская и Бородинская биологические станции, др.) [8, 3]. В 1934-1939 гг. проходила перестройка памятника архитектуры постройки 1800-1815 гг. архитектора Дж. Кваренги — Новобиржевого гостиного двора и полностью надстраивался третий этаж (1936-1937 гг., архитекторы Я.Я. Кетчер, А. А. Завардин, В.И. Пилявский). В 1937 г. в здание перебрались исторический, филологический и географический факультеты, а также военная кафедра ЛГУ. Историки впервые получили собственное здание. В 1940 г. в здании истфака разместился и вновь созданный философский факультет.
29 марта 1935 г. вышло историческое постановление пленума ЦК ВКП(б) о «подготовке кадров, выращивании и воспитании коммунистов», как о «самом ответственном и решающем участке партийной работы». В ЛГУ лучшим парторгам были названы: «парторг ГПГ — товарищ Носов, парторг химфака — товарищ Первеев и парторг истфака — товарищ Мнухина» [7, 4].
Ревекка Семёновна Мнухина (1908-1990) происходила из бедной еврейской многодетной семьи Смоленщины. Советская власть помогла ей в связи с ликвидацией чертой оседлости поступить в ЛГУ. Выпускница исторического факультета (1939 г.), автор первого учебного пособия по источниковедению новой и новейшей истории России (1970), она была специалистом по истории революционного движения. Р.С. Мнухина умело руководила общественной жизнью историков; а в 1942, 1944-1945 гг. была секретарём партийной организации ЛГУ (с марта 1942 по октябрь 1944 г. была направлена на табачную фабрику имени Урицкого, где производила патроны, и всю блокаду Ленинграда пробыла в городе) [9, 378-379].
Ревекка Семёновна внимательно присматривалась ко всем студентам первого курса, проводила с ними личные беседы, присутствовала на собраниях, приглашала на общефакультетские мероприятия. Благодаря неусыпному товарищескому контролю Мнухиной, по воспоминаниям Е.В. Апариной (выпускницы 1939 г.), многие буйные и горячие молодые головы уцелели и окончили исторический факультет, впоследствии став известным историками (например, Д.Н. Альшиц (1919-2012), славившийся на первых курсах на весь университет своим либеральным воззрениями, мечтавший о свободном расписании для историков, «которые должны больше времени проводить в архивах и библиотеках, а не на комсомольских собраниях») [10, 3].
«Дух либерализма», столь свойственный историкам, был недопустим в университете той поры. И Рива Мнухина, как называли Ревекку Семёновну истфаковцы, умела «воспитательную функцию истории» реализовывать вполне доходчиво, но и снисходительно. Чтобы дело окончилось лишь выволочкой на собрании или газетной статьёй в «Ленинградском университете», а не отчислением и отнятием комсомольского или партийного билета, она проводила много времени в разговорах и беседах со своими товарищами.
В качестве пропагандиста Р.С. Мнухина устраивала кружки по изучению истории партии. Состав кружка был немногочисленным, атмосфера между членами кружка всегда дружественная [7, 4]. Она применяла метод беседы во время занятий по истории партии. При изучении темы члены кружка не ограничивались учебником; кружковцы работали с дополнительной литературой. За первую половину учебного года кружок проработал сюжеты до темы «Партия в период империалистической войны». Студентка Б. Литина отмечала в газете: «В кружок на занятия приходят подготовленными, чтобы не чувствовать себя чужими», например, на первое занятие по Сталинской Конституции все кружковцы пришли, прочитав документ [11, 3].
