УДК 94(47).084.8
Н. Д. Козлов*
Общественное сознание и настроение народа в начале Великой Отечественной войны
Статья раскрывает особенности массового сознания народа в первые месяцы войны. Показаны чувства и настроения связанные с нападением фашистской Германии, отношение к руководству страны и врагу. Охарактеризован процесс переоценки ценностей, приведены примеры стойкости морального духа населения, факторы, оказавшие влияние на массовое сознание и настроение народа.
The article describes the peculiarities of the mass consciousness of the people in the first months of the war. Feelings and moods connected with an attack by Nazi Germany, the relation to the country leaders and the enemy are shown. The author characterizes the process of revaluation of values, certificates of firmness of moral spirit of the population, the factors which have influenced on mass consciousness and mood of the people.
Ключевые слова: патриотизм, уверенность в победе, страх и смятение, вероломство, предательство, мужество, стойкость, самопожертвование, слухи, настроения, разочарование, недовольство, личная ответственность, истоки стойкости.
Key words: Patriotism, confidence of victory, fear and confusion, treachery, betrayal, courage, firmness, self-sacrifice, hearings, moods, disappointment, resentment, personal responsibility, the sources of firmness
Интерес, знания и представления о Великой Отечественной войне, оценки ее событий и результатов занимают важное место в духовной жизни современного российского общества.
Это важнейшее событие в истории Отечества ХХ в., несмотря на социально-экономические потрясения, идеологическую и политическую сумятицу конца столетия, по-прежнему остается фактически одним из немногих, которое сознание россиян воспринимает позитивно.
Вопреки значительной переоценке прошлого, колебаниям в политике власти и смене общественного строя, разнообразным попыткам пересмотреть историю Великой победы в конце ХХ начале XXI в. 80 % опрошенных соотечественников проявляли интерес к
* Козлов Николай Дмитриевич, доктор исторических наук, профессор кафедры истории, Ленинградский государственный университет имени А.С. Пушкина.
истории всенародного подвига и 87 % из них гордились этим событием [28/ № 5, с. 11; № 11, с. 29].
В последнее время наблюдается повышенный интерес к изучению мотивации поведения людей в экстремальных военных услови -ях, их духовного состояния, мнений и настроений. Отечественная историография пополнилась целым рядом серьезных историкопсихологических исследований массового сознания и его составляющих, степени воздействия на него власти и его роли в достижении победы [23; 1; 27; 11].
Исследователи отмечают влияние характера начала войны, ее масштабов, изменившихся условий на сознание и поведение населения. В.Т. Анисков, Н.И. Кондакова, А.С. Якушевский и другие считают, что начало войны, смертельная угроза, нависшая над страной, способствовали сплочению народа [1; 14; 34]. В.Н. Данилов, В.Ф. Зима, С.В. Точенов, В.Б. Телпуховский, наоборот, отмечают негативный характер общественных реакций, связанных с недоверием к власти, обидами или молчаливым неприятием советской системы и другими причинами [6; 11; 30].
Вместе с тем отдельные политизированные авторы пытаются объяснить поражения советских войск в 1941 г. якобы нежеланием большинства народа защищать страну. Это нежелание воевать, негативное отношение к власти «объясняют» памятью о Гражданской войне и коллективизации, репрессиях режима в 1920-30-е гг., отсутствием морально-политического единства общества, которое, по их мнению, появилось лишь в 1943 г. и было вызвано только ошибками оккупантов и гибелью наших военнопленных [17, с. 9].
Вступление германских войск на советскую территорию, пишет А. Артемьев, сопровождалось «широким пассивным сопротивлением народа своему собственному правительству, нескрываемыми симпатиями к противнику, от которого бежали коммунистические власти, полной небоеспособностью огромной вооруженной и оснащенной Красной армии». Он утверждает, что «народ не хотел защищать ненавистный коммунистический режим, а во "враге врага" видел друга» [2, с. 103].
