CC BY
51
УДК 94(438).081
И. К. Ким
ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИМ РЕЗОНАНС ЗАКЛЮЧЕНИЯ В БРЕСТСКОЙ ВОЕННОЙ ТЮРЬМЕ ДЕЯТЕЛЕЙ ПОЛЬСКОЙ ОППОЗИЦИИ В 1930 г.
Статья посвящена реакции политических сил и общества Польши на арест и заключение в военной тюрьме в Бресте на период предвыборной кампании в парламент 1930 г. видных политиков польской оппозиции, а также на отношение к заключенным в тюрьме.
Источниками исследования стали неопубликованные документы польских архивов и другие материалы.
Ключевые слова: история Польши, парламентские выборы, политическая борьба, политические партии, режим санации.
I. K. Kim
SOCIAL AND POLITICAL REACTION TO POLISH OPPOSITION FIGURES' IMPRISONMENT IN A MILITARY PRISON IN BREST IN 1930
The article studies the reaction of Polish political forces and society as regards Polish opposition prominent politicians' imprisonment in a military prison in Brest during the parliamentary election company in 1930, as well as the attitude to the prisoners in prison. Non-published documents
1930 год был решающим в противоборстве в Польше санации, пришедшей к власти в результате майского переворота 1926 г. и оппозиции, основными партиями которой были правонационалистическое Стронництво народове (СН), центристские Польское стронництво христианской демократии (ПСХД) и Национальная рабочая партия (НПР), а также людовский (крестьянский) «Пяст», левые лю-довские «Вызволене» и Стронництво хлопске (СХ), а также Польская социалистическая партия (ППС). Особой остроты это соперничество должно было достичь во время предвыборной кампании в парламент осенью 1930 г. Однако в самом начале этой кампании был арестован ряд ведущих деятелей оппозиции, преимущественно представлявших предвыборный блок Центролев, объединивший пять левых и центристских партий (кроме ПСХД).
Статья посвящена реакции политических сил и общества Польши на арест и заключение в военной тюрьме в Бресте на период предвыборной кампании в парламент видных политиков польской оппозиции, а также на отношение к заключенным в тюрьме. Источ-
of Polish archives and other materials are referred to as the sources of the study.
Key words: history of Polish parliamentary elections, political struggle, political parties, sanitation regime.
никами исследования стали неопубликованные документы польских архивов (Архив новых актов, Государственный архив Варшавы), а также материалы информационного бюллетеня агентства ВИП, прессы, сборника документов «Брестское дело» и некоторые другие публикации.
11 сентября было опубликовано официальное сообщение, в котором говорилось, что «органы безопасности зарегистрировали ряд преступлений как уголовной природы, так и политического характера, совершенных бывшими депутатами Сейма», из-за иммунитета которых судебные действия в отношении них были «невозможны или же постоянно затруднены». Поэтому после роспуска Сейма 10 сентября был задержан ряд бывших депутатов, совершивших «преступления как уголовной природы (кражи, мошенничество, присвоение и т. п.), так и политической природы (стрельба в полицию, призывы к насилию и неповиновению властям, антигосударственные выступления и т. п.)». 13 сентября в официальном сообщении назывались имена задержанных: К. Попель (НПР), В. Витос, В. Керник («Пяст»),
К. Багиньский, Ю.Путек («Вызволене»), А. Савицкий (СХ), Н. Барлицкий, А. Целкош, С. Дюбуа, Х. Либерман, М. Мастек, А. Прагер (ППС), представлявших партии Центролева, а также один представитель санационного Беспартийного блока сотрудничества с правительством (ББВР) и пять украинцев, в отношении которых следственный судья применил арест [6, 11, 13 wrzesn¡a]. К ним добавились не связанные с Центролевом А. Дембский и Я. Квятковский (СН), а после роспуска Силез-ского сейма и его депутат В. Корфанты (ПСХД) [6, 27 wrzesn¡a]. Арестованные были переправлены в специальный отдел военной следственной тюрьмы № IX в Брестской крепости.