В феврале 1935 г. было опубликовано Решение ЦК ВКП(б) о структуре аппарата ЦК Комсомола. Партия назвала «Цекамол» — «главным помощником партии в деле коммунистического воспитания молодёжи», потребовав у миллионов молодых людей «учиться без зазнайства», «бороться против бюрократизма и вредящего делу внешнего копирования форм и методов работы партии и госучреждений, искореняя всякие попытки чуждого классового влияния» [12, 1]. На этом основании студентов ЛГУ обязали принять и исполнять 30-дневный календарный график. Так, историки, несмотря на большую учебную загруженность, почти каждый день месяца посещали какое-нибудь важное общественное мероприятие: 5 раз в месяц политучёба (занятия по 2 часа в 4-й, 10-й, 16-й,22-й и 28-й дни); 2 раза «союзный день» (два часа, 3-й и 17-й); 2 раза заседания профкома (два часа, 7-й и 23-й); 2 раза «партийный день» (партдень занимал от двух до двух с половиной часов, в 8-й и 21-й); 2 раза заседания Комитета ВЛКСМ (два часа, 9-й и 25-й); 2 раза заседания парткома (два часа, 11-й и 26-й); 2 раза заседание месткома, заседание СНО, инструктивные совещания: партгруппорг, прфорг (от полутора до двух часов, 15-й и 27-й); по 1 раз в месяц профсоюзное собрание (два часа, 2-й день) и «советский день, научные кружки» (два часа, 13-й). Также назначались свободные и выходные дни; 5 «свободных» дней (1-й, 5-й, 14-й, 19-й, 29-й) и 5 «выходных» (6-й, 12-й, 18-й, 24-й, 30-й). «Прогульщиков, уклонистов, лентяев и прочих элементов» ожидали публичные разбирательства, попасть на которые означало утратить комсомольскую честь.
«Комсомольцы — будущие руководители. Новые кадры руководителей должны быть проверенными, культурными людьми, выдвинутыми из рядов рабочей молодёжи». Таков был новый призыв, который прозвучал со страниц «Ленинградского университета» в декабре 1935 г. На него откликнулись студенты первого курса исторического факультета ЛГУ, создав первое в СССР «движение отличничества» [13, 1].
В 1935 г. Сталин произнёс знаменитую речь на Первом всесоюзном совещании стахановцев, в которой коснулся в том чисел и вопросов науки: «Данные науки всегда проверяются практикой. Если бы наука была такой как её изображают некоторые консервативные товарищи, то она давно погибла бы для человечества. Наука потому и называется наукой, что она не признаёт фетишей, не боится поднять руку на отжившее, старое и чутко прислушивается к опыту, практике» [14, 1].
Комсомольцы ЛГУ, готовившиеся к X Съезду ВЛКСМ (1 марта 1936 г.) решили «вложить в учёбу больше комсомольского задора, соединив теорию с практикой повседневной работы», «планово работать», «участвовать в лёгкой кавалерии» и «повышать свой культурный уровень» (например, посещая Филармонию, Консерваторию, больше читать, участвовать в литературных диспутах по произведениям И. Эренбурга и А. Островского). Комсомольский актив исторического факультета ЛГУ принял решение изучать теорию комсомола, а все комсомольцы истфака проголосовали за участие в теоретической конференции по книге В.И. Ленина «Две тактики социал-демократии» [15, 1].
В этой связи руководство ЛГУ заботилось о «воспитании настоящей научной армии эпохи социализма». В январе 1936 г. комсомольцы университета откликнулись на призыв администрации подготовить в своих рядах «в самое ближайшее время кандидатов и докторов наук». Комсомольцы-отличники брались на заметку, с каждым из них велась «индивидуальная упорная работа»; советское государство нуждалось в высококультурных специалистах во всех отраслях социалистического строительства [16, 1].
К весне 1936 г. в университете был утверждён новый перечень специальностей; на историческом факультете: история Древнего мира, история Нового времени, история Средних веков, история СССР, история колониальных и зависимых стран. Обучающие и обучающиеся им должны были «скинуть псевдо-научное пренебрежение к низменной практике» [17, 1-2].
В мае 1936 г. научная общественность и руководители ЛГУ подводили неудовлетворительные итоги написания учебников по истории СССР. Декан исторического факультета С.М. Дубровский назвал это «неблагополучием на нашем историческом фронте».
Особо остро ставил вопрос о новых высококвалифицированных кадрах историков в университете, которые смогли бы «на основании решения ЦК и многочисленных указаний т. Сталина выправить имеющееся положение» [18, 1].