Их единомышленники считают, что народ воевал и работал в тылу лишь под воздействием страха перед репрессивными органами. «В войну наш солдат оказался между двумя огнями: врагом внешним и большевистской репрессивной машиной, свирепствовавшей не только в тылу, но и прямо на фронте и в прифронтовых районах, кровожадно выискивавшей все новые и новые жертвы» [7, с. 139].
Между тем непредвзятый анализ документов показывает, что смертельная опасность, нависшая над страной и народом, объективно объединяла людей, обостряла их патриотические чувства.
С самого начала войны получило большой размах добровольчество. Миллионы людей, руководствуясь патриотическими устремлениями, изъявляли желание немедленно встать на защиту Отечества. Уже к концу июля 1941 г. на добровольных началах в прифронтовой полосе для борьбы с диверсантами и десантными группами противника было организовано 1755 истребительных батальонов общей численностью свыше 328 тыс. чел. Свыше 300 тыс. человек входили в группы содействия истребительным батальонам. В июле-сентябре 1941 г. было сформировано 10 дивизий народного ополчения в Ленинграде, 16 - в Москве и Московской области, а всего по стране - 60 дивизий и 200 отдельных полков. Вступить в добровольное ополчение изъявили желание свыше 4 млн чел. [4, с. 478-479]. В Сибири, на Урале, Кубани создавались добровольческие соединения, укомплектованные из местных жителей. Вооружение, снаряжение и обмундирование для личного состава этих соединений изготовлялись на личные средства граждан.
Всего, по неполным данным, за годы войны поступило свыше 20 млн заявлений с просьбой о добровольном зачислении в ряды сражающейся армии [26, с. 16]. Через советские вооруженные силы за это время прошло 34478,7 тыс. чел. [20, с. 245]. Следовательно, более половины защитников Отечества были добровольцами, подавляющее большинство которых пришли в первые, самые тяжелые месяцы войны. Доля же военнослужащих, побывавших в штрафных ротах и батальонах, созданных позднее, достигла лишь 0,42 % численности действующей армии [18, с. 438-439].
Однако восприятие происходящего, отношение к нему и руководству страны, настроения и суждения, мотивы поведения и поступки людей не могли быть одномерными. Трагическое начало войны, резкое ухудшение условий труда и быта, опасность, гибель и разрушения, другие негативные изменения не могли пройти бесследно и для сознания народа. Его содержание и состояние определялось не только реалиями военного времени, но и глубиной осознания и пониманием гражданами смысла происходивших событий, уровнем их образования и общей культуры, способностью самостоятельно анализировать и оценивать действительность. Оказывали влияние характер воспитания, степень информированности, гражданская позиция человека, его жизненный опыт и профессия, конкретные обстоятельства и другие особенности и факторы.
В 1999-2000 гг. выпускница факультета истории и социальных наук ЛГУ им. А.С. Пушкина И.В. Коржуева провела собеседования и анкетирование 80 ветеранов - непосредственных участников и современников событий 1941 г. Протоколы анкет хранятся на кафедре истории. Полученные результаты исследования внутренних побуждений людей показывают, что для 46,3 % опрошенных нападение Германии на СССР оказалось внезапным, а 53,7 % назвали разные свидетельства возможного нападения, анализ которых даёт возможность предположить их заимствования из печати и других источников более позднего времени. Аргументы о том, что «советские разведчики сообщали о готовящемся нападении», «Сталина регулярно извещали советские разведчики», «известны многочисленные донесения разведки» и т. п., летом 1941 г. не могли быть известны. 20 % опрошенных заявляли, что, узнав о нападении фашистской Германии, они испытали чувства страха и смятения, 35 % - возмущение вероломством, а 45 % - уверенность в скорой победе [3].
Другие очевидцы и участники событий также отмечают уверенность в разгроме врага, победе над ним. Связист В.Г. Потёмкин, защищавший Севастополь, подчёркивал: «многие, в том числе и я, продолжали верить, что победа будет за нами ... паники никакой не было... даже когда немец к городу подходил» [36. /1040/85/!апд.ги].