До освобождения заключенных в конце ноября власти в максимально возможной степени стремились исключить распространение сведений о действительном положении заключенных в тюрьме, отношении к ним тюремного персонала. К ним не допускались ни родственники, ни адвокаты. Проправительственная пресса в успокоительном тоне сообщала о положении брестских узников. Проводивший следствие судья Демант 13 ноября в «Экспрессе поранном» утверждал, что состояние здоровья заключенных удовлетворительное, в частности, у Либермана «вполне хорошее», все пожелания заключенных выполняются и у них все есть. При этом судья знал, например, от Либермана на допросах «об «обысках» в казематах, об избиениях и истязаниях заключенных», о «жестоких и нечеловеческих муках» [7, б. 316-317].
В период пребывания оппозиционеров в тюрьме протесты вызывал сам факт ареста, его незаконность. 10-11 сентября протесты опубликовали печатные органы ППС, СН, ПСХД, которые были конфискованы властями. В связи с задержанием своих членов (Керника, Либермана, Дембского и Пра-гера) с протестом в адрес министра юстиции С. Цара выступила адвокатская рада Варшавы. Указывалось на нарушение конституционного «принципа гражданских свобод», арест квалифицировался как «акт беззакония и насилия административных властей над гражданами Республики», требовалось освободить задержанных. Вскоре Верховная адвокатская рада в резолюции, перечислив ряд процессуальных нарушений (арест «полицейскими органами без ссылки на постановление суда», помещение арестованных в военную тюрьму), обра-
тилась к министру с предложением перевести адвокатов в соответствующую тюрьму, ускорить следственные действия и выпустить их на свободу [11, пг36/165, б. 333-334]. В негативном контексте «похищение и заключение в крепости б[ывших] депутатов» упомянул маршал (председатель) распущенного Сейма И. Дашиньский (ППС) в обращении к президенту И. Мосьцицкому [2, zesp. 62, Бу§п. 83, к. 7].
Реакцией оппозиционных партий на аресты были растерянность и опасение новых репрессий. «Политические круги, - говорилось в сентябрьском отчете МВД, - были удивлены арестом и заключением в Бресте» бывших членов парламента [2, zesp. 106, cz. 1, Бу§п.19, б. 5]. Сообщение комиссара правительства в Варшаве отмечало, что настроение в Сейме и клубах (фракциях) оппозиционных партий 10 сентября было «настолько тревожным и нервным, что непонятно как в тех условиях каждый старался связать опасение о своей собственной судьбе с опасностью, грозящей Республике» [3, к. 318].
В резолюции руководства СН арест его членов назывался «ярким насилием административных властей», который представляет собой «начало предвыборного террора», цель которого - сделать невозможным нации выразить свою волю. Высказывалась уверенность в том, что никаким насилием не удастся сломить воли польского общества [11, пг36/165, б. 343]. Однако в сообщении комиссара правительства в Варшаве говорилось, что аресты вызвали в СН «огромную подавленность» [3, к. 307]. ПСХД приняло резолюцию, осуждающую правительство за арест и выражающую убеждение, что это должно иметь следствием «немедленную реакцию оппозиционных партий акцией, выражающуюся в сближении партий на предвыборной платформе», в частности ПСХД с СН [3, к. 308-309]. «Это действие углубляет у нас всех убеждение о необходимости объединения всех наших сил в защите справедливости и закона. На выборах каждый отдаст голос за Войцеха Корфанты... Сотни тысячи наших голосов пусть будут ответом нашим врагам» [11, пг39/168, к. 365], -призывало силезское ПСХД. Оно выступило с партиями Центролева НПР и ППС с обращением к избирателям, заявив, что «отняли голос у ваших защитников, которые тридцать лет боролись за польскость Силезии и о вашу долю, противостояли немецкому насилию»,
и призвав к забастовке протеста [11, пг39/168, к. 367], что не получило широкого отклика. На рубеже сентября - октября отчет МВД констатировал: в Силезском ПСХД «по-прежнему господствовала растерянность по поводу ареста б[ывшего] депутата Корфанты» [2, 2еБр.106, С2. 1, Бу§п. 19, к. 16].