Для претворения в жизнь указаний правительства и лично товарища Сталина к 1 июля 1936 г. в ЛГУ резко сократилось число специальностей (с 50-ти до 14-ти). За счёт сокращения многопредметности «планировалось достигнуть повышения удельного веса лекций», а широкое введение факультативных дисциплин позволило сблизить науку с практикой [19, 1]. С начала учебного года студенты ощутили сокращение обязательных часов занятий. Для этого были ликвидированы повторительные групповые занятия, введённые в ЛГУ в 1933 г. [20, 3]. Причём это не было самостоятельным заданием; его выполняли в присутствии преподавателей. «Повышенная большевистская партийность» на коллективных занятиях не напоминала ни семинарскую форму работы, ни практические занятия; поэтому в 1936 г. от них отказались как от неэффективных.
Ежегодно комсомольцы готовились к проведению отчётно-перевыборной компании в комсомольских группах ЛГУ. Каждая первичная комсомольская организация в количестве около 10 человек «переработала свой состав» [21, 3]. Это делалось для того, чтобы вопросы партийной учёбы, которые особо остро ставились перед молодёжью партийным руководством ЛГУ, выходили на передний план. Только в октябре 1936 г. комсомольцы организовали пять семинаров по истории партии. Параллельно шла подготовка пропагандистов; для них тогда же были организованы два семинара и прочитан специальный курс лекций по истории народов СССР. Кружковцы-историки, вернувшись с летних каникул, отчитались перед коллективами о прочитанных произведениях Ленина и Сталина [22, 1].
Основным звеном в области идейно-политического воспитания комсомольцев исторического факультета университета являлось изучение истории большевизма в кружках политической учёбы. В 1936-1937 уч. г. таких кружков было 23; это число было рекордным по сравнению с предыдущим годами; большая их часть работала по Сталинской Конституции 1936 г. [23, 1]. Часто рассматриваемыми статьями были ст.123 о национальностях и ст.122 о правах женщин в СССР [23, 3]. Руководителями кружков выступали сами студенты, иногда аспиранты истфака. Р.С. Мнухина готовила в 1936-1937 уч.г. шестерых пропагандистов. Другими руководителями-воспитателями пропагандистов выступали Шаевич, Губарева, Коган и секретарь комсомольской организации истфака Кельнер. Пропагандисты интересовались на собраниях общеполитическим вопросами: о новой Конституции, событиях в Испании, положении в Китае, японской агрессией [23, 1].
Дело пропаганды в ЛГУ ширилось. В 1937-1938 уч.г. на истфаке действовали: 1 семинар для пропагандистов, 2 партийных кружка (по изучению истории партии), 1 тематический, 32 комсомольских (в них были заняты 22 коммуниста-пропагандиста), 15 профсоюзных кружков (с 11 коммунистами-пропагандистами), 5 кружков среди рабочих строителей здания исторического факультета, 1 кружок работников библиотеки и канцелярии, 2 кружка для технического персонала истфака и ещё 2 профессорско-преподавательских кружка. Основная работа в кружках строилась вокруг массово-политических докладов и бесед агитаторов. Так, 7 сентября 1937 г. помимо общеуниверситетских докладов на партдне, для студентов-историков был прочитан доклад «Японская агрессия в Северном Китае»; 21 сентября 1937 г. — «Шпионаж и диверсия» [24,
3].
Активность историков на комсомольском фронте имела свою и обратную сторону. Работу комсомольцев часто не только курировали, но и придирчиво проверяли вышестоящие комсомольские и партийные органы ДГУ, а после не редко выносили неутешительный вердикт. Так, в марте 1937 г. в «Ленинградском университете» появилась разгромная статья, направленная на полную критику комсорга истфака Кельнера. Его обвиняли в «притупленной классовой бдительности у комсомольцев Шнитмана, Гусятникова, Карёжина, Гришанского, которые полтора года дружили с бывшим студентом второго курса Топорковым, занимавшимся распространением антисоветских контрреволюционных планов». Троих
комсомольцев, кроме Гришанского, исключили из университета и выгнали из комсомола, ему же сделали строгий выговор; а «троцкисту Кельнеру поставили на вид». Вся ответственность за слабую революционную большевистскую бдительность историков была возложена на Кельнера (которого вскоре сняли) [25, 1].