Связистка С.С. Поворова в интервью заявила, что утверждения о том, «что мы не знали, что будет война - это неправда. Даже мы, молодые, в 14-15 лет знали, что будет война» и морально и физически себя готовили [35. /оа1едогу/2/6/85/!апд.ги].
Её современница Л.М. Смородина подчеркнула: «Удивительно, как мы сплотились тогда. были очень сознательные и подготовленные» [35. 1007/89/1/2/!апд.ги], а фронтовик П.К. Жилин категорично утверждает: «Да, я был убежден, что мы победим» [35. 1007/89/1/2/!апд.ги]. Подобного мнения придерживается подавляющее большинство ветеранов, интервью и рассказы которых размещены на сайте «Я помню».
Е. Долматовский, характеризуя настроения отступающих воинов, свидетельствовал, что оно сопровождалось открытым выражением досады: «Пока живы, зачем отходить? Можем стоять насмерть...» [9, с. 44].
Анализируя настроения воинов, писатель К. Симонов, бывший в то время фронтовым корреспондентом, утверждал, что редко встречался с неоправданным, шапкозакидательским оптимизмом, «со вслух высказанными надеждами, что всё, раз - два и переменится к лучшему». Если же встречались такие люди, то их презирали за глупость, за неискренность и душевную слабость, мешавшую смот-
реть правде в глаза. Вместе с тем, подчёркивал он, «ощущение, что мы отступаем, никогда не было господствующим, больше того, оно не было даже значительно распространённым» [25, с. 80].
«Студенческая масса в то время была охвачена огромной волной советского патриотизма, - вспоминал Э.А. Валиев, мобилизованный в 1941 г. в действующую армию со студенческой скамьи Ленинградского электротехнического института имени В.И. Ульянова-Ленина. - Мы, молодёжь, несмотря на неудачи первого месяца войны, всегда верили в нашу победу» [14, с. 85].
Сплочение и единение народа в условиях войны, его высокий моральный дух вынуждены были признать союзники и противник. «Моральное состояние населения исключительно хорошее, - писал в Вашингтон советник президента США Г. Гопкинс из Москвы, которую посетил в июле 1941 г., - здесь существует безусловная решимость победить» [16, с. 177].
«Мы поражены мощью русского сопротивления и искусством, с которым оно ведётся, - писала жена У. Черчилля в 1941 г. - Мы искренне восхищаемся доблестью, стойкостью и патриотическим самопожертвованием русского народа» [33, с. 219-220].
Министр пропаганды фашистской Германии И. Геббельс, предсказывавший накануне войны, что большевизм рухнет как карточный домик, уже 2 июля отмечает в своём дневнике «усиленное и очень отчаянное сопротивление противника», «очень тяжёлые бои», серьёзность положения, требующего всех усилий. Здесь же он приходит к выводу, что «о «прогулке» не может быть и речи. Красный режим мобилизовал народ» [19, с. 283]. С удивлением и раздражением вынуждены были пересматривать пропагандистские пред -ставления специальные службы и военнослужащие врага.
«До сегодняшнего дня упорство в бою объяснялось страхом перед пистолетом комиссара и политрука - писали в служебной записке германские аналитики. - Иногда полное безразличие к жизни истолковывалось исходя из животных черт, присущих людям на Востоке. Однако снова и снова возникают подозрения, что голого насилия недостаточно, чтобы вызвать доходящие до пренебрежения жизнью действия в бою. Большевизм. вселил в большую часть населения непреклонную решимость» [13, с. 89].
Организационно-инструкторский отдел ЦК ВКП(б) 28 июня 1941 г. в аналитической справке «О ходе мобилизации и политических настроениях населения» отмечал, что настроение у людей «бодрое, уверенное, случаи отклонения от мобилизации единичны» [12, с. 210].
В сообщениях с мест, поступавших в центральные партийные и государственные органы и содержавших анализ настроений и поведения различных категорий населения, как правило, также имелся вывод о том, что «политико-моральное состояние хорошее» [21. Оп. 88. Д. 39. Л. 2, 7].