Аресты серьезно повлияли на деятельность Центролева. «Внутри партий Цен-тролева дала себя заметить растерянность и опасение перед последствиями их выступлений, что в значительной степени ослабило пульс подготовки к манифестации, созванной на 14 IX т. г.» [2, 2еБр. 106, С2. 1, Бу§п.19, к. 5], - сообщалось в отчете МВД. В инструкции Центролева от 19 сентября рекомендовались меры на случай новых репрессий: окружные избирательные комитеты блока должны были подготовить «заранее согласованных заместителей отдельных делегатов партий», создать сеть «временных предвыборных квартир» [2, 2еБр. 9, Бу§п. 878, к. 9-10]. В сообщении комиссара правительства в Варшаве приводились высказывания депутатов: «Цен-тролев встретит несомненные трудности, но это его не сломит и не согнет. Сейчас мы видим, что Центролев был необходимостью, и сегодня консолидация Центролева намного более сильная, чем была еще вчера»; «Правительство уже все сделало за нас» [3, к. 318].
Арест лидера НПР Попеля «вызвал растерянность и ряд протестов, которые, однако, прозвучали без отклика», - сообщалось в отчете МВД. В «Пясте» арест Витоса и Кер-ника «ввел руководящие круги партии в состояние большой дезориентации и волнения», причину которого отчет МВД усматривал, в частности, в том, что «арестованные были в большинстве весьма активными деятелями Центролева и их арест затормозил ход его организационно-предвыборных работ» [2, 2еБр. 106, С2. 1, Бу§п. 19, к. 8]. «Пяст» предлагал Центро-леву «оказать давление на власти в направлении освобождения б[ывших] депутатов, входящих в состав Центролева», в частности, посредством радикальной резолюции блока, а также воздержании от поставки продовольствия в города в течение трех дней [3, к. 309]. В «Вызволене», по сообщению отчета МВД, арест «вызвал возмущение, но одновременно растерянность партийных деятелей», но предполагалось, что аресты «будут способствовать укреплению связей Центролева». В СХ
аресты «вызвали достаточно серьезную растерянность в партии, особенно среди б[ывших] депутатов и кандидатов в депутатов», сторонники же партии комментировали их даже как «правильное наказание за преступления или же как наказание со стороны Маршала за невыполнение обещаний, сделанных депутатами своим избирателям» [2, 2еБр. 106, С2. 1, Бу§п. 19, к. 9-10,18-19].
Арест бывших депутатов вызвал растерянность в ППС. «В первый момент руководство партии не знало, как на это обстоятельство реагировать. В столице ограничились оглашением обращения на страницах «Ро-ботника» и демонстрацией мелкой группы рабочих; в провинции лишь в Тарнуве дошло до серьезной демонстрации, которую, однако, полиция ликвидировала» [2, 2еБр. 106, С2.1, Бу§п.19, к. 11-12], - сообщалось в отчете МВД. «Аресты деятелей Центролева свалились совершенно внезапно и удивили даже достаточно далеко продвинутых в партийной политике деятелей. В целом рассчитывалось на более мягкий курс в период выборов», -говорилось в сообщении комиссара правительства в Варшаве. В столичной организации ППС аресты вызвали замешательство, а ЦИК заседал тайно на частной квартире [3, к. 309-310]. Итоговый отчет МВД о выборах в Варшаве констатировал, что партия оказалась «в состоянии безвластия», ее члены отстранились от активной деятельности. В результате в столице партия «ограничила свою предвыборную деятельность до минимума» [2, 2еБр. 9, Бу§п. 864, к. 34]. Пресса ППС утверждала, что «выборы в Сейм и Сенат в ноябре 1930 г. не будут выборами «нормальными», ...маленькое слово «Брест» нависло сегодня над всей польской жизнью»; «Брест» сковал нас в одну цепь» [11, пг37/166, к. 350-351].