Тогда же в приверженности к троцкизму обвинили главу парткома истфака Аханова. Поводом послужил тот факт, что он «не уволил вовремя с факультета троцкистку аспирантку Смирнову, которая родом была из Польши, дочь торговца, а мужем её был ранее исключённый из партии троцкист Смирнов». «У нас ещё есть такие коммунисты, которые много кричат о бдительности, но эти крики и заявления не подкрепляются конкретными делами» [26, 1], — писал автор заметки. В мае 1937 г. на Аханова продолжали нападать; в итоги его сняли с занимаемой должности и лишили партбилета. Новый повод к проверке заключался в отсутствии работы с активом — партийным, комсомольским, беспартийным. «Глава парткома т. Аханов не провёл ни одного собрания с активом. А значит, партком истфака совершенно оторван от масс. В 9-й комсомольской группе (по словам комсомолки М. Стульниковой) т. Аханова вообще не знают, значит, он не бывал на комсомольских собраниях». [27, 1]. В мае 1937 г. очередной раз был переизбран партийный и комсомольский комитеты исторического факультета ЛГУ. «Выбрали неплохих товарищей; успех их дела будет зависеть от того, насколько они смогут стать во главе масс, насколько смогут сколотить актив и мобилизовать его на выполнение решений Пленума ЦК ВКП(б)» [27, 2].
Чистки в ЛГУ, а особенно на историческом факультете в 1930-е гг. были частым явлением. В прессе их называли «выражением большевистской солидарности». Они инициировались руководством и проводились в выполнение исторических задач партии.
В середине 1930-х гг. в университетских рядах находили «правых оппортунистов, двурушников, классово-чуждых элементов, разложившихся и потерявших партийное лицо личностей» [28, 1]. В периоды чисток «разворачивалась большая самокритика, которая, не взирая на лица, помогала выявлять недостатки в работе и намечать конкретные пути борьбы за превращение университета в образцовый вуз СССР» [29, 4]. Основным фактором чисток была проверка коммунистов на выполнение ими определённых работ, т. к. главными их обязанностями было быть передовиками-ударниками, политическими организаторами и воспитателями масс. «Коммунист должен нести в массы учение Маркса-Ленина-Сталина, воспитывать их в духе большевистской непримиримости к классовому врагу. Коммунист должен неустанно работать над повышением своей революционной бдительности, идейно-политического уровня, знать и на деле проводить решения партии» [30, 1].
Во второй половине 1930-х гг. борьба за чистоту партийных рядов ЛГУ переместилась в иное русло (боролись с лжецами, прогульщиками, молчальниками, троцкистами, вредителями и врагами народа). Студенты истфака по большей части вынужденно принимали участие в этой «борьбе». На каком-то этапе партийные чистки и пропаганда слились в университетской истории. Так, в одном номере газеты «Ленинградский университет» от 8 апреля 1937 г. связующей нитью трёх статей выступила идея самокритики партийцев и комсомольцев, прорабатывавших доклад руководителя партии и страны. В первой статье («О недостаток партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников») речь шла о докладе И.В. Сталина на Пленуме ЦК ВКП(б) 3 марта 1937 г., в котором отмечались недостатки в работе партийцев: «у нас не хватает готовности ликвидировать свою собственную беспечность, своё собственное благодушие, свою собственную политическую близорукость». Во второй статье («Разъяснений я не услышала») приводилось частное мнение студентки :«читка доклада т. Сталина на истфаке меня не удовлетворила». Автор третьей статьи Иванов призывал решительно и поголовно «овладевать большевизмом»: «все выступавшие по докладу т. Сталина признали недейственную самокритику, приняли указания к исполнению; некоторые комсомольцы (т. Рутштейн и т. Фишман) проведут беседу о событиях в Испании и об Апрельских тезисах В.И. Ленина» [31, 5].