В 1999-2000 гг. 65 % опрошенных в Ленинградской области заявили, что были уверены в том, что руководство страны примет все необходимые меры для отражения захватчиков [3].
В то же время потери первых недель войны, быстрое продвижение противника вглубь советской территории, гибель и разрушения, резкое ухудшение условий труда и быта, другие неблагоприятные факторы не могли не повлиять на сознание и настроение населения. 35 % опрошенных были удивлены и расстроены теми обстоятельствами, 32,5 % заявили, что ожидали восстания рабочих и крестьян в тылу вражеских войск, и столько же изъявляли готовность с ещё большей отдачей работать для достижения побе -ды [3].
Однако вместе с патриотическим подъёмом и единением народа имели место корыстные мотивы и панические настроения, предательство и неприкрытый антисоветизм, проявления трусости и паникёрства, которые в военное время приравнивались к измене. Наряду с официальными сообщениями Совинформбюро и печатными изданиями 28,7 % опрошенных участников войны важным источником информации назвали рассказы знакомых и соседей и слухи [3].
Наиболее распространенными были слухи о бегстве Сталина и правительства, об измене видных военноначальников и местного руководства, о разногласиях в руководстве страны. Отдельные лица призывали не оказывать сопротивления захватчикам и не бояться их прихода, так как они не воюют с мирным населением, а Гитлер якобы предъявил Сталину требование о мире при условии роспуска колхозов и ликвидации большевистской партии. В ряде областей распространялись немецкие листовки с призывом «Войну кончай,
^ и и и | ■■ и и
бойцы домой, комиссаров долой!», «Долой колхозы, долой коммунистов!» В них говорилось о том, что целью Германии является не борьба с мирным населением, а борьба с евреями и коммунистами. Некоторые лица призывали расправляться с ними.
Как свидетельствуют документы, негативные настроения и высказывания содержали недовольство «рабством» и голодом колхозников, принудительными работами за опоздание на завод», обвинения коммунистов во всех бедах. Встречались откровенная злоба и враждебность к правительству, партии в целом и лично к
Сталину, угрозы в их адрес [10, с. 57, 490-511; 8, с. 76-80]. Секретарь Башкирского ОК ВКП(б) Игнатьев С.Д. публично признал, что среди части интеллигенции с связи с началом войны имелись факты антисоветских разговоров, проявления национализма и морального разложения, а окружающие проявили волокиту, бюрократизм, брали взятки [21. Оп. 22. Д. 2319. Л. 179]. Наличие таких же и подобных им негативных явлений отмечали Алтайский краевой, Архангельский, Куйбышевский, Саратовский областной и другие комитеты партии [21. Оп. 43. Л. 13-18; Д. 49. Л. 3, 12, 14. Д. 103. Л. 8; Д. 1048. Л. 59; Д. 1595. Л. 41]. Член Военного совета Ленинградского фронта, секретарь Ленинградских ОК и ГК РКП(б) А.А. Жданов отмечал, что среди местных руководителей «выявились упадники, упавшие духом с первых дней войны, неуверенные в своих силах, колеблющиеся и сомневающиеся во всем и всегда». Одновременно «выявилась группа, которая непрочь отступить перед трудностями, уйти от ответственности, появились, - подчеркивал А.А. Жданов, - и такие руководители, которые могли работать только в комфорта -бельных, мирных условиях». Он же вынужден был признать, что «у нас была пятая колонна, меньше чем могла быть, но она была», а среди жителей города имели место проявления апатии и пессимизма, «психологический шок» [22. Оп. 1. Д. 936. Л. 11].
Разочарование и недовольство проявились, как правило, в узком кругу или в форме соответственно сформулированных вопросов, которые задавались на лекциях и собраниях. Преобладали критические высказывания и размышления, вызванные тревогой и заботой за судьбу Родины и народа, которые в тех условиях расценивались как антисоветские и контрреволюционные. Содержались в них и критические замечания в адрес партии и правительства, а иногда и Сталина [10, с. 501-508; 8, с. 79-80; 21. Оп. 88. Д. 18. Л. 19; Д. 41. Л. 41; 31. Оп. 7. Д. 143. Л. 73; 32. Оп. 37. Д. 123. Л. 131, 134; Оп. 38. Д. 41. Л. 134].