Аресты на некоторое время отвлекли внимание оппозиции от предвыборной кампании. «После последних шагов Правительства интерес к выборам частично уменьшился. С 10 сентября т. г. ни одна оппозиционная партия не занимается вопросами выборов в Сейм. Все были под впечатлением совершенных арестов и думали о дальнейших возможностях» [3, к. 347], - констатировало сообщение комиссара правительства в Варшаве. Большую часть предвыборного периода активность СН по данным МВД была незначительной: в первую половину сентября были проведены лишь
3 митинга, а за неделю до парламентских выборов СН - 161 [2, zesp. 106, cz. 1, Бу§п. 19, к. 4,44]. Всего с 12 октября по 15 ноября партия организовала 744 митинга при участии 1 07 тыс. человек, что резко контрастировало с более чем 9 тыс. митингов ББВР и 2 млн участников в них [5, б. 126]. По данным МВД, до начала ноября активность ПСХД по организации митингов проявлялась в Силезском воеводстве, и лишь за неделю до выборов партия проявила себя в общепольском масштабе, организовав 47 митингов (в Силезском воеводстве 23) [2, zesp. 106, cz. 1, Бу§п. 19, к. 45]. Наибольшей активностью среди оппозиционных сил в период предвыборной кампании отличался Центролев, ведущая роль в котором принадлежала ППС. Центролев в период с 12 октября до 15 ноября провел 965 митингов, в которых приняло участие 107 тыс. человек, что по количеству митингов было на порядок меньше, а по числу участников - почти в двадцать раз меньшим, чем у ББВР [5, б. 126].
Аресты оказали влияние на манифестации Центролева 14 сентября, которые были запланированы еще до объявления выборов и арестов. «Растерянность и опасения, которые господствовали в лагере ППС после арестов, повлияли на достаточно хаотическое ведение кампании съездов (на 14 IX т. г.)» [2, zesp. 106, cz. 1, Бу§п. 19, к. 11], - утверждалось в отчете МВД. К лозунгам борьбы за демократию и против диктатуры Пилсудского организаторы добавили требование освобождения арестованных. На манифестациях в городах Польши тема ареста лидеров оппозиции стала одной из основных. «Немедленное освобождение арестованных лидеров польской демократии» [3, к. 360-363] стало требованием резолюции, принятой по итогам манифестации в Варшаве. Аресты уменьшили количество участников манифестации 14 сентября: в Варшаве по разным источникам на ней присутствовали от 1,5 до 4 тыс. человек, в Катовице в митинге участвовали 3 тыс. человек, в Тарнуве - 4 тыс. [6, 15 pazdz¡ern¡ka; 3, к. 359; 4, б. 226; 2, zesp. 106, cz. 1, Бу§п. 19, к. 8].
Вне блока активность партий Центролева была невысокой. НПР до конца октября организовала всего 1 митинг, а в начале ноября сообщение МВД информировало: «Самостоятельной деятельности Национальная рабочая партия почти совсем не проявила». «Пяст» в первой половине сентября органи-
зовал 5 митингов, на рубеже сентября - октября 2 и еще 31 в начале ноября. «Вызволене» организовало 3 митинга в первой половине сентября и 6 в начале ноября. СХ в первой половине сентября провело 5 митингов, на рубеже сентября - октября 2 и еще 9 в начале ноября [2, zesp. 106, cz. 1, Бу§п. 19, к. 7-10, 17-19, 27-29, 46-47].
Репрессии и невысокая предвыборная активность оппозиции повлияли на результаты парламентских выборов. На выборах в Сейм проправительственный ББВР набрал 46,7 % голосов и получил абсолютное большинство мест - 247 из 444 (на выборах 1928 года было 125). Центролев имел 17,3 % голосов и 72 мандата (ранее партии Центролева без «Пяста» имели 141), СН соответственно 12,7 % и 62 мандата (ранее 38), а ПСХД - 3,7 % и 15 мандатов (ранее вместе с «Пястом» 34). На выборах в Сенат ББВР получил 54,6 % голосов и также абсолютное большинство мест -74 из 111 [8, 1930, б. 137; 1931, б. 135-136].
Освобождение заключенных в конце ноября дало импульс к росту протестов против их ареста. Бывшие заключенные сделали достоянием общественности отношение к ним в тюрьме, а внешний вид и состояние здоровья некоторых из них были доказательством их свидетельств. Это вызвало потрясение в польском обществе, и с этого времени акцент в протестах был перенесен с противоправности ареста на отношение к заключенным в тюрьме. Инициировали новую волну протестов оппозиционные партии в новоизбранном Сейме. На первом его заседании в декабре 1930 года при выборе его маршала в 107 бюллетенях, которые были признаны недействительными, было написано слово «Брест» [1, б. 211]. Первый запрос об отношении к узникам 10 декабря внес парламентский клуб СН, другой от 16 декабря - клубы партий Центролева.