Публикация И.В. Сталина в «Правде» о неудовлетворительности советских учебников
по истории ВКП(б) вызвала немедленный отклик в том числе в ЛГУ; где недостатки учебников умело связали с неудовлетворительной постановкой изучения истории ВКП(б) в партийных и комсомольских кружках. На фоне указующей статьи вновь развернулась критика пропагандистов. Партийную учёбу в университете перенастраивали по заданию т. Сталина: «1) история ВКП(б) должна излагаться на фоне экономического и политического положения страны в тот или иной период; 2) чтобы слушателям было ясно из какого соотношения классовых сил вытекало обилие различных ревизионистских течений, и чтобы была ясна принципиальная линия большевиков и их непримиримость в борьбе с этими течениями; 3) каждый пропагандист должен взяться за самостоятельную серьёзную учёбу, за изучение истории партии по-новому». 171 пропагандист ЛГУ (май 1937 г.) отправлялись в летнее и каникулярное время на дополнительную учёбу; для них были организованы курсы и школы, «где читали наиболее выдержанные коммунисты, освобождавшиеся от другой партийной работы» [32, 1]. «Безобразные учебные планы преподавания» на истфаке были вновь пересмотрены: лекции по ленинизму читались более подготовленному четвёртому курсу, а не третьему. Преподаватели ленинизма добивались от студентов-историков не только досконального изучения произведений Ленина-Сталина, им было важно раскрыть для них значение той исторической обстановки, в которой они были созданы, а также показать взаимосвязь этих произведений с партийной работой.
В 1939-1940 гг. из студентов-историков разными способами пытались «выбить чванство» в вопросах политической учёбы. Их иллюзорные представления по истории партии, поверхностное знакомство с различными вопросами историко-партийной борьбы заменяли новыми знаниями, приобретаемыми в серьёзной углублённой работе. Историки под чётким и неусыпным контролем изучали произведения классиков марксизма-ленинизма. Помимо вводных, общих лекций, устраивались циклы лекций, «для характеристики важнейших работ Ленина-Сталина». На семинарах эта работа углублялась и детализировалась.
С 1937 г. на истфаке активизировалась политучёба беспартийных. Беспартийный учащийся не мог сосредотачивать лишь на учёбе, он был обязан отвлекаться на общественные работы. 90% беспартийных были увлечены собраниями, митингами, встречами и другими подобными мероприятия [33, 1]. Их активность напрямую была связана с пропагандистской деятельностью активистов-историков. Образцовый пропагандист отличался умением агитировать и разъяснять, быть терпеливы и убедительным. Но не у всех пропагандистов получалась увлечь инертную студенческую массу.
Государственный и партийный деятель М.И. Калинин, выступая перед общественностью Ленинграда и студентами ЛГУ 22 ноября 1937 г. (накануне выборов в Верховный Совет СССР, 12 декабря 1937 г.) сформулировал, а, точнее, обобщил тотальное стремления партийных и комсомольских организаций контролировать и направлять молодое поколение советских граждан, назвав это «проявлением заботы о высшей школе»: от студентов историков ожидали упорной работы и высоких показателей в учёбе; от профессорско-преподавательского состава требовали привития любви студентов к науке и их коммунистического воспитания [34, 1]. 2 июля 1939 г. был утверждён Устав ЛГУ [35, 336337], в котором были прописаны образующие вузовские принципы, а также уже устоявшиеся методы идеологического воздействия на студентов-историков.
Литература
1. Володин С.Ф. Проблемы эффективности труда в советской историографии 30-50-х гг. XX в. // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. (Грамота). 2014. № 11. Ч.1. С.36-40.
2. Бюллетень Ленинградского государственного университета. 1931. №1-2. — 77 с.
3. Ленинградский университет за советские годы 1917-1947. Очерки. Л.: ЛГУ, 1948. — 383 с.
4. Санкт-Петербургский государственный университет. 275 лет. Летопись. 1724-1999. СПб.: СПбГУ, 1999. — 423 с.