«В то же время ему (Н.К. - Сталину) мы тогда верили безропотно», отмечал репрессированный и освобожденный накануне войны с лагеря на Колыме генерал армии А.В. Горбатов [5, с. 164]. Г.К. Жуков, работавший с Верховным Главнокомандующим на протяжении всей войны, подчеркивал, что «в стратегических вопросах Сталин разбирался с самого начала войны» [24, с. 358]. Другие фронтовики отмечают, что «в то время отношение к Сталину было очень хорошее», «вообще был как что-то светлое», а «некоторые из нас даже к отцу так не относились, как к Сталину» [36. /990/27/1/13/Ьапд.ги; /1060/75/1/4/ 1_апд.ги; /1067/1/1/3/ 1_апд.ги]. «Единственный человек на которого можно положиться, - утверждала бывшая фронтовая
связистка С.С. Проворова. - ... Много было во время войны и трусливости и предательства. Все было. Но мы верили, что он в Москве и он не предаст. Моральная опора очень большая была. Вера в него была очень большая» [36. /2/6/85/ 1_апд.ги].
Быстрое продвижение противника, отступление, массовая эвакуация, страшная угроза порождали элементы растерянности, всевозможные догадки о развитии событий и перспективах войны. Люди стремились понять причины военных неудач, получить ответы на волнующие их вопросы. Летом 1941 г. известия с фронта, их неопределенность, нередко противоречивость и недоговоренность, как отмечали современники событий, «крайне нервировало», «волновало своей неопределенностью, недоговоренностью», вызывало недовольство. «. Скрывать хуже, чем говорить правду, - записал в дневнике один из них. - Ведь наши сводки поселят недоверие, а это хуже всего ... Слова «никаких перемен» - нож острый. «Никаких перемен» - значит произошли большие перемены и завтра появятся новые направления. Мне стыдно, что у нас такие сообщения. Мне больно, что от нас скрывают то, что мы должны знать. Как «никаких перемен», так я расстроен. Для меня теперь сводки - все. Я живу от сводки к сводке, а когда они неладные, то это очень больно, прямо мучительно это переживать». В эти же дни тот же автор пришел к выводу: «У всех полная уверенность, что мы победим. Все живут одной мыслью, одним чувством. Мы победим. В этом никакого сомнения» [10, с. 512-520].
Наивная вера в классовую солидарность трудящихся, державшаяся на идее мировой пролетарской революции и воспитанная усилиями довоенной пропаганды, облегченное изображение противника, неполное, а часто и искаженная характеристика его тела и духа солдат и населения не соответствовали реалиям, развитию военных действий и поведению захватчиков. Незнание подлинной обстановки на фронте и в тылу, противоречивые и ошибочные сообщения и высказывания не способствовали осознанию драматизма ситуации. В первые дни войны люди нередко высказывали надежду на быстрый перелом развития событий, прогнозы о том, что через неделю - две воевать будем на территории противника, а уже «до зимы все будет кончено» [15, с. 17-18].
В определенной мере преодоление самопреувеличения и недо -оценки противника способствовало выступление И.В. Сталина 3 июля 1941 г., в котором признавались огромные территориальные потери нашей страны, содержался призыв понять всю глубину опасности, стремиться избавиться от беспечности и настроений мирного времени. Он призывал бороться с нытиками и трусами, паникерами
и дезертирами, быть самоотверженными и отважными, предупреждал о хитрости и коварстве врага.
Вместе с тем в выступлении на параде Красной армии 7 ноября 1941 г., стремясь ободрить народ, укрепить в нем уверенность в победе, И. Сталин успокаивал, говорил, что «враг не так силен, как кажется», «еще несколько месяцев, еще полгода, может быть годик, - и гитлеровская Германия должна лопнуть под тяжестью своих преступлений», что «немецко-фашистские захватчики стоят перед катастрофой» [29, с. 36].