В запросе левых и центристских партий арест без решения суда на основании распоряжения министра внутренних дел без даты и без указания оснований ареста назывался «ярким нарушением закона со стороны тогдашнего правительства». Арестованные «были незаконно посажены в военную тюрьму в Бресте над Бугом, подчиняющуюся военным властям . несмотря на то, что все они были лицами гражданскими и все они были привлечены к ответственности на основании распоряжения гражданских властей». В запросе
впервые представлялся масштаб беззаконий и издевательств над заключенными в Бресте. Их перевозила «полиция и военная жандармерия в закрытом транспорте в неизвестном для них направлении», и вся дорога «проходила среди оскорблений и угроз в адрес арестованных». По пути был жестоко избит конвоирами Ли-берман. К арестованным был применен «наиболее жесткий военный режим, не применявшийся до сих пор даже для дезертиров», за нарушение которого к узникам применялись «нечеловеческие дисциплинарные наказания». Заключенными проводились так называемые «административно-хозяйственные работы», в частности, бывший премьер Витос, адвокат Либерман, профессор Прагер и другие «использовались для чистки тряпкой или веником, а тем самым почти голыми руками, отхожих мест, для мытья полов и коридоров под надзором солдат до такого уровня, что не привыкшие к таким работам они просто теряли сознание». Либерман во время работ пережил сердечный приступ. Самым тяжелым для арестованных были физические и моральные издевательства, далеко выходящие за пределы регламента. Среди беззаконий, связанных с физическим насилием, в запросе подробно описывалось избиение Попеля, указывалось на подобные действия в отношении Багинь-ского, Корфанты, Путека и Барлицкого. Среди моральных пыток назывались угрозы смерти арестованных, инсценировки расстрелов. Приводились высказывания коменданта тюрьмы Костек-Бернацкого в адрес заключенных: «Вы оскорбили моего вышестоящего, так будто вы оскорбили меня самого, я мог бы приказать вас тут у стенки расстрелять и никто бы мне слова не сказал»; «.все арестованные зависят от приказа маршала Пилсудского и только приказ маршала Пилсудского решит их судьбу» [9, б. 33-38].
В развернувшейся в Сейме дискуссии над запросами оппозиции клуб ББВР выступил против того, чтобы считать их срочными, а один из ближайших соратников Пилсудского Т. Голувко уверял, что «в Бресте злоупотреблений не было» [5, б. 139]. В результате за срочность запроса СН голосовало 147 депутатов, против 208. Таким же был результат голосования по срочности запроса левых и центристских партий: 146 - за и 211 - против. Примечательно, что часть депутатов ББВР не голосовала против [10, б. 539].
26 января 1931 г. обсуждению брестского дела было посвящено заседание Сейма, продолжавшееся почти 14 часов. На нем с нападками на оппозицию и особенно на Центро-лев обрушился премьер Славек: «Вы сейчас поднимаете большой шум о Бресте. Почему арестованные ваши люди были посажены, минуя якобы некоторые процедурные правила в Бресте? Для того чтобы у вас не было искушения выслать ваши боевые группы отбить заключенных». Премьер безапелляционно заявил: «Я изучил дело и утверждаю, что садизма и издевательств не было. Но и там, как в любой тюрьме, к послушанию должно быть в случае сопротивления принуждаться силой» [5, б. 153-154]. Имея большинство в Сейме, ББВР провел выгодное для себе решение по вопросу о брестском деле, против чего, кроме оппозиции, выступили четыре представителя его клуба, включая Кжижановского, отказавшиеся от мандатов. Не было принято предложение левых и центристских партий на заседании 29 января о создании комиссии Сейма по расследованию отношения к узникам в Бресте.