5. Бартенев. Сессия госэкзаменов на истфаке // Ленинградский университет. 22 июня 1937. 4 с.
6. Гиршович Е. Больше внимания боевым задачам преподавания марксистско-ленинской теории в университете // Там же. 3 июня 1937. 4 с.
7. Мураков. Парторганизация ЛГУ может гордиться своими парторганизаторами на факультетах // Там же. 2 октября 1935. 4 с.
8. [Б.а.] ЛГУ — образцовое научно-учебное заведение СССР // Там же. 31 августа 1933. 4 с.
9. Евдокимова Н.П. Памяти Ревекки Семёновны Мнухиной (1908-2008) / Труды кафедры истории нового и новейшего времени. Т.2. СПб.: СПбГУ, 2008. — 416 с.
10. [Б.а.] «Идеологи» и «идеология» прогульщиков // Ленинградский университет. 22 марта 1937. 4 с.
11. Литина Б. Больше внимания запросам кружковцев // Там же. 7 января 1937. 4 с.
12. [Б.а.] Коммунистическое воспитание молодёжи // Там же. 9 октября 1935. 6 с.
13. [Б.а.] Воспитывать и растить новые кадры комсомольских руководителей // Там же. 24 декабря 1935.6 с.
14. [Б.а.] Речь товарища Сталина на первом всесоюзном совещании стахановцев // Там же. 28 ноября 1935.6 с.
15. [А.П.] Ликвидировать пассивность в политучёбе // Там же. 31 декабря 1935. 4 с.
16. [Б.а.] Воспитывать настоящую научную армию эпохи социализма // Там же. 5 января 1936. 4 с.
17. Липис. Перечень специальностей // Там же. 10 мая 1936. 4с.
18. Дубровский С.М. Вторая годовщина решения Партии и Правительства о преподавании гражданской истории в школах СССР // Там же. 17 мая 1936. 4 с.
19. [Б.а.] Перестройка учебных планов // Там же. 1 июля 1936. 4 с.
20. [Б.а.] За большевистскую партийность лекций // Там же. 23 марта 1933. 4 с.
21. [Б.а.] О проведении отчётно-перевыборной комсомольской организации // Там же. 16 октября 1936. 4 с.
22. Чернина. Вопросы партийной учёбы // Там же. 9 октября 1936. С.1.
23. [Б.а.] Идейно-политическое воспитание молодёжи на истфаке. Кружки и пропагандисты // Там же. 15 января 1937. 4 с.
24. Мнухина Р. Задачи политучёбы на историческом факультете // Там же. 10 сентября 1937 г. 4 с.
25. [Е. Ар.] Уроки комсомольской организации истфака // Там же. 15 марта 1937. 4 с.
26. [Г.З.] Мерзавцы, лжецы, «молчальники» — исключены из рядов партии // Там же. 4 марта 1937. 4 с.
27. Стульникова М. Не только руководить массами, но и учиться у них // Там же. 15 мая 1937. 4 с.
28. [Б.а.] Чистка есть выражение большевистской солидарности // Там же. 21 сентября 1933. 4 с.
29. [Б.а.] [Б.н.] // Там же. 5 октября 1933. 4 с.
30. [Б.а.] За овладение марксистско-ленинской теорией, за идейную стойкость коммунистов // Там же. 27 мая 1933. 4 с.
31. [Б.а.] О недостаток партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников; [Б.а.] Разъяснений я не услышала; Иванов. Овладеть большевизмом // Там же. 8 апреля 1937. 6 с.
32. [Б.а.] Глубокое изучение истории ВКП(б) // Там же. 23 мая 1937. 4 с.
33. Кубланов. Итоги политучёбы беспартийных на истфаке // Там же. 1 июля 1937. 4 с.
34. [Б.а.] Заботы партии и правительства о школе (Речь товарища М.И. Калинина на собрании избирателей Кировского и Ленинского районов Ленинграда, 22 ноября 1937 г.) // Там же.. 26 ноября 1937. 6 с.
35. История Ленинградского университета. 1819-1969. Очерки. Л.: ЛГУ, 1969. — 664 с.