В экстремальной обстановке 1941 г. неоправданный оптимизм, часто излишне бодряческий тон заявлений были призваны не толь -ко закамуфлировать ошибки и просчеты руководства, но и, как думается, в первую очередь способствовать преодолению растерянности, ослаблению морально-психологических потрясений, укреплению духа народа.
В дальнейшем с укреплений позиций Красной армии на фронтах и положения в советском тылу уровень объективности в официальных заявлениях и содержании агитационно-пропагандистской работы возрастает.
Половина опрошенных ветеранов Великой Отечественной войны отметили, что переход в их сознание от надежды и уверенности в быстрой победе «малой кровью» к осознанию необходимости личного вклада и максимальной личной ответственности за судьбу Родины произошел в первые месяцы войны, к сентябрю 1941 г. Свыше трети респондентов считает, что это процесс трансформации их сознания продолжался до осени 1942 г. В то же время подавляющее большинство (97,5 %) участников опроса считают, что важнейшей предпосылкой дальнейшего перелома хода военных действий являлось чувство личной ответственности каждого за судьбы Отечества, их патриотизм и непоколебимая вера в победу. Появление же новой техники и помощь союзников в качестве важнейших условий даль -нейшего перелома хода военных действий назвали лишь по 1,25 % опрошенных респондентов.
Главные истоки духовной стойкости советских людей 41,3 % опрошенных ветеранов объясняют собственной причастностью к строительству нового общества, 28,7 % - исторически сложившейся непримиримостью россиян к иноземному господству, 17,5 % - активной пропагандой героических традиций и примеров из русской истории и 12,5 % - идейной убежденностью [3].
В период тяжелых испытаний особое значение приобрело состояние народного сознания. Исход войны во многом зависел от духовных сил сражающейся армии и тех, кто в тяжелых условиях жил
и напряженно трудился в тылу, выращивал хлеб, производил вооружение, боеприпасы и снаряжение - все необходимое для достижений победы.
Сложна и многомерна картина общественного сознания начального периода войны. Общая цель объединяла и сплачивала народ, формировала единую и общепризнанную, за небольшим исключением, всеми его слоями доминанту общественного сознания, выраженную в лозунге: «Все для фронта, все для Победы!», который во многом сблизил настроения в обществе. В то же время вследствие воздействия разнообразных, противоречивых факторов и условий при общей единой направленности массового сознания тотального единства и единомыслия духовно-психологической сфе -ры не могло быть. Личное и групповое мировосприятие и оценка, процесс осознания нередко существенно отличались от официальных заявлений и установок. Анализ документов приводит к выводу о том, что факторы материального характера, напряженный труд на пределе физических возможностей, морально-психологическое и идейное давление противника оказывали на него меньшее воздействие по сравнению с другими.
Издержки официальной информации о положении на фронтах, ее задержки, неполнота и неконкретность, расхождение между декларируемым и реальным ходом событий оказывали более сильное влияние на мнения и настроения людей. В массовом сознании людей трудно переосмысливались устоявшиеся политические и идео -логические стереотипы, опровергнутые развитием событий.
В экстремальных условиях начального периода войны наблюдался рост критических настроений снизу, преодоление единомыслия и всеобщего безгласия. Имевшие место критические, даже негативные с позиции системы, господствовавшей идеологии и руководства страны индивидуальные и групповые высказывания, мнения и настроения, не совпадавшие с официальной точкой зрения оценки, порождались различными причинами. В то же время многочисленные факты свободомыслия критического и даже негативного отношения к тем или иным сторонам и действиям властей не обесценивают и не отменяют патриотизм, массовый героизм, самоотверженность и единение народа. Наоборот, они подтверждают сознательный характер патриотических устремлений во спасение Отечества, жизни и будущего народа.