Позиция правящего лагеря в отношении Бреста соответствовала директивам Пилсудского. Он на совещании у президента 18 ноября дал указание, что «в случае, если бы речь зашла о предвыборных репрессиях, либо о Бресте, сохранять полное спокойствие». Следуя этим указаниям на совещании ведущих деятелей санации уже без Пилсудского 10 декабря было решено, что «если оппозиция внесла бы предложение о дополнении повестки дня срочным запросом по делу Бреста, то дополнение повестки дня будет отвергнуто большинством ББ[ВР]». Тем не менее, даже в руководстве клуба ББВР ряд его представителей считали, что, голосуя против срочности запроса, «мы подвергаем себя обвинению в опасении выяснения дела» [10, б. 528, 533, 538-539].
18 декабря В. Славек, ставший премьером вместо отправившегося на длительный отдых на Мадейру Пилсудского, на совещании заявил, что брестское дело «волнует сегодня интеллигентские слои, и это проявление не следует считать как очень постоянное. Оно может, однако, принести определенные неблагоприятные побочные следствия, а также некоторое замешательство в Клубе ББ, определенное обращение общественного мнения на офицеров, которые несли службу в
Бресте». Предлагалось пока «сохранить абсолютное молчание со стороны правительства, .подождать до начала января, как сложится общественное мнение, и лишь после этого решать нужно ли давать ответ на запрос или обойти его молчанием». Пока же рекомендовалось отрядить для публичных выступлений пропагандистов и устроить пресс-конференцию, чтобы «сориентировать прессу в том направлении, что была война, и у войны должны быть свои крайности, и мы не обязаны никому обещать, что в случае дальнейшей войны к таким жестким средствам мы не будем прибегать». Эта позиция была одобрена всеми участниками совещания [5, б. 145-147].
Несмотря на цензуру и пропаганду санации, на рубеже 1930-1931 гг. проблема отношения к брестским узникам приобретала растущее резонансное звучание в польском общественном мнении за пределами Сейма. Первый коллективный протест имел место 10 декабря по инициативе профессора Ягел-лонского университета в Кракове С. Кота: 45 профессоров этого университета направили депутату Сейма профессору Кжижановскому открытое письмо, которое было опубликовано в прессе. В нем дело брестских узников было названо «самым опасным явлением» из всех событий последних лет, подрывающим «моральные основы общественной политической жизни Польши и посредством этого угрожают развитию, а в дальнейших последствиях даже существованию польского государства. ... Брест позорит имя Польши в Европе. Брест вводит разложение и гниль в польскую жизнь» [9, б. 39]. Протест профессуры Львовского политехнического института был направлен в адрес их коллеги, президента Мосьцицко-го. Протесты шли от профессуры и студентов других университетов, адвокатских рад, объединений врачей, представителей творческой интеллигенции, среди которых были видные литераторы А. Струг, З. Налковская, М. Домбровская, А. Слонимский, Ю. Тувим, Т. Бой-Желеньский.
В правящем лагере брестские события не были восприняты однозначно положительно. К президенту Мосьцицкому обращались по этому поводу много людей, из-за чего он «сам оставался под неприятным впечатлением», ему пришлось успокаивать многих, которые, по его признанию, «подавленные произошедшими событиями, искали у меня
поддержки» [1, б. 216]. Министр В. Станевич в частной беседе возмущался заявлением Го-лувко об отсутствии нарушений закона в Бресте [5, б. 139]. Негативную оценку отношения к брестским заключенным дали отдельные новоизбранные депутаты от ББВР, включая профессора Кжижановского. Критическую позицию заняли некоторые санационные печатные органы, в частности, консервативный «Час» и левый «Пшелом».
«Брест» имел отклики и за рубежом. Либерман писал: после освобождения узнал, что «в Вене, где населению с австрийских времен я был известен, проходили многочисленные митинги протеста, на которых меня называли «второй Маттеоти» [7, б. 297]. Социалистический Интернационал на нескольких языках издал брошюру с текстом депутатского запроса от 16 декабря и вступлением, написанным председателем Социнтерна Э. Вандервельде.
10 бывших брестских узников, представлявших ППС и крестьянские партии (Либерман, Дюбуа, Мастек, Прагер, Целкош, Багиньский, Путек, Савицкий, Витос, Кер-ник), были привлечены к суду. Он приговорил 9 обвиняемых к тюремному заключению на срок от 1,5 до 3 лет, а Савицкого оправдал. 31 октября 1939 г. в эмиграции в Париже новые президент Польши В. Рачкевич и премьер В. Сикорский амнистировали всех осужденных, вернув им гражданские и прочие права [9, б. 399-400].
Против ареста и пребывания в Бресте известных политиков до их освобождения в основном протестовала оппозиция, и предметом протестов была незаконность ареста и заключения в военную тюрьму гражданских лиц. После освобождения арестованных наибольшее возмущение вызывало противозаконное отношение к ним в тюрьме, моральные и физические издевательства над ними. Теперь протестовала не только оппозиция, но и польская общественность, отдельные представители правящего лагеря. Крайне отрицательно общественным мнением воспринималось то, что поляки страдали от действий поляков, и особенно то, что насилие исходило со стороны офицеров, которых окружал ореол благородства. Болезненно прежде всего оппозицией воспринималось нарушения закона в отношении видных политических и государственных деятелей.
Литература
1. Ajnenkiel A. Polska po przewrocie majowym. Warszawa: Wiedza Powszechna, 1980. 724 s.
2. Archiwum Akt Nowych.
3. Archiwum Panstwowe miasta stolecznego Warszawy. Zesp. 72\1\0. Sygn. 349.
4. Czubinski A. Centrolew: ksztaltowanie siç i rozwyj demokratycznej antysanacyjnej w Polsce w latach 1926-1930. Warszawa: Wydawnictwo Poznanskie, 1963. 340 s.
5. Garlicki A. Piçkne lata trzydzieste. Warszawa: Pryszynski i S-ka, 2008. 285 s.
6. Gazeta Polska. 1930.
7. Lieberman H. Pamiçtniki. Warszawa: Wydaw. Sejmowe: Kancelaria Sejmu, 1996. 446 s.
8. Maly Rocznik Statystyczny. Warszawa: Glywny Urz^d Statystyczny.
9. Sprawa Brzeska. Dokumenty i materially. Warszawa: Ksi^zka i Wiedza, 1987. 409 s.
10. Switalski K. Diariusz. 1919-1935. Warszawa: Czytelnik, 1992. 836 s.
11. WIP. Wszystkie stronnictwa.1930.
УДК 94 (470+571) «18»
Ю. Ю. Клычников
ИСТОРИКО-АРХЕОЛОГИЧЕСКОЕ ИЗУЧЕНИЕ СЕВЕРО-ЗАПАДНОГО КАВКАЗА В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX в. (ПО МАТЕРИАЛАМ ГОСУДАРСТВЕННОГО АРХИВА КРАСНОДАРСКОГО КРАЯ)
В статье идет речь об особенностях изучения археологических древностей, проводившегося на Северо-Западном Кавказе в первой половине XIX века. Показаны шаги имперской администрации, направленные на поиск, изучение и сохранение артефактов. Раскры-
ваются трудности, с которыми пришлось столкнуться в процессе исследования. Дана оценка полученным в итоге результатам.
Ключевые слова: археология, раскопки, артефакты, античность, курганы, музей, древности.
U. U. Klychnikov
THE HISTORICAL AND ARCHEOLOGICAL EXPLORATION OF THE NORTH-WESTERN CAUCASUS IN THE FIRST HALF OF THE XIX CENTURY (ACCORDING TO THE MATERIALS OF KRASNODAR STATE ARCHIVES)
The article studies the features of archeological antiquities exploration carried out in the North-Western Caucasus in the first half of the XIX century. The article shows actions of the imperial administration directed to search, exploration and preservation of artifacts. It
Интерес к историческому наследию Северного Кавказа являлся одной из сторон многогранного процесса его вхождения в культурное пространство империи, и даже перипетии вооруженного противостояния не могли помешать этому процессу [15; 20; 21; 14; 16]. Изучение и демонстрация обнаруженных здесь античных древностей должны
discovers the difficulties which took place in the process of work. The final results have been estimated.
Key words: archeology, excavations, artifacts, antiquity, burial-mounds, museum, antiquities.
были доказать сопричастность Российского государства к истокам европейской культуры, свидетельствовать о нынешней мощи страны, которая таким образом позиционировала себя наследницей славы некогда великих цивилизаций. Многочисленные артефакты, связанные с жизнью существовавших на Черноморском побережье Кавказа и в Приазовье