Чувство личной ответственности за судьбу Родины, патриотизм и вера в победу, проявившиеся уже в первые месяцы войны, несмотря на потрясения и трагизм этого периода, стали важнейшим условием и предпосылкой дальнейшего хода военных действий.
Эти чувства и настроения, сознание советских людей в целом характеризовались как чертами, привнесенными чрезвычайными обстоятельствами, так и теми ментальными доминантами, которые были сформированы ранее, а также специальными, целенаправленными усилиями партийно-государственной системы периода войны.
Список литературы
1. Анисков В.Т. Крестьянство против фашизма 1941-1945. История и психология подвига. - М.,2003.
2. Артемьев А. Народ и режим в Отечественную войну // Посев. - 1991. -
№ 3.
3. Архив кафедры истории ЛГУ им. А.С. Пушкина.
4. Великая Отечественная война. 1941-1945: энцикл. - М.: Сов. энцикл., 1985.
5. Горбатов А.В. Годы и войны. - М.: Воениздат, 1980.
6. Данилов В.Н. Советское государство в Великой Отечественной войне: феномен чрезвычайных органов власти 1941-1945 гг. - Саратов, 2002.
7. Делаграмматик М. Военные трибуналы за работой // Новый мир. -1997. - № 12.
8. Дзенискевич А. Р. Фронт у заводских стен. Малоизученные проблемы обороны Ленинграда. 1941-1945. - СПб., 1998.
9. Долматовский Е. Зеленая драма. 3-е изд. - М., Политиздат, 1989.
10. Забвению не подлежит. 1941-1945. Страницы Нижегородской истории. - Кн. 3. - Н.Н., 1995.
11. Зима В.Ф. Менталитет народов России в войне. 1941-1945 гг. - М.: НРН РАН, 2000.
12. Изв. ЦК КПСС. - 1990. - № 6.
13. Источник. - 1995. - № 3.
14. Кондакова Н.И. Война, государство, общество. 1941-1945. - М., 2002.
15. Кулагин Г.Л. Дневник и память. - Л.: Лениздат, 1978.
16. Новая и новейшая история. - 1994. - № 3.
17. Пушкарев Б.С. О войне 1941-1945 гг. // Посев. - 1995. - № 3.
18. Пыхалов И. Великая оболганная война. - М.: Яуза. Эксмо, 2005.
19. Ржевская Е.М. Геббельс: портрет на фоне дневника. - М.: Аст-пресс книга, 2004.
20. Россия и СССР в войнах ХХ века: стат. исслед. - М., 2001.
21. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17.
22. РГАСПИ. Ф. 77.
23. Сенявская Е.С. 1941-1945. Фронтовое поколение. - М., 1955.
24. Симонов К. Глазами человека моего поколения. - М., 1988.
25. Симонов К. Письма о войне. 1943-1979. - М.: Сов. писатель, 1990.
26. Синицин А.М. Всенародный характер Великой Отечественной войны. - М.: Знание, 1985.
27. Сомов В.А. Потому что была война... Внеэкономические факторы трудовой мотивации в годы Великой Отечественной войны (1941-1945). -Н. Новгород, 2008.
28. Социологические исследования. - 2005.
29. Сталин И.В. О Великой Отечественной войне Советского Союза. - М.: Крафт, 2002.
30. Точенов С.В. Волнения и забастовки на текстильных предприятиях Ивановской области в 1941-1942 гг. // Вестн. Ивановс. гос. ун-та. Сер. «История. Философия. Педагогика. Психология». - 2004. - Вып. 4. - С. 16-27.
31. ЦДНИГО. Ф. 288.
32. ЦХДООСО. Ф. 4.
33. Черчилль У. Вторая мировая война. - Т. 2. Великий Союз. - М.: Воен-издат, 1992.
34. Якушевский А.С. Арсенал Победы // Великая Отечественная война 1941-1945. Военно-исторические очерки. Кн. 4. Народ и война. - М., 1999.
35. http:):remember. ru/content/category.
36. http:):remember. ru/content/view.